Текст книги "Белая лебедь (СИ)"
Автор книги: katerina420
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Когда основной обед, состоящий из самых изысканных блюд, был завершен, началась другая часть вечера – comissatio, выпивка. Пили «по греческому обряду», так как обычай это пришел в Рим из Греции. Распорядитель определял, в какой пропорции надобно сочетать вино и воду, смешивая их в большом кратере, а затем разливая по кубкам черпаком на длинной ручке. Сегодняшним вечером Эдвард Антоний потчевал своих гостей дорогим вином – сладким фалернским. Выращенное в Кампании, оно считалось самым качественным и обладающим наиболее выраженным вкусом среди всех сортов, поставляемых на рынок Рима. Надписи на всех купленных амфорах с вином были сильно потерты, что являлось лучшей рекомендацией, сообщающей о долгом хранении продукта в подвалах виноделов.
Невольники дома с подносами, уставленными кубками, обходили гостей, предлагая напиток. Одни приглашенные угощались, другие – нет. Изабелле, также разносящей разбавленное вино, по ее статусу личной рабыни хозяйки было разрешено сегодняшним вечером завить волосы и надеть более нарядную тунику, чем у других рабов. Уже не первый раз Розалия Каллона отправляла рабов в подвал за новыми амфорами вина, которое текло сегодня рекой.
Вечер был очень насыщенным – Каллон пригласил актеров, которые демонстрировали небольшие сценки, некоторые были легкие и забавные, другие – с глубоким смыслом. Перемещаясь по атриуму с подносом, Изабелла слышала разговоры на разнообразные темы. Одна группа гостей обсуждала политику, другая во главе с хозяйкой – наряды и прически приглашенных женщин, третья компания близких друзей банально сплетничала. Так, рабыня краем уха услышала, что лучшие бордели находятся сразу за храмом Венеры.
Когда Изабелла направилась отнести использованные кубки посудомойке и взять новые, чтобы затем распорядитель их наполнил, в коридоре она неожиданно столкнулась с хозяином. Его глаза горели, а руки действовали. Обхватив рабыню за плечи, Эдвард Антоний наклонился и, не произнеся ни слова, мягко поцеловал ее. Оторвавшись через несколько долгих мгновений, господин наклонил голову в другую сторону и опять прижался губами ко рту невольницы. Все происходило в полной тишине, а поднос с пустыми кубками девушка все еще держала в руках. В коридоре появились другие рабы – Изабелла узнала их по голосам – они резко замолчали, когда поняли, что происходит, и прошли дальше в сторону хозяйственной части дома. Ничего особо удивительного в происходящем не было – Каллон иногда забредал и в эти коридоры, стремясь насытить свои внезапно возникшие желания, и, конечно же, он никогда не ограничивался поцелуем.
Изабелла готова была подчиниться ему во всем – но не только потому, что она рабыня, девушке самой хотелось неизведанного доселе продолжения с Эдвардом Антонием, невзирая на страх перед Розалией Каллоной. Для девушки не было никого приятней, красивей и мудрей ее господина. Наверняка хозяйка прикажет отстегать невольницу намного сильнее, чем в прошлый раз, виня личную рабыню за распутные действия своего брата.
Каллон же удивил не только Изабеллу, но и подглядывающую за ним весь вечер Алиспину, когда оторвался после нескольких долгих поцелуев от рабыни, ничего больше не предприняв. Он только прикоснулся своим лбом к ее.
– Rara est concordia formae atque pudicitiae (лат. – красота и целомудрие редко встречаются вместе), – прошептал он, еще раз легко прикоснулся к губам невольницы и отстранился, чтобы вернуться к гостям. Алиспина Бальба к тому времени скрылась в одной из комнатушек, и хозяин ее не заметил. Алиспина была вне себя от ярости. Эдвард Антоний мало того, что весь вечер не сводил глаз с этой омерзительной рабыни, так еще и поцеловал ее так, как жених целует невесту – со всей любовью и доверием, не взяв без спросу тело, принадлежащее ему по праву.
