Текст книги "Пальцем в небо (СИ)"

Автор книги: Komissaroff163

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Увертюра ==========

Тесная кухня. Прокуренный потолок. Заворачивающиеся и местами отклеивающиеся сверху обои. Посуда на столе и гора пакетов на подоконнике. Из приоткрытого окна доносятся крики ребятни во дворе, визги стрижей, приятно тянет вечерней свежестью и акацией. Хороший вечер. Холодильник, хрюкнув, вновь содрогается, грохочет будто спущенный с горы самосвал, понемногу затихая. Лаская слух, шкворчит масло на сковородке.

Вот и ужин готов. Откинувшись на диване, Сергей взял с подушки пульт от телевизора. Зелёная кнопка уже который год работала через раз, но он по привычке всё равно всегда жал её, а не те, что с цифрами каналов. В сущности, после трудного дня всё равно, что смотреть. Да и даже не знаешь, чего такого интересного можно в этом говорящем ящике найти. Новости? Ток-шоу про разводы? Какой-нибудь очередной нескончаемый сериал о ментах и бандитах? Включить, и пускай себе бубнит, чтоб пусто в доме не казалось.

– Если бы каждый человек хоть раз задумался… – пожилой дяденька-диктор в пиджаке, с большой лысиной и негромким, чуть с хрипотцой голосом предстал перед своим усталым зрителем с одного нажатия пресловутой зелёной кнопки.

– …не торопился бы осуждать, порицать, обвинять, не зная всей ситуации, не видя, что за ней стоит. Как часто мы рубим сгоряча, не разобравшись, как часто мы видим себя в роли всезнающего учителя, наделяя себя правом…

Сковородка уже стояла на столе. Сергей, лениво почесав затылок и взяв вилку, затолкал в рот целый ворох картошки, жареной с луком в подсолнечном масле.

– Разве мало на нашем шарике, летящем через века и пространства Вселенной, и без этого всего зла, обид и лишений?

Высоко над городом в оранжево-голубом небе чертил едва заметную линию самолёт, и белёсый серп луны проступал в ещё светлой вышине над плоскими крышами сизых многоэтажек, утыканных антеннами. Воздух за окном, согретый майским солнцем, остывал, становился тягучим, терпким.

Сергей вновь взял в руки пульт. Кнопка «плюс» переключения программ туго ушла до предела, но не сработала. Выругавшись, он нажал противоположную, однако снова ничего не произошло.

– Не спешите. Успокойтесь и поставьте себя на место того, о ком судите. Много ли любой незнакомый человек знает о вас? – продолжал диктор, сидя на фоне перламутровой стены с декоративными резными воротами. – И много ли вы о нём знаете?

– Сломался, что ли. Или батарейки сели, – Сергей ещё раз обругал старый пульт и пробежался большим пальцем по кнопкам. «1»… «3»… «5»… «9»…

Но…

…телевизор не переключался…

========== I. Нарушитель ==========

Визг шин огласил улочку, одну из многих нешироких, но достаточно оживлённых улиц города в полуденном мареве. Одна легковушка резко замедлилась и встала в узком горлышке, образованном припаркованными у обочины авто; водитель другой, идущей сзади, стараясь избежать столкновения, тоже ударил по тормозам и остановился в каком-то метре.

Дверь первой легковушки открылась, и из неё, грузно ступив на асфальт, вывалился здоровенный верзила. Быстрым, немного вразвалочку, шагом он направился к заблокированной им машине.

– Выходи давай!

Сидевший за рулём молодой человек поднял на него глаза, чуть приоткрыв, однако, стекло и ошарашенно вжался в сиденье.

– Выходи, я сказал! Поговорить надо.

Судя по выражению лица верзилы, разговор не предвещал ничего хорошего. Молодой человек, скорее всего студент, попытался защёлкнуть двери своей потрёпанной «Лады». Получилось это с третьей попытки.

– Что надо-то? – собрав остатки спокойствия в кулак, произнёс негромко студент.

– Ну выходи, выходи!

Верзила потянулся было к ручке двери, но всё же засунул руку в карман.

В воздухе повисла напряжённая пауза.

– Ты пьяный, что ли, или слепой совсем? – верзила почти заглянул в щёлку окна. – Ты. Сейчас. Меня подрезал.

– Извини. Не заметил, – студент помотал головой в растерянности.

