Текст книги "Песенник"

Автор книги: Коллектив авторов

Случай в Ватикане

 
Этот случай был в городе Риме,
Там служил молодой кардинал.
Утром в храме махал он кадилом,
А по ночам на гитаре играл.
 
 
В Ватикане прошел мелкий дождик,
Кардинал собрался по грибы,
Вот подходит он к римскому папе:
– Папа, папа, ты мне помоги.
 
 
Тут папа быстро с лежанки свалился,
Он узорный надел свой спинжак,
Он чугунною мантией покрылся
И поскорее спустился в бельведер.
 
 
И сказал кардиналу тот папа:
– Не ходи в Колизей ты гулять,
Я ведь твой незаконный папаша,
Пожалей хоть свою римскую мать.
 
 
Но кардинал не послушался папы
И пошел в Колизей по грибы,
Там он встретил монашку младую,
И забилося сердце в груди.
 
 
Кардинал был хорош сам собою,
И монашку сгубил кардинал,
Но недолго он с ней наслаждалси,
В ней под утро сеструху узнал.
 
 
Тут порвал кардинал свою рясу,
Об кадило гитарку разбил.
Рано утром ушел с Ватикану
И на фронт добровольцем пошел.
 
 
Он за родину честно сражался,
Своей жизни совсем не щадил,
Сделал круглым меня сиротою,
Он папашей и дядей мне был.
 
 
И вот теперь я сижу в лазарете,
Оторвало мне мякоть ноги,
Дорогие папаши, мамаши,
Помогите по возможности мне.
 
 
Дорогие братишки, сестренки,
К вам обращается сраженьев герой,
Вас пятнадцать копеек не устроит,
Для меня же доход трудовой.
 
 
Граждане, лучше просить,
Чем грабить и убивать.
 

Я был батальонный разведчик

 
Я был батальонный разведчик,
А он – писаришка штабной,
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой…
 
 
Ой, Клава, родимая Клава,
Ужели судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Орла на такое говно?!
 
 
Забыла красавца-мужчину,
Позорила нашу кровать,
А мне от Москвы до Берлина
По трупам фашистским шагать…
 
 
Шагал, а порой в лазарете
В обнимку со смертью лежал,
И плакали сестры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал.
 
 
Дрожал, а сосед мой – рубака,
Полковник и дважды Герой,
Он плакал, накрывшись рубахой,
Тяжелой слезой фронтовой.
 
 
Гвардейской слезой фронтовою
Стрелковый рыдал батальон,
Когда я Геройской звездою
От маршала был награжден.
 
 
А вскоре вручили протезы
И тотчас отправили в тыл…
Красивые крупные слезы
Кондуктор на литер пролил.
 
 
Пролил, прослезился, собака,
А всё же сорвал четвертак!
Не выдержал, сам я заплакал,
Ну, думаю, мать вашу так!
 
 
Грабители, сволочи тыла,
Как носит вас наша земля!
Я понял, что многим могила
Придет от мово костыля.
 
 
Домой я, как пуля, ворвался
И бросился Клаву лобзать,
Я телом жены наслаждался,
Протез положил под кровать…
 
 
Болит мой осколок железа
И режет пузырь мочевой,
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной!
 
 
Штабного я бил в белы груди,
Сшибая с грудей ордена…
Ой, люди, ой, русские люди,
Родная моя сторона!
 
 
Жену-то я, братцы, так сильно любил,
Протез на нее не поднялся,
Ее костылем я маненько побил
И с нею навек распрощался.
 
 
С тех пор предо мною всё время она,
Красивые карие очи…
Налейте, налейте стакан мне вина,
Рассказывать нет больше мочи!
 
 
Налейте, налейте, скорей мне вина,
Тоска меня смертная гложет,
Копейкой своей поддержите меня —
Подайте, друзья, кто сколь может…
 

Красотка с деревянной ногой

 
Задумал я, братишечки, жениться,
Пошел жену себе искать —
Нашел красотку молодую,
Годков под восемьдесят пять.
 
 
Во рту у ней зубов как не бывало,
На голове немножечко волос,
Когда меня с азартом целовала,
То у меня по шкуре шел мороз.
 
 
Одна нога у ней была короче,
Другая деревянная была,
И я частенько плакал среди ночи —
Зачем меня маманя родила.
 
 
Бывают же семейные шутки,
Что женка мужа ножкой толканет,
Моя ж своим как дышлом офигачит,
Что все печенки, на хрен, отшибет.
 
