Текст книги "Ворохом старых фотографий (СИ)"

Автор книги: Кошka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Что случилось? – раздраженно поинтересовалась она.

Ягун выглядел растерянным и больше походил на мальчишку, у которого отобрали конфету. Он не ожидал подобной подставы от директора.

– Мамочка моя бабуся… Чума воскресла. Она объявила нам войну.

Прошлое нужно помнить, но им нельзя жить.

Неизвестный автор

…Таня горько усмехнулась, а после и вовсе захохотала, утирая выступившие слезы мантией, грозившей улететь далеко и от нее самой, и от острова под этими сильными и отчаянными порывами ветра. Наверное, это была истерика – сильно припозднившаяся, ибо война кончилась год назад, и время, согласно все пословицам, должно было вылечить и заживить раны. Оно и правда заживило, но только качалось это ран телесных, а душа продолжала болеть до сих пор, раз за разом вспоминая произошедшее. Кошмары до сих пор преследовали малютку Гроттер, и она не знала, куда от них деться.

Зачем она сюда прилетела? Чтобы вновь почувствовать всю боль, чтобы сердце вновь разрывалось, раскалывалось на кусочки, ощущая всю глубину своей потери? Она уже давно не спала по ночам, словно этот сумрак мог принести ей только плохое, всегда зажигала свет, а дремала лишь днем, закрыв глаза на несколько часов. Здесь, в Тибидохсе, было еще хуже. Тогда зачем, зачем она прилетела?

Гроттер не могла ответить на этот вопрос. Наверное, все же для того, чтобы помнить случившееся. Рубцы никогда не заживут, да и не нужно это – нужно помнить о друзьях, о событиях годовой давности, нужно, чтобы все остальные помнили.

Воспоминания вновь закружились вокруг нее…

…Вдоль стен в кадках из красного дерева,

украшенных мелкими бриллиантиками, росли

диковинные пальмы. В прозрачных стеклянных

колоннах плавали яркие тропические рыбы. Возле

стола Сарданапала, представлявшего сильно

уменьшенную копию футбольного поля, стояла

клетка, полная волшебных книг…

Дмитрий Емец «Таня Гроттер и магический контрабас»

Кабинет Сарданапал не изменился. Все так же бушевали в клетках книги по черной магии, стремясь вырваться наружу. Они возмущенно шелестели страницами и скалили свои зубы, но хозяин кабинета настолько привык к этому звуку, что не обращал на них никакого внимания. Таня огляделась, замечая, что эта комната единственная осталась самой собой, словно ничего не было: никаких бед – ни возрождения Чумы, ни приближающейся войны. Девушка опустилась в одно из кресел, наблюдая за пожизненно-посмертным директором Тибидохса и ожидая, что тот скажет.

– Танюша, – наконец вздохнул академик. – Если бы ты знала, как тяжело мне это говорить.

– Если вы о Чуме, – прервала его Гроттер, – то я уже все знаю. Ягун рассказал.

– Все?

Таня пожала плечами.

– Я не знаю, что вы подразумеваете под этими словами. Я знаю, что Чума возродилась – правда, не представляю, как она сделала, знаю, что она собрала вокруг себя нежить, что она вновь двинулась на Тибидохс. Знаю про войну. Знаю про эти тренировки с драконами, которые вы называете необходимыми. Но я не знаю, вся ли это информация. Может, есть что-то еще?

Таня закончила свою речь и внимательно посмотрела на Академика, но ни один мускул на лице Серданапала не дрогнул. Он оставался спокоен и сосредоточен, но нельзя было сказать, был ли Черноморов взволнован. Явно не такой реакции ожидала от него Гроттер, учитывая, что речь идет о войне.

– Я даже рад, что мне не придется рассказывать тебе все это, – счастливо выдохнул мужчина. – Я хотел бы поговорить с тобой о другом. У меня есть небольшая просьба, Танюша. Именно просьба. Я пойму, если ты согласишься, и не пойму одновременно. Я хочу поговорить с тобою о Глебе Бейбарсове. Что ты о нем знаешь?

