Текст книги "Падая за тобой. Книга первая"
Автор книги: Иман Кальби
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Маршрут неблизкий и я машинально иду дорогой, которая почти вдвое короче и вдвое менее приятна, она проходит через старое кладбище и полузаброшенный после сошедшего оползня квартал. Под ложечкой предательски сосет. Как же мне избавиться от его «компании»… У кого помощи попросить. По дороге, как назло, никто не попадается. Все, как правило, другим маршрутом идут. Это я сглупила, решила, чтоб побыстрее… Мы почти пришли, я уже готова была вздохнуть с облегчением. Всего пару десятков метров– и свобода… Но не тут-то было… Анзор тоже понимает, что скоро я освобожусь от его назойливого присутствия и предпринимает очередную отчаянную попытку навязать мне разговор с ним. Как только доходим до узкой улицы шириной в два человека, не больше, почти на подходе к школе, он хватает меня за руку и заталкивает в один из глухих переулков. Там темно и душно, пахнет коровником. Свет сюда почти не проникает от грозно нависающих крыш старых домов. Страшная это часть села, старая и забытая, обычно я стараюсь обходить ее стороной. Как-то несмешно это все стало…
Я порываюсь закричать, а он закрывает мой рот рукой.
–Тихо, тихо, русалка. Я больше больно не сделаю, обещаю…– гладит меня теперь шершавыми пальцами по щеке, смахивает непроизвольно появившуюся слезу… -что же ты делаешь со мной, русалка… Думаю о тебе целыми днями… И откуда ты вдруг взялась такая красивая… То моль была невзрачная, костлявая, а как уехала к своим русакам, словно подменили тебя… Пацаны все уже головы посворачивали… И этот все время вокруг тебя вертится… Только не достанешься ты ему, русалка… Моя ты будешь… Еще раз увижу рядом с ним, скину тебя в реку, поняла?-больно схватил за талию, шарит по телу, а я пытаюсь изо всех сил заорать через его сильную руку, зажимающую мне рот. Кусаю его, что есть мочи. Он шипит.
–Ах ты, дрянь… Как прихватила… Горячая…– снова переводит на меня глаза. Недобрые… светящиеся каким-то голодом… Наступает на меня, а я не знаю, что делать. Скулю, как трусливая собачонка… Потому что не обнаружат меня– конец моей чести. Обнаружат-тоже конец. У нас разговор с женщинами короткий. Сама спровоцировала, сама виновата. За приличными девушками пацаны не волочатся.
Он опять появился из ниоткуда. Просто схватил Анзора за шею и опрокинул в грязь. На секунду мне показалось, что он ему шею свернул. Но мой горе-поклонничек начал бултыхаться в грязной луже, как свинья, показывая, что живее всех живых…
На следующий день после того, как Алмаз отбил от меня Анзора в первый раз, я увидела этого шакала в школе с огромным фингалом под глазом. Знала, это ответка Алмаза за меня, за то, что ударил.
Сейчас все было ужаснее. Алмаз смотрел на меня, крепко сжимая в руках кисть визжащего Анзора и планомерно ломал ему один палец за другим… Меня трясло, словно я лечу с горы кубарем вниз, передергивало от этого гадкого глухого звука ломающихся костей, но взгляд я не отводила. Словно Он держал меня, словно не давал этого сделать.
Нужно отдать Анзору должное, несмотря на адскую боль, он стонал, но не орал. Не принято здесь кричать среди мужчин. Они ведь у нас из камня. Закричал бы– ввек не отмылся от позора. Так что все, что он мог себе позволить– хрипло стонать, держа здоровой рукой переломанную и смотреть волком на Алмаза.
–Еще раз увижу возле нее, убью.– тихо, вкрадчиво и…устрашающе… Так устрашающе, что я сглотнула.
А потом он снова переводит взгляд на меня, а в нем такая ярость, что хочется убежать далеко-далеко. Подходит и отдирает меня от влажной земли, как щенка, за шкирку.
–Еще раз разрешишь кому-то, кроме меня идти рядом с тобой, накажу, Лала.
