Текст книги "К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №31 от 03.08.2010"

Автор книги: К барьеру! (запрещенная Дуэль)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Так что появись Чубайс хоть голым в суде, начни Гозман рожи строить присяжным, примись Шугаев плеваться и кусать подсудимых, что практически он и делает, все они, как потерпевшие и представители потерпевших, всё равно будут безнаказанно пребывать в процессе. Пробел в законодательстве или всё же в совести судьи или в её трепете перед Чубайсом?..

Адвокат Ирина Чепурная попыталась хоть как-то остановить эскалацию клеветы: «Ваша честь, прошу предупредить сторону потерпевших о недопустимости распространения ложных сведений о подсудимых. Мы расцениваем это как оказание давления на присяжных».

Судья в ответ выступает со своим миротворческим заявлением: «Уважаемые участники процесса! Избавьте суд от ваших политических заявлений. По телевидению, в газетах и Интернете полно ваших высказываний о процессе».

Адвокат Чепурная пытается возразить: «Распространение лжи – это недопустимо для участников процесса, Ваша честь!»

Судья вынуждена поставить ходатайство о распространении лжи на обсуждение.

Прокурор Каверин заходит издалека: «Сторона защиты настаивает на равенстве прав сторон. Но стороны уравновешены в правах, мы в Интернете всё читаем о процессе в статьях под псевдонимом «Любовь Краснокутская». Давайте быть до конца честными, – продолжал прокурор увиливать от сути дела и прикрывать потерпевших от обвинений во лжи, – если кого и призывать к порядку, так это именно сторону защиты! Прошу отклонить ходатайство, так как это личное мнение лиц, его заявивших».

Адвокат Чубайса Коток в поддержке прокурора проявил себя в высшей степени либералом: «У нас открытый процесс, и стороны вправе высказывать свои мнения за пределами судебных заседаний. Суд не может предупреждать о недопустимости каких-либо заявлений».

Все ждали слов Шугаева, но тот вдруг промолчал, решив, очевидно, не давать лишний повод для собственной психиатрической экспертизы.

Ловко увернувшись от обсуждения распространения потерпевшим Чубайсом и его представителями заведомой лжи, именуемой в юриспруденции клеветой, судья подвела итог дискуссии: «Что касается недопустимости разглашения данных судебного разбирательства, то участники процесса не предупреждались о недопустимости их разглашения, и суд не вправе ставить такой вопрос».

Тогда адвокат Квачкова Алексей Першин заявил следующее ходатайство: «Прошу огласить перед присяжными заседателями заключение комиссии экспертов – выводы комплексной психолого-психиатрической экспертизы Владимира Васильевича Квачкова в связи с заявлением Гозмана о его невменяемости».

Прокурор был против наотрез: «Сведения психиатрической экспертизы не подлежат исследованию с участием присяжных заседателей, поскольку они касаются личности подсудимого».

Интересная логика у прокурора. Публично, на всех доступных за хорошие деньги Чубайса радиоголосах и в не менее доступных за деньги Чубайса прочих средствах массовой информации можно вещать, что подсудимые психически ненормальные, резонно предполагая, что при таком массовом информационном давлении это всё равно дойдёт до присяжных заседателей, но нельзя зачитать присяжным заседателям имеющуюся в деле официальную экспертизу о действительном состоянии здоровья подсудимых. Вот уж поистине закон, что дышло. Ведь в материалах предыдущих судебных процессов есть сведения о том, что присяжных знакомили с заключением психиатров из института Сербского, тогда, согласно закону, это дозволялось, теперь, согласно ему же, за это время на буковку не изменившемуся, запрещено. Не потому ли, что судья Пантелеева с прокурором Кавериным, сделав выводы из неудачи своих предшественников обвинить подсудимых в деяниях ими не совершённых, теперь делают всё, чтобы не допустить повторения оправдательного вердикта, закрывая глаза присяжным, затыкая им уши.

Встаёт адвокат Оксана Михалкина: «В соответствии со статьей 339 присяжные заседатели должны будут отвечать на вопрос о виновности подсудимых. Защитой заявлено ходатайство только о вменяемости, которая тесно связана с решением вопроса о виновности. Никаких сведений, выходящих за пределы компетенции коллегии присяжных заседателей, в выводах психолого-психиатрической экспертизы не содержится».

