355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Касаи Кагемуша » Еще пара слов о Золушке (СИ) » Текст книги (страница 2)
Еще пара слов о Золушке (СИ)
  • Текст добавлен: 1 октября 2021, 22:31

Текст книги "Еще пара слов о Золушке (СИ)"


Автор книги: Касаи Кагемуша



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Шли дни и недели. Обманчивая теплота июня сменилась июльскими грозами, а затем снова настал август. И он принес дурные вести.

– Король умер, – сообщил глухим голосом возница, привезший в дом леди Тремейн сено и продукты одним пасмурным днем. Он был, как и все в государстве, подавлен смертью правителя. – Похороны послезавтра, а на следующей неделе состоится коронация. Его Высочество займет пост отца.

Он говорил что-то еще, но Элла, добрая и сердобольная Элла, его уже не слышала. Она замерла, словно изваяние, а затем отступила на шаг, еще и еще, и бросила опрометью в лес. Она бежала прямо в домашнем платье и туфлях, простоволосая, и по ее щекам текли слезы. Девушка бежала прямо через чащу, и ветки больно хлестали ее по рукам. На миг ей почудилось, что она – олень. Да, да, олень, тот самый, что год назад бежал по королевским угодьям, спасаясь от принца и его свиты, и который, сам того не подозревая, познакомил несчастную Золушку с тем, кто украл ее сердце. Ей показалось это всего на миг, но она замерла, словно всадник возник прямо перед ней, хотя, конечно, никого рядом не было и в помине. Покачнулась, и рухнула на колени.

– О Кит… Бедный, бедный Кит!..

Она плакала навзрыд, закрыв лицо руками, и вместе с ней плакало и небо, проливным дождем поливая кудри, платье. Сердце, вскрытое горестной новостью, будто кинжалом, кровоточило с новой силой. Золушка сидела совсем одна посреди леса, однако ей чудилось, что она буквально чувствует боль возлюбленного, который был где-то далеко, у гроба отца.

Впрочем, как знать… Может, так и было?

Она пришла домой лишь к ночи. Несколько часов она пробродила по лесу, не зная, в какой стороне находится опушка и откуда она пришла, однако вряд ли Элла хотя бы поняла, что чуть было не заблудилась, настолько она была погружена в горе любимого человека. Ей хотелось забрать хоть часть его боли, его страдания, его утраты, и она шептала ему слова утешения. Знала она, что и он бродит в этот же миг в лесу в одиночестве? Вряд ли. Но это было так: оглушенный смертью короля, смертью отца, Кит бежал прочь от вельмож и траура туда, где был так счастлив год назад, встретив удивительную незнакомку.

– Как тебе больно сейчас… Как тяжело! Я знаю, что такое потерять отца, и я все бы отдала, чтобы ты никогда не узнал этой утраты, – шептала себе под нос Элла, уже даже не пытаясь утереть слезы.

– Милая, родная моя… Если бы я мог только обнять тебя, – принц прислонился лбом к дереву, прикрыв глаза и вызывая перед собой образ своей лесной феи, в ее простом платье, верхом на пегой лошади.

– Если бы я только могла сделать что-то, чтобы унять твою боль…

– Вот бы ты была здесь. Как мне не хватает тебя сейчас! Боже, ты только видение, но мне кажется, что ты поняла бы меня сейчас…

– … я бы постаралась утешить тебя…

– … дать надежду, веру, что я смогу жить дальше…

– … всю мою любовь к тебе.

Увы, в те черные часы для них и для всего королевства их разделяло куда больше, чем несколько верст.

*

Не буду утруждать вас историей того, как время снова тронулось с места и завертелось. В конце концов, я видела столько утрат, столько смертей, столько смен королей, царей и даже императоров, что я совру, если скажу, что помню все в деталях. В конце концов, это было так давно! Тогда я была еще совсем молода, и я порхала между своими подопечными, от дочери булочника из маленькой деревушки до не много ни мало фрейлины из дворца той самой принцессы, брак с которой так настойчиво предлагали нашему принцу.