А дальше происходит что-то сумасшедшее. Он впечатывается в мои губы, больно, резко, горячо. Я чувствую солоноватый вкус, и это то ли привкус моих слез, то ли кровь от болезненного захвата его зубов на моей плоти, наши зубы ударяются друг о друга, и он нагло проталкивает свой язык в меня. Это так странно, так непривычно, так откровенно… Не знала, что так делают… Мне казалось, поцелуй-это просто прижаться губами к губам… То, что он творит – полное сумасшествие. Отрывается, наконец, и смотрит на меня пьяными глазами.
–Сегодня в шесть будешь ждать меня в пещере с ручьем, у обрыва, поняла?-спрашивает тихо-тихо, так, что слышу только я. Молча киваю, сглатывая.
А потом говорит громко, обращаясь к несчастному с переломанной рукой на полу. Но глаз с меня не сводит. В них такой блеск яркий, а еще триумф… Я этот взгляд потом часто у него буду видеть– на ринге и… не только…
–Передай всем, Анзор, что Камила моя. Я ее сватать приду. Чтобы никто больше на нее не смотрел, а то зубы пересчитаю…
Мы идем к школе вместе. Рядом. Бок о бок. Я и Алмаз. И на нас смотрят все. Мои щеки горят и я почти не вижу дороги от волнения, глаза в пол от страха, трепета и стеснения, а сердце предательски радостно готовится выпрыгнуть из груди… Потому что впервые в жизни я иду рядом с кем-то, с кем я ничего не боюсь… Кроме него самого…
Глава 6
Алмаз
–Ты что устроил, сопляк? Кто тебе разрешал?!-кричит отец, то и дело закрепляя свои слова ударами по деревянному столу.-Мало ли что ты там напридумывал себе?! Фильмов пересмотрел?! В Ромео поиграть захотелось?! Ты вообще где живешь, ничего не попутал?!-кричит, распаляясь и краснея все больше и больше.
–Отец, я женюсь на ней. Это решено,– только лишь могу ответить жестко на его крики.
–Женится он… Это ж надо,– теперь ходит по комнате нервно из стороны в сторону,– так у нас дела не делаются… Ты о девушке подумал? О ее репутации? Что люди скажут? Это у тебя гормоны играют, а ее честь не вернуть…
Устало закатил глаза.
–В чем проблема, отец? Я женюсь на Камиле. Люблю ее. О девушке я как раз и подумал. Сколько еще эти уроды будут ее задевать. Этот Анзор сам по ней слюни пускает… Да все пускают… Она такая…-замолчал… Неудобно перед отцом это обсуждать.
Он устало вздыхает и проводит руками по лицу, словно собираясь с мыслями.
– Что толку, что они на нее заглядываются…– шепчет себе под нос папа…– чтобы не видел тебя рядом с ней, понял? Увижу хоть раз– посажу на цепь, как пса… Школу закончишь-в армию пойдешь. Отслужишь. Там и поговорим. На Камилу твою посмотрим, чего стоит… Как тебя ждать будет… Дождется ли…
Поджал губы, но промолчал. Такое я предвидел. В армию и сам хотел… Просто правильнее было бы сейчас ее засватать… Чтоб спокойно ходила по селу… Не как загнанный зверек, а как моя… Да и слишком яркой была ее красота… Такую красоту без внимания не оставляют… С такой красотой две дороги– либо к большому счастью, либо в бездну… Ну да ладно… Поговорю с отцом позже, он у меня отходчивый… Впереди еще почти год…
Сижу с родаками, а мысли о ней… О ее запахе, о ее взгляде, об этом теле горячем, что под тряпками… И знаю, что не должен думать так о ней, что повода не давала, но не могу не думать… Как увидел еще у ее дома, как этот мудак за руку ее зацепил, когда портфель вырывал, красной пеленой все заволокло. Если бы посмотрела на него хоть раз, заговорила бы с ним, ее бы тоже наказал. Сильно бы наказал. Больно бы сделал. Но она молодец, повода не дала… Ломал этому говнюку его костяшки, а сам утопал в ее глазах. Все для нее сделаю, всех прогну, всех уважать ее заставлю… Чтобы никто даже взгляда на нее поднять не смел… Чтоб только я на нее смотрел… Только я ее трогал… Только я… С того дня, как пас ее поздно вечером у школы, у меня башку прострелило окончательно. Ее лицо такое близкое, губы влажные приоткрытые… Так и хотелось впиться в них… И она хотела… Просто боится, девочка… Я тоже боюсь… Я тоже ничего не знаю из того мира, куда меня с ней влечет… Но как услышал это ее «Алмаз»– хриплое, нежное, женственное, утробное, понял, что падаю в бездну… Что хочу, чтобы говорила так снова и снова… Падала за мной… И падала ведь, когда я потерял над собой контроль и поцеловал-таки…… А потом утонул в ней… И больше мне не всплыть.
