Текст книги "Юридическое мышление: классическая и постклассическая парадигмы"
Автор книги: Коллектив авторов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Формирование юридического мышления осуществляется многочисленными факторами. Среди них важнейшую роль играет юридическая картина мира. В любом социуме существуют господствующие социальные представления о мире, вырабатываемые референтной(-ными) группой(-ми). Они образуют как наивный образ мира, так и интеллектуальный консенсус эпохи (применительно к данному обществу). Именно так сегодня трактуют картину мира в лингвистике или психологии: как общественное сознание (включающее разные уровни – идеологию, мировоззрение, обыденные представления, бессознательное), инретиоризируемое в индивидуальное сознание, установки, стереотипы.
Разновидностью картины мира выступает научная картина мира, которая играет принципиально важную роль в структуре философских оснований науки. По утверждению В. С. Степина, философские основания науки включают в себя нормы и идеалы исследования, научную картину мира и философские идеи и принципы, с помощью которых обосновывается картина мира и эксплицируются нормы и идеалы исследования2929
См.: Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 188 и след. В другой работе он пишет: «Система философских идей и принципов, обеспечивающих эвристику поиска и обоснование полученных результатов при их включении в культуру, образуют особый компонент научного знания – философские основания науки». – Степин В. С. Конструктивные и прогностические функции философии // Человек в мире знания: К 80-летию Владислава Александровича Лекторского / Отв. ред.-сост. Н. С. Автономова, Б. И. Пружинин; науч. ред. Т. Г. Щедрина. М., 2012. С. 90.
[Закрыть]. «Научная картина мира – целостный образ предмета научного исследования в его главных системно-структурных характеристиках, формируемый посредством фундаментальных понятий, представлений и принципов науки на каждом этапе ее исторического развития. /…/ Обобщенный системно-структурный образ предмета исследования вводится в специальной научной картине мира посредством представлений 1) о фундаментальных объектах, из которых полагаются построенными все другие объекты, изучаемые соответствующей наукой: 2) о типологии изучаемых объектов: 3) об общих особенностях их взаимодействия: 4) о пространственно-временной структуре реальности. Все эти представления мот быть описаны в системе онтологических принципов, которые выступают основанием научных теорий соответствующей дисциплины3030
Степин В. С. Научная картина мира // Новая философская энциклопедия: В 4 т. / Институт философии РАН, Нац. общ.-научн. фонд; Научно-ред. совет: предс. В. С. Степин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр, А. П. Огурцов. М., 2010. С. 32.
[Закрыть].
Как и любая наука, юриспруденция не может не основываться на исходных философских допущениях – философских основаниях, к которым относится юридическая научная картина мира. Она, как и любая научная картина мира, согласимся с В.С. Степиным, выполняет «три основные взаимосвязанные функции в процессе исследования: 1) систематизируют научные знания, объединяя их в сложные целостности; 2) выступают в качестве исследовательских программ, определяющих стратегию научного познания; 3) обеспечивают объективацию научных знаний, их отнесение к исследуемому объекту и их включение в культуру… Осуществляя систематизирующую функцию, научные картины мира вместе с тем выполняют роль исследовательских программ. Специальные научные картины мира задают стратегию эмпирических и теоретических исследований в рамках соответствующих областей науки. …В теоретических исследованиях роль специальной научной картины мира как исследовательской программы проявляется в том, что она определяет круг допустимых задач и постановку проблем на начальном этапе теоретического поиска, а также выбор теоретических средств их решения»3131
Там же. С. 33.
[Закрыть].
«Юридическая картина мира, – справедливо отмечает Ю. А. Веденеев, – в этом плане и представляет собой систему общих рамочных ценностно-нормативных ориентаций и мотиваций, обеспечивающих равновесие в различных социальных порядках, основанных на репутации, авторитете, силовом давлении, социальном консенсусе или контракте.
