Текст книги "Двенадцать (СИ)"
Автор книги: Каррера Мими
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 3
– Загадывай желание! – Людмила Андреевна пыталась казаться радостной в мой день рождения, который пришлось встречать в палате больницы.
Я пролежала там почти месяц. Меня пичкали лекарствами и делали внутривенное вливание. Из-за того, что сильно похудела, щеки казались впалыми, глаза уставшими и еще более грустными. Я так радовалась, когда ко мне приходил Сергей и его родители. И я очень ждала папу. Но он не приезжал. Он сейчас далеко. И вернется через пару недель.
– Загадала?
Я кивнула в ответ и задула свечи. Мне исполнилось шесть лет.
Все принялись меня обнимать и целовать. Захотелось расплакаться от счастья, но папы рядом не было, значит, счастье было не абсолютным и плакать нельзя.
В день, когда меня выписали, за мной приехали родители Сергея и взяли с собой Лира. Он вертелся, как волчок, в ожидании встречи со мной. Я по нему очень скучала. В больницу собакам вход запрещен. Но однажды, когда я уже шла на поправку, Сергей привез с собой Лира. В больницу с ним он не входил, просто стоял у машины и держал его на руках. Я помахала им из окна, улыбаясь. Было так приятно. Хотелось погладить Лира по голове и поцеловать в его острую мордочку и холодный нос. Он у меня чисто-белого цвета, как снег… прекрасный, самый замечательный пес на свете.
Его отец подарил мне с душой. Он тоже любил животных, как и я. Как и Сергей, как и его родители. Только мама моя его не любила. Она вообще никого не любила. Даже своих любовников. Она просто спала с ними, коротала время в отсутствии отца. По сути, она любила только себя, хотя и эта любовь мне казалась призрачной. Она – несчастная женщина, которая не знает себе цену, не знает любви матери к ребенку, и мою не принимала, как и любовь отца не воспринимала всерьез. А отец ее любил.
Что ни говори, мать у меня видная женщина. Младше отца на десять лет. У нее от природы белокурые волосы, светлые глаза, великолепная фигура, за которой она тщательно следила. Вкус в одежде тоже имелся. Он у нее врожденный. Видимо, мне он передался от нее. Только пользовалась я им, вкусом, когда мне стукнуло восемнадцать, а моя любовь к Сергею самая что ни на есть – настоящая, в двенадцать лет. Это было не просто физическое влечение, нет. В первую очередь – это влечение души к душе, – самой красивой, сильной и независимой.
У каждой женщины есть в жизни мужчина, за которого не просто можно умереть, а хочется умирать. А может, и не у каждой он есть. У моей мамы он был, – это мой отец. Только она этого не оценила. А мой отец полюбил вновь. И его нынешняя жена, еще моложе моей матери. Разница у отца с Тамарой Васильевной пятнадцать лет, но они живут душа в душу. Отец доверил свое сердце еще раз, не боясь, что его могут снова втоптать в грязь. Он – сильный мужчина. И Сергей был чем-то на него похож. Но я полюбила его не за это, а… А разве любят за что-то? Любят просто. Любят душой… сердцем… любят и все.
– Ну, готова, маленькая? – Сергей сел передо мной на корточки и щелкнул указательным пальцем по кончику носа. Он часто так делал: щелкал по носу или просто целовал в нос. Когда я была маленькой, ему нравилось смотреть на меня снизу вверх, часто садясь передо мной на корточки. Он делал это для того, что бы я чувствовала себя высокой. Не в росте, а в подрастающей личности.
– Готова.
– Тогда, идем? – Сергей поднялся на ноги и протянул ладонь, в которую я вложила свою.
Выйдя из больницы, Лир сорвался с места и кинулся ко мне. Как же он подрос!
Я попыталась поднять его на руки, но для меня он был тяжел. Вертелся вокруг ног, прыгал, лаял. Какой же он хороший! Как можно было выбросить такое чудо на улицу?
