Текст книги "Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 – наши дни"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Индустриализация «Большого толчка»: Советский Союз

Япония в 1870-1940-х годах добилась впечатляющих результатов, однако достигнутые темпы роста (2 % в год на душу населения) были малы, чтобы догнать Запад. Трудность состояла в том, что и страны-лидеры не стояли на месте – для успеха нужно было попасть по бегущей мишени. В период с 1870 по 1940 год душевой доход в Соединенных Штатах рос на 1,5 % в год. Если эти темпы роста продлить в будущее, исходя из уровня дохода в 1950 году, то, чтобы догнать США, Японии потребовалось бы 327 лет. Нужно было расти быстрее, и, чтобы ускориться, после Второй мировой войны Япония поменяла свою стратегию развития.

Японии не одной предстояло решить такую задачу. У типичной бедной страны душевой уровень дохода составляет 20–25 % от среднего дохода богатой страны. Если душевой доход богатой страны увеличивается на 2 % в год и бедная страна стремится догнать богатую страну за два поколения (шестьдесят лет), душевой доход бедной страны должен расти на 4,3 % в год в течение шестидесяти лет. Если также учесть рост населения, то получится, что догнать лидера можно, только если совокупный ВВП будет расти на 6 % в год в течение шестидесяти лет.

Лишь очень немногим странам удавалось сохранять столь стремительный рост в течение столь долгого времени. В период с 1955 по 2005 год лишь в десяти странах среднегодовой рост душевого ВВП достигал 4,3 %. Особый случай составляют Оман, Ботсвана и Экваториальная Гвинея, где в этот период были открыты крупные запасы нефти или алмазов. Сингапур и Гонконг – это города-государства и поэтому тоже составляют особый случай: там не было крестьянского сектора сельского хозяйства, который по мере увеличения инвестиций наводнял бы мигрантами города. Зарплаты, следовательно, могли повышаться по мере роста спроса на труд и плоды процветания могли распределяться равномернее. Интересный пример представляют крупные страны с мощным сельскохозяйственным сектором – Япония, Южная Корея, Тайвань, Таиланд и Китай. Кроме того, в выборку можно добавить Советский Союз, где в период с 1928 по 1970 год душевой доход рос на 4,5 % ежегодно (если исключить из рассмотрения 1940-е годы).

Этим странам нужно было преодолеть разрыв с Западом по трем показателям – по уровню образования, капитала и производительности. Массовая школьная система устраняла разрыв в сфере образования, а та или иная разновидность индустриализации под руководством государства позволяла решить вторую и третью задачи. Всюду внедрялись крупномасштабные капиталоемкие технологии, даже несмотря на то, что первоначально они, вероятно, не были эффективны с точки зрения издержек. Этим странам удалось избежать той неэффективности, которую была вынуждена терпеть Латинская Америка, пытавшаяся втиснуть современные технологии в узкие границы своих малых экономик. Они либо были достаточно велики, чтобы поглотить продукцию крупных предприятий, либо получили доступ к рынку США, потеснив американских производителей.

Крупные страны, которым удалось достичь быстрого роста, сделали это с помощью стратегии «большого толчка». Чтобы выйти на рост ВВП в 6 и более процентов в год, нужно было синхронно предпринимать такие инвестиции, которые в более медленно растущих экономиках осуществлялись поэтапно. Города нужно было построить до того, как появятся отрасли, которые обеспечат занятость населению. Автомобильные заводы должны были строиться до того, как для них появится листовой прокат, а металлургические заводы, поставляющие листовой прокат, нужно было строить до того, как будут готовы автомобильные заводы, его потребляющие. При таком подходе каждое капиталовложение должно делаться при уверенности, что совершатся сопряженные инвестиции. Чтобы достичь этой уверенности, тот или иной вид планирования или координации вложений неизбежен. Существенное различие между странами заключалось в том, какие методы координации они применяли и насколько эти методы были эффективны.

Каноническим примером индустриализации «большого толчка» является Советский Союз. Большевики одержали победу в Гражданской войне, последовавшей за революцией 1917 года, однако экономика лежала в руинах. Ее возрождению послужила Новая экономическая политика (1921–1928) Ленина, которая сочетала государственную промышленность и крестьянское сельское хозяйство. После смерти Ленина в 1924 году разгорелась борьба за власть, и в ней победил Сталин. В 1928 году был принят первый пятилетний план, который дал старт «большому толчку». К 1941 году, когда в страну вторглись немецкие армии, СССР мог похвастаться тысячами фабрик и электростанций. Чтобы обеспечить города продовольствием, сельское хозяйство было подвергнуто принудительной коллективизации, а миллионы бывших крестьян отправили в города и на далекие стройки. Многие бежали от террора, развязанного государством против зажиточных крестьян, еще миллионы были депортированы в ходе политических чисток.

