Текст книги "К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №16 от 20.04.2010"

Автор книги: К барьеру! (запрещенная Дуэль)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Известно, что в этом споре за партийность Ленин оказался потом победителем.

Второй факт. Период 1914-1917 гг., период разгара империалистской войны, когда все или почти все социал-демократические и социалистические партии, поддавшись общему патриотическому угару, отдали себя на услужение отечественному империализму. Это был период, когда Интернационал склонил свои знамена перед капиталом, когда перед шовинистической волной не устояли даже такие люди, как Плеханов, Каутский, Гэд и другие. Ленин был тогда единственным или почти единственным, который поднял решительную борьбу против социал-шовинизма и социал-пацифизма, разоблачал измену гэдов и каутских и клеймил половинчатость межеумочных «революционеров». Ленин понимал, что он имеет за собой незначительное меньшинство, но это не имело для него решающего значения, ибо он знал, что единственно верной политикой, имеющей за собой будущность, является политика последовательного интернационализма, ибо он знал, что принципиальная политика есть единственно правильная политика.

Известно, что и в этом споре за новый Интернационал Ленин оказался победителем.

«Принципиальная политика есть единственно правильная политика» – это та самая формула, при помощи которой Ленин брал приступом новые «неприступные» позиции, завоевывая на сторону революционного марксизма лучшие элементы пролетариата.

Вера в массы

Теоретики и вожди партий, знающие историю народов, проштудировавшие историю революций от начала до конца, бывают иногда одержимы одной неприличной болезнью. Болезнь эта называется боязнью масс, неверием в творческие способности масс. На этой почве возникает иногда некий аристократизм вождей в отношении к массам, не искушенным в истории революций, но призванным ломать старое и строить новое. Боязнь, что стихия может разбушеваться, что массы могут «поломать много лишнего», желание разыграть роль мамки, старающейся учить массы по книжкам, но не желающей учиться у масс, – такова основа этого рода аристократизма.

Ленин представлял полную противоположность таким вождям. Я не знаю другого революционера, который так глубоко верил бы в творческие силы пролетариата и в революционную целесообразность его классового инстинкта, как Ленин. Я не знаю другого революционера, который умел бы так беспощадно бичевать самодовольных критиков «хаоса революции» и «вакханалии самочинных действий масс», как Ленин. Помнится, как во время одной беседы, в ответ на замечание одного из товарищей, что «после революции должен установиться нормальный порядок», Ленин саркастически заметил: «Беда, если люди, желающие быть революционерами, забывают, что наиболее нормальным порядком в истории является порядок революции».

Отсюда пренебрежительное отношение Ленина ко всем тем, которые старались свысока смотреть на массы и учить их по книжкам. Отсюда неустанная проповедь Ленина: учиться у масс, осмыслить их действия, тщательно изучать практический опыт борьбы масс.

Вера в творческие силы масс – это та самая особенность в деятельности Ленина, которая давала ему возможность осмыслить стихию и направлять ее движение в русло пролетарской революции.

Гений революции

Ленин был рожден для революции. Он был поистине гением революционных взрывов и величайшим мастером революционного руководства. Никогда он не чувствовал себя так свободно и радостно, как в эпоху революционных потрясений. Этим я вовсе не хочу сказать, что Ленин одинаково одобрял всякое революционное потрясение или что он всегда и при всяких условиях стоял за революционные взрывы. Нисколько, этим я хочу лишь сказать, что никогда гениальная прозорливость Ленина не проявлялась так полно и отчетливо, как во время революционных взрывов. В дни революционных поворотов он буквально расцветал, становился ясновидцем, предугадывал движение классов и вероятные зигзаги: революции, видя их, как на ладони. Недаром говорится в наших партийных кругах, что «Ильич умеет плавать в волнах революции, как рыба в воде».

Отсюда «поразительная» ясность тактических лозунгов и «головокружительная» смелость революционных замыслов Ленина.

Вспоминаются два особенно характерных факта, отмечающих эту особенность Ленина.