Вечер продолжался. Изабелла прислуживала господам, исполняя их небольшие просьбы и разнося вино. Насторожил невольницу разговор, случайно подслушанный в общем зале.
– Розалия, – негромко спросил Эдвард Антоний сестру, – я помню, ты что-то говорила мне однажды о происхождении твоей личной рабыни?
– Да, дорогой брат, – Розалия если и удивилась вопросу, то виду не подала, – она мне рассказывала о своем отце, когда только попала в наш дом. Говорила, что ее родители благородных кровей, но богам было угодно, чтобы она попала в рабство. Я не поверила этим россказням, хотя сейчас мыслю – не случайно Изабелла гораздо образованней любого другого нашего раба, не хуже высоко ценимого тобой Светония.
– Хм-м, – Каллон оставил сестру и прилег на ложе в главном зале, задумавшись о своем.
Изабелла, замерев от испуга, лихорадочно думала, как поступить дальше. Стоит ли рассказать Каллону правду о себе или, наоборот, надо молчать. Эдвард Антоний мог отправить сбежавшую рабу к ее настоящему господину, первому хозяину – Аппию Ворону.
Тем временем к Изабелле грациозно прошествовала подруга хозяйки – Алиспина Бальба, которая этим вечером была одета в изумрудно-зеленое развевающееся платье из тонкой ткани. Ее распущенные волосы, отличные от сложных причесок других матрон, гармонично сочетались с необычайно ярким нарядом. Алиспина с торжествующей улыбкой подошла к Изабелле и, не отрывая от рабыни пристального взгляда, взяла кубок с разбавленным фалернским вином. Невольница мягко улыбнулась, демонстрируя радушие и этой неприятной особе. В конце концов, рабыня была для гостьи кем-то вроде домашнего столика, на котором стоял поднос с хозяйскими яствами, и обязана была источать благожелательность, не принимая во внимание собственные мысли о том или ином приглашенном. Алиспина улыбнулась еще шире и, поставив осушенный в два счета бокал на поднос, взяла полный.
– Тебе нравится в этом доме, тварь? – голос Бальбы был сладким, как то вино, что она отпивала маленькими глоточками.
– Да, госпожа, очень, – Изабелла была внутренне готова в провокации, поэтому ее улыбка не померкла ни на каплю. Намереваясь перевести тему, чтобы успокоить агрессивно настроенную гостью, рабыня со всем смирением спросила: – Желаете что-то еще?
Вопрос вызвал у Алиспины Бальбы непонятные эмоции, и она скривилась, будто съела пучок кислого щавеля.
– Я желаю, чтобы ты сдохла, гадюка. Все вы – мерзкие, подлые, никчемные создания, – рабыня безмерно удивилась яростному шипению Бальбы и такой лютой ненависти, но изо всех сил старалась не подавать виду. – Никак мне не избавиться от вас. Только разберусь с одной, тут же появляется другая. Но ты! Ты самая отвратительная из всех, будь проклята твоя душонка, которая совсем скоро направится в мир иной, в руки Скотуса, бога тьмы. Клянусь фуриями?, богинями мести, я устрою так, что ты подохнешь самой мучительной смертью, а я, наслаждаясь, буду наблюдать за последними минутами твоей жизни.
К злобно сверкающей глазами женщине, явно находившейся под влиянием богини безумия Мании, со спины подошла мелодично смеющаяся Розалия Каллона, и – Изабелла не могла поверить случившейся метаморфозе – Алиспина мгновенно преобразилась, став такой же веселой, какой была обычно.
– Дорогая подруга, тебе нравится наш прием? – полностью игнорируя Изабеллу, обратилась к Бальбе Розалия,– я обещала показать тебе работы моего либрария. Пойдем, нам необходимо вместе решить, кому какой дар придется по вкусу, – Алиспина радостно улыбнулась, приветствуя интересную идею Каллоны, и подруги направились к комнатке, в которой Изабелла копировала книги.
Когда прием закончился, Изабелла наравне с другими рабами помогала прибрать дом. И хотя раньше после посещения приемов и пиров Эдвард Антоний не звал рабыню для сеансов чтения, потому что по известной причине засыпал хорошо, последнее время он приглашал ее даже в эти дни.
