Текст книги ""Волшебная невидимая нить..." (СИ)"

Автор книги: inamar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Предисловие ==========

От составителя.

Приступая к публикации второй части мемуаров г-жи Кристины Даэ, я должна сделать некоторые пояснения по её просьбе. Как уже упоминалось в предисловии к первому изданию – мемуары выйдут в свет в трёх частях. Первая, уже вышедшая в парижском издательстве, содержит сведения о жизни примы мировой оперы Кристины Даэ, описанной ею самой и включающая описания её знакомых, как-то бывших директоров оперы г-на Армана Моншармена и г-на Фримена Ришара; г-на Ривера, долгие годы бывшего дирижёром оркестра в Grand Opéra и, как следствие, отлично знавшего примадонну, и других.

Третья будет составлена из личных писем г-жи Даэ, адресованных ею знаменитым людям нашего времени, среди которых есть и композиторы, и литераторы, и политики. Письма эти отобраны самой г-жой Даэ, отредактированы и подготовлены к публикации в последний год.

Что же касается этой, второй, части мемуаров – она стоит особняком и представляет собой интерес с точки зрения формирования будущей оперной дивы, её голоса и музыкального вкуса. Она пожелала назвать имена людей, которые оказали влияние на неё настолько сильное, что к звукам её голоса не осталась равнодушной ни одна публика, перед которой она выступала. Возможно, познакомившись с этими записками, читатель сможет проникнуть в тайную комнату и увидеть то божество, что вдохновляло её на создание музыкальных образов столь ослепительных и неповторимых.

Феномен этой удивительной артистки, оперной певицы поразил публику впервые в семидесятых годах девятнадцатого века. Её талант засверкал в Grand Opéra в то самое время, когда потрясения случились в этом самом известном во Франции театре оперы. Провидение повернуло так, что она оказалась в центре этих событий, стала причастна к ним, хотя и не вольно. Не так давно свет увидел сочинение г-на Г.Л., в котором он описал всё случившееся подробно и красочно с присущим ему чувством меры и вкуса и уважением ко всем лицам, упоминаемым им, и нет необходимости повторять то, что уже озвучено. Записки г-жи Даэ касаются тех моментов, что остались за пределами книги.

В целях сохранения инкогнито некоторые имена ныне здравствующих действующих лиц по их просьбе изменены. Это второй главный труд г-жи Кристины Даэ (первым, без сомнения, является её служение Музыке), который продолжался в течение долгих лет и, несмотря на небольшой объем, составляет средоточие, сердцевину её жизни, описывает то, что повлияло на неё и сделало её великой певицей.

Баронесса Кастелло-Барбезак

Кристина. Вступление

И много будет странствий и скитаний —

Страна Любви великая страна.

И с рыцарей своих для испытаний

Все строже станет спрашивать она,

Потребует разлук и расстояний

Лишит покоя, отдыха и сна…*

Не знаю, почему во мне вдруг возникла потребность передать бумаге отношения личного характера. Моя личная жизнь, движения моего сердца никогда не были общим достоянием. Не собираюсь я этого делать и сейчас, по крайней мере, в том виде, в котором ожидается. Видимо, приближаясь к определённой черте, что-то случается с нами, что-то, что требует от нас непременно заняться «размышлизмами» о себе, о других … о прошлом.

Не будь я известной певицей, «Письма к Другу» были бы хорошим способом осмыслить, наконец, свои поступки, дать им оценку. Но я являюсь тем, кем являюсь. И боюсь, что после того, как закроются мои глаза, несмотря на все усилия моих друзей, всё, что было тайного в моей жизни, с точки зрения обывателя, будет вытащено на свет и просмотрено и оценено самым тщательнейшим образом. То же и письма – повинуясь порыву, мы пишем то, что лежит на душе, не задумываясь о том, что эти записки могут попасть в чужие недоброжелательные руки. Они найдут в этих фразах некий тайный смысл, которого там и вовсе не было и не могло быть. Такое впечатление производят на меня некоторые современные журналисты, которые, побеседовав со мной, печатают в своей газете мои ответы на их вопросы, и я, читая эти статьи, испытываю искреннее недоумение – а со мной ли они говорили? Помня об этом, я хотела бы рассказать всё, что считаю нужным сама, чтобы по возможности пресечь ненужные домыслы и пересуды.

