Текст книги "Живущая (СИ)"

Автор книги: Инна Пастушка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Мне бы и разового хватило.

– Дурочка ты, – рассердилась я, – что ты такое говоришь?!

– Не обращай внимания, это я так… мысли вслух.

Оля мечтала об одном, чтобы её сын-таксист, который иногда привозил клиентов в наш город и заходил к матери в больницу, забрал её домой. Там в частном секторе у неё сад, а в саду яблонька. Под яблонькой Оле поставят старое раскладное кресло, она будет в нём лежать, – а большего и не надо. Оля любила свой дом, свой сад… Потом её забрали. Нет, не выписали, просто забрали… Не знаю, попала она в свой сад, как провела последние дни жизни, но мне сказали, что вскорости Оли не стало.

Ещё в нашем отделении была одна интересная дама. Много лет назад с ней случилась большая любовь её жизни. Любовь была младше Оли на несколько лет. Не подумайте, я не ошиблась, эту женщину тоже звали Оля, правда называли её все Ольгой. Она написала расписку и отказалась от удаления груди, обошлась резекцией. По истечении времени, болезнь рецидивировала и дала метастаз в головной мозг. Ольга пересела на инвалидную коляску, и в отделении часто слышался её громкий, надрывный голос, когда она звала медсестру. Мне было её неимоверно жаль. Но, почему-то она меня сторонилась и всегда отъезжала в сторону, когда я проходила по коридору. Однажды она не могла никого дозваться, и приехала в нашу палату. Я помчалась в сестринскую, но, как оказалось, была смена Галины Сергеевны, и я получила нагоняй:

– Не глухая, слышу. Подождёт, ничего с ней не станется. Быстрей бы смена заканчивалась!..

Она свойственной ей пружинящей спортивной походкой направилась к палате Ольги, на ходу оглашая всё отделение:

– Иду, иду! Чего кричишь?! И пяти минут подождать не можешь.

Под утро Ольга умерла. Это всё ещё была смена Галины Сергеевны, и она, возмущаясь, что не удалось вовремя уйти домой, пошла оформлять документацию.

XI

Наконец-то, наступил день, когда меня отпустили домой. В светлой до колен юбке и розовой на пуговичках кофточке, с небольшой яркой спортивной сумкой я села в такси и отправилась в своё любимое гнёздышко.

– Работаете здесь или проведывали кого? – поинтересовался таксист.

– В гостях была, – пошутила я, не найдя ничего остроумней.

– В гостях? Значит, проведывали всё-таки.

– Нет, не проведывала. Говорю же, в гостях. Врач у меня здесь знакомый работает – УЗИст, – сама не знаю зачем, соврала я. Хотя УЗИст, действительно, стал моим другом. Но не в этом дело. Страх, что тайна моего диагноза откроется, был так велик, что я старалась скрыть его от всех, абсолютно от всех, кто попадался на моём пути. Тогда я ещё не знала, что этот страх не отпустит меня всю мою жизнь. Одной из причин побороть этот страх и явилось решение публикации этого произведения. Но это только одна из причин, – моё состояние наполненности Богом было так велико, что я не могла скрыть путь, который приводит к исцелению. Только Вера, только Просьба, только Любовь. Ваша жизнь изменится, если вместо одного, вас станет много – Бог, Святые, Ангелы – это всё должно наполнить вас, чтобы не остаться одному и не умереть. Но, я отошла от нашего разговора с таксистом.

И так, он спросил:

– А, врач?!.. Тогда это другое дело.

Таксист погромче включил музыку, внимательно рассмотрел меня, перевёл взгляд на верхнюю пуговичку моей кофточки и… заметил бинтовую верёвочку на шее.

– Извините, – покраснел он, и выключил музыку.

– Вот поэтому и говорю, что в гостях была. Нечего меня хоронить, – включите музыку, – рассердилась я.