 
Пойду, пойду в железный я магазин,
Куплю себе железную пилу,
И, как уснет моя красотка,
Я эту ногу, на хрен, отпилю.
 
 
Но что же я, братишечки, наделал, боже мой!
Зачем же ввечеру так много пил?
Ведь я ей вместо деревянной
Мясную ногу отпилил!
 

Цыпленок жареный, цыпленок пареный…

 
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Пошел по улице гулять.
Его поймали,
Арестовали,
Велели паспорт показать.
 
 
Паспорта нету —
Гони монету.
Монеты нет – снимай пиджак.
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Цыпленка можно обижать.
 
 
Паспорта нету —
Гони монету.
Монеты нет – снимай штаны.
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Штаны цыпленку не нужны.
 
 
– Я не советский,
Я не кадетский,
Я не партийный большевик!
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Цыпленок тоже хочет жить.
 
 
Он паспорт вынул,
По морде двинул,
Ну а потом пошел в тюрьму.
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
За что в тюрьму и почему?
 

Ю. Мориц
Резиновый ёжик

 
По роще калиновой,
По роще осиновой
На именины к щенку
В шляпе малиновой
Шёл ёжик резиновый
С дырочкой в правом боку.
 
 
Были у ёжика
Зонтик от дождика,
Шляпа и пара галош.
Божьей коровке,
Цветочной головке
Ласково кланялся ёж.
 
 
Здравствуйте, ёлки!
На что вам иголки?
Разве мы-волки вокруг?
Как вам не стыдно!
Это обидно,
Когда ощетинился друг.
 
 
Милая птица,
Извольте спуститься —
Вы потеряли перо.
На красной аллее,
Где клёны алеют,
Ждёт вас находка в бюро.
 
 
Небо лучистое,
Облако чистое.
На именины к щенку
Ёжик резиновый
Шёл и насвистывал
Дырочкой в правом боку.
 
 
Много дорожек
Прошёл этот ёжик.
А что подарил он дружку?
Об этом он Ване
Насвистывал в ванне
Дырочкой в правом боку!
 

В. Киршон
Я спросил у ясеня

 
Я спросил у ясеня,
Где моя любимая.
Ясень не ответил мне,
Качая головой.
Я спросил у тополя,
Где моя любимая.
Тополь забросал меня
Осеннею листвой.
 
 
Я спросил у осени,
Где моя любимая.
Осень мне ответила
Проливным дождем.
У дождя я спрашивал,
Где моя любимая.
Долго дождик слезы лил
За моим окном.
 
 
Я спросил у месяца,
Где моя любимая.
Месяц скрылся в облаке,
Не ответил мне.
Я спросил у облака,
Где моя любимая.
Облако растаяло
В небесной синеве.
 
 
– Друг ты мой единственный,
Где моя любимая?
Ты скажи, где скрылася,
Знаешь, где она?
Друг ответил преданный,
Друг ответил искренний:
– Была тебе любимая,
Была тебе любимая,
Была тебе любимая,
А стала мне жена.
 
 
Я спросил у ясеня,
Я спросил у тополя,
Я спросил у осени…
 

А. Аронов
Если у вас нету тёти

 
Если у вас нету дома,
Пожары ему не страшны,
И жена не уйдёт к другому,
Если у вас, если у вас,
Если у вас нет жены,
Нету жены.
 
 
Если у вас нет собаки,
Её не отравит сосед,
И с другом не будет драки,
Если у вас, если у вас,
Если у вас друга нет,
Друга нет.
 
 
Оркестр гремит басами,
Трубач выдувает медь.
Думайте сами, решайте сами —
Иметь или не иметь.
 
 
Если у вас нету тёти,
То вам её не потерять,
И если вы не живёте,
То вам и не, то вам и не,
То вам и не умирать,
Не умирать.
 
 
Оркестр гремит басами,
Трубач выдувает медь.
Думайте сами, решайте сами —
Иметь или не иметь.
Иметь или не иметь.
 

Л. Дербенев
Если б я был султан

 
Если б я был султан, я б имел трех жен,
И тройной красотой был бы окружен.
Но, с другой стороны, при таких делах
Столько бед и забот, ах, спаси аллах!
 
 
Не очень плохо иметь три жены,
Но очень плохо, с другой стороны.
 
 
Зульфия мой халат гладит у доски,
Шьет Гюли, а Фатьма штопает носки.
Три жены – красота, что ни говори,
Но, с другой стороны, тещи тоже три.
 