Кто владеет мыслями, чьи руки касаются волос, чьи губы целуют, вызывая трепет – не эти ли вопросы интересуют обывателя? И он будет рассержен, если окажется, что с таким трудом, представленные его воображением картинки окажутся подделкой. Ну что ж, смотрите. Возможно, вы найдёте в моих записках то, что может пощипать вам нервы, а может быть, и нет. И надо всегда помнить о том, что, правда, всегда больше того, что мы увидели…

Но, держа в руках перо, я вижу перед собой не обывателя – я вижу свою публику. Тех, кто приходит слушать меня, не пытаясь отыскать пятна на солнце. Они верят тому, что готовы поведать им. И это самое ценное, что есть у меня. Я не могу их подвести, я не могу их обмануть. И им посвящаю я свой труд с любовью и доверием.

Добро пожаловать в Храм моего сердца.

Кристина Даэ

Комментарий к Предисловие

* В.Высоцкий Баллада о Любви

========== Рауль. Сомнения ==========

В моем небе, в сумерках ты была как облако,

и его цвет и очертания были такими, как я их люблю.

Ты была моей.

Ты была моей – девушка со сладкими устами.

Твоя жизнь полна моими нескончаемыми снами,

и цвет моей души ложится розовым цветом на твои ноги,

и мое кислое вино становится сладким у тебя на губах…*

Милый Рауль такой хороший, такой нежный и такой красивый. Мечта любой девушки. Никто не останется равнодушным к его мягкому голосу и изящным манерам. Он немного стеснителен сначала – видимо, издержки воспитания, – но если найти правильный подход, то его движения становятся более свободными, а речь раскованной и смелой. Хотя «правильный подход» как раз ему и не потребовался, когда он так решительно распоряжался в артистической уборной во время обморока Кристины. Это было так давно, словно в другой жизни.

Наверно, это так и есть – то была другая жизнь. Жизнь, которую нельзя было назвать сплошным праздником. Там было много тяжёлого труда, обид, разочарований и неудач. Была неопределённость, некоторая двусмысленность положения оперной хористки, которых часто считали лёгкой добычей многие молодые повесы. Однако, юность прощала тяжести жизни и с надеждой смотрела в будущее. И вот оно настало. Будущее.

Приближался конец одного небольшого отрезка на жизненном пути Кристины Даэ – такого дивного, наполненного чувством заоблачного счастья, когда даже непроглядный туман или некстати разверзнувшиеся небесные хляби не портили настроения – прогулка просто заменялась чем-то другим, стихийным, невероятным и очень весёлым. Таким был Рауль – выдумщик и затейник – он снова и снова находил все новые возможности, чтобы порадовать её. Кристина поднялась ещё на одну ступеньку, встала вплотную к двери, за которой её ожидало счастье. Она надеялась на это.

Их помолвка длилась уже шесть месяцев, и Кристина всё чаще замечала, что жених начинает проявлять нетерпение. Он уже несколько раз осторожно заводил разговор о свадьбе. Почему же при таком ожидаемом вопросе она вся сжималась, как будто старалась стать маленькой и незаметной?

– Рауль!

– Да, дорогая! – Он поднял голову, и взгляд его, наконец, оторвался от каких-то финансовых бумаг.

– Проблемы? – Спросила Кристина. Спросила просто для того, чтобы услышать его голос и хотя бы на мгновение почувствовать себя уверенней. – Я была в оранжерее – у тебя растут чудесные лилии. Знаешь, когда я рассматривала цветы, меня охватило чувство потери. Мне показалось, что я тебя теряю. Наверно это из-за ослепительной белизны этих цветов.

