Текст книги "7 дней жизни (СИ)"

Автор книги: Катарина Гуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

От автора

Прочитав на днях, рассказ «50 дней до моего самоубийства», я была буквально тронута беспечностью американцев, которые на произвол оставляют своих детей, и дети не получая поддержки от своих родителей пускаются во все тяжкие. Находясь под впечатлением от данного рассказа, я решила написать свой рассказ, но не про беспечную Америку, а про полную ей противоположность Японию, где детей воспитывают в любви и заботе, но это не про современную страну, а про ту, которая была в период второй мировой войны.

Вступление

Её зовут Аи – Любовь, она обычная японская девочка – жительница города Нагасаки: отличница в школе и гордость родителей. Обычную девичью юность перечеркнула вторая мировая война. Аи скоро исполниться 15 лет, и она пытается не думать о войне и жить обычной жизнью, вот только по злой иронии судьбы она родилась 9 августа и все её детским надеждам и мечтам не суждено сбыться.

1-Nichi-me (Сон)

– Аи, подойди сюда, – сказала мама. Я гордо подхожу к маме, она оглядывает меня с ног до головы.

– А где папа и Нана, они успеют? – спрашиваю я.

– Твой отец договаривается с водителем, – отвечает мама. – Сегодня важный для нас день, наша семья идёт на приём к императору. Дело в том, что мой отец – военный врач, и он ещё до войны лечил императора. По-видимому, император решил его, а заодно и нас отблагодарить.

Дорогой Дневник, я ни разу не была на приёме Его Величества, вся страна считает императора Акихито – Солнцем, и скоро я приближусь к этому солнцу. Боги, Будда, как я нервничаю. Отец машет нам руками, показывая, что всё в порядке. Мы идём и садимся в такси, я и мама, моя сестра Нана сидит на заднем сидении, и смотрит в окно. Я подхожу к окну и стучу пальцем, Нана повторяет за мной.

– Скоро ты увидишь нашего императора, я хочу, чтобы ты запомнила этот день на всю жизнь, сказала я сестре.

– Ну, ты садиться будешь, или пешком пойдёшь? Спрашивает отец. Я сажусь рядом с сестрой и беру её на руки, ей всего три года, она появилась в эти тяжёлые военные дни, и не видела ничего, кроме собственного дома, я надеюсь, что она, когда ей станет столько лет, сколько и мне, война закончится, и все мы будем жить счастливо.

Я смотрю в окно, на улицах ни души, люди либо дома сидят, либо в бомбоубежищах, только немногочисленные солдаты ходят по улицам, да и полицейские. Дорога была долгой, ведь дворец Императора находится не в Нагасаки, а в Токио, но мы на удивление эту дорогу проскочили быстро. Наконец нас встречает один из слуг императора, и проводит во дворец. Но вдруг я замечаю пустые стены императорского дворца, и коридоры наполняются звуками предупредительной сирены, всё вокруг превращается в картину, на которую по случайности пролили ведро воды. Не сдержать страх, я начинаю кричать. Дорогой дневник, это был просто ужасный сон, и я проснулась. На крик прибежал отец.

– Аи, в чём дело, что ты кричишь? Спросил он.

– Мне приснился страшный сон, – отвечаю я. Отец прижимает меня к своей груди, а затем говорит, чтобы я вставала и шла завтракать.

– Хорошо, – отвечаю я. Медленно встаю с кровати и иду в ванную комнату. Сегодня воскресенье, это хорошо, не надо идти в школу. Конечно, я люблю школу и всё такое, но она превратилась в школу для девочек, всех моих одноклассников призвали в армию, и это наводит на грустные мысли. Мама готовит на кухне мне и сестре еду, отец пытается настроить радио, чтобы услышать, как обстоят дела на фронте, и надо ли сегодня идти в военный госпиталь. В Нагасаки нет военных баз, но военные госпитали развёрнуты по всей стране. По радио передают о храбрых подвигах наших солдат за океаном.

– Мам, пап, мы с кем воюем? – Спрашиваю я. Родители удивлённо посмотрели на меня, и я понимаю, что я опозорилась, но, дорогой дневник, я ничего не знаю о наших противниках.