Нужно ли сомневаться, кого поддержала судья? Разумеется, прокурора Каверина, как сестра поддерживает родного брата, даже не очень задумываясь, прав ли он: «В удовлетворении ходатайства адвоката Першина отказать, данные о личности подсудимых, которые содержатся в психиатрической экспертизе, не подлежат исследованию в присутствии присяжных заседателей».

Почему же возникли и тиражируются в средствах массовой информации эти вопросы о душевном нездоровье подсудимых? Может быть, потому что обвинение само понимает всю нелепость происшествия на Митькинском шоссе и пытается списать якобы неудачу якобы покушения на то, что на Чубайса, дескать, напала компания психопатов? Вот и прячут судья с прокурором от присяжных заседателей экспертизы, подтверждающие, что подсудимые находились и находятся в здравом уме и трезвой памяти. А заодно потворствуют тому, чтобы ложь и клевета, благодаря финансовым вливаниям Чубайса, мутной и грязной рекой заливала умы общественности через средства массовой информации.

Ноу-хау судьи Пантелеевой: цензура показаний подсудимых

В судебном процессе, как в театральном действе, есть завязка – оглашение обвинительного заключения, дальнейшее развитие – предъявление вещественных доказательств, экспертиз, потерпевших, свидетелей и, наконец, кульминация – показания подсудимых, после чего наступает развязка в виде приговора суда.

В хитросплетениях обвинения и свидетельств очевидцев именно показания подсудимых расставляют все точки над «i», но только в судах с присяжными заседателями показания подсудимых становятся по-настоящему кульминационным событием процесса, когда народные судьи, пристально вглядываясь в лица обвиняемых, вслушиваясь в интонации их речи, вдумываясь в смысл, анализируя сказанное ими, решают по совести – виновен или не виновен человек в предъявляемом ему преступлении. И это отличает их от судей профессиональных, для которых показания подсудимых – тяжкое скучное бремя, пустой звук, ведь оправданий в «профессиональных» судах практически не бывает.

В процессе по делу о покушении на Чубайса обвиняемым повезло, меру их вины определяют присяжные заседатели, и потому показания подсудимых здесь не являются пустой формальностью.

Первым поднялся давать показания Александр Найдёнов. Статный, рослый, в строгом отутюженном костюме, он подошел к микрофону, тихо кашлянул, единственное, что выдало его волнение, предупредил: «У меня приготовлены показания в письменном виде, Ваша честь. Прошу приложить их к протоколу, а здесь я буду излагать факты в свободном рассказе». Найдёнов начал, как и обещал: «Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели…» Судья вдруг спохватилась, будто что-то внезапно вспомнив: «Я Вас останавливаю, подсудимый Найдёнов! Прошу присяжных заседателей покинуть зал суда».

После изгнания присяжных судья Пантелеева как ни в чём не бывало обратилась к подсудимому: «Вы свои показания будете излагать в свободном рассказе или оглашать письменный текст?». Сильный ход. В боксе это называется – сбить дыхание противника. Найденов внимательно и молча всматривается в судью. Встаёт адвокат Котёночкина и повторяет то, что буквально минутой раньше говорил сам подсудимый: «Это будет свободный рассказ, который одновременно изложен письменно». «Давайте!» – протягивает руку судья, и Котёночкина передаёт ей отпечатанные листы. И дальше в полной тишине зал долго внимает молчаливому сосредоточенному чтению судьи.

Пантелеева читает вдумчиво, что-то перечитывает, что-то выписывает себе на бумажку, то лоб потрёт, то нос подёргает, разве что фактуру бумаги на зубок не пробует. Зал с любопытством наблюдает творческие муки судьи, понимая, что нарождается нечто новое в отечественном судопроизводстве – цензура!

Наконец штудирование рукописи Найдёнова завершено, судья величественно извещает: «Судом изучен письменный текст Ваших показаний. Суд предупреждает Вас о том, что показания, содержащиеся на первом листе в последнем абзаце об оправдании Вас третьей коллегией суда присяжных, не относятся к фактическим обстоятельствам дела. Абзац, где Вы пишете «я был женат», и заканчивающийся словами «дело развалилось», также не относится к фактическим обстоятельствам дела. На листе пятом информация, содержащаяся в абзаце девятом и десятом, нарушает требования закона о том, что в показаниях Вы вправе ссылаться только на исследованные судом доказательства. Лист 10, абзац третий – это данные о личности подсудимых, в том числе сведения о гибели Вашей жены, не относятся к делу. Подсудимый! Вы отмечаете, какие абзацы необходимо исключить?»