– Мне приходится столько бегать по делам, что я иногда сам себя теряю. А вот когда я тебя вижу, то снова нахожу себя. Думаю, что когда я ухожу, когда отпускаю твои руки, и ты покидаешь меня, то ты забираешь меня с собой на хранение, – ласково улыбнулся Рауль, протягивая руки своей невесте. – Я не могу дождаться момента, когда тебе уже не нужно будет возвращаться в дом мадам Валериус. Думаю, что тогда я, наконец, настигну самого себя и больше уже не расстанусь.

После смерти Филиппа Рауль стал главой семьи, и теперь он должен был управлять обширным наследством. А ведь он так мечтал о путешествиях!

Но всё изменилось, когда появилась она – мечта и цель его жизни – его Кристина. Все другие мечты и надежды отошли в сторону или растворились сами собой, поскольку были не важны. Главным в его жизни стала Кристина – Ангел с волшебным голосом.

Она подходит ближе со спины, обнимает его за шею, и он слышит легкое дыхание, когда её губы невесомо касаются его виска. Он моментально забывает о бумагах. Какие могут быть дела, когда она так близко! Он обнимает Кристину за талию и усаживает к себе на колени. Прижимает так крепко, словно боится, что она сейчас улетит или растает от жара его сердца. Рауль до сих пор ещё не верит, что она здесь, рядом. Это какое-то невозможное, невыносимое счастье – сидеть вот так и держать её в своих объятиях. Её голубые глаза смотрят пристально, словно пытаются разглядеть в нём что-то ещё, что-то неведомое, что он утаил от неё. Не стоит сомневаться, милая, нет никаких тайн. Он весь как открытая книга. Книга, в которой каждая страница, каждая строчка, да что там – каждая буква шепчет, поёт и молит о любви. И губы сами тянутся к губам.

Она выглядит немного смущённой и это ей очень к лицу. По губам её скользит слабая улыбка. Кончиком языка быстро и едва заметно облизывает их, от чего губы влажно поблёскивают и вызывают желание касаться их снова и снова. Она отстраняется.

Почему? Кристина устала? В его доме в её распоряжении всегда гостевая спальня, она может отдыхать сколько пожелает. Он? А что он. Он будет сидеть возле двери, как верный паж, и охранять сон своей обожаемой королевы. Она протягивает ему свои руки так, словно это подарок. Это правда? Кристина на самом деле дарит ему свою руку? О, милая, как это чудесно!

Рауль целует её тонкие нежные руки, обнимая, лаская губами каждый пальчик. Милый сердцу бессвязный диалог прерывается поцелуями.

Он осторожно зарывается пальцами в её волосы, гладит и расчесывает мягкие светлые пряди. С недавних пор это одно из бесчисленных удовольствий, которые он испытывает, находясь рядом со своей возлюбленной. Не раз и не два виконт мысленно произносит слова: «Моя Кристина». Он произносит их про себя снова и снова, каждый раз с новой силой и иными интонациями, словно пытается впитать звук этого имени, сделать и его частью себя, а не только её совершенное тело, скрытое тонкой материей платья. Если бы он осмелился – платья бы давно на ней уже не было. Но Рауль боялся оскорбить её, отпугнуть слишком явным порывом – не этого ли она испугалась тогда? Тот, другой, слишком яростно заявил на неё свои права, и она испугалась, убежала и пришла к нему, к Раулю, ища защиты и нежности. Он не допустит такой ошибки. Правда, терпения у него всё меньше и меньше…

– Ты что-то хотела, Кристина? – Спрашивает он, осторожно прижимая к губам тонкое запястье её руки и на секунду задерживает внимание на тоненьком жемчужном браслетике – своём подарке. Этот браслет особенно полюбился ей, она почти никогда его не снимала. Часто, тайком наблюдая за ней, когда она думала, что никто не видит, Рауль замечал, как Кристина прижимает этот браслет к своей щеке, и на лице её появляется необъяснимо печальное выражение. И чем дольше длилась помолвка, тем чаще она бывала задумчива. Он этого боялся и старался придумывать всё новые и новые развлечения, чтобы она не грустила и не сожалела ни о чём.

– Я хотела тебя увидеть, – просто ответила она.