Как же медленно тянутся часы… Стрелка бежит вперед, а меня прям лихорадит, как хочу ее увидеть без посторонних глаз… И страшно самому, что могу сорваться… Что заманиваю, как мотылька, на огонь, лишь бы крылышки ей не сжечь… Решил выйти заранее… Немного проветриться… Пар выпустить, а то за себя не ручаюсь…
Она пришла к роднику с большим серебряным кувшином, какой носили наши девушки и женщины для сбора воды. Наше село не знало таких благ цивилизации, как водопровод. Все продолжали прокладывать себе дорогу жизни бытом, коим жили наши предки сотни лет назад. И дело тут даже не в том, что власти ничего не делали. Наш край был столь суров и скалист, что технически проложить к каждой саманной сакле воду было попросту невозможно. Какой-нибудь европеец из швейцарского села со всеми удобствами уровня пятизвездочного отеля сейчас бы скептически засмеялся. Но на то он и швейцарец. Чтобы изменить что-то в жизни горца, надо было сдвинуть каменные глыбы покрепче тех, что держали на своих хребтах наши скромные жилища -наши традиции и нравы, которые не давали возможности появиться даже слабой тени чего-то нового…
Пришел заранее. Спрятался за кустом. Увидел стройный силуэт, бесшумно семенящий к нашему месту… Тогда еще, конечно, не нашему… Но потом оно станет для нас именно таким. Вижу, как нервничает, руки подрагивают, то и дело поправляют огромный шерстяной платок, закрывающий и голову, и туловище до талии. Я подошел как можно бесшумнее, почти уперся ей в спину. Когда она почувствовала мое теплое дыхание, со страхом дернулась и тихо пискнула. Я нежно провел по ее плечам, собирая все свое терпение в кулак… чтобы не сделать ничего того, что испугает ее, что опошлит меня в ее глазах… Не удержался, смахнул шерстяную ткань вниз, высвободил толстую косу, распустил ее, вдохнув дурманящий аромат ее волос. Какие у нее были волосы… Они сплели вокруг моего сердца паутину, пленив его навсегда. Дышу ими, нежно перебираю в руках прядь за прядью и ревную даже к ветру, который, словно обрадовался тому, что они теперь распущены, нервно их треплет, вторя моим движениям.
–Ты такая красивая, Лала… Ты понимаешь, что мне теперь без тебя не жить?-шепчу все, что у меня на уме, дурея.
–Алмаз…-снова этот голос, снова эта интонация, которые окончательно сносят все мои тормоза.