Я очень часто вспоминала тот момент, когда Лир оказался выброшенным на улицу любовником мамы. Мой песик сидел на мокром асфальте и впитывал грязь в свою белую шерстку, которая вмиг стала запачканной слякотью и холодными каплями дождя. В ту ночь разгуливал ледяной ветер, пронизывающий до костей, каждый раз, толкающий в спину все с новой и новой силой. А Лир сидел и не сопротивлялся.
Интересно, что думают животные в такой момент, когда их выбрасывают, как ненужный мусор? Ненавидят? Нет. Они продолжает любить своего хозяина, хоть и бывшего. У них всегда добрые и доверчивые глаза, которые смотрят тебе в рот и ловят каждое слово; смотрят в глаза и встречаются с твоим взглядом – улыбаются. Только тот, кто любит животных, замечает такое. И не прав тот, кто говорит, что животные не умеют улыбаться. Умеют. И любить умеют, и жалеть, и просто быть рядом. Всегда. Безвозмездно.
– Соскучился по тебе! – Сергей погладил Лира за ухом.
– Я тоже соскучилась, – прошептала Лиру, глядя в глаза. Он медленно моргнул в ответ. Мой Лир, мой любимый Лир!
Немного покатавшись по городу, мы поехали домой. Сергей с родителями планировали оставить меня у себя, пока не приедет мой отец. Евгений Николаевич так и сказал:
– Машенька, до возвращения папы поживешь пока у нас. И когда он будет снова уходить в плаванье, будешь жить у нас.
– А… мама? – Я видела, как у Сергея заходили желваки на скулах. Он никогда не уважал мою мать и вообще женщиной ее не считал.
Как-то раз, когда я была старше, он сказал, что называть себя настоящей женщиной может та, у которой есть любящий ее мужчина, и которого любит она. Любит не словесно или телесно, духовно. Это глубокая связь, которая трансформируется в нить, опутывающая обоих.
Я тогда запомнила это, а позже, поняла: настоящей женщиной я стала рядом с ним.
– Я думаю, она не будет против, – сдержано ответил Сергей, и далее мы ехали молча.
Но моя мать оказалась против.
– Что вы себе позволяете? Это мой ребенок, и жить она будет в моем доме! Я вызову милицию!!!
– Марина, по-моему, уже давно стало понятно, что времени у тебя на свою дочь нет…
– Не тебе судить, Орлова!
Моя мать завидела подъезжающую машину Евгения Николаевича к дому и, мгновенно выпорхнула на крыльцо. Ее поведение удивило всех. Она никогда не заботилась обо мне. Так и не став настоящей матерью, она играла в нее при моем отце. Но долго играть эту роль она не могла.
– Я хочу к Сереженьке, – Я протянула детские ручки к Сергею, и он уже готов был взять меня на руки, как мать больно отдернула меня. Я споткнулась, и чуть не упала.
– Ей больно! – Слова Сергея были сказаны очень громко, на момент, оглушив писк матери.
– Она больше не будет ходить к вам в гости! Это моя дочь и будет слушаться меня! – Она потащила меня к дому, а я начала плакать.
***
– Сергей, стой! – Орлов-старший схватил сына за плечо, но тот вырвался и пошел за нами. – Успокойся! – Евгений Николаевич стал на пути Сергея и перегородил ему путь.
– Успокоиться? Как с такой стервой можно успокоиться?!
– Мы сейчас ничего не можем сделать.
– Можем! Мы можем вызвать милицию! Мы, а не она!
– И что мы скажем милиции? Что Марина несостоявшаяся мать? Что она обижает ребенка? Чем докажешь это? Вот приедет Валентин, тогда поговорим с ним. А сейчас, идем домой. Если что – мы рядом.
– Я никуда не пойду!
– Будешь сидеть здесь? На ступеньках ее дома?
– Да!
