Текст книги "Амортенция для Героя (СИ)"
Автор книги: kira.kraizman
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== Глава 1 ==========
Ночь. Я сижу в своем кабинете за роскошным столом красного дерева, доставшимся мне по наследству от моего предшественника на этом посту – Кингсли Шеклболта. Министерство магии погружено в сон. На площади Гриммо, 12 спит в своей кроватке мой маленький сын Алан, а в гостиной ждет моего возвращения домой… Северус Снейп.
Человек, с которым я связан узами магического брака вот уже больше пятнадцати лет. Человек, которого я люблю уже… Да, впрочем, кого волнует эта арифметика?! Меня-то уж точно нет! Да и Северуса, надо полагать, тоже. Я представляю, как он сидит в эту минуту в халате, потягивая выдержанное эльфийское вино из хрустального бокала – с некоторых пор он пристрастился к красивой жизни, мой Северус. Мрачный хогвартский аскет. Злобный ужас подземелий, как называли его студенты – и я в том числе… Видели бы вы сейчас, как он воркует над нашим сынишкой! Он пытается казаться строгим, изредка снова изображает из себя невыносимую язву, в Отделе тайн его боятся до чертиков, но мы-то с Аланом знаем истинного Северуса Снейпа, преданного и любящего. Теперь он наверняка не спит. Ждет моего возвращения. Я сообщил ему, что встречаюсь вечером с Невиллом и Гермионой. Но это… немного неправда. Мне просто понадобилось побыть одному. Полагаю, иногда подобное происходит даже в самых счастливых браках, а наш брак, безусловно, можно назвать счастливым. Однако у нас с Северусом тоже есть тайны друг от друга. И порой они тяготят меня. Вот как сегодня. Поэтому я и придумал несуществующую встречу с друзьями, чтобы посидеть здесь в тишине и доверить вам свою историю. Надеюсь, вы никому не проболтаетесь о наших с ним секретах…
*
Наверное, вам любопытно, когда и как Гарри Поттер влюбился в человека, которого всегда страстно ненавидел. Я точно знаю – когда, но не спрашивайте меня – как. Я и сам этого не понимаю. В тот год – год после убийства Дамблдора, год поиска крестражей – я действительно испытывал к Северусу Снейпу ненависть, практически выжигавшую меня изнутри. Я мечтал найти его, чтобы расправиться с ним. Авада Кедавра представлялась мне недостаточно страшной карой для него. Я жаждал наблюдать его мучения, слышать его предсмертные стоны. Хотел заставить его молить о пощаде, а затем медленно наставить на него волшебную палочку и произнести холодным голосом: «Авада Кедавра!»
А потом я увидел глаза умирающего Снейпа, затуманенные болью, почувствовал в воздухе тошнотворный запах крови. Он вцепился в меня скрюченными в агонии пальцами, и из него потоком хлынули воспоминания. Я успел лишь собрать их в наколдованный Гермионой хрустальный флакон, как он испустил свой последний вздох у меня на руках. Ну, по крайней мере, мне так показалось.
Его воспоминания… Просмотрев их, я осознал, кем он был все эти годы, и кем надлежало стать мне. Магическая Британия ждала, чтобы я избавил ее от Волдеморта. Ценой собственной жизни. А он, Северус, уже заплатил подобную цену, помогая мне в моей почти безнадежной миссии. Мне оставалось только мечтать, что там, за гранью, мы сможем встретиться и впервые поговорить по-человечески. Вот, пожалуй, тогда это и произошло. Я покинул кабинет Дамблдора без всякой надежды на жизнь и с любовью в сердце. Я думал о Северусе по дороге в Запретный лес, когда смотрел в глаза матери, предавшей его, и отца, глумившегося над ним. Я думал о Северусе, когда в меня летело смертоносное проклятие. Давным-давно Дамблдор поведал мне о великой силе любви. Наверное, в чем-то он был прав. Очутившись на призрачном вокзале и не увидев там Северуса, я понял, что должен – нет, даже обязан! – вернуться. Хотя бы лишь для того, чтобы все наконец узнали о нем правду.