Надо что-то с этой верёвочкой делать, – решила я. Ничего, приеду домой, поменяю её на цепочку. Тогда никто не поймёт, что скрывается у меня под одеждой. А под одеждой у меня скрывался шприц. В крупный сосуд во время операции был вставлен катетер для подачи химиотерапии к прооперированной груди. Лекарство должно было поступать через шприц, который меня сейчас так подвёл, вернее выдал.

– Такая молодая, – не унимался таксист, – может, телефончик оставите?

Что ж, жизнь продолжается, – про себя улыбнулась я, в то же время давая таксисту понять, что у нас с ним разные пути. Его путь – ежедневные маршруты по вызовам, а мой – продолжать постигать жизнь.

Я заехала в кулинарию, купила вкусной еды, и сама в одиночестве отпраздновала своё возвращение. Бутылка пива, которую я с удовольствие выпила, – показала, что у меня постепенно начался период расслабления, и я могла приступать к маленьким радостям жизни. В тот же день я отправилась на ближайший рынок и купила десять кочанов кукурузы. Кукуруза – это моё любимое лакомство. Теперь я каждый день бегала на рынок, тащила сумку, чувствуя, как внизу живота что-то растягивается. Я ни одного разу не нарушала рекомендации врача, и не поднимала ничего тяжелее одного килограмма… кукурузы. Тут уж, без вариантов.

Прошло время, и наступил день моей первой химиотерапии. Я перенесла её спокойно, без каких-либо отклонений. Но, спустя несколько дней, моя грудь покрылась одной сплошной раной, которая позже превратилась в коричневую корочку, напоминавшую потресканную землю. Профессор недоумевал:

– Этого не должно быть, у тебя лёгкая химия. Ничего не понимаю. Видно, всё дело в том, что ты аллергик.

То, что я аллергик, я узнала немного раньше, когда после операции напилась каких-то витаминов. Врачи осматривали моё тело, не находя причину неизвестной сыпи. Пока из моей сумочки не выпала коробка с препаратами. Эх, и смеялись же они тогда, правда, и удивлялись тоже: кто надоумил меня купить эти синтетические витамины?

Спустя несколько дней, профессор опять пришёл в недоумение, узнав, что я грудь мажу «спасателем».

– Откуда у нас в отделении эта напасть пошла?! Все как сговорились с этим спасателем. Выброси эту мазь! Она наоборот размягчает, мажь просто зелёнкой!

Зелёнка, действительно, помогла, и вскоре грудь очистилась. Что ж, жизнь налаживается, надо и о печени подумать. Столько препаратов, включая химию, не могут пройти бесследно. И я отправилась в соседнюю с домом аптеку прикупить травку. Фармацевт в ответ на мою просьбу, перечислила всевозможные биодобавки, которыми она лично занималась, и убежала в подсобку за баночками. Я пыталась докричаться, что мне подойдёт любая травка. Времени ждать у меня совсем не было. После долгой прогулки я спешила домой прочистить катетер. Фармацевт долго не выходила, я начала нервничать и заглянула под кофточку, посмотреть в каком он состоянии.

Несколько раз в день я прочищала его составом гепарина и физраствора, которые были заблаговременно введены в шприц. И тут я увидела такое!..

Шприц наполнился кровью, которая начинала вытекать через вверх. Я попробовала ввести состав в сосуд, который, как оказалось, забился. И под давлением поршня из корпуса шприца начала фонтаном выходить кровь. Я испугалась. Такое было впервые. Я надавила ещё сильней, и поршень выскочил, обрызгивая всё вокруг кровью.

Из подсобки выходила ничего не подозревающая девушка, руки которой обрывались от коробок с биодобавками. Я быстро опустила кофточку и сбежала из аптеки. Не знаю, что подумала аптекарша, увидев кровавый зал, в любом случае, желание заниматься биодобавками на рабочем месте, надеюсь, у неё надолго пропало.

Время шло, и до следующей химии оставалось пару недель. Я продолжала свои прогулки, читала духовную литературу, совершенно не смотрела телевизор. Новый Завет был прочитан мной от корки до корки. Где меня особенно заинтересовал Псалом 138, а именно вот эти слова «Испытай меня, Боже, и узнай сердце моё; испытай и узнай помышления мои; и зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный».