Евгений Николаевич ничего не ответил. Он засунул руки в карманы брюк и смотрел в сторону, где стояла Людмила Андреевна и обнимала себя. Пытаясь согреться. На улице было морозно, хоть еще и не наступила зима, но люди кутались в теплые куртки и шарфы.
– Смотри, Сергей, пройдет время, она вырастет и повзрослеет. «Повзрослеют» и чувства. Как бы эти чувства не перетекли в другое русло.
– Отец, о чем ты говоришь?! Какое русло? Не говори глупости.
– Это не глупости. Потом поговорим.
– Когда потом?
Евгений Орлов направился с женой к своему дому, но остановился и обернулся на вопрос сына.
– Через года, сынок. Через года.
***
Я видела Сергея за окном. Как он ходил по нашему дворику, опустив голову, грея руки в карманах теплой куртки. Я смотрела на него, сидя на подоконнике. Было так грустно и одиноко.
Прошло три дня, как я была дома. Правда, это больше походило на заточение. Мать меня не пускала к Орловым, но и не лезла в душу. Она вообще на меня не обращала внимание. А сегодня я заметила, что она принаряжается. Значит, скоро придет к ней «гость». От этого стало противно. Захотелось не то что убежать, а испариться. Но, увы, это было невозможно.
– Иди к себе в комнату и не высовывайся оттуда, – сказала мать и я сразу же ушла к себе, поднимаясь по лестнице.
Лир остался у Сергея. И я снова его не видела. Только ждала, когда вернется отец и заберет меня. А еще, ждала, когда меня заберет Сергей.
И можно сказать, я дождалась, когда услышала повышенные тона в гостиной. Это были голоса Сергея, матери и ее любовника – Антона, того мерзкого человека, выбросившего моего Лира.
Я тихонько спустилась по ступенькам и спряталась за приоткрытой дверью, наблюдая за ними.
– Маша не пойдет к тебе, убирайся! – Голос матери стал громче.
– Я никуда без Маши не пойду! – Сергей ей не уступал.
В их разговор вмешался Антон. Он был почти одного роста с Сергеем, но несколько крупнее его. Все-таки, Антон – взрослый мужчина, а Сергей – молодой парень, хоть и с довольно развитыми мышцами.
– Ты что не понял, малец? Тебе сказали, пошел вон отсюда! – Он подходил к нему все ближе и ближе, но Сергей даже с места не двинулся, пока Антон его не оттолкнул.
Мне стало страшно, и я зажала ладошкой рот.
– Это ты не понял. Я никуда не уйду без Маши.
– Да я с тебя сейчас три шкуры спущу! – Антон схватил Сергея за грудки, пытаясь вытурить его за дверь, но у него это не очень удачно получалось. Тогда он ударил Сергея в скулу. Я закричала, испугавшись за Сергея, и бросилась к нему.
– Сереженька!
– А ты что здесь делаешь? Я сказала тебе сидеть в комнате!
Но я не слушала, что кричала мне мать, и начала бить кулачками по спине Антона. Конечно, ему больно не было. Он развернулся и дал мне пощечину тыльной стороной руки, будто хотел избавиться от назойливой мухи, сказав:
– Отвали, мелочь!
Я полетела на пол, чувствуя, как горит щека. Это было позорно. Меня никогда никто не бил по лицу. Папа и пальцем меня не трогал. Я испытала в тот момент такое унижение, когда на самом деле, унизительно должен чувствовать себя он. Поднять руку не то, что на женщину, на ребенка, который не сможет ответить тем же – это низко. А еще, я поняла, что не только я униженная, но и моя мать. Ведь с таким человеком она делила постель, разрешала ему прикасаться к ней.
Его руки казались мне сальными, неопрятными, а его вид был настолько аляповатым, что я невольно задавалась вопросом, как моя мама, у которой безупречный вкус, могла выбрать в любовники такого мужчину – полную противоположность себе. Альтернатива моему отцу, жалкое подобие тестостерона?
