Текст книги "Песенник"

Автор книги: Коллектив авторов

ПЕСЕННИК

А. Городницкий
Грохочет дождик проливной…

 
Грохочет дождик проливной,
Стучит волна во мгле.
Давайте выпьем в эту ночь
За тех, кто на земле.
 
 
Дымится разведенный спирт
В химическом стекле —
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.
 
 
За тех, кому стучит в окно
Серебряный восход.
За тех, кто нас давным-давно
Наверное не ждет.
 
 
И пусть начальство не скрипит,
Что мы навеселе —
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.
 
 
Чтоб был веселым их досуг
Вдали от водных ям.
Чтоб никогда не знать разлук
Их завтрашним мужьям.
 
 
Не время для земных обид
У нас на корабле —
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.
 

Я. Смеляков
Если я заболею…

 
Если я заболею,
К врачам обращаться не стану.
Обращусь я к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Упавшую с неба звезду.
 
 
Я ходил напролом.
Никогда я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
В справедливых, жестоких боях,
Забинтуйте мне голову
Русской степною дорогой
И укройте меня
Одеялом в осенних цветах.
 
 
От морей и от гор
Веет свежестью, веет простором.
Как посмотришь – почувствуешь:
Вечно, ребята, живем.
Не больничным от вас
Ухожу я, друзья, коридором,
Ухожу я, товарищи,
Сказочным Млечным путем.
 

1949

Е. Агранович
Я в весеннем лесу…

 
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…
Что имел – потерял, что любил – не сберег.
Был я смел и удачлив, а счастья не знал.
 
 
И носило меня, как осенний листок.
Я менял города и менял имена.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не блестела луна.
 
 
И окурки я за борт бросал в океан.
Проклинал красоту островов и морей,
И бразильских болот малярийный туман,
И вино кабаков, и тоску лагерей.
 
 
Зачеркнуть бы всю жизнь и сначала начать,
Прилететь к ненаглядной певунье моей…
Да вот только узнает ли Родина-мать
Одного из пропавших своих сыновей?
 
 
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…
Что имел – потерял, что любил – не сберег.
Был я смел и удачлив, а счастья не знал.
 

1956

М. Львовский
На Тихорецкую состав отправится…

 
На Тихорецкую состав отправится —
Вагончик тронется, перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные,
Платочки белые, платочки белые, платочки белые,
Платочки белые, глаза печальные.
 
 
Начнет выпытывать купе курящее
Про мое прошлое и настоящее.
Навру с три короба – пусть удивляются.
С кем распрощался я, с кем распрощался я, с кем распрощался я,
С кем распрощался я вас не касается.
 
 
Раскроет душу мне матрос в тельняшечке
Как тяжело ему так жить, бедняжечке,
Сойдет на станции и распрощается.
Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется,
Вагончик тронется, а он останется.
 
 
На Тихорецкую состав отправится —
Вагончик тронется, перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные,
Платочки белые, платочки белые, платочки белые,
Платочки белые, глаза печальные.
 

А в нашу гавань заходили корабли…

 
А в нашу гавань заходили корабли, корабли —
Большие корабли из океана.
В каютах веселились моряки, моряки
И пили за здоровье атамана.
 
 
В одной каюте шум и суета, суета —
Пираты наслаждались танцем Мэри,
А Мэри танцевала не спеша, не спеша
И вдруг остановилася у двери.
 
 
В дверях стоял наездник молодой, молодой, —
Пираты называли его Гарри:
«О, Мэри, я приехал за тобой, за тобой».
Глаза его как молнии сверкали.
 
 
«О, Гарри, Гарри, Гарри, ты не наш, ты не наш,
О, Гарри, ты с другого океана.
О, Гарри, мы расправимся с тобой, о Боже мой», —
Раздался пьяный голос атамана.
 
 
Вот в воздухе сверкнули два ножа, два ножа —
Пираты затаили все дыханье.
Все знали, что дерутся два вождя, два вождя,
Два мастера по делу фехтованья.
 
 
На палубу свалился теплый труп, теплый труп,
И Мэри закричала задыхаясь:
«Погиб наш атаман, застонет океан,
И нашим атаманом будет Гарри!»
 