Рауль старался проводить с ней как можно больше времени. Любя больше жизни, он страшился потерять то немногое, что приобрёл, приходил в ужас от мысли, что не сможет удержать в руках ту, что, казалось, сама прибежала к нему, сама просила его о приюте и любви, но была неуловима, как ветер, тревожна, как тьма подступающая исподволь. В те минуты, когда такие мысли появлялись в голове, Рауля знобило, и он спешил спрятаться от своих страхов в объятиях любимой. Он надеялся, что она ничего не замечает, так явно поглощённая своим счастьем и чувствами, которые уже не нужно было таить ни от кого.

Тот, другой, был и ушёл. Он остался в прошлом, он должен был остаться там, в своём подземелье или где-нибудь ещё, но только дальше, как можно дальше от него, от них с Кристиной, от их такого недавнего и пока ещё непрочного счастья. О, в последнее время Рауль слишком часто испытывал необъяснимую тревогу и потому хотел как можно скорее назвать её своей женой. Но она медлила и иногда так явно, что тревога поселилась в его сердце и не хотела уходить, несмотря на все его усилия. Он старался верить своей невесте.

– Кристина, тебя что-то волнует?

Она покачала головой и встала с его колен.

– Я же вижу, – настойчиво продолжил он. – В последнее время мне мало чем удаётся тебя порадовать. Ты боишься…

Имя из прошлого трепетало на его губах, но он медлил произнести его. То ли от страха, что мог напомнить словом о том, ушедшем, то ли потому, что чувствовал, что ушедшее ещё не ушло. И ощущение того, что она ускользает, как вода, стало ещё сильнее. Она глубоко вздохнула и попыталась изобразить уверенность. Она была актрисой, но сейчас у неё это плохо получилось. Кристина почувствовала это и виновато оглянулась – он так беспокоился, так старался сделать для неё всё, что только мог, а она…

– Нет, я не боюсь, Рауль, но… понимаешь, я привыкла к Опере, ко всей этой театральной суете, к звукам из зрительного зала, которые раздаются из-за пока ещё закрытого занавеса.

Кристина робко взглянула в глаза его и страшно покраснела – уши, щёки, лоб – всё стало багрового цвета, а шея покрылась красными безобразными пятнами. Нет, не так она рисовала себе этот разговор. В её воображении Рауль ласково смотрел на неё и понимающе кивал. Она была не глупа – просто устала и много пережила, а потому уверенно гнала от себя иной исход разговора. Кристина не хотела думать о том, что Рауль, такой милый, любящий, всегда приветливый и спокойный, услышав то, что она собиралась сказать, может разгневаться. Но сейчас ей казалось, что именно так он и поступит.

Рауль стоял напротив, всё ещё сжимая её ладони, словно собираясь поцеловать их обе, смотрел на неё пристально и, как ей казалось, изучающе. Взгляд его отражал удивление и был немного сердитым. Она смешалась, и ровная подготовленная речь оказалась скомканной. Кристина хотела поделиться своей болью, желаниями, опасениями. Хотела рассказать о своих страхах. А с кем ещё она могла говорить о том, что её мучило последний месяц? Рауль наверняка был умнее и вместе они придумали бы выход. Кристина продумывала разговор целую неделю, придумывала слова и фразы, чтобы они понятнее отражали её метания, но когда дошло до дела, выглядело всё так, словно она просто хочет сбежать. И от этого становилось гадко на душе.

Кристина любила Рауля. В этом она не лгала ни себе, ни ему – она действительно его любила глубоко и нежно, трепетала в его объятиях, таяла от его поцелуев. Да вот только во время нежности рядом с ней незримо присутствовал некто третий. И Кристина никак не могла забыть о нём, как ни старалась. Она хотела рассказать об этом. Ведь он, Рауль, её будущий муж. Не может же она, в самом деле, обманывать его. Нельзя всё и всегда объяснять своим недомоганием. Рауль не глуп и рано или поздно поймёт, что его молодая жена что-то утаивает. Тайна вызовет недоверие, за недоверием последует ревность. Какая любовь сможет это вынести? И смогут ли они тогда найти путь друг к другу?