XII
Эдвард Антоний Каллон ждал. Он мужественно боролся со сном, ожидая самого приятного, что происходило с ним каждый день – вечернего времени с рабыней. Немного протрезвев от своего же громкого смеха, вызванного невероятностью умозаключений, Каллон сел на кровати. Дверь открылась, и он задержал дыхание. Но в проеме стояла Юстина – одна из тех рабынь, что была смазлива личиком и хороша фигурой. Сенатор покачал головой, и Юстина удивленно приподняла брови. Эдвард Антоний почувствовал подступающий гнев от ее непонятливости. Быстро сообразив что к чему, та скрылась из виду.
Каллон сам не понимал, что с ним происходит. Непонятная тяга, волнение, новые мысли, которые раньше никогда не посещали его. И центром всего этого хаоса была она. Рабыня. Невольница, формально принадлежащая его сестре…
Сенатора разрывали противоречивые желания. Он хотел взять свое, но боялся обидеть, расстроить, разозлить девушку. Он предполагал, как больно будет ему увидеть обиду и злость на него. Каллон не желал, чтобы волшебный свет в прекрасных глазах погас по его вине… Да по чьей бы то ни было! Мужчина ощутил ярость от одной мысли, что кто-то может принудить невольницу к тому, чего она не будет желать. Пока она живет в доме Каллонов, у нее есть защита, но эта защита эфемерна, потому что статус в их мире решал все. Впервые в эту секунду Эдвард Антоний задумался о возможности отпустить ее, подарить свободу, сделать вольноотпущенной. Именно эта рабыня заслуживала подобного.
Очень тихо приоткрылась дверь в хозяйскую спальню, и Каллон больше почувствовал, чем услышал, что это Изабелла. Она пробормотала себе под нос приветствие господину и направилась к креслу чтеца. Открыв книгу на нужной странице, она только собиралась начать ежевечерний ритуал, как сенатор перебил ее порыв.
– Иди сюда, – рабыня испуганно посмотрела в его сторону. – Да, иди ко мне, – голос Каллона звучал грозно, хотя он совсем не хотел произвести на девушку подобного эффекта. Заметно побледнев, Изабелла приподнялась, вцепившись пальцами в том Плавта. Ее грудная клетка ходила ходуном в попытках унять ускорившееся от страха перед неизбежным дыхание. Невольница посмотрела на господина, а затем на книгу, словно спрашивая, брать ли ее с собой. Эдвард Антоний улыбнулся, стараясь прогнать ее испуг.
– Да, возьми ее с собой, – мягко ступая, Изабелла приблизилась к ложу, и Каллон кивнул на место рядом с собой. – Ложись.
Глаза рабыни расширились до невероятных пределов, она даже начала немного дрожать.
– Ложись! – с напором повторил хозяин, добавив более спокойным тоном: – И читай.
Аккуратно присев на краешек ложа, Изабелла наткнулась на очередной гневный взгляд Каллона и тут же подвинулась ближе к центру. Сев прямо, будто проглотив жердь, она раскрыла толстую книгу и приступила к чтению. Эдвард Антоний медленно, чтобы не напугать девушку, приблизил к ней свою руку и аккуратно надавил на плечо, заставив ее опуститься на подушки.
Каллон испытывал новые для себя чувства, совершенно не похожие ни на что, изведанное им ранее. Он не верил, что одно присутствие этой девчонки, принадлежащей ему с потрохами, способно так радовать. И пока его тело не требовало ничего более, хотя… хотя поцелуй он был не против получить. Приподнявшись на подушках, Эдвард Антоний повернулся и приблизил лицо ближе к прекрасной Изабелле. Он нежно обхватил пальцами ее подбородок, чтобы затем прикоснуться губами к ее рту, прервав услаждающее слух чтение. Поцелуй был коротким, но он что-то перевернул в душе сенатора. Казалось бы, все происходило так же, как и с другими женщинами, но откуда-то зародилось неизведанное ранее ощущение довольства даже от такого простейшего действия.