Таня вздрогнула. Ей не хотелось знать ничего об этом человеке, тем более что он принес ей очень много горя. Но раз Академик спрашивал, значит, это было серьезно.

– Потерял магию и вроде бы собирался в родной город. Большего я, честно, не знаю, да и не интересовалась особо. Зачем он вам?

– Чума – некромаг, и сколь сильны бы мы ни были, без знания магии Смерти, нам не одолеть ее. Глеб – тоже некромаг, который не только знает о природе этой магии все, но и способен помочь нам в нашей борьбе. Он очень силен… Очень…

– Постойте! – замахала руками Таня. – Он ведь потерял магию, как Ванька. Или нет…

– Это действительно так, Танюша. Но недавно в одной из книг я нашел занимательный ритуал, который умеет возвращать магию, всю магию, которой когда-то владел человек. Проведя его, мы обретем двух полноценных магов – Глеба и Ваню. Одна загвоздка – нужно, чтобы оба из них дали нам свое согласие и приняли участие в ритуале.

Таня была слишком проницательным человеком с хорошо развитой интуицией, чтобы не обнаружить подвох. Было маловероятно, что Академик пригласил ее к себе только лишь за тем, чтобы рассказать ей все это и отпустить.

– И?

– Он никого не послушает. Никого кроме тебя. Я понимаю, Таня, что ты можешь отказаться, но все же… Некромаг будет любить вечно, и даже потеряв магию, он не потеряет эту свою единственную любовь. Думаю, он до сих пор ждет тебя и надеется, что ты прилетишь.

Таня усмехнулась.

– Ну явно не для того, чтобы уговорить его участвовать в войне.

– Конечно же да, но… У меня, есть единственная надежда – ты.

Только после этих слов Таня поняла, насколько серьезен Сарданапал. Поняла, что от нее вновь зависит судьба всего мира. Поняла, что один ее неверный шаг может привести к смерти всего мира, к воцарению Хауса, к ужасу… Поняла, что ее жизнь просто не может быть нормальной. Но яснее всего она поняла что, что прямо сейчас на все согласиться…

Когда ты теряешь кого-то, это чувство всегда остаётся с тобой, постоянно напоминая тебе, как легко можно пораниться.

Елена Гилберт «Дневники вампира»

…Глеб встретил ее неласково. Когда Таня зависла над его окнами прямым напоминанием о его прошлой жизни, жизни всемогущего некромага, Бейбарсов не сказал ни слова, лишь распахнул окно, чтобы Гроттер могла зайти в квартиру, но остался холоден и спокоен. Девушке показалось, что она не вызвала у него никаких теплых чувств. «Правильно, – подумала она. – Я бы тоже негативно отнеслась к человеку, по вине которого потеряла магию. И вряд ли пригласила его в дом. А этот ничего – впустил. Подумаешь, не улыбается. Бейбарсов, помнится, и раньше был неулыбчивым.»

Таня думала без опаски, зная, что Глеб все равно не подзеркалит – без магии это сделать невозможно.

Бейбарсов в тот не самый приятный для себя момент сидел на кухне и пил чай. На столе стоял черный ноутбук, на котором бывший некромаг что-то печатал – на мониторе виднелся белый лист бумаги и черные напечатанные буквы. Таня поглядела на этот ноутбук, на кружку в руках парня, потопталась на месте и вдруг поняла, что не знает, о чем говорить с этим человеком. Она плохо знала Бейбарсова. Для нее он был лишь ненавистным некромагом, который ее с какого-то перепугу полюбил. Сердобольная Гроттер, конечно, жалела его, но это не мешало девушке боятся его силы. Глеба же как человека она не видела, потому что этот самый человек никому и никогда не открывал своего лица. Настоящего лица, по крайней мере.

Таня поставила контрабас на пол, топчась на месте. Она не знала, с чего начинать разговор. За окном яростно завывал ветер, ломая ветки и раскачивая деревья – Гроттер с трудом долетела, даже не подозревая, что по области объявлено штормовое предупреждение. Солнце скрылось за тучами, словно прячась от позора. На душе было противно и слякотно.

– Привет. Рада тебя видеть, – брякнула девушка.

Глеб только усмехнулся.

– Не могу сказать тебе то же.