Вторая мировая война лишила жизни около 25 млн советских граждан и уничтожила немалую долю основного капитала страны. Тем не менее к 1950 году ВВП и основной капитал вернулись к уровню 194° года, и стремительный рост возобновился. Экономика работала настолько безупречно, что стало казаться, будто советский эксперимент даст всем бедным странам пример, как нужно догонять Запад. В 1970-е годы, однако, начались сбои. Хотя инвестиции оставались высокими, темпы роста постепенно ослабли. В 1985 году расширение экономики прекратилось. Президент Горбачев провозгласил перестройку; централизованному планированию пришел конец. Эти перемены настали слишком поздно, чтобы спасти Советский Союз, и в 1991 году он распался.

Советская история ставит перед нами два вопроса относительно развития. Первый вопрос – почему в 1928-1970-е годы экономика росла так быстро. Советские фирмы находились в собственности у государства, и объем вложений (как и направления их использования) определял Госплан. Координация в экономике осуществлялась методом планирования материальных балансов – подхода, при котором плановые органы определяли совокупный объем производства большинства видов продукции и, исходя из этой совокупной величины, спускали отдельным фирмам задания. Стремительный рост базировался на четырех предпосылках. Во-первых, повышенная доля инвестиций направлялась в металлургическую, строительную и машиностроительную отрасль, благодаря чему можно было быстро создать основной капитал. Во-вторых, основной целью фирм было не получение прибыли, а выполнение заданий по выпуску, спускаемых из центрального планового органа. В-третьих, фирмы не были ограничены по издержкам, поскольку это могло помешать им выполнить задание. Фирмы получали банковские займы, чтобы покрыть свои издержки и, таким образом, действовали в условиях «мягких бюджетных ограничений» в отличие от «жестких бюджетных ограничений» у капиталистических фирм. В-четвертых, стремительно расширялась система образования, целью которой была подготовка для промышленной экономики инженеров, управленцев и рабочих.

В таком режиме душевой ВВП стремительно возрастал. Это достигалось за счет как ускоренного роста ВВП, так и снижения темпов роста населения. ВВП увеличивался стремительно, поскольку вложения в производство средств производства вели к быстрому росту физического основного капитала и поскольку расширение системы образования приводило к тем же последствиям для человеческого капитала. В условиях, когда фирмам ставились задания по выпуску, их управляющие сосредоточивали силы на увеличении производства, а мягкие бюджетные ограничения позволяли прибыльно увеличивать занятость при наличии структурной безработицы в сельском хозяйстве.

Также душевой доход стремительно увеличивался из-за медленного роста населения. Решающую роль в этом сыграл вовсе не политический террор Сталина и не вторжение гитлеровских армий, а падение коэффициента рождаемости. В 1920-е годы советские женщины в среднем имели семь детей, что соответствовало обычному значению в очень бедных странах. К 1960-м годам среднее число детей на одну женщину упало до трех. За этим снижением крылись те же самые причины, что и в других бедных странах – рост уровня образования женщин и вовлечение их в оплачиваемый труд за пределами домашнего хозяйства. Эти тенденции были обусловлены советской политикой в сфере образования и занятости.

Второй важный вопрос, который ставит советская экономическая история, – почему после 1970-х годов темпы роста снизились. Экономисты спорили о причинах и предложили широкий спектр ответов. По мнению одних, диктатура сковывала свободу мысли и изобретательство, по мнению других – слишком много ресурсов НИОКР направлялось в военную сферу в ущерб гражданской промышленности. Третья группа авторов видела в этом доказательство невозможности экономического планирования. По мнению четвертых, развитие промышленности за счет сельского хозяйства привело к исчерпанию излишков рабочей силы. По мнению пятых, стимулы фирм искажались из-за плановых заданий по выпуску и мягких бюджетных ограничений, заставляя их скапливать труд и другие ресурсы, вместо того чтобы высвобождать их для других игроков в экономике. Рассмотреть этот вопрос полезно в свете китайской истории, к которой мы вскоре перейдем.

