Текст книги "Игра Дракона (СИ)"

Автор книги: Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Уже позже Конан, расслабленно лежал на ложе из шкур, тогда как с обеих сторон к нему прильнули две обнаженные удовлетворенные женщины. Никто из них не произнес ни слова, да уже и не нужно было слов – взгляды Валерии и Лиссы, устремленные друг на друга и на принадлежащего теперь им обеим мужчину были достаточно красноречивы.

И всю эту идиллическую умиротворенность нарушил оглушительный рев, раздавшийся снаружи и вслед за этим – испуганные взбудораженные крики.

Что это? подкинулась Валерия и в ответ раздался испуганный шепот Лиссы.

–Виверна!

Громкий рык повторился и Конан, одеваясь на ходу, выскочил из хижины, подхватывая лежавший у входа меч. На месте недавней пирушки царил полный хаос: костры и жаровни были разбросаны по всему берегу, и, меж полыхавшего пламени, метались, потрясая копьями чернокожие. Вот один из них, полуобнаженный черный гигант, со всех ног кинулся к лодкам, что-то крича, на незнакомом языке. Конан признал в беглеце Зангобала, но сделать ничего не успел: ночная тьма над головой летнийца вдруг пришла в движение, ужасающей крылатой тенью скользнув над головой чернокожего. Блеснули красные глаза, послышался мерзкий хруст и черная тварь вновь взмыла в небо, на миг, заслонив собой звезды. Застывший на месте труп покачнулся и тяжело рухнул, заливая песок кровью, толчками выплескивающейся из обрубка шеи.

Вслед за Конаном из хижины выбежали и обе женщины, причем Валерия держала в руке меч.

Где твоя сабля?! крикнул Конан Лиссе.

–Там! – она махнула рукой в сторону джунглей

Кости Крома! в сердцах крикнул варвар,– спрячься в хижине!

Над их головами мелькнула очередная тень и Конан с Валерией рухнули ничком, причем Валерия еще и успела ухватить за плечо Лиссу, швырнув ее на песок. Послышался громкий треск и хлипкая хижина рассыпалась, когда на нее обрушилось огромное тело. Конан с изумлением рассматривал промахнувшуюся безобразную тварь, выбирающуюся из обломков. Гибкое тело, не менее двадцати футов в длину, покрывала черная чешуя, огромные лапы оканчивались острыми когтями, а в пасти блестели огромные клыки. Холодные глаза будто светились в ночном мраке, когда чудовище, сжавшись, будто змея перед броском, вдруг подалось вперед. Конан едва успел отскочить, рубанув мечом по безобразной морде. Меч оставил только неглубокую рану на черной броне тенекрыла, но чудовище все же отшатнулось со злобным шипением.

Беги к лодке, крикнул Конан, не оглядываясь,– давай Лисса, задуши тебя Сет.

Позади послышался топот ног и тварь, среагировав на убегающую жертву, попыталось кинуться за ней. Подскочившая Валерия, что было силы, ударила по кости, соединившей крыло и предплечье и чудовище повернулось к ней, распахнув зубастую пасть. В следующий миг меч Конана ударил по крылу, взрезая тонкую перепонку. Вонючая кровь виверны плеснула ему в лицо и длинный змеиный хвост с силой хлестнул Конана, сбивая его с ног. Прокатившийся по песку Конан, поднялся, пошатываясь и стиснув зубы: через все его тело тянулся огромный кровоподтек. Превозмогая боль, он подхватил с земли брошенное кем-то копье и с силой метнул его в черную тварь, наседавшую на с трудом отбивавшуюся Валерию. Виверна с злобным шипением развернулась в сторону киммерийца, но на этот раз он был настороже, перескочив через вновь хлестнувший хвост. Блеснула сталь и тварь взвыла, когда меч Конана разом отрубил несколько футов ее хвоста. В тот же миг Валерия, улучшив момент, вогнала меч в горло твари, покрытое мелкой чешуей. Смертельно ранить тенекрыла ей не удалось, но все же виверна с шипением попятилась, раскрывая крылья и пытаясь взлететь. Не давая монстру уйти Конан и Валерия насели на него разом, нанося стремительные удары по кажущимся уязвимым местам и тут же быстро отскакивая от уродливой твари, потерявшей былую проворность из-за потери крови. Вынужденный отбиваться, монстр никак не мог подняться в воздух: то складывая, то вновь расправляя крылья, предоставив воинам возможность бить по уязвимым перепонкам. Однако им все еще не удавалось поразить жизненно важные органы твари, то и дело вынуждавщей воинов отступать перед ее когтями и зубами.