Среда обитания юридической картины мира – юридическое мышление. Различным историческим формам юридического мышления – символическим и дискурсивным, предметным и воображаемым, практическим и теоретическим и, соответственно, юридическим картинам мира – корреспондируют различные правовые онтологии и правовые базисы, юридические техники организации и реализации права, типа юридических знаний о праве, понимания и восприятия права, правовой психологии и идеологии»3232
Веденеев Ю. А. Юридическая картина мира: между должным и сущим // Лекс руссика 2014. № 6. С. 646.
[Закрыть].
«Роль феномена “юридическая картина мира”, – подчеркивает известный московский теоретик права, – в процессах социальных трансформаций фундаментальна. Составляя социокультурный и нормативный аспект правовой реальности, юридическая картина мира не только отражает правовую реальность в системе юридических понятий и значений, она ее формирует и ориентирует в системе юридических ценностей и смыслов, т.е. обеспечивает новые правовые практики и траектории развития. Юридическая картина мира, по существу, управляет процессами изменений в содержании и формах существования и выражения права, направляет траекторию институциональных преобразований в системе юридических конструкций и решений, определяет ее историческую динамику и структуру. В ее рамках складываются ценностные, концептуальные и нормативные юридические модальности, определяющие параметры и характеристики конкретно-исторических правовых систем, фиксирующих новые юридические границы в системах социальных отношений.
Юридическая картина мира – не застывшая структура. Она часть социокультуры и меняется в логике ее цивилизационного развития. Вопрос не в траекториях ее эволюции или трендах развития. Концепт “юридическая картина мира” заключает в себе одновременно и апологию и критику наличного правопорядка. Поддерживая правовую реальность в рабочем состоянии на протяжении всего цикла ее существования, юридическая картина мира, разумеется, меняя свои концептуальные, ценностные и нормативные основания и модифицируя их, не разрушает себя. Смысл ее существования в первую очередь состоит в том, чтобы обеспечить преемственность в развитии своей соционормативной системы в процессах ее перехода в другое состояние»3333
Там же. С. 648.
[Закрыть].
Соглашаясь с приведенной точкой зрения о роли концепта «юридическая картина мира», тем не менее, замечу, что автору следовало бы более четко показать структуру (уровни) юридической картины мира и связи между ними. Полагаю, что в картине мира, включая юридическую, уместно выделить мировоззренческий или философский уровень, научный, догматический, применительно к юриспруденции, профессиональный, обыденный, а также уровень бессознательного. Для различных субъектов эти уровни разным образом актуализируются, взаимодополняя друг друга. Так, философский уровень призван задавать научную эвристику, формулировать исходные научные гипотезы, обосновывать общенаучные понятия, задавать методологию и философскую рефлексию научного дискурса. При этом нельзя не учитывать господствующее мировоззрение (эпистему, свойственную соответствующей исторической эпохе и культуре-цивилизации). В то же время ученый, исследующий какую-либо область правовой реальности, не может не воспроизводить в своих научных изысканиях топосы – общие места как само-собой-разумеющееся знание (как сказали бы представители социальной феноменологии), например, право регулирует общественные отношения, закон охраняет и обеспечивает права человека, право реализуется в правоотношениях, государство выполняет социальную функцию и т.п. Эти и тому подобные топосы выступают в определенном смысле бессознательным юридической науки (странно, что их использование до сих пор не признается плагиатом). Профессиональная юридическая картина мира (или профессиональный ее уровень) включает «смутные» мировоззренческие представления (у большинства представителей цеха юристов-практиков) о сущности и смысле права, но включает огромный пласт не только образов нормативного правового материала, но и его конкретизацию в схемах (фреймах или скриптах) повседневных юридических практик, приобретаемых в процессе социализации, накопления опыта и принимающих форму навыков и стереотипов практического мышления. Именно такое взаимодополнение и взаимобусловленность уровней отличает постклассическую юридическую картину постсовременного, постиндустриального мира.