– Мы всего лишь защищаем наших людей в Китае, – сказал отец.

– И не только, наши союзники говорят, что американцы наши враги, – сказала мама.

– Союзники, это кто, Гитлер, но ему не нужна наша помощь, к тому же мы для него, тоже самое, что и евреи, – сказала я.

– Ни какой не Гитлер, Аи, запомни, мы никого не слушаем кроме императора, – сказал отец.

Отца вызвали в госпиталь, он находился в 5 километрах от нашего дома. Отец решил меня взять собой, чтобы я помогла ему с перевязкой раненых, я согласилась, во-первых, если я останусь дома, я сойду с ума, а во-вторых, в военное время лучше быть сестрой милосердия, тем более я же знаю, как перевязывать раны. При входе в госпиталь мы все надеваем специальную одежду, отец отдаёт мне свободный халат, я надеваю его.

– Это что? – Спрашивает отец указывая на дневник.

– Дневник, что бы было что запомнить, – ответила я. Отец улыбается, и пропускает меня вперёд, я рассказываю ему, что наша учительница, сказала, что теперь все девочки должны вести дневник.

– Но это не обязательно сейчас, вот увидишь, война закончится, и будешь писать про счастливую жизнь, – говорит отец.

Дорогой дневник, сегодня 3 августа, 1945 года. В больницу к моему отцу поступил наш сосед, точнее он был соседом до войны, теперь он военный разведчик. Он серьёзно ранен, и врачи трудятся над тем, что бы ему помочь. Я подхожу к отцу и спрашиваю, что случилось с Отошимо – так зовут этого смелого солдата.

– Стычка с китайскими бандитами, скорее всего, – отвечает отец. Он явно нервничает, и я начинаю подозревать, что кроме нашего Отошимо, из Китая больше никого не привезут, и что мы как всегда плетёмся в самом конце этой войны. Отец идёт к телефону, и я слышу, как он начинает связываться с кем-то из главнокомандующих в Токио.

– Что случилось? – Спрашиваю я.

– Дело серьёзное, но ты не беспокойся, мы всё уладим, говорит отец. Я должна выяснить, что произошло и почему мой отец так нервничает. Для этого я незаметно выхожу из палаты и иду к операционному отделению, операция как раз закончилась, и врачи ушли.

– Мистер Отошимо? – Тихо спрашиваю я.

– А это же наша Аи, – господин Отошимо пытается улыбнуться сквозь боль, какое мужество, а ведь до этого он был простым почтальоном.

– Что произошло? – Спросила я у господина Отошимо.

– Плохо дело Аи, нас русские вытеснили из Китая, в живых остался только я, – ответил он.

Честно признаться, эта новость шокировала меня. Война велась на два фронта, в Китае мы защищали своих граждан и свои интересы, а теперь, когда ни одного солдата там не осталось, нашим гражданам там придётся совсем плохо. Я выхожу из палаты, меня всю колотит от безысходности, я даже не заметила, как столкнулась в отцом в коридоре. Я рассказала ему всё, что мне рассказал Отошимо.

– Я знаю дочка, – отец обнял меня, ему самому было плохо от этой новости.

– Может, маме не будем рассказывать про этот позорный проигрыш? – Спрашиваю я.

– Ну, во-первых, это не позорный проигрыш, наши солдаты старались, как могли, просто китайские бандиты оказались сильнее и хитрее нас, и если бы мы не вели войну с Соединёнными Штатами Америки, то наверняка бы с Китаем не промахнулись, – сказал отец. Второе я уже знала и так, радио, которое мы слушаем у себя дома, там наверняка скажут о событиях на фронте. Теперь я в дневник записываю каждое слово, которое услышу в госпитале. Военные сюда больше не поступали, однако врачи заметно нервничали, и это понятно почему, мы ни чего не знали о судьбе наших солдат за океаном, как там они, может капиталистские врачи откажутся их лечить, и они умрут там.

Я окончательно сникла, и даже уснула, сидя на стуле в госпитале отца. Но нормальный сон так и не приходил, только кошмары снились, опять опустевший императорский дворец и размытая картина. Кто-то дотронулся до моего плеча, я вздрогнула и выронила дневник из рук. Это был отец.