Затем Каллон откинулся на подушки, а Изабелла продолжила свое занятие. В течение следующего часа Эдвард Антоний прерывал свою книгочею не менее пяти раз, каждым поцелуем наслаждаясь больше, чем предыдущим. Рабыня была покорна, но мужчина тешил себя надеждой, что его наслаждение взаимно.
Ближе к полуночи, когда обычно он уже спал без задних ног, а Изабелла покидала господскую спальню, Эдвард Антоний, не желая расставаться с девушкой, привлек ее на свое плечо. Забрав из тонких пальцев том Плавта, Каллон небрежно швырнул ценную вещь на пол, успокаивающе зашипев, когда Изабелла издала тихий протестующий писк.
Уснули хозяин и раба мирным и спокойным сном, какого оба еще ни разу не испытывали в жизни.
XIII
Утром Изабелла проснулась в постели Эдварда Антония одна, полностью одетая и не верящая в то, что случилось перед сном. Буквально на несколько секунд рабыня позволила себе погрузиться в воспоминания, но внезапная мысль о появлении хозяйки заставила девушку мгновенно соскочить с кровати господина. Если Розалия Каллона обнаружит ее здесь поутру – Изабелле несдобровать. Незаметно прокралась она к своей комнатушке, но дверь распахнулась перед самым ее носом.
В маленьком пространстве, пачкая сандалиями тюфяки рабынь, возвышался грозный римлянин, судя по одежде обладающий определенной властью. Позади него в комнатке стояли встревоженная Розалия Каллона и самодовольная Алиспина Бальба.
– Это она? – зычным голосом, уверенно и спокойно, привычно к подобным разговорам, ставшими для него обыденными, спросил он хозяйку.
– Да, претор, – Каллона была сильно взволнована.
– Схватить, – обратился мужчина к подчиненным солдатам, которые словно из ниоткуда возникли за спиной у Изабеллы и встали с двух сторон от нее, взяв за руки. Арестованную повели через дом на глазах испуганных рабов. Диогнот смотрел на девушку осуждающе, Ливий непонимающе, дряхлый Светоний грозно тряс пальцем в сторону служителей порядка, что-то бессвязно бормоча себе под нос. Изабелла не вырывалась. Она была уверена, что это люди Аппия Ворона добрались до нее, и сейчас никто не мог спасти ее от грядущей участи, только смерть была избавлением от власти ужасного человека.
Рабыню посадили в клетку, очень похожую на те рабские телеги, в которых ее привезли какое-то время назад в Рим, и солдаты доставили девушку через весь город в темницу. Дорога до тюрьмы не была легкой – граждане республики на улицах не упускали шанса плюнуть в арестованную, кинуть тухлым плодом или даже камнем. Людям было неизвестно, в чем обвинялась рабыня, но бедняки не упускали шанса сделать другому хуже, чем было им. Изабелла старалась отстраниться от действительности. Закрыв глаза, она думала о том прекрасном времени, что прожила в доме Каллонов, о других рабах, которые проявили к ней больше тепла и доброты, чем иные благородные римляне.
Время в подземелье текло очень медленно, разбиваясь невидимыми каплями о выложенный камнями пол. Никто ничего не объяснял. Не пришли ни Розалия, ни Эдвард Антоний. Изабелла уже не понимала, что происходит. Если все случилось по желанию Аппия Ворона, то почему ее не отправляют к нему?! Невольница словно находилась посреди безжизненного поля, где не было слышно ни свиста ветра, ни ударов грома. Абсолютная изоляция от внешнего мира.
XIV
Тем временем сенатор Каллон галопом мчался на северо-запад. Охрана с трудом поспевала за ним.