Разворачиваю ее к себе и снова припечатываю наши губы друг к другу в жестком поцелуе. Мои руки на ее талии. И больше я не решусь обнаглеть… Она слишком чиста, чтобы я вот так ее пачкал… Нельзя так… Только не с ней…
В тот день она отдала мне свой тоненький нашейный шелковый шарфик. У нас есть такая традиция. Исстари парень делал предложение девушке у родника, а в ответ, в случае согласия, она должна была оставить ему что-то из своих вещей… Оставила… Считалось, что если сделать все согласно традициям, то дальнейшая жизнь у пары будет такой же чистой, как воды родника… Потом я много раз буду вспоминать эту традицию, вдыхая аромат ткани, касавшейся ее, и заливаться смехом, переходящим в вой… Но это будет потом, когда реальность накроет меня тяжелым обухом, а пока я парил в облаках…
Глава7
Алмаз
Это место стало нашим… Мало кто сюда ходил за водой, все предпочитали источник побольше и поближе, а не здесь, на отрогих скалах, куда и залезть-то было – целое испытание… Зато мы лазили, не боясь изранить ноги… Любовь окрыляет, любовь возносит, любовь дает нам силы пережить и перетерпеть почти все… И мы жили в этой сказке почти год… На село опустилась сонная зима, ее сменила молодая весна, а потом пришло и яркое, ароматное лето… Подходила пора экзаменов. А мы только и могли думать, что друг о друге. Наши ласки стали смелее. Мы исследовали друг друга, сами удивляясь тому, что преподносила нам природа– в то время никто с нами об отношениях, которые бывают между мужчиной и женщиной, то есть о сексе, не говорил. Нет, конечно, и девочки и мальчики знали, что есть табу, что есть вещи, которые до свадьбы делать было категорически нельзя, и мы никогда не переходили черту дозволенного, но и без того хватало потрясений для открытий… С наступлением тепла она надевала то самое белое платье, которое я купил ей в городе на рынке на заработанные еще прошлым летом на плантации лука деньги вместо испорченного мною тутовником. И я, уже не стесняясь, ласкал своими шершавыми мозолистыми руками ее шелковую кожу ног и бедер, сходя с ума от ощущений, которые еще не познал в себе… Лишь что-то природное, инстинктивное подсказывало мне, как должно быть…И я делал, что мог, а мысли об остальном, о большем попросту отодвигал подальше… Я знал каждую ее родинку на тех участках тела, которые были мне доступны, обожал трогать и целовать маленькое родимое пятно на щиколотке правой ноги. Мечтал, что она будет вот также, как сейчас, в цветках люцерны, лежать со мной, только полностью голая. И я буду делать с ней все. Но пока это были только мои мечты. До тех времен, пока она станет моей женой, моей женщиной, моей… «Моей»– как зычно, как глубоко для меня звучало это слово. В нем был весь мой мир, все мое счастье, единственное мое желание в этой жизни …
–Лала, обещай, что станешь здесь моей,-шепчу ей хриплым голосом, осипшим от возбуждения. Трусь о нее всем своим телом, сгорая изнутри.-Здесь, Лала… Здесь… Мы здесь это сделаем… Сбежим ночью из дома в день свадьбы… Будем любить друг друга в нашей пещере, у ручья… Как первые на свете мужчина и женщина… А там, внизу, будет так же, как сейчас, реветь река, заглушая наши с тобой стоны…
–Страшно, Алмаз… Я боюсь… Боюсь ночи… Ночью на той стороне за рекой все время воют волки…
Я усмехаюсь, прикусывая ее сладкую пухлую губу… Они у нее все время пухлые и искусанные мною… Это все, что я могу себе позволить… Почти все…
–Волки тебя пугают?-шепчу сквозь свою снисходительную улыбку… Какая же она у меня маленькая и наивная, моя сладкая Лала… Оторваться от нее не могу, моя рука тянется к ней между ног… Непроизвольно… Инстинктивно… Я тру ее через ткань трусов и схожу с ума, потому что она так всхлипывает, так выгибается, что и меня выгибает дугой… Как же это прекрасно, наверное, оказаться в ней там, внутри… Она так откликается, так горячеет…
–Да, Алмаз, да! Твоя, Твоя, обещаю!!!-кричит мне на ухо хрипом, задыхаясь… А я уже не понимаю, где мои фантазии, а где реальность… Потому что реальность с ней круче любых фантазий…
