Текст книги "Макс. Охотник"

Автор книги: Конторщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Конторщик
Макс. Охотник

Часть 1

Глава 1

Осень… Ошеломляющее буйство красок, терпкий аромат засыпающей земли и легкий порывистый ветерок, колыхающий листву, в дуэте с ярким, еще теплым солнышком всегда рождали во мне желание остановить, замедлить, растянуть как можно дольше это волшебное, по-настоящему живое, вызывающее легкую грусть время года.

Вот только сейчас мне было не до причудливого калейдоскопа образов, создаваемых порхающими листьями на асфальте. Мне было все равно. С грехом пополам передвигаясь, загребая ногами павшую листву, я шел в никуда. Мне просто некуда было идти, да уже и незачем.

Сегодня утром Рябой и Пряник, мои последние кореша на этой земле, попинав ногами для приличия, вышвырнули меня на улицу из нашего «Дворца» на простор заброшенной промышленной зоны, расположенной вблизи нашего города.

А спрашивается, за что? Ну подумаешь – срыгнул Прянику на его парадный макинтош, так нечего было за мной следить. Только уселся по утренним делам, а он тут как тут. Думал, я втихаря за нычкой ломанулся. Ну я с перепугу и выдал.

А ну их к черту! Все туда и шло. Не нужен им стал лишний рот. Выхлопа от тебя, говорят, не стало. А и откуда ему быть? Во все городские магазины путь мне был закрыт: я стал, так сказать, персоной нон грата. В извечной борьбе вора и системы победила последняя, причем с разгромным счетом. Сколько раз меня били, сажали в обезьянник и снова били! Ну а в последний раз нервы не выдержали даже у Фемиды. Районный суд нарезал мне треху условно и, как водится, выгнал на улицу. В родной город я добирался пешком трое суток, питаясь чем придется – как, впрочем, и сейчас.

Над головой пролетел военный вертолет и, заложив вираж, ушел в сторону леса. Что-то интересное творится вокруг НИИ «Заря». Летом, наблюдая за дорогой из своего «Дворца», я видел нескончаемый поток строительной и военной техники. Началась вся эта движуха далеко не вчера, да и город в последнее время преобразился до неузнаваемости. Впрочем, мне уже давно не до чего нет дела. Забот у меня немного – бухнуть, заныкаться в теплый угол и закинуть в пасть какой-нибудь хавчик.

Вот и сейчас я подходил к очередному сетевому магазину в надежде урвать хоть что-то из просрочки. Это было непросто. Когда надутый от своей важности уроженец южного ближнего зарубежья вывозил набитую упаковками тележку на пандус магазинного погрузочного терминала, то начинались Содом и Гоморра. Могу с полной ответственностью заявить: если между нашими бабушками и тележкой встанут какие-нибудь «морские котики», то у ребят будут весьма призрачные шансы обойтись без увечий. Размахивая клюками, оттаскивая соперниц захватом за шею, старушенции мгновенно вгрызались в добычу, и над грудой упаковок разгоралась межвидовая борьба среди божьих одуванчиков. Именно в этот тонкий момент появлялась возможность урвать хоть что-то, опередив остальных участников «раздачи слонов». Кстати, в последнее время претендентов на искомую просрочку стало неизмеримо больше.

Шаркая нижними конечностями, я уперся в витрину магазина. Поднял с усилием голову и узрел это. На меня смотрело отражение классического бомжа. На красной, одутловатой морде лица расположились две смотровые щели, прикрытые отечными мешками, мято ниспадающими аж до самой носопырки. Эта самая носопырка, несомненно, являлась центральной частью сего образа: трижды ломаный, растекшийся на полморды шнобель мало кого оставлял равнодушным. Обветренные, рваные, потрескавшиеся губы, щедро покрытые герпесом, уже давно не привлекали уста юных прелестниц.

И по всему этому великолепию неравномерными кусками, словно островками какого-то архипелага, топорщилась рыжая щетина. А вот голова – голова была лысой и иссеченной надрезами вследствие объявленного моими «дерматологами» Дня борьбы с педикулезом.

Нет, вы не подумайте ничего плохого! Я сам тогда рассказал «коллегам» и о вшах, и о гнидах, и название недуга приплел тоже я. Просто мне удалось украсть дегтярного мыла, вот я и просветил корешей. Вдоволь насмеявшись, мои «врачи» единогласно приняли решение: так как у них по определению не может быть ничего подобного, а гнидами они никогда и подавно не были, то надо срочно лечить именно меня.