– Эм… Что делаешь?

– Работаю, – спокойно ответил Бейбарсов и захлопнул крышку ноутбука.

Таня была готова покраснеть от смущения и досады на себя. Явно не таким видела она этот разговор, когда летела к Бейбарсову через всю Россию. Явно не так она надеялась говорить. И дело было вовсе не в том, что бывший некромаг говорил не так, как Таня себе представляла, она сама произносила вовсе не те фразы, которые должна была.

В окно стучала ветка, словно прося спасти ее от разбушевавшегося ветра, и Таня не сводила с нее глаз. Ей казалось, что эта ветка – она сама, а ветер – Бейбарсов, хотя Глеб, по сути, пока и не сказал ничего.

– Чай будешь.

Он не спрашивал даже – он просто утверждал, ему не нужен был Танин ответ, и она не ответила – просто не услышала вопроса. А когда опомнилась, чашка с горячим напитком уже была у нее в руках, и Гроттер инстинктивно сделала глоток. Это и привело ее в себя.

– Как живешь?

– Неплохо, – скривился Бейбарсов. – Живу вот, работаю даже, чай пью на кухне. Думаю, как твои с Валенком дела, спрашивать даже не нужно.

– Почему это? У нас с Ваней все хорошо, живем у Иртыша, спокойно и тихо…

Тут Таня замолчала, вспомнив, что спокойно и тихо они уже не живут, потому что один директор школы нагрянул к ним с визитом и утянул за собой из теплого и уютного дома в ставший холодным Тибидохс.

– То есть, ты сидишь на моей кухне и пьешь мой чай от хорошей жизни? – хмыкнул Бейбарсов, и Таня вновь увидела его усмешку и покраснела.

– Нет, я вовсе не за этим. У меня к тебе… дело.

– Что ж, тогда я тебя внимательно слушаю.

В окно яростно молотила ветка. За тучами не видно было ни заката, ни неба – вообще ничего. Дождь все никак не начинался, хотя все шло именно к этому. Ветер не желал стихать, но конца этим тучам не было, и они бесконечной темной скатертью продолжали застилать небо. Таня смотрела на это и думала.

Бейбарсов все равно согласится. Все в этой жизни давно было предопределено…

Война – это по большей части каталог грубых ошибок.

Уинстон Черчилль

. Вся война слилась в одно большое черное пятно, и перед Таней лишь проносились обрывки фраз, вспышки заклинаний и горечь от смертей. Воспоминаний практически не было. В память врезались лишь смерти дорогих людей, от которых она частенько плачем по ночам. Три – это словно какое-то магическое число, которое будет преследовать ее вечно.

От бессилия Гроттер пнула какой-то камешек, оказавшийся на крыше случайно. Этот камень оказался настолько ветхим, что от легкого удара развалился на части. На три части.

Три.

Таня сглотнула слезы, но не смогла их удержать. Соленые капли ручьями устремились по ее щекам, и за этой пеленой слез она вновь ничего не видела, кроме постоянно мелькающих перед ней лиц мертвых людей. Родных сердцу дорогих людей…

========== Часть 2. Война ==========

…Это было понятно с первого раза – маги были обречены. Как бы отдельные особы, не знающие историю Тибидохса и никогда не слышавшие о войне между Древниром и Чумой-дель-Торт, не надеялись, что Грааль Гардарика задержит нападавших и предотвратит страшную, волнующую умы и сердца войну, все остальные, кто был ровесником Тани или старшее ее хотя бы на год, знали – не пронесет. Не существовало еще преград, которые могли бы сдержать тупую, живущую лишь инстинктами нежить, не позволить ей проникнуть туда, куда стремятся ее нескончаемые орды.

Тибидохс перестал быть защищенным местом в тот самый момент, когда Чума восстала из мира мертвых и протянула свои костлявые, отделенные от тела руки в сторону острова. Нежить медленно, но упорно скапливалась в подвалах Тибидохса, и преподаватели уже не могли сдерживать их натиск. Готфрид, казалось, не видел света и не вдыхал свежего воздуха более двух недель, патрулируя бесконечные коридорчики и тупики в поисках этих тварей. Хмыри и мавки, упыри и прочая мерзость упорно стекались в одно место и замирали там, не нападая ни на одного мага. Все эти существа, неспособные на перемирие даже между собой, вели себя удивительно мирно, ожидая приказа.