Сергей вскочил на ноги, буквально взревев. Его глаза налились кровью, дыхание участилось и, спустя секунду, Антон уже лежал на полу, потеряв равновесие от сильного удара в челюсть. На этом Сергей не остановился и, налетев на него сверху, продолжил бить Антона по лицу с такой яростью, словно хотел весь дух из него выбить.
Мать завизжала громче прежнего, и вместо того, чтобы их разнимать, подлетела ко мне, схватила за волосы, поднимая на ноги и начала трясти.
– Видишь, что наделал твой ублюдок, маленькая сволочь?! Мой Антон должен из-за тебя получать!
Ответить на такую несуразность я ничего не успела, потому что она резко меня отпустила, а ее горло сжала рука моего отца. Я не видела, как он внезапно появился, но вслед за ним в дом вбежали родители Сергея, и Евгений Николаевич начал оттаскивать сына от Антона, у которого была рассечена губа, бровь, а из носа текла кровь.
***
– Как ты назвала дочь? – процедив вопрос сквозь зубы, мужчина сильнее сжал пальцы на шее женщины. – Я кого спрашиваю? – Марина схватилась обеими руками за горло и судорожно открыла рот, хватая воздух.
Тем временем, Евгений Орлов и Сергей выгнали маминого любовника, а Людмила Андреевна, взяв меня на руки, вышла из дома вместе с сыном и мужем.
– Это ты так из-за твоего любовника назвала дочь? Отвечай! – Он с омерзением оттолкнул жену. – Изменяла мне, сука! А я как дурак тебе верил, с нетерпением ждал встречи, тосковал!
– Да, я изменяла тебе! Как только ты уходил в плаванье, я сразу уходила к любовнику и трахалась с ним у него и у нас в доме, на нашем супружеском ложе!
Звонкая смачная пощечина поставила восклицательный знак в ее пламенной речи, а ее признание – очередной шрам на сердце Валентина и точку в браке.
Марина залилась хохотом и упала на диван, а успокоившись, иронично спросила:
– Неужели ты думал, что я буду ждать тебя по шесть-восемь месяцев? Брось, ты мне тоже изменял. Не может мужчина долго воздерживаться от секса.
– Нет, я не изменял. Я думал, ты другая, лучшая жена и мать в мире. Как я ошибался. Мне стыдно, что ты мать Марии. Мне стыдно, что Маша терпела столько боли и унижений. Мне стыдно за то, что я столько времени был слеп, не видя очевидных вещей. Знаешь, кто ты? – Валентин говорил спокойным и равнодушным тоном. Одному Богу известно было, как ему тяжело давались эти слова, пропитанные горечью.
– Ты просто бл*дь.
Марина никогда раньше не слышала ругательств от Валентина. Он был примерным семьянином, очень воспитанным. И то, что он позволил себе сегодня – поднять руку на женщину, оскорбить ее, – он никогда не делал ранее.
– Чтобы через час, тебя не было в этом доме. Собирай свои манатки и убирайся!
– Но… – А вот сейчас Марине улыбаться уже расхотелось. В ее глазах мелькнул страх потерять все, что она имела. Она жила на попечении мужа, не работая, а только тратя его деньги.
– Никаких «но»! То, что ты выгнала мою дочь на улицу, оскорбляла и поднимала на нее руку – я тебе никогда не прощу. Я лишу тебя родительских прав. Ты недостойна быть матерью моей дочери.
– Ты выгоняешь меня на улицу? – Все еще не верила своим ушам Марина.
– Да, я тебя выгоняю. А без денег, ты ни одному любовнику не будешь нужна. Придет время, и ты, конечно, найдешь какого-нибудь дурака, и он на тебе женится. Но запомни, сегодня, ты потеряла свою семью, которая тебя любила. Никто тебя так не будет любить, как я любил. – Валентин горько усмехнулся и продолжил. – Говорят, нельзя любить человека за что-то. Ты его любишь, либо нет. А ты не заслуживаешь, чтобы тебя даже за что-то любили. Ты глупая женщина, Марина.