В роли патронажной медсестры выступал Пряник. Обильно, от души поливая водой из лужи, он старательно намыливал мне голову. На мои робкие попытки взять процесс лечения в свои руки ответом послужила гневная отповедь о доверии, друзьях и их исключительном профессионализме. Да и как тут командовать парадом, если сидишь на трехногой табуретке, привязанный проволокой к бетонному столбу?

Процесс лечения набирал обороты. Во время очередного симпозиума, сопровождаемого внутренней дезинфекцией организмов, метод частичного удаления волосяного покрова путем его состригания был признан малоэффективным.

В какой-то момент я даже расслабился, прекрасно понимая ход мыслей моих лекарей. Складывалось четкое ощущение, что сегодня операция не состоится, и у меня были весьма веские основания для такого вывода. Ну не было у нас ни ножниц, ни каких бы то ни было лезвий или бритв! Имелся только столовый нож с оплавленной ручкой, который давно уже не резал, а ломал. Азарт во взорах моих корешей стал затухать. Я, с умилением поглядывая на вторую, слегка початую, бутылку самогона (добытого, между прочим, мною лично!), начал возвратно-поступательные движения руками с целью перетереть стягивающую их проволоку о столб.

Но судьба, как это часто со мной бывало, распорядилась иначе.

Рябой резко вскочил из-за стола и, ни секунды не раздумывая, схватил пустую бутылку, которая в тот же миг была жахнута бетонную стену. Похоже, свое везение я слил под ноль: «розочка» вышла на загляденье – ухватистая, с острейшими зубцами, она выглядела эталоном импровизированного оружия. Пряник посмотрел на меня с всепонимающей отцовской улыбкой, не забывая наполнять свой стакан.

Рябой же, переглянувшись с напарником, рванул ко мне с правого фланга, выписывая кренделя и выделывая кульбиты, доступные только пьяным в хлам индивидам. Он шел, как в свой последний и решительный бой. С левой стороны заходил Пряник, прижимая к груди стакан с дозой, вполне достаточной для приведения меня в состояние общего наркоза. Меня сковал паралич. Выпучив глаза и распахнув рот, я не мог вымолвить ни звука. Липкий страх выедал мое нутро, по спине бежал табун бегемотов, а по штанам расползалось предательское пятно. Я никаким местом не контролировал свое тело, в результате чего сфинктер сказал «прости». И я обделался.

Но что характерно – невзирая на весь ужас происходящего, где-то на периферии сознания я мечтал, молясь всем богам, об одном: чтобы Пряник донес до меня этот чертов стакан и не расплескал ни капли. И вот живительный нектар, минуя ротовую полость, ухнул прямиком в гортань. По моему лицу расплылась дурацкая улыбка, и, зафиксировав напоследок счастливые рожи моих мучителей, сознание покинуло мое бренное тело.

Утром я очнулся бритый наголо и весь в крови. Выслушав от ублюдков «кто тебя так, парень, это не мы, ничего ни помним, а вообще-то тебе идет», умылся водой из лужи, в ней же застирал портки тем самым, мать его, дегтярным мылом и понял одно: надо уходить!

Вот ведь черт, опять залип у своего отражения. Еще раз окинув себя взглядом, вспомнил, что скоро зима, и моей коллекции «весна-лето-осень» требуются обновки. Так-то среди своих я был, можно сказать, иконой стиля – длинная до колен куртка, пуловер, свитер, рубашка, и две футболки. На ногах висели донельзя заношенные джинсы, а гордостью ансамбля были настоящие морские прогары, крайне неудобная, но очень практичная обувка. Шею мою обматывал длинный шерстяной шарф ядовито-красного цвета, вносящий пикантные нотки в мой общий образ, выполненный в темно-серых тонах.

Все это стильное великолепие было покрыто многочисленными слоями грязи и отходов жизнедеятельности человека, а также животных, птиц и прочих представителей фауны нашего края. И вишенкой на тортике – здоровая прожженная до подкладки дыра на спине, результат давнишнего неудачного падения в костер. Идеал, одним словом.

Но надо спешить! Я как мог ускорился и, выскочив за угол магазина, шумно выдохнул: опоздал! Никого, только стая голубей, размахивая крыльями, деловито подбирает хлебные крошки. Привалившись спиной к стене магазина, мое тело начало неуправляемо сползать.

Господи, да за что же мне все это! Все нутро задрожало, тремор накрыл меня с пяток до макушки, боль, с которой я давно сжился, резанула с новой силой. Казалось, болели даже волосы, под лопатку словно воткнули нож, ливер скрутило жестким спазмом, из глаз брызнули слезы, сердце выскакивало из груди. Я начал задыхаться, и в очередной раз подвел сфинктер. Сколько продолжалась эта пытка – я не знаю. По ощущениям меня ломало не один час. Ну, по факту, наверное, гораздо меньше…

– Мама, мама, смотри! Дяде плохо, ему в больницу надо, к тете врачу!