Адвокат Котёночкина: «Возражения на Ваши действия, Ваша честь! Давая согласие на дачу показаний, Найдёнов в письменном виде представил суду свои показания, но был тут же лишён права оглашать свои показания. Председательствующая удалила присяжных из зала, чтобы лично ознакомиться с показаниями моего подзащитного, чтобы лично дать оценку его показаниям, лишая тем самым присяжных заседателей самим делать выводы о виновности и невинности моего подзащитного».

Сам Александр Найдёнов, за пять лет непрерывного тяжкого изматывающего суда привыкший не удивляться уже никаким судейским коленцам, с невозмутимым видом наблюдает на расставляемые судьёй цензурные рогатки и, дождавшись, когда присяжные вновь рассядутся на свои строго пронумерованные места, приступает к показаниям.

«Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели, уважаемые участники процесса! Я буду давать показания, которые, надеюсь, позволят вам принять решение о моей невиновности и непричастности к событиям 17 марта 2005 года, произошедшим на Митькинском шоссе.

До того, как мы с Квачковым встретились во время предварительного следствия, я видел Владимира Васильевича Квачкова два раза на его даче в кооперативе «Зеленая роща» 14 и 16 марта 2005 года. До этого времени с полковником Квачковым я знаком не был. С Мироновым Иваном Борисовичем я познакомился в данном судебном заседании. До этого видел его в Басманном суде при продлении ему срока содержания под стражей…»

Обнаружив, что подсудимый нарушил запрет её цензуры и зачитал вычеркнутый абзац, судья Пантелеева режет уши слушателей пронзительным: «Я Вас останавливаю!» и снова выпроваживает присяжных из зала.

Судья: «Подсудимый Найдёнов! Вы предупреждаетесь о недопустимости нарушения закона!»

Найдёнов твёрдо с нажимом: «Закон обязаны соблюдать все».

Судья делает вид, что его не слышит, но тон сбавляет: «Вы желаете давать показания?».

Найдёнов спокойно: «Я их даю, Ваша честь».

Судья снова возвышает голос: «Тогда подчиняйтесь! Иначе я вынуждена Вас удалить!»

Найдёнов, кивнув, продолжает: «С Яшиным я знаком примерно с середины 90-х годов. Нас связывает давняя дружба. После увольнения из армии и до настоящего времени мы стараемся помогать и поддерживать друг друга. Теперь непосредственно о событиях, из которых «выросло» обвинение, постараюсь изложить их в хронологической последовательности».

Найдёнов долго и подробно говорит о своих звонках Роберту Яшину 2, 3 и 4 марта, рассказывает, как 6 марта по просьбе друга заехал на дачу его знакомого, чтобы прикинуть фронт работ по электропроводке, пообещав сделать её во второй половине марта.

Затем подсудимый доводит свой рассказ до роковых дат: «14 марта 2005 года во второй половине дня мы встретились с моим знакомым Игорем Карватко в районе станции метро «ВДНХ». Обстоятельства и причины нашей встречи достаточно подробно описывал свидетель Карватко. Так как я не запомнил в прошлый раз дорогу, ведущую к загородному дому, то постоянно созванивался с Робертом, уже находившимся на месте. Приехав на участок, я увидел Роберта и двух молодых людей. Я, Роберт и Игорь прошли в дом. Дом оказался холодным, нетопленным. Что-либо делать при таких обстоятельствах было невозможно. Необходимо было сначала протопить отсыревший дом, а уж потом производить замеры длины проводки, уточнять, где и сколько должно располагаться розеток, выключателей и прочей гарнитуры. Необходимо было также приобрести счетчик потребления электроэнергии. Электричество, как я понял, поступало посредством переносного временного провода с патроном и лампой. В виду того, что был уже вечер, условия для работы отсутствовали, было холодно, мы с Робертом решили согреться и выпили две бутылки коньяка. В дом постоянно заходил молодой человек и топил камин. Из разговора в процессе употребления спиртных напитков я узнал, что этот дом принадлежит куму Роберта, практически родственнику, с которым он ранее служил, а молодой человек, заходивший в дом – его сын Александр. Очевидно, от количества выпитого алкоголя я уснул возле камина в кресле. Проснулся оттого, что в дом зашел ранее незнакомый мне мужчина. Роберт представил его как Владимира Васильевича, хозяина участка. Разговор между Робертом и Владимиром Васильевичем шел о предстоящем ремонте в его доме. Я же с ним в тот день ни о чем не разговаривал. Далее Роберт сказал, что в другой раз он мне вместе с Александром разъяснит, где должны будут располагаться светильники и розетки, а сейчас нам пора уезжать, так как и хозяин тоже уже собрался к отъезду.