Да, думаю, вы все поняли верно – это я сотворила и тыквенную карету, и мышиных лошадей, и гуся-кучера, и платье, и туфельки… О да, тогда я умела делать вещи и похлеще, чем бальные наряды! Почему же, спросите вы, я не сделала магию хоть немного более долговечной? Ох, милые, будто сами вы не знаете, как ненадежны чары, наложенные на что-то, что само из себя уже повреждено или сломано. И потом, неужели вы думаете, что смастерить что-то на скорую руку, когда девушка уже опаздывает на торжество, так просто? Нет, нет, это неимоверно сложно, и поэтому нет ничего удивительного, что магия полуночи, магия нового дня, так легко сняла мои чары.

Почему же, спросите вы, я не помогла Золушке в тот год, когда она в неведении находилась далеко-далеко от столицы? Увы. Феи-крестные могут многое, но мы не всемогущи. Мы можем создать великолепное платье из рваного наряда, наколдовать мост через полноводную реку и спасти человека, сорвавшегося с обрыва, но – увы – мы не можем сделать этого, пока человек сам не поверит в нас и нашу магию. Мы даже не можем показаться ему на глаза.

Нет, я ничуть не виню мою малютку-Эллу, что она перестала верить в чудотворное созидание моей магии, когда ее негодяйка-мачеха решила обмануть ее. Я лишь могла наблюдать за ней, наблюдать за принцем. И верить в чудо.

Но эта история не о чуде.

*

Август сменился сентябрем, за сентябрем с заморозками пришел ноябрь. Элла справила свое второе Рождество в охотничьем домике отца, а Кит – первое рождество в новой для себя роли, роли монарха.

– Эй, Золушка! – закричала леди Тревейн из столовой, где она и ее дочери справляли праздник. – Принеси еще мяса, да поживее!

– Ваше Величество, – Эрик почтительно склонился перед своим другом, привлекая к себе его внимание. Король извинился перед своим собеседником, почтенным графом, и жестом указал Эрику продолжать. – Это касается тех детей, что Ваша Светлость просила собрать. Они ждут в Малой гостиной.

Январь засыпал и города снегами, февраль укутывал степи поземкой, март пускал веселые ручейки между деревьев в лесу. Зачем мне говорить, как тосковали друг по другу двое молодых людей, чувства которых разлука нисколько не уменьшила? Вы и сами знаете это, если хоть раз любили так сильно, что все сердце заполняется чувством, а, если не любили так, никакие слова не смогут описать вам того, что пережили они. Месяцы шли, утекали, и, пожалуй…

А, впрочем, нет. Я расскажу все по порядку.

В мае, когда снег сошел окончательно, и снова наступила весна, леди Тремейн решила, что медлить дальше нельзя, и что надо сделать все возможное, чтобы устроить судьбы своих дочерей. Своих, разумеется, родных дочерей: для своей падчерицы она уже сделала все, что было в ее силах, все, что можно было сделать через обман, лесть и жестокость.

– Анастасия, Дризелла, вы поедете в июне на бал-маскарад в столицу, и там найдете себе женихов, – заявила она как-то утром.

– А вы, маменька? – взвизгнула Анастасия, уронив ложку. – Вы что, бросите нас одних?

– Нет, мои рыбоньки, – запричитала миледи, обнимая обеих дочек по очереди и прижимая к себе, – Конечно, нет, золотые мои! Я поеду с вами, а Золушка останется дома, приглядывать за хозяйством. Да?

– Но маменька, неужели ей совсем не нужно найти себе жениха? – слабо возразила Дризелла, однако до того робко и нерешительно, что это показалось скорее вопросом. Мать обожгла ее взглядом, но прежде, чем леди успела сказать хоть слово, в разговор вмешалась сама Элла.

– Милая сестра, спасибо тебе, но это совсем не нужно. Мое сердце уже занято, и я никого больше не смогу полюбить так, как люблю его. Вы поезжайте, а я останусь. Право, я… – но ее беспардонно перебили.