В момент решающей схватки с Волдемортом в моих ушах раздался знакомый язвительный голос:
– Вы законченный идиот, Поттер! Простое разоружающее против Авады…
– Спасибо за заботу, профессор, – привычно огрызнулся я на мертвого Снейпа. Похоже, отныне наши пикировки будут происходить только в моей голове. Я и представить себе не мог, что так скоро начну скучать по его едким замечаниям…
Когда от моего «простого разоружающего» Волдеморт, самый могущественный волшебник современности, осел на каменный пол Большого зала недвижимой кучей тряпья, я почувствовал… пустоту и усталость. У меня как будто разом кончились все силы. Словно до этого я был марионеткой, ведомой опытным кукловодом, а теперь все нити внезапно перерезали. Я успел шепнуть подбежавшей ко мне МакГонагалл:
– Снейп… В Визжащей хижине…
И меня поглотила вязкая темнота.
*
Очнулся я предсказуемо в Мунго. За окном сгущались сумерки. Я не представлял, сколько времени провалялся без сознания. Я попытался сесть, и мне с огромным трудом это удалось, хотя от слабости неимоверно кружилась голова и накатывали волны тошноты.
– Поттер, что это за фокусы?! А ну, немедленно ложитесь! – может, я и был героем, победившим (очень надеюсь, что мне это не показалось!) Темного Лорда, но для персонала больницы я оставался всего лишь пациентом.
Я нехотя подчинился. Как там говорится: их дом – их правила. Я боялся спрашивать о погибших. Боялся услышать среди них имя Снейпа. Но и пребывать в неведении просто не мог. Пока строгая колдоведьма в халате лимонного цвета поправляла мне подушку, я осторожно поинтересовался:
– Как давно я здесь?
– Пять дней, – отозвалась она. – Вас и Снейпа доставили одними из первых, – колдоведьма произнесла его имя с такой ненавистью, что у меня по телу побежали мурашки. – И так раненых класть некуда, а этому… отвели отдельную палату.
– Снейпа? А почему его положили отдельно ото всех? – я все еще продолжал изображать праздное любопытство, хотя при упоминании о том, что он жив, сердце от радости едва не выскочило из груди.
– Опасаются, что сбежит до суда. Все-таки, как-никак, после Вол… Волдеморта он считается самым сильным темным волшебником. Хотя, на мой взгляд, глупости все это. В его состоянии никакого волшебства он сотворить не сумеет – ни сильного, ни слабого. Он вообще еще не приходил в себя. И до суда-то почти наверняка не доживет…
*
Ночью я пробрался к нему в палату, благо она оказалась через две двери от моей – вряд ли у меня получилось бы сейчас одолеть большее расстояние.
Снейп был без сознания. Выглядел он не краше мертвеца: заострившийся профиль, восковая, точно прозрачная кожа, потрескавшиеся сухие губы, еле заметное, поверхностное дыхание. Смерть словно уже наложила на него свой отпечаток. Несмотря на это, одна его рука была прикована к прутьям кровати прочной цепью с металлическим браслетом, охватывавшим худое запястье.
«Боятся… Как же они все его боятся! – с негодованием подумал я. – Даже вот такого, абсолютно беспомощного».
Мне в голову вдруг пришла совершенно абсурдная мысль. Вероятно, если бы не пережитая всего несколько дней тому назад повторная Авада, я бы никогда на подобное не осмелился. Я склонился над ним и осторожно поцеловал сжатые в тонкую линию губы. Кажется, его дыхание на миг изменилось, стало более глубоким. Впрочем, мне это наверняка лишь почудилось.
– Я вытащу вас, – пообещал я скорее себе, чем ему. – Не знаю, слышите ли вы меня, но я вас обязательно вытащу.
*
Хвала Мерлину, меня продержали в больнице еще целых полтора месяца. Ну как же! Общественность хотела видеть победителя Волдеморта здоровым окончательно и бесповоротно, а я желал только одного – быть поближе к Северусу, который, похоже, превратился для меня в подобие зависимости. Он все еще был погружен в магическую кому. Я навещал его каждую ночь, сидел рядом, разговаривал, не надеясь, что меня услышат, иногда просто держал за свободную от наручников руку, раз или два осмелился повторить поцелуй. Но однажды днем, проходя мимо его палаты, я различил знакомые голоса, а буквально через несколько минут оттуда пулей вылетела… Минерва МакГонагалл. Рассерженная, взъерошенная – вылитая ощетинившаяся кошка.
