Текст книги "Не люби мозги (СИ)"

Автор книги: Jane Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Перси Уизли любил мозги. Вернее, не так: он ненавидел их отсутствие у тех идиотов, с которыми ему приходилось работать. Так что появление Гермионы Грейнджер, бывшей сокурсницы Рона, бывшей девушки Рона и бывшей, хотя нет, просто  Главной старосты Хогвартса (по мнению Перси, старосты не приобретали статус «бывший»), в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними было для него подобно благосклонности министра магии, который, между прочим, в прошлом году даже лично пожелал Перси счастливого Рождества. Конечно, Перси предпочёл не обращать внимания, что Кингсли также поздравил ещё семь человек, ожидавших вместе с ним прибытия лифта. Ведь тем недотёпам министр улыбнулся лишь уголком рта, а ради Перси даже растянул губы и обнажил зубы, а это, на минуточку, было явным показателем особого к нему расположения. Да Кингсли разве что не подмигнул Перси, а Перси едва сдержался, чтобы не похлопать того по плечу, как это бывает у людей, которых связывает нечто большее, чем общение посредством отправления на подпись приказов и отчётов. Лифт приехал слишком быстро, так что ни подмигнуть, ни похлопать по плечу, к сожалению, не получилось, зато у Перси появилось воспоминание, которое он в минуты отчаяния прокручивал в голове, словно старую, заезженную кассету в маггловском магнитофоне, и, точно как отец в такие моменты, довольно улыбался, тихо приговаривая: «То, что надо».

Гермиона Грейнджер пересекла порог его кабинета, а заодно и жизни в миг, когда Перси почти запаниковал от осознания: «кассету» зажевало, воспоминание испортилось и больше не работало, как и коллеги, лениво развалившиеся за столами на удобных креслах и даже не пытавшиеся хотя бы изобразить мозговые потуги. Не то чтобы Перси ожидал полёта мысли от идиотов с уровнем интеллекта едва ли выше, чем у лесного тролля. Но он терпеть не мог, когда кто-то не выполняет его инструкции, а именно этим сейчас и занималась пятёрка ослов, с интересом обсуждавшая коротенькую юбку некой Сьюзи из Отдела магического транспорта. Джереми Дональд, который был настолько же толст, насколько туп, как раз, двусмысленно ухмыляясь, рассказывал, на каком бы «транспорте» прокатил Сьюзи, если бы та ему «дала», когда Грейнджер громко прокашлялась и произнесла:

– Добрый день, джентльмены. Министр сказал, к вам в отдел поступила депеша из Египта, с которой необходимо срочно разобраться, и что-то подсказывает мне: специфичность и длина «транспорта», на котором вы собираетесь «прокатить» некую Сьюзи, мистер Дональд,  не та тема, которую вам следовало бы обсуждать в столь критический момент. Или я не права?

У Гермионы Грейнджер, с некоторых пор занимавшей должность личной помощницы министра магии, были: чопорная синяя юбка в пол, почти мужская сумка, оттягивавшая плечо, и такой взгляд, что все присутствовавшие не сомневались: одно неверное слово – и в скором времени в Отделе магических популяций и контроля над ними будут открыты пять вакансий. И в этот момент всеобщего благоговения Грейнджер внезапно показалась Перси самой прекрасной женщиной на свете. Лохматой, не очень-то красивой, даже слегка пугающей и напоминающей мать, но прекрасной. Ведь у Гермионы было то, чего он давно не наблюдал у особей женского пола. То, что в понимании Перси являлось главным достоинством любого человека (если этот человек не пытался доказать, что он умнее Перси, конечно). То, что сейчас было так необходимо его отделу.

У Гермионы Грейнджер были мозги.

А так как Перси любил мозги, в принципе, не было ничего удивительного, что вскоре Перси Уизли любил и Гермиону Грейнджер.

***

Любить Гермиону Грейнджер Перси не нравилось. И дело было даже не в том, что она когда-то была девушкой его брата и «той самой стервой, посмевшей бросить Рона Уизли», как писали в газетах. Просто рядом с Гермионой Перси зачастую чувствовал себя дураком. Вот как, например, в это самое мгновение, когда она сказала:

– Где находится Мерса-Матрух? Перси, ты же был в Египте, как этого можно не знать?! Это всего в ста пятидесяти милях к западу от Александрии!