Содержание юридической картины мира, с моей точки зрения, образуют социальные правовые представления. Под социальным представлением С. Московичи – автор этого термина – понимает набор понятий, убеждений и объяснений, возникающих в повседневной жизни по ходу межличностных коммуникаций. В современном обществе они являются эквивалентом мифов и систем верований традиционных обществ3434
Moscovici S. On Social representations // Social cognition: Perspectives on everyday understanding / Ed. by M. Farr, S. Moscovici. London, 1981. P. 181.
[Закрыть]. Ж.-К. Абрик в социальном представлении выделяет центральное ядро, которое связано с коллективной памятью и историей группы, оно обеспечивает консенсус, а тем самым определяет гомогенность группы, выполняет функцию порождения значения социального представления и определяет его организацию. Кроме того, в социальное представление входит периферическая система, обеспечивающая интеграцию индивидуального опыта и истории каждого члена группы, поддерживает гетерогенность группы, выполняет функцию адаптации социального представления к конкретной реальности, предохраняет его центральное ядро3535
Abric J.-Cl. Central system, peripheral system: their functions and roles in the dynamics of social representations // Papers of social representations. 1993. Vol. 2. № 2. P. 76.
[Закрыть].
Применительно к праву социальное представление – это образ, господствующий в данной культуре (субкультуре) социума, о типичной юридически значимой ситуации. Такой образ производит категоризацию и квалификацию ситуации как правовой – правомерной или противоправной – и задает рамку (фрейм или скрипт) должного поведения.
В связи с излагаемой проблематикой юридической картины мира возникает принципиально важный и сложный вопрос: а существует ли сегодня в постсовременном социуме единая юридическая картина мира, общие и общезначимые социальные правовые представления? Исходя из изысканий постклассической философии, социологии, когнитивной лингвистике, юриспруденции и в других социогуманитарных дисциплинах, важнейшей характеристикой постсовременной картины мира является ее фрагментарность. Она связана с отсутствием позиции «Божественного метанаблюдателя» (по терминологии Х. Патнэма) и вытекающей отсюда множественностью референтностей – плюрализмом референтных групп, конструирующих социальные правовые образы, значения, которые интериоризируются в правовые смыслы конкретными людьми – носителями статуса субъектов права. Поэтому структурированность юридической картины мира «по вертикали» (выделение соответствующих уровней) сегодня дополняется ее фрагментированностью (или сегментированностью) «по горизонтали», исходя из множественности референтных групп, сегментов власти юридической номинации, категоризации и квалификации (хотя бы на уровне обычного права, повседневных юридических практик). При этом если на философско-правовом и теоретическом уровнях юридической картины мира такие изменения достаточно активно рефлексируются, то трансформации, которые происходят на профессиональном, обыденном уровнях и в области юридического бессознательного остаются практически не исследованы.
Постклассическая юридическая картина постиндустриального мира отличается от представления о праве, господствующего в эпоху модерна, динамизмом, постоянным ее переформированием, фрагментарностью, человекоразмерностью, релятивностью, контекстуальностью. В этой связи уместно привести еще одну цитату Ю. А. Веденеева: «Очевидно, что новая социальная реальность (эпохи постмодерна), ее становление и развитие будет сопровождаться процессом становления новой юридической картины мира, через которую будет сконструирована, оформлена и санкционирована новая правовая реальность. Ее контуры уже обозначены. Правовое пространство претерпевает структурные трансформации. Стабильные правовые онтологии должны уступить место подвижным нестабильным онтологиям правовой реальности. Юридическое измерение социальной реальности радикально переформатируется. На смену нормативным модальностям в юридической технике запретов, позитивных и негативных обязываний, дозволений и ответственности в их различных комбинациях в публично-правовых и частноправовых конструкциях приходят новое постправо и новая постправовая реальность. Это мир воображаемых сетевых сообществ, мир виртуальных субъектов и объектов, возникающих из ниоткуда и исчезающих в никуда; мир игры юридических симулякров и профанаций правовой определенности в отношениях власти, собственности и управления»3636
Веденеев Ю. А. Указ. соч. С. 647.
[Закрыть].