На вопрос о состоянии профессора Снейпа дежурный целитель ответил, что произошло настоящее чудо и умирающий бывший директор Хогвартса, кажется, воскрес назло всем неутешительным прогнозам. «Вероятно, яда одной змеи для этого гада оказалось недостаточно!» – ухмыляясь, заметил колдомедик. Наверное, он ужасно удивился, почему я даже не улыбнулся на столь удачную, как ему, конечно, представлялось, шутку.
А мне было не до смеха, потому что к Снейпу зачастил следователь из Аврората. Пару раз он заходил и ко мне, сначала исподволь, а потом все настойчивее намекая дать показания против «гнусного Пожирателя смерти». К Северусу в палату я больше не заглядывал. Сейчас я понимаю, что вел себя малодушно и трусливо. Ему была необходима поддержка. Хоть кого-нибудь. Пусть и ненавистного ему когда-то Гарри Поттера. Но я этого не сделал.
Меня выписали. Я обосновался в доме на площади Гриммо, попросил Кричера снабдить меня книгами по магической юриспруденции и принялся разрабатывать стратегию защиты Северуса Снейпа, суд над которым должен был состояться через четыре месяца.
*
Я приготовился к долгой борьбе не на жизнь, а на смерть с магической бюрократической машиной, но все оказалось куда проще, чем я рассчитывал. Нет, разумеется, Визенгамот внимательно выслушал мои показания и даже согласился просмотреть воспоминания Северуса, которые я в последний момент выудил из думосбора и спрятал в кабинете Дамблдора, не слишком хорошо понимая, почему тот сам не позаботился оставить доказательства невиновности Снейпа. Честно говоря, я полагал, что стану единственным свидетелем в пользу Снейпа, но неожиданно и у Кингсли с МакГонагалл тоже проснулась совесть. Шеклболт вспомнил о неоценимой информации прямо из ставки Темного Лорда, которую Снейп самоотверженно поставлял Ордену. По его словам, данная информация помогла предотвратить гибель десятков ни в чем не повинных волшебников и магглов. МакГонагалл же внезапно прозрела и поведала суду о том, как директор Снейп весь год защищал учеников и преподавателей от террора брата и сестры Кэрроу – ставленников Волдеморта. После нашего тройного свидетельства Северуса не просто единогласно оправдали, но даже присвоили ему орден Мерлина первой степени за важнейший вклад в победу над Темным Лордом.
Я видел, что на выходе из зала суда Снейп в нерешительности остановился, явно выискивая кого-то глазами. Меня так и подмывало подойти к нему и поздравить с заслуженным снятием всех обвинений, с признанием его заслуг перед магическим обществом – наверное, впервые в его жизни – но тут к нему с улыбкой приблизился Люциус Малфой и крепко пожал его руку.
Северус немного разочарованно, как мне почему-то показалось, кинул последний взгляд в толпу окруживших его волшебников, быстро что-то сказал Малфою, а уже через минуту они оба исчезли.
*
Итак, мое обещание, данное ему в палате больницы Святого Мунго, было выполнено. Снейпа оправдали, и вскоре он занял весьма престижное место в Министерстве магии. Должность начальника Отдела тайн в высшей степени подходила этому загадочному человеку, которого я продолжал любить и которого мне надлежало вычеркнуть из сердца раз и навсегда. Потому что есть такое понятие, как долг чести и дружбы.
