Текст книги "Гость из Пекла"

Автор книги: Кирилл Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– А… как же… – чертовка глядела на Ирку еще испуганными, еще не понимающими, но уже не такими отчаянными глазами.

– Ну… – Ирка досадливо передернула плечами – нет, в такую дурацкую ситуацию она еще не вляпывалась! – Можешь тут пока посидеть… Я даже чаю тебе налью! – процедила она.

– Ты? Мне? Чаю? Но как же… – забормотала чертовка.

– Сама не понимаю! – оборвала ее Ирка. – Но вроде как нехорошо… человек… то есть, черт, конечно… – покосившись на рога чертовки, исправилась Ирка. – В дом пришел! Надо хоть чаю…

Они сидели в Иркиной комнате: Ирка возле стола, чертовка с зажатой в когтях чашкой устроилась в ногах у спящих чертят и то и дело поглядывала на них, словно боясь, что исчезнут. И бормотала, бормотала и улыбалась, радостно и бессмысленно, точно пьяная. Ирка даже подозрительно покосилась на чашку – обыкновенный чай, ничего она туда не подливала точно! Но чертовка и впрямь была пьяна: счастьем, облегчением, и что дети нашлись, и вот спят себе, и страшная Хортица их отпустит, и не такая она уж страшная на самом деле, то есть страшная, конечно, но, сегодня, видать, настроение у нее хорошее, повезло, и чертовка бормотала, рассказывала…

– Я ведь одна, одна совсем – думаешь, легко одной-то двоих детей…

– Я пока еще не думаю, мне рано, – мотнула головой Ирка, но чертовка ее не слушала.

– Черт-то мой, как младший наш родился, сразу свалил – надоело ему, видишь ли! Ну и пусть валит к своей матери – к свекрови моей, то есть, всю кровь из меня повыпила, у-у, ведьма проклятая! – Чертовка осеклась, испуганно взглянула на Ирку, но, увидев, что та не злится, продолжала: – Специально на дне реки поселилась, не хотела, чтоб дети без матери росли, как у этих, современных чертовок – все на работе да на работе, а чертенята, как бурьян… А на дне что, жизнь простая, да много ли надо, зато с детьми не расставаться – я сама за ними и присмотрю, и всему научу, и поберегу… Но теперь все-е-е! – Чертовка решительно взмахнула чашкой, так что капли чая рассыпались по полу. – Хватит! Чтоб прямо на крышу голые мужики с бабами сыпались, да чтоб детей потом найти невозможно… Хватит! Мне братец-болотный еще когда говорил – перебирайся ко мне в город, я тебе работу найду, жилье… У меня брат, знаешь, какой? – восторженно выдохнула чертовка.

– Какой? – стараясь казаться равнодушной, спросила Ирка. Ее все больше интересовал этот братец-болотный, который приглашает перебраться в город, у которого дом и джип, и работу может найти… Какую работу можно найти для чертовки – с рогами и копытами? Козой на ферме? Так черти коз на дух не выносят, чтоб там не малевали всякие средневековые художник! Интересное кино получается… Кажется, что-то новенькое появилось в жизни местных чертей, а она и не заметила, а еще «страшная ведьма Хортица».

Видно, недостаточно равнодушия оказалось в Иркином голосе – чертовка вдруг поперхнулась чаем и шумно закашлялась, испуганно косясь на Ирку. Та невольно потянулась – хлопнуть по спине, но чертовка шарахнулась в сторону, едва не свалившись с дивана, и вскочила…

– Братец какой? – Она неловко поставила чашку на стол, и глаза ее метались, как испуганные мыши. – Обыкновенный, черт как черт… Болотный… В грязи живет, тиной укрывается…

– Хм… – с сомнением хмыкнула Ирка.

Чертовка попятилась.

– Я… я пойду! Детей возьму и пойду! Утро скоро… – Она судорожно дернула головой в сторону темного окна. – Еще увидит кто…

– Ну, иди… – настороженно следя за ней, согласилась Ирка. И впрямь, лучше будет если вся чертова компания как можно скорее уберется из ее дома. Пока она не передумала. Пока не взяла вот эту доверившуюся ей нечисть за шкирку да не тряхнула как следует! Мигом расскажет все: и про братца, и про что Ирке будет угодно…

Ирка дернула старшего чертенка за лапу:

– Эй, вставай! И валите отсюда… к чертовой матери!