В. В. Лазарев отмечает следующие особенности неклассической юридической науки, которые, можно полагать, образуют неклассическую юридическую картину мира: децентрация науки, отказ от методологического редукционизма, распространение иррационалистических умонастроений, скептицизм, индетерминизм, вероятностность, полипарадигмальность, субъективированность объекта познания и принцип личностного знания3737
Лазарев В. В. Методология классической и постклассической юридической науки // Проблемы истории, методологии и теории юридической науки: монография / Отв. ред. А. В. Корнев. М., 2017. С. 49–50.
[Закрыть]. Постклассическая юридическая картина эпохи постмодерна, по его мнению, отличается идеей метапарадигмальности научного познания, креативностью человека, креативностью исследователя и исследовательского процесса, конструированием мира и его интерпретацией как совокупной множественности интерпретаций, единством субъекта и объекта познания, саморефлексией и самокритикой исследователя как свидетельство его креативности и соединения субъекта и объекта, стохастичностью жизненных процессов и правовых систем, разветвленностью знаний, отсутствием единого концептуального восприятия реалий, диалогизмом как необходимым следствием информатизации и вместе с тем отсутствия определенности, которая в классическом правоведении обеспечивалась законом; движением в сторону особой формы интеграции знания к синтезу классических и неклассических представлений (формирование «синтетического», интегративного понимания права), к соединению детерминистских и индетерминистских представлений (понятие детерминированного хаоса)3838
Там же. С. 53–54.
[Закрыть].
Эти положения, несомненно, свидетельствуют об актуальности анализа юридической картины мира, о теоретической значимости этого концепта, становящегося научным понятием. В то же время происходящие трансформации юридической картины мира нуждаются в дальнейших исследованиях, особенно применительно к практическому профессиональному и обыденному ее уровням, а также уровню юридического бессознательного.
1.3. Практическое повседневное юридическое мышлениеПостсовременность характеризуется так называемым «постметафизическим мышлением», под которым автор этого термина Ю. Хабермас понимает процедурную рациональность, ситуационность (или контекстуальность) разума, лингвистический поворот и примат повседневного3939
Habermas J. Nachmetaphysisches Denken. Frankfurt am Main, 1988. S. 16–17, 44.
[Закрыть]. Эти характеристики постметафизического мышления имманентно прагматичны и одновременно человекоразмерны. Однако ни философия, ни теория права, а тем более отраслевые и специальные юридические дисциплины не уделяют «человеку из плоти и крови» должного значения. «Результаты контент-анализа, – пишет А. Э. Жалинский, – по меньшей мере ряда учебников и курсов общей теории права и нескольких учебников по отраслевым дисциплинам показывают, что правотворчество и правоприменение преимущественно рассматриваются как «безлюдный», осуществляющийся сам по себе, без участия профессионалов процесс, а человек и гражданин также преимущественно представлены как пассивный объект права, даже если говорится о защите их основных и иных прав. /… / Право между тем по своей природе создается людьми, в том числе в значительной степени профессионалами, реализуется ими в интересах той или иной группы людей. Разумеется, оно предстает отдельному лицу как нечто внешнее, регулятор, с которым нужно считаться. Но все же право, правовая система, правовая практика – это продукты преобразовательной, творческой деятельности человека»4040
Жалинский А. Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009. С. 144.
[Закрыть]. Маститый криминолог кризис уголовного права видит, прежде всего, в его «бессубъектности»: «По существу, ни одна уголовно-правовая проблема не включает в себя какие-либо отсылки к субъекту реализации уголовного права. Разумеется, это корректируется соображениями здравого смысла, но, повторяем, системные выводы в уголовно-правовой науке отсутствуют. Между тем существование в условно выделенной статике и функционирование в динамике уголовного права всегда и объективно опосредуется человеческой деятельностью, и прежде всего профессиональной юридической деятельностью субъектов, занимающих различные позиции и обладающих различными компетенциями»4141
Там же. С. 166.
[Закрыть].