– Временами я очень скучаю по опере, по сцене, по всей этой суматохе, которая сопровождает каждый спектакль. Нет, подожди, выслушай меня. Я очень люблю тебя, правда, я вижу все твои усилия, которые ты прикладываешь к тому, чтобы я была довольна и радостна. Я очень ценю их и, думаю, что никогда не смогу отплатить тебе за всё то счастье, которое ты мне даришь. Нет, подожди, – она подняла руку, снова прерывая его возражение, – дай, я скажу…

Рауль похолодел. Он вдруг почувствовал, как что-то темное и вязкое копится вокруг, грозя затопить его и его хрупкие надежды. Единственное, что мог он делать это стоять и ждать, когда это произойдёт, будучи не в силах пошевелиться, поскольку пока ещё не понимал, откуда идёт буря.

– Рауль, я хочу вернуться в театр, к музыке.

«И к нему», – эхом отозвалось в его голове. О, он слишком хорошо помнил, как млела она в объятиях этого демона там, на театральных подмостках во время памятного представления новой оперы. Тогда рядом с ней был действительно Дон Жуан, человек, способный одним своим присутствием сбить с пути слабое и неуверенное сердце. Чем? Что было в нём такого? Рауль терялся в догадках. И картина, представшая тогда перед его глазами, могла вызвать только яростные слёзы бессилия. Выбор Кристины ничего не решил, Рауль по-прежнему должен был спорить за её сердце с чем-то неведомым, чего он до конца не понимал. Он попытался сопротивляться:

– Кристина, ты же знаешь…

– Я всё знаю, милый, – перебила она его, – я знаю, что графиня не может быть певицей…

Не о том – мотнул он головой – всё не то, разговор заходит не туда. Как может она говорить, что любит, и в то же время сообщать о своём уходе? Рауль растерялся. Она уйдёт – он понял это, весь разговор затеян для того, чтобы сообщить ему эту оглушительную новость. Кровь бросилась ему в голову и мысли стали нечёткими и блеклыми. Рауль отшатнулся, уронив её руки, и шагнул назад:

– Ты хочешь вернуть мне кольцо? – Глухо, глядя в пол, спросил он.

И ему показалось, что он услышал согласие в её молчании. Рауль почувствовал, как тоска сжимает его сердце. Но тоска эта поднималась не из глубин души его, она протянула свою руку из прошлого.

– Рауль! – крикнула Кристина вслед убегающему юноше. В голосе её слышались слёзы, но он не обернулся.

Он мог быть слабым и несчастным, когда уверял её в своей любви, когда ждал её ответа, он мог рыдать и молить, когда думал, что она потеряна для него, но сейчас он чувствовал себя обманутым и испытывал гнев. В эти минуты он готов был убить.

Проводив глазами стремительно удалившегося Рауля, Кристина обессилено опустилась на пол. Долго копившиеся горькие и отчаянные слёзы хлынули, заливая лицо.

Нет, разговор оказался совсем не таким…

***

Дожидаясь Рауля, Кристина искусала все губы в кровь, пытаясь сдержать текущие слёзы. Он не вернулся ни через час, ни через два. Его не было ни в доме, ни в саду и никто не знал, куда он ушёл. Подавленная, Кристина вернулась в дом мадам Валериус и провела очень беспокойную ночь.

Утром всё это вылилось в страшную головную боль, вялость и круги под глазами. Хорошенькое свежее личико осунулось и подурнело. Кристина печально разглядывала себя в зеркало и в голове её, отдаваясь болью, стучала одна и та же мысль: «Нет, не таким она представляла себе разговор с самым близким человеком». Кристина снова заплакала. Слишком много слёз было в ней в последние недели. Они наполняли её, как озеро полнилось водой. И как вода в озере требовала ручейков для того, чтобы освободить место для новой воды, так и слёзы её требовали выхода.