 
Не очень плохо иметь три жены,
Но очень плохо, с другой стороны.
 
 
Если даст мне жена каждая по сто,
Итого триста грамм – это кое-что!
Но, когда «на бровях» прихожу домой,
Мне скандал предстоит с каждою женой!
 
 
Не очень плохо иметь три жены,
Но очень плохо, с другой стороны.
 
 
Как быть нам, султанам, ясность тут нужна:
Сколько жен в самый раз – три или одна?
На вопрос на такой есть ответ простой:
Если б я был султан – был бы холостой!
 
 
Не очень плохо иметь три жены,
Но очень плохо, с другой стороны.
 

1967

Л. Дербенев
Песня про зайцев

 
В темно-синем лесу, где трепещут осины,
Где с дубов-колдунов опадает листва,
На поляне траву зайцы в полночь косили
И при этом напевали странные слова:
 
 
«А нам все равно,
А нам все равно,
Пусть боимся мы
Волка и сову.
Дело есть у нас:
В самый жуткий час
Мы волшебную
Косим трын-траву».
 
 
А дубы-колдуны что-то шепчут в тумане,
У поганых болот чьи-то тени встают…
Косят зайцы в ночи трын-траву на поляне
И от страха все быстрее песенку поют:
 
 
«А нам все равно,
А нам все равно,
Пусть боимся мы
Волка и сову.
Дело есть у нас:
В самый жуткий час
Мы волшебную
Косим трын-траву.
 
 
А нам все равно,
А нам все равно,
Твердо верим мы
В древнюю молву:
Храбрым станет тот,
Кто три раза в год
В самый жуткий час
Косит трын-траву.
 
 
А нам все равно,
А нам все равно,
Станем мы храбрей
И отважней льва!
Устоим сейчас,
В самый жуткий час, —
Все напасти нам
Будут трын-трава!»
 

1969

И. Кохановский
Бабье лето

 
Клёны выкрасили город
Колдовским каким-то светом.
Это значит, это скоро
Бабье лето, бабье лето.
 
 
Что так быстро тают листья —
Ничего мне не понятно…
А я ловлю, как эти листья,
Наши даты, наши даты.
 
 
А я кручу напропалую
С самой ветреной из женщин.
А я давно искал такую —
И не больше, и не меньше.
 
 
Да только вот ругает мама,
Что меня ночами нету
И что я слишком часто пьяный
Бабьим летом, бабьим летом.
 
 
Клёны выкрасили город
Колдовским каким-то светом.
Это омут, ох, это омут —
Бабье лето, бабье лето.
 

Рыжая

 
Обязательно, обязательно,
Обязательно женюсь!
Обязательно, обязательно
Подберу жену на вкус.
Обязательно, обязательно,
Чтобы был курносый нос,
Обязательно, обязательно,
Чтоб рыжий цвет волос.
 
 
Рыжая, рыжая,
Ты на свете всех милей!
Рыжая, рыжая,
Не своди с ума парней!
Рыжая, рыжая,
За что ее ни тронь,
Рыжая, рыжая,
Везде она огонь.
 
 
Все блондиночки как картиночки,
Холодны они как лед,
Что им хочется, что им колется,
Никто не разберет.
Чтоб таких разжечь, положи на печь
И сожги полтонны дров.
Ты ее – ласкать, а она искать
По стене начнет клопов.
 
 
Рыжая, рыжая,
Ты на свете всех милей!
Рыжая, рыжая,
Не своди с ума парней!
Рыжая, рыжая,
За что ее ни тронь,
Рыжая, рыжая,
Везде она огонь.
 
 
А брюнеточки – все кокеточки,
Хороши, пока юны.
Ну, а в тридцать лет ничего уж нет,
И ни к черту не годны.
А шатенок сорт – тот же самый черт:
Хороши, пока юны.
А состарятся – и развалятся,
Никому уж не нужны.
 
 
Рыжая, рыжая,
Ты на свете всех милей!
Рыжая, рыжая,
Не своди с ума парней!
Рыжая, рыжая,
За что ее ни тронь,
Рыжая, рыжая,
Везде она огонь.
 

Ю. Ким
Рыба-кит

 
На далёком севере
Ходит рыба-кит, кит, кит, кит,
А за ней на сейнере
Ходят рыбаки.
 
 
Ну, нет кита, ну, нет кита,
Ну, нет кита не видно.
Вот беда, ну, вот беда,
Ну до чего ж обидно.
 