Утром боги не случайно разбудили его раньше обычного. Оставив на ложе спящую Изабеллу, которую он не собирался будить, Эдвард Антоний вышел из покоев, чтобы увидеть, как в дом врывается взмыленный гонец, принесший плохие вести. Его мать, Марцелла Друза, находилась при смерти в Hortis virent (лат. – сады цветут) – одном из загородных имений Каллонов. Неудачно упав и ударившись головой о камень на прогулке, мать то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Официальная бумага за подписью врача греческого происхождения Аквиния, проживающего в их загородном доме, подтверждала все сказанное гонцом. Каллону даже не пришло в голову разбудить сестру – мало того, что та до сих пор была в ссоре с матерью после того мезальянса, так еще и повозка Розалии добралась бы до места лишь к вечеру третьего дня.
Через десяток минут после приезда гонца Эдвард Антоний уже находился в седле, мчась во весь опор к матери. Она была высокомерной и чересчур властной матроной, но сын по-своему любил ее и не желал, чтобы боги забрали Марцеллу Друзу раньше, чем он сможет попрощаться с ней и попросить прощения за все ошибки и глупые поступки, коих скопилось немало.
Имение находилось в сутках пути, и Каллону оставалось только молиться богам, чтобы добраться туда вовремя.
XV
Утром следующего дня Изабеллу привели к деревянной платформе на площади и посадили в клетку с железными прутьями. Аппия Ворона, к удивлению рабыни, рядом не наблюдалось, как и хотя бы одного из ее хозяев. Когда обвинитель принялся зачитывать правонарушения Изабеллы, собственности Каллонов, она сама ужаснулась перечисляемым пунктам. Обвиняли девушку в воровстве государственного наследия, замысле против хозяев и желании нанести вред их имуществу. Обвинитель был очень красноречив, он в красках расписал, какой вред представляют для общества и господ бесчестные рабы, о которых хозяин заботится, но в ответ получает только ложь и предательство. Изабелла была согласна, что человек не должен поступать гнусно в ответ на хорошее к себе отношение, только вот она не понимала, когда сумела сотворить так много зла – обмануть Каллонов и даже украсть у них что-то.
Несмотря на раннее утро, народу на суде было много, толпа ревела, поддерживая особо удавшиеся фразы и обороты обвинителя. В Изабеллу снова, как и вчера, летели гнилые фрукты и овощи, как будто граждане республики специально запасались ими, чтобы вдоволь «обласкать» преступников. Кто ближе стоял к клетке – плевал в девушку, иные трясли кулаками, произнося грязные ругательства в адрес обвиняемой.
Наконец все действо подошло к концу. Изабелле осталось услышать только обвинение. Никто не спрашивал у рабы, считает ли она себя виновной или нет – все было решено за нее. Приговор был таков: за воровство государственного имущества, что считалось тягчайшим преступлением, – пятнадцать ударов треххвосткой, плетью из трех ремней с узлами на обмотанных проволокой концах, и последующее сожжение на костре за попытку нанести вред хозяевам. Приговор исполнить немедленно. Толпа выкрикивала слова в поддержку обвинения, и присутствующим было все равно, что совсем скоро в страданиях погибнет невиновная.
Не понимая, что происходит вокруг и какое невероятное сумасшествие охватило людей, Изабелла внимательно рассматривала толпу в надежде увидеть знакомое лицо, которое докажет ей реальность этого мира. Одна из фигур, судя по росту и телосложению – женская, стояла недвижимо, в то время как все что-то кричали и активно выбрасывали правые руки вверх, показывая, что согласны с приговором. Очень медленно рука незнакомки поднялась к голове и отодвинула слои ткани от лица… Это с торжеством улыбалась Алиспина Бальба. Она причина всех бед, поняла Изабелла. Но скрип решетки оборвал мысли рабыни, солдат схватил ее за ошейник – смерть уже ждала. Совсем скоро она, истерзанная и невинно убиенная, окажется в царстве Плутона.