– Что-о? – сделав вид, что не расслышал, и двинув нижнюю челюсть вперёд, бросил верзила.

– Не заметил. Извини, – повторил студент погромче.

Сзади уже начала собираться пробка. Две машины встали одна за другой в рядок. Неспешно подкатил автобус, набитый битком так, что кузов едва не сидел арками на колёсах. Пшикнул тормозами. Водитель его нетерпеливо открыл форточку и, нервно прикусив губу, вздохнул.

– Правила движения не учил, что ли? – не унимался верзила. – Права купил, небось, в переходе? Слушай, что я тебе скажу…

Автобус посигналил. Вторя ему, прогудели ещё два или три сигнала в длинной уже веренице машин.

– Ну и что теперь, движение держать? – ответил студент, выслушав всё.

– Да он больной какой-то! – зычно возопил верзила в ответ на гудки. Голос его эхом разнёсся по улице.

Немного погодя, он неспеша развернулся и направился к своему авто. Всё так же вразвалочку, но уже медленными шагами, подняв довольно голову и закатив глаза, упиваясь удовлетворением, словно насосавшийся человечьей крови вурдалак. Хлопнула дверь. Нервно взвизгнули резиной, пробуксовывая, колёса, и машина умчалась.

Студент завёл двигатель. Мотор зафырчал. Освободив проезжую часть, он проследовал до светофора, горевшего красным.

– Алло, мам? – произнёс он, как только гудки в динамиках прекратились, стараясь сделать голос как можно более спокойным. – С тобой всё хорошо?

– Ничего, – увядший голос ответил с другого конца. – Ты… долго что-то…

– Да там на шоссе авария была, мам, полчаса в пробке простоял, – ответил студент. – Сейчас-сейчас. Подъезжаю к тебе. Вон здание уже вижу. Ты там держись. Алло?

И он поднял глаза туда, где вдали из-за домов выглядывал кирпичный корпус больницы.

========== II. Пьяница ==========

Солнечные лучи заливали аллею. Качали пёстрыми головами тюльпаны и нарциссы, вокруг вились осы и шмели, порхали бабочки. По улице прогудел троллейбус, сухо щёлкнув «рогами». Казалось, весь панельный микрорайон высыпал из бетонной тесноты на улицу. Шумя, резвились дети, неспешно прогуливались влюблённые пары, юная компания расположилась на ограждении фонтана.

Житель дома номер сто девяносто семь по улице 50-летия Комсомола, немолодой мужчина, алкоголик со стажем по прозвищу Ржавый поднялся с лавочки. Стоило ему сделать пару шагов, как в ноги чуть не уткнулась девочка на трёхколёсном велосипеде. Пропустив её, Ржавый окинул взглядом фонтан.

Брызги солнца разлетались в разные стороны. Обходя их кругом, не спеша прошла мимо молодая семья. Муж – высокий, плечистый, с аккуратной бородой и уверенным взглядом катил коляску, жена – высокая, личико милое такое, ноги точёные в джинсах в облипочку, сама вышагивает за руку с мальчуганом лет семи. Цок! Цок! Цок! – стук каблуков становился тише и тише.

– …вот если будешь всякую гадость пить, будешь как вон тот дяденька… – науськивала сына женщина, – не будет у тебя ни машины, ни дома, ни работы…

Ржавый, повесив голову, отвернулся в сторону ёлок, чьи лапы свисали прямо за лавочкой.

– И… не женишься никогда, – после паузы, словно раздумывая, нужно ли это мальцу, добавила она. – Никому не нужен будешь.

Что ж, не впервой, подумал Ржавый и вздохнул. Кого ни возьми – всяк плюнуть в твою сторону норовит.

Раньше… Хорош был «Космо-плюс», синенький такой, сто миллилитров. Но «Космо-плюс» уже год как куда-то из аптек подевался. А обычный «Витасепт» такая гадость. Да и «боярышник» тоже.

Поэтому сегодня снова пойду шиковать в заведение. Там меня, должно быть, уже приятель мой дожидается – Бурёнка. Единственный настоящий друг, единственный человек, с которым поддерживаю хоть какие-то контакты. Да если б не он – вообще пропал бы! Он ведь и подработку подыскал, и в баню ходим по старой памяти.