–Пойдём, я отвезу тебя домой, здесь делать больше не чего, – тихо сказал он. По дороге домой мы увидели роту солдат, ещё совсем молодых, с повязками на голове, и на рукавах. «Камикадзе» – промелькнуло у меня в голове. Эти солдаты готовились к отправке на Гавайские острова, теперь нам необходимо было выиграть сражение при Перл Харбор, и, возможно, тогда мир вернётся в нашу страну.

У входа в дом нас встретила мама, она, не сдержав чувств, бросилась к отцу на грудь, и чуть не зарыдала.

– Ну ладно Номи, не всё так плохо, – сказал отец. Похоже, мама всё же прослушала сводки с полей. Я, как приведение, проскользнула в дом и села на небольшую софу. Мать сразу же бросилась ко мне, и мы вдвоём стали её успокаивать, хорошо, что Нана уже спала после еды, а иначе она тоже заплакала. Нана, что будет с ней и со всеми нами, если мы проиграем и это сражение, нет, я не хочу думать. Когда я родилась, войны не было, но слухи о том, что Германия готовится напасть на Польшу уже прошли, конечно, мы не поддерживали Гитлера и истребление евреев и строительство арийского государства нам показались бредом сумасшедшего. Но этот сумасшедший боялся, что американцы придут в его страну и всё там уничтожат, поэтому он как комбинатор столкнул нас с Америкой, и теперь мы просто стараемся выиграть это заокеанское сражение.

Когда мама успокоилась, она пошла готовить нам еду. Хотя мы так устали, что есть нам не хотелось, мы устали и морально и физически. Еда была вкусная, но этого вкуса я уже не замечала.

– Отец, ты веришь в сновидения? – спросила я у отца.

– Ты имеешь ввиду вещие сны? Один такой сон приснился Будде, – сказал отец.

– Что за сон? – спросила мама. Я дрожащими губами произнесла то, что увидела во сне.

– Мы проиграли, император погиб. – От этих слов мама выронила чашку с супом из рук.

– Тише, Номи, это просто сон, – успокоил он нас. Родители любили меня и Нану, они ни когда не поднимали на нас голос, и если надо было что-то обсудить, то меня, как старшего ребёнка, всегда приглашали за стол советов.

– Аи, как только мы победим, плохие сны уйдут, так всегда бывает во время войны, – успокоил меня отец.

2-Nichi-me (Оставленный полк)

Сегодня 4 августа 1945 года. Как всегда меня разбудил плохой сон, но я стараюсь не обращать внимания на эти сны. До моего Дня рождения остаётся всего восемь дней. Мои подруги в школе шутили, что мне на День рождения подарят половину Китая, но после вчерашних событий, эта шутка оказалась не уместной. Теперь я мечтаю об успешно оконченном сражении, и о том, что бы все мои кошмары закончились. Одевшись, я выхожу на кухню, отца дома нет, а мама и сестра сидят за столом, ждут меня.

–Привет веем, говорю я.

–Доброе утро Аи, как спалось? Спрашивает мама. Чтобы не расстраивать маму, я говорю, что спала как убитая, хотя в военное время эта шутка имеет другой оттенок. Радио молчит, а значит, мама не включала его, чтобы не расстраиваться.

–Где папа? Спрашиваю я.

–Как всегда в своём госпитале, отвечает мать. Я вдруг вспоминаю мистера Отошимо, которого я видела в папином госпитале, как он там. Ну ладно, когда отец придёт домой, он всё расскажет.

–Мам, я пожалуй посижу сегодня с Наной, говорю я матери.

–Твоя сестра самый тихий ребёнок в мире, так что дополнительно ухода не требует, говорит мама. Я смотрю на Нану, она, не понимая нашего разговора, наверное, это к лучшему, ни хочу, что бы она знала про эту войну, ест рисовую кашу, и глядя на меня улыбается. Дорогой дневник, если мы не выживем, и если не приведи Будда, сюда придут американцы, хочу что бы моя сестра осталась жива, так как я люблю её. По-прежнему стараюсь не думать о войне и об американцах.