XVI
Чудом держалась на шее разорванная туника, волосы свисали на лицо спутанными колтунами, но все это было уже неважно – палач подносил факел к дровам, разбросанным вокруг основания креста с привязанной на нем Изабеллой. Быстро загорелись тонкие ветки хвороста, лежащие поверх толстых поленьев, взметнулся в чистое голубое небо сноп искр. Рабыня могла только хрипеть от страха, весь свой голос она оставила на предыдущем испытании, во время жестокой порки. До сих пор девушке казалось, что она ощущает струйки крови, стекающие по спине и впитывающиеся в ткань туники где-то на бедрах, хотя кожа на ее лопатках представляла собой сплошное месиво и вряд ли эти предположения были правдивы. Изабелла в который раз повторила себе, что это все уже сейчас неважно. Осталось еще немножко потерпеть, и она превратится в блаженное ничто, перестанет существовать, сгорит, и затем ветер развеет пепел по земле, столь любимой ею.
Уже не было сил смотреть на демонически прекрасное в своей радости лицо Алиспины Бальбы, которая, как видимый одной Изабелле надзиратель, довлела над ее страдающей душой. Наверняка Бальба считала, что рабыня заслуживала всего, происходившего с ней. «Эта душевнобольная иначе и не могла думать», – сквозь испытываемую боль усмехнулась про себя рабыня. Тонкий приятный аромат горящих веток скоро сменится противной вонью от горящей человеческой плоти – Изабелла пожалела, что не сможет зажать нос пальцами.
Рабыня все сильнее чувствовала жар от разгорающегося костра. Тем временем непрошеные мысли о Каллоне заполонили ее сознание – как первый раз увидела его, услышала властный зов; как он нуждался в ее голосе перед сном. Как поцеловал, подарив чудесные воспоминания на всю оставшуюся жизнь. Изабелла даже и не пыталась спрашивать богов о том, почему он не пришел хотя бы проститься. Чем она была для него? Только лишь вещью, дарящей покой?
В воздухе стал ощущаться запах дыма, видимо, в огонь попали листья. Рабыня начала жадно вдыхать его, надеясь потерять сознание или каким-то образом опьянеть, чтобы облегчить своему телу предстоящие страшные боли. И помогло! В голове возник шум, мысли потекли вяло, Изабелла порадовалась пришедшей так вовремя идее. Крики людей, шипение огня – все слилось в один монотонный гул, спасительного дыма стало больше, и осужденная вдохнула глубже еще раз и еще. Голова стала легкой, ей показалось, что земля перевернулась – она уже не понимала, где верх, где низ. Плавное покачивание, какое-то бормотание рядом и… тишина.
XVII
К вечеру того же дня, когда Эдвард Антоний узнал о случившемся с матерью, он подъезжал к mutatio – выкрашенному в красный цвет зданию постоялого двора, чтобы сменить лошадей и, перекусив по-быстрому, вновь отправиться в путь. Три почтовые станции встретились ему на дороге, но сенатор посчитал лишней тратой времени останавливаться там.
Пока рабы подготавливали новых лошадей для Каллона и его охраны, к сенатору подбежал учтивый трактирщик, узнавший о том, какой высокий гость посетил его заведение. Эдвард Антоний приказал пополнить запасы воды и еды и организовать небольшой ужин для себя и сопровождающих. Хотя его мысли были заняты только переживаниями о матери, он понимал, что ему и его людям необходимо подкрепиться. Когда Каллон добрался до харчевни, стол уже был накрыт. Присев, он, не желая тратить на ужин много времени, принялся за жареную куропатку вприкуску с сыром и хлебом. Покончив с едой, сенатор уже прикидывал, через сколько часов доберется до места, когда к его столу кто-то подошел.
– Хозяин, вы направляетесь в имение? А я как раз еду к вам, – Эдвард Антоний с удивлением воззрился на Валериана – немолодого вилика, управляющего имением Hortis virent, в которое и спешил сейчас сенатор. – Вот решил на пару дней раньше привезти отчет за квартал. Ваша матушка наметила большой прием во вторник, куда желает пригласить всю окрестную знать. Поэтому она хочет, чтобы я побыстрее отчитался перед вами и вернулся для помощи. Госпожа сказала, что вы очень заняты в сенате и вам не до провинциальных вечеринок, но я вижу, вы вырвались из Рима и почтите нас своим присутствием? Ах, ваша мама так обрадуется! – сложив ладони, вилик возвел глаза к потолку. Его характеру была свойственна некоторая непосредственность, но это не мешало Валериану отменно управлять хозяйством и рабами.