 
Как-то ночкой чёрною
Вышел капитан тан тан тан.
И в трубу подзорную
Ищет он кита.
 
 
Нет кита, но нет кита,
Но нет кита не видно,
Вот беда, ну, вот беда,
Ну, до чего ж обидно.
 
 
Как-то юнга Дудочкин
Бросил в море лот, лот, лот, лот.
И на эту удочку
Клюнул кашалот!
 
 
Вот и кит, ну что за вид,
Ну только рёбра видно,
Фу, какой худой такой,
Ну до чего ж обидно.
 

Ю. Визбор
Хала-Бала[1]1
  На английском языке хала-бала (НULLA-BALOO) означает крик, гам, шум. В своих выступлениях Ю. Визбор адресовал эту песню коллегам по редакции журнала «Кругозор».


[Закрыть]

 
Заблестели купола,
Глядь – страна Хала-Бала.
Отворяют ворота,
Выплывают три кита,
А на них Хала-Бала.
 
 
У страны Халы-Балы,
Невеселые делы,
Ни прописки, ни угла,
Ни рекламного села,
Лишь одна Хала-Бала.
 
 
В той стране Хале-Бале
Сорок восемь королей,
С ними всеми весела
Королева там жила,
Да и та – Хала-Бала.
 
 
Зато мужики там молодцы —
Все они хала-бальцы,
Начищают купола
Да звонят в колокола,
Вот и все у них дела.
 
 
К ночи стаяла заря,
Я, как «Три богатыря»,
Все стою перед скалой,
Перед этою Халой,
Перед этою Балой.
 
 
Раздается тут звонок:
Вызывает лично бог.
Говорит он: «Всем хвала
За хорошие дела!»
Все кричат: «Хала-Бала!»
 

1964

Ю. Визбор
Милая моя

 
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра —
Вот и окончилось все, расставаться пора.
 
 
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
 
 
Крылья сложили палатки – их кончен полет.
Крылья расправил искатель разлук – самолет,
И потихонечку пятится трап от крыла —
Вот уж, действительно, пропасть меж нами легла.
 
 
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
 
 
Не утешайте меня, мне слова не нужны —
Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны,
Вдруг там в тумане краснеет кусочек огня,
А у огня ожидают, представьте, меня.
 
 
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
 

1973

Ю. Визбор
Ты у меня одна

 
Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в году весна,
Словно в степи сосна.
Нету другой такой
Ни за какой рекой,
Нет за туманами,
Дальними странами.
 
 
В инее провода,
В сумерках города.
Вот и взошла звезда,
Чтобы светить всегда,
Чтобы гореть в метель,
Чтобы стелить постель,
Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь.
 
 
Вот поворот какой
Делается с рекой.
Можешь отнять покой,
Можешь махнуть рукой,
Можешь отдать долги,
Можешь любить других,
Можешь совсем уйти,
Только свети, свети!
 

1964

П. Вегин
Уходя, оставьте свет

 
Уходя, оставлю свет
В комнатушке обветшалой,
Невзирая на запрет
Правил противопожарных.
 
 
У любви гарантий нет —
Это очень скверно, братцы,
Но, уходя, оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!
 
 
Жаль, что неизбежна смерть,
Но возможна сатисфакция:
Уходя, оставить свет —
Это больше, чем остаться.
 

Ю. Кукин
Гостиница[2]2
  Мне хотелось написать песню живую и немного «под Клячкина», заодно поиронизировать над псевдоглубокими образами на мелких местах. То, что у меня получилось, ребята-геологи, жившие в общежитии, назвали «Песней весёлого командированного». Песня написана за час. Когда все ушли в кино.
Юрий Кукин

[Закрыть]

 
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
На кровать присяду я – ты подвинешься,
Занавесишься ресниц занавескою…
Хоть на час тебе жених – ты невестою.
Занавесишься ресниц занавескою…
Я на час тебе жених – ты невестою.
 
 
Бабье лето, так и быть, не обидится,
Всех скорее позабыть, с кем не видимся.
Заиграла в жилах кровь коня троянского,
Переводим мы любовь с итальянского.
 
 
Наплывает слов туман, а в глазах укор,
Обязательный обман – умный разговор.
Сердце врёт: «Люблю, люблю!» – на истерике,
Невозможно кораблю без Америки.
 
 
Ничего у нас с тобой не получится.
Как ты любишь голубой мукой мучиться!
Видишь, я стою босой перед вечностью,
Так зачем косить косой – человечностью?
 