С одиннадцати лет я считал семью моего школьного товарища Рона своей семьей. Его дом стал моим домом. Молли и Артур как могли заменяли мне умерших родителей. Рон был мне словно брат, а Джинни… Если на шестом курсе я действительно что-то к ней испытывал, ну или по крайней мере думал, что испытываю, то где-то в начале нашего почти безнадежного похода за крестражами осознал – я отношусь к Джинни как к сестре. И не более того. А потом была Визжащая хижина. Расползающаяся на полу лужа крови. Еле слышный шепот: «Посмотри на меня». И любовь – отчаянная и безответная – которая накрыла меня с головой…
И вот теперь все окончательно встало на свои места. Северус не нуждался ни во мне, ни в моей любви. И тогда я принял решение: я поступлю так, как того хочет мой лучший друг, его семья и вся магическая Британия в придачу. Я женюсь на Джинни Уизли. Научусь любить ее «правильно» и постараюсь сделать счастливой. «Ну а мое собственное счастье?» – спросите вы. Как это ни грустно звучит, я привык обходиться и без него. Джинни, в сущности, была замечательной девушкой, а я всегда мечтал о большой и дружной семье. В общем, в день ее семнадцатилетия я предложил ей руку и сердце и, видя, как ее глаза наполняются слезами радости, понял, что пути назад уже нет…
========== Глава 2 ==========
Обнаруживающий Амортенцию артефакт мне дал мой домовой эльф Кричер. Еще до обручения с Джинни. Я тогда недавно вернулся из Мунго и вовсю корпел над фолиантами по волшебной юриспруденции. Кричер появился передо мной с негромким хлопком и положил на стол серебряное кольцо с мерцающими по ободку рунами.
– Хозяин Гарри теперь – важная персона в магическом мире, – проквакал он, заметив мой удивленный взгляд. – Победитель Темного Лорда, да к тому же и наследник сразу двух родов. Многие семьи захотят породниться с хозяином Гарри. Некоторые ради этого пойдут на все. Даже на то, чтобы опоить хозяина Гарри любовным зельем. Это кольцо – фамильный артефакт Блэков. Хозяину Гарри нужно напитать его своей кровью и надеть на указательный палец левой руки. Если кто-то подольет хозяину Гарри Амортенцию, оно нагреется и поможет ему распознать обман.
– Спасибо, Кричер, – я благодарно кивнул ему, – это действительно очень ценная вещь.
Честно признаться, мне совершенно не следовало бояться Амортенции. Я не зря провалялся в Мунго около полутора месяцев. За это время главный целитель Сметвик несколько раз просканировал мою магическую ауру и выяснил кое-что любопытное. Оказалось, что, с тех пор как мою руку проткнул клык василиска и его яд попал мне в кровь (а было это еще на втором году учебы в Хогвартсе), я стал неуязвим для большинства отравляющих веществ, в том числе и для Амортенции, которая была опасна для души так же, как яд – для тела. Так что зря я на шестом курсе шарахался от Ромильды Вейн. Ее наполненные зельем конфеты были абсолютно безвредны для меня. Съев их, я бы просто ничего не почувствовал. И не узнал, что мне подлили Амортенцию. Поэтому артефакт Блэков мог сослужить весьма полезную службу. Разумеется, я капнул на него своей кровью и надел, как и подсказывал Кричер, на указательный палец левой руки. Как говорил Аластор Грюм: «Постоянная бдительность!» Кольцо тут же сделалось невидимым для постороннего глаза. Я и не предполагал, что испытать действенность артефакта мне придется в самое ближайшее время…
*
Примерно через неделю после помолвки я пригласил Джинни в уютный маггловский итальянский ресторанчик в Сохо (1). Мы сидели и весело болтали, словно снова перенеслись на несколько лет назад, когда мне казалось, что я влюблен в нее. Я отошел в туалет буквально на пару минут, а едва вернулся и пригубил капучино, кольцо на моем пальце немедленно нагрелось. От удивления и возмущения я чуть не подавился кофе. Вероятно, я не смог справиться со своими чувствами и сильно изменился в лице, потому что моя невеста, только что подмешавшая мне Амортенцию, обеспокоенно спросила:
– Гарри, что случилось?