Индустриализация «Большого толчка»: Япония

Для Японии Вторая мировая война окончилась сокрушительным поражением. Воссоздавать с ровного места предстояло не только промышленность, – пересматривать пришлось и те национальные ориентиры, которые определяли развитие страны со времен реставрации Мэйдзи. С империализмом было покончено, от лозунга «сильная армия – богатая страна» осталась только «богатая страна». И эту задачу Япония решила исключительно успешно. Темпы роста душевого ВВП поднялись с 2 % в год в 1870–1940 годах до 5,9 % в 1950–1990 годах. Наивысших темпов страна достигла в период с 1953 по 1973 год, когда ее душевой ВВП рос на 8 % в год. В результате по уровню жизни Япония сравнялась с богатыми странами.

И добиться столь впечатляющих успехов она смогла лишь полностью пересмотрев политику в области технологий, сформулированную в период Мэйдзи. Вместо того чтобы приспосабливать западные технологии к условиям низких зарплат (то есть сокращать использование капитала и повышать использование труда), Япония нацелилась на самые крупномасштабные и капиталоемкие технологии. На развалинах войны выросла передовая промышленная экономика, и цены на факторы производства приспособились к новым капиталоемким условиям, а не наоборот.

На начальной стадии право выбирать технические решения закреплялось не за частными фирмами, а за государственными институтами. Самым известным из них стало Министерство внешней торговли и промышленности (МВТП), хотя свою роль сыграли и другие институты. Эти государственные структуры выросли из довоенных институтов Японии.

В 1950-е годы многие японские отрасли обрабатывающей промышленности не достигали размеров, необходимых для реализации экономии от масштабов и достижения высокой производительности. Минимально эффективный размер сталелитейного завода составлял 1–2,5 млн тонн. Единственным заводом в Японии, достигавшим этих размеров, был металлургический завод в Явате мощностью в 1,8 млн тонн. Мощность остальных предприятий не достигала 0,5 млн тонн в год, и в итоге уровень производительности японской сталелитейной промышленности был вдвое меньше, чем в США. Перед МВТП стояла цель перестроить отрасль таким образом, чтобы сталь выплавлялась на заводах эффективных размеров. Сделать это МВТП могло благодаря тому, что контролировало банковскую систему и распоряжалось иностранной валютой, необходимой для импорта железной руды и коксующегося угля. К 1960 году вся сталь производилась на заводах эффективного размера, а ее выпуск увеличился с 5 млн до 22 млн тонн. В 1960-е и 1970-е годы МВТП продолжало руководить инвестициями в сталелитейной отрасли. Новые мощности создавались на заводах таких размеров, которые позволяли извлечь всю экономию от масштабов и применить лучшие современные технологии. Япония опережала США по темпам внедрения кислородно-конверторного процесса и непрерывного литья стали.

Подход, ориентированный на крупномасштабные капиталоемкие технологии, был взят на вооружение и в других отраслях. Важным примером служат судостроение и автомобилестроение. Если в Латинской Америке производство автомобилей стало ярким примером неэффективности импортозамещающей индустриализации, то в Японии оно стало средоточием высокой производительности. Фирмы, преобладавшие в этой отрасли промышленности после войны, были основаны еще в межвоенный период. В 1920-е годы свои заводы в Японии построили американские фирмы, но закон 1936 года заставил их прекратить деятельность. Развитие японских фирм поддерживалось с помощью военных заказов на поставку транспортных средств, и в результате отрасли удалось развить проектные мощности и инженерный потенциал, которые легли в основу послевоенных успехов. К 1960-м годам ведущие японские автомобилестроительные предприятия создали сборочные заводы, соответствовавшие минимально эффективному масштабу выпуска (на тот момент он равнялся 200 тыс. единиц техники в год). А к 1970-м годам на заводах появились штамповочные производства и стали использоваться несколько конвейерных линий, что повысило минимально эффективный масштаб до уровня свыше 400 тыс. автомобилей. К тому времени японские заводы обгоняли по капиталоемкости фабрики США, а издержки выпуска их продукции были ниже.

Но, помимо этого, предстояло решить важнейший вопрос о рынках сбыта для выросшей японской промышленности. Немалая доля продукции потреблялась внутри страны. Так, сталь во многом шла на автомобильные и судостроительные заводы. По мере возрастания основного капитала, резко рос спрос на труд. В результате низкооплачиваемая работа, характерная для сельского хозяйства и мелкой обрабатывающей промышленности, уходила в прошлое. Значительную часть продукции обрабатывающей промышленности могли купить японские рабочие. Тем не менее они не потребляли все изделия сверхкрупных японских фабрик – и страна сделала ставку на экспортные рынки. Важнейшим из них были Соединенные Штаты. Получение доступа к американскому рынку выходило за рамки полномочий МВТП. Соединенные Штаты могли бы продолжить ту политику высоких пошлин, которую они проводили с 1816 года, и не пускать японские товары в страну. Однако они предпочли вести свободную торговлю на многосторонней основе. В конечном счете импорт японской стали, автомобилей и потребительских товаров привел к большому снижению производства и занятости на промышленном Среднем Западе Америки. Упадок американского «ржавого пояса» являлся оборотной стороной восточноазиатского «чуда».