Постклассическая философия права настаивает на том, что право – творение рук и ума человека, социализированного в определенной правовой культуре4242
Поэтому актуальное или фактически существующее право принципиально несовершенно – далеко от идеала – и подвержено перманентным трансформациям. Юридическая современность всегда незавершенна, – утверждает Б. Мелкевик. Она напоминает лабиринт, «который беспрестанно строится и перестраивается, который постоянно усложняется, лабиринт, в котором мы оказались без карты и компаса и в котором поэтому мы можем положиться только на нашу верность праву, наше доверие к праву, нашу волю к праву, наши “мысли” о праве, способные нас поддержать и позволить нам действовать последовательно». – Мелкевик Б. Юридическая практика в зеркале философии права / Пер. с фр. и англ. М. В. Антонова, А. Н. Остроух, В. А.Токарева, E. Уваровой и др. / отв. ред. М. В. Антонов. СПб., 2015. С. 43, 68.
[Закрыть]. Все проявления права «есть искусственные конструкции, созданные человеком: навыки, разработанные в рамках постоянно контролируемого опыта, накопленного многими поколениями, подкрепленные и подтвержденные непрестанными человеческими попытками социализации, регенерации и переконвенционализации»4343
Варга Ч. Загадка права и правового мышления / Пер. с англ. и венгр.; сост. и науч. ред. М. В. Антонова. СПб., 2015. С. 178–179.
[Закрыть]. Модусы бытия права, по мнению Ч. Варги, «… не более чем искусственные социальные конструкты, которые, несмотря на последовательное обезличивание формализованными процессами, обусловлены личной ответственностью человека, принимающего решения. В частности, выражаемые таким образом убеждения заключают в себе толкование, мировоззрение, призвание, целесообразность, практичность – т.е. всю полноту человеческой сущности во всем многообразии свойств и способностей человека, включая, помимо разума, еще и эмоциональную культуру, интуицию, восприимчивость к мистическим влияниям и т.п., во всех их проявлениях»4444
Там же. С. 196–197.
[Закрыть].
Практический аспект правового мышления предполагает переоценку его эмпирики. Об этом хорошо пишет С. А. Бочкарев применительно к науке уголовного права. По его мнению, оценка состояния уголовного права не может основываться только на статистических показателях динамики и структуры преступности. Это связано с тем, что «статистическая отчетность далека от всестороннего и достоверного отображения состояния правопорядка, подвержена искажениям со стороны ответственных за ее составление ведомств и должностных лиц /… / Аксиологические проблемы уголовной статистики недооцениваются. Вместе с тем за несовершенством ценностной и идейно-идеологической стороны статистики стоят уже не арифметические погрешности, а высокие риски непонимания правоприменителем общественных процессов или необнаружения протекающих в них тенденций, тем более негативных трендов. /… / Статистика не в полной мере учитывает то, что в правоохранительной деятельности нет ни одного аспекта, который в современных условиях можно было бы рассматривать вне социального контекста. /… / Вызывает тревогу состояние взаимосвязи системы статистического наблюдения с отображаемой социальной средой. Несмотря на самую прямую корреляцию статистики с конкретными жизненными происшествиями, именно ее социальная необусловленностъ обращает на себя внимание. С ее помощью можно рассмотреть лишь черно-белую картину уголовно-правового мира. В наименованиях многочисленных форм и показателей уголовной статистики категория ‘’общество’’ не выделена, а резолютивные значения этих форм не отвечают статусу социальных индикаторов, не воспроизводят соответствующие параметрам ‘’общества’’ картины. Они предлагают представления о социуме как сложенном в общую сумму множестве единичных и отвлеченных друг от друга происшествий, с их помощью с реальными детерминантами происходящего определиться невозможно. Учитывая, например, что каждое третье преступление против собственности в России совершается иностранными гражданами, можно понять, что итоговые значения статистики лишены показательного смысла. /… / Похожее положение в системе учета занимают скрепляющие общество ценности права. В уголовной статистике они не представлены. Их состояние в социуме не оценивается