Она вовсе не хотела уходить от Рауля, её желания простирались не дальше просьбы об отсрочке. Что могла бы дать ей эта отсрочка, Кристина не знала, но чувствовала, что это ей необходимо. Она должна была остаться одна и ничья, хотя бы на некоторое время, чтобы разобраться в себе. Чтобы никто не спорил за неё и не заставлял её делать выбор.

Вся эта история с шантажом и внезапно проявившейся жестокостью того, кого она считала больше, чем отцом; его явное раскаяние, проявившееся от такой малости, как её сочувствие и лёгкий свободный поцелуй, не могли не произвести на неё впечатления и сбили её с толку. Кристина надеялась, что это впечатление породило только жалость. Ей нужно было время, чтобы понять, что же такое произошло, почему она не может забыть Призрака. Эрик волновал её – это да, но она не чувствовала к нему того, что чувствовала к Раулю и что называла любовью. Кристина боялась Призрака, но это не был страх физической боли. Она не боялась насилия и даже связанная была до странного уверена в том, что с нею ничего не случится. Когда там, в подвале, Призрак заставлял, принуждал её выбирать, достаточно было просто намёка на нежность с её стороны и весь его напор сходил на нет, оставалось только глубокое непобедимое отчаяние. Даже когда Кристина так неразумно попыталась оттолкнуть Призрака, чтобы попасть в камеру пыток, где находился её обожаемый Рауль, он первое время только сдерживал её нападки, пытаясь своими объятиями ограничить её движения. Это было что-то совсем иное, то, чему она не могла подобрать слова. Просто он, Эрик, почему-то не хотел покидать её мысли.

Кристина связывала всё это с усталостью. Ведь вот Рауль – её будущий муж, она была готова ради него на всё, она согласилась и приняла от него кольцо. Но ведь Эрик тоже дал ей кольцо – напомнил ей внутренний голос. Нет. Эрик заставил принять кольцо, как залог её верности, до тех пор, пока он сам не заберёт его обратно. Он забрал. Теперь Кристина свободна!

Ради своей любви Эрик готов был совершить убийство.

Но не совершил – внутренний голос всё так же подтачивал её уверенность.

Этот его отчаянный крик: «Вы не любите меня!» – она часто слышала во сне. Да, Эрик был жесток к ней, к Раулю, к тому другому, неизвестному ей тогда человеку, но ведь в результате ничего не сделал. Кристина ведь не может любить Эрика после всего, что произошло. Это не любовь! Это не может быть она! Не может и не будет!

Измученная, ослабевшая Кристина упала на постель и забылась тягучим тревожным сном.

Мадам Валериус поднялась к ней около двух часов. Переполошилась от больного вида своей воспитанницы, да так, что ей самой пришлось вызывать доктора. Все эти тревоги отвлекли внимание Кристины от себя самой и позволили взять себя в руки. Решив, что все же следует объясниться с Раулем, она попросила отвезти её.

***

Он был от неё без ума. Он готов был на всё ради неё, даже на мезальянс. Но она выбрала другого! Такие мысли мучили виконта де Шаньи, когда он узнал, что его бывшая невеста снова здесь и хочет его видеть. Зачем? Разве слова её не были достаточно ясными вчера? Или она думает, что он глуп и не способен отличить любовь от неприязни? Рауль стоял и смотрел, как она проходит через зал, робко приближаясь к нему, и на лице её мелькает странное выражение: смесь участия, тоски и страха. Сейчас более, чем когда-либо, она напоминает ему китайскую вазу из тонкого фарфора – такую же нежную и такую же хрупкую. И точно так же хочется бережно носить её на руках. Рауль почувствовал, как вся обида его тает, уступая место жалости. И под влиянием этого чувства он шагнул Кристине навстречу, протягивая руку. Это движение немедленно вызвало улыбку на её лице. В её глазах отразилась такая радость, что Рауль невольно покраснел и несколько мгновений собирался с мыслями, чтобы что-то сказать. Но она уже говорила сама своим певучим нежным голосом, от которого по спине бегали мурашки. Она приветствовала, она была рада, она хотела увидеться. Зачем? Здесь Кристина слегка помрачнела:

– Рауль, я… я хотела попросить прощения за вчерашнее.

– Для чего? Разве что-то изменилось со вчерашнего дня?

Он смотрел на неё с такой надеждой! И как же невыносимо трудно было выговорить правду. Кристина просто покачала головой. Он уронил её руку, которую обнимал своей тёплой ладонью, и отошёл к окну.

– Рауль, ты вчера… я, – запинаясь, проговорила она, – я только хотела попросить тебя немного отложить помолвку. Я не обманываю, когда говорю, что люблю тебя.

Да? Он недоверчиво оборачивается. Девушка, которая любит, не тянет с таким желанным для обоих «Да».

– Рауль, пожалуйста, пойми меня… я прошу тебя, я понимаю тебя… ты сердишься. Но я не могу обманывать.

Обманывать? В чём? Ведь Кристина только что сказала, что любит его, и это единственный обман, который он не будет терпеть. Глухое недовольство копилось в душе Рауля снежным комом. Он пытался подавить его, но оно всё равно норовило прорваться наружу, как пар из-под плотно закрытой крышки.

– Да, я по-прежнему люблю тебя, но я никак не могу забыть о том, что прошло.

– О нём? – уточнил Рауль. Он старался изо всех сил, чтобы горечь и сарказм не прорвались к ней сквозь его слова. Но она почувствовала и снова смешалась, покраснела:

– И о нём – тоже, – едва слышно, так, что он скорее угадал, чем услышал, проговорила Кристина. – Рауль, я, наверное, должна вернуть тебе кольцо…

– Нет! – вскрикнул он с таким гневом и так стремительно шагнул к ней, что Кристина отшатнулась и побледнела, если только можно было стать ещё бледнее, ещё прозрачнее. Заметив её испуг, он моментально укротил себя. Подошёл ближе и уже спокойнее сказал с непередаваемой нежностью:

– Это подарок. Оставь себе. Оно больше ни к чему тебя не обязывает.

Стоя так близко, чувствуя едва-едва пробивавшийся аромат её духов, сейчас он думал только о том, что хочет обнять её. Это было бы не логично, учитывая предмет их разговора. Но кто будет думать о логике, когда балом правит любовь? «Только надуманная любовь поддается укрощению, истинная же не слушает приказов и спастись от неё нельзя».** И потому Рауль обнял свою бывшую невесту, а поцелуй случился сам собой. Кристина пыталась отстраниться, но он держал её крепко и выпускать не собирался.

– Ты уходишь к нему? – Обречённо спросил он, едва сумел оторваться от поцелуя.

– Нет, нет! – Кристина в подтверждение решительно помотала головой, словно он не мог понять слов, и она должна была озвучить их жестами. – Нет! Я хочу вернуться в оперу, я хочу петь.

– Но я же не запрещал тебе петь! Ты можешь выступать на званых вечерах.

– Рауль, я хочу остаться одна, понимаешь? – Кристина сникла, словно сломанный цветок.

Нет. Он не понимал. В душе его обида боролась с жалостью, и силы были равными.

Комментарий к Рауль. Сомнения

* Пабло Неруда поэма 16

** А.Дюма-отец

========== The Phantom. Драма ==========

…Ты слушаешь мою вечернюю песню. Тобой наполнены мои одинокие сны. Ты была моей! Ты была моей! И я кричу об этом вечернему ветру, И он уносит мой сиротливый голос. Тобой наполнены мои взгляды…*

Ришар и Моншармен приняли Кристину любезно, много улыбались, переглядывались многозначительно, но ничего определённого не говорили. Заступничество Рауля не открыло ей все двери, да она и не надеялась. Сжав зубы, она приготовилась вновь долго и тяжело работать, чтобы когда-нибудь опять ошеломить публику. Только теперь в директорском кабинете перед строгими судьями стояла не прежняя нескладная маленькая девочка, едва окончившая консерваторию. За её плечами была школа великого мастера, и эти стены уже были свидетелями её триумфа.