Первый факт. Период перед Октябрьским переворотом, когда миллионы рабочих, крестьян и солдат, подгоняемые кризисом в тылу и на фронте, требовали мира и свободы; когда генералитет и буржуазия подготовляли военную диктатуру в интересах «войны до конца»; когда всё так называемое «общественное мнение», все так называемые «социалистические партии» стояли против большевиков, третируя их «немецкими шпионами»; когда Керенский пытался загнать в подполье – и отчасти уже успел загнать – партию большевиков; когда все еще могучие дисциплинированные армии австро-германской коалиции стояли против наших усталых и разлагавшихся армий, а западно-европейские «социалисты» благополучно пребывали в блоке со своими правительствами в интересах «войны до полной победы»...

Что значило поднять восстание в такой момент? Поднять восстание в такой обстановке – это значит поставить всё на карту. Но Ленин не боялся рискнуть, ибо он знал, видел своим ясновидящим взором, что восстание неизбежно, что восстание победит, что восстание в России подготовит конец империалистской войны, что восстание в России всколыхнет измученные массы Запада, что восстание в России превратит войну империалистскую в войну гражданскую, что восстание даст Республику советов, что Республика советов послужит оплотом революционного движения во всем мире.

Известно, что это революционное предвидение Ленина сбылось впоследствии с невиданной точностью.

Второй факт. Первые дни после Октябрьской революции, когда Совет Народных Комиссаров пытался заставить мятежного генерала, главнокомандующего Духонина, прекратить военные действия и открыть переговоры с немцами о перемирии. Помнится, как Ленин, Крыленко (будущий главнокомандующий) и я отправились в Главный штаб в Питере к проводу для переговоров с Духониным. Минута была жуткая. Духонин и Ставка категорически отказались выполнить приказ Совнаркома. Командный состав армии находился целиком в руках Ставки. Что касается солдат, то неизвестно было, что скажет 12-миллионная армия, подчиненная так называемым армейским организациям, настроенным против Советской власти. В самом Питере, как известно, назревало тогда восстание юнкеров. Кроме того, Керенский шел на Питер войной. Помнится, как после некоторой паузы у провода лицо Ленина озарилось каким-то необычайным светом. Видно было, что он уже принял решение. «Пойдём на радиостанцию, – сказал Ленин, – она нам сослужит пользу: мы сместим в специальном приказе генерала Духонина, назначим на его место главнокомандующим тов. Крыленко и обратимся к солдатам через голову командного состава с призывом – окружить генералов, прекратить военные действия, связаться с австро-германскими солдатами и взять дело мира в свои собственные руки».

Это был «скачок в неизвестность». Но Ленин не боялся этого «скачка», наоборот, он шёл ему навстречу, ибо он знал, что армия хочет мира, и она завоюет мир, сметая по пути к миру все и всякие препятствия, ибо он знал, что такой способ утверждения мира не пройдет даром для австро-германских солдат, что он развяжет тягу к миру на всех без исключения фронтах.

Известно, что это революционное предвидение Ленина также сбылось впоследствии со всей точностью.

Гениальная прозорливость, способность быстро схватывать и разгадывать внутренний смысл надвигающихся событий – это то самое свойство Ленина, которое помогало ему намечать правильную стратегию и ясную линию поведения на поворотах революционного движения. «Правда», №34, 1924 г.

ИСТОРИЯ

СРЫВ ОПЕРАЦИИ «ТАЙФУН»

Контрнаступление Красной Армии под Москвой

Срыв ноябрьского наступления группы армий «Центр» на Москву, потери, понесенные фашистами, стоили неимоверного напряжения сил не только советским войскам, оборонявшим столицу, но и всему советскому народу и, безусловно, военно-политическому руководству страны.

Захват германской армией значительной части европейской территории СССР привёл к сокращению, причём весьма большому, числа оборонных предприятий и стратегических сырьевых районов, а, значит, и к выпуску вооружения, боеприпасов, боевой и другой техники, так необходимых армии для ведения успешной борьбы с вооружённым до зубов противником.