Она сказала это, улыбаясь, как несмышлёному ребёнку, что было по-настоящему обидно, ведь Перси знал не только, где находится Мерса-Матрух, но мог также с лёгкостью перечислить его основные достопримечательности, рассказать о инфраструктуре и поделиться адресом лучшего тамошнего книжного магазина, если бы Гермиона спросила, естественно. Но проблема заключалась вот в чём: у Перси так давно не было девушки, что он уже и забыл, как это: на глазах дуреть только от того, что с тобой разговаривает женщина мечты.

Женщина с отличными мозгами.

– Вообще-то, Гермиона, Мерса-Матрух лежит к востоку от Александрии, а не к западу, – поправив очки, попытался реанимировать себя в глазах «женщины с отличными мозгами» Перси.

Услышав его слова, та закусила губу и покачала головой.

– Я уверена, что к западу.

– К востоку, Гермиона. Знаешь, я ведь был там, пусть много лет назад, но… – важно начал Перси, желая поразить Грейнджер широтой познаний о Мерса-Матрухе, однако та спустя минуту перевела рассеянный взгляд куда-то за спину Перси и перебила его, с улыбкой обратившись к кому-то.

– О, мистер Бруствер! Здравствуйте ещё раз. Скажите, пожалуйста, Мерса-Матрух, в который мы завтра направимся, находится к западу от Александрии или к востоку?

– Здравствуй, Гермиона, – приветливо отозвался министр, и Перси ощутил укол ревности. Причём он не знал, кого ревновал больше: министра, который относился к Гермионе, похоже, даже лучше, чем к Перси, или Гермиону, которая интересовалась мнением министра больше, чем мнением Перси. – Конечно к западу, Гермиона, – наконец ответил Кингсли, а Грейнджер перевела победный взгляд на Перси.

– Ну вот, видишь, я была права, – могла бы не говорить, но всё же сказала Гермиона и принялась о чём-то беззаботно беседовать с министром, так и не дослушав, что «Мерса-Матрух» с арабского переводится как «брошенный якорь», а среди главных достопримечательностей города… Впрочем, это было уже неважно. Ведь Перси чувствовал себя как тот самый брошенный якорь. Никому не нужный и несколько недоразвитый, если быть точнее (ну и что, что якоря не бывают недоразвитыми).

И в этот миг Перси не мог решить, перевешивает ли его любовь к Гермионе нелюбовь к тому, чтобы чувствовать себя «недоразвитым якорем».

Да даже задай ему сам министр вопрос: «Мистер Уизли, готовы ли вы быть «недоразвитым якорем» во имя нежных чувств к мисс Грейнджер?», он бы, скорее всего, что-то невразумительно промычал, как если бы у него внезапно разболелся зуб.

В итоге, так и не найдя ответ, Перси с досадой в очередной раз сделал вывод, что Грейнджер ему любить очень не нравится.

Но поделать с этим он уже ничего не мог.

***

– Прекрасный день для путешествия! – бодро заключила Гермиона Грейнджер, едва ступив на волшебный паром, который должен был всего через два часа доставить их в Мерса-Матрух.

Перси покосился на неё. В косу Гермионы была вплетена алая лента, на носу рассыпались бледные веснушки, а в глазах горел огонёк предвкушения: он всегда загорался, когда Гермиона Грейнджер собиралась работать. В руках она держала отнюдь не колдокамеру – увесистую папку с материалами дела о странной болезни, сразившей в Египте норвежских горбатых драконов, и это означало, что в понятие «путешествие» Гермиона вкладывала совершенно иной смысл, нежели другие девушки.

Да, у Гермионы Грейнджер были мозги, так что она предпочитала «путешествовать» по страницам книг и необходимых для работы материалов, а каюта на двоих с большим письменным столом и иллюминатором во всю стену, очевидно, была не более чем идеальным местом, чтобы совершить «путешествие» с максимальным комфортом. Но только не для Перси, которому, если что, тоже нужно было работать, а не получалось! И всему виной эта дурацкая лента в волосах Гермионы и веснушки на её носу, которых он раньше не замечал. Сейчас и то, и другое казалось ему… Казалось… Мерлин всемогущий! Да, ему это казалось «очаровательным», как выразилась бы новая девушка Рональда. А потому вот уже полчаса Перси вместо того, чтобы осилить хотя бы первую часть отчёта магических зоологов о проведённых исследованиях, смотрел на читавшую Гермиону Грейнджер с таким же благоговением, как, к примеру, на новенький значок старосты или же на одобренное ходатайство о своём повышении.