Выходя из дома, я поскользнулся и упал на крыльце, в результате чего болезненно повредил правую руку в локте. Мы сели в машину Игоря, и он нас с Робертом отвез в Москву.

16 марта 2005 года я поехал из Москвы на электричке до Голицыно, далее на частнике приехал на дачу Квачкова В.В. в «Зеленую рощу». Там уже находились Роберт, тот молодой парень по имени Александр – сын Квачкова и Игорь Карватко. В отличие от 14 марта 2005 года в доме было тепло, во дворе стоял мангал. Роберт предложил немного выпить и закусить, я не отказался, потому что приехал уже немного под градусом, так как по дороге употреблял слабоалкогольные коктейли. После этого Роберт, Игорь Карватко и я на автомобиле Игоря поехали по магазинам закупать необходимые материалы. У Роберта был список. Согласно этому списку, Роберт приобретал хозяйственные товары и материалы для ремонта в различных магазинах, которые мы проезжали по дороге… Выпив с Робертом купленную по дороге водку, я решил, что ее количества недостаточно и сходил в магазин, расположенный на территории поселка, после чего мы выпили еще. И я уснул. Разбудил меня Роберт и сказал, что надо разъезжаться, поскольку внезапно приехал хозяин дома Владимир Васильевич и возникла неловкая скандальная ситуация. В виду того, что у Игоря возникли неполадки с автомобилем, и из-за того, что я с ним поссорился, Игорь отказался меня везти. Я, ни с кем не простившись, уехал из поселка, дойдя пешком до Минского шоссе, где на повороте в единственном освещенном месте проголосовал попутную машину, которая отвезла меня в Москву до Казанского вокзала. На Казанском вокзале я сел на электричку и поехал на свою дачу в Гжель.

16 марта 2005 года, поздно вечером, когда я приехал в Гжель, дома находилась только моя мама Найдёнова А.С. 17 марта 2005 года утром около 9-10 часов к нам заходила соседка Валентина Михайловна Зырянова. Примерно в это же время я заходил в сторожевой домик поселка, где находился сторож Николай и комендант участка Валентин Иванович Жуков, у которых я взял номер телефона тракториста, занимавшегося расчисткой дороги от снега. Вечером мы с женой должны были возвращаться на машине, и нечищеная дорога могла вызвать затруднения с подъездом к участку. Примерно на 13 часовой электричке я уехал в Москву со станции Гжель…»

Рассказ Александра Найдёнова был насыщен множеством деталей, документов и свидетелей: история со сломанной 14 марта 2005 года рукой подтверждалась официальным медицинским заключением; купленный им в магазине в Голицыно рулон поролона, который, по утверждению следствия, предназначался для изготовления ковриков-лежаков и на них, якобы, затаились на Митькинском шоссе стрелки, был, оказывается, в тот же вечер увезён им в Гжель, где в целости-сохранности и нашли его оперативники, проводившие обыск… Правда, многих деталей неудавшейся попытки провести электропроводку на даче Квачкова Найдёнов попросту не помнил по причине, – не без смущения признался присяжным заседателям Найдёнов, – навалившегося на него затяжного запоя, чему опять же есть немало свидетелей, часть из которых уже выступила в суде…

Свои показания Александр Найдёнов закончил категорическим отказом от всего, в чем его обвиняют: «Экстремистских взглядов на какие-либо преобразования в стране не имел и не имею, то есть в крайности не впадал и не впадаю. К Анатолию Борисовичу Чубайсу лично, а равно и ко всем видам его деятельности и ранее, и сейчас отношение у меня нейтрально безразличное, так как любые его реформы я воспринимаю как объективную реальность, как снег, как дождь, как ураган. Политика интересует меня в той же степени, что жизнь инопланетян за пределами нашей галактики.