– Ничего, Джин, кофе слишком горячий. Обжегся, – я почти не соврал. Артефакт действительно ощутимо жег палец, так же, как и обида, разъедавшая мое сердце подобно кислоте. Я недоумевал. Зачем? Зачем она так поступила? Ведь я и так поклялся при свидетелях стать ее мужем. Я не собирался изменять ей. Хотя мне тогда было всего восемнадцать лет, и тело настойчиво требовало секса, а Джинни… Она с большим удовольствием целовалась со мной, но дальше дело не шло. «Пусть у нас все произойдет после свадьбы, ладно? – говорила она с задорной улыбкой. – Заодно будет к чему стремиться!»
«Как скажешь», – отвечал я, мечтая о совершенно другом человеке, в чьей постели мне до смерти хотелось бы очутиться. Я ни на минуту не переставал любить Северуса. Просто я запретил себе думать о нем. Мне, если честно, и без того было плохо. Днем еще удавалось обманывать самого себя, а вот ночью… Снов, где я без капли стыда отдавался ему, я ждал и вместе с тем боялся их. Меня пугала их откровенная чувственность, страсть, с которой мы оба набрасывались друг на друга, нежность, приходившая после соития. Мне казалось, что, занимаясь любовью с призрачным Снейпом, я изменяю Джинни.
Я ощущал себя пойманным в ловушку. Разумеется, будь у меня хоть кто-нибудь, с кем я мог бы обсудить эту невероятно неприятную ситуацию, я бы так и сделал. И, скорее всего, тогда же расторгнул бы помолвку. Потому что любовь, как я в ту пору считал, должна строиться на обоюдном доверии. А о каком тут, к Мордреду, доверии могла идти речь, если моя невеста настолько сомневалась во мне, что изредка потчевала новой порцией Амортенции, а я все время от помолвки до свадьбы грезил о другом человеке, да еще в придачу и мужчине?! Но посоветоваться было катастрофически не с кем. Ну не жаловаться же, в самом деле, Рону, Гермионе или старшим Уизли? Тем более, отмени я свадьбу – и в прессе разразился бы грандиозный скандал. Мое колдофото опять смотрело бы с первых полос всех газет магической Британии. А я совершенно этого не хотел. Мной овладела отвратительная апатия. Я устал и, вместо того чтобы сопротивляться, просто плыл по течению. Я своими руками гробил собственное будущее и, как говорится, получал от этого процесса «массу удовольствия». Чтобы немного отвлечься от кошмара под названием «личная жизнь Гарри Поттера», я поступил на курсы артефактологов. Хоть в чем-то настоял на своем, ведь и Кингсли, и Рон зазывали меня в Академию авроров, а я чувствовал, что к неполным девятнадцати годам вдоволь навоевался. Наверное, это был единственный раз, когда я не оправдал возложенных на меня надежд. Впрочем, учеба на артефактолога тоже считалась достаточно пристойным занятием для «Мальчика, который всех спас и зачем-то выжил сам».
*
Летом тысяча девятьсот девяносто девятого года Джинни окончила Хогвартс и подписала контракт с «Холихедскими гарпиями». Так как команде предстояло сыграть несколько ответственных матчей за границей, дату свадьбы пришлось перенести с сентября на январь двухтысячного года. За три дня до бракосочетания, которое должно было состояться в Блэк-хаусе, друзья организовали в нашу честь вечеринки. Разумеется, каждому по отдельности.
Свой мальчишник я совсем не запомнил. Все усилия Рона напоить и растормошить меня пошли прахом. От выпитого огневиски я сделался мрачным и подавленным. Приглашенные Роном стриптизерши раздражали меня своими визгливыми голосами, от приторного запаха их духов меня замутило, а от громкой музыки нестерпимо разболелась голова. Я продержался пару часов на чистом энтузиазме, а потом, предварительно поблагодарив всех, кто пришел порадоваться за меня и мое будущее «семейное счастье», отбыл по каминной сети домой.