Ужаснее путешествия не придумаешь.

– Почему ты так считаешь? – внезапно спросила Гермиона, и Перси понял, что неосознанно озвучил последнюю мысль.

Прокашлявшись, он невозмутимо посмотрел Гермионе в глаза.

– Здешние условия абсолютно не подходят для работы, – чопорно начал Перси, критически осмотрев каюту. – Вероятно, эти туристы совершенно не знают норм приличий для путешествующих, раз так громко кричат и топают, мешая приличным людям работать.

Брови Гермионы взлетели, а в глазах появилась тень усмешки.

– Ты сам настоял, чтобы отправиться в Мерса-Матрух на общественном транспорте, Перси.

«Естественно настоял, ведь только так я мог остаться с тобой наедине», – с досадой подумал Перси.

– Естественно настоял, ведь только так мы могли бы добраться до Мерса-Матруха в кратчайшие сроки, – уверенно сказал Перси, а потом добавил, заметив скепсис во взгляде Гермионы: – Ты же сама знаешь, что на изготовление портала потребовалось бы время, которого у нас нет.

Если Гермиона Грейнджер и посчитала, что её мнение разительно отличается от мнения Перси, то ничего не сказала. Она лишь достала из уменьшенной чарами сумки крекер, предложила его Перси и, получив отрицательный ответ, принялась есть и читать одновременно.

Перси считал дурным тоном смотреть на жующего человека, а потому какое-то время, слушая тихий хруст, наблюдал из иллюминатора, как паром вспарывает морскую гладь, и боролся с желанием заговорить с Гермионой вновь. Он думал, как бы возобновить общение с ней, с «женщиной с отличными мозгами», как показать, что его мозги не менее, а даже более впечатляющие, чем у неё. Ведь, к счастью, Гермиона Грейнджер сможет это оценить, в отличие от тех пятнадцати… Ладно, от тех трёх девушек, с кем Перси встречался.

«Нужно сделать ей комплимент», – взволнованно размышлял Перси, и море тоже волновалось, заходилось пеной, словно жёлчью.

«Нужно отметить, какие у неё отличные мозги. Или похвалить её ленту? Мерлин всемогущий… Женщины, почему вы такие непонятные», – растерянно рассуждал Перси, и чайки, кружившие над паромом, так же растерянно кричали и беспорядочно били крыльями по воздуху.

«Нужно сказать хоть что-нибудь! Разумеется, лучше бы начать с комплимента… Да, точно, необходимо начать с комплимента!» – решительно повторял себе Перси, и судно так же решительно поворачивало направо, меняя курс.

Ладони вспотели, во рту пересохло, а язык продавливал нёбо, так что Перси уже не мог сдерживаться в желании сделать Грейнджер комплимент.

– Ну это же совершенно невозможно! – выпалил он, резко повернувшись к Гермионе, которая от неожиданности подскочила и выронила крекер.

– Святой Мерлин, Перси, нельзя же так пугать! – возмущённо округлила она глаза и подняла печенье с пола.

– Прости, – нервно произнёс он, а затем добавил: – Просто хотел сказать, что есть во время чтения глупо!

Гермиона Грейнджер, вероятно, не ожидала услышать ничего подобного. Со всей очевидностью, ей хотелось услышать «комплимент» иного рода – не тот, что не получился у Перси.

– Глупо? – едва слышно переспросила она.

– Конечно глупо, – прокашлявшись, продолжил Перси, приняв решение поменять местами стадии с кодовыми названиями «комплимент» и «помощь в осознании незаурядности мозгов Перси Уизли». – Информация усваивается гораздо хуже, когда человек сконцентрирован во время чтения на чём-то ещё, в особенности на поглощении пищи. К тому же трапеза сама по себе предполагает выделение на неё отдельного времени. Так можно контролировать себя и не переедать.

Перси смотрел на Гермиону, затаив дыхание. Он был уверен, что вот-вот в её глазах появится искреннее восхищение его эрудицией, заботливостью и умением вести беседу. Но секунды шли, а Гермиона Грейнджер смотрела на него скорее как на «недоразвитый якорь», чем как на мужчину с отличными мозгами.