Ришар, будучи хорошим импресарио, видел это, но правила не позволяли ему принять с распростёртыми объятиями певицу, пребывавшую неизвестно где целых полгода.

«И потом, она наверняка притащит за собой тучу сплетен, – говорил он позже Моншармену, когда они обсуждали между собой сначала разговор с покровителем театра, а потом с его протеже».

«Ну и что, – пожимал плечами Моншармен, – если бы это была не Кристина Даэ, успех которой, возможно, ещё помнят некоторые завсегдатаи оперы, а какая-нибудь третьеразрядная певичка, то такие слухи действительно могли бы нам навредить. Но Кристина… Слухи могут добавить ей …м-м… пикантности. Представь: ангельская внешность, божественный голос и тайна. Публику всегда интересуют такие вещи. Я не вижу причин, почему бы нам не попробовать. Пусть пока побудет на малых ролях, а там посмотрим. Может быть, она ещё станет нашей Аделиной Патти»**

Судьба артистки была решена.

Кристина Даэ надеялась на лучшее – ведь иного выбора у неё все равно не было. Сплетни и пересуды не пугали её, что было удивительно для девушки её лет. Произошедшие с ней события, переживания, которые они вызвали, были столь тяжелы и ошеломительны, и в то же время настолько возвышенны и прекрасны, что её душа как-то сразу состарилась, оставив нежный девичий облик лишь внешней оболочке – её хрупкому телу. Двойственность чувств, равная, как ей казалось, сила любви к двум мужчинам одновременно, временами доходившая до экзальтации и преклонения перед ними, пугали и изматывали её. Правдивая всегда, Кристина была честна перед собой и в этот раз. И решение её созрело ещё до того, как она сумела опознать его и примириться с ним.

Пока же она хотела видеть своего Маэстро. По крайней мере, в ней теплилась робкая надежда на то, что она ещё может называть его своим, хотя миновавшее тяжёлое объяснение с Раулем, несколько поколебало её уверенность в том, что и этот мужчина, любивший её куда более яростно и неистово, сможет понять её метания.

После известных событий полугодовой давности все проходы в подвалы Оперы закрыли наглухо и даже те, кому приходилось бывать там по долгу службы, крысоловы или пожарные, должны были получить особое разрешение директора. А проникнуть в знакомый коридор из её бывшей артистической комнаты представлялось совершенно невозможным, поскольку там теперь гримировались другие артистки. Поэтому она попыталась отыскать Перса.

Он жил на улице Риволи и тому, что она его разыскала, как-будто даже не удивился, словно сидя у камина со дня на день ждал её прихода. Но на её расспросы и просьбы он долго не отвечал.

– Зачем вам это, мademoiselle? Поверьте, это очень несчастливый человек, и лучше бы вам остаться в прошлом, поскольку вы сами выбрали такой исход, – наконец, сказал он.

– Позвольте это мне решать, – надменно ответила Кристина, хотя от слов «несчастливый человек» и «остаться в прошлом» ей стало холодно. Что могло произойти за шесть месяцев, если человек, сидящий напротив, так скорбно качает головой?

– Он жив? Где он? – Стараясь сдержать внутреннюю дрожь, продолжила настойчиво выспрашивать она.

Да, кивал головой перс, пока жив. Кристина задохнулась – что значит «пока»?

– Отведите меня к нему, – потребовала она, – или скажите, как проникнуть в его жилище. Где он сейчас?

Всё там же, отвечал её собеседник, печально поглядывая на неё.

– Я не смогла найти ни одного входа, – воскликнула Кристина.

Ещё бы! Эрик сам заблокировал все входы и выходы – всё так же качал головой Перс.

Молитвенно сложив руки на груди, она предприняла ещё одну отчаянную попытку:

– Пожалуйста, monsieur, я прошу вас … я молю на коленях, если уж вы не хотите быть мне проводником и отказываетесь открывать место, где он скрывается, то хотя бы передайте ему, что я здесь, что я надеюсь на встречу, что я молюсь ежедневно о том, чтобы эта встреча состоялась. Я хочу увидеть его, понимаете меня? Увидеть… пожалуйста…