Мы прощались болезненно, хотя каждый и храбрился по-своему. Ее знобило от волнения и уже настигшей впрок тоски, меня– от неприятного чувства тревоги, что оставляю здесь… Повестка пришла в самом начале осени, как и планировалось… А она все еще ходила с пухлыми от слез глазами, потому что не поступила, как хотела, в республиканский пединститут на учителя… Она плакала, а я в душе ликовал, хоть и делал вид, что сопереживаю… Если бы судьба сейчас увела ее в город, я бы вообще сошел с ума… Я здесь-то оставлять ее боялся, а там, где столько глаз, столько соблазнов… Ни за что… Наверное, Бог услышал мои молитвы, именно поэтому моя красавица предательски не добрала одного балла при поступлении на бюджет, платно у ее матери, естественно, денег учить ее не было. Утешали ее все, и наши учителя, и родители мои, и ее мать– мол, какие твои годы. Год посидишь, подготовишься– и снова попробуешь… И мама, и отец мои, казалось, смирились с моим выбором, по крайней мере, больше не допекали лекциями и нравоучениями. Заметно расслабилась и ее мать. Для нее факт того, что рядом с дочерью такой, как я, существенно упрощал жизнь. Я был хорошим женихом. Даже завидным по нашим сельским меркам. Да и видела Людмила в наших глазах с ее дочерью блеск любви, таяла от этого, даже на минуту сходила с ее уставшего, изможденного лица тень печали и вселенского страдания, открывая вдруг взору красивые, благородные черты, запрятанные под маской времени и нужды. Может и себя вспоминала. Говорят, они с отцом Лалы Бесланом очень друг друга любили. Она поэтому и осталась здесь в селе, чтобы быть рядом с ним, за могилой ухаживать. И к себе никого после него не подпустила, хотя давно, в самом начале, когда муж только умер, как поговаривают, ухаживали за ней мужчины… Видная она была женщина… Слышал, как отец как-то это обсуждал с матерью на кухне… Эмоционально обсуждал…
Я так и не засватал Лалу формально, но все знали, что сделаю это, как только вернусь. Родители уговорили повременить, сослались на тяжелое финансовое положение– мол, отец в тот год захворал, мало работал, денег на подарки не было, а мне хотелось дать моей Лале самое лучшее– комплект золотой, как двоюродный брат Надир своей невесте подарил в прошлом году, отрезы красивые– шелк, сатин, кружево– чтобы пошила красивые платья и ходила, как королева, моя голубка… Все воспринимали нас как жениха и невесту. И только это, наверное, останавливало, чтобы не завыть волком от ревности и страха ее потерять…
Помню, забежал к ней за пять минут до отправления автобуса в город, прижал к себе порывисто и надел на палец сделанное накануне мною подобие кольца– из медной проволоки ободок, а по центру– маленький булыжник вместо камня. Она смотрит с восторгом, а я целую ее в висок и шепчу:
–Настанет день, Лала, и я подарю тебе такого же размера кольцо с алмазом… Ты только верь мне, Лала, и дождись…
А она всхлипывает, обнимает меня горячо и шепчет сквозь слезы:
–Ты что говоришь, медвежонок, ты хоть понимаешь, какой огромный это камень? Вон, у Кристинки на кольце просто россыпь, а стоит, как три коровы…
А я смеюсь на ее причитаниями, потому что знаю, она мне верит, безоговорочно верит… Поднимает на меня глаза и сама целует в губы.
–Ничего не надо мне, Алмаз. Только ты нужен… Ты тот самый мой драгоценный камень… Возвращайся поскорее…
А дальше начались долгие месяцы разлуки и ожидания, переписка, редкие созвоны. Я служил на севере… Свидания были исключены… Где у нее были деньги ко мне доехать. Да я бы и не позволил. Это как она бы рисковала свой чистотой и красотой ради моей сиюминутной прихоти. Нет уж, пусть лучше ждет меня дома… Так спокойнее… Дни до дембеля я считал даже не минутами, а секундами. Стоял на дежурстве, смотрел на стрелки часов и буквально бежал мыслями за ними, сокращая дистанцию нашей разлуки… Я засыпал и просыпался с ее образом в голове. Мысленно перебирал руками ее густые черные волосы, ласкал руками нежную кожу, смотрел в огромные распахнутые глаза… Казалось, вот она-протяни руку– и возьмешь… Все было просто и легко… Читал книги и удивлялся– как сложно людям дается счастье, какими витиеватыми путями их ведет судьба к нему… И мысленно благодарил Бога, что нам с ней он дал самый простой, самый легкий путь… Что мы оказались не в разных концах света, две половинки, обреченные на целую жизнь поисков друг друга, что мы родились в одном селе, под одной звездой… Счастливчики… Как я ошибался… Даже в самом страшном сне я не мог предположить, каким уродливым, окольным путем поведет нас судьба на пути друг к другу…