– Это всего лишь крекер, Перси, – наконец тихо сказала она и замолчала, качая головой.

Перси растерялся. Он не знал, что говорить дальше, ведь, согласно его расчётам, сейчас Гермиона должна была уже восторженно хвалить его, а может – прости Мерлин, – и… целовать.

Последняя мысль, вернее желание осуществить последнюю мысль заставило Перси взволнованно податься к Гермионе и перейти к стадии «комплимент».

– Но, вынужден признать, ты выглядишь не так ужасно, когда ешь во время чтения. Я нахожу даже… очаровательным твоё умение совсем немного крошить на пол, пока ты жуёшь с не очень громким чавканьем.

Перси даже закрыл глаза и вытянул губы, готовясь к поцелую, как внезапно почувствовал толчок, который заставил его отшатнуться. Распахнув веки, Перси с изумлением увидел, как за Гермионой резко закрылась дверь, а в каюте напоминанием о ней остался лишь недоеденный крекер на столе и не брошенное напоследок, но почему-то услышанное им: «Идиот!», которое явно относилось не к печенью.

***

Мерса-Матрух встретил их сухим ветром, залетавшим за воротник песком и целым ангаром находившихся на карантине новорождённых спавших драконов, при которых по какой-то причине категорически нельзя было произносить слово «Лондон».

– Мутация мозга, – с акцентом пояснил дежуривший на тот момент магический зоолог, со своей загорелой кожей, повязанной на голове красной банданой и хорошо отросшей щетиной больше походивший на маггловского боевика, которого Перси как-то раз видел на одном из заданий. – Маленькие ублюдки очень агрессивны, потому как рождаются с деформированным мозгом, который давит на череп изнутри. А мы не знаем, что делать.

– Я знаю, что делать, – одновременно сказали Перси и Гермиона и посмотрели друг на друга впервые с той несостоявшейся беседы на пароме.

– Для начала нужно изучить результаты последней экспертизы на наличие вредоносного зелья в крови самок, давших потомство с мутацией, – вскинув голову, деловито сказал Перси.

– Для начала нужно опросить всех работников заповедника, чтобы составить наиболее точную картину произошедшего здесь за последнее время, – едва дослушав, скрестила руки на груди Гермиона и, насколько заметил Перси, глянула на него презрительно.

И этой женщине он делал комплименты!

– Мне кажется, логичнее было бы сначала изучить результаты экспертизы, Гермиона, – не уступал Перси, даже позабыв, что спорит с «женщиной с отличными мозгами». Хотя можно ли так называть ту, которая не понимает элементарных попыток ухаживания такого достойного мужчины, как Перси?

– Мне кажется, глупо было бы изучать результаты экспертизы, которые и так предсказуемы, вместо того, чтобы найти виновного в мутациях, пока не поздно, – чуть более настойчиво ответила Гермиона, и Перси почувствовал, как к щекам приливает кровь.

Он начинал злиться.

– Мне кажется, или некоторые недалёкие женщины, едва ли имеющие отношение к работе Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, пытаются показаться умнее, чем мужчина, которого министр лично наделил полномочиями руководителя вышеназванного Отдела? – выпрямился Перси, отметив, что глаза Гермионы опасно сверкнули.

– Мне кажется, или некоторые чересчур самоуверенные, но вместе с тем пустоголовые мужчины предпочитают игнорировать тот факт, что министр лично попросил «некоторых женщин» помочь в этом деле этому «руководителю», потому как недостаточно уверен в его компетентности?!

Перси шумно втянул воздух и яростно выпалил:

– Мне кажется, или некоторым женщинам следовало бы остаться в Лондоне и прослушать курс по основам хорошего воспитания и манер, раз они не могут обходиться без клеветы и глупых оскорблений?!

– Мне кажется, или вам двоим следует заткнуться, пока этот дракон, которого вы разбудили, сказав кодовое слово, не прикончил нас к чёртовой матери! – услышал Перси грубоватый голос магического зоолога с ноткой паники, а в следующую секунду ангар наполнился криками, потому как детёныш норвежского горбатого с истошным воплем взлетел и выплюнул пламя прямо в их сторону.