Американские заводы решили принести в жертву, так как для США Япония являлась форпостом борьбы с коммунизмом в Восточной Азии.

Индустриализация «Большого толчка»: Китай

Экономическое развитие Китая в последние полвека служит одним из величайших водоразделов в мировой истории. В эпоху перед индустриальной революцией Китай был крупнейшим центром обрабатывающей промышленности в мире, однако конкуренция со стороны британских фабрик разрушила существенную часть его традиционных обрабатывающих производств. Политическая нестабильность, гражданская война и слабость государства не позволили взять курс на эффективную экономическую политику по образцу Японии Мэйдзи. К середине XX века Китай с уровнем дохода в 448 долларов на душу населения входил в число наиболее бедных «слаборазвитых» государств мира.

Победа коммунистов в 1949 году положила начало тридцатилетнему периоду централизованного планирования по советскому образцу. Душевой ВВП начал расти на 2,8 % в год– довольно большими, но не феноменальными темпами (для того чтобы быстро догнать лидеров, требовалось 4,3 %). После 1978 года рост резко ускорился. В 1978–2008 годы душевой ВВП рос на 6,9 % в год.

Что обеспечило Китаю подобный успех? Обычно ответ звучит так: «свободно-рыночные реформы». После смерти Мао в 1976 году новый лидер Дэн Сяопин стал усиливать роль ценовых сигналов в экономике и дополнять централизованное планирование рыночными механизмами. Первые реформы были осуществлены в сельском хозяйстве. В 1978 году на смену коллективной обработке земли пришла система семейной подрядной ответственности, в которой земля коллективных хозяйств предоставлялась в аренду семьям для частной обработки. Задания по поставкам урожая, спускавшиеся коллективным хозяйствам, распределялись между семьями. В 1979–1981 году государство подняло цену, уплачиваемую за поставки сверх задания, и этот доход шел напрямую в карман отдельных крестьян. Сельскохозяйственное производство, в том числе урожай риса, в 1978–1984 годах стремительно рос (хотя впоследствии его рост сильно замедлился), и обычно это ускорение объясняют усилением финансовых стимулов у крестьян.

Второй комплекс реформ также был осуществлен в сельском хозяйстве. Коллективные хозяйства (как и крестьяне в более раннюю эпоху) традиционно занимались обрабатывающим и ремесленным производством. В 1978 году местные партийные руководители получили задание стимулировать мелкое производство потребительских товаров для продажи на свободном рынке. Численность занятых в этих «поселково-волостных предприятиях» увеличилась с 28 млн человек в 1978 году до 135 млн в 1996 году, когда на их долю стало приходиться 26 % ВВП Китая.

На третьем этапе реформы были сосредоточены на тяжелой промышленности, которая до сих пор являлась витриной достижений централизованного планирования. В середине 1980-х годов государство заморозило плановые задания и позволило фирмам продавать продукцию сверх этой величины на свободном рынке. По мере роста производства эти задания все больше и больше теряли свое значение, и в конце концов планирование материальных балансов превратилось в формальность. В 1992 году XIV съезд Коммунистической партии Китая провозгласил целью реформ создание «социалистической рыночной экономики». Фирмы были выведены из подчинения министерств и преобразованы в государственные корпорации, а на государственные банки была возложена задача по финансированию их капиталовложений. С появлением рынка реальное значение приобрели и бухгалтерские балансы, теперь позволявшие дать денежную оценку работе предприятий. В результате неэффективные организации в Китае были закрыты, чего в Советском Союзе достигнуть так и не удалось.