институтами правоприменения, как показали вышеприведенные примеры. Представители институтов правоприменения не измеряют и не отслеживают бытующий в обществе, например, уровень справедливости. Для них этот уровень не является руководящим началом. В этом, впрочем, нет ничего удивительного. Аналогичное отношение к справедливости проявлено законодателем. Парламентарии не сочли необходимым включить справедливость в состав охраняемых уголовным законом благ, несмотря на то что справедливость является структурообразующей ценностью всего права и каждой его отрасли, института и нормы. /… / Если говорить в целом, то нельзя не увидеть того, что общепринятая статистическая отчетность основана на очень упрощенной логике. Успешность органов правопорядка напрямую зависит от количества выявляемых, раскрытых и расследованных преступлений. В свою очередь, потребность в правоохранительных ведомствах определяется по увеличивающемуся числу криминальных деяний. Корреляции между отмеченными незамысловатыми показателями часто используются практиками в качестве наиболее весомого доказательства необходимости расширения полномочий и повышения уровня их довольствия, материально-технического обеспечения. Показатели эффективности правоохранительной деятельности не соотносятся с “качеством жизни” как важнейшим интегральным индикатором, который используется в социологии, экономике, политике и других социальных науках для оценки степени удовлетворения материальных и духовных потребностей человека и общества»4545
Бочкарев С. А. Философия уголовного права: постановка вопроса: монография. М., 2019. С. 145–150.
[Закрыть].
Юридическое мышление на уровне обыденных практик – это процесс фреймирования или скриптирования: производства аналогии воспринимаемого с набором юридических фреймов и скриптов, складывающихся у человека в процессе правовой социализации4646
«В рамках эпистемологии жизненного мира повседневное знание предстает как система типизированных конструктов – смысловых конфигураций, сложившихся эмпирически в синтезе опытов. Все интерпретации социальной реальности укоренены в предшествующем опыте ее восприятия, как нашем собственном, так и социально унаследованном. Феноменологически это означает, что незнакомый объект воспринимается в горизонте уже знакомого и приписывается к типу до тех пор, пока обстоятельства не требуют его проблематизации. Система типизированных конструктов функционирует как схема референции». – Смирнова Н. М. Указ. Соч. С. 174–175.
[Закрыть]. «Когда в нашем западном обществе человек распознает какое-либо конкретное событие, – писал И. Гофман, – во всех случаях он вкладывает в свое восприятие одну или несколько систем фреймов или схем интерпретации, которые можно назвать первичными. В самом деле, фреймы присутствуют в любом восприятии. /… / Пo всей вероятности, мы не сможем бросить даже мимолетный взгляд на происходящее, чтобы не применить какую-нибудь интерпретационную схему, с помощью которой строятся предположения о предшествующих событиях и ожидания того, что произойдет сейчас»4747
Гофман И. Указ. Соч. С. 81, 99.
[Закрыть]. Такими фреймами и скриптами (поведенческими типовыми схемами) являются профессиональные и обыденные представления (стереотипы) о «типичном преступлении», «личности преступника», «уголовном деле», «правильном обращении к руководству», навыки и умения проведения и оформления процессуальных действий и т.д. Это не что иное, как «общие места», выступающие, по мнению А. С. Александрова и его соавторов, «незыблемыми рече-мыслительными сущностями. Они используется для убеждения и опровержения; изобретения смысла как данности. Они составляют концептуальную основу доказывания / аргументации. Уголовное судопроизводство как вид словесности имеет свою систему общих мест, используемых для отыскания доводов и ведения аргументации – судебную топику. Судебная (криминально-процессуальная) топика воплощена в виде юридических конструкций с устойчивым смыслом, которые закрепляют правовые ценности или суждения здравого смысла: в принципах, аксиомах, презумпциях, фикциях и пр.»4848
Александров С. А., Александрова И. А., Терехин В. В. Шесть критических эссе о праве и правосудии // Постклассическая онтология права: монография / под ред. И. Л. Честнова. СПб., 2016. С. 638.