Но первым вскочил младший… Глянул поверх Иркиного плеча… и с криком:

– Мама! Мамочка! Ты пришла! – сиганул чертовке на шею.

– Я… Я никогда не забуду… Я для тебя… Все, что хочешь… – уже стоя на улице и радостно прижимая к себе своих чертенят, счастливым голосом выдохнула чертовка.

– Разве я просила твоей благодарности? – буркнула Ирка и с грохотом захлопнула калитку.

И плевать, если даже бабка проснется! Злобно пиная подворачивающиеся под ноги обломки сосулек, Ирка побрела к дому. Вот ведь чертовка… Чертовка! И та любит своих детей, и заботится, и никогда не бросает… А человеческие мамы… Мама Василька… И ее собственная, Иркина мама… Почему они…

Глава 1. Нежданные гости из Германии

Месяц спустя

Ирка выбралась из покрывающих склоны старой городской балки густых кустов и, пошатываясь, двинулась к дому. Голова у нее кружилась. Все это было… невероятно! Даже для нее – невероятно! Она только что сражалась со змеицей – со здоровенной разъяренной драконицей!

Огнекрылая Дъна, Верховная Хала, Повелительница Грозы, явилась в мир людей, и была битва великая меж ней да Иркой Хортицей, змееубийцей, наднепрянской ведьмой, дщерью бога Симаргла, и разразилась битва сия из-за самого Айтвараса Жалтиса Чанг Тун Ми Луна, Великого Дракона Вод, царевича-полоза, младшего сына повелительницы змеев Табити-Змееногой!

Короче, Ирка с Диной из-за парня подрались11
  И. Волынская, К. Кащеев «Повелительница грозы»


[Закрыть].

Из-за Айта, наглой, гадской (в полном смысле этого слова!) морды. Ирка выиграла. Она выиграла уже в тот момент, когда Дина, золотоволосая красавица (если в человеческом облике), не помня ни чести драконьей, ни законов, установленных Матерью Табити, ринулась через границу между мирами – убивать проклятую человеческую ведьму! На которую совершенно по-хамски запал единственный мало-мальски подходящий жених-змей! И теперь помолвка между Айтварасом и Дъной, и без того бывшая делом сомнительным (чтоб там себе Дина не думала!), стала и вовсе нереальной! Вы пробовали когда-нибудь заставить дракона – жениться? Если он не хочет? Вот и не пробуйте – целее будете!

Уничтожить Ирку не вышло, хотя Дина честно старалась. В человеческом мире добропорядочную змеечку поджидает столько соблазнов – то развлечения, то шопинг, то другие парни, которые без ума от ее фигуры и золотых волос (ха, они еще не видели какой элегантный у нее хвост – совсем бы обалдели!). А потом сам Айт прорвался к месту битвы – через миры и расстояния, сметая границы и преграды… И чуть не откусил Дине голову (в полном смысле слова – он ведь в драконьем облике явился!).

Но Ирке было наплевать на Динину голову! Они с Айтом целовались! В смысле, Айт с Иркой, а не с Диной, конечно… На крыше торгового центра! Крышу снесло – напрочь! И у Айта, и у Ирки, ну и у торгового центра заодно. И теперь Ирка не знала… не понимала… не могла подумать… То есть думала она непрерывно, только роящееся у нее в мозгу безумие трудно было назвать мыслями – пылало бешеное солнце над крышей высотки, а между ней и таким близким небом плыло лицо Айта, его отчаянные, сумасшедшие глаза, и он наклонялся к Ирке…

Ирка подняла руку и медленно коснулась губ. Ей казалось, губы горят, ей казалось, она чувствует прикосновение Айта, видит, как небо рвется навстречу расправляющему крылья дракону и ей, ей, ей одной… рядом с ним.

Свисающий у Ирки с локтя кот негодующе мявкнул. Ирка снова подхватила его. На самом деле кот мог запросто шагать собственными лапами, но… Ирке нужен был кто-то рядом!

Она целовалась с парнем… Змеем… Драконом… Айтом!

Поселившееся на губах солнце перебралось на щеки, потом на шею… Ирке казалось, у нее горит все лицо.

– Что теперь Айт обо мне подумает? – растерянно глядя на кота, спросила Ирка.

Все знают, что надо быть гордой… и неприступной… не давать парням того… повода… А другие «все» говорят, что пока ты такая гордая и неприступная не даешь парням повода, они уматывают к другим девчонкам – и очень даже запросто!