Перси и опомниться не успел, как Гермиона резко толкнула его, и они вместе полетели на землю. Огненная струя пронеслась всего в сантиметре от уха и, к счастью, не задела Перси.

Гермионе Грейнджер повезло меньше.

Если у неё ещё и были алые ленты, которые она могла вплетать в косы, то теперь они стали совершенно ненужными, потому что волосы Гермионы сгорели дотла.

***

Перси знал: в шоковых ситуациях люди порой начинают себя вести совершенно по-дурацки. И сейчас он на собственной шкуре почувствовал, каково это, пока целители суетились вокруг Гермионы, накладывая заклятие за заклятьем на обожжённую кожу головы. Ведь вместо того, чтобы помогать, Перси сидел на соседней койке, смотрел на побледневшую Гермиону остекленевшим взглядом и думал, что её череп идеален. Нет, вы только представьте: женщина, которую он любил, спасла его, пожертвовав густыми длинными волосами, в которых так красиво смотрелась вплетённая лента, а он до сих пор не обронил ни слова! Напротив, он вёл себя как последний идиот, в оцепенении размышляя, что нет ничего удивительного в идеальной форме черепа Грейнджер: у идеальных мозгов должна быть идеальная оболочка, оберегающая их. Ну не придурок ли?

Перси тряхнул головой и наконец пришёл в себя.

Резко вскочив с койки, он бесцеремонно растолкал собравшихся вокруг Гермионы волшебников и, взглянув в её пустые глаза, произнёс:

– Прости меня! Это я во всём виноват. Я был таким ослом! Ведь если бы не я…

Он замолчал, ощутив, как Гермиона нетерпеливо схватила его за запястье и, очевидно, собрав последние крохи самообладания, пылко сказала:

– Замолчи, Перси! Не трать время на разговоры с «недалёкой», теперь ещё и лысой женщиной, а лучше поговори со смотрителями ангара… Пожалуйста.

После этого её пальцы разомкнулись, а рука обмякла.

Перси заметил, что губа Гермионы слегка задрожала, однако по щеке по-прежнему не скатилось ни слезинки.

Едва выйдя из палатки, в которой располагалось больничное крыло, он от злости на себя саданул кулаком по ближайшей пальме, ожидая, что та как минимум качнётся от силы удара, а может, и даст трещину. Но, видимо, у пальмы были другие планы на этот счёт, а потому Перси сам качнулся и упал на песок, взвыв от боли, как раненая банши.

Он не зарыдал только потому, что вспомнил идеальный череп Гермионы и её ничего не выражавшее лицо, когда ей объясняли, что волосы отрастут до прежней длины только через полгода. И в этот миг Перси ещё раз невольно восхитился этой сильной, потрясающей женщиной, которая совершенно точно достойна его!

Вот только уже в следующую минуту, проанализировав события последних нескольких часов, Перси пришёл к одному досадному заключению. Если бы он не полюбил Гермиону, то не разозлился бы из-за того, что она не приняла его, без сомнения, умелые ухаживания, и, вполне вероятно, не стал бы с ней спорить на повышенных тонах в ангаре. Дракон бы не очнулся и не оставил Гермионе в память о прежней пышной шевелюре лишь обуглившийся ёжик.

Перси тяжело вздохнул и залечил кровоточившие ссадины на кулаке.

Всю дорогу до злополучного ангара Перси Уизли жалел, что полюбил Гермиону Грейнджер, ведь пока что это приносило одни неприятности.

***

Он сделал всё, как она того хотела. Честно говоря, подчиняться кому-либо, в особенности женщине, Перси никогда не нравилось, но он понимал, что иногда лучше потерпеть во имя светлого будущего. Так он и поступил в надежде получить прощение Гермионы: дотошно опросил всех работников магического заповедника, кроме одного – молодого парнишки, что взял неоплачиваемый отпуск пару недель назад.

– Идиота бросила подружка, – не выпуская сигарету из зубов, объяснил «боевик», быстрыми движениями вымывая чешуйчатую кожу спящей самки норвежского горбатого дракона. – Что и неудивительно: я сразу сказал: «Эта профурсетка тебя отымеет и кинет!» Но куда уж мне с моим опытом тягаться с мышлением двадцатилетнего сопляка, а?