Вообще-то он Митя. Бурёнкой стал года три назад. Вылил нечаянно на себя огроменную кастрюлю кипятка. Потом весь в пятнах от ожогов ходил. Кто-то увидел и ляпнул невзначай: «Да ты как бурёнка…» Вот и прицепилось. Хотя, по-идее, Пеструхой должон быть.

Приятный ветерок бил в лицо. В кустах чирикали воробьи – целый выводок слётков, выпрашивая кушать, прыгал за неутомимыми родителями. Вот и улица. По пешеходному переходу, обгоняя, прошли две беззаботные девчушки. Запахло карамельными духами.

Перейдя дорогу, Ржавый оказался аккурат перед домом, с торца которого было крыльцо с железными перилами и вывеской «По чуть-чуть». Обойдя дом по тротуару, поднялся по гремящей, упругой под ногами лесенке и дёрнул скрипучую дверь.

Приятель уже ждал его, стоя за маленьким высоким столиком.

– Ох ты ж… Великий фунфурье вернулся к цивильной форме пития? – воскликнул Бурёнка, приветственно раскинув руки.

– Здорово, здорово. Да вот, пришёл тромбы разогнать, – ответил Ржавый.

Бурёнка оглядел его лицо, покрытое мелкой мозаикой незаживающих точек. Ржавый уставился в окно и вдруг на несколько мгновений взгляд его помутнел, словно он крепко задумался о чём-то своём.

А из динамиков пел голос незнакомого исполнителя:

«Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты словно в оковы закована, драгоценная ты моя женщина…»

И под звуки песни память-злодейка уносила в далекое прошлое, на пятнадцать лет назад…

***

На карьере нерудных материалов он был одним из лучших шофёров. Каждое утро, с понедельника по субботу, его «КрАЗ» выходил из гаража и начинал наматывать один за другим круги по песчаным уступам. Ревя мотором, самосвал поднимался гружёным со дна воронки, а разгрузившись, летел вниз, поднимая тучи пыли – и так десять часов. А вечером Ржавый из шланга смывал пыль и спешил домой.

– Пойдём, посидишь с нами? – предлагали мужики.

– Не, ребят, – отвечал им Ржавый, – я к жёнушке.

И заворачивал в салфетку неизменные пару пирожков с вишней из столовой – гостинец «от лисички» для маленькой дочери.

В тот вечер он, выехав из-под погрузки, в двадцатый раз за смену поднимался наверх по узкой извилистой дороге. Из-за поворота навстречу нёсся самосвал его коллеги, Вальки Дёмина. Эх, Валька, торопыга… – только и успел подумать Ржавый, заметив, как встречный «КрАЗ» вильнул на скользкой дороге. И…

Тяжёлая машина боком неслась прямо на него. Выкрутив руль вправо, Ржавый бросил машину в сторону, но исправить уже ничего было нельзя. Удар.

Двадцатипятитонный «крокодил» был техникой тех ещё времён, когда ремни безопасности не были обязательным элементом конструкции. Подброшенный со своего места, ломая грудной клеткой огромный руль, его водитель вылетел через лобовое стекло и, чиркнув капот встречного самосвала, распластался на крутом склоне откоса в камнях.

Через пару минут на месте собрались шофёры.

– Валька? Валька!

– Слушай, а на «шестнадцатом» кто был?

– Женя же!

– А где он?

Водители оглянулись.

– Да вон же лежит!

Мужики бегом спустились под откос.

– За скорой отправил?

– Смотри, как его…

– Он живой ещё?

– Н-не поймёшь…

Водитель «КрАЗа» лежал ничком, уткнувшись лицом в камни.

– Дышит вроде…

– Тихо ты! Не трогай! Убить хочешь? Рёбра в лёгкие воткнутся.

Один за другим работники карьера собирались вокруг…

***

– Здорово! – высокий писклявый голос заставил двух стоявших у столика мужчин обернуться.

Витька-помоешник. Опять у нас крутится. Мужик он, может, и неплохой, да чудной больно. Что люди ненужное выкидывают, всё в дом тащит. Всю квартиру хламом забил. Ну да ладно. Каждый по-своему с ума сходит, верно?

– Будь другом, выручи, а? – начал тот.

– Иди уже, – начал было Бурёнка.

– Самую малость не хватает.

Помявшись, Ржавый молча сунул в протянутую руку десятку.

Просияв от радости, незваный гость разразился целым ворохом благодарностей и воспарил над серым кафелем в направлении барной стойки, за которой кудрявая женщина с бейджиком «Надежда» ожидала посетителей, облокотившись на столешницу.