Отец сегодня вернулся к обеду, и он чем-то расстроен, долго не решался с нами заговорить, и мы не хотели его беспокоить, и наконец, он объявил – «Гитлер сдался». Конечно же Гитлер капитулировал ещё в начале мая, но до Японии эта новость дошла только сейчас, а значит, так же как и то, что мы остались без союзников.

–И чего тут такого печального? Спрашивает мама.

–У нас не осталось союзников, а из-за океана ни слуху не духу, ответил отец. Я понимаю, что дело серьёзное, мои молитвы не были услышаны, наши войска остались без поддержки, и теперь только одним богам известно, что с нами будет.

–Люди в Токио уже готовятся скрываться в бомбоубежищах, сказал отец.

–Американцы не могут сюда долететь, слишком далеко, говорю я.

–Я на это надеюсь, дочка, сказал отец, и пошёл в свою комнату. Я сажусь возле отца, обнимаю его, хотя японцы предпочитают сдерживать свои чувства, я всё же люблю родителей, и переживаю вместе с ними. Дальше мы говорим о политике Японии, отец тихо говорит, что после того как мы присоединились к Германии со своими интересами, он начал не доверять императору. Страна всю свою сознательную жизнь не вылезала из гражданских войн, пора уже честь знать.

–Пап, а у нас есть бомбоубежище? Спрашиваю я.

–Да, если случится беда, оно есть, и мы все там спрячемся, и будем молиться о спасении, сказал отец.

Опять плохие мысли лезут мне в голову. Я что бы выбросить их из головы выхожу на улицу. Во дворе ни кого, наверное, все соседи сейчас сидят дома, и слушаю радио.

–Привет Аи, слышу я чей-то голос за спиной. Это господин Отошимо, немного раненый, но всё же такой радостный, возвращается в свой дом.

–Мистер Отошимо, вы знаете новость? Спрашиваю я. Он мрачнеет, значит, знает, что мы остались одни в борьбе с американцами, и не знаем, как теперь быть.

–Да знаю, главное, что нас теперь не привяжут к этому подлецу Гитлеру, ответил Отошимо. Эта новость, наверное, расстроила весь город, поэтому люди не гуляют по улицам. Побыстрее бы выходные закончились, и я пойду в школу, и не буду думать ни о чём, кроме уроков. Кто-то хватает меня за край юбки, это Нана, она вышла на улицу покачаться на качелях. Я обнимаю её, и веду к её любимой качели, хотя у самой ноги как ватные, но что бы, не произошло здесь, я не должна лишать Нану ни капли детства, даже если мы завтра умрём. Вдруг Нана поднимает голову к верху, и на что-то указывает пальцем.

–Это самолёт Нана, говорю я. Ещё одни камикадзе полетели за океан, думаю я. Все наши солдаты покинуты там, помощи ждать не от кого, отец был тогда прав, осуждая императора за то, что он повёлся на уловку Германии.

Надо до ужина сходить в храм и помолиться за наших солдат, что бы они возвращались домой живыми. Но что я скажу родителям, с кем оставлю свою сестру, они, конечно, начнут меня утишать, но мне от этого не легче. Поэтому я пока ни кто не видит, отвожу свою сестру домой, и направляюсь в сторону ближайшего храма, обдумывая, каким богам я буду молиться. Улицы были пусты, очень редко по ним ходили солдаты, отец говорил, что они охраняют наш покой, потому, что американские налетчики могут ударить и по мирному населению. Опять над головой пролетел самолёт, от неожиданности я даже присела. Что-то эти самолёты слишком разлетались, возможно, в стране уже объявлен комендантский час, или ещё что-то случилось. На улице полно солдат, и если меня заметят, я не смогу попасть в храм.

Я осторожно пробираюсь между домов, боясь быть замеченной солдатами. На пол пути к храму я встречаю свою подругу Макото, она тоже шла к храму, только с мамой, я знаю, что у Аи отец солдат и брат её тоже улетели сражаться за океан.

–Аи, я не ожидала тебя тут встретить, говорит Макото.

–Я решила помолиться за наших солдат, что бы они все здоровые вернулись домой, говорю я.

–Ты храбрая девочка Аи, если гуляешь одна, сказала мать Макото.