Воздух во всем острове вдруг стал каким-то тяжелым и удушающим, мрачное предчувствие приближающейся трагедии вязким киселем разлилось над школой. Все живое на Буяне, как единый организм, жило ожиданием надвигающейся бури, напряженно следя за небом и ожидая, когда рванет.

Чума-дель-Торт приближалась с каждым днем, становилась все сильнее и могущественнее.

И Грааль Гардарика дрогнула. Не было бесконечных, упорных попыток прорвать щит, призванный защищать и оберегать, не было привычных, но зачастую пустых обещаний Чумы положить все живое. Просто в один прекрасный день, когда солнце, обрамленное легкими молочными облаками, было в зените, Гардарика погнулась и… рассыпалась мириадами искорок, сломилась, исчезла. Нет, она не исчезла полностью, конечно: лопухоиды все еще были не способны увидеть Буян, но преградой для Чумы он быть перестал. Впрочем, а был ли когда-нибудь?..

И весь Тибидохс, который мучительно переживал грозное затишье, который жил и дышал готовностью бороться за свою жизнь, оказался не готов. Люди рассыпались в разные стороны, как выроненные неуклюжей рукой кегли, драконы, выпущенные на волю, но не сдерживаемые людьми, грозно взревели и кинулись на людей, гонимые животным, необъяснимым страхом. Суматоха, неразбериха, отсутствие даже намека на организованную работу. Сарданапал, постаревший разом на добрую сотню лет. Таня, кинувшаяся в самую толпу в попытках отловить и защитить Ваньку, который вновь вернул свою магию посредством какого-то непонятного ритуала.

И Чума, с хохотом наблюдающая за простирающимся перед ней беззащитным островом.

***

…Некромаги держались особняком. Всегда одни, всегда втроем, всегда вместе; мрачные, холодные изваяния, усмехающиеся в лицо своей жизни, магии и элементарным законам их мира. Отдельная, необъяснимая и страшная, но так необходимая сейчас сила. Если бы Таню спросили, кто сделал больше всего для победы, она, не раздумывая, назвала бы имена некромагов, соединенных между собой тонкой ниточкой единого дара.

Глеб всегда был их лидером, авторитетом и руководителем, он был сильнее не столько магически, сколько просто морально. Он влиял на девушек даже сильнее, чем их темный дар. Он позволял им чувствовать себя живыми, настоящими и всемогущими. Он один превращал некромагов в единый, живущий одним общим порывом организм. Он один, мрачный и насмешливо ухмыляющийся, легко и издевательски подбрасывая своими длинными, как у пианиста, и смуглыми пальцами тросточку, способную сокрушить почти любую силу на этом свете, являл собой грозное оружие, способное решить исход войны в пользу Тибидохса.

Он не был за Сарданапала. Он воевал не за идею, как горстка особо ярых представителей светлых, не за спасение всего мира, как основная часть тибидохсцев, и даже не за свою жизнь, как оставшиеся темные. Он просто заключил выгодную для себя сделку и, получив обратно всю свою силу, включая могущество Тантала, согласился помочь академику в его нелегкой борьбе. Не клялся, не обещал идти до конца. Просто обещал помочь. И Черноморов знал, что Бейбарсов мог уйти в любую секунду, прихватив с собой Жанну, Лену, а заодно и Шурасика, который в последнее время был неотделим от Свекольт. Но в то же время Сарданапал знал – Глеб не уйдет. По крайней мере до тех пор, пока Таня жива, его будет держать эта губительная для всех, жгучая и вечная, как и сам некромаг, любовь. Светлое чувство, право на которое за некромагом Глебом Бейбарсовым академик Сарданапал Черноморов никогда не признавал.

Некромаги сделали все, что могли, и даже больше, всегда оставаясь в строю, с легкой усмешкой откидывая врагов, невесомыми движениями приближая всех к победе. Они никого не спасали и никому не помогали, даже если их молили об этом, но именно они сделали большую часть работы по борьбе за победу магического мира.