Ну и что, что говорят, что он в психдиспансере бывает, – подумал Ржавый. У кого чего. Меня вот супруга как увидала, только и ахнула: да что ж мне теперь с тобой делать-то? Поднял голову: стеклянная плоскость окна дребезжала от проходившего мимо транспорта; взгляд встретился с осунувшимся лицом, покрытым глубоким узором шрамов. Поди думают все: заразный. Эх. Старый никчёмный инвалид…

– Мне бы жена высказала: что, мол, деньгами соришь, – произнёс задумчиво приятель.

Вот так. У Бурёнки есть жена. Да даже у Витька-помоешника кот есть. Тоже, зуб даю, подобрал. Мне, что ли, кошку завести? Хоть родная душа в доме будет.

Покачал головой. За окном ветер срывал с одуванчиков пух, оставляя лишь голые стебельки, и вдаль убегала дорога, длинная-длинная, словно долгая жизнь.

========== III. Неверная ==========

Сколько звёзд этой ночью на небе – не перечесть! Как будто не из окна квартиры смотришь на небо. Лишь только взглянул, а уже падаешь в него, невесомо стремясь к звёздам, а те убегают, и тебе всё равно никогда до них не дотянуться.

– Глаза у тебя красивые. Такие мальчишеские немного, – тихо-тихо шепнула она и бережно погладила его растрёпанные светлые волосы. – Хороший мой… Самый… Не знаю, что мне с этим делать.

– Если бы я и сам знал, – произнёс он, и прижался к её горячей щеке.

– Понимаешь… – она долго собиралась с ответом. – Я и не думала, что когда-нибудь так полюблю.

Спит дочурка в соседней комнате. Спит и сын – недуг теперь не страшен. Тихо капает на кухне вода из крана. Одинокая машина прошуршала по улице. У самого окна качается тонкая ветка берёзы. Скоро уже рассвет.

Муж в командировке. Он нынче перепродаёт сразу пять машин из другого региона – там сейчас плохо с деньгами, и хозяева спихивают их за бесценок. Немного подлатать – и можно давать объявление в местной газете. Как нынче говорят – профит!

– А когда я тебя первый раз увидела на работе, ты мне таким с-сурьёзным показался. Может, просто – маска эта, шапочка ещё?

– Конечно, – он коротко улыбнулся. – А то пациенты слушаться не будут.

Он повернулся на спину. Она следом за ним. Но долго ей не лежалось. Она привстала, уселась под одеялом, подогнув ноги, и глубоко вздохнула. Обхватив руками колени, замерла так, и вдруг уткнулась в спинку разложенного дивана.

И он понял, что та плачет.

– Перестань, – произнёс он заботливо и, привстав, склонился к ней.

Женщина всхлипывала, содрогаясь.

– Не надо… – волосы, щекоча кончиками плечи, стекали вниз вороным дождём. – Ты же сам всё понимаешь.

– Что?

– Он бывает неправ. Бывает зол, бывает, устаёт от детей. Но он мой муж. Столько лет уже – родня вокруг, всё…

В воздухе повисла пауза.

– Он знает, что я никуда не денусь. Что мне ещё целую жизнь жить с ним. А ты… – она немного собралась. – Молодой, красивый. Семью надо создавать. Намаешься да найдёшь себе кого-нибудь однажды…

– Угу, это для того меня тридцать с хвостиком лет фортуна от женского пола оберегала, чтоб поматросить и бросить? – он осторожно положил руку ей на плечо.

– Всё равно ничего не изменить… я не могу… мне мать сегодня такое сказала…

И она, отворачиваясь, сорвалась снова.

– Ну? Спрячь слёзки.

Прошло пару минут. Она долго успокаивалась сама, пока молодой человек не взял осторожно её, обхватив, и она ткнулась носом ему в плечо.

– Прижмись ко мне сильней… – шепнула она на ухо ему.

***

– Ты совсем, что ли, умом тронулась? – кричала мать.

– Мам, ты ничего про него не знаешь.

– И знать не хочу! Убирайся… вон! – и швырнула полотенце в сторону.

– Я тебе просто… рассказать хотела… – съёжившись, ответила дочь.

– Вот чего тебе не живется? Квартира есть. Машина такая красивая! Детки в школу пошли. Ты о детях подумай, бессовестная!

Воцарилась тишина. Только шумела улица за окном, припекаемая солнцем, издевательски радостным и жарким.

– Муж – это святое! – потрясая пальцами в воздухе, возмущалась она. – Неужто не выбил ещё из твоей башки дурь?

Дочь молчала.

– Иди! Не расстраивай меня. Ишь ты, хахаля нашла. Да кто он такой вообще! Что он тебе дать может? Сколько тебе Саша всего делал, а ты…

***

– Не знаю я, кто я теперь, – она продолжала всхлипывать. – Если б я тогда знала, что можно было прожить эту жизнь по-другому… Если бы дождалась тебя…

– Слушай, – пытаясь отвлечь её от мрачных мыслей, спросил он. – А мне вот интересно стало… Я у тебя в телефоне как записан?

– Ты? – она задумалась. – А… «Андрей Васильевич Областная Больница». Вроде так.

Она посмотрела на него и вытерла щеку, слегка улыбнувшись.

– А я у тебя как?

– Ты? – мужчина усмехнулся. – По-моему, «Ваня 8 лет».

Женщина, склонив голову вбок и опустив глаза, улыбнулась снова, теперь уже дольше и увереннее.

– Слушай, – она подняла наконец глаза. – Я всё хотела спросить – у тебя нет какого-нибудь… хобби? Ну, писать, рисовать там. Вечером после работы, скажем.

– Если по-правде? Обычно напиться хочу после работы. До отключения. Чтобы ни о чём не знать и не думать. Но нельзя. Хуже не придумать врача, чем пьющий. Табу это.

Женщина покачала головой.

– Но разве ты не привык? Ты столько лет этим занимаешься, – ответила она.

Мужчина прикусил губу и повесил нос.

– Да вот… Просто… – он сделал длинную паузу и, наконец, договорил, что хотел: – Если бы всё всегда шло как надо.

И, замолчав, замер неподвижно, уставившись в светлеющий прямоугольник окна.

– Я ведь с тобой поэтому и заговорил тогда.

***

Баня натоплена – только держись! Выскочив из парилки, двое мужчин сели в предбаннике красные как раки.

Компания, сидевшая на веранде дачного дома, уже разбредалась по кроватям, раскладушкам и гамакам. Одинокий фонарь горел под козырьком, и в его свете подрагивали листья яблони, отбрасывая на землю трепещущие тени.

– Как ты думаешь, «Приору» за сколько возьмут?

– «Приору»? Двести, не больше. Год большой, а они ж гниют…

Второй приятель махнул рукой, показывая всем своим видом, что устал уже говорить о машинах.

С участка через деревянную дверь бани доносились звуки музыки. Забытый всеми радиоприёмник продолжал надрываться, будто попрошайка на опустевшей площади. Постукивали из динамиков ударные и хрипловатый бас шансонье тянул:

Мы трудности видали, ножи мы заточили

И за рога быка мы научились брать,

Купили мы машины, квартиры мы купили

И жён своих мы научили ждать.

– Да, кстати. Как у тебя, так сказать, на семейном фронте?

– Ну… Как президент наш говорит? Стабильность. Вот, – и гость облокотился на стену, обшитую лакированной вагонкой. – Дело своё жена моя знает…

Он запустил большой палец под повязанное на поясе полотенце, и оттянув, поправил.

– Ещё и откормила вот. Стирает, убирает. …издюков всё по больницам возит. Активная женщ-чина! – явно пародируя кавказский акцент, произнёс он.

– Завидую тебе, – ответил второй. – Моя за десять лет и готовить-то не научилась. Зато зажигалочка. Фитнес, йога, всё такое.

– Ну уж, – первый развел руками. – Воспитывай её давай. А не умеешь, тогда как умеешь.

Второй отмахнулся.

Некоторое время мужчины сидели молча.

– А что там с детьми-то? – наконец-то прервал унылую тишину второй.

– Да я вникал, что ли, – произнёс приятель ему в ответ.

Собеседник посмотрел на него с некоторым недоразумением.

– Я их заводить не хотел. Сама оставить уговорила, – буркнул под нос вдогонку Александр и отвернулся, явно не желая развивать тему.

Приёмник наконец смолк: видимо, кому-то он в конечном итоге помешал спать. Загремела циновка. Дача окончательно погружалась в сон.

***

Она всё расспрашивала его о жизни, а он рассказывал как есть, сидя напротив на диване, и долго смотрел на неё.

– Вот так вот получилось. Что ж. Некрасивый, неостроумный, неспортивный. Без квартиры, живу у родителей, езжу на автобусе…

– Сейчас же есть льготная ипотека. Была бы своя квартира.

Он махнул рукой.

– Фигня.

– Даже в гости не приехать к тебе.

– Почему? Тебя там хорошо примут.

– Да зачем их стеснять-то…

Андрей прикусил губу.

– М-да. Квартирный вопрос испортил не только москвичей, – и добродушно усмехнулся, но тут же оборвался. – Ты что, опять?

– Пойми, – она говорила негромко, голос её дрожал, но в этот раз она крепилась. – Я каждый день виню себя… Не могу так больше. Я который год уже живу с ним только для того, чтобы у нас, – она кивнула в сторону детской комнаты, – была крыша над головой.

– Послушай…

– И я не знаю, что будет больший грех, – продолжила она, – то, о чём говорила мама, или… Или вот так…

Андрей сглотнул, и посмотрел в потолок, а потом на неё. Обыкновенная женщина. С обыкновенным, нормальным вполне объяснимым желанием лучшей, счастливой доли себе и своим детям. Он вновь поднял на неё глаза, едва лишь отведя, и собрался с мыслями.

– Моя коллега по работе, очень в этих вещах разбирающаяся, сказала мне как-то, что человек в таких случаях не имеет права судить ближнего, потому что не может знать, как на самом деле правильно.

Казалось, женщина начала успокаиваться. Её дыхание стало более размеренным, плечи распрямились. Она подняла голову, уставившись в окно, туда, где тысячи звёзд мерцали, зазывая за собой.

– Как ты думаешь? Мы когда-нибудь сможем прожить ещё одну жизнь? Где можно всё исправить. Мы б…

Она не договорила. За стеной послышался шорох и скрип кровати.

– Тс-с. Лена проснулась.

Она приподнялась было с кровати.

– Ладно. Спи, – остановил её Андрей. – Я сейчас.

– Да ты… Ну…

Он встал и на цыпочках прошёл в детскую комнату. Лена ворочалась и таращилась в потолок своими чудными глазищами. Андрей присел у её кровати на корточки, положил руку на изголовье и улыбнулся.

– Ну что ты? Скоро приедет автобус в Хогвартс, а ты ещё не спишь. Проморгаешь ведь. Дядюшка Эрни ждать не будет, ему столько пассажиров ещё надо подобрать…

========== IV. Разбудившие ==========

29 декабря 2018 года,

02:20

– Боже… что же это так гудит-то…

Гражданка Чернякова подошла к окну.

Низкий глухой гул разносился по окрестностям. Казалось, разверзлись врата ада и откуда-то из-под земли полезло древнее зло. Гудело всё вокруг: шум эхом отражался от стен зданий и гулял по дворам долгими перекатами.

– Да ТЭЦ пар опять сбрасывает, – ответил ей подоспевший супруг, хотя та сама вполне догадывалась об источнике шума. – Совсем охренели. Ладно б днём. Люди спят, а они…

Весь микрорайон, что называется, стоял на ушах. Люди вскакивали с кроватей, беспокойно ходили из комнаты в комнату. Семья Черняковых не была исключением.

– Олеженька! Ты-то чего вскочил? – женщина обернулась к подошедшему сыну.

– Гады, когда ж вы угомонитесь, – слал свои проклятия в адрес станции муж. – Что, вот неужели в другое время нельзя было это сделать?

– Да надо на них заявление подать в милицию, – ответила жена. – Олеженька, марш спать!

– Давай я им позвоню сейчас.

– Куда?

– Как куда? На станцию. Счас скажу им: вам что, больше делать нечего…

***

02:19

Машинист центрального теплового щита управления котлами, двухметровый мужчина в серо-синей форме, с округлившимися глазами согнулся над панелью. Лихорадочно прикидывая, куда что пойдёт, двумя руками оперировал ключами и кнопками, дабы удержать оба вверенных ему котла от аварийного отключения.

Весь щит горел иллюминацией мигающих табло, звенел пронзительный сигнал. Рядом турбинист, не отпуская микрофон рации, нагружал последнюю оставшуюся в работе турбину, сколько это удавалось. Но ситуация развивалась слишком стремительно. Монитор, показывающий график давления пара, рисовал такие загогулины, что становилось не по себе.