– Вы все слышали, девочки, так мы и сделаем! Золушка, будь добра, принеси нам еще бисквитов, – мачеха хотела как можно скорее спровадить надоедливую падчерицу, и та беспрекословно удалилась. Дризелла и Анастасия проводили ее взглядами: все-таки, несмотря на воспитание мадам, они в глубине души были не так и плохи, и поэтому сочувствие и жалость время от времени прорывались в их души.

Начались дни суетливой подготовки к балу. Две служанки, единственные, оставшиеся в доме, целыми днями носились по дому, пытаясь подобрать платья, туфли, украшения, веера, ленты и камни. Леди металась от одной дочери к другой, бракуя один наряд за другим, а сами девушки уставали едва ли не больше Золушки, на которую свалились все домашние заботы. Еще бы! Они по пятнадцать часов в сутки стояли на табуретах, затягиваемые во всевозможные корсеты, примеряли туфли, мастерили высокие прически, и подчас засыпали, забыв даже вытащить из них шпильки. Но все напрасно: чтобы подготовить юных барышень к балу необходимо было сделать то, чего так боялась и так старалась избежать леди Тремейн: нужно было просить Эллу сшить новые, совсем новые платья. Такие, каких не видело еще королевство, такие, чтобы Анастасия и Дризелла блистали, приковывая взгляды.

– Но мадам, – в замешательстве возразила Золушка. – Как же я сделаю красивый наряд из этой ткани?..

– Ах, ну попытайся! – раздраженно бросила дама. – Неужели ты не можешь?

– Никак нет, – покачала головой Элла. – Мне нужны совсем другие материалы, мне нужны ленты и кружева, атлас и шелк, мне нужны тесемки, и уж конечно я не смогу сделать вышивку старыми нитками!

И леди Элеонор пришлось уступить. В конце концов, какая вероятность была того, что кому-то вздумается на рынке трепаться о короле и его одиночестве? В любом случае, полагала мадам, она всегда будет рядом, чтобы прервать нежданный разговор. На том и порешили: в субботу они с падчерицей собрались, и на повозке, которая обычно привозила сено, поехали в город, который лежал в пригороде столицы. Там на весенней ярмарке можно было найти любую ткань, и женщины справедливо полагали, что это лучшее место для поиска.

Толпа, впрочем, почти сразу закружила обеих, и уже через пять минут леди Тремейн не могла найти в вихре прохожих свою падчерицу. Та же, впрочем, не сильно торопилась возвращаться – более того, она отошла прочь от рядом с тканями, прошла через торговцев фруктами, через бесконечную вереницу женщин и мужчин с хлебом, зеленью, мясом и восточными приправами. Впервые за почти два года она была так свободна: город пьянил, обескураживал, кружил голову, и Элла рассмеялась, позволяя людской суете подхватить ее и понести по булыжным мостовым к главной площади. И, пока мачеха тщетно искала ее в бесконечных рядах с ситцем и льном, она была уже далеко.

– Я только погуляю немного и вернусь. Разве от этого будет кому-то плохо? – шепнула себе под нос девушка, и, словно бы сама убежденная своими же словами, ускорила шаг.

На площади играл оркестрик. Пожилой скрипач с седыми волосами до плеч лихо отыгрывал какую-то мелодию, флейтист ужасно фальшивил и не попадал в ритм, но это не мешало горожанам плясать и притопывать в такт. Какая-то тучная женщина в белом платье схватила Эллу под руку, и через секунду она оказалась посреди толпы, на полпути к сцене. Высокий сутулый мужчина со смешными усиками схватил ее за руки и закружился вместе с ней, затем отпустил, и его место занял какой-то холеный юноша со шпагой на боку, затем могучий великан с огромными мускулами, потом подросток-студиозиус в фирменной шляпе. Девушка и сама уже разошлась, смеясь и подпевая со всеми, и с каждой сменой партнеров оказывалась все дальше и дальше от входа на площадь, так что скоро даже если бы Элеонор вышла бы сюда, она бы уже не увидела в постоянно двигающейся гуще народа свою приемную дочь.