Что ж, как говорится, осторожней с желаниями. Мой диагноз был ответом на ропот, нежелание жить. Я это поняла. Исправилась. Теперь я просила испытания, чтобы проверить себя на прочность, – достаточно ли я изменилась и поняла основные правила жизни? И жизнь начала меня проверять.

Однажды днём, ближе к вечеру, когда я планировала свою прогулку, – выглянула в окно посмотреть погоду. На дереве напротив моего этажа сидел сосед снизу. Странный он какой-то, я всегда это знала. Что ж, кто из нас не странный? Я – так самая первая!

Заметив меня, он заметно испугался и слез с тополя. Мы встретились у подъезда, обменялись любезностями и я, почему-то изменяя своей привычке, направилась не по обычному маршруту, а просто в парк. Постояла там немного, разувшись, подышала запахом неба, и уже через несколько минут была дома. Почему я так поступила – не знаю, наверное, моё шестое чувство подсказывало, что сегодняшний день требует перемен.

Я слонялась по квартире без дела, не понимая, почему я тут. Потом меня ноги повели к кухонному окну взглянуть не дерево, где недавно сидел сосед. Триста лет оно мне не интересно и делать мне больше нечего, как на него смотреть. Но, если ноги идут, деваться некуда, – куда ноги, туда голова. Хотя у других людей наоборот.

Зайдя на кухню, я обомлела. В открытом окне торчала голова соседа. Он уже подтягивал туловище, чтобы взобраться в квартиру. Увидев меня, он стал лепетать, что выпил много пива и сам не понял, как тут очутился. Я не знала, что мне делать. Вызывать милицию, затягивать соседа к себе на кухню, чтобы не убился, или спуститься наклонить ему ветку дерева для возвращения на землю? Пока я вся в смерть перепуганная выбирала пути отступления соседа, он спрыгнул. Я посмотрела вниз, на земле лежало обездвиженное тело. Я позвонила Марийке, она обещала прийти. Через минуты три раздался звонок в дверь. Быстро же она, – обрадовалась я. Но за дверью стоял живой сосед и кричал:

– Вы меня затопили! У меня полная квартира воды!

– Сейчас вызову милицию, и мы проверим твой потоп, – не на шутку разозлилась я.

– Нет-нет, не надо. Я сам, сам… Там не прибрано, не надо…

Он убежал, поджав хвост, на этаже ниже встретив Марийку, которая по сотовому телефону разыграла вызов милиции. После этого он прибегал ещё несколько раз, извиняясь, объясняя, что это не он – это пиво.

На этом мои приключения не закончились. Я поняла, что получила предупреждение быть осторожней с имуществом. И больше испытаний не хотела, но моя первоначальная мысль продолжала материализовываться и все события, которые следовали одно за другим, не могли быть случайностью.

Ко мне приехала Лора с дочерью – моей крестницей. Увидев, что моё психологическое состояние улучшилось, они решили окончательно вытянуть меня из тесной скорлупы, где, кроме Бога, я ни для кого не оставляла место.

Это, начиная с мая месяца, был мой первый выход в люди. Мы направлялись в планетарий. Трамвай был переполнен, но мне это даже нравилось, так особенно ярко чувствовалась жизнь. Как я уже говорила, я готова быть висящей, на одной ноге стоящей, сдавленной телами других пассажиров, но живущей. Я была одной из них, у которых и забот-то – выдержать послеобеденную давку и не сломиться.

Если тело моё готово было болтаться в трамвае без единой жалобы, то это совсем не относилось к моей сумочке, которую я беспечно держала за ручки, где-то на уровне колен. Заметив, что она расстёгнутая, решила застегнуть позже – на остановке. Проехав таким образом несколько остановок, трамвай не выдержал и сломался. До планетария оставалось совсем близко, и мы своим ходом через четверть часа были на месте.

Войдя в здание, я торжественно объявила, что оплачиваю сегодняшнее мероприятие. У кассы я была третьей. Заказав билеты, потянулась за кошельком, которого, как вы уже, наверняка, догадались, в сумочке не оказалось. И весь материальный вопрос лёг на Лору.