Ничего из того, в чём меня обвиняют, а именно: в покушении на жизнь государственного или общественного деятеля, в покушении на умышленное причинение смерти двум и более лицам, в умышленном причинении повреждений чужому имуществу, в изготовлении взрывного устройства, незаконном приобретении, хранении и перевозке оружия, – я не совершал, ни один, ни в группе лиц. В событиях на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года я не виновен, к ним не причастен».

Найдёнов закончил, в зале на минуту повисла раздумчивая тишина, которую порушила адвокат Котеночкина: «Желаете ли Вы отвечать на какие-либо вопросы сторон?».

Найдёнов покачал головой: «Нет, на вопросы отвечать не желаю».

Прокурор, приготовивший было ворох записок с вопросами и уже обложившийся томами дела, разочарованно качнулся на стуле. Адвокаты Чубайса Шугаев и Коток, а также примкнувший к ним представитель потерпевшего Гозман тоже загрустили: предвкушаемая ими облава на подсудимого, травля его ядовитыми вопросами на этот раз обломалась. Прокурору ничего не оставалось, как огласить перед присяжными заседателями показания подсудимого Найдёнова, данные им на предварительном следствии и в предыдущих судах. Государственный обвинитель читал их внятно, не торопясь, старательно, но они ничем не отличались от только что рассказанного Найдёновым. И долгий допрос Найдёнов в прошлых судах был зачитан целиком, но и там все ответы подсудимого ничуть не разнились с теми фактами, документами и свидетелями, что называл Найдёнов ныне, что ещё больше усиливало недоумение слушавших всё это: каким образом изощрились следователи, как исхитрились они притянуть к этому загадочному делу Александра Найдёнова, если с одним из обвиняемых – Владимиром Васильевичем Квачковым – он виделся всего лишь дважды и то мельком, а с Иваном Мироновым и вовсе знаком не был, и ни по одному из пунктов обвинения – а здесь и попытка убийства, и покупка оружия, и изготовление взрывного устройства, и ещё чертова куча всякой уголовщины – по Найдёнову не собрано ни одного доказательства?..

Любовь Краснокутская, Информагентство СЛАВИА

ИСТОРИЯ

БОРЬБА СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ В ТЫЛУ ВРАГА

Крупнейшие операции советских партизан

Исходя из всё более нараставшей необходимости согласованных совместных военных действий партизан и Красной Армии в оперативно-стратегическом масштабе, а также в целях оказания ей максимальной помощи в планируемой весенне-летней кампании 1943 г., штабы партизанского движения, в соответствии с общими установками Ставки Верховного Главнокомандования, разработали целенаправленные планы боевого воздействия на врага в его тылу. Главными объектами этого воздействия были важнейшие коммуникации противника. Прежде всего, к ним относились те, которые обеспечивали накопление, перегруппировку сил и средств, доставку необходимых материально-технических компонентов для группы армий «Центр» и «Юг», готовивших операцию «Цитадель».

Для решения этой первоочередной задачи многие крупные партизанские соединения Украины были передислоцированы из северной части республики в западные и юго-западные её области. То же самое было организовано и в Белоруссии: в западные области передислоцировалось 9 бригад, 10 отрядов и 15 организаторских партизанских групп. В результате ещё до начала Курской операции была серьёзно нарушена работа многих крупных железнодорожных узлов и постоянно срывались перевозки войск, техники, боеприпасов и других грузов по главным, спланированным фашистами для этих целей магистралям. В результате все важнейшие железные и шоссейные дороги оказались под воздействием партизан.

В подтверждение этого есть смысл привести запись, сделанную в этот период в журнале ОКВ: «Особенно сократилось снабжение горючим, которое было крайне затруднено в результате действий партизан. 6-й воздушный флот ещё в июле 1943 г. до начала операции «Цитадель» израсходовал 8634 тонны авиационного горючего, но получил за то же время только 5722 тонны. Поэтому тактическое использование авиации регламентировалось наличием горючего».

Серьёзный интерес представляет такой факт: в феврале 1943 г. орловские партизаны провели минирование линии Брянск – Карачев изготовленными советской промышленностью минами замедленного действия. Эта операция проводилась по заранее разработанному плану, с учётом данных разведки от подпольщиков о графике движения по магистрали эшелонов. Было организовано взаимодействие с фронтовой авиацией, которая наносила удары по железнодорожным станциям и узлам. А мины срабатывали, главным образом, по наиболее важным для фашистов эшелонам – внезапно для их подразделений, охранявших дорогу. Именно поэтому пленные солдаты-охранники убеждённо доказывали: «Никаких диверсантов и даже следов их нет на дороге, а поезда рвутся». Этот опыт партизаны в дальнейшем неоднократно использовали и на других магистралях.