Заместитель председателя Совета народных комиссаров, один из ответственных за эвакуацию и восстановление работоспособности эвакуированных предприятий в восточных районах СССР, Н.А. Вознесенский позже писал: "Последние два месяца 1941 года были самыми тяжёлыми и критическими в истории военной экономики и, прежде всего, промышленности СССР. В этот период эвакуированные на восток предприятия уже перестали давать продукцию в старых районах, но ещё не были восстановлены в новых тыловых районах. К этому периоду относятся исключительно большие потери, которые понесло народное хозяйство СССР в результате оккупации гитлеровской Германией ряда советских районов...

За период с августа по ноябрь 1941 года в результате оккупации, а также эвакуации промышленности из прифронтовых районов выбыло из строя 303 предприятия, изготовлявших боеприпасы. Месячный выпуск указанных предприятий составлял 8,4 млн. корпусов снарядов, 2,7 млн. корпусов мин, 2 млн. корпусов авиабомб, 7,9 млн. взрывателей, 5,4 млн. средств воспламенения, 5,1 млн. снарядных гильз, 2,5 млн. ручных гранат...

В результате военных потерь, а также эвакуации сотен предприятий валовая продукция промышленности СССР с июня по ноябрь 1941 года уменьшилась в 2,1 раза... Выпуск проката чёрных металлов – основы военной промышленности – в декабре 1941 года уменьшился против июня 1941 года в 3,1 раза; производство проката цветных металлов, без которого невозможно военное производство, за тот же период сократилось в 430 раз; производство шарикоподшипников, без которых нельзя выпускать ни самолётов, ни танков, ни артиллерии, сократилось в 21 раз". (Н.А. Вознесенский. «Военная экономика СССР в период Отечественной войны», С. 41-43).

В это тяжёлое время Советский Союз один вел войну с блоком фашистских государств, обеспечивавшихся также и экономикой оккупированных государств Европы, при почти полном отсутствии помощи СССР со стороны стран, вошедших в состав антигитлеровской коалиции. В декабре 1941 г. обещанные и закрепленные обязательствами военные поставки самой экономически благополучной страны – США – Советскому Союзу составили около 0,1% от запланированных. Черчилль, хотя и в извинительной форме, уведомил И.В. Сталина о невозможности открытия в ближайшее время второго фронта в Западной Европе, ссылаясь на "объективно" сложившиеся обстоятельства. И в то же время подпольно вёл переговоры с венгерскими неофициальными представителями Германии о заключении с ней сепаратного мира («Фальсификаторы истории. Историческая справка», М., Госполитиздат, 1952 г. с. 71-72).

В создавшейся ситуации выход можно было найти, только мобилизовав все материальные, но, прежде всего, национально-патриотические ресурсы, традиции своей страны, Советского Союза. Собирались, как во времена Минина и Пожарского, пожертвования со стороны людей, имевших хоть какие-то сбережения, дети собирали металлолом, прежде всего цветной. Многие мастерские переоборудовались в цеха по производству вооружения, боеприпасов, другой продукции, необходимой для сражающейся армии. "Всё для фронта, всё для Победы!" – таков был девиз советских людей.

В Москве многие заводы работали на обеспечение частей ПВО и ВВС МВО запасными частями к самолётам, ремонтировали моторы, изувеченные в боях фюзеляжи и многое другое. Выпускали элементы техники и вооружения, необходимые зенитчикам, изготовляли противотанковые мины и гранаты. Это был неоценимый вклад москвичей в защиту родного города как от ударов с воздуха, так и от рвавшихся в столицу танковых колонн врага.