А наутро разразился скандал…
*
Что я испытал, когда увидел на первой полосе «Ежедневного пророка» колдофото моей невесты, поспешно вытягивавшей руки из трусов симпатичного блондина, чем-то отдаленно напоминавшего Драко Малфоя? Вероятно… облегчение. Если бы я любил Джинни, наверное, этот снимок разбил бы мне сердце. Вдребезги. Представляю, как выглядели бы тогда заголовки всех магических изданий: «Гарри Поттер умер от маггловского инфаркта, не выдержав измены собственной невесты». И хотя формально Джинни мне все-таки не изменяла (насколько я помню по тому мерзкому снимку, она успела лишь пообжиматься с блондинчиком-официантом), повод для расторжения помолвки у меня имелся. Это понимали все, включая саму Джинни. К сожалению, Рон придерживался диаметрально противоположной точки зрения. Он считал, что я непременно должен – нет, даже обязан – простить его беспутную младшую сестренку. И, как истинный джентльмен, просто закрыть на все глаза и так, с закрытыми глазами, и повести ее к алтарю. Я позволил себе не согласиться с лучшим другом. В результате самой отвратительной словесной перепалки, какую только можно себе вообразить, я оказался в его устах «сволочью», а Гермиона – «грязнокровкой». Пожалуй, это было гораздо больнее, чем факт неверности Джинни, трижды за прошедший год подливавшей мне Амортенцию.
В Блэк-хаус я вернулся ночью. Мы с Гермионой допоздна «зависли» в каком-то маггловском пабе. Она пила, а по ее щекам непрерывным потоком катились слезы. Мне тоже хотелось завыть в голос. Ведь не каждый день многолетняя дружба с человеком превращается в прах. От мерзких слов Рона лицо горело, точно от пощечин. Так мы и сидели за барной стойкой. Сволочь, грязнокровка и стремительно пустеющая бутылка шотландского виски. Идеально подходящая компания.
Дома я впервые в своей девятнадцатилетней жизни устроил безобразный дебош. Когда я ввалился в гостиную Блэк-хауса, сжимая в руке бутылку какого-то пойла, Кричер попытался меня урезонить и даже сделал весьма смелое поползновение отнять выпивку. И тут меня прорвало. Я орал, топал ногами, оскорблял своего домовика и всю его родню в придачу, размазывая по лицу пьяные слезы пополам с соплями. Под конец я швырнул в него той самой бутылкой и послал к мордредовой бабушке. Обиженный Кричер мгновенно исчез, а я бухнулся в кресло, призвал из буфета огневиски и продолжал «поминки» по почившей дружбе в гордом одиночестве.
*
Похоже, я задремал. Голова нестерпимо болела. Во рту точно нагадили соплохвосты. В ушах раздавался назойливый шум. Я попробовал приподняться с кресла. Шум повторился. Кажется, кто-то ломился в парадную дверь. И вот, скажите на милость, в чем состоят привилегии наследника прославленного рода Блэк, если даже с тяжелейшего похмелья мне приходится самому тащиться открывать?
– Кричер, задери тебя фестрал, куда ты запропастился? Ты что, старый олух, не слышишь? Стучат! – сделал я безуспешную попытку воззвать к совести моего домовика. Но эльфа, равно как и его совести, поблизости не наблюдалось. Я вспомнил, что сам накануне послал его… ко всем кентаврам и обреченно босиком пошлепал глянуть, кого это там принесло по мою душу.
За дверью обнаружился… Северус Снейп собственной персоной. Я был настолько ошарашен его появлением именно в тот момент, когда мне больше всего хотелось исчезнуть с лица земли, что едва не рухнул ему на руки.
– Вы? Зачем вы здесь? – только и смог вымолвить я, немилосердно икая и стыдясь себя и своего кошмарного внешнего вида.
– Помочь, – коротко ответил он. – Разрешите пройти?
– Ну, попробуйте, – неопределенно пожал я плечами, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Правда, при первом же шаге в сторону я оступился и, чтобы не свалиться к его ногам, вынужден был вцепиться в его руку. – Про… стите… Я сегодня немного… не в форме, – теперь я уже ненавидел себя всеми фибрами души.
– Да я уж вижу! – усмехнулся он. – Давайте доведу вас до гостиной.
Снейп довольно бережно взял меня под локоть, сопроводил до стоявшего у камина кресла и осторожно, словно я был редчайшей фарфоровой вазой, а не напившимся вдрызг девятнадцатилетним придурком, сгрузил меня в него. Дальше он сделал нечто еще более странное. Призвав Акцио завалявшиеся под диваном носки, он опустился передо мной на колено – вот именно так, как изображают в дамских романах предложение руки и сердца – и надел их на мои босые, холодные, как у лягушки, ноги. При этом он удалил с носков пыль, ворча себе под нос, что мой эльф окончательно разболтался.