– Сейчас клапана сработают…

Всё началось даже не на станции – с замыкания на линии электропередач. От перегруза отключился трансформатор, тут же пропала нагрузка на одной из машин. Дальше всё посыпалось как домино: авария, как к ней не готовься, всё равно случается внезапно. Даже когда сама станция работает как часы.

– Молодцов, выйди на связь! – крикнул щитовой-турбинист в рацию.

Молодцов не отзывался. Он в этот момент, что было сил, двумя руками открывал тугой вентиль дренажа. Обливаясь едким потом, стоя в мутной водо-масляной жиже, среди шума, он со скрипом тянул не поддающийся вентиль, лишь бы успеть.

– Машинист-обходчик Молодцов, выйди на связь… – громче повторил турбинист.

Дверь распахнулась, и на щит ввалился запыхавшийся начальник цеха; следом примчался ведущий инженер. Он был только из дома, но увиденное напрочь смело остатки сна. Не лучше был и сам начальник: лицо вытянулось, каска съехала набок.

– Долгих! Держи котлы! – гаркнул он. – Отвалятся – заморозим город!

«Держу», – мысленно ответил ему щитовой-котельщик, и в тот же момент зазвучал ещё один сигнал. Мигнули табло, в цеху лязгнуло, а с крыши послышался нарастающий гул.

– Клапана работают. Не удержим…

– Это всё, – произнёс начальник цеха, и следом выругался известным словом, обозначающим патовую ситуацию.

– Уровень!

– Турбина! Векшин, смотри за турбиной!

Панель щита разразилась финальным аккордом световых сигналов, и сумматор – прибор, показывающий сколько электричества вырабатывает станция – выдал цифру «ноль».

– Перекидывай пар на БРОУ*! Греть теплосеть!

– Котёл! Хоть один удержи! Ну же!

Бледный от напряжения, машинист котлов набрал на панели избирательного управления две цифры и повернул ключ; затем нажал другие две и снова повернул. Тотчас открылись задвижки паровой продувки, и избыток пара мощным потоком ударил на крышу, в глушитель.

– Готовлю к включению резервную БРОУ, – услышали все в рации удивительно спокойный для такой обстановки голос старшего машиниста – ветерана предприятия с тридцатидвухлетним стажем.

– Ну давай. Давай же. Родненький, ну… – приговаривал щитовой, оперируя продувкой, питанием и топливом. – Давай. Давай.

Котёл послушался. Уровень, качнувшись, откатился от опасного предела. Теперь надо было удержать его, выбрасывая треть пара в атмосферу, до того, как управятся со своей работой старший и обходчики.

В первый раз за эти минуты Долгих вытер пот со лба.

***

Телефон в приёмной директора звонил не переставая.

– Трубку не берут. Падлы, – гремел на всю квартиру гражданин Черняков в праведном гневе. – Ну ничего, я вам задам жару! Завтра же пойду и доложу куда следует!

– А то никто не знает.

– Знают они, знают. Беспредел можно остановить только так, нашими руками! – не унимался мужчина.

– Слушай, а… – жена запнулась. – Вдруг что и вправду случилось? Смотри.

Она дотронулась до батареи ладонью. Осторожно, чтобы не обжечься. Но покрытая белой эмалью сталь оказалась чуть тёплой.

– Ба. Отопление пропало!

– Как пропало? – муж подскочил к ней и собственноручно потрогал батарею. – Как пропало? Значит, это что, сейчас была… авария?

***

Обугленные провода беспомощно свисали с консолей покрытых толстым слоем инея опор. Остывали трансформаторы на площадке подле главного корпуса станции, столб пара из колодца во дворе вдруг стал жиже и приземистее. Предновогодний мороз крепчал, сковывая ледяным дыханием город. Крупные звёзды висели над тёмными кварталами, казалось, звеня от стужи.

И лишь один котёл, ревя как хтонический исполин, продолжал, стравливая избыток пара, выбрасывать шестьдесят тонн пара в час в атмосферу, чтобы не прекращать работу, чтобы оставшиеся сто двадцать продолжали идти через узкое горлышко редукционной установки на нагрев теплосети, не давая воде в трубах и батареях превратиться в лёд.