– Черт знает что! – в сердцах сказала Ирка, хотя точно знала, что черт не знает; черти, они в человеческих чувствах на самом деле не очень ориентируются.

Да она Айту крылья повыдергивает, если он только посмеет разлететься к другой девчонке! И хвост! И… Он же обещал прийти к ней на день рождения! Еще почти два месяца ждать… Это должен быть самый лучший, самый классный день рождения, который можно только придумать! Что будет интересно змею-царевичу, успевшему повидать весь мир? Два мира… Ей нужно все спланировать, а до дня рождения осталось всего – ничего…

А вдруг он не придет? Вдруг он пошутил…

– Не-еет… – протянула Ирка, вспоминая лицо Айта. Какие тут шутки… Ну а вдруг у него просто не получится? – Да что ж я – два месяца буду себя изводить? – возмутилась Ирка. Надо немедленно переключиться, подумать о другом…

Например, о рассеянных по всему дому волосках из Дининой пышной шевелюры, после ее ухода обратно в мир змеев превратившихся в золото. Успели ли Богдан с Танькой собрать их прежде, чем бабка очухалась?

– Яринка! Ирочка, де ты? – донесся громкий и какой-то жалобный крик, и из переулка выскочила бабка.

Она остановилась перед Иркой, прижимая сухую ладонь к груди и глядя на внучку с непонятной растерянностью.

– Ой, Яринка, там у нас дома – таке сталося, таке!

«Все! – поняла Ирка. – Богдан с Танькой не успели. Ну и как теперь объяснять бабке, почему сток в ванной золотой проволокой забит?»

Но бабка ни слова не сказала про золото…

– Там, там… приехали! – глядя на Ирку с непонятным ужасом, выпалила она.

– Кто, бабушка? – устало переспросила та. Ясно, на их дом очередное нашествие. Кто на сей раз – мавки, русалки, богатыри, змеи… крокодилы?

Бабка вдруг протянула руку… и погладила Ирку по голове! Как маленькую!

– Так отож… – смущенно промямлила она. – Так вона ж… Мамка твоя приехала! – выпалила она. – З Германии! З новым папой! Немецким!

Ирка минутку подумала… и уронив слабо мявкнувшего кота, медленно села на покрытую снегом бровку тротуара.

– То есть как – приехала? – слабым голосом переспросила она.

– Та отак… – пробормотала бабка, подумала… и, отряхнув с бровки снег, с кряхтением уселась рядом с внучкой. – Прилетела…

Прилетела? На мгновение Ирка представила себе свою маму – на метле! Светловолосая красавица, мчащаяся сквозь снег и ночь из Германии – прямо в их родной город! К дочери… К ней!

– Три часа назад самолет приземлился, – словно почуяв Иркины мысли, сообщила бабка. – Каже, таможню долго проходили… На такси з аэропорту прикатили, не знаю, як той таксист по нашим буеракам-от проихав…

Три часа назад… она стояла над поверженной Диной, глядела на Айта и не чувствовала, не знала, что мама уже здесь, всего в часе езды от нее! А еще ведьмой себя называет…

Кот едва слышно мявкнул и сунул лобастую голову Ирке под руку. Но ладонь девчонки лежала неподвижно, точно она и не чувствовала щекочущих треугольных ушей.

– Мужик ейный новый у нас на кухне засел – кофий он там пьет, немчура поганая! – тоном настолько гневным, словно засевший на ее кухне немец занимался там расстрелом партизан, выдала бабка. – А мамка твоя в ванной залегла, моется она, бачь! Треба меньше пачкаться! А я куртку надела та й тишком-нишком – тэбэ шукаты! Предупредить… А то ты до дому – а воны там!

Ирка молча кивнула…

– Ще красивше стала мамка твоя, – тихо сказала бабка. – Такая вся… як з журналу, – и по голосу было слышно, что маминой журнальной «красивости» бабка категорически не одобряет.

– Мама всегда была красавицей, – механически ответила Ирка. – А ты с ней, конечно, уже успела поругаться!

– Та хиба ж я з людями ругаюсь? – простодушно изумилась бабка. – Я просто вказую им на их недостатки!

Ирка даже на миг отвлеклась от прибившей ее новости. Это что бабка – шутит? Да еще над собой? Но бабкина физиономия была сокрушительно серьезной.