[Закрыть]. Фреймы в юридической науке с некоторой натяжкой можно трактовать как «общие места» (топосы), используемые всеми и каждым расхожие и принимаемые без рефлексии словесные формулировки и обороты: «право регулирует общественные отношения», «государство охраняет права человека» и т.п. О них хорошо пишет С. А. Бочкарев применительно к науке уголовного права: научные подходы, которые используются при освоении понятий преступления и наказания, «можно уверенно сказать, уже трансформировались в традиции с их неизменными логическими приемами и сегодня ограничивают всякого исследователя уголовного права вытекающими только из них средствами познания. Процесс изучения отмеченных явлений стал напоминать собой механизированный алгоритм. При этом стереотипы восприятия исследуемых категорий продолжительное время не ставятся под сомнение. Если говорить точнее, то они не менялись и не подвергались референции с момента их принятия наукой на свое вооружение»4949
Бочкарёв С. А. Философия уголовного права: постановка вопроса: монография. М., 2019. С. 255.
[Закрыть]. Именно эти и им подобные юридические фреймы и скрипты образуют профессиональную и обыденную картину правового мира повседневности, который дополняет «мир официального права».
Об этом также подробно пишут авторы социологического исследования уголовного процесса: «Когда те или иные действия повторяются много раз, одни и те же решения принимаются в схожих условиях, эти действия превращаются в рутины – не рефлексируемые участниками практики работы. Все опытные участники в этой ситуации забывают о том, что возможны другие варианты действий. Подобные профессиональные рутины – основа любой профессиональной деятельности. В результате именно такой привычный способ работы кажется сотруднику единственным и правильным, хотя это не всегда так. Для каждого частного события (преступления) (кража, грабеж, убийство) у всех участников (следователя, полицейского, оперативника, прокурора и т. д.) есть готовые рабочие шаблоны, по которым нужно оформлять документы, имеются привычные схемы, как искать подозреваемого и допрашивать его, понимание, кому надо передать дело, выполнив свою часть работы, и как именно надо выполнить эту работу, чтобы следующий по цепочке ее принял»5050
Панеях Э., Титаев К., Шклярук М. Траектория уголовного дела: институциональный анализ. СПб., 2018. С. 13.
[Закрыть]. Такой подход – в русле этнометодологии или социокультурной антропологии – в состоянии выявить мотивацию, а значит ментальное, психическое содержание юридической практики. При этом внешние ограничения формируют (конструируют) специфику, например, профессионального юридического мышления – знания того, как надо (как правильно, эффективно, целесообразно) вести себя в типичных юридически значимых ситуациях. В то же время на знания схем (фреймов и скриптов) юридического мышления всегда накладываются ситуативные и личностные факторы: интересы, мотивы и др. Такого рода схемы типизированного мышления, их означивание (интерсубъективное разделяемое знание – «фабрика социальных значений», по терминологии П. Бергера и Т. Лукмана) и осмысление актором образуют жизненный мир юридической повседневности5151
Восприятие внешней информации происходит через приписывание (атрибуцию) значений – общих известных признаков воспринимаемому. Тем самым осуществляется распознавание объекта или ситуации. Как отмечается в когнитивной психологии, такое означивание как распознавание – в случае ее беспроблемности – происходит бессознательно. В случае сложности узнавания или идентификации включается рефлексия, действующая по принципам гештальта, описываемых гештальт-психологией. См.: Налчаджан А. Атрибуция, диссонанс и социальное познание. М., 2006. С. 195–196. И. Гофман полагал, что «в нашем обществе широко распространено убеждение в том, что все без исключения события можно поместить в некоторую конвенциональную систему значений и управлять ими. Мы допускаем необъясненное, но необъяснимое принять не можем». – Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта: пер. с англ. / Под ред. Г. С. Батыгина и Л. А. Козловой; вступ. статья Г. С. Батыгина. М., 2003. С. 90.
[Закрыть].
Эпоха постмодерна отличается от когнитивных иллюзий Нового времени как раз акцентированным вниманием к жизненному миру повседневности. Будучи «конечной областью значений естественного языка и культурной символики»5252
Смирнова Н. М. Указ. Соч. С. 161.