И это не всё. 22 ноября 1941 г. в газете "Правда" сообщалось, что москвичи внесли в фонд обороны 94 млн. рублей и дальнейший сбор средств продолжается. На эти деньги было изготовлено немало вооружения, необходимого фронту. А в декабре 1941 г. хабаровские комсомольцы передали ВВС Западного фронта эскадрилью бомбардировщиков с наказом: "Боевые товарищи! Машины, вручённые вам сегодня, построены на трудовые рубли дальневосточной молодежи для ускорения нашей победы. Помните это. Берегите их как зеницу ока и бесстрашно разите врага". В письме комсомольцам Хабаровска лётчики-фронтовики сообщили: "Не слов ответа вы ждёте от нас, а сурового правого дела – беспощадной расплаты с врагом... Гнев народа – наш гнев. Он яростен и могуч... Помня наказ ваш, будем бесстрашно разить врага, будем бить без промаха в его чёрное сердце". ("Комсомольская правда", 1942 г., 7 февраля).

Также эскадрилья истребителей и несколько одиночных самолётов, построенных на пожертвования советских людей в разных районах страны, были переданы лучшим лётчикам 6-го истребительного авиационного корпуса ПВО. Всего в течение первого периода Великой Отечественной войны, с июня1941 г. по ноябрь 1942 г. для фронта строились и уже были переданы в войска около 150 танковых колонн и эскадрилий боевых самолётов, а также много другого вооружения и боевой техники (Синицын A.M. «Всенародная помощь фронту», Воениздат, М., 1985, с. 149-150,156).

Эти гигантские усилия страны дали свои результаты: в ходе наступления на фашистов началось форсирование, а в ноябре уже подходило к концу формирование и сосредоточение в районах восточнее Москвы крупных резервов Красной Армии. Севернее Москвы сосредоточились 1-я ударная и 20-я армии, в районах Рязань, Зарайск – 10-я армия, в районе Ряжск – 61 армия. В качестве резерва Ставки в Московской зоне обороны были сосредоточены 21-я и 60-я армии.

В один из ноябрьских дней И. В. Сталин вызвал к себе командира 6-го ИАК полковника И.Д. Климова и поставил ему задачу прикрыть авиацией корпуса железнодорожные пути, ведущие с востока к столице. На И.Д. Климова Верховный Главнокомандующий возложил персональную ответственность за то, чтобы ни один вражеский самолёт-разведчик не мог пролететь не только в район магистралей, но и вообще в обширную воздушную зону восточнее Москвы. Авиаторы корпуса ПВО достойно выполнили эту задачу. Гитлеровское командование не только не знало о сосредоточении этих резервов, но было уверено, что взять их Советской стране негде.

Это следует хотя бы из приказа командующего группой армией "Центр" генерал-фельдмаршала фон Бока от 2 декабря 1941 года: «В последнее время установлено, что противник пытается облегчить своё положение, перебрасывая целые дивизии или части дивизий с наименее угрожаемых на наиболее угрожаемые участки фронта. Прибытие нового пополнения было замечено только на одном участке и в небольшом количестве. Из этого следует, что оборона противника находится на грани кризиса. Необходимо напрячь все силы, чтобы использовать эту слабость противника» (ЦАМО, ф. 6598, д.78, С.96).

Командующий группой армией "Центр" издал этот приказ тогда, когда основные ударные группировки его войск – северная и северо-западная, а также и южная – начали отвод своих войск, а попросту – отступление без приказа ставки Гитлера или командующего фон Бока.

Последовательность событий того времени Г.К. Жуков излагает в своих мемуарах:

"29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о подчинении Западному фронту 1-й ударной и 10-й армий, чтобы нанести противнику более сильные удары и отбросить его подальше от Москвы.

И.В. Сталин слушал внимательно, а затем спросил:

– А вы уверены, что противник подошёл к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-либо новую крупную группировку?

– Противник истощён. Но и войска фронта без ввода 1-й ударной и 10-й армий не смогут ликвидировать опасные вклинения. Если мы их сейчас же не ликвидируем, противник может в будущем подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счёт северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьёзно осложниться...