Скрипач без всякого перерыва начал новую мелодию, еще более быструю, нежели прежняя, и Золушка подхватила правой рукой подол юбки, левой принимая протянутую руку партнера. Им оказался еще совсем мальчишка, едва ли старше двенадцати лет, курносый и рыжий, весь усыпанный веснушками. Его костюм был прост, на рукаве рубашки темнело какое-то пятно. И все равно Золушка заулыбалась ему, вытанцовывая какой-то странный пируэт. Мальчишка совсем не умел танцевать, однако Элле было достаточно и этого, поэтому она полностью подчинялась движениям партнера, пусть они и были весьма сумбурными, из-за чего внезапно они оказались совсем рядом с палатками башмачников, которые осторожно примостились вокруг площади. Мальчишке было неловко смотреть на партнершу: разница в росте была весьма значительна, и смотреть прямо означало совершенно неприличным образом пялиться прямо повыше выреза, и поэтому он уставился вниз, туда, где две пары ботинок двигались вразнобой, весело отщелкивая каблуками. Внезапно от споткнулся, запутался в собственных ногах и едва устоял: для этого ему пришлось буквально вцепиться в девичий рукав. Пытаясь избежать падения, столь опасного в такой толпе, они непроизвольно сделали несколько шагов вбок, и оказались за границей площади, где танцевали люди.

– П-простите, – запинаясь извинился мальчуган. Он тяжело дышал, вероятно, он плясал уже очень и очень давно.

– Ничего, – мягко улыбнулась Элла, тоже запыхавшаяся и разгоряченная. – Спасибо вам за чудесный танец.

– Куда там, – мальчик махнул рукой, недовольно поджимая губы. Очевидно, он был не очень сведущ в светских манерах, раз воспринял вежливость девушки взаправду. – Я оттоптал вам все ноги, вон, у вас туфельки все в грязи теперь.

– Ох, что вы, что вы! – замахала руками в ответ она. – Все в порядке, не беспокойтесь!

– Давайте я вам в качестве извинений почищу обувь, а? – внезапно пылко воскликнул мальчишка, подаваясь вперед и хватая собеседницу за ладонь. – Я работаю вон там, видите ту серую будку? Я чищу обувь.

– Не стоит… – начала было Золушка, но ее перебили.

– Да ладно вам, что вам это стоит! Пожалуйста!

В конце концов она сдалась под его уговорами. Так или иначе, стоило признать, ее ботинки действительно уже давно не знали профессиональной чистки, к тому же, живой и непосредственный подмастерье импонировал ей. Мальчика звали Рэй, он работал в будке по чистке и ремонту обуви, где обычно целыми днями надраивал сапоги военным и туфли дамам, и все это он успел в подробностях рассказать своей спутнице в течение первой же минуты. Он отодвинул занавеску палатки, вошел внутрь, усадил Эллу на высокий стул и придвинул табуретку.

– Эй, Хью! – заорал он, и из соседней палатки тотчас же вылезла другая растрепанная мальчишеская голова. – У меня здесь одна леди сидит, сгоняй к башмачнику, пусть приедет.

– Уверен? – его друг выглядел неуверенно. – Откуда ты можешь знать, что…

– Просто сбегай! Сложно что ли? – Рэй нахмурился, тон его неуловимо изменился, и Хью, вздохнув, выскользнул на улицу.

Мальчишка снова затрещал о чем-то, и с поразительной проворностью принялся чистить старенькие туфли Эллы.

*

Мадам Тремейн нервно оглядывалась, ища взглядом свою падчерицу, когда мимо нее по улице буквально пронесся всадник на гнедом коне. Никто не обратил на него особого внимания, хоть он и был одет в дорогой плащ и сапоги с блестящими шпорами, в конце концов, здесь, в каких-то нескольких милях от королевского дворца, аристократия была не редкостью, однако от внимания дамы не укрылось, что мужчина надвинул шляпу на самое лицо, скрывая его. Впрочем, объяснений тому могла быть масса, поэтому и она через минуту уже выбросила его из головы, продолжая поиски. Проклятая девчонка как под землю провалилась, и мачеха уже больше часа никак не могла углядеть ее в цветастой толпе, о потому злилась все больше и больше. Мысленно она уже пообещала себе, что больше не выпустит поганую чернавку из дома вовсе, и двинулась дальше, к рядам, где примостились торговцы сладостями.