– Сижу тут з тобою, почитай шо на голой земле – зовсим здурила на старости лет! – осуждающе качая головой, пробормотала она и поднялась. – Юбку на заду всю замочила… – Она отряхнула юбку и шагнула в сторону, обернулась к Ирке. – Я им не стала казаты, де ты зараз, сбрехала, начебто ты в школе, так що можешь не поспишаты – колы хочешь, тоди и приходь. – Придерживая наброшенную на плечи куртку, она торопливо потрусила обратно, в сторону дома.

«Вообще-то, бабка тоже должна думать, что я в школе», – в смятении подумала Ирка и тут же выкинула эту проблему из головы – плевать, как бабка догадалась, что она прогуливает (и считать ли прогулом битву со змеями?). Мама приехала! Мама тут, в двух шагах, только войти в дверь дома и… Ей не хотелось идти домой! Она… боялась! Она, Ирка Хортица, наднепрянская ведьма, боялась так, как не боялась ни в схватках с чертями, ни в сражениях со змеями…

Она уже привыкла, что… мамы нет. Что мама не думает о ней, что ей все равно… Обида стала частью ее жизни, такой же привычной, как утреннее умывание. А теперь оказалось – обижаться не на что! Пусть ее долго не было, но ведь мама приехала!

На Ирку словно плита рухнула – она наконец осознала! Мама и вправду приехала! Мама – дома!

Ирка вскочила и со всех ног рванула к дому. Кот снова мявкнул ей вслед, потом совершенно по-человечески вздохнул, покачал головой и посеменил за Иркой, пятная снег фигурными следами лапок.

Едва не снеся калитку, Ирка влетела во двор…

Бабка торчала поперек садовой дорожки, уперев руки в бока и отрезая любую возможность подойти к двери дома. Физиономия у нее была угрожающая и одновременно какая-то азартная – Ирка вдруг подумала, что так, наверное, мог бы выглядеть капитан пиратского брига, идущий в почти безнадежный бой с королевским фрегатом. При виде внучки она расплылась в фальшиво-бодрой улыбке и голосом пронзительным, таким, что ее, наверное, на другом конце балки слышали, и приторно-сладким, как засахарившееся варенье, возопила:

– Яринка, дивчинка моя люба! Що, вже со школы повернулася? Ах ты труженица моя, отличница!

Ирка споткнулась и едва не ткнулась носом в бетон дорожки. Нет, она не спорит, у нее, конечно, вагон всяких достоинств (одни клыки с крыльями чего стоят!), но «отличница» и «труженица», да еще от бабки…

– А у нас радость, Яринка! – кричала бабка с таким энтузиазмом, что каждому было понятно – таки радость. Большая-пребольшая… Вот-вот лопнет… – Ты знаешь, кто к нам вернулся?

– Знаю… – растерянно кивнула Ирка. Что за театр – бабка ж сама только что ей рассказала…

– Та як ты можешь знать, якщо я сама тильки минуту назад дизналася? – отмахнулась бабка. – Пойдем, покажу! – И решительно ухватив Ирку за руку, поволокла к пристройке, где еще утром жила золотоволосая змеица Дина.

– Зачем… Куда? – пытаясь вырваться, бормотала Ирка, но бабка держала крепко.

Она что, поселила маму в пристройку? Она совсем с ума сошла? Прожившие у них больше недели богатыри, конечно, привели пристройку в порядок, но все равно, тут не людям жить, а разве что скотину держать…

С заговорщицкой улыбкой на лице – дескать, сюрприз! – бабка распахнула дверь и умильно просюсюкала:

– Вот она, красавица моя! Сама пришла!

Посреди пристройки стояла коза. Их собственная старая коза, некогда (до сделанного богатырями ремонта) удравшая из этой самой пристройки! Всклокоченная, неухоженная, исхудавшая, со свалявшейся шерстью, но несомненно их, их собственная коза с длинными острыми рогами и склочным, как у бабки, характером!

– Бомжевала десь, люба моя! – глядя на козу материнским взором, вздохнула бабка. – Але ж повернулась, сама! Ах ты умница! Треба ей травички дать, хлебушка, водички принести! Это приберем… – Она мазнула взглядом по старому дивану, на котором еще недавно спала Дина. – Пойдем, Яринка, допоможешь! Радость яка, коза повернулась!