 
А в нашу гавань заходили корабли, корабли —
Большие корабли из океана.
В каютах веселились моряки, моряки
И пили на поминках атамана.
 

Во имя Джона…

 
Во имя Джона я во Вьетнаме был,
Мой серый лайнер там городок бомбил,
И в залп зенитки мой лайнер запылал,
И я свою волну поймал – на землю передал.
 
 
Под облаками наш самолет горит
И вместе с нами на землю он летит,
И жить осталось каких-то пять минут —
Вот в цинковых коробках нас в Америку везут.
 
 
Горят моторы – кругом огонь и дым,
Дерутся двое, а парашют один,
Дерутся двое – я все слабей, слабей,
Лежу с пробитой головой у самых у дверей.
 
 
Я «Вальтер» вынул и на курок нажал —
Мой бортмеханик к моим ногам упал,
Мой бортмеханик кричит, что это ад.
Ой, мама, мама, мама, забери меня назад.
 
 
Мы новобранцы, нас повезут в Ханой,
Мы не избрали себе судьбы иной.
Там партизаны стреляют всех подряд —
Бросайте автоматы и бегите все назад!
 

Колода карт

 
В роскошном зале свечи, тая, догорают,
В свои владения вступает тишина,
И лишь колода карт усталости на знает
За ночь азарта, проведенную без сна.
 
 
Они разбросаны небрежною рукою,
Белеют пятнами удачи на столах,
Но чье-то счастье унесли они с собою.
Надежды чьи-то разлетелись ночью в прах.
 
 
Забыты карты, как наложницы в гареме,
Владыка бросил их, насытившись до дна.
Они блистали только яркое мгновенье,
Остаток жизни проведут теперь впотьмах.
 
 
Предскажут карты скоро долгую разлуку
Или казенный дом на много, много лет.
А может, горечь, может, боль, а может, муку,
Предскажут Дама Треф и Пиковый Валет.
 
 
И только изредка они мелькнут удачей,
Лишь для немногих, лишь для баловней судьбы,
Да и, наверное, не может быть иначе,
Мы все у этой жизни жалкие рабы.
 
 
В роскошном зале свечи, тая, догорают,
В свои владения вступает тишина,
И лишь колода карт усталости не знает
За ночь азарта, проведенную без сна.
 

В. Раменский
Журавли

 
Далеко-далеко журавли полетели,
Оставляя поля, где бушуют метели.
Далеко-далеко журавлям полететь нет уж мочи
И спустились они на поляну в лесу среди ночи.
 
 
А на утро снялись и на юг полетели далекий,
Лишь остался один по поляне бродить одинокий.
Он кричал им во след: «Помогите, пожалуйста, братцы —
Больше сил моих нет, нет уж мочи на воздух подняться!»
 
 
Опустились они, помогая усталому братцу,
Хоть и знали о том, что до цели труднее добраться.
И опять поднялась журавлей быстрокрылая стая…
Они братца того прихватили с собой, улетая.
 
 
Вот и в жизни порой, отставая от стаи крылатой,
Хоть и знаем о том, что законы о дружбе так святы.
Но, бывает, судьба начинает шутить, насмехаться,
И друзья обойдут, и никто не поможет подняться.
 
 
Далеко-далеко журавли полетели,
Оставляя поля, где бушуют метели.
Далеко-далеко журавлям полететь нет уж мочи
И спустились они на поляну в лесу среди ночи.
 

Ю. Визбор
Сижу я как-то с африканцем…

 
Сижу я как-то с африканцем,
А он, мерзавец, мне и говорит:
«В российских реках холодно купаться,
Поэтому здесь не приглядный вид!»
 
 
«Зато, – говорю – Мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
И даже в области балета
Мы впереди планеты всей!»
 
 
Потом мы с ним ударили по триста,
А он, мерзавец, мне и говорит:
«В российских селах не танцуют твиста,
Поэтому здесь не приглядный вид!»
 
 
«Зато, – говорю – Мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
И даже в области балета
Мы впереди планеты всей!»
 
 
Потом залили это все шампанским,
Он говорит: «Вообще ты кто таков?»
«Я, – говорю – Наследник африканский!»
«А я, – говорит – Технолог Петухов!
 
 
Вот я, – говорит – И делаю ракеты
Перекрываю Енисей,
И даже в области балета
Я впереди планеты всей!»
 

Конфетки, бараночки

 
Москва златоглавая,
Звон колоколов,
Царь-пушка державная,
Аромат пирогов,
 
 
Конфетки, бараночки,
Словно лебеди саночки.
Эй,вы, кони залетные,
Слышно песнь с облучка.
 
 
Гимназистки румяные,
От мороза чуть пьяные,
Грациозно сбивают
Рыхлый снег с каблучка.
 
 
Помню тройку удалую,
Вспышки дальних зарниц,
Твою позу усталую,
Трепет длинных ресниц.
 
 
Все прошло, все умчалося
В невозвратную даль,
И ничего не осталося —
Лишь тоска и печаль.
 
 
Эх, конфетки, бараночки,
Словно лебеди саночки.
Эй,вы, кони залетные,
Слышно песнь с облучка.
 
 
Гимназистки румяные,
От мороза чуть пьяные,
Грациозно сбивают
Рыхлый снег с каблучка.
 

Над рекой, над лесом рос кудрявый клен…

 
Над рекой, над лесом рос кудрявый клен,
В белую березу был тот клен влюблен,
И когда над речкой ветер затихал,
Он березе песню эту напевал:
 
 
«Белая береза, я тебя люблю,
Ну протяни мне ветку тонкую свою.
Без любви, без ласки пропадаю я,
Белая береза – ты любовь моя!»
 
 
А она игриво шелестит листвой:
«У меня есть милый – ветер полевой.»
И от слов от этих бедный клен сникал,
Все равно березе песню напевал:
 
 
«Белая береза, я тебя люблю,
Ну протяни мне ветку тонкую свою.
Без любви, без ласки пропадаю я,
Белая береза – ты любовь моя!»
 
 
Но однажды ветер это услыхал,
Злою страшной силой он на клен напал,
И в неравной схватке пал кудрявый клен,
Только было слышно через слабый стон:
 
 
«Белая береза, я тебя люблю,
Ну протяни мне ветку тонкую свою.
Без любви, без ласки пропадаю я,
Белая береза – ты любовь моя!»
 

Ах, не женитесь…

 
Ах, не женитесь,
Ах, вы, не надо,
Ведь холостому, холостому легче жить.
А вы женитесь
И убедитесь,
Как всю дорогу голодными ходить.
 
 
Придешь с работы —
Поесть охота,
А в доме, в доме ничегошеньки уж нет.
Всего две ложки
Гнилой картошки,
А на второе, на второе винегрет.
 
 
Подушек нету,
Нет одеяла,
Кровать железная всю ноченьку скрипит.
А утром вскочишь,
Чайку захочешь,
А в самоваре уж давно котенок спит.
 
 
Ах, не женитесь,
Ах, вы, не надо,
Ведь холостому, холостому легче жить.
А вы женитесь
И разводитесь,
Тогда не будете голодными ходить.
 

Чемоданчик

 
А поезд тихо ехал на Бердичев.
А поезд тихо ехал на Бердичев.
А поезд тихо е…
А поезд тихо е…
А поезд тихо ехал на Бердичев.
 
 
А у окна стоял мой чемоданчик.
А у окна стоял мой чемоданчик.
А у окна стоял…
А у окна стоял…
А у окна стоял мой чемоданчик.
 
 
А ну-ка убери свой чемоданчик.
А ну-ка убери свой чемоданчик.
А ну-ка убери…
А ну-ка убери…
А ну-ка убери свой чемоданчик.
 
 
А я не уберу свой чемоданчик.
А я не уберу свой чемоданчик.
А я не уберу…
А я не уберу…
А я не уберу свой чемоданчик.
 
 
Он взял его и выбросил в окошко.
Он взял его и выбросил в окошко.
Он взял его и вы…
Он взял его и вы…
Он взял его и выбросил в окошко.
 
 
А это был не мой чемоданчик.
А это был не мой чемоданчик.
А это был не мой…
А это был не мой…
А это был не мой чемоданчик.
 
 
А это моей тещи чемоданчик.
А это моей тещи чемоданчик.
А это моей те…
А это моей те…
А это моей тещи чемоданчик.
 
 
А в нем было свидетельство о браке.
А в нем было свидетельство о браке.
А в нем было свиде…
А в нем было свиде…
А в нем было свидетельство о браке.
 
 
Я снова холостой, а не женатый.
Я снова холостой, а не женатый.
Я снова холостой…
Я снова холостой…
Я снова холостой, а не женатый.
 

Б. Окуджава
Ваше благородие, госпожа удача…

 
Ваше благородие, госпожа Разлука,
Мы с тобой родня давно, вот какая штука,
Письмецо в конверте, погоди, не рви,
Не везет мне в смерти – повезет в любви.
 
 
Ваше благородие, госпожа Чужбина,
Жарко обнимала ты, да только не любила,
В ласковые сети, постой, не лови,
Не везет мне в смерти – повезет в любви.
 
 
Ваше благородие, госпожа Удача,
Для кого ты добрая, а кому иначе,
Девять граммов в сердце, постой, не зови,
Не везет мне в смерти – повезет в любви.
 
 
Ваше благородие, госпожа Победа,
Значит моя песенка до конца не спета,
Перестаньте, черти, клясться на крови,
Не везет мне в смерти – повезет в любви.
 

1969

Л. Дербенев
Есть только миг…

 
Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись,
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
 
 
Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой – для седых пирамид,
А для звезды, что сорвалась и падает
Есть только миг, ослепительный миг.
 
 
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда по дороге мне с ним.
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним.
 
 
Счастье дано повстречать иль беду еще,
Есть только миг, за него и держись,
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
 

1973

Ю. Визбор
Клопы

 
Друзей так много в этом мире,
Для друга я на всё готов.
Живёт, живёт в моей квартире
Семейство рыженьких клопов.
 
 
Знаком мне с детства каждый клопик,
И всю их дружную семью
По цвету глаз и острой попе
Издалека я узнаю.
 
 
Я договорчик сепаратный
Сумел с клопами заключить,
И нашей дружбы, столь приятной,
И «Десекталем» не разлить.
 
 
Но как-то утром в полвосьмого
Один в кровати в полутьме
Я своего клопа родного
Размазал пальцем по стене.
 
 
С тех пор клопы, вай-вай-вай-вай, лютуют,
Етит их весь клопиный род.
И даже чёрненьких ловлю я —
Клопов тропических широт.
 
 
Мильён клопов в моей квартире
И каждый съесть меня готов.
И только в ванной и в сортире
Я отдыхаю от клопов.
 

Ю. Кукин
Говоришь, чтоб остался я…

 
Говоришь, чтоб остался я,
Чтоб опять не скитался я,
Чтоб восходы с закатами
Наблюдал из окна,
А мне б дороги далёкие
И маршруты нелёгкие,
Да и песня в дороге мне,
Словно воздух, нужна.
 
 
Чтобы жить километрами,
А не квадратными метрами,
Холод, дождь, мошкара, жара —
Не такой уж пустяк!
И чтоб устать от усталости,
А не от собственной старости,
И грустить об оставшихся,
О себе не грустя.
 
 
Пусть лесною Венерою
Пихта лапкой по нервам бьёт,
Не на выставках – на небе
Изучать колера.
И чтоб таёжные запахи,
А не комнаты затхлые…
И не жизнь в кабаках – рукав
Прожигать у костра.
 
 
А ты твердишь, чтоб остался я,
Чтоб опять не скитался я,
Чтоб восходы с закатами
Наблюдал из окна,
А мне б дороги далёкие
И маршруты нелёгкие,
Да и песня в дороге мне,
Словно воздух, нужна!
 

1964 – начало 1965.

Был один студент на факультете…

 
Был один студент на факультете,
Об аспирантуре он мечтал.
О квартире личной, о жене столичной.
Но в аспирантуру не попал.
 
 
Если не попал в аспирантуру (сдуру!),
Собери свой тощий чемодан.
Поцелуй мамашу, обними папашу,
И бери билет на Магадан.
 
 
Путь до Магадана не далекий
Поезд за полгода довезет.
Там сними хибару, там купи гитару,
И начни сколачивать доход.
 
 
Годы жизни быстро пронесутся.
Седина появятся в висках.
Инженером старым с толстым чемоданом
Ты домой вернешься при деньгах
 
 
Но друзья не встретят, как бывало,
И она не выйдет на вокзал.
С лейтенантом юным с полпути сбежала.
Он теперь, наверно, генерал.
 
 
Ты возьмешь такси до «Метрополя»
Будешь пить коньяк и шпроты жрать.
А когда к полночи станешь пьяным очень
То начнешь студентов угощать.
 
 
Будешь плакать пьяными слезами
И стихи Есенина читать.
Вспоминать девчонку с синими глазами
Что твоей женой могла бы стать.
 
 
Так не плачь ты пьяными слезами,
Седины не скроешь на висках
Не прикроешь душу дорогим регланом,
Молодость осталася в снегах.
 

Сиреневый туман

 
Сиреневый туман над нами проплывает.
Над тамбуром горит прощальная звезда.
Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда.
 
 
Ты смотришь мне в глаза и руку пожимаешь,
Уеду я на год, а может быть на два.
А может, навсегда ты друга потеряешь,
Еще один звонок – и уезжаю я.
 
 
Быть может, никогда не встретятся дороги.
Быть может, никогда не скрестятся пути.
Прошу тебя: забудь сердечные тревоги,
О прошлом не грусти, за все меня прости.
 
 
Вот поезд отошел. Стихает шум вокзала.
И ветер разогнал сиреневый туман.
И ты теперь одна, на все готовой стала:
На нежность и любовь, на подлость и обман.
 

Любо, братцы, любо…

 
Как на грозный Терек выгнали казаки,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубленных пострелянных людей.
 
 
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
 
 
Атаман наш знает, кого выбирает.
«Эскадрон по коням!», да забыли про меня…
Им осталась воля да казачья доля,
Мне досталась пыльная, горючая земля.
 
 
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
 
 
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
 
 
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
 
 
Жинка погорюет, выйдет за другого.
За мово товарища, забудет про меня…
Жалко только волюшки во широком полюшке,
Жалко сабли вострой да буланого коня.
 
 
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
 

В. Высоцкий
Дорога, дорога – счета нет столбам…

 
Дорога, дорога – счета нет столбам,
И не знаешь, где конец пути, —
По дороге мы идем по разным сторонам
И не можем ее перейти.
 
 
Но на других не гляди – не надо.
Улыбнись только мне, ведь я рядом.
Надо б нам поговорить, ведь наш путь еще далек,
Перейди, если мне невдомек.
 
 
Шагаю, шагаю – кто мне запретит! —
И лишь столбы отсчитывают путь.
За тобой готов до бесконечности идти —
Только ты не сверни куда-нибудь.
 
 
Но на других не гляди – не надо!
Улыбнись только мне, ведь я рядом.
Надо б нам поговорить, ведь наш путь еще далек,
Перейди, если мне невдомек.
 
 
Улыбка, улыбка – для кого она?
А вдруг тому, что впереди идет?
Я замер и глаза закрыл, но снова – ты одна,
А я опять прозевал переход!
 
 
Нет, на других не гляди – не надо.
Улыбнись только мне, ведь я рядом.
Надо б нам поговорить, ведь наш путь еще далек,
Перейди, если мне невдомек.
 

С. Баканов
Первокурсница

 
На лекцию ты вошла
И сразу меня пленила.
Я понял тогда, что ты навсегда
Вдруг сердце мое разбила.
 
 
И сразу же в первый день
Забыл я про все на свете
И только тебя, безумно любя,
Я видел на всей планете.
 
 
То косы твои, то бантики,
То прядь золотых волос,
На блузке витые кантики,
Да милый курносый нос.
 
 
Я видел тебя во сне.
И даже такое дело —
Ты молча, без слов с чертежных листов.
Со стен на меня глядела.
 
 
А в сущности только раз
Твой взор на меня склонился,
Когда в поздний час, в чертежке у нас
Твой лист мне к ногам свалился.
 
 
Ах, косы твои! Ах, бантики!
Ах, прядь золотых волос!
На блузке витые кантики
Да милый курносый нос.
 
 
Но вскоре пришла весна,
С поличным ты мне попалась —
Нежна и мила с дипломником шла
И только ему улыбалась.
 
 
Вся жизнь колесом пошла,
На сессии плавал как губка,
А знаешь ли ты, что эти хвосты
Ты мне подарила, голубка?!
 
 
Все косы твои! Все бантики!
Все прядь золотых волос!
На блузке витые кантики
Да милый курносый нос.
 

Поспели вишни в саду у дяди Вани

 
Поспели вишни в саду у дяди Вани
У дяди Вани поспели вишни
А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане
А мы с друзьями погулять как будто вышли
 
 
А ты Григорий не ругайся а ты Петька не кричи
А ты с кошёлками не лезь поперёд всех
Поспели вишни в саду у дяди Вани
А вместо вишен теперь веселый смех
 
 
Ребята самое главное спокойствие и тише
А вдруг заметят да не заметят
А коль заметят мы воздухом здесь дышим
Сказал наш Петька из сада выпав
 
 
А ты Григорий не ругайся а ты Петька не кричи
А ты с кошёлками не лезь поперёд всех
Поспели вишни в саду у дяди Вани
А вместо вишен теперь веселый смех
 
 
А ну-ка Петька нагни скорее ветку
А он черешню в рубаху сыпал
И неудачно видно Петька дёрнул ветку
Что вместе с вишнями с забора в садик выпал
 
 
А ты Григорий не ругайся а ты Петька не кричи
А ты с кошёлками не лезь поперёд всех
Поспели вишни в саду у дяди Вани
А вместо вишен теперь веселый смех
 
 
Пусть дядя Ваня купает тётю Груню
В колхозной бане на Марчекане
Мы скажем дружно спасибо тётя Груня
А дядя Ваня и дядя Ваня
 
 
А ты Григорий не ругайся а ты Петька не кричи
А ты с кошёлками не лезь поперёд всех
Поспели вишни в саду у дяди Вани
А вместо вишен теперь веселый смех
 
 
А ты Григорий не ругайся а ты Петька не кричи
А ты с кошёлками не лезь поперёд всех
Поспели вишни в саду у дяди Вани
А вместо вишен теперь веселый смех
 

А. Городницкий
Жена французского посла

 
А нам не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса.
А в Сенегале, братцы, в Сенегале,
Я такие видел чудеса!
 
 
Ох не сла́бы, братцы, ох не сла́бы,
Блеск волны, мерцание весла…
Крокодилы, пальмы, баобабы,
И жена французского посла.
 
 
По-французски я не понимаю,
А она – по-русски ни фига.
Как высока грудь ее нагая!
Как нага высокая нога!
 
 
Не нужны теперь другие бабы,
Всю мне душу Африка сожгла
Крокодилы, пальмы, баобабы,
И жена французского посла.
 
 
Дорогие братцы и сестрицы,
Что такое сделалось со мной!
Все один и тот же сон мне снится,
Широкоэкранный и цветной.
 
 
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Все сжигает душу мне дотла.
А в нем – кровать распахнутая настежь,
А в ней – жена французского посла.
 

Б. Окуджава
Сентиментальный марш

 
Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет.
Когда трубу к губам приблизит и острый локоть отведет.
Надежда, я останусь цел, не для меня земля сырая.
А для меня твои тревоги, и добрый мир твоих забот.
 
 
Но если целый век пройдет, и ты надеяться устанешь,
Надежда, если надо мною смерть распахнет свои крыла,
Ты прикажи, пускай тогда трубач израненный привстанет,
Чтобы последняя граната меня прикончить не смогла.
 
 
Но если вдруг, когда-нибудь, мне уберечься не удастся,
Какое б новое сраженье не покачнуло б шар земной,
Я все равно паду на той, на той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.
 

А. Городницкий
Над Канадой

 
Над Канадой, над Канадой
Солнце низкое садится.
Мне уснуть давно бы надо,
Но отчего же мне не спится?
 
 
Над Канадой небо сине,
Меж берез дожди косые.
Хоть похоже на Россию,
Только все же не Россия.
 
 
Нам усталость шепчет: «Грейся»,
И любовь заводит шашни.
Дразнит нас снежок апрельский,
Манит нас уют домашний.
 
 
Мне снежок, как не весенний,
Дом чужой – не новоселье.
Хоть похоже на веселье,
Только все же не веселье.
 
 
У тебя сегодня слякоть,
В лужах – солнечные пятна.
Не спеши любовь оплакать,
Подожди меня обратно.
 
 
Над Канадой небо сине,
Меж берез дожди косые.
Хоть похоже на Россию,
Только все же не Россия.