А всадник тем временем проскакал мимо главной улицы, свернул налево, еще и еще, обогнул причудливой формы дом, проскакал по грязному узкому проулку до улицы пошире и остановился около невзрачных задников торговых палаток, лицевая часть которых выходила на рыночную площадь. Он спешился. Из одной из палаток высунулась щуплая мальчишеская физиономия, уже, впрочем, знакомая нам. Хью уставился на незнакомца, прищурился, а затем, наконец-то опознав, стремглав выскочил на улицу. Человек двинулся ему навстречу. Игнорируя весь этикет и все правила приличия, он спросил, нахмурившись:

– Неужели ты нашел? – и его голос оказался поразительно юным.

– Ваше Величество, – поклонился мальчишка, и король, а это был именно он, нетерпеливо кивнул в ответ. Впрочем, Хью тоже не терпелось. – Не я, Рэй: он встретил девушку на празднике, и он убежден, что это именно она.

– Где она? – голос монарха еле заметно дрогнул.

– Я оставил их в палатке и побежал отправить вам голубя, сир. Это было с полчаса назад. Думаю, Рэй все еще там с ней. Сюда, сюда! – они торопливым шагом двинулись вперед, пока не подошли к той из палаток, из которой доносился приглушенный голос. Хью распахнул заднюю штору, и они с королем оказались в тесном помещении, которое служило чем-то вроде подсобки. Здесь были свалены в кучу щетки, каблуки и вакса, застежки и пуговицы – словом, все то, что только могло пригодиться в профессии Рэя и Хью. В углу ютился сломанный стул. Кит замер, однако его заставил это сделать не беспорядок и даже не куртка, валявшаяся на полу прямо перед ним, нет. Из-за занавески, которая отделяла их подсобку от основного помещения, раздался звонкий девичий смех, служивший наградой мальчишке за веселый рассказ. Он продолжал что-то говорить, и Золушка смеялась громче и громче. Король обмер: ошибки быть не могло. Он помнил этот смех, помнил так отчетливо, словно слышал его только вчера, так ясно, что не мог спутать ни с чем другим.

– … а она мне такая, ну ведь они были серыми! А как я сделаю их серыми, если они были такими от грязи? Она же сама велела мне отмыть их, – продолжал за тонким слоем ткани Рэй, голос которого доносился откуда-то снизу. Вероятно, он был вовсю занят работой.

– Ну что же вы, Ваше Величество! Ну! – прошипел Хью, едва сдерживаясь от того, чтобы не толкнуть высокую особу локтем вбок. Тот не пошевелился. И только сейчас догадка, поразительная догадка прокралась в мозг мальчика. Его лицо вытянулось. – Так это она…

Он еще несколько секунд смотрел на лицо своего господина, а затем с той детской решительностью, подростковой смелостью, которая бывает только в эти годы, бросился к перегородке, резко сдергивая ее вбок. Девушка сидела спиной к нему, запрокинув голову и все еще смеясь.

– Рэй! Рэймонд! – окликнул он друга, и тот немедленно вскочил на ноги, выронил щетки и оборвавшись на полуслове. – Башмачник здесь, – тихо сказал Хью, глядя на друга в упор. Впрочем он, увидев фигуру короля, разглядев его лицо, уже и сам понял все.

Мальчишки тенью выскочили прочь: один через переднюю, другой через заднюю дверь, они исчезли, будто и сами были призраками, и Элла едва успела понять, что произошло. Она и сама вскочила на ноги, удивленно проводив взглядом своего нового друга.

– Эй, ты куда, Рэ… – она не закончила фразу, поскольку, обернувшись, внезапно увидела того, кого увидеть ожидала в самую последнюю очередь. Из ее груди вырвался какой-то странный звук, то ли хрип, то ли возглас удивления, и она инстинктивно сделала шаг назад, прочь от человека, который уже почти два года приходил к ней во сне каждую ночь.