Конан бросил беглый взгляд на остальных и чуть не простонал сквозь зубы. Многие на этом пиршестве носили оружие, но оказались слишком пьяными, чтобы сражаться со столь ужасным врагом. Не меньше трех тенекрылов носились в ночном небе, то и дело низвергаясь на людей, словно черные молнии. Бронзовые и каменные наконечники негритянских копий ломались о черную чешую, а для вооруженных стальным оружием пиратов , крылатые твари оказались слишком проворны и слишком велики: самая меньшая из виверн была, по меньшей мере, на десять футов длинней той, с которой сражались Конан и Валерия, остальные две – и того больше. Но все же, некоторым пиратам удавалось нанести им раны, так что чудовища не рисковали опускаться на землю, предпочитая пикировать сверху, то исчезая, то появляясь в ночном небе.

Конану, наконец, удалось, уклонившись от очередного броска твари, вонзить клинок в его пасть, но виверна, зашипев от боли, резко дернула головой, выдергивая застрявший в ее челюсти меч из рук Конана. Мотая головой, и дергая лапами, тварь, все же сумела вырвать клинок и, распахнув пасть, броситься на обезоруженного Конана. Хлопая огромными крыльями, тварь уже нависла над Конаном, но вдруг, позади раздался дикий крик и белая гибкая фигурка, выскользнув из-за плеча Конана, со всех сил вонзила клинок в чешуйчатый лоб. Сабля с треском сломалась, о крепчайшую чешую, но и на лбу твари появилась глубокая рана и виверна с шипением отпрянула назад. В следующий момент, опомнившаяся Валерия, отбежав к своей лодке, подхватила длинное копье и швырнула его Конану. Тот поймал копье на лету и со всех сил всадил его прямо в распахнутую пасть, проталкивая копье все глубже в мягкие внутренности виверны. Потом огромные челюсти захлопнулись, перекусив древко, почти у самых рук Конана и тварь забилась на песке в предсмертных судорогах, пока огромные крылья, хлопнув последний раз, бессильно опали. Глаза твари подернулись пленкой, пока из них стремительно уходила жизнь.

Валерия, вся покрытая кровью виверны, посмотрела на Конана и Лиссу.

Ну что, варвар? насмешливо спросила она,– все же легче чем у стен Ксухотла. Даже Яблок Деркето не пона…

Слишком поздно они услышали зловещий свист рассекаемого воздуха, слишком поздно издал Конан свой предостерегающий крик, когда черное чудовище, словно соткавшись из ночного мрака, вылетело со стороны моря. Валерия издала отчаянный крик, когда огромные зубы разом прокусили ее тело, с хрустом ломая кости. Тварь взмыла в воздух и единственное, что успела сделать Валерия – вогнать меч в глазницу чудовища, все еще удерживаемый ею меч. Раздался ужасающий вой и тварь, нелепо взмахнув крыльями, рухнула на песок– клинок дошел ей до мозга.

Подбежав, Конан и Лисса увидели, что все кончено: зубы чудовища намертво впились в тело Валерии, пронзив его насквозь. Было удивительно, что она еще жива

Никто ведь…не собирался жить вечно, пиратка попыталась рассмеяться, но из ее рта выплеснулась кровь,– помоги…ей.

Ее рука из последних сил вскинулась, указав на Лиссу и бессильно опала. Лисса рыдая навзрыд, уткнулась в плечо Конана, с суровым лицом, рассматривающим погибшую подругу. Перед его глазами мелькали картины из прошлого: бескрайний зеленый лес, Залы Мертвых Ксухотла, освещенные окаменевшими глазами у Золотых Змей, кровавая бойня внутри города, алтарь колдуньи Тасцелы, исполинский дракон, напавший на путников у стен проклятого города. Все это прошла вместе с ним Валерия из Красного Братства: прошла, чтобы через много лет погибнуть на Черному Берегу, от зубов уродливой твари из иномирья.