–Я просто устала от этого кошмара, говорю я.

–Мы тоже, вот пришли помолиться за брата и папу, сказала Макото. Что ж, втроём тут ни так страшно как одной, но я всё ещё не перестаю думать о солдатах, как они там за океаном, как странно, у меня в семье не было военных, хотя в прошлом почти у всех крестьян предки участвовали, в какой ни будь войне. Мирную молитву то и дело прерывает шум самолёта. «Солдаты, пожалуйста, вернитесь домой живыми» – молюсь я.

Так же тихо и не заметно я вернулась домой, мама почти весь день просидела с Наной, вот только где отец, неужели из-за океана привезли раненых, или его вдруг вызвали в чужой госпиталь.

–Мам, с тобой всё в порядке? Спрашиваю я.

–Да, отвечает мать, хотя по ней видно, что она переживает.

–Где отец?

–Его вызвали по какому-то срочному делу. Каждое срочное дело моего отца означало, что в стране не всё так гладко. Я пытаюсь выбрасывать из головы все плохие мысли, но они снова лезут. Отец вернулся домой под вечер, он ни кому не рассказал, где был, хотя мне казалось, что у него на глазах были слёзы и гримаса отчаяния. Дорогой дневник, что мне делать дальше, как помочь семье. Аи.

Лёжа в своей кровати, я вспоминаю как всё было до войны, я тогда училась в начальных классах, сестры у меня тогда не было, и родители всё внимание уделяли мне. Весь мир тогда казался ясным и счастливым. Нана, как я хочу, чтобы, когда ты пошла в школу, войны не было.

Этой ночью в доме ни кто не спал кроме Наны, отец и мать о чём-то беседовали, мне удалось подслушать их разговор, отец говорил, что ему удалось найти место для нас в бомбоубежище. Я схватилась за голову, если он приготовил нам место в убежище, то значит и эту войну мы проиграли, или проигрываем.

–А как же ты? Спросила мама.

–Моё место в больнице, я надеюсь, что американцы пощадят раненых.

–Они грязные свиньи, в них нет ни чего человеческого, сказала мама.

О нет, только не это, подумала я, американцы уже собрались сюда лететь, надеюсь, наши истребители собьют их прямо на подлёте к нашей стране. Боги спасите нас, мы не заслужили такой участи. Ночью, когда все спали, я встала к кровати и подошла к окну. Было звёздное небо, я ни когда не видела такого неба, я решила его показать своей сестре Нане, она спала в своей кроватки в родительской комнате. Я осторожно подошла к её кроватке, и взяла сонную сестру на руки.

–Смотри, какое красивое небо, прошептала я ей.

–Агу, агу, заголосила сестра. Глядя на счастливое лицо сестры, мне не хочется думать о будущем, а иначе я могу сойти с ума, думая о нём, в любом случае, американцы устанут, и не захотят сюда лететь, а бомбоубежище ни кому в стране не понадобится. Положив сестру обратно в кроватку, я пошла в свою комнату, и вскоре уснула.

3-Nichi-me (Может быть это сон?)

Сегодня 5 августа 1945. Понедельник. Эти выходные были тяжёлыми, и я чуть не сошла с ума. Наконец-то в школе, я займусь уроками, и отвлекусь от грустной темы, если не считать того, что уроки в военное время начинаются с того, как правильно надевать противогаз, и куда нужно идти в случае тревоги.

–Аи, привет, нагоняет меня Макото.

–Макото, рада тебя видеть, сказала я. Макото моя единственная подруга, теперь, когда полкласса призвали к службе в армии, Макото поселилась у меня за партой.

–Как там поживает твоя мама? Спросила я у подруги.

–Всё ждёт вестей от папы и брата, ответила та. Я не стала ей рассказывать про место в убежище, которое для нас забронировал мой отец, и вообще, так как это происходило в ночное время, для мне показалось это сном. Я всё ещё прислушивалась к школьному радио. Оно молчало. Вдруг Макото произнесла – «Завтра у меня День рождение, придёшь?».

–Постараюсь, надо отвлечься от этой грустной темы, сказала я подруге. Конечно, мои родители будут возражать, и указывать на военную этику, а может на оборот, ведь пока мы живы надо жить, так как живём в последний раз.