Признаться, я совершенно растерялся. Снейп был в моем доме. Снейп заботливо, точно заправская нянька, надевал мне носки. Не хватало только, чтобы он укрыл меня теплым пледом, напоил горячим молоком с медом и спел колыбельную. На долю секунды я решил, что у меня пьяный бред и все это – лишь плод моего больного воображения.
– Зачем вы здесь? – тупо повторил я, до смерти боясь, что морок сейчас развеется.
– Я подумал, что после случившегося вам захочется с кем-нибудь поговорить. Я ошибся? Хотите, чтобы я ушел?
– Нет, – для верности я еще и помотал головой, хотя от этого жеста меня едва не вывернуло наизнанку. – Останьтесь. Не могу больше сидеть один. И пить уже не могу. Тошнит. От себя самого. И от Рона. Он сказал: «Ты – сволочь, а Гермиона – тупая грязнокровка».
Мне стало нестерпимо жаль и себя, и Гермиону. Слезы подступили к глазам, готовые вот-вот прорваться наружу. Дожили! Гарри Поттер плачет на плече Северуса Снейпа. Да на такое зрелище билеты надо продавать. По галлеону, а может, даже и по десять!
– Да уж, пить вам, Поттер, больше точно не следует, – резюмировал Снейп, присаживаясь на соседнее кресло. – И я бы на вашем месте не разгуливал по дому полуодетым. Ветреная невеста – это еще не повод подхватить пневмонию.
– Джинни уже не моя невеста! – у меня заплетался язык, отказывали мозги, и сильнее всего на свете я боялся сейчас признаться ему в том, что уже полтора года люблю его. Я боялся увидеть в его глазах гнев и презрение, или того хуже – равнодушие, которого я бы однозначно не перенес. Поэтому я продолжал молоть чепуху обо мне и Джинни, лишь бы не проболтаться обо мне и Снейпе. – Я… наверное, заслужил все это. Я непорядочно поступил с ней. Ведь я ничего, абсолютно ничего к ней не чувствую… Глупо жениться в девятнадцать лет только по старой детской дружбе. Я думал… надеялся, что потом придет и любовь. Не понимаю, зачем я рассказываю это… Вам, конечно, не интересно… А Рон пытался нас помирить, а в результате испортил все окончательно…
– Хотите исповедаться? – я не представлял, почему он смотрит на меня с таким участием. И что вообще происходит? Да мы за прошедший год и двумя словами друг с другом не перекинулись! Вежливо раскланивались на официальных приемах в Министерстве, не более того. Что ему за дело до меня и моих сердечных ран?
– А можно я покажу? Мне так будет проще. У меня что-то голова не слишком хорошо соображает.
– Как вам угодно.
Я словно со стороны наблюдал, как мы ведем этот разговор ни о чем. Как я безуспешно пытаюсь вызвать Акцио думосбор, едва не спалив и не разрушив при этом Блэк-хаус. Как в конце концов думосбор подчиняется Северусу. Мой думосбор, в моем доме, подчиняется Северусу Снейпу! Если бы я не был настолько пьян, я бы крепко призадумался – почему. Это было странное ощущение. Он хозяйничал у меня в доме, а моя заледеневшая душа точно оттаивала. Даже обидные слова, произнесенные Роном в воспоминании, которое я все-таки продемонстрировал Снейпу, уже не жгли меня каленым железом. Кажется, впервые я понял, что нужен кому-то. Не как Поттер – Герой и Избранный, годный исключительно для светских раутов и официальных приемов. Что кому-то есть дело до моих холодных босых ног и пыльных носков. По-моему, я вообще не слышал, что кричал Рон…
Когда мы с Северусом снова стояли в пустой и тихой гостиной Блэк-хауса, я почувствовал… почувствовал, что меня сейчас стошнит.