– Никуда этому дяде уже не надо, а не будешь слушать маму с папой, будешь как этот дядя.

– Фу, от него плохо пахнет! Я буду, буду слушаться!

– Машенька, ну-ка быстро иди сюда, не смей подходить к дяде! Быстро пошли отсюда!

Хм… Вот так работает моя защитная аура. Она неплоха в повседневной жизни: люди готовы на многое, чтобы избавиться от моего присутствия. Кормилица! Я назвал ее «Смердящая Вонь». Жаль только, что на моих коллег не действует. А у меня после Конида (это болезнь такая, от которой скоро полмира передохнет) обоняние пропало напрочь. Скоро и зрение пропадет, не вижу ни хрена, хожу как слепой. Пока пальцем на веко не нажмешь, глаз не сфокусируется.

Как же я докатился до жизни такой? В какой момент сорвался в штопор? Где я так нагрешил, и кто во всем виноват? Опять мое любимое самокопание с поиском виноватых. А, может, я сам, своими, так сказать, руками вырыл себе яму и очутился в зоне невозврата?

Память услужливо распахнула свои объятия. Вот ничего в организме не работает, зато память! Она безотказна, как швейцарские часы, её я тренирую каждый день. Вот и сейчас накрывает, ну что ж…

Глава 2

Родился и вырос я в молодом, современном городе с ласкающим слух названием – Зареченск. Оно было дано неспроста: на высоком правом берегу Оки расположилась эта жемчужина центрально-европейской части России. Я ничуть не преувеличиваю.

Вот представьте себе прекрасные, утопающие в зелени широкие проспекты, прямые свободные улицы, уютные, какие-то по-простому домашние переулки, а рядом – футуристического вида высотки, здания современной архитектуры и различного вида частные особняки.

Моим землякам есть где отдохнуть и купить все необходимое. Театр, четыре Дома культуры, два стадиона, ледовый дворец, аквапарк, три огромных торговых молла, восемнадцать школ и многое, многое другое. И изюминка города – раскинувшийся в центре Зареченска сосновый бор, обрамленный с одной из сторон маловодной речкой – одним из многочисленных притоков Оки. Эта речка, в народе прозванной Переплюйкой, делит город на старый и новый.

Зареченск – такой крепкий стотысячник. Но он не всегда был такой, в его истории были разные моменты. В середине прошлого века, в семи километрах от небольшой деревушки Заречье, Министерством обороны СССР было начато строительство секретного НИИ «Заря». Одновременно с этим, по лекалам советских инженерами и руками немецких военнопленных, вокруг «Зари» возводился небольшой, но добротный городок.

До начала девяностых прошлого века он разрастался и ширился, обрастал институтами и предприятиями различной направленности, жилыми домами, садами, школами, магазинами, объектами культуры. Но ни на одной карте мира не обозначался Зареченск. Закрыт он был и для прочих граждан Союза, поэтому люди сюда попадали лишь по заявкам от «Зари» или других секретных организаций – и то требовалось поначалу пройти проверку в соответствующих органах.

Это был рай по тем временам: прилавки ломились от товаров, зареченцы ездили на курорты и в санатории по бесплатным путевкам, детей возили в летние лагеря по всей стране, зарплаты были достойные, а уровень преступности – самый низкий.

А потом не стало той страны, и пришла «свобода». Многие, особенно из старшего поколения, так и не поняли, от каких оков их избавили, не предложив взамен ничего. Незатейливо обнулились накопления, урезалась социалка чуть ли не до нуля, была объявлена рыночная экономика, мол, она сама с ценами разберется. Разобралась: цены поскакали ввысь, наплевав на все прогнозы.

Мой город вывели из-под крылышка Министерства обороны и объявили открытым. «Варяги» со всей России кинулись в Зареченск делить власть, не понимая специфики города, не зная, как работает городское хозяйство. Молодые и не очень реформаторы быстро довели город до ручки. Чиновники всех мастей богатели на глазах, мэры и команды менялись как перчатки. Из всех щелей повылазили проходимцы, аферисты, всевозможные коммерсанты, да и преступный мир не остался в стороне. Бесконечные увольнения и сокращения волна за волной сотрясали город. Безработица, пьянство, воровство стали обыденностью. По улицам, среди многочисленных торговых палаток, слонялись неприкаянные люди, пытаясь продать хоть что-то. Медицина и образование, казалось, исчезли навсегда. «Заря» сидела на подачках от правительства, исследования и разработки были заморожены – едва хватало на мизерные зарплаты и на хозяйственные нужды. И весь этот ужас происходил на фоне галопирующей инфляции.

Такой вот экскурс в недавнюю историю Зареченска мне не раз проводила мама и разные представители старшего поколения. Хвала всем, кто пережил этот хаос, и вечная память тем, кто «не вписался в рынок»!

В новый век город вошел, как потасканная шлюха, – грязный, серый, с обветшалыми фасадами, горами мусора и разбитыми в хлам дорогами. Крысы, бомжи, дикая преступность…

Старая власть со слезами сказала: «Простите» – и скинула умирающую страну преемнику. Маховик разрухи еще вращался, но, чтобы окончательно обрушить государство в пропасть, сил уже не хватило. Новые руководители в ручном режиме принялись латать дыры и купировать прорывы. Мир замер в ожидании.

А в это время, на излете первого десятилетия нового века, в одном из спальных районов Зареченска родился мальчик… Он был назван Максимом, по праву рода получил фамилию Прохоров, а также отчество Петрович. Так свет узрел меня.

Рос я как самый обычный ребенок: в меру болел, шалил, дул в кровать. Когда мне было года четыре, не стало отца. Как позже объяснила мама: «Рак предстательной железы».

Себя я помню лет с шести. К этому возрасту мама научила меня чтению и простейшему счету. Так я открыл для себя волшебный мир книги, и он стал для меня всем.

Читал я много, всегда и везде. Погружался в моря с героями Жюль Верна, переживал за Гулливера, сражался вместе с Бампо Фенимора Купера. Позже были Дюма, Конан Дойль, Хаггарт, Брэдбери, Азимов, Шекли, Стаут, да сотни и сотни прочих книг! В каждой я проживал жизнь героя, окунаясь с головой в созданный автором мир. Это была моя отдушина, мой личный микрокосмос.

В школе я был тихим, скромным ботаником, настоящих друзей у меня не имелось, да и сам по своей натуре не отличался общительностью. Поначалу меня часто задирали одноклассники, но, поняв, что я ни на что не претендую и взять с меня нечего, быстро отстали.

А еще к нам с мамой часто заходили друзья моего отца – дядя Боря и тетя Лена Нечаевы. Они работали вместе с моим отцом в НИИ «Заря». Мама тоже работала там же, только Нечаевы и отец были какими-то жутко секретными учеными, а мама сидела в отделе кадров. Дядя Боря с тетей Леной всегда, приходя в гости, приносили каких-нибудь вкусняшек, и у меня тогда наступал праздник живота.

Все пошло кувырком, когда я учился в шестом классе. В «Заре» прошла реорганизация. Маму и еще кучу сотрудников заменили компьютеры с новыми программами. Отпала надобность во многих кадрах.

Дядя Боря находился в столице и вмешаться не смог, да он и не знал: мама никому не звонила и никому не жаловалась. Когда дядя Боря вернулся, то долго выговаривал маме за жизнь, но, к сожалению, поезд уже ушел.

Дядя Боря все-таки помог, устроив маму к знакомому частнику-коммерсанту. Но через полгода сократили и там. Было очень тяжело, начались проблемы во всем, даже с едой. Я метался по городу, не зная, чем помочь. Иногда мне поручали подметать дворы за небольшую денежку.

И вот однажды, когда я возил метлой по тротуару, ко мне подошел мужчина кавказской национальности. Сказал, что зовут его Ашот, и предложил работу: мол, я парень работящий и настойчивый и, если захочу, могу по вечерам наводить порядок у него в пункте приема металлолома. С деньгами, добавил Ашот, «не обижу».

Домой я летел, не замечая дороги. Рассказал маме, она почему-то заплакала (в последнее время это случалось всё чаще), но я твердо решил – буду работать у Ашота!

Втянулся быстро, да там не было ничего сложного: подмести, убрать, собрать и так далее. Платил Ашот немного, но исправно. Также я получил от него разрешение самому сдавать в пункт найденный металлолом.

Я брал отцовский старый рюкзак и после школы убегал к заброшенным предприятиям, коих хватало, но вот металла там оставалось все меньше и меньше. Бывало, нарывался на конкурентов, встречи с ними заканчивались поразному. В основном не трогали, даже часто помогали, но порой меня спасали только быстрые ноги.

За полгода я сильно окреп и возмужал, бегая везде. Порой не успевал ничего и никуда, но мне всё нравилось. Только вот в школе дела пошли не очень. Учиться я стал через пень-колоду, оценки поползли вниз, появились первые двойки. Меня это не сильно заботило – на первом месте стояло выживание.

Мама все-таки нашла себе работу торговать на рынке, и нам стало значительно легче. В рационе появились всякие овощи и фрукты, но вот легким запахом алкоголя от матери веяло всё чаще и чаще. Она иногда не ночевала дома, стала следить за собой и явно похорошела. Иногда ходила по квартире с задумчивой улыбкой, тихо напевая. Я был мальчик уже не маленький – восьмой класс как-никак! – и обо всем догадывался. Ей ведь не было еще и сорока. Отец был старше мамы на тринадцать лет.

И вот в один из погожих летних дней это произошло. Мама как-то робко зашла в мою комнату, присела на край кровати, и, пряча глаза, сообщила, что хочет меня кое с кем познакомить.

– Ну наконец-то! – выдохнул я.

– Так ты знал?

– Ну, догадывался…

– Я боялась, что он тебе не понравится.

– Мам, он тебе нравится?

– Ну, наверное…

– Значит, все хорошо.

– Ну тогда мы скоро придем!

И убежала резво, прям как девочка. Я надел отцовский старый костюм, который был мне немного великоват. Услышав, как открылась дверь, я напялил на своё лицо идиотскою улыбку и шагнул в прихожую.

Никогда не забуду те эмоции, которые я испытал при первой встрече с Тарасом.

От входной двери, растопырив руки в стороны руки, на меня мчался мужчинка малого росточка, худенький в плечах, с круглым, как мяч, пузом. Гость источал такой позитив, словно увидел лучшего друга после долгой разлуки. Самое сильное впечатление на меня произвела его физиономия: выпученные по-крабьи глаза, гармонично дополняющие их огромные уши, торчащие под прямым углом, острый с горбинкой нос, упирающийся в какие-то педерастические усики «а-ля Кларк Гейбл». И это чудо, ощерившись щербатым ртом, полезло ко мне целоваться. Не выдержав подобной фантасмагории, я повалился на пол с криком: «Это же гоблин!». Истерический смех захлестнул меня с головой. Катаясь по полу, я ржал, как умалишенный.

Когда казалось, что уже нет сил даже дышать, надо мной склонилась мама:

– Так ты его знаешь? Его на рынке все так называют – Гоблин. Он всем нравится, его очень любят!

Минут через пять, облитый водой из стакана, который притащила встревоженная мама, я стал подниматься. Штормило меня изрядно. Конечно, я его и знать не знал. Просто мамин любовник с виду был копией, прямо-таки клоном всем известного персонажа.

Когда я пришёл в себя, Тарас подставил своё хилое плечико, я оперся на него, и мы оба двинулись на кухню. Там он и поведал мне о себе: ему тридцать восемь, он с Западной Украины, но русских любит больше жизни, поэтому и сбежал от националистов. Также я узнал, что у Гоблина есть брат, а фамилия у них обоих Баблюх. У меня не было сил даже улыбаться.

На прозвище «Гоблин», добавил Тарас, он давно не обижается, мол, ко всему в жизни надо относиться с юмором и пониманием. Ещё немного посидев с новоявленным членом семьи, я ушел к себе читать.

Последующие три года были, наверное, лучшими годами моей юности. Тарас со всей своей неуемной энергией кинулся восстанавливать из руин наш заброшенный приусадебный участок. Честно говоря, если бы не дядя Боря, каждый год скашивающий триммером заросли, то правление садоводческого товарищества давно отжало бы его у нас. Кстати, и взносы за землю выплачивал тоже дядя Боря.

Тарас торжественно вручил мне новую наточенную лопату и обозначил объем работ – весь участок. Сам он тоже не филонил: с бесконечными своими «е» приколачивал все ко всему, чинил забор, пилил ветки на яблонях, подверг капитальному ремонту садовый домик, красил все, до чего дотягивался – и умудрялся совершать все это одновременно. Да ещё часто подбегал ко мне, вырывал лопату и показывал «как надо».

А я копал, грабил, полол, и тяпал, потом опять копал. Мама сажала, и столько в ее глазах было счастья, что мои руки еще сильней сжимали черенок орудия, и я с удвоенной энергией вгрызался в землю. На нашем столе не переводились овощи и ягоды, выращенные нашими руками, а дачная фазенда стала любимым местом отдыха.

Больше я не рыскал в поисках металла, у Ашота не вкалывал. Взялся за ум и школу закончил с неплохими результатами. Готовился поступать куда-нибудь. Ну, как готовился – все свободное время читал и гонял в компьютерные игрушки. Компьютер мне подарил Тарас. Он переехал к нам, а свою комнату в общаге сдавал. Дальнейшая жизнь мне виделась размеренной, радужной и счастливой.