–Кто-то заплатит за это,– сквозь зубы проговорил Конан и Лисса невольно содрогнулась от того, каким стало его лицо в этот миг.

Конан перевел взгляд на поле боя. Оба тенекрыла валялись на земле: один, еще живой, злобно скалил клыки на боявшихся подойти людей, но израненный до такой степени, что не мог двинуться с места. Второй же, имевший только незначительные царапины на чешуйчатой шкуре, был несомненно мертв: у раскрытой пасти уже вились трупные мухи. Огромные когти и зубы густо покрывала кровь, а под могучими лапами лежало истерзанное нечто, в чем Конан только с большим трудом опознал тело чернокожей амазонки.

–От чего он издох? – спросила Лисса. Конан не ответив, подошел поближе и увидел нечто, что раньше ускользало от его взора: костяную иглу, торчащую из десны твари. Он присел и заметил темный налет, густо покрывавший иглу. Перевел взгляд на растерзанную девушку: державшаяся лишь на нитке сухожилий кисть еще сжимала небольшую деревянную трубку.

Это отравленные стрелы, произнес Конан,– многие племена используют их для охоты. Видимо, эта девушка успела пустить отравленную стрелу в пасть чудовища, когда оно схватило ее. Но я знаю только один яд, способный убить подобных тварей.

Яблоки Ойи, сказала подошедшая Йененга, – богини войны, любви и смерти, которую на севере именуют Деркето. Ты ведь знаешь ее силу, Амра и Белая Пантера тоже знала ее,– она кивнула в сторону мертвой Валерии.

Да, пробормотал Конан,– знали. Твой народ умеет готовить яды из таких плодов?

Мой народ знает много о самых разных ядах, усмехнулась амазонка,– Ойя открывается нам в ядовитых травах и плодах, в деревьях пожирающих человеческую плоть и в грибах, что даруют нам видения богов и духов. И да, мы знаем как обращаться с яблоками Ойи-Деркето.

Хорошо, кивнул Конан, – тогда найди еще таких яблок. Сдается мне, они нам еще понадобятся.

====== 6. Дети Жабы ======

Смерть не смогла обезобразить лица Валерии: даже искаженное предсмертной мукой, оно осталось прекрасным. С огромным трудом Конан разжал челюсти мертвой твари и, с помощью Лиссы, обрядил труп в шелковые одеяния, скрывшие обезображенную плоть. Завернув труп в пурпурный плащ, Конан возложил Валерию на палубе ее корабля, на ложе из шелков, мехов и бархата, среди рассыпанных драгоценностей и золотых монет. В ногах женщины лежало несколько окровавленных тел: мертвые черные пираты и после смерти готовы были сопроводить Белую Пантеру в ее последний путь.

Конан поднес факел и яркое пламя вспыхнуло на палубе, распространяясь все дальше. Ветер наполнял трепещущие паруса, которые уже лизали огненные языки, а пиратское судно все дальше уходило в море, на север, откуда некогда Валерия явилась в эти края. И Конан, провожая ее взглядом, вспоминал другое судно и другую женщину, точно также отправленную им в последний путь от берегов одной и той же проклятой реки.

Чья-то рука легла ему на плечо и, обернувшись, он увидел Даррена Пайка.

Из моря мы вышли и в море вернемся, сказал пират,– пусть Утонувший примет ее в своих чертогах. То что мертво – умереть не может!

Она жила как воин и умерла с оружием в руках, промолвил Конан,– никто не живет вечно. Пусть душа ее обретет покой в море.

С этими словам киммериец развернулся, подходя к Н’коне, присевшему рядом с израненным тенекрылом. Черная тварь на удивление спокойно воспринимала близость черного колдуна, даже прикосновение его рук, но по приближении Конана, злобно зашипела, распахнув зубастую пасть.

Валерия была бы жива, если бы ты обнаружил свою власть над этими тварями этой ночью, со скрытой угрозой в голосе произнес Конан. Его рука легла на рукоять меча, но колдун без страха поднял на варвара темные глаза.