Глава 8
Спустя десять лет
Если и было что-то в наших традициях, от чего меня не передергивало, так это наши танцы… Много на свете завораживающего в том, что придумано человеком, вдохновившемся красотой и величием природы, но кавказские танцы– это особый мир, за внешней формой которого стоит целая философия. Это глупые неотесанные мальчишки, вырвавшиеся из клещей условностей и ограничений, опьяненные свободой и мнимой вседозволенностью, попавшие на плодородную пороком и грехом почву больших городов, словно сорняки на сочный зеленый газон, делают из лезгинки дешевое шоу, выплясывая ее в торговых центрах и на улицах. Настоящая лезгинка– это танец война. Это танец тотемного животного. Это общение с Создателем, это общение с Природой… Кто-то говорит, что мужчина танцует в лезгинке партию орла… Кто-то говорит, что это горный тур в боевой готовности… А еще– это танец-диалог… Когда лезгинка парная, то есть ее танцуют мужчина и женщина, это непременно самое захватывающее зрелище… и это непременно история любви… Никак, кроме танца, молодые раньше не могли выразить свои чувства друг другу. И пускай танец сам по себе тоже был обставлен кучей условностей– так, например, женщина не имела права поднимать глаза на мужчину, а мужчина– касаться девушки, даже края ее платья, все равно, бьющиеся в едином ритме барабанов сердца танцующих, их утонченная грация, скрытая страстность являют собой самый красивый, самый чистый и самый притягательный танец любви…
Мне часто казалось, что я не являюсь частью этого кавказского мира. Что я чужая, другая, лишняя здесь… Так отчасти и было, потому что моя мама оставалась для всех чужой, пришлой, русской, как с презрением бросали ей вслед, а про меня вторили– полукровка, словно в этом было что-то заразное или постыдное. И я росла с этим чувством неполноценности годами, мечтая, что рано или поздно вырвусь отсюда, упорхну, как перелетная птица… Туда, где никто не спросит меня, кто по национальности моя мама и получив ответ, не одарит нестерпимым сочувственно-брезгливым взглядом. Но неизменно эти мысли рано или поздно отступали, потому что, как только я слышала любимые напевы, понимала, что танцевать меня зовут не только мои ноги или чувство ритма, что танцевать хочет моя душа… Моя душа всегда пела, поет и будет петь этой музыкой… Это она танцует всякий раз, когда я выплываю на танцпол и отдаюсь ритму… И я точно знала, что когда я танцевала лезгинку, даже самые скептические националисты нашего села невольно хлопали в такт и пристукивали ногой, восхищенно следя за моими движениями… Лезгинка– это моя отдушина, мое спасение, моя отрада… А еще она стала моей бедой… С нее и началось мое падение вниз…
Из мыслей меня вырывает Арсен, трогая за руку.
–Камила, иди потанцуй. –говорит спокойно, немного игриво,– люблю, когда ты танцуешь.
Мои губы еле заметно трогает усмешка. Печальная, но это понятно только мне. Я знаю, что он любит…
–А ты?-спрашиваю не знаю зачем, потому что он никогда не танцует…
–Иди, Камила. Покажи им класс. А мне порадуй глаз. Хоть какое-то удовольствие за мои деньги… Сам не понимаю, зачем согласился на просьбу Алмаза устроить праздник здесь… Его тоже не понимаю… Он ведь теперь богатенький буратино– снял бы лучший банкетный зал в столице…
Я знаю ответы на его вопросы. Он тоже, наверное, отчасти знает, но до конца не догадывается… Не знает всей степени сумасшествия происходящего…
– Да здесь почти все село. Куда бы он их разместил, устрой пиршество в столице. Это его семья, это его родина… Ну а наш дом реально пустует… Он правда словно для шикарного пиршества… Почему бы и нет…-пытаюсь делать вид, что поддерживаю беседу.
–Да уж, сколько бабла на него ушло. И что тебе приспичило строить эту махину на скале, у родника… Сколько раз мы тут останавливались? Раза три за все время?