[Закрыть], «совокупностью дорефлексивных очевидностей сознания»5353
Там же. С. 162.
[Закрыть], жизненный мир повседневности выступает основанием социального бытия, социальной (и правовой) реальности, имманентным признаком которой является ее означенность и осмысленность. Правовая реальность образуется, прежде всего, повседневными практиками, включающими ментальную, психическую составляющую, содержание которых задается тем, как люди – носители статусов субъектов права – означивают и осмысляют5454
Означивание происходит на уровне социальных практик, а осмысление – в индивидуальном восприятии и переживании. При этом первой и второе диалогически взаимообусловливают друг друга.
[Закрыть] юридически значимые ситуации.
Пришествие постсовременности сопровождается усложнением социальной организации. Фрагментаризация или множественность социальных ролей и статусов приводит к утрате референтности: сегодня нет общепризнанных общезначимых авторитетов в масштабах социума для всех социальных групп, которые задавали бы образцы общезначимых юридических смыслов. Одновременно наблюдается фрагментаризация правовых традиций и обычаев и их осмысления, что дает основание задать вопрос: а сохраняется ли сегодня единая общесоциальная правовая культура в масштабах общества? Можно ли говорить о едином юридическом профессиональном и обыденном мышлении, или следует вести речь не более чем о субкультурах и множестве типов восприятия и осмысления правовой реальности? Важность этого вопроса в том, что единство культуры как раз и выступает основанием социального – и правового – порядка и юридического мышления. Не ставя перед собой непосильной задачи ответить на этот фундаментальный для социальной науки вопрос, полагаю, что позволительно констатировать: на наших глазах происходит локализация и фрагментаризация социальной и правовой идентичности, которая становится все более мозаичной и размытой. А поэтому размывается, фрагментируется по субкультурам и социальный порядок, а также юридическое мышление. Этому же способствует отсутствие единых правовых ценностей, принципов права (точнее – их содержательных характеристик), плюрализм или множественность нормативных систем.
Другой характеристикой правового мышления сегодня является его ситуативность. Контекстуальная обусловленность, о чем шла речь выше, задает содержание конкретики восприятия права как правоприменителями, так и обывателями. В силу ускорения социального времени и бытия в эпоху постмодерна, роль ситуации становится все более значимой. По большому счету, повседневное профессиональное и обыденное мышление (включая и юридическое) строится, как уже отмечалось, на основе правовых фреймов – типизированных схем юридически значимых ситуаций, и правовых скриптов – моделей поведения в этих ситуациях5555
В то же время И. Гофман не проводил различия между фреймами и скриптами. – Гофман И. Указ. Соч. С. 71.
[Закрыть]. Юридическая повседневность как правоприменителей, так и обывателей наполнена такого рода правовыми фреймами и скриптами. В процессе правовой социализации у любого человека возникают типизированные схемы5656
Мы хотим не фактов, а типизаций, – утверждал И. Гофман. – Гофман И. Указ. соч. С. 75.
[Закрыть] того, как вести себя с полицейским, водителем или пешеходом, начальником, в магазине, как составлять юридические документы и т.п. При этом предполагается имплицитный (чаще всего) или эксплицитный диалог – соотнесение собственной интенции и экспектации с поведением «нормального» актора – носителя статуса субъекта права. В практической жизнедеятельности типизация наполняется процессуальным знанием как вести себя в типичной ситуации. Одновременно на это процессуальное практическое знание накладывается конкретный интерес данного участника – актора ситуации. Осмысление выбора варианта поведения, таким образом, включает соотнесение практического процессуального знания о типичности ситуации, с ожиданиями поведения контрсубъекта и с собственными интересами, трансформированными в мотивацию. Такого рода фреймы и скрипты образуют структуру и содержание юридического мышления. В пост-современном социуме они все более и более фрагментируются и привязываются к множеству юридически значимых ситуаций, из которых складывается социальный и правовой мир постсовременности.