По мере того как реформы вступали в силу, китайская экономика стремительно росла. Однако можно ли проводить причинно-следственную связь от реформ к росту? Ответить на этот вопрос не так-то просто. Некоторые сложности видны на примере сельского хозяйства. Чтобы повысить урожайность риса в условиях тропиков, нужны улучшения трех типов. Во-первых, это крупный и постоянный источник воды. На протяжении 1960-х и 1970-х годов Китай усиленно вкладывался в строительство оросительных сооружений и благодаря этому стал возможен бурный рост сельскохозяйственного производства после 1978 года. Во-вторых, необходимо, чтобы растения реагировали на внесение удобрений повышением урожайности. Если бы удобрения активно применялись к традиционным китайским сортам риса, это привело бы лишь к увеличению длины рисовых стеблей и их последующему полеганию без формирования зерна. Такова общая проблема выращивания зерновых в тропиках. Поэтому требовались короткостебельные сорта риса с волокнистым стеблем. Эти сорта не росли в высоту и не полегали при использовании удобрений, а вместо этого производили больше рисовых зерен. «Зеленая революция»[9]9
  Комплекс изменений в сельском хозяйстве развивающихся стран (1950-1970-е годы), в результате которых мировая сельскохозяйственная продукция значительно выросла. При «зеленой революции» выводили более продуктивные сорта растений, изобретали новые техники ирригации, новые удобрения, пестициды. – Прим. ред.


[Закрыть] в Юго-Восточной Азии опиралась на применение сорта IR-8, разработанного в 1966 году в Международном институте исследований риса на Филиппинах. Китайская академия наук вывела схожий короткостебельный сорт риса в 1964 году, и на его основе после 1978 года урожайность выросла.

Третье необходимое улучшение – это применение азотных удобрений. В 1960-е годы Китаю не удалось построить собственные мощности по их производству, и в 1973^_1974 годах он заключил соглашения с иностранными фирмами о строительстве тринадцати заводов по производству аммиака. Они вступили в действие в конце 1970-х годов и обеспечили выпуск азота, необходимого для расширения производства риса. Новые технологии вошли в применение в тот же самый момент, когда начались реформы институтов, поэтому трудно утверждать, что рост урожаев стал следствием реформ. Возможно, он произошел бы в любом случае.

Реформы сыграли свою роль в увеличении промышленного производства – в частности, выпуска потребительских товаров силами «поселково-волостных предприятий», однако маловероятно, что все объясняется только ими. В действительности до сих пор осуществляется планирование большой доли экономики, в том числе тяжелой промышленности, энергетики, транспорта и высоких технологий. Хороший пример дает сталелитейная промышленность, классическая сфера деятельности плановых органов. В 2000 году Китай выплавлял 127 млн тонн стали и уже выступал ее крупнейшим производителем в мире. К 2010 году ее выпуск увеличился еще в пять раз, достигнув 627 млн тонн. Сегодня Китай производит по меньшей мере столько же стали в душевом выражении, сколько вместе потребляют все богатые страны. Экспортируется небольшая доля выпуска – в основном сталь потребляется внутри страны и идет на построение общества современного типа, которого Китай хочет достичь. Основной мотор стремительного расширения промышленности – это государство, а не «рынок». Хотя рынок стали и факторов для его производства в Китае существует, фирмы принадлежат государству, средства на строительство новых заводов предоставляют государственные банки, а график инвестиций задается пятилетним планом.

Китай решил сохранить элементы централизованного планирования там, где они эффективны (инвестиционные программы и образование), – избежав при этом слабых мест планирования, сделавших его контрпродуктивным в СССР. Во-первых, Китай планирует капиталовложения не во всех сферах, а лишь в тех из них, которые раньше было принято называть «командными высотами» экономики. Во-вторых, планирование материальных балансов было упразднено. В-третьих, на вновь возникающих рынках фирмы руководствуются желанием извлечь прибыль. В-четвертых, в таких внешних условиях у компаний появляется стимул снижать затраты и избавляться от неэффективных мощностей и непроизводительного труда. Советский Союз не смог решить эту задачу, и в результате слишком много его ресурсов оказалось заперто в неэффективных предприятиях. Разумеется, нет никаких гарантий, что китайский подход всегда будет работать хорошо. Он требует известной прозорливости в планировании капиталовложений. Ее нетрудно проявить, если речь идет о бедной стране, пытающейся повторить уже сделанное богатыми странами. При такой постановке вопроса легко подсчитать, что Китаю нужна сталелитейная промышленность, которая производила бы столько же стали в расчете на душу населения, сколько потребляют богатые страны. (Иначе дело может обстоять, если речь идет о малой стране, которой нужно импортировать ресурсы, а не о Китае, размеры которого делать это не позволяют.) В будущем интересно понаблюдать, как Китай станет реформировать свои институты по мере того, как он будет приближаться по уровню дохода к богатым странам, а в области технологий задача сменится с копирования на изобретение нового.