Вот только тогда, в августе, в дни догорающего и оттого настолько яркого и сильного летнего тепла, никто еще не мог этого знать.

– Ванька! – крикнула Таня, резким движениям оборачиваясь вокруг себя на пятках. Толпа уносила ее то в одну, то в другую сторону, и любые ее попытки выцепить из пестрых голов возлюбленного была тщетной. – Ванька!

Валялкин был магом уже больше недели, но ни Таня, ни он сам никак не могли привыкнуть к вернувшейся силе. Для Гроттер сейчас ветеринар был самым беззащитным человеком на острове, которому однозначно требовалась помощь. Ванька был наиболее слабым среди них всех, первым кандидатом для ухода в мир иной – Таня понимала это в данную секунду как нельзя лучше.

– Ванька!

Но Ванька не отзывался – он просто ее не слышал. Толпу лихорадило и бросало туда-сюда, человеческое море лилось бессистемно и ужасающе быстро, стремительными порывами утекало подальше от стен замка, словно на этом маленьком острове было хоть одно защищенное место.

Таня вновь огляделась, но не увидела ни одного знакомого в этой толпе. Какие-то серые лица совсем еще детей, однозначно учеников школы, и почтенного возраста магов проносилось мимо нее, сливаясь в одно бесконечное пятно…

Гроттер еще раз позвала Валялкина и, не получив ответа, замерла, опустив руки и не зная, куда бежать дальше и что делать. Людская волна, замечая препятствие на своем пути, поначалу пыталась смести девушку или потащить ее за собой, но пошла по пути наименьшего сопротивления и предпочла обогнуть Гроттер, просто не обращая на нее внимание. И Таня тоже не обращала – она стояла рядом с подвесным мостом, почти у стен замка и не знала, что дальше делать. Куда бежать, кого звать, с кем сражаться. Ветер растрепал ее волосы – одна прядь налезла на глаза, а вторая упорно лезла в рот. Таня даже не заметила ее. Не убрала, не заправила за ухо, как всегда делала. Ее поглотила несколько другая паника, не та, что заставляла бежать орды проносящихся мимо людей. Это была безразличная ко всему, разливающаяся по всему телу слабостью паника, не желающая давать ей мыслить здраво.

Девушка подняла глаза и посмотрела на замок. Солнце било ей в глаза, из-за чего пришлось их чуть прищурить. Наткнулась взглядом на некромагов, стоящих плечом к плечу совсем близко, в одном из переходов. Гроттер даже могла разглядеть выражение их лиц, казавшееся безразлично-отчужденным. Маги Смерти не смотрели вниз, заранее презирая рассыпавшихся внизу магов – они насмешливо наблюдали за небом, где на ступе, зловеще хохоча, бездействовала Чума. Словно давала магам шанс оправиться от шока и собраться с духом.

Странная, страшная, сумасшедшая старуха. На фоне лазурного неба она была темным, несуразным и лишним пятном прекрасного летнего денька и праздника жизни.

Таня, казалось, очень долго смотрела на Чуму, но та не обращала на девушку никакого внимания. Она давилась своим торжеством и смехом демонстрировала свою неоспоримую силу, способную напугать каждого мага, каким бы сильным он не был.

Как такое было возможно? Как Малютка Гротти с детства, год от года могла упорно побеждать эту старуху, раз за разом отправлять ее в глубины Тартара? Таня поежилась. Тогда, лет восемь назад, Чума-дель-Торт вовсе не казалась ей таким страшным и непобедимым соперником. Тогда она слишком мало о магии как таковой. Сейчас, впрочем, тоже. Зато пришло осознание той разницы в силе, которая есть между ней и Чумой.

Не предрекал ли Древнир эту войну? Кому сегодня суждено стать героем?

Но нет, даже великий маг никогда не говорил об этой бойне, даже он не мог предвидеть, что Чума, отправленная в Тартар магией гораздо более мощной, чем магия Четырех Стихий – магией невыполненной клятвы, – сможет вырваться из своего заточения и ураганом пронестись по земле, сметая любую силу перед собой.