Кроме подрывов путей и воинских эшелонов партизаны постоянно уничтожали и выводили из строя мосты, что вызывало длительное нарушение движения на железных и шоссейных дорогах. Так, в марте 1943 г. большая группа партизан под командованием М.П. Ромашина вывела из строя 300-метровый мост через реку Десну у станции Выгоничи, через который ежесуточно проходило от 30 до 40 эшелонов, уничтожив при этом его охрану, состоявшую из 200 человек. Движение по этому пути было остановлено на 28 суток. Бывший начальник транспортного управления группы армий «Центр» Г. Теске после войны отметил в своих воспоминаниях: «…крупный партизанский отряд взорвал железнодорожный мост в самом центре немецкой ударной группировки, готовившейся к наступлению на Курск». И этот пример – не единичен. После подрыва мостов в большом ряде случаев движение по магистрали прекращалось на 10–15 суток, а на меньшее время – во всех случаях.

Так, по признанию того же Г. Теске, перед самым началом Курской битвы, в июне, только в тылу группы армий «Центр» партизанами было подорвано 44 моста, повреждено 298 паровозов и 1232 вагона. Движение на железных дорогах прерывалось: до 12 часов – 558 раз, до 24 часов – 114 раз, свыше 24 часов – 44 раза.

Неоценимую роль сыграло наличие в 1943 г. устойчивой двусторонней радиосвязи партизан с Большой землёй, которая позволяла во многих случаях проводить партизанские операции во взаимодействии с советской авиацией. Так, в конце мая партизаны заминировали обширные железнодорожные участки вокруг Витебска, что привело к скоплению на железнодорожном узле большого числа поездов с живой силой, боеприпасами и горючим. Информация об этом немедленно была передана советскому командованию, в результате чего авиация массированным ударом разрушила узел, уничтожила скопление эшелонов и более 400 немецких солдат и офицеров.

Гитлеровское командование в полном объёме осознало, какую угрозу для проведения операции «Цитадель» представляют активные боевые действия партизан. Поэтому оно провело против них несколько крупных карательных экспедиций, к участию в которых были привлечены не только охранные, полицейские и эсэсовские части и соединения, но и достаточно большие силы полевых войск, танков, артиллерии и авиации.

Особенно тревожил фашистов Брянский партизанский край. Находясь в зоне основных коммуникаций центральной и южной группировок противника в непосредственной близости к тылам его фронтовых частей, Брянский партизанский край мешал концентрации вражеских сил непосредственно в районе предстоящей битвы. При этом немецкое командование рассчитывало использовать Брянские леса для сосредоточения и перегруппировки своих войск в интересах своевременного и победного наступления на Курской дуге.

За полтора месяца до наступления на Курск, в первой половине мая, немцы начали карательную экспедицию против брянских партизан силами, кроме действовавших ранее 707-й, 221-й и 213-й охранных дивизий и 8-го армейского венгерского корпуса, дополнительно 4-й танковой и 10-й моторизованной, 7-й, 292-й и 113-й пехотных дивизий, а также ещё и 47-го и 57-го отдельных охранных полков, т.е. целой армейской группой с использованием авиации. Непрерывные бои длились 26 суток, при этом партизан активно поддерживала советская авиация. Противник потерял более 3000 солдат и офицеров, но целей операции не достиг, причём в её ходе был уничтожен командующий экспедицией генерал-лейтенант Борнеманн, а захваченные у него секретные документы гитлеровского генерального штаба, карты обстановки и дислокации войск в полосе советских Центрального, Брянского и Западного фронтов были немедленно отправлены в Москву.

С началом Курской битвы действия партизанских формирований усилились на всём протяжении линии ведения боевых действий против немецких войск, во всей глубине их тыла. Резко усилили диверсионную деятельность и подпольщики. Так, в ночь на 30 июля на станции Осиповичи подпольщик-комсомолец Фёдор Крылевич заминировал стоявший на станции эшелон с горючим, рядом с которым находились составы с боеприпасами и военной техникой. В результате взрыва и пожара были уничтожены 4 эшелона, в том числе состав с 30-ю танками «Тигр».

Итак, коммуникации, особенно железнодорожные, стали основным объектом боевой деятельности партизан, которая по своему размаху в масштабах шедшей войны приобрела стратегическое значение. Впервые в истории войн партизаны провели по единому с действующей армией замыслу ряд крупных операций (именно операций, а не диверсий!) по выводу из строя вражеских железнодорожных коммуникаций на большой территории, которые были тесно увязаны по времени и объектам с действиями Красной Армии. Это – операции 1943 года «Рельсовая война» и «Концерт». Особую роль сыграла операция «Концерт», являвшаяся продолжением операции «Рельсовая война», проведенная в период 3 августа – 15 сентября 1943 года.

А операция «Концерт» была проведена в период 19 сентября – конец октября 1943 г. на оккупированной территории РСФСР, БССР и части УССР для оказания помощи Красной Армии в завершении разгрома немецко-фашистских войск в Курской битве 1943 г. и развития общего наступления. В ней участвовали 193 партизанских формирования (свыше 120 тыс. человек) Белоруссии, Прибалтики, Карелии, Крыма, Ленинградской и Калининской областей. Протяжённость операции по фронту составила около 900 км (исключая Карелию и Крым) и в глубину – свыше 400 км. Операция была тесно связана с битвой за Днепр и предстоящим наступлением советских войск на Смоленском и Гомельском направлениях. Руководство по указанию Ставки осуществлял Центральный штаб партизанского движения. Цель операции: вывод из строя больших участков железнодорожных путей с задачей срыва воинских перевозок противника.

Фашистское командование предприняло большие усилия для восстановления железных дорог: в Белоруссию были переброшены восстановительные железнодорожные батальоны, сгонялось местное население. Из Польши, Чехословакии, Германии доставлялись рельсы и шпалы. Но партизаны вновь выводили из строя отремонтированные участки. В ходе операции подорвано 148 557 рельсов. Только белорусские партизаны подорвали около 90 тыс. рельсов, пустили под откос 1041 эшелон, взорвали 72 железнодорожных моста, разгромили 58 гарнизонов, охранявших мосты и магистрали. В результате пропускная способность железных дорог снизилась на 35-40%, что значительно затруднило перегруппировки фашистских войск и оказало большую помощь наступающей Красной Армии.

Враг был вынужден отвлекать на охрану железнодорожных коммуникаций, протяжённость которых на оккупированной территории СССР составляла 37 тыс. км, крупные силы. Как показал опыт войны, для организации даже слабой охраны железных дорог на каждые 100 километров необходим один батальон, для сильной охраны – один полк, а иногда (например, летом 1943 г. в Ленинградской области) ввиду активных действий партизан выделять для охраны до 2-х полков.

Большую роль играла разведывательная деятельность партизан и подпольщиков, державших под наблюдением обширную территорию. Только с апреля по декабрь 1943 г. они установили районы сосредоточения 165 дивизий, 177 полков и 135 отдельных батальонов противника. При этом в 66 случаях они раскрыли их организацию, штатную численность, фамилии командного состава. Накануне Белорусской операции «Багратион» 1944 года партизаны сообщили о расположении 33 штабов, 30 аэродромов, 70 крупных складов, о составе более 900 вражеских гарнизонов и около 240 частей, о направлении движения и характере перевозимых грузов 1642 эшелонов противника и т.п. А ранее, в летней кампании 1942 г., действия партизан отвлекли 24 вражеские дивизии, 15-16 из которых постоянно использовались на охране коммуникаций. В августе 1942 г. проведено 148 крушений железнодорожных эшелонов, в сентябре – 152, в октябре – 210, в ноябре – 238, то есть – по нарастающей, что говорило о росте боевого мастерства партизан. В целом, в 1943–1944 годах партизаны целенаправленно действовали, главным образом, в интересах наступающей Красной Армии.

С приближением советских войск партизаны наносили противнику удары с тыла, и этим самым содействовали прорыву его обороны, отражению его контрударов, окружению немецко-фашистских группировок. Партизаны способствовали частям Красной Армии в овладении населёнными пунктами, обеспечивали своими силами открытые фланги наступающих войск, что свидетельствует о высоком уровне их тактического мастерства. Наиболее ярким примером такого эффективного взаимодействия является Белорусская операция 1944 г., в которой мощная группировка белорусских партизан представляла собой, по существу, пятый фронт, согласовывавший свои операции с четырьмя наступающими фронтами (1 и 3 Белорусские, 1 и 3 Прибалтийские фронты).