Поздно вечером 29 ноября нам сообщили решение Ставки о том, что Западному фронту передаются 1-я и 10-я армии и все соединения 20-й армии. Одновременно Ставка приказала прислать план использования этих армий" (Г.К. Жуков. «Воспоминания и размышления». М, 1970, с. 364). Утром 30 ноября этот план был представлен.

В этом случае Георгий Константинович был, как всегда, верен своим убеждениям, основанным на военном опыте: как только появляется возможность контратаковать врага, наносить по нему контрудары, неожиданные, максимально мощные и глубокие, наличными силами. Поэтому, видимо, контрнаступление под Москвой началось именно с серии контрударов по противнику.

Сам Г.К. Жуков, в беседе с бывшим редактором "Военно-исторического журнала" доктором исторических наук генерал-лейтенантом Н. Павленко 13 августа 1966 г. так осветил эти события: «Это действительно весьма неясный и запутанный вопрос. Когда мы в конце ноября и в начале декабря организовали сопротивление противнику, затем применили более активную форму – контрудары наносили, в наших замыслах чётко обоснованного мнения о том, что намечается такое контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной стороны, Гудериан начал пятиться, с другой, и Гепнер начал отходить. И когда контрудары 1-й ударной армии и группы Лизюкова начали отбрасывать противника, в порядке логического продолжения всё это нарастало и в конце концов к восьмому декабря вылилось в более широкое контрнаступление... Но у нас нет такого приказа, где заранее, допустим, 30 ноября, 1-2 декабря отдали бы приказ на контрнаступление». (В. Карпов. «Маршал Жуков. Его соратники и противники в годы войны и мира». Роман-газета, № 12, 1991, с. 84).

А в своих мемуарах Г.К. Жуков написал: "Поздно вечером 4 декабря мне позвонил Верховный Главнокомандующий и спросил:

– Чем ещё помочь фронту, кроме того, что уже дано?

Я ответил, что необходимо получить поддержку авиации резерва Главнокомандования и ПВО страны и, кроме того, хотя бы две сотни танков с экипажами...

– Танков нет, дать не можем, – сказал И.В. Сталин, – авиация будет... Имейте в виду, что 5 декабря переходит в наступление Калининский фронт. А 6 декабря перейдет в наступление оперативная группа правого крыла Юго-Западного фронта в районе Ельца...

Контрнаступательные действия правого крыла Западного фронта шли непрерывно, их активно поддерживала авиация фронта, авиация ПВО страны и дальняя авиация. Ею командовал генерал А. Е. Голованов. Авиация наносила мощные удары по артиллерийским позициям, танковым частям, командным пунктам, а когда началось отступление гитлеровских войск, штурмовала и бомбила пехотные, бронетанковые и автотранспортные колонны. В результате все дороги на Запад после отхода войск противника были забиты его боевой техникой и автомашинами" (Г.К. Жуков. «Воспоминания и размышления», С. 365, 366).

В сложившейся обстановке планирования действий авиации на длительный период не было. Совместные действия авиации и сухопутных войск планировались, как правило, на сутки. Управление авиационными частями и соединениями осуществлялось с командных пунктов ВВС фронтов – Калининского, Западного и Юго-Западного, а на командных пунктах общевойсковых армий находились офицеры авиации, в задачу которых входили разработка и согласование таблиц и сигналов взаимодействия, взаимная информация и обработка данных о воздушной и наземной обстановке. При этом на авиацию возлагались задачи: поддерживать бомбовыми и штурмовыми ударами прорыв обороны фашистов на главных направлениях контрнаступления, уничтожать резервы, опорные пункты и узлы обороны, нарушая их огневую связь, нарушать управление действиями войск противника, вести непрерывную воздушную разведку. Три четверти сил авиации наносили удары по группировке севернее Москвы и одна четверть – по группировке южнее Москвы (ЦАМО, ф. 208, оп. 142690, д. 3, лл. 39-103; д. 2, лл. 19-22).