С огромным трудом Таня собрала все волю в кулак и вскинула руку с кольцом, готовая сражаться с ордами нападающих. В лазури пылающего неба Ягун и Катя дружными усилиями собрали и драконов, и магов – участников недавних тренировок – и методично принялись отбиваться от хлынувших на остров хмырей. Драконы проносились над нежетью строем, выдыхая клубы огня, и хмыри с воплями разбегались от них – те, кто успел разбежаться. Рядом с драконами носились маги, используя заклинания от нежити, пока противник был дезориентирован.

Людское море все еще продолжало лихорадить, но оно все же рывками приходило в себя: то тут, то там возникали организованные группы, которые тоже вступали в битву. Активизировались и некромаги, уверенными движениями руки раздвигая перед собой саму землю.

Битва началась.

***

…

– Капут тынетут!

Любое заклинание Чумы. Могущественное, разрушительное, темное. Несущее в себе то, что неотвратимо и вечно. То, с чем сталкивается любой человек, просто на разных промежутках своей жизни.

А любой ли?

Академик Сарданапал по определению был вечен, незыблем и могущественен. Академик Сарданапал по определению представлялся тем человеком, кто зовет Смерть «моя старая подруга». Академик Сарданапал по определению не мог умереть от заклинания Чумы, даже настолько мощного и разрушительного.

Таня смотрела на лежащее в самом центре зала на сдвинутых друг к другу столах тело и не могла отвести глаза. Сарданапал Черноморов, ее мудрый наставник – тот, кто всегда был рядом, поддерживал и помогал. Тот, без кого она несомненно погибла бы еще на первом курсе. И тот, который сегодня погиб ряди нее. Ради всех них – своих учеников и друзей, каждый из которых проживал увлекательную жизнь у него на глазах и уходил в вечность – уходил, провожаемый теплым взглядом этих бесконечно-мудрых глаз.

Таня вдруг подумала, что Сарданапал, живущий по сути вечно, хоронил многих своих учеников. А сегодня те ученики, что не погибли сегодня, будут хоронить его.

Остатки живых вернулись в Тибидохс. Армия Чумы отступила, тоже планируя зализать раны. Маги же, объединенные общим горем, без сил, собрались в Зале двух стихий. Сил не было даже для того, чтобы скорбеть. Ягун и Катя сидели в уголке, где некогда стоял их общий стол, и молчали. Они пытались сбросить весь накопившийся за день ужас в объятиях друг друга, и тактильный контакт помогал почувствовать поддержку близкого человека.

У Тани этой поддержки уже не было. Она лишь на секунду взглянула на друзей, ободранных, покусанных и пыльных, но таких… не счастливых, нет, но все же пытающихся вернуть свое счастье, и вернулась к Сарданапалу. Подойти в Ваньке она просто не могла. Ноги словно приросли к полу, когда она думала, что это последний день, когда они видятся.

Самый слабый защитник Тибидохса действительно стал отчасти ожидаемой жертвой.

Но то была Танина, персональная скорбь и боль. Подойдя к Ване, она оказалась бы погребена под силой своего одиночества. Здесь, в самом центре зала, была разлита общая скорбь, общая боль потери – и Таня по крупицам вбирала в себя это чувство общности, накапливая силы, чтобы подойти к Ваньке.

Тут же, рядом с ней, появилась Медузия, в одно мгновение выцветшая и посеревшая. Казалось, все краски ушли из ее облика, а сама Горгонова перестала быть живым человеком – стала лишь черно-белой фотографией из ушедшей эпохи, возникшей внезапно вместо прекрасной женщины. Сарданапал был для нее всем – учителем, другом, наставником, любимым, спасителем: он вобрал в себя сотни ролей, став для Медузии своего рода Вселенной внутри огромного моря людей. Гроттер еще не могла понять, кто для нее сегодня был большей потерей – Сарданапал Черноморов или Ванька Валялкин, – для Медузии же все было ясно.

– Так не должно быть.

Таня не узнала свой голос – она вдруг заговорила так, словно ее горло пару раз изнутри полоснули ножом.

Медузия посмотрела на нее и слабо улыбнулась.

– Не должно. Но это есть.

– Но ведь академик… бессмертен? – слабо прошептала Таня и неуверенно добавила. – Был?

– У всего есть своя плата. За все и за всех. Это плата Академика Сарданапала Черноморова за нас: за нашу надежду, за нашу силу.

Страшная догадка кольнула Гроттер, но пока она додумывала свою мысль, Медузия уже ушла.

– Он отдал бессмертие за магию Глеба? – и Вани, осталось подвешенным в воздухе. Вани не было. Не было и его магии. Не стоило упоминать, что Сарданапал умер за то, что погибло раньше него.

Тане никто не ответил. Медузия уже стояла у преподавательского стола, собираясь с силами – и заговорила. Громко и уверенно, выделяя каждое важное слово. Заговорила так, словно ничего не произошло и все живы. Таня ощутила огромное, ни с чем не сравнимое уважение к этой женщине, откладывающей свою печаль и боль в дальний ящик. Толпе нужен был человек, который скажет, что делать дальше. Как жить дальше. И как дальше сражаться. Толпа его получила.

Лишь Гроттер не слышала того, что говорила Медузия. Слова пробивались даже не через вату – они пробивались через туман мыслей и не могли пробиться. Таня почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит, а потом наткнулась на взгляд Бейбарсова. И почему-то именно этот взгляд подарил ей надежду.

***

…Она сходилась с Бейбарсовым медленно – даже не сходилась, а скорее подходила к нему, ища надежду и спасение. Таня даже не могла воскресить в памяти весь этот процесс: она помнила тот миг в Зале Двух Стихий, когда Глеб впервые стал для нее опорой и поддержкой, а потом сразу же появлялось воспоминание об утре, когда она проснулась в его комнате с четким осознанием того, что все на своем месте. Промежуточного состояния в ее памяти уже не было. Просто в одну секунду Глеб Бейбарсов, бывший для нее непонятным некромагом, стал всем.

В Зале они появились вместе; вместе сели за стол, и Таня положила голову на его плечо, набираясь силой перед очередной бойней. Чума нападала методично, с сумасшедшим упорством и постоянством, пытаясь измотать защитников Тибидохса. Ужас и ступор первых дней прошел, самых слабых выкосили первые дни войны – поэтому живые отбивались настолько остервенело, что преимущество Чумы медленно таяло.

Но все же оно пока было. Кроме того, у Чумы-дель-Торт было самое важное: у нее была неубывающая армия.

К нежити стандартной, понятной и сильной лишь в сумме добавилась сила новая и неукротимая, созданная фантазией колдуньи. Восстали мертвяки. Кружили в воздухе Мертвые Грифы. Земля исторгала из себя чудищ настолько страшных и кровожадных, что у них до сих пор не было названия. Было заклинание, способное вернуть их в бездну – этого достаточно.

Это ждало защитников Тибидохса каждый день, и выдержать подобный темп даже не физически, а морально, было практически невозможно. Каждый искал свою силу в чем-то или ком-то другом.

Таня сегодня нашла ее в Глебе Бейбарсове. Нашла окончательно и бесспорно-ясно, утвердившись в мысли, что здесь ее жизнь. Сарданапала Черноморова не было уже месяц: некому было сказать, что некромаг несет лишь смерть. Да и посчитал ли академик сейчас именно так?

– Таня?

Ягун поймал ее в одном из безлюдных коридоров, куда Таня свернула после завтрака. Это был ее каждодневный ритуал: прижаться лбом в чуть прохладной стене замка и вести с ним мысленный диалог.

– Ягун.

– Таня… – Ягун стоял, желая что-то сказать, и Таня поняла, что отчаянно хочет сбежать. Потому что сейчас они поругаются. А что будет… потом? – Таня… Ты его предаешь?

– Кого? – усталый голос. Полное нежелание понимать двусмысленные фразы.

– Ваню. Я уверен, что он не хотел бы, чтобы его любимая девушка бросалась в объятия некромага, быстро забыв о своей предыдущей любви, стерев из памяти старого друга.

Раздражение даже не появилось.