 
Коридорные шаги – злой угрозою,
Было небо голубым – стало розовым…
А я на краешке сижу и не подвинулся…
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
 

Октябрь 1965,

Темиртау

Ю. Кукин
За туманом

 
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
 
 
Люди сосланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегают от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги.
 
 
Понимаешь, это просто, очень просто
Для того, кто хоть однажды уходил.
Ты представь, что это остро, очень остро:
Горы, солнце, пихты, песни и дожди.
 
 
И пусть полным-полно набиты
Мне в дорогу чемоданы:
Память, грусть, невозвращённые долги…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.
 

2 июня 1964

Товарный поезд «Ленинград-Шерегеш»

Е. Клячкин
Фишка № 2

 
Я был мальчишка глупенький
и темноту любил.
Еще любил я девочек
и так-то вот и жил.
 
 
Мы встретились с ней вечером —
она была смела:
губами ли, руками ли —
она меня взяла.
 
 
Растаял, как конфета, я,
влюбился, как дурак.
Готов мою неспетую
таскать я на руках.
 
 
Насилу дня дождался я —
и вот она пришла…
Широкая и плоская,
как рыба-камбала.
 
 
Глаза – как две смородины,
а ротик – словно щель.
Ой, мама моя, Родина,
ой, где моя шинель.
 
 
С тех пор – к чертям романтику,
знакомлюсь только днем.
А если выйдет – вечером,
то лишь под фонарем.
 

Март 1962

В. Цветков и Ю. Тишкин
Заплутали мишки, заплутали…

 
Ты скучаешь – вата валит с неба,
По неделям вьюги и метели.
У дороги домики под снегом
Будто белые медведи.
 
 
Заплутали мишки, заплутали!
Заблудились в паутинках улиц
И большой медведице как маме
В брюхо звездное уткнулись.
 
 
Молоком течет по снегу ветер
Обдувая сгорбленные крыши,
Будто белых маленьких медведей
Мама языком шершавым лижет.
 
 
Заплутали мишки, заплутали!
Заблудились в паутинках улиц
И большой медведице как маме
В брюхо звездное уткнулись.
 
 
Ты скучаешь – вата валит с неба,
Всю неделю вьюги и метели.
У дороги домики под снегом,
Будто белые медведи.
 
 
Заплутали мишки, заплутали!
Заблудились в паутинках улиц
И большой медведице как маме
В брюхо звездное уткнулись.
 

Ю. Кукин
Осенние письма

 
Потянуло, потянуло
Холодком осенних писем,
И в тайге гремящий выстрел
Ранил птицу и меня.
Думал, все во мне уснуло,
Не важны ни боль, ни смысл…
Защемило, затянуло
В печь осеннего огня.
 
 
Что же делать, что же делать?
Постучаться в ваши двери
И, как будто от убийцы,
От себя себя спасать?
Первым к вам войдет отчаянье,
Следом я – ваш Чарли Чаплин,
Жизнь, как тросточку, кручу я,
Сделав грустные глаза.
 
 
Невезенья, неурядиц
Стал замерзшим водопадом.
Мне тепла от вас не надо,
Не тревожьте водопад!
Только осень – листопадом,
Только ты – последним взглядом.
Я ж просил тебя: «Не надо», —
Всё вернули мне назад.
 
 
Уезжал в зеленый омут,
Убегал в волшебный город,
И прыжкам сквозь арки радуг
Сам себя тренировал.
Знал же, знал, что не поможет,
Приобрел ненужной ложью
Пустоту ночей бессонных
И восторженных похвал.
 
 
Потянуло, потянуло
Холодком осенних писем,
Желтых, красных, словно листья,
Устилающие путь.
И опять лицом в подушку —
Ждать, когда исчезнут мысли,
Что поделать? Надо, надо
Продержаться как-нибудь…
 

1965

М. Ножкин
Если зуб разболелся вдруг…

Пародия на «Песню о друге» В. Высоцкого

 
Если зуб разболелся вдруг,
Если боль невтерпеж, так что ж,
Ты тогда не кричи – лечи
Существуют врачи.
 
 
Ты к врачу на прием бегом,
Прямо в кресло садись – держись,
В общем как на себя самого
Положись на него.
 
 
Если врач не мастак, а так.
Понимает в зубах, не ах.
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош!
 
 
Ты не сразу за дверь, проверь.
Не бросай одного его
Пусть он даже не в зуб ногой
Будешь знать кто такой.
 