Этой ночью они растерзали бы меня, также как и остальных, бесстрастно произнес старый негр,– я могу повелевать многими зверьми, но только теми, с кем я жил бок о бок всю жизнь, а не тварями из иномирья. Ты вправе негодовать, но, по правде сказать, если бы не я, после этой ночи могло быть гораздо больше смертей. Могло так статься, что не выжил бы никто.

–О чем ты говоришь?

Ты видел призрак, несшийся над Заркхебой, произнес колдун,– узнал ли ты его?

–Да. Но я убил эту тварь двадцать лет назад.

–Убил. Но сжег ли ты его тело, как сжег своих женщин?

– Демон не достоин погребального костра. Я сбросил его тело в реку, как и проклятые сокровища.

Дело не в том, кто чего достоин, покачал головой колдун,– огонь уничтожил бы его окончательно. Но Заркхеба пропитана мерзкими чарами, многократно усилившимися после всего, что произошло в мире,– Н’кона сделал неопределенный жест рукой,– и злой дух восстал со дна реки, почуяв рядом своего убийцу. Он сильнее, чем был, ибо дух его слился с духами реки и джунглей и бесчисленных людей и животных, что нашли смерть рядом с проклятым городом. Его могущества оказалось достаточно, чтобы призвать сюда чудовищ из неведомых джунглей. Чтобы расстроить его планы, я всю ночь взывал к Джеббаль Сагу – помнишь ли ты символ, что я однажды начертил для тебя?

Помню, мрачно кивнул Конан,– этот символ спас мне жизнь в Пиктских Дебрях и тогда же – чуть не погубил меня.

Все имеет свою цену, покачал головой колдун,– и Черный Бог отвел от тебя свою длань – и от всех людей, что пошли за тобой, но взял свою цену. Если бы не я, призрак Крылатого призвал десятки, а может и сотни подобных тварей,– он кивнул на окровавленного тенекрыла,– и только боги знают, остался бы здесь хоть кто-нибудь живой к утру.

–Хочешь сказать, мы легко отделались? – угрюмо спросил Конан.

Хочу и говорю, Амра, кивнул Н’кона,– ты знаешь меня давно и знаешь, что я не буду врать. Та тварь еще таится в водах Заркхебы, но твой меч ей больше не страшен. Мне придется остаться здесь и творить долгое и трудное колдовство, чтобы злой дух больше не мог творить зло.

А что с этой тварью? Конан кивнул на все еще злобно шипящую виверну.

Она останется со мной, слабо улыбнулся колдун,– и быть может, станет первым из здешних существ, кто вспомнит истинное имя Владыки Зверей и Людей. От нее еще может быть польза.

Конан мрачно посмотрел на Н’кону и, не говоря не слова, развернулся, зашагав к кораблям, провожаемый немигающим взглядом двух пар змеиных глаз.

В тот же день пиратские галеи покинули Черное Побережье, взяв курс на Запад. Вместе с ними отчалила трофейная аргосская галера, переделанная во флагман небольшой флотилии черных корсаров Конана, после смерти Валерии ставшим безоговорочным лидером кушитских головорезов. Их ряды несколько поредели, после нападения тенекрылов, но все же их оставалось около полутора сотен: свирепых черных бойцов, по-собачьи преданных легендарному Амре. Вместе с ними двинулись и несколько барахтанцев из числа помощников Валерии, также знавшие Конана по пиратскому промыслу. Рядом с галерой, названной Конаном «Белой пантерой», двигалось и несколько туземных каноэ.

Всего же в пиратской эскадре насчитывалось семь кораблей. В авангарде шел корабль Даррена Пайка «Соленый Утес», воспоминание о неизвестной Конану родине пирата: каких-то островах далеко на Западе. Лисса оставалась на флагмане, однако во время стоянок она нередко переходила на «Белую пантеру», уединяясь вместе с Конаном в его каюте. Теперь Лисса уже куда меньше общалась с чернокожими, что последние, как заметил Конан, восприняли с явным облегчением. Два черных корсара, поимевшие Лиссу совместно с Зангобалом, все же не удержали языки за зубами, похваставшись о своем «подвиге»– и оба погибли в пастях тенекрылов, как и уроженец Летних Островов. Суеверный ум негров быстро сопоставил эти факты и с тех пор черные относились к лиссенийке подчеркнуто уважительно, тем более, что ее взял себе сам Амра.

За устьем Заркхебы привычные места кончились, сменившись ядовитыми джунглями Соториоса. Пираты миновали Зеленую Шлюху и еще несколько поселений, затем остановились у небольшого скалистого островка, на берегах которого возвышались кучи пожелтевших черепов. Пайк оставил в одной из таких груд наиболее оголенные трофеи со своих мачт: «Черепа богу черепов» пояснила Конану Лисса. Киммериец пожал плечами, ничего не сказав, но внутренне передернулся от отвращения.

К вечеру того же дня флотилия Даррена Пайка бросила якорь в устье одного из притоков Замойоса. Напротив него в море угадывались очертания большого острова.

Мы будем стоять тут, пояснил Конану Даррен,– и защитим вас, если жабомордые бросятся в погоню. Но на сам остров мы не высадимся –я уже сказал тебе, почему.

–Я помню, что ты сказал Даррен, – усмехнулся Конан, – как-нибудь справимся. Думаешь, камень еще там? И Горт ?

Не знаю, что с Гортом, но Камень они не упустят, сказал Даррен,– не в эту ночь.

Конан кивнул: капитан пиратов уже пояснил ему, чем так примечательна сегодняшняя ночь именуемая Зеленолунной. В этот день, поднимавшиеся из Зеленого Пекла влажные испарения становились столь густыми, что на их фоне и Луна принимала зеленоватый оттенок. Эта ночь считалась очень важной в культе Бога-Жабы и никто из пиратов не осмеливался приближаться к острову, когда всходила Зеленая луна. Не рисковал и Даррен – но зато он был готов рискнуть прикрыть с моря отчаянных чужаков.

–Идол стоит у северного берега, – поучал Пайк Конана,– и сегодня они творят там свой обряд. Их много больше чем вас, но, может, вам и удастся застать их врасплох. Но запомни– все что ты достанешь на острове помимо своего камня – мое.

Не сомневайся, усмехнулся Конан, – у меня к тебе должок, а свои долги я плачу всегда.

Недаром тебя прозвали Львом, в тон ему усмехнулся Пайк,– ну что же, удачи. Надеюсь, к утру вновь увидеть тебя живым.

А уж я как надеюсь, хмыкнул киммериец.

Они обменялись короткими тычками в плечо: за время проведенное вместе пиратские капитаны успели сблизиться, хотя и по-прежнему держались друг с другом настороже. Конан легко взбежал на борт корабля, бросая негромкие приказы своей черной команде. Вскоре галера двинулась в сторону Острова Жабы, а за ней бесшумно скользили длинные каноэ чернокожих.

Киммериец стоял на носу, угрюмо смотря на приближавшиеся скалы острова и на ночное светило, бросавшее призрачные отблески на море. Зеленое свечение исказило и черты лиц его команды, сделав негров похожими на ожившие трупы. И снова смутное сомнение закралось в голову киммерийца: не является ли весь этот мир некоей неведомой преисподней, в которой он оказался, погибнув в подземельях вурдалаков? Не является ли остров, к которому они направляются, обиталищем демонов, владычествующих над этим зеленым адом? И не стал ли огонь, заключенный в Сердцем Аримана, отблеском пламени Ада, наконец заполучившего столь долго ускользавшего от него варвара?

Такие мысли обуревали Конана, пока он смотрел на выраставший перед ним остров, но и эти сомненья не поколебали его решимости в том, что он собирался сделать. Сердце, чем бы оно не являлось, оставалось его единственной надеждой на возвращение утерянной короны и Конан не собирался упускать этот шанс, сколь призрачным он бы не оставался. Он еще раз посмотрел на светившуюся гнилушечным светом Луну и негромко выругался в адрес проклятого светила.

Лучше не гневи ее, послышался сзади негромкий голос,– в такую ночь Луна слышит даже жабье кваканье и отвечает ему. Не стоит привлекать ее внимания.

Конан резко развернулся и вновь выругался, наплевав на услышанное предупреждение.

– Кром, Немайн и вся их кровь! Как ты оказалась на борту?

У меня остались друзья в твоей команде, рассмеялась Лисса, вставая рядом с Конаном, – они спрятали меня, пока мы не отплыли подальше.

Девушка облачилась в кожаную куртку с нашитыми бронзовыми бляшками, кожаные штаны и широкий пояс с медной пряжкой. С пояса свисал уже знакомый Конану изогнутый клинок, называемый тут аракхом, через плечо был перекинут лук.

Ты же не думаешь, что я упущу такое приключение?– продолжала Лисса.

Никакое это не приключение, рявкнул Конан,– и тебе тут не место!

Я сама решу где мое место, с вызовом сказала Лисса,– не повернешь же ты обратно?

Может и поверну, угрюмо произнес Конан,– а перед этим разложу на палубе и задам тебе хорошую взбучку.

Это может быть возбуждающим, усмехнулась Лисса,– но разве ты откажешься от своего талисмана? Он там, смотри!

Она вскинула руку, указывая на что-то за спиной Конана и тот, быстро обернувшись, увидел, как за скалистыми утесами, средь зелено-черных теней, сверкают отблески знакомого красного свечения. В тот же миг киммериец услышал размеренный бой барабана и отдаленные крики, напоминающее кваканье огромных жаб.

Острые черные скалы с трех сторон окружали каменистую площадку, с четвертой же стороны моря на берег с шипением выплескивались морские волн. В двадцати ярдах от кромки прибоя вздымалась огромная скала, на вершину которой с трех сторон поднимались грубо вытесанные ступени. Одна из таких лестниц тянулась до самой воды, туда, где в море уходило что-то вроде гранитного волнолома.

Три круга костров окружали черную скалу и перед огнем, кривляясь и завывая, извивалась в уродливом танце толпа существ настолько уродливых, что их лишь с трудом можно было причислить к людскому роду: с выпученными глазами, толстыми отвислыми губами и странными глубокими складками вдоль шеи. На узких головах почти не было волос, а кожа выглядела шершавой и шелушащейся, со странным зеленоватым оттенком. Крупные руки покрывали толстые вены, а меж неестественно длинных пальцев виднелись перепонки, также как и на пальцах босых ног, с огромными ступнями.

Лишенное одежды, все это отродье топталось, выло и корчилось, возле костров и расставленных между ними высоких крестов, на которых повисли тела распятых пленников. Их кожу покрывали страшные раны и кровь стекавшая на землю, по выдолбленным в камне желобкам устремлялась к подножию черного утеса, наполняя окаймлявший его небольшой канал. Еще несколько пленников, ожидая своего часа, лежали связанными на черных камнях, окруживших утес. Над ними, держа в перепончатых лапах ножи из черного камня, стояло еще несколько жабоподобных недочеловеков, в любой момент готовых нанести удар.

А на вершине скалы возвышался исполинский идол, давший название острову: маслянистый черный камень, грубо обтесанный в некое подобие гигантской жабы, почти сорока футов высотой. У подножья перепончатых лап в свете Луны переливались множеством отблесков драгоценные камни и металлы, сваленные в беспорядочной куче. Роскошная золотая диадема украшенная драгоценными камнями, венчала и макушку лежащей среди несметных богатств отрубленной головы с черной бородой. На широком лице с массивными надбровными дугами и глубоко посаженными маленькими глазками, застыло выражение безмерного удивления: иббениец Горт, потребовавший от служителей Жабы столько сокровищ, чтобы ему хватило до конца жизни, не мог и предположить насколько дословно исполнят его просьбу.

Рядом с грудой сокровищ стоял еще один островитянин с выпученными рыбьими глазами и оскаленным ртом с острыми зубами. На его голове также виднелась тиара – золотая, но с примесью какого-то загадочного и более светлого вещества, намекавшая, что это на самом деле сплав золота со столь же прекрасным, но совершенно неведомым людям металлом. Высокая спереди, она имела широкое и причудливо изогнутое по бокам обрамление, ее поверхность покрывали причудливые узоры наводившие на мысль о невообразимых безднах морской пучины. Вихляясь и кланяясь, жрец темного культа, двигался вокруг безобразного идола, простирая руки то к морю, то к полыхавшему меж глаз Жабы багряно-красному камню. Из уродливого рта вырывались слова квакающего наречия и в такт им, огонь, бьющийся в сердце Аримана, разгорался тем сильнее, чем больше крови скапливалось у подножия монолита. Все громче слышались завывания пляшущих отродий и все яростнее бились о берег морские волны.

Вот жрец запрокинул голову издав звук, напоминающий одновременно громкое кваканье и человеческий вопль, и тут же все сборище ответило ему дружным ревом. Разом опустились черные ножи, перерезая горла пленников и алая кровь потоком хлынула в канал. Сердце Аримана вспыхнуло ярким светом, на мгновение озарив весь остров и в этом свете можно было увидеть, как полоса приливной волны в одном месте внезапно подернулась мелкой рябью, тогда как окружавшие ее волны оставались одинаково ровными и гладкими. Вновь раздался вопль жреца и в ответ со стороны моря послышался похожий вопль, почти перекрыв шум волн.

Жрец вскинул руки в священном экстазе, но тут же закачался, словно пьяный, неверящим взором уставившись на торчащую из груди стрелу. Отвисшие губы шевельнулись, будто силясь что-то сказать, но из распахнутого рта хлынул только поток крови. Жрец покачнулся и рухнул перед черным идолом, орошая его собственной кровью.

Ошеломленные культисты недоуменно переглядывались, когда со всех сторон послышались воинственные крики и, из-за окруживших капище скал, на головы поклонников Бога-Жабы обрушился ливень стрел. Вокруг идола началось настоящее столпотворение: одни островитяне пытались укрыться за кострами и крестами, другие, подхватив жертвенные ножи и прочее оружие, кинулись к появившимся на скалах врагам: свирепым черным воинам, ведомых свирепым белым гигантом.

Конан не сразу нашел дорогу к идолу: укрыв галеру и каноэ в небольшой бухте, черные корсары заплутали в хитросплетении скал. Доносящиеся до них вопли поклонников Жабы, эхом отражались от каменных стен и доносясь, казалось, со всех сторон одновременно. И лишь яркая алая вспышка и последовавший за ним ликующий рев, подсказал Конану, где находятся его враги. С окруживших идола скал, киммериец оценил противника и решил нанести удар, прежде чем его обнаружат.

Вниз по склону, рявкнул Конан, заметив, что у воинов заканчиваются стрелы,– прикончить жаб!

С воинственным кличем и черные воины устремились навстречу островитянам. В рукопашной те оказались не столь легкой добычей, отчаянно сражаясь за свое мерзкое божество. Обсидиановые ножи, мечи и топоры вонзались в человеческие тела, орошая людской кровью мокрые камни. Но и черные корсары не уступали им в ярости: их клинки опускались и поднимались обагренные кровью. С особой яростью сражался Конан, с каждым ударом меча, оставляя на месте врага две кровоточащие половины. Рядом с ним вихрем металась Лисса, перемещаясь столь быстро, что культисты не могли за ней уследить, до того, момента, как смертоносная сталь аракха рассекала грудь или горло островитянина. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Лисса ошеломляла врага фехтовальным искусством: постоянно меняя позицию, она рубила и колола, тогда как все оружие, направленное в нее, неизменно поражало воздух.

Здесь было не до правил войны – варварский кодекс чести, что впитал Конан с молоком матери оказался слишком благородным для этого народа, и даже жестокие обычаи черных племен показались бы тут слишком мягкими. Их уродливые женщины и обезьяноподобные дети, сражались с не меньшей яростью, чем мужчины, терзая врагов, всем чем попадалось под руку. Толстая женщина, похожая на старую жабу, выпучив глаза и строя жуткие гримасы, метнулась к Конану с окровавленным камнем, которым она только что разбила череп одному из негров. Взмах меча отбросил умирающую фурию на окровавленные камни , но ее место тут же занял высокий воин с боевым топором, зажатым в перепончатой лапе. С утробным ревом, он обрушил топор на голову Конана. Его глаза изумленно расширились, когда киммериец, ухватившись за середину топорища, удержал оружие в воздухе и свободной рукой вонзил меч в живот островитянина. Он закричал и рухнул на землю, зажимая рану из которой ползли кишки. Конан перескочил через его тело и ринулся к черному идолу.