– Это вы… – тихо-тихо выдохнул Кит. Его глаза блестели каким-то странным блеском, лихорадочным, отчаянным, и он сделал крошечный шаг вперед. – Это все-таки вы…

– Ваше Величество, – одним лишь усилием воли усмирив свои чувства Золушка присела в глубоком реверансе, наклонив голову, и ее волосы, рассыпавшись, закрыли едва ли не половину ее лица. Король смертельно побледнел и дернулся, словно от пощечины. Несчастный, пусть он и был монархом и повелителем, пусть он и вершил судьбы сотен и тысяч людей, все-таки он был юношей, которому перевалило за двадцать, юношей пылким, юношей влюбленным. Что мог подумать он, увидев настоящий испуг на лице возлюбленной, которая, кажется, исхудала с их последней встречи еще больше? Что мог подумать он, когда она заменила нежное и ласковое «Кит» реверансом и его новым титулом? Бедный! Если до этого его сердце еще не раскололось, в этот миг оно разбилось окончательно.

– Как вы назвали меня?.. – непослушными пальцами он потянулся к воротнику. Ему показалось, что его душат, что воздуха критически, ужасно не хватает, и он судорожно зашарил пальцами по ткани, силясь расстегнуть верхнюю пуговицу. Он так ждал этой встречи, так грезил о ней, и вот теперь, стоя перед своей незнакомкой он не знал что сказать, что подумать. Липкое отчаяние парализовывало его, и он едва ли мог теперь шевельнуться.

– Простите меня, Ваше Величество, – еще ниже наклонила голову Элла, так, что теперь король совсем не мог видеть ее лица. Но ее щекам покатились одна за другой непрошенные слезы. – Но откуда здесь вы? Что вы тут делаете?

– Меня позвал Хьюго, – все-таки Кит был особой голубых кровей, и он смог взять себя в руки. Он выше вздернул подбородок, и голос его зазвучал почти ровно, не выдавая той бури, что была у него внутри. – Он сказал, что вы здесь.

– Я?.. – Элла отвернулась прочь, впрочем, не пытаясь бежать вон. Ноги подкашивались. – Но зачем?..

– Вы, – подтвердил Кит, и, если бы она видела его в эту секунду, она бы заметила, как судорожно он сглотнул в эту секунду. – Я здесь, потому что я хотел спросить вас, зачем вы обидели меня так жестоко? Почему поступили столь беспощадно, столь безжалостно? Почему вы сбежали тогда, на балу? – он сделал шаг вперед, и Элла, спиной почувствовал это, крепко обхватила себя руками, обнимая.

– Это не имеет никакого значения, поверьте, – ответила она, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– Имеет! Еще как имеет! – король экспрессивно взмахнул рукой, и снаружи раздался веселый свист Рэя, напевавшего какую-то песенку. Вероятно, он пытался заглушить для прохожих разговор, происходивший внутри.

– Нет, Ваше Величество, это неважно. Ваша супруга… – она не успела договорить.

– Ну вот, вот снова! Вы снова обижаете и оскорбляете меня, словно и правда верите, что я мог бы жениться на ком-то другом, когда вы убежали от меня тогда. Вы говорите так, словно и не знаете, как я искал вас все это время, как будто… – Элла всхлипнула, едва слышно, но чуткий слух молодого человека все равно уловил этот звук. – Боже мой! Вы плачете!

Он бросился к ней, разворачивая к себе за плечи, заглядывая в лицо, и его собственное перекосилось от боли и ужаса, когда он увидел красные глаза и мокрые щеки. Золушка забилась в его руках, пытаясь отстраниться, однако он не дал ей такой возможности, и, напротив, только крепче обнял, прижимая к себе. Он и сам выглядел таким несчастным, будто вся боль этого мироздания была знакома ему. Впрочем, как еще оно может быть?