И с упорством муравья, тянущего гусеницу, поволокла Ирку из пристройки. Ирка уперлась подошвами ботинок в бетон дорожки, вырвала руку из бабкиной хватки и остановилась.

– А… мама? – тихо спросила она, шаря вокруг ищущим взглядом, словно надеясь увидеть сквозь стены дома, есть ли там кто внутри.

– Ах, ця коза? – нарочито равнодушным тоном подхватила бабка. – Ця коза теж вернулася! Козла з собою привезла! – нарочито повышая голос, чтоб ее как следует слышали через открытые форточки дома, сообщила бабка. – Немецкого! Наши бараны ее не устраивали!

Кажется, на кухне кто-то поперхнулся и громко закашлялся.

Ирка безнадежно поглядела на бабку. Ну вот теперь она знала, что за спектакль здесь разыгрывается. Называется: «А мы не ждали вас, а вы приперлися!» Дескать, вы там сидели в своей Германии, вот и сидели бы дальше, никто вам тут не рад, никто и не хотел вовсе, чтоб вы приезжали, нам и без вас было очень неплохо!

– Неправда! – бросила Ирка, гневно глядя на бабку, словно все, что пронеслось у Ирки в голове, было вовсе не ее мыслями, а бабкиными словами. – Я хотела, чтоб она приехала! Всегда хотела! Мама! Мама! – закричала Ирка и, проваливаясь в наметенные вдоль дорожки сугробы, обогнула бабку и кинулась в дом. – Мама! – Ирка ворвалась в коридор.

– Ботинки зними, оглашенная, никуды твоя мамаша не денется! – заорала ей вслед бабка.

Плевать! Нашла время…

– Мама!..

Она проскочила мимо распахнутой кухонной двери – кто-то, явно напуганный ее криками, вскочил с диванчика, послышался звон разбитого стекла, что-то с тарахтением покатилось по полу…

Плевать!

– Мама! – Ирка подскочила к двери ванной, замерла… Бабка сказала, мама моется с дороги, услышит ли она Иркин крик, и что теперь, подрыгивать перед запертой дверью, будто тебе очень надо…

Створка распахнулась, едва не съездив Ирку по носу, и она влетела в протянутые ей навстречу руки, самые родные, самые любимые руки на свете, и, облегченно всхлипнув, зарылась лицом в мамин махровый халат и затихла, жадно, взахлеб, вдыхая мамин запах – забытый, совсем забытый, незнакомый: чистоты, фруктового геля для душа, крема и еще чего-то… А потом ее волос коснулись – робко, невесомо, словно спрашивая разрешения… Ирка только крепче прижалась щекой к отвороту маминого халата… и ладонь уже уверенно опустилась на ее голову и погладила, и взъерошила черные густые волосы, и мамин прерывающийся голос воскликнул:

– Ирочка! Иринка! – А потом Ирку крепко-крепко обняли за плечи, и прижали, и стиснули, и прижали еще, и покачали из стороны в сторону, и мамин нос ткнулся ей в макушку, а потом мамины ладони с силой обхватили Иркину голову, и горячие губы коснулись ее лба, а слезы одна за другой закапали на щеки, волосы…

– Meine Liebe! Du bist eine wunderbare Mutter!22
  Моя дорогая! Ты – замечательная мать!


[Закрыть]

– Danke, Lieber! Du warst immer so lieb zu mir!33
  Спасибо, дорогой! Ты всегда так добр ко мне! (нем.)


[Закрыть] – прочувствованно ответила мама.

Кто?.. Что?.. О чем они… Ирка отстранилась – медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление, словно она приросла всем телом к маминому купальному халату, и теперь при каждом движении связывающие их нити лопались, отзываясь жгучей болью в животе и груди… Она не обернулась – ей плевать было, что там за мужик и чего он бормочет! Она запрокинула голову и смотрела на маму, только на маму!

Мама была… Мама стала еще красивее, чем раньше, еще красивее, чем Ирка ее помнила! У нее больше не было длинных волос – тщательно выстриженные локоны ложились вокруг головы сверкающей светло-золотистой шапочкой, будто с ними только что закончил работать лучший парикмахер. Кожа дышала свежестью, как у совсем молодых девушек, а глаза были умело подкрашены – неброско и выразительно – точно мама не из ванной вышла, а как минимум собиралась на бал! И даже роскошный пушистый купальный халат сидел на ней, как бальное платье!

– Ты такая… такая… – не сводя с мамы глаз, выдохнула Ирка.

– Какая? – мама рассмеялась.

Этот смех Ирка помнила – задорный, уверенный, будто в мире никогда и ни за что не может произойти ничего плохого, ну разве что где-то там, далеко-далеко, но не здесь! Не с мамой! Здесь все и всегда будет хорошо, и весело, и радостно, и легко, как в старых американских комедиях!

– Самая… самая… – пробормотала Ирка – у нее не было сил, не было дыхания закончить…

– Самая плохая? Самая уродливая? – снова засмеялась мама.

Ирка только помотала головой и снова уткнулась в мамин халат лицом.

– Значит, все-таки самая лучшая? – спросила мама.

Ирка молча закивала, тычась маме в плечо, как щенок.

– Ну-ну-ну… – успокаивающе похлопывая ее по макушке, сказала мама. – Siehst du, mein Lieber! Jetzt bist du nicht der einzige, der mich versteht!44
  Вот видишь, дорогой, теперь ты не единственный, кто меня понимает! (нем.)


[Закрыть] – по-немецки бросила мама поверх Иркиной головы. – У тебя странно пахнут волосы, малыш! Дымом… Как будто ты на пожаре была… – удивленно проговорила она, отстраняя Ирку на расстояние вытянутой руки. Окинула ее взглядом с головы до ног – и мамины идеальной формы темные брови изумленно поползли вверх.

Только тут Ирка сообразила, как выглядит после битвы с драконицей! Куртка, заляпанная грязью и покрытая темными разводами от брызгавшей с потолка торгового центра противопожарной жидкости. Разорванные на коленках джинсы и перемазанные темно-бурым ботинки – не объяснишь же, что драконьей кровью! Меховая оторочка капюшона закоптилась до грязно-серого состояния, а кое-где и обуглилась. И еще запах! Запах! Мама не видела ее столько лет – и она предстает перед ней, воняя, как сгоревшая урна!

«Хорошо хоть шишку на голове под волосами не видно, – безнадежно подумала Ирка. – Зато сами волосы… ой-ей-ей!»

«И как Айту вообще захотелось с таким потрепанным чучелом целоваться?» – мелькнуло где-то на заднем плане и тут же забылось. Сейчас у Ирки было одно желание – чтоб сию минуту пол их древней саманной хибары провалился прямо под ней и она рухнула метра на три в глубину! Тогда, по крайней мере, можно хоть как-то объяснить свой вид!

– Я… Шла, шла, поскользнулась на льду и… вот… Упала… Испачкалась… – неловко одергивая край грязной куртки, пролепетала Ирка.

«Ага! Капюшон тоже загорелся, потому что упала? Сосед через забор сигарету кинул – и прямо в меня! – сообразила Ирка, и холодные лапки паники пощекотали ее под коленками и поползли выше, выше, к сердцу… – А потом давай меня из огнетушителя поливать – спасать, значит…» – она едва слышно застонала сквозь зубы.

– Ага! – иронически согласилась мама. – А выросла ты так тоже потому, что упала? И похорошела… – задумчиво добавила мама.

Ирка уставилась на нее, растерянно приоткрыв рот. В голове у нее царил полный сумбур – она тут не знает, как объяснить свой кошмарный вид, а мама говорит… Выросла? Похорошела?

– И ничего я не похорошела и не выросла… – сама не понимая, что несет, забормотала Ирка. – Просто ты меня четыре года не видела…

Мамины ярко-голубые глаза мгновенно налились слезами:

– Я… Я, конечно, понимаю, что я… Что меня давно не было… Ну хоть ты-то не упрекай меня, Ирочка! Довольно я уже от твоей бабушки наслушалась! – вскричала она.

Ирка почувствовала, как руки у нее невольно сжимаются в кулаки. Бабка! И что она вечно… И куда она лезет? Мамы столько не было, а она…

– Все хорошо, мама! – снова прижимаясь к маме и обхватывая ее руками за талию, выдохнула Ирка. – Я не упрекаю, Слово… – у нее едва не вырвалось «Слово ведьмы!», но остатки здравого смысла дернулись где-то в глубине разума, и она успела исправиться: – …честное слово! Ты приехала – и все хорошо!

Проклятье, слова тоже путались, еще хуже, чем мысли. Ну как сказать маме: плевать, сколько тебя не было, главное, сейчас ты тут! Ирка могла только прижиматься теснее, обнимать все крепче…

– Правда? Ну и замечательно! – обрадовалась мама. – Только пусти меня, пожалуйста, Ирочка, а то сейчас задушишь.

Ирка испуганно отпрянула. Неужели она совсем потеряла голову и использовала свою оборотническую силу? Господи, ведь это же переломы, внутренние кровотечения… Девчонка с ужасом уставилась на маму…

– И халат запачкала, – мельком обронила мама, кончиками ухоженных ногтей касаясь жирно-черной полосы, появившейся на снежно-белой пушистости ее купального халата.

– Прости! – охнула Ирка, но мама еще раз брезгливым движением провела по пятну и раздраженно уставилась на свои испачканные пальцы.

– Я уже и забывать стала, какая тут кругом гадость! – в сердцах бросила она. – Грязь, всюду выбоины, ямы, все поломанное… У нас в Германии такого никогда бы не допустили! Неужели ничего нельзя сделать?

Ирка почувствовала, как у нее краснеют лоб, щеки… Если бы она знала, что мама вернется – она бы наплевала на ведьмовскую конспирацию и что-нибудь придумала! Например, заклятье для выравнивания асфальта!

– Прости… – повторила она. – Я думала… не знала… я постараюсь…

– Зовсим здурила дытына на радостях – за асфальт извиняться почала! – стряхивая свою старую, затрепанную куртку (и откуда она ее только вытащила, давно ведь уже новую купили!), объявила бабка и пристроила это заляпанное грязными пятнами убоище на вешалку – прямо поверх коротенького мехового жакетика. Наверняка маминого! – Зараз ще лопату визьмет и побижить ямы закопувать! А було б чему радоваться-то… – Бабка скользнула по маме пренебрежительным взглядом… и с силой хлопнула ладонью по своей куртке. Взлетевшие из-под дырявой плащевки хлопья гнилого синтепона мелкой крошкой осыпали светлый мех.

– Прекрати! – сморщившись, как от больного зуба, вскричала Иркина мама.

– Шо конкретно? – поинтересовалась бабка, продолжая похлопывать ладонью по куртке – каждый хлопок сопровождался взлетающим облаком.

– Вот это! Пыль разводить!

– А я у сэбэ вдома! – немедленно приняла подачу бабка. – Хочу – пыль развожу! Хочу – качучу пляшу! – И для подтверждения своей свободы и независимости пару раз стукнула каблуками в пол и резко вскинула руки. – Хей-о!

– Ох, да делай что хочешь! – Мама досадливо отвернулась от бабки. – А тебя я кое с кем познакомлю! – вскричала она, обращаясь теперь только к Ирке. Взяла дочь за плечи и, мягко надавив, заставила повернуться. – Вот! – указывая на стоящего в кухонных дверях мужчину, провозгласила она с явной гордостью. – Это – Тео! Герр Тео Фелл! Мой муж! Я теперь фрау Фелл! – восторженно взвизгнула мама и, кажется, с трудом сдержалась, чтоб не запрыгать, хлопая в ладоши.

Ирка поглядела на герра Фелла и навесила на физиономию дежурную улыбку «хорошо-воспитанная-девочка-встречает-друзей-своих-родителей», которую ей случалось подсмотреть у Таньки. Чтоб прикрыть разочарование. Мужчина, вызвавший у ее мамы такой бурный энтузиазм, был… скажем так… не очень… В общем, ничего особенного – тем более, рядом с ухоженной, как кинозвезда, мамой! Низенький и кругленький, пивной животик «курдючком» победно торчал между разошедшимися полами смешной кургузой домашней куртки. Пухлые щеки сильно отливали краснотой, словно немец только что зашел в дом с мороза, а между полными губами любителя хорошо покушать была зажата коротенькая, потемневшая от времени курительная трубка. Разве что глаза под стеклами круглых роговых очков Ирке понравились – веселые и чуть-чуть насмешливые; они перебегали с бабки на Иркину маму, потом на саму Ирку, снова на бабку…

– Ты о нем ничего не знаешь, а он о тебе много раз слышал – я ему постоянно рассказывала, что здесь, в далеком городе на Днепре, у меня растет чудесная дочка. Правда, Тео? – продолжала радостно тарахтеть мама.

– Авжеж! – немедленно влезла бабка. – Кожен вечер – пивка своему немчуре товстому нальет, сядет з ним рядком… – Бабка подперла щеку ладонью, принимая позу сказительницы из старых фильмов. – И як заведет про дочку з Днепра… Замист того, щоб подзвонить або письмо дытыне написать – про грошей прислать я вже не кажу!

– Да что же это такое! – плачущим голосом выдала мама. – Да какие же нервы это выдержат!

Но бабка словно и не слышала.

– Та и що вона… – Бабка ткнула в маму пальцем, чтоб никто не перепутал, кто такая «вона». – …своему немчуре розповисты могла? Якого цвета у Яринки в дытынстве горшок був? Та хиба ж вона знае, яка в неи дытына выросла? – патетически вопросила бабка у облезлого рожка люстры на потолке. Рожок перепуганно смолчал, бабка ответила сама: – Добра, разумна, слухняна – ось яка в мэнэ внучка! И вчыться, и по дому, и на огороде… Золото, а не дытына!

Ирка изумленно воззрилась на бабку – у нее возникло четкое впечатление, что у той завелась еще одна, тайная, внучка, которая и добрая, и умная, и послушная, одной рукой пропалывает огород, а в другой у нее учебник по физике. Потому что не могли же бабкины бурные комплименты относиться к самой Ирке?

– Та кожна мать удавилася бы от щастя, абы в неи така дытына була! – провозгласила бабка.

Ирка представила себе массовые самоубийства счастливых матерей и содрогнулась.

– А вы подывыться на оцю лахудру, люды добри! – провозгласила бабка, снова патетическим жестом указывая на маму. К «добрым людям» она, вероятно, относила маминого немца и проскользнувшего сквозь кухонную форточку кота – те честно поглядели, куда велено. – Ушвендяла в свою Германию, четыре года носа не казала, навить не спытала ани разу – чи живая ее донька, чи здоровая… А тепер – здра-авствуйте вам у вашей хате! – Бабка отвесила издевательский поклон. – Заявилася!

У мамы задрожали губы, а голубые глаза налились слезами:

– Если… Если я мешаю… Если вы так хотите… Я, конечно, могу немедленно уехать! Мы уедем! – И мама слепо метнулась к выходу, кажется, намереваясь бежать из дома как есть – в халате и тапочках.

– Мама, нет! Ты не мешаешь, я не хочу, не уезжай, пожа-алуйста! – кинулась ей наперерез Ирка и тут же повернулась к бабке, ненавидяще прошипев той в лицо: – Прекрати! Немедленно прекрати терроризировать маму, или я… Я за себя не отвечаю! – Руки она судорожно сжимала, чтоб никто не увидел пробивающихся на кончиках пальцев когтей.

– Ты-то за себя не отвечаешь, алеж я за тэбэ очень даже отвечаю! – вдруг тихо и очень грустно сказала бабка… и провела ладонью по лицу, словно стряхивая невидимую паутину. – Добре! Ну, буду я бильше твоей мамке ничего говорить – якщо вона сама не розумие… Та добре вже, добре! – Увидев мрачно-угрожающее выражение Иркиного лица, бабка скрестила руки на груди и застыла в позе оскорбленного достоинства.

Мама в ответ негодующе фыркнула и отвернулась в другую сторону, гордо задрав нос.

Немец вынул трубку изо рта и сунул ее в карман.

– Guten Tag, Frӓulein! – прозвучал в наступившей тишине его неожиданно густой и приятный голос. – Вот теперь, наконец… – он быстро стрельнул глазами на отвернувшихся друг от друга маму и бабку и вдруг задорно подмигнул Ирке: – …и нам с вами удастся познакомиться! – по-немецки продолжил он, шагнул к Ирке и протянул ей руку. Ирка недоуменно поглядела на него, на протянутую ладонь… почувствовала, как лицо становится аж горячим – какой дурой приторможенной она, наверное, кажется! – и торопливо, как альпинист над пропастью, ухватилась за руку немца. Его пожатие оказалось твердым и крепким, а ладонь успокаивающе теплой, с твердой полоской мозолей, точно немец постоянно работал лопатой.

«В саду, наверное, копается», – подумала Ирка, представляя себе крохотный ухоженный садик с по линеечке высаженными цветами, совсем непохожий на их беспорядочное хозяйстве с абрикосовым деревом, вымахавшим посреди картофельных грядок, и шарящей в кукурузе козой.