И тут же замер, пораженный новым ужасом, выходящим из моря.

Ритуальные костры уже почти погасли, но от них все еще шел густой дым, образующий почти сплошную завесу. И из этих густых клубов, словно демоны выходящие из пекла, выныривали невообразимые существа: покрытые серо-зеленой чешуей, но с белыми брюхами как у рыб, перепончатыми лапами и зубастыми пастями. Вдоль шеи чудовищ тянулись подрагивающие жабры. Отдаленное сходство с людьми только подчёркивало мерзостность этих тварей. Выпученные рыбьи глаза с ненавистью и каким-то голодным вожделением рассматривали черных воинов и их белых предводителей. Но , несмотря на всю свою уродливость, они не казались совершенно незнакомыми– в этих уродливых, рыбье-лягушачьих мордах угадывались те же черты, что в сильно смягченной форме наличествовали у жителей острова.

При виде их даже Конан несколько оторопел, а уж суеверные чернокожие и вовсе поддались назад, выкрикивая молитвы к Дамбалле и Аджуджо. Казалось еще чуть-чуть и все они обратятся в беспорядочное, повальное бегство, которое погубит всех.

Кром и Немайн!!! прорычал Конан, вскидывая меч и обрушивая его на голову ближайшей твари. Острая сталь рассекла уродливую башку и алая кровь густым потоком хлынула на песок.

Они смертны! рявкнул Конан,– убивайте тварей! Тому, кто покажет спину перед ними, я лично размозжу башку!

Своего предводителя негры боялись чуть ли не больше, чем всех богов и демонов, поэтому с новым ожесточением обрушились на тварей. У морских чудовищ не было оружия, но его отсутствие они возмещали нечеловеческой силой и проворством. Вновь закипел бой в котором мечи и копья поражали холодную скользкую плоть, а острые зубы и когти чудовищ разрывали людей на куски. Воспряли и культисты, вновь насевшие на осквернителей своего бога.

И все же лучшее вооружение черных брали свое, также как и воинское искусство их белого предводителя. Отбиваясь от наседавших чудовищ, киммериец пробился к черному утесу и, расколов башку метнувшейся к нему твари, бросился вверх по ступеням.

Однако место у подножия идола уже не пустовало: здесь, рядом с убитым жрецом, восседало чудовище, похожее одновременно на жабу, акулу и пародию на человека. На голове твари красовалась драгоценная диадема, подобная той, что венчала голову убитого Конаном жреца. Холодные рыбьи глаза уставились на Конана и жабья физиономия, густо измазанная кровью, осклабилась в гримасе, в которой угадывалась издевательская ухмылка. Перепончатые, почти человеческие, ладони, которыми завершались мощные передние конечности, медленно поднялись, вознося над уродливой головой алый колдовской камень. Толстые губы раздвинулись и чавкающий, будто вязкая грязь, голос начал произносить слова ужасающего заклятия.

– Эо атх шабб ныггер атх нгааа рилла нэб шоггот...

Конан хотел кинуться наверх, чтобы раскроить череп твари и забрать камень, но внезапное предчувствие опасности заставило его обернуться. Культисты, только что яростно атаковавшие черных воинов, вдруг кинулись врассыпную, карабкаясь на окружившие капище скалы. Их подводные союзники, делая огромные прыжки, подобно лягушкам запрыгивали на скользкие камни и исчезая за скалистой грядой. Часть чернокожих кинулась в погоню, но большинство, сплотившись вокруг Лиссы. На ее одежде зияли многочисленные прорехи, бровь рассекала длинная ссадина, но в голубых глазах играло прежнее шальное веселье. Завидев Конана, она шутливо отсалютовала окровавленным аракхом, с прилипшими к нему крупными чешуями. Конан, хищно оскалившись в ответ, перевел взгляд на застывшую у монолита рыбообразную тварь. Но чудовище не смотрело на Конана, уставившись в бурлящие морские воды. Киммериец проследил за его взглядом и почувствовал, как его волосы встают дыбом.