После урока математики у нас решили провести урок патриотизма – это когда маленькие дети восхваляют императора и говорят, как хорошо быть солдатами. Дорогой дневник, знают ли они что такое смерть, и что мой отец был прав осуждая действия императора, ведь он послал половину нашего класса на верную гибель, и мои одноклассники в частности и тот мальчик, которого я любила, стали камикадзе. Мне захотелось встать и сказать пару фраз этим малолеткам, что военным хорошо быть в мирное время, а не сейчас. Но я сидела как заколдованная, да и Макото тоже, она больше меня понимала, что такое война. Когда урок закончился, я пулей выбежала из класса, Макото пустилась за мной.

–Зачем они это делают? Спрашиваю я.

–Верность стране, наверное, я сама не знаю, говорит Макото. Я оглядываю школьный коридор, школа заметно поредела, там, где должны быть выпускники – гордость школы, теперь пусто, они все ушли на войну. О Будда, если это всего лишь кошмарный сон, я хочу проснуться.

–Аи, тебе ещё рано раскисать, ещё не все уроки закончились, говорит мне Макото.

–А я думала в школе смогу забыть всё это, чуть ли не в истерики говорю я.

–Аи, ты о чём? Спросила меня Макото. Мне пришлось рассказать подруге про мой кошмар, который я видела в выходные.

–Это всего лишь сон, сказала Макото.

–Да, но он был таким реальным, ответила я.

Сон постепенно начал перерастать в явь. Когда у нас был урок физики, раздалась предупредительная сирена, а за тем голос по радио произнёс: «Внимание, внимание, это не учебная тревога, просьба всех учеников проследовать до бомбоубежища, расположенного рядом со школой». В классе сразу же начался галдёшь, и строгая учительница, сразу же его пресекла.

–Дети, прошу тишины, возможно, это ложная тревога, сказала она.

–Какой у неё самурайский дух, заметила Макото.

–Нам бы такой сейчас не помешал, сказала я. Мы всей школой проследовали до бомбоубежища, учительница сразу же начала прислушиваться к радио которое находилось в бомбоубежище. Голос из радио звучал зловеще, я узнала его, это был голос императора Акихито, и это был мой кошмарный сон, который проник в реальность. Последние надежды на мир угасли. «Я больше не ваш Бог, мне очень жаль» – произнёс император.

–Как не наш Бог, что произошло? Удивилась Макото. Я знала одно, мне срочно нужно было бежать к дому, случилось что-то страшное, и ужасное, я должна быть с семьёй и поддержать их.

–Мне срочно нужно домой, проговорила я.

–Пока не будет сигнала о том, что опасность миновала, ни куда не пойдёшь, строго сказала учительница. Кто-то из детей начал плакать, старшеклассники и учителя застыли в молитвах. Я и Макото сидели как застывшие.

–Аи, это ведь значит, что американцы прорвались сюда, тихо сказала Макото. Я прикрыла ей рот рукой, если она начнёт кричать или зальётся в истерике, всем только хуже будет.

Мы просидели так почти целый день, если бы мой отец не заехал бы за нами, он предупредил всех соседей, чтобы они начали готовиться к худшему.

–Пап, я не могу оставить подругу одну, сказала я отцу.

–Макото, твоя мама сейчас в городе? Спросил он.

–Она, наверное, ещё на работе, сказала Макото. Отец был добр с моей подругой, он разрешил ей и её матери на это время пожить у нас. У нас в доме была пустая комната, которую мы хотели отдать Нане когда она вырастит, но похоже, этого не случится.

–Пап, что произошло? Спросила я.

–Американцы вошли в Токио, сдерживая ужас, сказала мама.

–Но как, как они могли долететь до нас? Спросила Макото.

–Сам не знаю, похоже, они хитрее нас, ответил мой отец.

Дорогой дневник, это, наверное, самый жуткий кошмар, но почему я не могу проснуться, и он закончится, мы слишком молоды для того, чтобы умереть. Кошмар не закончился, сегодня ночью у мамы случился разрыв, и она умерла, как же мы будем жить без нашей дорогой мамы Номи. Мы решили её похоронить неподалёку от дома, так как в городе теперь комендантский час, и теперь ни кто не пойдёт в школу один. Я была опустошена, мир вокруг меня начал рушится, я даже не могла заплакать, а если-бы заплакала, то мой плач был бы похож на волчий вой.

–Аи, прими наши соболезнования, чем мы можем тебе помочь? Спросила меня мама Макото.

–Помогите моей сестрёнке Нане, она теперь сирота, прошептала я. В эти трудные дни остатки нашей некогда дружной и любящей семьи сплотились, теперь мама Макото заняла место моей мамы, а Макото мне стала как сестра. Наверное, ей так легче не думать о брате и отце. Вскоре господин Отошимо смог оправится от ранения, и присоединился к числу патрульных, но жизнь так и не входила в русло. Даже учёба в школе не приносила радости.

4-Nichi-me (Звери в городе)

6 августа 1945 года. Дорогой дневник, я так обессилила за эти дни, что не могу разговаривать, я истощена и подавлена. Что с нашим императором, я понятия не имею, после этой фразы, что он «больше не бог», от него не слуху, не духу. Поэтому я буду записывать всё, что происходит. В городе нехватка продовольствия, американцы перекрыли все поставки из Токио, и решили уморить страну голодом. Мы с отцом и матерью Макото отказываемся от еды, ради того, чтобы прокормить Нану. Нана всё время зовёт маму, похоже, даже в её возрасте она понимает, что мамы нет. Отец и господин Отошимо, дежурят возле нашего дома, отцу даже запретили помогать раненым. Это просто не слыхано, наши солдаты, которые обороняют наш город и охраняют императора, не могут получить помощь, и врачей, которые пытаются им помочь, просто расстреливают. А главное, мы даже и не успели добраться до нашего бомбоубежища. Радует только то, что наши солдаты за океаном не ослабляют хватку, но то, что они оголили тыл, дало американцам форы.

Отец отвёз меня и мою подругу-сестру Макото в школу, всё равно надо держаться и не показывать врагам свой страх. Занятия теперь начинались в бомбоубежищах, мы сидели как дикари возле единственного фонаря. Наша учительница держалась молодцом, хотя мы все знали, что её старший сын работает в Токио, он учёный, но теперь от него тоже ни слуху не духу. Дорогой дневник, сегодня должно было быть День рождение Макото, но из-за войны мы его отменили, и Макото очень зла на американцев. Я тут подумала, что если – бы она была парнем, то из неё бы получился отличный камикадзе, но я вижу такую же запуганную девочку как я сама. По радио послышались помехи, и наша учительница, стала его настраивать – «Передайте всем они расстреливают мирных жителей» – это был голос корреспондента. Затем радио затихло.

–Боже мой, мальчик, воскликнула учительница и рухнула в обморок, ей на помощь пришёл учитель химии, и помог бедной женщине прийти в себя.

–Отец и брат, наверное, погибли, а иначе бы они не допустили такого, произнесла Макото. Я только кивнула, от шока не могла даже дышать, мне безусловно было жаль всех людей, хотя я мало бывала в Токио, и не знакома с жителями этого города, но мы все одна страна. Дорогой дневник, как хорошо, что мама не дожила до сегодняшнего дня, и не слышит о том, что творят американцы на улицах Токио.

Вторым уроком была химия, но мы оставили все приборы и пробирки в школе, и поэтому урок был скучный, да и учиться, честно сказать, не хотелось, из-за голода многие дети не могли сосредоточиться на учёбе, наш учитель химии ещё держался молодцом. Этот пожилой японец, видно самурай, если даже во время голода сосредоточен. Макото постоянно озирается по сторонам, моя некогда пышная подруга стала похожа на скелет, я и сама выгляжу не очень.

–Дети, у нас в столовой осталось немного еды, сейчас принесу, говорит наша учительница.

–Икуко-сенсей, туда опасно ходить, предупреждает директор, он тоже с нами в убежище.

– Но они голодны, мистер Тагоши, начала оправдываться учительница. Директор не выдержал, и решил сам отправиться в столовую, я и Макото начали отсчёт, если он вернётся быстро, то и наш город захвачен, если же нет, то опасность нас миновала. Директор вернулся через полчаса с полным пакетом еды.