«Боевик» раскатисто захохотал, а Перси, нахмурившись, уточнил:

– То есть мистер О`Нил вернётся уже завтра?

– Ну, если не найдёт себе новую заумную истеричку, как его бывшая подружка, – едва успокоившись, с ухмылкой ответил «боевик», а затем добавил: – Одним словом, Вёслый, сам расспрашивай этого придурка. Может, чего полезного и узнаешь.

– Вообще-то, моя фамилия  Уизли, сэр. У-из-ли, – произнёс Перси, раздражённо пряча тетрадку со стенограммой опроса в сумку.

– А моя – МакДугал. Мак-ду-гал, – пробасил «боевик», криво улыбнувшись. – И что теперь? Начнём меряться, у кого длиннее?

Перси не стал уточнять, чем именно собрался меряться с ним МакДугал, но подозревал, что говорил тот не про количество букв в фамилии, а потому, густо покраснев, постарался скорее покинуть ангар под заливистый хохот.

Солнце лениво садилось за горизонт и уже почти не жалило обгоревшую кожу (а Перси ведь умудрился обгореть, даже не ступив ни разу на пляж). И в этот миг Перси внезапно увидел вдалеке, за пальмами, возле самой кромки моря, знакомый силуэт. Сердце взволнованно забилось, над верхней губой выступили капельки пота, когда Перси осознал, что по пляжу прогуливалась «женщина с идеальными мозгами».

Единственная женщина, которая была его достойна.

Приосанившись, Перси важно вскинул подбородок и уверенно зашагал в её сторону. Он не видел Гермиону со вчерашнего утра и сейчас, когда он сделал всё, как она просила, считал, что лучше момента, чтобы попробовать наладить их сложные отношения, быть не может.

Она стояла к нему спиной, так что Перси ещё раз смог оценить её идеальную, круглую, такую манящую и вызывающую желание потрогать зад… Заднюю часть головы. Головы, на которой уже отросло несколько сантиметров каштановых волос, что, наверное, не могло не радовать Гермиону и на что Перси было, по сути, плевать: его куда больше интересовало то, что в голове, а не на ней.

– Прекрасный денёк, не правда ли? – осторожно начал Перси, подходя к Гермионе. Он знал, что та сейчас не нуждалась в жалости и словах поддержки да и, скорее всего, предпочитала не вспоминать вчерашний инцидент, так что Перси с деланным равнодушием уставился вдаль. Он надеялся, что Гермиона сможет отвлечься на его мужественный, красивый профиль, а потому слегка прищурился, вытянул шею и постарался принять задумчиво-романтичный вид, какой обычно нравился девушкам. Гермиона молчала, а потому Перси для усиления эффекта вдобавок немного выдвинул нижнюю челюсть, что, несомненно, должно было добавить ещё больше брутальности его образу. Вода накатила на стопы, промочив новые туфли Перси насквозь, но он стерпел это возмутительное обстоятельство, всё ещё ожидая, что Гермиона ответит ему что-то… Что-то особенное, даст какой-то намёк, что всё плохое осталось в прошлом, а в будущем вот-вот взметнётся якорь любви, брошенный на берег надежды. Якорь, уже совсем не беспомощный и глупый, но символизирующий нескончаемое вожделение, томление, страстное желание и…

– Перси, что с тобой? У тебя челюсть свело? – внезапно услышал Перси обеспокоенный голос Гермионы и понял, что пока про «якоря» и «берега» можно на время забыть.

К щекам предательски прилила кровь от обиды и возмущения, однако Перси горделиво повернулся и свысока глянул на Гермиону, которая, похоже, всё не так поняла и не оценила его привлекательность по достоинству.

Пока не оценила.

– Тебе не кажется, что сегодня закат особенно прекрасен? – не собирался сдаваться Перси, следуя советам книги с названием «Десять шагов к обольщению, или Как заполнить котёл любви любой ведьмы зельем из своей палочки сладострастия».

– Нет, не кажется, – вздохнула Гермиона. – Знаешь, мне тяжело оценивать красоту заката после того, что произошло.

Видимо, она всё же поймала сочувствующий взгляд Перси, раз быстро добавила:

– Я имею в виду то, что я изучила твои записи допросов, но пока не нашла ни одной зацепки, а не это, – раздражённо повела она рукой, указав на свою почти лысую голову.