– Идет война, Ягун. Любое событие, каким бы долгим оно не было в мирной жизни, ускоряется в несколько раз. Я не забыла о Ване – но сейчас мне нужно большее, чем воспоминания о былой любви. Мне нужен человек. Как у вас с Катей.

– Причем тут я и Катя? Некромаг – он всегда некромаг, Таня, и неважно, война кругом или нет. Он убивает тебя, мамочка моя бабуся, посмотри же…

– Он? Меня убивают друзья, неспособные понять меня, Ягун! Меня убивает нежелание этих друзей меня понять. Конечно, у тебя есть Катя – тебе есть к кому возвращаться и ради кого жить. Так же, как и ей. В вас живет ваша любовь, Ягун! А что есть у меня: мертвые воспоминания о Ваньке? О мертвом нужно помнить, но отнюдь не тогда, когда оно постоянно рядом с тобой, постоянно в тебе. Нужно помнить о живых, нужно жить живыми. Мне жаль, что меня окружают друзья, которые меня не понимают…

– Тебе жаль, что я твой друг? Бейбарсов убивает тебя, Таня.

Вспышки заклинаний, круглые сгустки энергии, несущие смерть, орда нежити. Таня сражалась уверенно, зная, что ничто ее не достанет. Рядом держался Бейбарсом, легкими движениями руки очищая пространство перед собой. Параллельно он держал щит над Таней, укрывая ее от опасностей.

Он не убивал ее – он защищал.

Он защищал ее постоянно, словно боялся, что Таня в одно мгновение станет лишь мертвым воспоминанием. Защищал рьяно и отчаянно, как зверь защищает свою добычу.

Ее защищал Глеб. Ягуна не защищал никто.

В тот же вечер, стоя над мертвым телом друга, Гроттер отчаянно жалела, что последними ее словами, сказанными внуку старой богини, были жестокие слова сожаления о годах дружбы. Таня сожалела, что последний их разговор стал именно таким: без криков и угроз, но с фразами, бьющими больнее заклинаний.

Таня очень хотела сказать Ягуну: «Прости», хотя бы сейчас, хотя он ее уже не услышит. Она собиралась с силами, напрягала голосовые связки, разлепляла не слушающиеся губы – но так и не смогла ничего произнести. Это было неправильно – извиняться перед мертвым вместо того, чтобы извиняться перед живым. Время извинений прошло. Оно прошло там, когда закадычные друзья разошлись в разные стороны в пустом коридоре в Башне Приведений, унося в груди обиду друг на друга. Сейчас было поздно.

Катю положили тут же, хотя ее телу, по сути, было все равно, где лежать. Они не жили долго и счастливо, но умерли в один день.

Таня наклонилась и сжала их ладони в своим – всего не секунду. В следующую секунду она соединила их руки вместе: друзья бы одобрили.

***

…Это смерть? Или все еще жизнь? Или то, что расположено между – то, что многие зовут существованием.

Они сошлись. Не стихи и проза, не лед и пламень. Сошлись два некромага, несущие в себе разный дар. Одинаковые по силе, но отличающиеся по опыту. Некромаги, способные уничтожить друг друга.

Чума-дель-Торт хранила лишь ненависть ко всему живому. Глеба поддерживала любовь.

Чума-дель-Торт осыпала своего соперника вихрем красных и синих искр, не замолкая ни на секунду. Глеб продолжал отбиваться.

Чума-дель-Торт горела. Глеб сгорал.

Чума-дель-Торт убивала. Глеб защищал.

Они были равны во всем – и совершенно, абсолютно разные.

Таня поняла, что забыла, как дышать. В ту же секунду она забыла даже, как жить. Почему-то вспомнился разговор, произошедший вчера в комнате Бейбарсова. Точнее, теперь в их общей комнате.

– Это ведь никогда не закончится? – Таня пропускает между пальцами волосы Глеба – ее это успокаивает.

– Что именно?

– Война. Смерти. Чума-дель-Торт.

– Все заканчивается. Главный вопрос здесь: когда?

Когда?

Чему суждено было закончиться сегодня. Роману под названием «Война с Чумой»? Или лишь главе «Очередная любовь Тани Гроттер»?