– Кричер меня со свету сживет, если я испорчу фамильное имущество, – прохрипел я и, зажимая руками рот, понесся вверх по лестнице, моля Мерлина, чтобы он позволил мне донести содержимое моего желудка до ванной комнаты.
Как только меня немного отпустило, я ощутил такую неимоверную усталость, что, позабыв об оставленном внизу Снейпе, своей любви к нему и элементарных законах гостеприимства, упал на неразобранную постель и сразу же заснул.
__________________________________________
1. Со́хо (англ. Soho) – торгово-развлекательный квартал в центральной части лондонского Вест-энда. Квартал ограничен Оксфорд-стрит с севера, Риджент-стрит с запада, Лестер-сквер и площадью Пикадилли с юга и Чаринг-Кросс-роуд с востока. В южной части района расположен лондонский Чайна-таун. К западу от Сохо находится эксклюзивный квартал Мэйфэр.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Сохо
========== Глава 3 ==========
Пробуждение было ужасным. То, что я накануне вечером принял за похмелье, оказалось сущим пустяком по сравнению с обрушившимися на меня волнами тошноты и головной боли. Если бы не это, я стал бы самым счастливым человеком на земле, потому что рядом со мной на узком, трансфигурированном из кресла диванчике спал Северус Снейп. При других обстоятельствах оберегающий мой сон Снейп мог бы запросто сойти за чудо. Или за чистое везение. Но в данный момент чудом и, безусловно, везением являлось уже то, что меня не стошнило прямо на него. Подобного позора я бы точно не перенес.
Вернувшись через довольно продолжительное время из ванной комнаты на нетвердых ногах, я присел на краешек кровати, тихо поскуливая от боли, и у моих губ тут же очутился кубок с зельем. Вероятнее всего – Антипохмельным. Когда проснулся мой новый сосед по спальне и что он успел услышать из-за неплотно притворенной двери в ванную, я старался не думать. Моим единственным стремлением сейчас было избавиться от похмелья. Я с благодарностью торопливо припал к кубку с зельем, словно умирающий от жажды в пустыне путник. Мне сразу стало намного легче, зато указательный палец левой руки будто опалило огнем.
«Мерлин всемогущий! – я закрыл лицо руками, чтобы ненароком не выдать бушевавших в душе чувств. – Амортенция! И Снейп – туда же!»
Впрочем, при желании, его поступок вполне можно было если не понять, то, по крайней мере, объяснить. Снейп никогда не пользовался особой симпатией. Ни у своего пола, ни у противоположного. Скорее – наоборот. Во время не слишком успешных занятий окклюменцией, когда мне удалось прорваться в его сознание, и позже, в тех воспоминаниях, которые сам Северус отдал мне в Визжащей хижине, он представал бесконечно одиноким, отвергнутым всеми человеком. Неудивительно, что даже такому мизантропу, каким, несомненно, являлся Снейп, захотелось испытать на себе – каково это, когда тебя любят. Пусть и под действием зелья. А тут под руку как раз весьма удачно подвернулся глупый, пьяный Поттер. Одного только Снейп знать, разумеется, не мог: этот самый Поттер давно уже любил своего бывшего профессора. Настолько, что теперь был готов простить даже Амортенцию в кубке с Антипохмельным. И раз уж Снейп так жаждал обладать мной, что пошел на обман, то и я не собирался упускать свой счастливый случай. «Мордред меня раздери, будь что будет!» – решил я и, вспомнив, как вел себя одурманенный зельем Рон, глухо проговорил, все еще не отнимая рук от пылающего лица:
– Я, кажется, вас люблю, Северус.
– Это похмелье, Поттер, – тут же соврал он.
– Похмелье тут ни при чем. Я вас люблю, – настойчиво повторил я. Амортенция ведь вызывает нечто сродни одержимости. – И хочу. Прямо сейчас, – и первым поцеловал его. Получилось, пожалуй, не слишком умело – все же опыт в постельных делах в то время был у меня, сказать по правде, не очень богатый. Прохладные ладони Северуса уже по-хозяйски орудовали у меня под майкой, и с каждым их касанием я заводился все сильнее и сильнее.