–

Примечание:

* БРОУ – быстродействующая редукционно-охладительная установка, через которую пар подаётся на нагрев теплосети непосредственно с котла, минуя турбину.

========== V. Трус ==========

Наши дни. Один из многочисленных

локальных конфликтов, место и время которого не имеют никакого значения

Лейтенант Привалов, стиснув зубы, ползком просочился между двумя булыжниками, цепляясь за шершавый песчаник, загребая коленями пыль. Пальцы неожиданно вляпались во что-то липкое, тёплое. Пригляделся: рядом, среди мелких пучков сухого ковыля, лежала кисть руки человека – скрюченная, с тяжами сухожилий.

Пустой желудок попросился на выход. Торопливо вытирая пальцы о траву, перевалился за спасительные камни и только здесь огляделся по сторонам.

«Там есть кто?» – мелькнуло в голове. Вокруг воцарилась внезапная тишина, но он твёрдо знал: теперь их окружили. И сейчас этот силок всё туже затягивается, тихой сапой переползая по одному ближе и ближе, причёсывая всё, что шевельнулось, короткими сухими очередями, издали методично заваливая поредевший взвод из миномётов.

Пуля – от неё ещё можно схорониться до поры здесь, в камнях. Мина – летит, зараза, и не знаешь, куда на этот раз упадёт. Раз мимо, другой, пятый, десятый – а вот ещё одна, и кому-то не свезло. Пусть уж лучше тогда сразу точненько – смерть будет лёгкой. Раз – и всё.

Рядовой Кравчук лежал скорчившись. Худощавый молодой человек с гоголевскими глазами-вишнями. Разворошённая аптечка валялась позади. Пенал с обезболивающей таблеткой, что ныне пришла на смену промедоловому шприцу, даже не тронут.

– Даня!

Привалов собрался и быстрым рывком подскочил к нему. Тотчас поверх головы просвистела, шмякнув о камни, очередь.

«В живот ранило. Дела плохи».

– Даня! Да разожми ты зубы…

– А-а-а-а… – его крик сорвался на хрип. – А-а-а-а. Лучше стреляй… Стрель… ни в меня…

– Даня! Слышишь? Держись, Даня!

Краем глаза заметив движение в стороне, Привалов резко обернулся. Волоча с собой ручной пулемёт, к ним пробирался Гильдеев.

– Что? Даньку? Живой?

Командир взвода кивнул.

– Ранен.

– Юшку и Слона… того… Убиты.

Бледный Привалов осел на колено. Он уже сбился со счёта, кто из его взвода остался жив, а кого слепая смерть забрала к себе в цепкие корявые объятья.

– Я тут… – Гильдеев тяжело дышал, – вон через ту ложбинку можно свалить.

– Ты там был?

– Оттуда… – он положил ладонь на грудь. – Там укрыться есть где, чтоб пройти.

– Звездишь!

– Зуб даю!

Привалов покачал головой и, подумав, взялся за рацию.

Чуть слышный свист. И тут же: «Быдых!» – ухнуло где-то в стороне. Ещё одна мина.

– Слушай мою команду!..

***

Остатки взвода пробирались между укрытиями короткими перебежками. Двое подволокли к очередному прогалу тяжело раненого Даньку, ещё один вёл, закинув руку на шею, бойца с наскоро перевязанным разорванным в клочья плечом. Восьмой их сослуживец, истекая кровью, шёл сам.

– Муха! Кирьян! – крикнул Привалов. – Айда! Прикрываем!

Командир и Гильдеев, стиснув зубы, полоснули очередями поверх бугра, из-за которого только что стреляли. Сухие ковыли ошмётками взвились в облачке пыли. Тотчас, взяв под мышки Даньку, Кирьянов и Муха поволокли его по земле, согнувшись, почти на корточках.

Но, видимо, не всё доглядели. С характерным звуком почти одновременно несколько пуль ткнулись в песок, ударивший фонтанчиками тут и там. Илья, прикрывавший отход и единственный раненый, шедший на своих ногах, успел обернуться. На бегу он выпустил из своего «Калашникова» неприцельную очередь.

Командир присел на горячую землю, ловя ртом воздух, словно утопающий барахтаясь в воде. Опёрся на автомат. Магазин стремительно пустел, менять было нечем. Не сразу заметил, как из-под рукава сочится тонкая красная струйка.

– Все целы?

Бойцы переглянулись.