Я молчала… Потому что мой ответ ему бы не понравился. Я строила этот дом не для нас с ним. Я строила его как памятник… Как напоминание… О нашей любви… О моей боли…
Отрываю себя от печальных мыслей. Хватит грустить… Осушаю до дна свой бокал с вином… Беспристрастно встаю, а тамада, видя это, вещает какую-то чушь про то, что сейчас будет танец радушных хозяев. Он еще не знает, что Арсен не пойдет за мной, что он не танцует. Да всем уже наплевать. Половина зала пьяна, вторая устала…
Я присоединяюсь к живому кольцу, опоясывающему пространство для танца, и меня тут же приглашает в круг кто-то из парней. Ловлю инициативу и плавно двигаюсь, скользя щелками своего платья по полу. А потом поднимаю глаза и понимаю, что мой партнер сменился, и теперь со мной танцует Алмаз…
Вопреки всем условностям, вопреки всем традициям, вопреки десяткам осуждающих взглядов, устремленных на нас, мы смотрели друг на друга неотрывно, двигаясь в танце. Все то, о чем я когда-то мечтала. Я в белом красивом платье, у нашего ручья, танцую с ним лезгинку… Бойтесь своих желаний, люди… Никто никогда не знает, в какой искаженной форме они могут дойти до небесной канцелярии… Я забываю об Арсене, про недовольно взирающих на все это родителей Алмаза, про змеиные перешептывания теток за спиной: «бесстыжая». Я просто танцую, словно, как только музыка закончится, остановится и мое сердце… И в блеске наших устремленных друг на друга глаз вся наша история… за исключением страшных страниц, которые он не знает, которые я никогда ему не открою, которые я навсегда от него спрячу…
А потом мой острый взгляд случайно ловит бледное лицо его юной и прекрасной невесты… И мое сердце невольно сжимается. В двух озерах ее чистых невинных глаз я вижу столько боли, столько смятения и растерянности, что автоматически опускаю взор в пол, быстро прикладываю руку к груди, объявляя о завершении своего представления, и ухожу…
Когда я снова сажусь за стол, восстанавливая дыхание, прикладывая салфетку к покрывшемуся легкой испариной лбу, Арсен на меня не смотрит. Он в телефоне, увлечен какой-то перепиской. Не какой-то, я скорее всего знаю, с кем он переписывается. Очередная его селебрити-пассия из числа балерин, ведущих или актрисулек. Скоро узнаю из новостей желтой прессы. Сажусь рядом, мысленно молясь, что увлеченность флиртом позволили ему пропустить то, что я сейчас вытворила.
Он быстро поднимает взгляд на меня и шепчет одними губами, но я все равно слышу.
– Сука, сегодня отработаешь…
Вот и закончился наш мнимый мир, нет больше наигранной для публики галантности. Вот все и встало на свои места…
А я в ответ растягиваю губы в улыбке, ошарашивая его своей реакцией. Ему не нужно знать, что только этого я и ждала сегодня ночью. Чтобы мне было максимально больно, максимально плохо… Готова была снести любое скотство, лишь бы не думать о том, что Он с ней… Этой молодой красавицей с невинными глазами… Которая уже меня ненавидит… А я ее… Хоть мне отчаянно хотелось бы ее полюбить, как сестру…
Торжество близится к концу, гости потихоньку расходятся, а я исподтишка смотрю на профиль Арсена, который ни раз больше не обернулся на меня. Он постарел, немного осунулся, хотя жизнь в достатке и роскоши делают эти естественные изменения в нем далеко не такими заметными, как если бы он был простым смертным. А я вспоминаю тот день, когда злой рок судьбы свел меня с ним… Он показался мне таким старым, почти в отцы годившимся… Смешная, только сейчас, с годами, понимаю, что вовсе он и не был старым. Мне было восемнадцать– ему тридцать пять. Тогда разница в семнадцать лет казалась мне чудовищной… И только сейчас до меня, двадцативосьмилетней женщины, стало доходить, что тогда, тридцатипятилетний высокий стройный олигарх в нашем бедном убогом селе казался просто каким-то Богом, сошедшим с Олимпа. Теперь понимаю этот неестественный блеск в глазах женщин, их заискивание перед ним, непроизвольный флирт… Его хотели все… А он выбрал меня…. Скромную, стеснительную девушку с косой в белом кружевном платье, которую заставили танцевать лезгинку перед ним в рамках той убогой, скудной культурной программы, приготовленной нашей школой для торжественной встречи известного на всю республику мецената и филантропа.
Арсен Капиев, или Мутный, как называли его когда-то, стремительно разбогатев, как на дрожжах, прославился не только тем, что прожигал свою жизнь, утопая в роскоши и развлечениях, небольшую часть своего благосостояния он все же вкладывал и в развитие родного края. Деньги для него копеечные – такие же он тратил на один перелет на своем частном самолете– на топливо и техническое обслуживание, зато отдача была шикарная– восхваление, почет, уважение, открытые двери во все инстанции. Для бывшего хулигана, срубившего свое первое большое бабло на шантаже и мошенничестве, такое, хоть и выторгованное, но уважение было чем-то сродни бальзаму на душу. Это через несколько лет он станет совсем большим человеком и в столице, легализовав свои активы, основав помимо темных делишек вполне себе легальный и солидный строительный бизнес. И тогда уже за простое упоминание полушепотом ему в спину ненавистной клички молодости «Мутный» он мог наказать очень жестко… Потом пойдут госконтракты, а с ними– еще более огромные прибыли. Сумасшедшие деньги, которые вывели его в число богатейших людей страны. Деньги были действительно сумасшедшие. Такие, какие даже понять разумом не можешь. Они просто отображаются на твоих счетах кучей нулей, которые за раз и не посчитаешь– собьешься. Забавно, но с определенного уровня благосостояния совершенно перестает иметь значение– ты миллионер или миллиардер… Потому что лучше жить уже невозможно… Потому что купить и так уже можешь все, кроме того, что не продается… И тогда подключаются три чувства– тщеславие, азарт и сумасшествие. Дальше бой идет по этим трем фронтам… Так в жизни Арсена появились два новых увлечения– казино и бои без правил. И первое, и второе стали не только его хобби, но и бизнесом. Он, как та волшебная антилопа из сказки, превращал в золото все, к чему прикасался. Поэтому неудивительно, что всего спустя пару лет после запуска обоих проектов они стали дико популярными и приносящими колоссальные барыши. Организованная Арсеном файт-площадка смешанных боев без правил быстро приобрела авторитет не только в России, но и за ее пределами. Поскольку далеко не все спортсмены международного уровня горели желанием ехать в Москву на соревнования, решено было перенести ее в Дубай, куда стекались «все деньги и понты мира» – главный лозунг МеллаТор– файт-клуба Капиева. У всех организованные на этой площадке состязания неизменно ассоциировались с яркими выступлениями, шикарным мордобоем, неповторимыми шоу и большими деньгами. Это место делало из успешных и талантливых бойцов миллионеров и звезд, а тех, кому талант и фортуна улыбнулись меньше– погружало в пучину позора и лузерства. Каким бы путем ни вела судьба попавшего на ринг МеллаТор, одно правило в файт– клубе было неизменно для всех– здесь самый честный, благородный чемпион неминуемо превращался в жестокого хищника, иначе тебе нечего было делать в этом месте, иначе тебя сожрут. Сколько спортивных карьер сломалось именно здесь, сколькие амбициозные, съедаемые жаждой победы и больших денег, сгорели на турнире-кто-то получил не сопоставимые с жизнью травмы, другие остались инвалидами, третьи загремели в тюрьму за то, что убили по неосторожности, а законодательно от этого прикрыты не были. Но ужаснее всего было именно то, что пресыщенных роскошью, богатых посетителей клуба интересовало именно такое мясо, а не обычные бои… Чтобы шоу заканчивалось не только пределами ринга, но и затрагивало жизни людей… Меняло их, коверкало… И плевать, речь шла о том, что человек в одночасье, всего после одного боя, превращался в миллионера, или попадал в тюрьму по обвинению в непредумышленном убийстве… Мало кто знал, но параллельно с файт-клубом существовала другая реальность– мира рулетки и не только ее. Арсен умело манипулировал чувствами людей, поглощенных инстинктами. Кровь, насилие, азарт, страсть– все было включено в его идеальную бизнес-схему человеческих пороков. В то время, как на ринге шли бои, трансляции которых платно смотрели по всему миру десятки миллионов людей, в секретных залах, для особо избранных, испытывали удачу и судьбу за карточным столом, рулеткой или просто на ставках относительно того, кто же победит в очередной схватке.