Во время сеанса меня совсем не радовало звёздное небо и легенды о созвездиях. До тех пор, пока я не поняла – меня испытывают. В памяти всплыли кадры из пьесы Маршака, где падчерица успела попросить колечко, которое выкинула злая принцесса. «Ты катись, катись, колечко, на весеннее крылечко, в летние сени, в теремок осенний, да по зимнему ковру к новогоднему костру!». И тогда я мысленно произнесла: «Господи, распорядись так, чтобы все украденные у меня деньги пошли на доброе дело нуждающимся людям, как будто это я сама их отдала». Мне стало легче, и для убедительности я еще раз десять повторила свою мысль. Лёгкость, которая охватила меня, была непередаваемой. Я даже подумала: «Если бы у меня сегодня не вытянули деньги, мне стоило бы это организовать». Потом я к удивлению Лоры вообще разразилась смехом. Подруга сочувствующе посмотрела на меня, предполагая, что мне очень нелёгко, – но не настолько же! Так и до психиатрички недалеко. Это меня развеселило ещё больше. Ведь Лора не могла знать, что у меня в кошельке был набор записочек с позитивными мыслеформами. Представляю, выражение лица вора, когда он прочитает: «я живущая на планете Земля среди других живущих людей». Скорей всего он решит, что вступил в межгалактический конфликт, ограбив инопланетянку.

XII

В один прекрасный день я обнаружила, что моё материальное положение оставляет желать лучшего. Я не зря, описывая свою историю, несколько раз делала акцент на дороговизне обследования, препаратов и отдельных процедур. Особенно подточила мои финансы операция, и я вынуждена была возвращаться на работу. Мои девочки из палаты занимались оформлением группы по инвалидности, но я не могла этого представить даже в страшном сне. Прописка у меня была по месту жительства мамы. И уже к вечеру моя семья могла быть осведомлена о моём диагнозе. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как возвращаться на работу.

Я отправилась за справкой в поликлинику, которая примыкала к основному корпусу. Там была очередь. В кабинете принимал маммолог из нашего отделения. Передо мной было несколько человек, в основном пожилые женщины. Напротив был кабинет химиотерапевта. Из него вышел молодой парень, точная копия того, которого я видела возле кабинета ирригоскопии. Даже взгляд тот же, походка… а волосы не оставляют надежды на ошибку в диагнозе. У меня сжалось сердце, всё тело пробило молнией. Господи, ну почему, почему?! – про себя закричала я, – они почти дети!

Я буду молиться за этого парня. Он выздоровеет, повзрослеет, женится, заведёт семью, детишек. Я стала кричать так, как уже умела – внутри, про себя, сильно-сильно. Я просила, умоляла. Наверное, я взяла часть боли на себя, потому что моё тело не выдержало, и меня стала колотить дрожь. Из кабинета выглянул маммолог:

– Ну, где ты там? Чего не заходишь? Твоя справка готова.

Я забрала справку и, еле волоча ноги, отправилась домой. Там у меня случился приступ. Резко поднялась температура и началась лихорадка. Я не могла подняться, чтобы набрать воды. Жажда истощала меня.

Через пятнадцать минут приступ миновал. Спустя несколько часов, я почувствовала знакомое дрожание конечностей и поняла – начинается. Только успела набрать воды в пластиковую бутылку, приготовить подушки под спину на диване и пошло-поехало. Второй приступ длился тоже около пятнадцати минут. Я заготовила воду, подушки на случай третьего приступа, и стала изучать свою огромную, старинную медицинскую энциклопедию. Там я прочитала, что мои приступы называются неправильной лихорадкой и одной из причин может быть укус малярийного комара. Эти комары кусают осенью, но реакция возможна спустя несколько месяцев. Я стала вспоминать всех комаров, которые меня кусали. Который же из них был малярийным? Потом я решила, что у меня воспаление лёгких и позвонила Ангелине Михайловне. Мы договорились, что я приду к ней и уже оттуда вызовем врача. Я боялась, что без прописки медики местной больницы мной просто не станут заниматься. Я уже была обута и готова к выходу, когда случился третий приступ. Я помчалась на свой диван.

После третьего приступа я была разбита. И мне ничего не оставалось делать, как звонить в неотложку. Вскорости приехали две женщины – врач и медсестра. Они обследовали меня на предмет дизентерийного заболевания, прослушали вдоль и поперёк, но ничего установить не могли. Зато их заинтересовал катетер. Такое устройство, встроенное в тело, они ещё не видели. Я удовлетворила их любопытство, ознакомив с устройством этого механизма, и они, оставив мне пару таблеток анальгина и димедрола, уехали.

Помощи мне было ждать не откуда. И я позвонила в свою больницу. Мой лечащий врач велел приехать завтра с утра для снятия катетера. Я никак не могла взять в толк, при чём тут катетер? Но на следующее утро поехала.

– Переживала из-за чего-то? – поинтересовались там.

Я вспомнила вчерашнего мальчика, и всё встало на свои места. Оказывается, у меня произошло отторжение инородного тела, то есть, катетера – из-за нервного срыва.

Но, нет горя без добра, и профессор вручил мне пузырёк фарестона, объявив, что теперь я должна покупать и принимать этот препарат пять лет.

Пять лет! Мне давали пять лет жизни. Я радовалась и смеялась вслух, как ребёнок. Благо, меня не видела моя «доброжелательница». В тот же день я записалась и сделала татуаж губ, а так же купила добротный классический зимний плащ, который лет пять не выйдет из моды. Что бы ещё сделать такого, чего хватит на пять лет?..

Прошли три недели. Настала очередь второй химии. Я долго думала, стоит ли мне писать об этом, потом решила, что должна. В тот день капельницу мне делали напрямую через вену в кабинете для манипуляций. Медсёстры ходили хмурые, – сначала я даже подумала, что дело во мне. Потом поняла, что в отделении что-то случилось.

Я легла на кушетку, и препарат начал поступать в кровь. Голова закружилась, и вместо одного холодильника в кабинете их стало целых три. Я сказала об этом, и на меня обрушился шквал ругани и без того нервной медсестры:

– С некоторыми больными вечно всё не так! Больше не буду тобой заниматься, пусть вон твоя Наташа тебе и делает.

Я почувствовала себя виноватой и попросила не расстраиваться, тем более холодильников осталось всего два. Я притихла и даже задремала. Медсёстры перестали осторожничать и разговорились. Оказывается, с одной пациенткой произошла ошибка. Во время подачи химии, включили сразу высокую нагрузку, что вызвало ожёг слизистой. Нужна была срочная замена крови. Её родным сообщили, чтобы подготовили плазму, и только потом стало очевидным, что нужна кровь. Медсёстры решали, что делать. Кровь дорого стоит, а плазма уже куплена. «При чём здесь плазма?! В этих случаях нужна только кровь!» – ругались они. В конце концов, я слышала, к какому они пришли решению и это меня не обрадовало.

После сеанса химиотерапии я зашла в свою палату и на своей кровати увидела эту девушку. Очень худенькая, такая щупленькая – она сидела рядом с ещё молодой мамой, которая уговаривала её согласиться на удаление яичников. Девушка всё время плакала, и я вспомнила свой первый день, прокуроршу, её подругу и… безразличие.

– Можно посидеть рядом? – попросила я, присаживаясь на свою бывшую койку, – когда-то это было моим местом.

Мы разговорились.

– Я читала, что кровь лучше помогает в вашем случае, чем плазма. Конечно, вы заплатили большие деньги, но спросите у врача, наверняка, кровь подойдёт больше.

– Так нам сказали плазму. Тем более, мы уже купили, – растерялись они.

– Да, да, конечно, это я просто читала. Если возможности позволяют, вы всё же спросите.

Я ушла, но потом узнала, что девушке влили кровь, которую они приобрели.

XIII

Когда я писала, что почувствовала себя особенной, я не кривила душой, и уж тем более не возгордилась. Просто я стала совершенно другим человеком, нежели была до болезни. Преподобный Серафим Вырицкий сказал: «Болезнь – это школа смирения, где воистину познаёшь немощь свою». Жадная к красивым вещам, комфортной жизни, неудовлетворённая и плачущаяся о несовершенствах личной судьбы, теперь я видела всё иначе. Мир изнутри был другой. Он был таким глубоким и ускользающим, что приходилось день проживать за год. Самым интересным было то, что я полностью могла обходиться без общения. Мой телевизор молчал уже который месяц, телефон звонил только по необходимости, – все силы были брошены на вымаливание прощения у Бога и исцеление. Я сразу не восприняла фразу «надо бороться». Никакой борьбы, никакой войны – даже с болезнью. Всё через любовь, через молитву, через изменения самой себя. Даже сейчас, когда я психологически почувствовала себя более окрепшей и позволила себе некие жизненные радости, я не знала, смогу ли когда-нибудь расслабиться. Мысль о том, что моя болезнь может вернуться, что в любой момент может переродиться клетка и по лимфатическим путям проникнуть в другие органы, что где-то чего-то не заметили, не удалили – не оставляла меня ни на один день. «Настанет ли такой день в моей жизни, когда я полностью смогу расслабиться?» – думала я, не надеясь на скорый результат. Наши мысли – наши друзья, но они и наши враги. Они могут убивать медленно, истрёпывая напрочь нервную систему. Но моя вера, моя любовь к Богу была такой величины, такой силы, что я в любое время дня и ночи шептала слова благодарности и, конечно же, просьбы: «Иисусе Христе, исцели меня так, как я уверовала в тебя!»

Возможно, кому-то мои мысли покажутся скучными, не несущими особых действий, не представляющими ярких событий. Но я уверена, каждый, кто идёт по пути исцеления, понимает каждое моё слово, и своё состояние сравнивает с моим тогдашним, находя много общего.

Как-то в отделении у кабинета врача я познакомилась с одной москвичкой, которую дочь по знакомству отправила лечиться к нашему знаменитому профессору. Её поселили в отдельную одноместную палату с удобствами. Она ни с кем не общалась, была сама по себе. И тут она призналась, что давно наблюдает за мной и уверена, что я обязательно выздоровею.

– У вас на лице написано: «планирую жить», – обрадовала она меня, и я ещё раз нашла подтверждение тому, что моё внутреннее состояние отображается внешне.

Её персона тоже не обошла стороной моё внимание и я, встречая её в отделении, ни минуты не сомневалась, что эта женщина выкарабкается, и уже здоровой отправится в свою Москву. Тем не менее, она спросила:

– Что вы делаете, почему вам удаётся сохранять спокойствие? Глядя на вас, кажется, что ваш диагноз – максимум грипп.

Спокойствие. Ох, спокойствие мне только снится. И тут я рассмеялась:

– А вы никогда не видели, как я на перевязки хожу?

Настала очередь смеяться моей новой знакомой:

– Да где там, не только вижу, но и слышу.

Да уж, перевязки это что-то особенное. Имея низкий болевой порог, я с детства боюсь боли. Обычно меня пропускают без очереди, чтобы не нагнетала тоску на ожидающих. Я начинаю причитать за несколько минут до самих манипуляций. Например, последний раз меня держали несколько врачей. Нет-нет, вы правильно поняли, не медсестёр или санитарок, а именно врачей. Они специально приходят посмотреть на концерт. От природы не имея ни слуха, ни голоса – я пою. Правда, это больше похоже на мяуканье, но, видимо, врачам это нравится. Один держит мне голову, второй ноги, а третий стоит и только улыбается. После перевязки они расходятся. И профессор уже спокойно принимает следующих пациентов. Самое интересное, я не боюсь быть смешной. С некоторого времени я живу так, как мне комфортно.

– А вы молитесь? – почему-то шёпотом спросила меня москвичка.

– Молюсь? Это как бы отдалённо, не совсем то, что я делаю.

– Так вы не молитесь? – повышая голос, удивилась она, – знаете, здесь все молятся. И я молюсь, только, чтобы никто не видел, – хорошо, что в палате одна.

– Я не просто молюсь, я живу в молитве.

– Как это? Извините, я не поняла…

– Это больше, чем просто молитва. Я чувствую присутствие Бога во мне – всегда. Иногда забываю, но потом, когда вспоминаю, что я теперь не одна, я ощущаю такую силу, которую может дать только Бог.

– Думаю, я поняла. Но, всё-таки извините, меня интересует сам процесс молитвы. Как вы молитесь? Ну, когда непосредственно обращаетесь к Нему, – на коленях или стоя, про себя или шёпотом? Я не знаю, как правильно.

– Во время молитвы обращайтесь к Богу. Только не в пустоту, – знайте, что Он перед вами на расстоянии вытянутой руки и ближе, вы даже можете подержать Его за руки. Если бы не наши ограниченные человеческие возможности, которые находятся за пределами наших шести чувств… Но это ничего не меняет. Знаете, я каждый день целую ноги Его Сына, там от гвоздей раны, я целую их. И вы любите Его. Улыбайтесь Ему, рассказывайте о своих желаниях, просьбах, и даже более – умоляйте, кричите. У вас пойдут слезы, это будет энергетический прорыв – ваша энергия в этот момент будет очень сильной. И не бойся быть смешной. Перед Богом ты будешь его ребёнком – открытым, честным, откровенным и просящим. А людям этого не показывай, это только твоё дело –твоё и Бога. Если будешь так делать, ты исцелишься.

Мы не заметили, как перешли на «ты». Прям там, у кабинета врача мы вместе плакали, потом над чем-то смеялись, а потом она доверила мне секрет. На днях она посетила одного экстрасенса – женщину немолодых лет. И той было видение, что моя знакомая тоже имеет экстрасенсорную силу, стоит только захотеть. Естественно, у меня в тот же день появился телефон этого экстрасенса, и я была записана на приём с Лорой и Марийкой.

В назначенный день мы втроём сидели в комнате со старыми книжными шкафами и продолговатым кофейным столиком посредине. Экстрасенс решила сэкономить время и приняла нас оптом, то есть одновременно троих. Она достала чистый лист белой бумаги и начала по нему читать. Оказывается, её невидимый собеседник увидел у нас дар, причем, у всех троих. Марийке надо немного подождать и прийти к ней позже. Лоре тоже надо время, чтобы открывать способности для большей успешности. А вот я уже могу использовать свой дар прямо сейчас. Подружки посмотрели на меня с уважением. И чтобы их не разочаровать, я попросила лист бумаги и, чеканя, по слогам, произнесла:

– Дорогие присутствующие в этой комнате, не переживайте ни о чём…

Экстрасенс изобразила крайнее удивление и немного восхищения, но когда я продолжила дальше, она сделала сердитое лицо.

– Это всё обман. Как в сказке – король-то голый, – завершила я своё чтение.

– Ну, вы шутите, шутите, только всё, что я сказала, это чистая правда, – пытаясь изобразить улыбку, экстрасенс проводила нас до двери.

Думаю, моё недоверие не возымело действия на моих подруг, на Лору так точно. Как я узнала позже, она даже пыталась лечить свою маму по методикам, которые ей дала экстрасенс. Правда, потом её мама много молилась и просила меня поговорить с Лорой, чтобы выбросила из головы всю эту чушь. Это было последней каплей, после чего я окончательно перестала ходить по экстрасенсам.

Тем более, моя любимая часовня всё так же находилась на территории больницы, и вход был всё по тем же дням. В моей жизни было достаточно грехов, и отсутствие исповеди омрачало меня. Назначив день, я отстояла получасовую службу и стала ждать очереди, чтобы записаться на исповедь. Почему-то здесь было так, нужно заранее записываться. Женщина-церковница, с которой мы давно познакомились и испытывали друг к другу взаимную человеческую симпатию, как будто не замечала меня. Передо мной прошло несколько пожилых людей без очереди, – неужели их душам надо очищаться больше, чем моей? В конце концов, мне всё это надоело, и я ушла. Только потом я поняла, что не была готова к исповеди. Рассказать всё, как на духу я бы не смогла. Видимо, моё время ещё не подошло, и церковница это знала. Но смутило меня в тот день не только это.

Всю службу на меня пялилась моя «доброжелательница». Откуда только и взялась? Раньше я её здесь не видела. Бедная женщина просто мучилась, в упор глядя на моё лицо. Мои губы после татуажа давно приняли естественную форму, оставив только приятный цвет карамели. Мало того, что она поедала меня глазами, она начала что-то шептать, вернее, шипеть, глядя в мою сторону. Сначала меня это позабавило, потом стало надоедать. Натянув на самое лицо свой голубой шарфик, я забылась в молитве, представляя, как за алтарём мне с иконы улыбается Всецарица.

– Не стыдно, в церковь губы красить? – вдруг услышала я, и увидела, что доброжелательница подобралась ко мне совсем близко.

Уходя со службы, я с сожалением посмотрела на очередь, к которой в тот день так и не смогла пробиться. Одна из бабушек подошла ко мне:

– Девочка наша, будь здорова. Приходи, мы всегда тебя ждём. Храни тебя Матерь Божья.

Потом она повернулась к моей доброжелательнице:

– А ты чего приходила? Богу служить надо, а не своей злобе. Меняйся, детка, меняйся.

Забегая вперёд, хочу сказать, что моя исповедь всё же состоялась. Случилось это в мужском монастыре. Исповедовал меня монах. Удивительно похожий на Иисуса Христа, с большими карими глазами, он смотрел на меня с такой добротой и улыбкой, что рассказывая о своих многочисленных грехах, я улыбалась. Боже мой, эти мои грехи, страшно кому-то сказать, терзали меня, не давая полностью очиститься во время моего исцеления. И тут на меня смотрят эти глаза, и улыбаются. Я стою на коленях, как натянутая тетива, кажется, ещё немного и потеряю сознание. За мной длинная очередь. Они ждут, когда я отойду. А я грешница улыбаюсь. Если сейчас этому монаху не расскажу всё, я больше не смогу так раскрыться, я больше не встречу таких глаз. И я сказала. Сказала то, что не могла сказать никогда и никому. И в часовне своей не сказала бы. И он простил меня ради Господа Бога нашего Иисуса Христа.

Отошла к ступеньке перед алтарём, села на колени и… зарыдала. Долго. Только плечи подрагивали. Выплакала всё. Всё напряжение, скопившееся за последние месяцы, весь свой страх. И очищенная встала совершенно без сил. Как пустой сосуд, который только сама решу, чем наполнить.

XIV

С утра возле кабинета я ждала профессора, зная, что предстоит серьёзный разговор. Но я приняла решение. И действительно, когда я сообщила о своём отказе от последующих курсов химиотерапии, он потратил на меня немало времени, убеждая в моём неверном решении. И, в конце концов, вручил мне мою медицинскую карту, стёклышки с материалом удалённой опухоли и направил к моей любимой Марии Ильиничне на кафедру анатомии.

Там случилось необъяснимое до сей поры. Мария Ильнична заявила, что клетки метастаза и клетки опухоли разные.

– Тебе что, не ту опухоль удалили? Напомни, как тебе нашли орган? Я помню твой случай, ты столько всего обследовала, но безрезультатно.

Я смотрела на неё пустыми, непонимающими глазами. Слова, как будто проходили мимо. Какой орган, что она спрашивает? Видя, что я не в себе, она позвонила профессору.

– Понятно. Онкомаркеры. А ну-ка, быстро дуй в лабораторию, делай онкомаркеры. Вот направление, – она дала мне какую-то бумажку и сопровождающего.

Земля плыла под ногами, и вся моя вера, моя надежда улетучились, как и не было. Кое-как сообразив, что происходит, я принялась ждать дня результата анализа.