 
Ты врачей не брани, они
Хоть кричи не кричи – врачи.
Ты не знаешь с каким трудом
Получают диплом!
 
 
Но бывает средь них иной
Пусть хоть стаж не ахти какой,
Но такому, как он палачу
Зуб любой по плечу.
 
 
И когда ты к нему больной,
Пусть он был и хмельной и злой,
И твой зуб из последних сил
Материл, но тащил!
 
 
И неважно, что был он груб,
И что вырвал здоровый зуб.
Ты не сразу поймешь, не вдруг —
Это истинный друг.
 

А. Галич
Про маляров, истопника и теорию относительности

 
…Чуйствуем с напарником: ну и ну!
Ноги словно ватные, все в дыму.
Чуйствуем, нуждаемся в отдыхе —
Что-то непонятное в воздухе.
 
 
Взяли «Жигулевского» и «Дубняка»,
Третьим пригласили истопника,
Приняли, добавили, еще раза, —
Тут нам истопник и открыл глаза.
 
 
На ужасную историю
Про Москву и про Париж,
Как наши физики проспорили
Ихним физикам пари!
 
 
Все теперь на шарике вкось и вкось,
Шиворот-навыворот, набекрень,
И что мы с вами думаем день – ночь!
И что мы с вами думаем ночь – день!
 
 
И рубают финики лопари,
А в Сахаре снегу – невпроворот!
Эти гады-физики на пари
Раскрутили шарик наоборот.
 
 
Там где полюс был – там тропики,
А где Нью-Йорк – Нахичевань.
А что мы люди, а не бобики,
Им на это начихать!
 
 
Рассказал нам всё это истопник,
Вижу – мой напарник ну прямо сник!
Раз такое дело, – гори огнём —
Больше мы малярничать не пойдём!
 
 
Взяли в поликлинике бюллетень,
Нам башку работою не морочь!
И что ж тут за работа, если ночью – день,
А потом обратно не день, а ночь?!
 
 
И при всей квалификации
Тут возможен перекос:
Это всё ж таки радиация,
А не просто купорос!
 
 
Пятую неделю я хожу больной,
Пятую неделю я не сплю с женой,
Тоже и напарник мой плачется:
Дескать, он отравленный начисто.
 
 
И лечусь «Столичною» лично я,
Чтобы мне с ума не стронуться:
Истопник сказал, что «Столичная»
Очень хороша от стронция!
 
 
И то я верю, а то не верится,
Что минует та беда…
А шарик вертится и вертится,
И всё время – не туда!
 

1961

Е. Калашников
О вреде пьянства на воде

 
Мы однажды вместе с Васей
Отдыхали на турбазе.
Я из Волги не вылазил,
Я с утрашки долбанул.
Что нам рифы, что нам мели!
Отдыхали как хотели.
Возмужали, загорели,
Вот только Вася утонул.
 
 
Через полчаса с турбазы
Притащили водолаза.
Разбудили, но не сразу.
Он глаза открыл, икнул,
И «Тройного» влил в аорту.
Сразу видно – парень тертый,
Спец, отличник, мастер спорта,
Вот только тоже утонул.
 
 
Прибежал директор базы:
Не видали водолаза?
Все духи украл, зараза.
Всю похмелку умыкнул.
Эх, найду, кричит, и в катер.
И с разбегу дернул стартер.
И умчался на фарватер.
Где, конечно, утонул.
 
 
Ставлю рубль – ставьте стольник —
Здесь бермудский треугольник.
За покойником покойник.
Я как крикну: «Караул!».
Из кустов, в одном погоне,
Весь в ремнях и в самогоне
Прибежал полковник Пронин.
Ну, этот сразу утонул.
 
 
А потом тонули ходко:
Врач и повар с пьяной теткой,
Рыбнадзор (тот вместе с лодкой).
Ну а к вечеру вообще:
Два директора завода,
Все туристы с парохода,
И главно, канули как в воду,
Ни привета, ни вещей.
 
 
К ночи сторож появился.
Тот совсем не удивился
Говорит – «ты че, сбесился?
Глянь на Волгу – вон она.
Там намедни посередку
Потонула баржа с водкой.
Может, сплаваем в охотку?»
И нырнул. И тишина.
 

Б. Пастернак
Никого не будет в доме…

 
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
 
 
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, – никого.
 
 
И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной,
 
 
И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.
 
 
Но нежданно на портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.
 
 
Ты появишься у двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.
 

1931