Эдвард Антоний тут же понял, что дело с письмом о болезни матери нечисто и, дав знак одному из охранников, чтобы тот отодвинулся дальше по лавке, кивнул вилику.
– Присаживайся, Валериан, и расскажи все по порядку. Сегодня утром гонец принес мне дурную весть. Якобы твоя госпожа, Марцелла Друза, при смерти – упала на камень головой.
– Не-ет, что вы, хозяин, – в искреннем ужасе замотал головой управляющий, – не далее как шесть часов назад я целовал ноги хозяйки на прощание, и находилась она в полном здравии. Врач уже больше недели не посещал ее покоев – не было надобности! Самочувствие у госпожи прекрасное, на зависть всем соседям!
Эдвард Антоний смерил оценивающим взглядом вилика, эмоционально размахивающего руками. У Каллона не было причин не доверять тому – управляющий служил верой и правдой, а если и воровал, то не больше того, что мог позволить себе потерять сенатор Рима. Отчетность Валериан вел без замечаний – Эдвард Антоний всегда просматривал присланные документы беглым взглядом, после чего отдавал их в руки Диогнота, тоже не находившего никаких огрехов в докладах. И к тому же служил управляющий еще со времен старшего Каллона, который прекрасно разбирался в людях.
Валериан, не поняв всей драматичности момента, пустился в подробный рассказ о делах имения, состоянии полей, подготовке к приему. Каллон краем уха слушал, но между делом раздумывал, кто и зачем мог организовать это ложное известие. Очевидно, злоумышленник хотел, чтобы Каллон отсутствовал дома в этот день. Какие он ставил цели? Обворовать его, знатного гражданина, что очень строго каралось в Риме, или были иные причины?
Забрав потерявшие свою ценность на данный момент отчеты с собой, Каллон на всякий случай отправил с Валерианом половину своей охраны и дал указание сразу же, как тот приедет в Hortis virent, навестить госпожу и немедля выслать с гонцом сообщение о ее самочувствии. А также он потребовал провести расследование – выяснить все возможное, а особенно – писал ли врач то злополучное письмо. Эдвард Антоний считал самым важным сейчас вернуться в Рим. Там что-то должно было произойти, ради чего злоумышленник так старался.
XVIII
На рассвете сенатор был еще далеко от Вечного города. Всю дорогу он прикидывал и разгадывал загадку, но так и не смог прийти к каким-то выводам. Розалия Каллона оставалась в доме под надежной охраной, поэтому с ней вряд ли бы что-то случилось. Также было возможно, что в сенате сегодня рассматривалось какое-то особенное дело, и злоумышленник хотел, чтобы он не присутствовал на заседании. Последняя версия казалась Эдварду Антонию наиболее правдоподобной.
Подъезжая к дому, Каллон не знал, чего ожидать, снаружи все выглядело спокойно. Зайдя внутрь, он увидел, что в его жилище все в порядке – рабы занимались своими делами по дому, Розалия возлежала на ложе. Она увидела, что приехал брат, и, спокойно отложив в сторону свиток, подошла к нему.
– Как дела у матери? Ты быстро приехал. Она еще жива?
– Да, все в порядке, – ответил Каллон, внимательно наблюдая за Розалией. – Как у вас дела? Случилось что-то необычное?
– Все в порядке, дорогой брат. Закончилось мое любимое масло для тела, а еще я раздумываю, через какой срок нам устроить следующий прием. Возможно, тебе удастся позвать на него больше высокопоставленных гостей, – Эдвард Антоний с облегчением вздохнул – мысли Розалии текли в обычном направлении – и устремился в свои покои, чтобы поразмыслить над произошедшим, но Розалия будто что-то вспомнила. – Ах да! Мою личную рабу поймал на воровстве сам претор. Так что в ближайшее время надо будет поискать новую и желательно с похожими навыками!