С полминуты девушка сопротивлялась объятиям, пытаясь вырваться, отстраниться, убежать прочь от человека, от которого так отчаянно и так тщетно она пыталась вылечиться так долго. В конце концов она оставила свои попытки, и просто обмякла, содрогаясь от слез и вместе с тем судорожно пытаясь запомнить это мгновение, любимый запах, почти выветрившийся из памяти. Ноги больше не держали ее. Если бы не король, она бы просто упала, но он не дал ей сделать этого: осторожно, словно держал самую редкую и самую хрупкую хрустальную вазу из коллекции своей матери, он опустился вместе с ней на пол, и едва заметно стал раскачиваться из стороны в сторону, словно укачивая ее.

– Не надо, прошу вас, не надо… Прошу, – сквозь всхлипы снова заговорила Элла. – Вы женаты, вы не должны…

– Если ты не веришь мне, я сейчас же выйду на площадь и спрошу всех и каждого, кто стоит там, женат ли я, и, уверяю тебя, ответ будет единогласным, – он взял ее за плечи, слегка отстраняя от себя, чтобы видеть ее глаза, и закончил твердо, так, как может только настоящий правитель. – Я никогда не был связан ни узами брака, ни даже помолвки.

– Что?.. – она была настолько удивлена, что замерла, во все глаза глядя на юношу напротив. – Но как же, те гонцы… Глашатаи на площадях… Кареты с министрами, стражники… Я видела, я сама видела их, Ваше…

– Не зови меня так, умоляю! – он отпустил ее, закрывая руками лицо, однако она не вскочила, убегая прочь, а осталась сидеть тут же, поодаль, едва не касаясь коленями его колен. – Только не от тебя… От кого угодно, но не от тебя… – он замолчал, и ему потребовалось некоторое количество времени, чтобы продолжить. Когда он начал говорить, его голос был глух. – Все эти люди, все эти гонцы и глашатаи, стражники и солдаты, министры и графы искали тебя, только тебя. Тогда, когда ты убежала прочь с последним ударом часов, ты разбила мне сердце, – он грустно усмехнулся, и наконец-то отнял ладони от лица. – Сначала украла, а затем разбила. Я искал тебя так долго, так невыносимо долго… А тебя все не было. Я разослал вестников во все концы королевства, я был на всех заставах на границе, но ты исчезла, словно тебя и не было. Как я мог жениться? Неужели ты думаешь, что я смог бы пойти на это? Свадьба значила бы, что я должен навсегда отказаться от тебя. Нет, нет, я не смог бы этого сделать. Я могу отказаться от трона, от всех регалий, от чего угодно, но есть что-то, что я сделать не в силах.

– О, Кит!.. – воскликнула Золушка, однако, словно испугавшись своих же слов, прикрыла рот ладонями. Сам же король вскинул голову, и его лицо осветила, впервые за весь разговор, слабая улыбка.

– Неужели ты думала, что я женат? И поэтому ты пряталась? – на глазах Эллы снова выступили слезы. Это признание в любви, эти горячие слова – она даже не могла мечтать о таком, но какой во всем этом смысл, если все равно у них не было никакого будущего? Она была обычной девушкой, она не была ни принцессой, ни герцогиней, у нее не было ни приданого, ничего. Она была прислугой в собственном доме, и мечтать о сказке… Словно прочитав ее мысли, Кит осторожно взял ее за руку, и заговорил снова.

– Я знаю, что ты не аристократка. Нет, прошу, не пугайся так, мне это совсем не важно: за это время я видел всех наследниц престолов соседних королевств, познакомился с каждой светской дамой королевства, видел каждую фрейлину. Я искал тебя, искал повсюду, и все эти девушки, как бы ни были они прекрасны, для меня ничто в сравнении с тобой. Я не лукавлю, слышишь? Я люблю тебя, люблю любой, кем бы ты не была. Я ведь даже имени твоего не знаю, но я готов прямо сейчас, прямо в эту секунду просить твоей руки, и, если ты сомневаешься, делать это снова и снова, пока ты не полюбишь меня и не ответишь мне «да». Я готов доказать свои чувства, готов…

– О, Кит! – и Элла бросилась к нему на шею, обнимая так крепко, как только могла. Он онемел. Словно не веря своему счастью, он осторожно коснулся ее спины, и только после этого ответил на объятия. – Тебе не нужно ничего доказывать, слышишь? Если ты хочешь, чтобы я стала твоей женой – да! Я готова ответить тебе это снова и снова, сказать хоть тысячу раз. Я согласна, слышишь?