Валентин направился к двери, оставив позади Марину, бросив напоследок, не оборачиваясь:
– Я даю тебе час. Не соберешься сама, я просто выкину твои вещи на улицу и уйдешь в том, что на тебе сейчас.
Ему необходимо было сделать глоток свежего воздуха. Боль от предательства душила его, а обида за дочь – росла неимоверно.
Валентин сел на холодные ступени своего дома и сильно укусил запястье, чтобы не позволить соленым капелькам покатиться по щекам. Хотелось выть, стонать, кричать от своей роковой ошибки. Как же ему было сейчас больно. Но боль за дочь превышала. Он чувствовал себя предателем по отношению к Маше. Она всегда так плакала, когда он каждый раз уходил в плаванье. А он улыбался и успокаивал, говоря: «я скоро вернусь».
Валентин опустил голову, пребывая в своих мыслях, а медленно подняв, увидел перед собой дочку. Она смотрела на него глазами, в которых, также как и в его, отражалась грусть и печаль, боль от всего произошедшего, но и надежда, что сейчас будет все иначе.
Валентин протянул к Маше руки, и она подалась вперед, обнимая так крепко, как никогда.
– Я люблю тебя, дочка. – Он поцеловал ее в щеку и погладил по волосам.
– И я тебя, папа.
***
У моего отца были очень красивые руки. Они были поистине мужскими, но, одновременно и нежными. Такие же руки были и у Сергея. В таких руках всегда можно чувствовать себя в безопасности и тепле. Именно таким рукам можно позволить дотронуться до самого сердца.
Глава 4
Что такое время, и почему оно так быстро летит?
Нет, оно никуда не летит. Это мы куда-то постоянно спешим, хотим быстрее повзрослеть. Я тоже хотела в период полового созревания. Именно тогда во мне проснулась любовь к Сергею другого рода. Вернее, она начала просыпаться и с каждым днем крепла все сильнее…
А потом, мне захотелось вернуться в детство, в свои пять лет, когда я впервые его повстречала. Только чтобы мама была другой. Чтобы любила папу и меня. Но, это было нереально исправить, и время назад не вернешь.
Как сейчас помню тот день, когда я готова была лезть на стены от боли. От душевной боли, которая душила с каждым цепким захватом сильных рук. От такой боли оставались синяки на сердце и рассасывались они долго. И именно в такие моменты, думаешь и спрашиваешь себя: почему все так? Почему не иначе? Потому что я Мария Филимонова.
Но Марией я стала не сразу. Чтобы дойти до своего полного имени, мне потребовалось много сил, упорства и терпения, которое иногда заканчивалось. Казалось, что все – нет больше сил идти дальше. Не хочу поднимать голову выше. Не хочу становиться Марией. Но слова, которые мне однажды сказал Сергей, заставляли двигаться вперед.
«Мария. Хотя… нет, ты еще пока не Мария. И даже не Маша. Уже не Машенька. Ты Машка, просто Машка».
Мне тогда хотелось подойти к вальяжно развалившемуся холеному мужчине, и дать по его наглой морде! Стереть эту ухмылку в порошок.
Но он был так прав. И только эта его правота остановила меня.
Моя цель была – стать настоящей Марией, – его женщиной. Я поняла, что он сможет полюбить только Марию, именно как женщину, а не как младшую сестренку, коей он считал меня.
В то время, я уже училась в университете. Но школьные годы не прошли бесследно. Я получила отличную закалку, которая в корне поменяла мой характер. Не было больше покладистой Машеньки. Она осталась глубоко спрятанной в душе, куда я никого не впускала, кроме Сергея.
Мой первый, проведенный день в школе, начался, как и у всех с первого сентября.
На первый звонок меня повели мой отец и Сергей, его родители и моя бабушка – папина мама. Она приехала по просьбе отца, сообщившего, что разводится. Бабушка Лариса, по отчеству – Елисеевна, очень обрадовалась – как и переезду к нам домой, так и тому, что Марина больше не будет портить жизнь ее сыну и внучке. Теперь, бабушка жила с нами. А до этого жила в столице, всю жизнь, мечтая жить за городом. Лиру бабушка понравилась сразу. Он как ее увидел, налетел, чуть не повалив на пол, и принялся облизывать лицо. Бабушке Лир тоже понравился. И животных она любила. И сама она была очень доброй и душевной.
– Ну вот, теперь ты школьница! – Сергей подхватил меня на руки и слегка подбросил, а словив, крепко обнял и поцеловал в щеку.
Мне, практически не помогали с домашним заданием дома. Сергей меня тщательно подготовил к школе. Он проверял все, выполненные мною уроки, а также оценки и успеваемость. Когда отец возвращался из плаванья, брал пример с Сергея. Бабушка же меня хвалила и гладила по голове, говоря, что я у нее смышленая внучка.
И вот, вроде все хорошо складывалось. Наконец-то у меня была такая семья, о которой я всегда мечтала. Меня любили, не обижали, хвалили. Но… настал октябрь, и Сергей ушел в армию. Я тогда так плакала, когда узнала, что не увижу его еще очень долго. Два года – это не два дня. Он обещал, что после года службы приедет на мой день рождения. Но я все равно плакала и долго не могла успокоиться. Было ощущение, что от меня отрывают самое дорогое, точно так же, как и отца, когда он уходил в плаванье.
Но Сергей не мог отказаться от службы, и даже, если бы была возможность, не воспользовался ею. Не тем он был человеком. Он считал, что армия закаляет и делает настоящим мужчиной. Он должен был это пройти.
Был хмурый осенний день. Дождь с утра мелко моросил, отчего вызывал неприятные ощущения.
Много матерей и отцов провожали своих сыновей в армию, прощались с ними: кто плакал, кто был более сдержан. Я же, держала Сергея за руку так крепко, что костяшки пальцев побелели. Он смотрел на меня сверху вниз и улыбался лишь уголками губ. У него были чувственные по-мужски красивые губы, которые хотелось целовать, целовать, целовать…
– Не плачь, Машенька, я скоро вернусь. – Он, как и всегда, сел передо мной на корточки и погладил большим пальцем руки мою щеку, по которой покатилась одинокая слезинка. Она коснулась пальца Сергея и растворилась на его коже.
– Папа тоже так всегда говорит, и возвращается нескоро.
Сергей тихо рассмеялся, опустив на секунду голову, посмотрев на меня из-под длинных ресниц.
– Ты умная девочка, Машенька. Но я обещаю, что больше не буду никуда уезжать так надолго.
Я прикоснулась к его руке своей и закрыла на мгновение глаза.
Когда Сергей услышал свою фамилию, он поднялся на ноги и обнял своего отца, затем мать, которые провожали его вместе со мной.
– Пока, сынок! – Евгений Николаевич обнял сына, а после – Людмила Андреевна. Она тоже плакала и вытирала слезы платочком.
– Пока отец! Мама! – Сергей поцеловал мать в щеку и повернулся ко мне.
– До встречи, Машенька! – Наклонился и так же, как и мать, поцеловал в щеку. А я еле сдерживалась, и чтобы не заплакать навзрыд, сильно прикусила нижнюю губу. У Сергея тоже заблестели слезы в глазах, но он не позволил им пролиться.
Когда смотрела, как он уходит, постепенно удаляется, я вырвала свою руку из руки Людмилы Андреевны и побежала со всех ног к нему.
– Сереженька! – кричала я. Он обернулся и только успел подхватить меня на руки. – Сереженька, я тебя люблю! Я тебя очень люблю! – Тогда я уже не сдерживала себя и горько плакала. Мне было все равно, что все, кто там был, наблюдали эту картину. Многих парней не провожали девушки так, как прощалась я с Сергеем. А ведь я была еще совсем маленькой.
– Я тоже тебя люблю, Машенька! Очень люблю, маленькая!
«Маленькая»… он любил меня так называть, даже, когда я повзрослела.
К нам подбежали родители Сергея и взяли меня из его рук. Я вырывалась и тянулась к нему, не переставая плакать.
И той же ночью, я тоже плакала. И последующей. Я очень сильно за ним скучала… тосковала…
Я писала ему письма каждый день, рассказывая о том, какие у меня успехи в школе, как у меня дела. Он много спрашивал обо мне в письмах, интересовался. Конечно, мои письма не отправляли каждый день, и Сергей не мог отвечать на каждое, но читал абсолютно все.
Уже тогда я была сродни его девушки. Только этого никто не понимал. Никто об этом не задумывался. А я была. С ним. Всегда.
«– Сереженька, привет! Я очень по тебе скучаю…»– так начиналось каждое мое письмо.
«– Машенька, здравствуй, маленькая! Как у тебя дела?..»– А вот так начиналось его письмо. Каждое.
«… – Я сегодня получила пятерку по литературе за стихотворение…»
«… – Ты у меня такая умница!..»
«… – Бабушка купила большой и вкусный торт к моему дню рождения…»
«… – Жаль, что меня не будет рядом в такой день…»
Так прошел мой седьмой день рождения. Праздновала я его с бабушкой и родителями Сергея. Они подарили мне много игрушек и красивые нарядные платья. Папа был в плавании. Но я знала, что он тоже меня поздравляет, любит и скучает, как и я за ним и за Сергеем.
Он написал мне поздравление:
«– Моя милая Машенька! В этот замечательный день я хочу поздравить тебя с Днем Рождения и пожелать оставаться такой же нежной Машенькой; веселой и волевой Машкой; милой и доброй Машей; великолепной и прекрасной Марией. Я люблю тебя…»
Может его письма выглядели, как если бы он писал взрослой девушке, но было в этом что-то такое интимное и в тоже время невинное.
***
– Какая у тебя хорошая девушка! – восхищался Алексей Савельев. Он служил вместе с Сергеем. Они стали хорошими товарищами, можно сказать, друзьями.
– Какая девушка? – Сергей нахмурил брови и внимательно посмотрел на Алексея.
– Которая пишет тебе, а ты ей.
– Она не моя девушка! Ей всего семь лет.
– Ничего себе! – Алексей присвистнул и встал. – Все равно это классно, кода пишет девушка, пусть даже такая маленькая. Моя вон, написала, что ждать больше не может. Встретила другого, сука! – От досады, Алексею хотелось сплюнуть. – А ведь прошло только три месяца. Ждать она не может! Да ну и ладно. Чем такая девушка, лучше одному быть.
– Это верно!
– Слушай, а ты не думал о том, что, когда Маша вырастет, вы будете кем-то большими друг другу, чем просто друзья?
– Савельев, ты бы лучше поотжимался, не то мыслишь не туда!
– Да ладно тебе, Орлов! Я серьезно.
– Я не хочу говорить на эту тему. Маша мне, как младшая сестренка.
– Есть одно «но».
– Какое?
– Она не младшая сестренка тебе. – Алексей сделал ударение на «не».
Сергей фыркнул на это заявление, не собираясь что-либо отвечать.
***
Прошел первый год службы, и Орлову-младшему, дали отпуск. Он приехал домой, как раз к моему дню рождения.
– Угадай кто? – Сергей прикрыл руками мои глаза, когда я сидела за столом в кругу близких мне людей. Я сразу узнала его голос и радостно завизжала:
– Сереженька!
Он подхватил меня на руки и закружил.
Вдоволь поздоровавшись друг с другом, все сели за стол праздновать мой день рождения. Даже отец вернулся к празднику.
Что может быть лучше, когда рядом будущий мужчина всей твоей жизни, но уже такой любимый; родной и любящий отец; бабушка; уже взрослый Лир и родители Сергея.
В тот день рождения, задувая свечи, я загадала, чтобы папочка и Сереженька никуда больше не уезжали.