Гермиона кисло улыбнулась и села на песок. Обхватив колени руками, она устремила ничего не выражавший взгляд за горизонт и будто бы совсем забыла о Перси, который тоже собирался сесть рядом, но потом с брезгливостью вспомнил, что в египетских песках неизвестно что может водиться! В итоге, потоптавшись на месте, Перси наколдовал подушку и приземлился на неё, покосившись на Гермиону.

Та молчала и совершенно не обращала на Перси внимания. Почти как всегда. А Перси очень хотелось, чтобы обратила, – тоже почти как всегда. Ведь на самом деле Гермиона Грейнджер нравилась Перси очень-очень давно, можно сказать, со школьных лет, но возможности сказать об этом никогда не представлялось. Да и её отношения с его младшим братом тоже не придавали уверенности для осуществления такого ответственного шага.

Перси замер.

Так, может, вот он – момент, когда стоит рассказать о глубине чувств? Когда ничто не мешает двум достойным друг друга людям быть вместе?!

И он решился.

– Знаешь, Гермиона, я давно хотел тебе сказать… – смело начал Перси, но замолчал, когда Гермиона удивлённо повернулась и посмотрела ему в глаза, отчего у него в голове всё сразу перепуталось. И Перси выдал: – Ты не достойна того, чтобы быть со мною вместе!

Прошла пара секунд, прежде чем Перси понял: он сказал что-то не то, ведь Гермиона смотрела на него, как на полного кретина.

– Ох, прости, я не так выразился… – быстро исправился Перси и в панике добавил: – Ты достойна того, чтобы быть вместе со мною!

Опять что-то не то, если судить по тому, как рот Гермионы слегка приоткрылся, а брови взлетели.

– Что? – нахмурилась она.

Перси чувствовал себя кретином. Или же в этот миг он был им? Гермиона, определённо, считала, что был.

Не дождавшись ответа, она медленно поднялась, а затем, укоризненно посмотрев на него, уже собралась уйти, когда Перси в отчаянии произнёс, глядя на заднюю часть её головы:

– Твоя задняя часть выглядит просто восхитительно, когда на ней нет волос!

В этот момент кулаки Гермионы сжались, и она резко обернулась, выпалив:

– Скажи, это из-за Рона? Ты издеваешься надо мной, оскорбляешь меня из-за того, что я рассталась с ним?!

Перси даже разинул рот от изумления.

– Гермиона, я не…

– Думаешь, это я виновата в том, что мы расстались?! – перебила его Гермиона, шагнув навстречу, отчего Перси откинулся, упёршись ладонями в песок позади себя. – Конечно, если верить газетам, то я просто исчадие ада, просто концентрат зла!

Перси смутно представлял, что такое «исчадие ада», но догадывался, что это нечто явно нехорошее, раз Гермиона сейчас смотрела на него со смесью злобы и горечи.

– Но я же не… – ещё раз попытался начать Перси, но его снова перебили.

– Вот только в газетах вряд ли можно прочитать про то, что Рон считал меня слишком умной для себя. Его не устраивали мои мозги, видите ли! Ему было сложно находиться рядом с таким умом, как у меня! – Гермиона нервно засмеялась, вскинув голову, а затем опять посмотрела на Перси. – Вот он и начал тайно встречаться с той, у которой мозгов не наблюдалось совсем.

Перси казалось, что его накрыла ледяная морская волна. Ведь он увидел в глазах Гермионы слёзы, хотя раньше полагал, что она не умеет плакать. Ведь он услышал то, о чём даже не подозревал… Медленно поднявшись, Перси ошарашенно протянул, взглянув на неё:

– Мой брат – идиот, Гермиона, раз не смог полюбить твои мозги.

Гермиона замерла на какой-то миг, а затем с горечью покачала головой:

– Да кому они вообще нужны, Перси?

Она стремительно зашагала прочь, когда Перси бросился вслед со словами:

– Я люблю твои мозги, Гермиона! А ещё я люблю тебя.

Резко остановившись, она недоверчиво глянула на него из-за плеча, но Перси не дал ей возможности усомниться в своих намерениях.

Перси Уизли сделал то, что давно уже полагалось сделать.

Он поцеловал Гермиону Грейнджер. И Гермиона Грейнджер ответила на поцелуй.