–Ну как? Спросила Иккуко-сенсей.

–Всё тихо, похоже, американцам нет дела до нашего города, ответил тот. Голодные дети набросились на еду словно волки, мы же откусили только по кусочку, решили всё остальное дать нашим родителям. Силы вернулись не надолго, мы постарались вникнуть в урок.

Над местом, где мы прятались, пролетел самолёт, и так громко, что у меня заложило уши. Я от неожиданности, закрыла уши руками.

–Аи, с тобой всё в порядке? Спросила меня Макото.

–Уши заложило, ответила я. Ощущение долго не проходило, поэтому, учительница отстранила меня от уроков, но так как телефона в бомбоубежище для того, чтобы позвонить моему отцу не было, то она просто сказала, что я могу не прислушиваться к урокам. Дорогой дневник, я ещё одного такого дня не выдержу, поскорее бы всё закончилось. Аи. Время словно застыло, я потерла ориентацию в нём, казалось на дворе уже ночь, хотя из небольшого окошка лил солнечный свет. Я задремала, и проснулась только от крика своей подруги. У Макото началась истерика, по-видимому, уже шёл урок истории, и когда упомянули имя императора, Макото громко закричала. Я подползаю к ней.

–Макото, с тобой всё в порядке? Спрашиваю я. Она поднимает глаза и начинает хохотать.

–Мы все погибнем, говорит она сквозь смех. В привычной ситуации, я бы её привела в чувства, но сама почти без них, сижу как скелет. Поэтому, я только обняла её.

Отец заехал за нами вечером. Мы выходим с полной сумкой еды.

–Это откуда, спрашивает он.

–Это то, что мы сегодня за обедом не съели, Вам несём, отвечает Макото. Отец улыбается.

–Как прошёл день в школе? Спрашивает он.

–И не говори, я чуть не оглохла от рёва самолёта, Макото сошла с ума, говорю я.

–Не волнуйтесь девочки, наши войска всё ещё сражаются за океаном, хоть и без поддержки, сказал мне отец.

–Естественно, императора захватили в плен, и не разрешают ему командовать армией, говорит Макото.

Через пару миль дом, мы выходим из такси, и я чувствую, что валюсь с ног, какое позорное падение, так упасть перед своим отцом, хорошо, что мама не видит меня, а иначе бы она прочитала бы мне лекцию как стоит себя вести. Дайте мне меч для харакири, я лучше покончу с этим позором, чем проживу ещё один день. Отец подхватывает меня на руки и несёт в дом. Я слышу тихий возглас моей сестры Наны, а значит, я ещё жива.

–Не смотри, говорю я ей. Мать моей подруги Макото добрая женщина, и она настрадалась не меньше нас, она разделила еду которую наш директор притащил из столовой между членами семьи, и мы смогли нормально поесть.

5-Nichi-me (Папа, где ты!)

7 августа 1945 года. Папа, где ты? я задаю этот вопрос снова и снова. Утром мой отец сказал нам, что его вызывают в Токио, по видимому императору стало плохо с сердцем, и моего отца вызвали к нему. Отец перед уходом нервничал, ведь он едет в осажденный американцами город.

–Послушайте, девочки, сказал он нам.

–Если я не вернусь, и если объявят тревогу, то вот телефон одного человека в нашем городе, он поможет вас с убежищем, сказал отец нам.

–Нет, не покидай нас, проговорила я. Отец подошёл ко мне и обнял, видать знал, что прощается навсегда, но я ещё не знала, какая участь ждёт всех нас.

–Макото, Аи, миссис Танака, остаётесь тут за главных, сказал он нам. Я поднесла Нану к папе, и он её осторожно чмокнул в макушку, а за тем, поймав на улице встречную машину, поехал в Токио. Я не знала, что делать дальше, раньше отец подвозил меня до школы, а теперь тут остались одни женщины, и одна малютка Нана. Весь город превратился в город брошенных женщин и детей, и что самое интересное, я наблюдала это с начала войны. Наблюдала за тем, как пустеют улицы и дома, и как жизнь постепенно уходит из города.