Контрнаступление под Москвой с участием, кроме Западного фронта, также Калининского и правого крыла Юго-Западного фронтов началось 5-6 декабря. Уже в первый день в полосе Западного фронта наша авиация произвела более 200 самолётовылетов, нанося удары по артиллерийским позициям, танковым группировкам, командным пунктам гитлеровцев, аэродромам их авиации, расположенным в районах, близких к линии фронта. Особо сильной авиационной обработке подверглись посёлок и станция Крюково, к обороне которых противник привлек до 70 танков, зарыв их в землю. Крюково было важным опорным узлом, действия которого предотвращали быстрый выход частей Красной Армии на разветвлённую сеть дорог, ведущих к Клину и Калинину, Истре и Волоколамску. Рассчитывая держаться в Крюково достаточно долго, гитлеровцы стремились организованно отойти, закрепиться на новой полосе обороны и остановить наступающие советские войска. Создав мощные укрепления на рубеже Истринского водохранилища, в районе Калинина, севернее и восточнее Клина, немецкая группа армий "Центр" приступила к перегруппировке сил. Однако верховное военное командование Германии понимало, что всё это – провал операции "Тайфун", провал всей наступательной операции с целью захвата Москвы. Во избежание полного разгрома группы армий "Центр" Гитлер, хоть и с явным опозданием, издал 8 декабря директиву о переходе к обороне на всем советско-германском фронте: «Преждевременное наступление холодной зимы на Восточном фронте и возникшие в связи с этим затруднения в подвозе снабжения вынуждают немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к обороне». И уже не в первый раз, чтобы как-то сохранить военно-политический престиж в глазах стран Европы, определяются решительные задачи немецко-фашистской авиации: «Задача ВВС состоит в том, чтобы лишить противника возможности производить пополнение и укомплектование своих вооружённых сил. С этой целью следует разрушать центры военной промышленности и боевой подготовки, в первую очередь такие, как Ленинград, Москва...» («Совершенно секретно! Только для командования!» Документы и материалы, М, 19б7,сс. 342-345).

А в это время контрудары Красной Армии набирали обороты, развиваясь во всё более организованное контрнаступление.

Верный своим принципам оперативного управления боевыми действиями, Г.К. Жуков объединил в едином замысле действия всех родов войск для достижения наиболее эффективного результата каждого контрудара.

Так, уничтожение немецкой группировки, оборонявшей Крюково, было поручено войскам 16-й армии генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского, боевое обеспечение с воздуха было приказано осуществлять легкобомбардировочной ночной авиации Западного фронта, ВВС Московской зоны обороны, истребительной авиации Корпусного района ПВО. Передний край наших войск в ночное время был обозначен фонарями и кострами, размещёнными в специально отрытых глубоких окопах. Действия авиации и наступающей пехоты были чётко согласованы по времени, участкам и направлениям ударов. 8 декабря Крюково было освобождено, враг потерял более 2 тысяч солдат и офицеров, 60 танков, 120 автомашин и другую технику (ЦАМО, ф. 208, оп. 2511, д. 225, л. 44). Разгром этого опорного пункта способствовал тому, что в тот же день, 8 декабря, наши войска освободили Рогачёво, Яхрому, Красную Поляну, а затем Солнечногорск. На этом направлении большую помощь частям 16-й армии оказал 172-й истребительный авиационный полк Московского корпусного района ПВО, осуществлявший разведку, патрулирование, штурмовые действия по отступающему противнику в районах Солнечногорск, Клин, Волоколамск. В середине декабря, в ходе преследования врага, ВВС Западного фронта и 6-го ИАК ПВО успешно наносили удары по отходящим колоннам западнее Клина, Высоковска, Теряевой Слободы, Волоколамска. Здесь же действовала авиационная группа генерала И.Ф. Петрова, имевшая задачу уничтожить вражеские войска в полосе между Московским морем, Клином и Волоколамском. Эта задача достаточно успешно была выполнена.

И.Н. ДОКУЧАЕВ, Ю.В. ПИЩИКОВ

  (Продолжение следует)