***

Перси был доволен. У него наконец появилось ещё одно воспоминание, которое можно будет прокручивать вновь и вновь, словно кассету, которую вряд ли когда-либо зажуёт. А всё потому, что тот поцелуй был даже лучше рукопожатия и улыбки министра. Тот поцелуй был лучше новости, что он стал Главным старостой Хогвартса. И вообще, тот поцелуй был лучше всех радостных известий вместе взятых… За исключением повышения до главы отдела, конечно. Но, во всяком случае, на данный момент воспоминание о поцелуе было столь ярким, что затмевало всё на свете! И Перси не мог не думать о нём даже сейчас, когда присутствовал на совещании и изо всех сил старался слушать отчёт магических зоологов перед Эдмиусом Круэлом, недавно прибывшим из Англии доверенным лицом министра, о проведённых исследованиях.

– То есть, насколько вам стало известно, самкам драконов было инъекционно введено некое зелье? – уточнил Эдмиус, без особого интереса глянув на спавшего на медицинском столе детёныша норвежского горбатого, вокруг которого столпилось около десятка людей.

– Всё верно, мистер Круэл, – кивнул магический зоолог, и, поправив очки в толстой оправе, принялся объяснять состав зелья, и говорить что-то про антидот, который находился в процессе производства.

Но Перси уже не способен был слушать внимательно, потому как дверь в лабораторию открылась и внутрь шагнула Гермиона Грейнджер. И в этот миг всё помещение словно озарилось солнечным светом, запели ангелы, а в воздухе запорхали феи любви и надежды… Перси и не предполагал, что когда-либо испытает эмоции, из-за которых в его голове будут плодиться такие дурацкие ассоциации. Ассоциации, достойные мышления разве что новой девушки Рона, у которой вся жизнь была «очаровательной» и «чудненькой», а вокруг разве что не порхали «весёлые птички» и не плескались «хорошенькие рыбки».

Но Перси не мог ничего с собой поделать. Он зачарованно смотрел на Гермиону, которая несла кипу каких-то бумаг, смотрел на её губы, которые что-то говорили, но не понимал и слова, потому как вспоминал «тот» поцелуй.

Когда он прижался к её губам, Гермиона вздохнула и открыла рот, и уж тогда-то Перси не растерялся! Он быстро проник языком внутрь, а потом принялся вращать им именно так, как советовали авторы той самой книги о «женских котлах любви». И вот тут-то Гермиона сдалась: она начала мычать от удовольствия и в порыве страсти пыталась толкнуть Перси, чтобы он упал на песок, а она оседлала бы его. Именно так всё и было! Но Перси решил, что пока что ложиться на песок рано, так что лишь покрепче обхватил Гермиону, не давая той вырваться. Мерлин, а что началось потом! Потом, когда Гермиона, очевидно, расстроившись из-за нарушенных планов, принялась кусать его губы и сжимать свои зубы так, чтобы Перси не мог больше вращать языком и сводить её с ума жарким поцелуем. Она принялась ещё и бить его по груди, выкрикивая какие-то ругательства! Плохая, развратная девчонка. В книге ничего не было сказано о такой реакции женщин, но Перси подозревал, что Гермиона просто на несколько минут обезумела от вожделения, и в ней проснулась тигрица, раз она пыталась сделать ему больно и с пикантными словечками типа «идиот» или «придурок» вывернуться из объятий. В какой-то момент ей в самом деле удалось сделать и то, и другое: Гермиона с силой наступила Перси на ногу и отскочила от него, как ошпаренная от котла любви. Она прокричала: «Какого чёрта? Ты совсем рехнулся?!»  и побежала прочь, видимо, ощутив стыд за внезапный приступ страсти или обиду за то, что Перси не позволил дать выход этой страсти на песке… Да, Гермиона, определённо, почувствовала тот же огонь любви, что и Перси. Ведь она наверняка хотела спросить: «Какого чёрта… ты сразу не повалил меня на песок?», а потом еще и: «Ты совсем рехнулся… раз пробудил во мне тигрицу и не позволил сделать всё, о чём мы оба так давно мечтали?» Перси был уверен: она этого не сказала лишь потому, что её охватили эмоции и в это мгновение единения она знала, что Перси поймёт всё без лишних слов. Ведь так и бывает у влюблённых?