– Что? – задушенный вскрик Эдварда Антония показался таким только ему – Розалия Каллона, словно ничего не произошло, направилась к своей великолепной кровати из Амитерна, изголовье которой заканчивалось, как сказал один из друзей-поэтов, «прекрасно сделанной головой обозлившегося мула, который, прижав уши, раскрыв рот и вздернув верхнюю губу так, что видны оскаленные зубы, гневно повернулся в сторону предмета, его рассердившего». Сенатор в два шага оказался возле сестры, которая от его напора испуганно присела на ложе. Эдвард Антоний схватил ее за плечи и потряс, пораженный равнодушием к судьбе своей же невольницы. – Рассказывай!
Розалия Каллона явно была шокирована поведением брата, его грубостью и агрессией, а больше всего ей было непонятно, из-за кого он так волнуется. Из-за рабыни?!
Нервничая и сбиваясь от испуга, но стараясь сохранять достоинство, сестра Эдварда Антония рассказала все, что знала. Сразу после его отъезда к матери дом посетил претор столицы Римской империи. Он заявил, что по данным, дошедшим до органов власти, из дома выкрали принадлежащий республике ценнейший предмет – подлинник труда Аристотеля. Розалия подтвердила претору, что получила эту книгу от очень хорошего друга на время и попросила раба скопировать некоторые страницы. Она сама провела претора в комнату для копирования свитков и убедилась в том, что сундук, в котором еще вчера лежала эта книга, сейчас пуст. Пропал Аристотель и большинство уже готовых свитков.
Перво-наперво претор решил проверить комнату рабыни-либрария и оказался совершенно прав! Под соломенным матрасом рабыни в комнатушке невольниц обнаружили пропавший фолиант и свитки. Еще там было письмо за подписью Изабеллы, в котором она описывала, как ненавидит Каллонов и хочет отомстить за свои унижения. Законник долго не разбирался и схватил рабыню, ведь малейшее неповиновение и подозрение в причинении вреда хозяевам – уже повод разделаться с неблагодарной тварью. Розалия также сообщила брату, что все же немного расстроена – она доверяла этой девушке-воровке свои волосы и тело, а также книги.
Последние слова сестры Каллон недослушал – он уже выбегал за дверь, надеясь успеть на главную площадь, где, скорее всего, и проведут казнь раба. Не тратя времени на паланкин, Эдвард Антоний бежал, как обычный плебей, по извилистым улицам. Он боялся опоздать. Все, что рассказала сестра, представлялось ему ужасным фарсом, и теперь стали понятнее причины, по которым его выманили из города. Но кто так сильно хотел избавиться от Изабеллы? Кому перешла дорогу одна из рабынь Каллонов? Возможно, происходящее как-то связано со сказкой-легендой о Белой лебеди, рассказанной Изабеллой в тот вечер, когда сам сенатор мучился от страшных болей. Позже он по кусочкам смог восстановить рассказ в своей памяти. Если предположить, что эта история о самой Изабелле, тогда, возможно, тот отвратительный человек, возжелавший невинную девушку, виноват во всем и сейчас?
Издалека сенатор заметил клубы дыма, подымающиеся ввысь. Вбегая на площадь, он увидел высокий столб на том месте, где римляне обычно вершили правосудие. Сейчас к столбу была привязана девушка – ее голова со спутанными прядями поникла, и не будь ее разведенные в стороны руки привязаны к доске, она бы упала. Эдвард Антоний, не обращая внимания на то, что от быстрого бега сердце готово было выскочить из груди, одним прыжком оказался на трибуне с обвинителем и другими представителями власти, схватив претора за грудки. Он готов был убить его!
– По какому праву провели суд без меня? – разъяренный Каллон шипел в лицо оторопевшего «орудия власти». – Я не только сенатор Рима, но и единовластный хозяин этой рабыни. Только я имею право решать, виновна она в преступлении или нет. Не было проведено расследования, кто-то подставил рабыню, и пусть она для всех вас никто, но она моя! – Каллон не мог больше вести разговоров, когда рядом по глупой прихоти не пожелавших разобраться чиновников погибала его книгочея.