– Боже… – он уткнулся ей в плечо, и, хотя этого никто не видел, думается мне, на его глазах тоже выступили слезы. – Я сейчас на коленях перед тобой, я покорен, я повержен. И все, чего я могу просить тебя – пожалуйста, назови свое имя. Я так хочу, чтобы ты была моей!..

– Я и без того твоя и всегда была ею, тебе не нужно просить об этом. Как бы я ни желала, с самой нашей первой встречи я принадлежала только тебе…

– Но кто ты? Назови имя, прошу! – глаза в глаза.

– Элла, – она улыбнулась ему просто и открыто, как в первый день, в лесу, когда не знала еще, кто он такой. Для нее он был все тем же. – Меня зовут Элла.

– Элла, – повторил он, словно пробуя на вкус незнакомое слово. – Элла…

– В чем дело? Тебе не нравится?

– Нет, просто я думаю, как же я мог сам не догадаться… Теперь, когда я знаю его, мне кажется, что ни одно другое имя не может, просто не может быть твоим, – и он рассмеялся. А следом и она.

– Кит, мой милый, мой родной, мой любимый Кит… Как долго я ждала тебя!

– Почему тебя не было рядом, Элла? Я так нуждался в тебе! Иногда мне кажется, что я так слаб, что я совсем ничего не могу. Ты так нужна мне! Почему тебя не было рядом?

– Зато теперь я здесь, и больше я никуда не денусь.

– И не сбежишь снова, оставив мне лишь туфельку?

– Нет, не сбегу. Пока ты сам не прогонишь меня, я буду рядом, с тобой.

– Правда? Ты обещаешь мне?

– Клянусь!..

А снаружи, у палатки, около задернутого входа, стоял мальчишка, и, насвистывая песенку, улыбался. Он улыбался прохожим, улыбался музыкантам и торговцам, улыбался небу и солнцу, и особенно широкой и хитрой улыбкой он одаривал таких же, как и он, ребят-башмачников, сновавших туда-сюда. И они отвечали ему тем же.

Помните, что я сказала вам в начале? Это сказка не о девушке, которой улыбнулась удача, нет. Это история о любви.

О любви короля, которому еще предстоит стать великим правителем. О той любви, которая была столь сильна, что ради нее он и сам совершил чудо. О той любви, которая рождает легенды. В конце концов, это именно он был тем, кто собрал во дворце мальчишек-башмачников, тех, кто как никто лучше мог узнать ногу по одной лишь потерянной туфле, тех, кто может затеряться в толпе и, не вызывая подозрений, искать и искать. Ах, ведь кто мог понять пылкого влюбленного лучше, чем эти дети? Кто мог бы стать более преданным союзником в поисках неизвестной девушке? Мальчишки ведь так проницательны. Вы без сомнения помните, кто был тем, кто с первой минуты узнал в Золушке ту самую таинственную принцессу с бала. Разносчик газет, дитя улиц – только такие люди могут с первого взгляда заметить что-то неуловимое, что укажет на истину. Долгие месяцы мальчишки рыскали по ярмаркам и праздникам, по маскарадам и людным улицам, и долгие месяцы Его Величество и его верный Эрик сами разъезжали по всей стране, вглядываясь в лица девушек, встречавшихся им на пути.

Он так долго искал ее, и он нашел. Едва ли я могу назвать это магией или чудом.

И все-таки, в тот миг, когда он все-таки поцеловал ее, думается мне, кое-что изменилось в этом мире.

Это уже, конечно, совсем неважно, и, возможно, было даже излишним, но все-таки я наложила в этот миг одно, самое последнее заклинание для моей дорогой крестницы. Заклинание, которое сделает их обоих счастливыми. Все-таки я фея-крестная, и это моя работа.

А любовь заслуживает счастья.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache