Текст книги "Особые запросы (СИ)"

Автор книги: Ie-rey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

В жизни всякое бывает ― паршивое и нелепое тоже, но каждому всегда кажется, что уж с ним-то ничего подобного не произойдёт. А потом жизнь больно учит не зарекаться и не считать себя самым умным и ушлым.

Подающий большие надежды журналист Лу Хань тоже имел наглость считать себя самым умным и везучим, потому что, во-первых, он был талантливым; во-вторых, он мог переболтать кого угодно и даже заболтать до смерти; в-третьих, ему не грозила участь подкаблучника ― против гея все дамские уловки бессильны; в-четвёртых, он не умел любить по словам всех его бывших, совершенно не ценил трепетное и нежное к себе отношение и просто убивал своими сумасшедшими запросами; в-пятых, он обладал чувствительной к неприятностям и сенсациям задницей и необъяснимым обаянием. С таким набором уникальных способностей ему просто ничто не могло угрожать ― по его собственному мнению.

А ещё Хань обожал свою работу вплоть до того момента, когда она завершалась по факту. Потом Хань свою работу ненавидел, потому что нельзя взять и просто уйти, получив желаемое. Уйдёшь ― потеряешь доброе расположение и возможность в следующий раз провернуть нечто подобное. Люди вообще любят внимание, а внезапный уход подрывает доверие. Поэтому Хань торчал на вечеринке после показа, мусолил в руках всё тот же стакан с виски, изображал милого собеседника, обменивался улыбками и пустыми фразами с людьми, от которых его тошнило, и терпел. Он знал, что грядёт вскоре закрытая вечеринка для узкого круга, и он в этот узкий круг включён. Если уйдёт, перед ним захлопнется с десяток “дверей”, ведь определённым персонам не отказывают и их приглашениями не пренебрегают.

Хань тоскливо обвёл взглядом гостей и моделей, сделал вид, что глотнул виски из стакана, и помолился кому-то неопределённому, чтобы этот неопределённый кто-то спалил к чертям тот дом, в котором предстояло продолжить “веселье”.

Разумеется, дом не сгорел, а Хань спустя полчаса ехал в салоне лимузина на закрытую вечеринку. Под нос ему сунули косячок, пришлось затянуться на совесть. Хотя можно было и не затягиваться ― в салоне стоял такой кумар, что и без косячка бы отлично торкнуло.

Напротив Ханя расположилась златокудрая модель из Европы, она сжимала бёдрами руку продюсера, томно ахала, дурашливо хлопала ресницами и успевала мило улыбаться Ханю. Пару минут назад она призналась, что не носит нижнего белья, вот продюсер и проверял, так ли это. Судя по всему, проверить хотел не он один, а дама ничего против не имела.

Хань всегда был невысокого мнения о моделях ― вне зависимости от их происхождения и пола. Впрочем, он такого мнения придерживался в отношении всех звёзд, ведь прекрасно знал всю эту кухню. Когда-то он сам мечтал быть звездой, даже стал, но продержался недолго, когда понял, что от него уже ничего не зависит. Всё зависело от людей “в тени”. Угодишь какой-нибудь “тётушке” или же “дяденьке” с большим кошельком и внушительным весом в сфере шоу-бизнеса ― ты звезда в верхних строках топа, не угодишь ― ты никто, даже в рекламе никому не нужен. И всем плевать, насколько звезда талантлива или бесталанна. И если звезде говорят: “Раздевайся и ублажай”, то звезда раздевается и ублажает так, как скажут, и того, кого скажут. Ну а если звезда решит, что может права качать, то… Хань однажды решил права покачать, потом провалялся в больнице два месяца и звездой быть перестал. Но он-то хотя бы сознательно на это пошёл, не то что некоторые.

Впрочем, у блондинки, сидевшей напротив, явно в голове отсутствовали подобные мысли ― её и так всё устраивало. А Ханя устраивало то, что он имел в данный момент: хорошую и интересную работу, с которой не заскучаешь, деньги и свободу, когда он сам выбирал, кому позволить засунуть руку себе в штаны, а кому ― не позволить. Разумеется, свобода была условной, но разве она бывает полноценной хоть когда-нибудь? Хань не хотел ехать ни на какую вечеринку, но приходилось себя принуждать. Но он хотя бы ехал в качестве гостя, а не “эскорта”, как та же блондинка.

Через четверть часа гости бродили по роскошной вилле и наслаждались обстановкой в стиле девятнадцатого века: тяжёлые портьеры, вычурные подсвечники с ароматными восковыми столбиками, никакого электричества и прочих современных прибамбасов, и вместо телевизора натуральный спектакль с живыми актёрами. Хань лениво начал подсчитывать в уме, сколько же на всё это великолепие потрачено денег ― краденых, но быстро сдался, подытожив: “Очень много ― у меня столько никогда не будет”.

Чтобы его лишний раз не дёргали, Хань забился в самый дальний и тёмный угол зала в компании бутылки скотча. Поначалу он просто пил, не обращая внимания на спектакль, втихаря делал снимки компрометирующего характера и сочинял убойные комментарии к ним. После то ли третьего стакана, то ли четвёртого ему надоело, и он уставился на сцену. Сюжет благополучно проскочил мимо, зато отдельные сцены худо-бедно укладывались в голове. Особенно сцены вроде нынешней, когда дамочка в чёрной маске привязала какого-то парня к столбу и принялась поглаживать стеком, заодно разрезая на нём одежду ножом.

Хань напряг мозги, но так и не смог вспомнить ни одного классического произведения с подобной сценой. Ну и чёрт с ним, просто парень на сцене так стонал, что… Хань огляделся, убедился, что в его сторону никто не смотрит, да и толку-то в таком сумраке, после чего спокойно расстегнул брюки и под стоны со сцены занялся примерно тем же, только в гордом одиночестве, что его, в принципе, полностью устраивало. Он выпил достаточно, чтобы ощущать приятную лёгкость и в голове, и во всём теле, но не так много, чтобы клонило в сон или стало дурно. Пока лениво оглаживал самого себя, понял вдруг, что именно сейчас предпочёл бы жёсткий секс, такой, чтоб прямо искры из глаз, и после чтоб ноги его не держали ― быстро и страстно. Но увы, рассчитывать он мог лишь на себя самого. Мысленно перебрал всех присутствующих и вновь убедился, что не желает ни одного подпускать к себе и, уж тем более, ни одного не желает впускать в себя.

Что такое “не везёт” и как с этим бороться…

Левой рукой Хань выудил из кармана телефон и просмотрел список номеров тех парней, с которыми можно было неплохо провести ночь. Этот умотал в Канаду, тот тупой козёл, вот этот истеричка, вон тот требует постоянных отношений, тот вообще ни на что не годен, а этот… Хань вздохнул и сунул телефон обратно. Никого из своего списка он тоже видеть не хотел.

Он потянулся за бутылкой и сделал глоток прямо из горла, после чего отстранённо отметил, что в брюках у него стало вдруг тесновато как-то. Оно и раньше было не особо свободно, но сейчас и вовсе… Медленно осознал, что набухший ствол ласкают точно не пять пальцев, а в два раза больше, моргнул и посмотрел вниз, надеясь хоть что-то различить в темноте. Ну как же, да, разбежался… Сидел один, никого рядом, а в брюках шарятся две руки. Одна точно его, а вот вторая чья? Фильм ужасов, чёрт.

Хань оттолкнулся от спинки кресла и попытался сесть прямо, но бесхозная рука скользнула ему на живот, а потом твёрдо толкнула в грудь, заставив вновь откинуться на спинку кресла. Слабый свет от канделябров у сцены заслонило тёмным, а потом Ханя поцеловали жёстко и напористо. Он послушно раздвинул губы, позволив поцелую стать глубоким и ещё более жарким, схватился ладонью за определённо мужское плечо ― под пальцами ощущались гибкие, но твёрдые мышцы. А ещё Хань определил на ощупь, что некто во тьме в лёгкой кожаной куртке. Не совсем тот прикид, который полагался для вечеринки. И он унюхал стойкий, но ненавязчивый аромат. Определил мандариновый запах, когда его губы оставили в покое. И в этих мандариновых нотках притаился другой тонкий запах, агрессивный и хищный, но Хань, погребённый волной сумасшедшего желания, никак не мог вспомнить название.

– Можно… ― хриплый шёпот возле уха и новый властный поцелуй, от которого Хань плавился как те восковые свечи на канделябрах, ― я тебя…

Продолжение утонуло в следующем поцелуе, но его инициатором стал уже Хань. Он немного оттолкнул незнакомца через минуту и выдохнул:

– Не можно, а… ― ещё разок коснуться губ и договорить: ― нужно!

Хань забрался ладонями под куртку и нащупал тонкий хлопок футболки. Определённо не та одежда, какую носили все гости. Что ж это за тип такой? Хань не помнил ни одного гостя с такими широкими плечами и в кожаной куртке.

– Только давай… сразу… по-нормальному… ― прерывисто прошептал он, скользнув губами по крепкой шее, где аромат мандарина и чего-то ещё был наиболее отчётливым.

Каким-то образом незнакомец верно уловил желания Ханя, бросил руки на бёдра и резким рывком притянул к себе. Через миг Хань уже сидел у него на коленях. Довольно рискованно, конечно. Далеко не каждый партнёр способен устроить жёсткий трах, удерживаясь на тонкой грани между удовольствием и болью. Это уметь надо. И Хань никогда не практиковал подобное с малознакомыми людьми. До этой минуты.

– Не так, ― выдохнул он на ухо случайному любовнику. ― Хочу…

Договорить ему не дали, слегка укусив за нижнюю губу. Потом Хань пытался выдворить из собственного рта чужой и весьма нахальный язык, чтобы провернуть это же самостоятельно в отношении незнакомца. Потерпев поражение, он сдался на милость победителя, о чём не пожалел. Да и его невысказанное требование незнакомец тоже верно понял: резко поднялся из кресла, прижавшись к Ханю узкими бёдрами и продемонстрировав, что тут не один Хань жаждет удовольствий. Два удара сердца ― и Хань приложился спиной к стене с размаха, сдавленно зашипел от боли и с силой вцепился пальцами в широкие плечи под курткой. Тихий смешок и жгучий поцелуй в награду ― и ни о какой боли Хань уже не вспоминал.

Горячие руки скользили по его бокам под рубашкой, выдёргивая её из-за пояса брюк. Хань укусил незнакомца, оставив следы зубов на шее, потом откинул голову назад, подставив шею собственную тёплым и влажным губам. И прикрыл глаза, когда чужие ладони медленно спустились к бёдрам и потянули вниз расстёгнутые брюки вместе с бельём. Неуклюже Хань высвободил правую ногу из складок ткани, торопливо звякнул пряжкой ремня и нашарил молнию ― брюки на незнакомце были кожаными, как и куртка. Интересный стиль одежды…

Кожаные брюки Хань расстёгивал издевательски медленно. Не из вредности, а чтобы завести странного парня из тьмы так, чтобы тот уже не смог остановиться и при желании. На всякий случай.

Хань шумно втянул в себя воздух, когда его уверенно подхватили под правое колено, прижали к стене и чуть дёрнули вверх. Опустился Хань уже с приглушённым стоном, чувствуя, как твёрдое и пульсирующее входит в него, напористо раздвигая мышцы, заполняя и проникая глубже. Запах мандарина и чего-то хищного стал одуряющим, голова зазвенела от лёгкости, а блуждающий в крови скотч как будто воспламенился. Хань резко рванул футболку незнакомца вверх, жадно повёл ладонями по гладкой коже от живота до плеч, кончиками пальцев стиснул левый сосок до боли. С тихим стоном его случайный любовник прижался губами к его виску, чуть сдвинул руку, удобнее подхватив отведённую в сторону правую ногу Ханя, и резким движением вжал Ханя в стену.

Кто там хотел секса, чтоб искры из глаз? Получил. Проехавшись спиной по стене раза три, Хань обхватил незнакомца руками за шею, чтобы тому было полегче, и прильнул губами к твёрдому подбородку.

Мир тонул во тьме и терпком запахе, раскачивался, как лодка в шторм в открытом море, нагревался, как сковородка для грешников в аду, и искрил, словно трансформаторная будка в грозу после прямого попадания молнии. Хань не зря рискнул, потому что незнакомец точно знал, что делал и как. Он брал ― жёстко и безжалостно, но помнил об удовольствии Ханя и не забывал глушить стоны и всхлипы поцелуями. Ханю оставалось лишь гореть и наслаждаться, чем он с восторгом и занимался. И плевать, если от всё ускорявшегося трения о стенку с его спины вся кожа слезет.

Кожа не слезла, но он едва не рухнул на пол, содрогаясь всем телом от вспышки концентрированного наслаждения. Не рухнул, потому что поддержали, позволив прислониться к груди с задранной футболкой. Хань носом втягивал в себя воздух, пропитанный мандариновыми нотками, пытался дышать ровно, цеплялся за широкие плечи, потом перебирал пальцами густые и чуть влажные от пота волосы незнакомца; толком не отдышавшись, целовался до упоения и ощупывал в процессе случайного любовника, машинально изучая и разыскивая особые приметы.

Незнакомец отстранился, на миг исчез, затем сунул в руку Ханю упаковку салфеток. Мило, какая забота о ближнем…

Хань наскоро привёл себя в порядок, натянул брюки, застегнул и огляделся. По-прежнему ни черта не видно, а спектакль на сцене продолжался под аккомпанемент тихих стонов и возни в зрительских креслах.

– Эй? ― Хань слепо повёл руками, чтобы отыскать незнакомца. Чувствовал себя идиотом минуты три, пока размахивал конечностями, как ветряная мельница. И только тогда дошло, что запах исчез. Он потянул воздух: пахло воском и розовым маслом, никакого мандаринового аромата с тонкими хищными вкраплениями. Заодно обнаружил, что телефон пропал из кармана. Чёрт, там же снимки…

Хань вернулся к креслу, пошарил по обивке, полазил по полу рядом, но телефон найти не смог. Перебрался к стене, там поискал, но тоже безрезультатно. Проклятие, не мог же тот странный парень стянуть его телефон! На кой чёрт ему телефон Ханя? Если б хотел позвонить, попросил бы номер.

Он опять опустился на четвереньки и принялся заново шарить руками по полу. И замер, различив странные звуки неподалёку. Звон стекла, грохот, крики, вспышки… Потом ему в лицо посветили мощным фонарём, ослепив и заставив зажмуриться.

– Полиция! Оставайтесь на месте! Вы арестованы!

Бесплатный бонус к искрам из глаз, должно быть. Хань послушно растянулся на полу и скрестил запястья за спиной. С тихим скрежетом на нём застегнули наручники, подняли на ноги и проводили к фургону. Внутри ему пришлось сесть напротив той самой блондинки, что не носила нижнего белья.

Хань устало прикрыл глаза и тоскливо вздохнул. А ведь как чувствовал и не хотел ехать на эту проклятую вечеринку. Ну, то есть… Секс был офигенным ― у него давно такого не случалось, а если честно ― никогда прежде, но всё остальное…

Тело приятно ныло до сих пор, и Хань, кажется, ощущал все мышцы до единой, как и отголоски сумасшедшего желания на губах и в крови. Наверное, это всё же стоило любых неприятностей. В конце концов, полиции Хань не боялся, поскольку никаких грехов за ним не водилось. Хотя бы уголовных ― точно не водилось. Допросят и отпустят. И можно будет поспать и поваляться в ванной, чтобы после вновь жить так, как он привык.

Но всё же жаль, что он никогда больше не встретит того странного парня с мандариново-загадочным запахом, а если и встретит, то не узнает.

***

Торчать за решёткой пришлось остаток ночи и всё утро. Только в полдень Ханя привели в кабинет для допроса. Традиционное зеркало во всю стену, большой стол, пара стульев ― вот и вся обстановка. Кофе тоже не предложили.

Ханя усадили на стул, расстегнули наручники, но не сняли, а левой рукой прицепили к перекладине под столешницей, оставив свободной только правую. Потом Хань целый час рассказывал хмурому полицейскому, как попал на виллу, зачем и для чего, и кто он вообще такой. Ему двести раз задавали одни и те же вопросы, заставляли рассказывать всё вновь и вновь, записывали, требовали подписи… В конце концов, у Ханя окончательно пересохло в горле, и даже голос стал пропадать.

– Ну что? ― заглянув в кабинет, спросил один из коллег полицейского.

– Ничего интересного. Можно отпускать, в принципе.

– Погоди отпускать. Шеф с ним уже говорил?

– Нет, конечно. Шеф ещё даже не соизволил явиться.

– Ври больше. Только что видел его у экспертов.

– Раз видел, так позови. Пусть поболтает с журналюгой и отпускает. Чего зря этого красавца за решёткой мурыжить?

Полицейский прихватил бумажки, кивнул Ханю и выскочил за дверь, продолжая что-то втолковывать коллеге. Хань обмяк на стуле, бессильно подёргал левой рукой и попытался облизнуть сухие губы. За чашку кофе он сейчас убил бы.

Дверь резко распахнулась, впустив в кабинет высокого парня в лёгкой кожаной куртке, вытертых джинсах и тёмной футболке. Он двигался стремительно и грациозно одновременно, как большой кот. Или тигр. Небрежно уронил на стол тонкую папку с бумагами, развернул стул спинкой к столу, уселся верхом и выдернул из кармана куртки чёрную ручку с серебристым узором. На голове у него был художественный беспорядок ― тёмные волосы явно скучали по расчёске и спадали на лоб, лезли в глаза. Он небрежно смахнул пряди в сторону, кончиком пальца легонько почесал бровь и открыл папку.

Раньше Хань непременно попытался бы высмотреть, что же там за бумаги такие в папке, но не сейчас. Сейчас он изучал резкие черты: выступающий вперёд упрямый подбородок, выразительные полные губы, которые выглядели так, будто недавно их часто и жадно целовали, нос с горбинкой…

И только через пару минут до Ханя дошло, что он смотрит прямо в тёмные глаза. Непроницаемые и холодные глаза, что неправильно, потому что карий ― цвет тёплый. В норме ― тёплый. И вообще! Такому смуглому человеку полагалось быть горячим и несдержанным, а не холодным и неприступным.

– Детектив Ким, ― представился парень в кожаной куртке. Голос у него оказался низким, чуть глуховатым и неприличным. То есть… красивым. Детектив выудил из папки лист с показаниями, привстал и положил бумагу перед Ханем. ― Прочитайте, всё ли верно записано с ваших слов.

Хань тронул лист пальцами и обречённо сделал глубокий вдох. И замер. Детектив уже отстранился и вновь уселся на стул верхом, но Хань учуял запах мандарина. Запах мандарина, разбавленный… чем-то хищным. Знакомый запах.

Хань растерянно взглянул на детектива, уставился на чётко очерченные губы, затем на куртку, отметил широкие плечи, перевёл взгляд на шею и различил почти незаметный след от укуса на смуглой коже. Автором этого следа вполне мог быть Хань ― он точно помнил, что куснул случайного любовника ночью.

– Я не всё рассказал вашему коллеге, ― медленно заговорил Хань, не удосужившись просмотреть собственные показания.

– Вот как. И что дальше?

– Могу рассказать вам, но это информация… деликатного свойства. Расскажу без прослушки. И если мне дадут чашку кофе.

Детектив смотрел на него минуту или две. Молча. Потом подался вперёд, забрал лист с показаниями, сунул в папку, резко поднялся со стула, подошёл и избавил от наручников. Прихватив папку, сдёрнул Ханя с места и поволок за собой.

– Эй, куда мы…

– Без прослушки, так? ― коротко уточнил детектив и втолкнул Ханя в небольшой кабинет без окон и без зеркал. Жестом велел сесть за стол, сам же включил кофейный автомат и вскоре поставил перед Ханем бумажный стаканчик с горячим кофе. Он обошёл стол и сел напротив, достал из папки чистый лист и приготовил ручку.

– Я слушаю.

– Ночью у меня украли телефон, детектив. В телефоне хранились различные снимки, которые могут бросить тень на репутацию неких… лиц. Я не знаю, кто украл мой телефон, но он пропал после того, как я занимался сексом с незнакомым мне человеком. Тот был в кожаной куртке и брюках. Возможно, мой телефон у него.

Хань зорко следил за собеседником. Сначала тот что-то черкнул на бумаге, но почти сразу перестал записывать. Он по-прежнему сидел, слегка склонив голову и удерживая ручку над белым листом. Лицо оставалось невозмутимым и строгим.

– А ещё я запомнил запах мандарина. Точно такой же, как у вас. И, боюсь, у вас на шее остался мой автограф. Что вы там делали? ― Хань наслаждался ситуацией, козырями в рукаве и крепким кофе. Жизнь стремительно налаживалась.

Ненадолго, правда.

Потому что детектив медленно поднял голову и посмотрел на Ханя так, что он поперхнулся кофе и закашлялся. И вспомнил с содроганием, как щёлкнул замок, когда детектив закрыл дверь в кабинет. Только задрожал Хань отнюдь не от страха.

– Детектив Ким… А как дальше? ― тихо спросил он.

– Вам интересно?

– Не представляете… как.

– Ким Чонин, ― так же тихо ответил детектив. Не зря Хань сравнил его с тигром*. Чонин… Ему подходило.

– Чонин, можно вернуть мой телефон?

– Можно, но копии фотографий я оставлю себе. В качестве улик. И неплохо бы получить к снимкам комментарии фотографа.

– И что мне за это будет? ― Хань выдавил из себя улыбку. Выдавил, потому что сейчас ему трудно было думать о чём-то ещё, кроме… Кроме Чонина. Ладно, кроме офигенного секса, ведь он не умел любить ― ему всегда это говорили.

– Благодарность за помощь полиции в расследовании.

– Но я ничего не знаю. Мне ведь даже не сказали, какова причина…

– Это неважно. Мне нужна лишь информация, касающаяся снимков и людей на них. Любая.

– А можно… ― Хань уставился на губы Чонина и торопливо облизнул собственные. ― Можно получить благодарность авансом? Прямо сейчас?

***

Хань вполз в офис ближе к вечеру и рухнул на стул ― ноги подкашивались. Неохотно принялся перекидывать снимки с телефона на компьютер и даже не посмотрел на начальника отдела, когда тот заглянул к нему.

– Господи, Хань, откуда такой затраханный вид? Ты чем сегодня занимался?

– Много будешь знать, не дадут состариться, ― огрызнулся Хань. ― Работал я. И принимал благодарности.

– И над чем это ты работал? Ты не сдал материал. Вообще ничего.

– И не сдам. Пока. Зато у меня есть эксклюзивное право на потрясающие новости. Сдам к концу месяца, не паникуй. И тебе это очень понравится, обещаю.

– Что за новости хоть?

– Уголовного характера. Касающиеся очень важных персон. Общественность будет бурлить и негодовать, гарантирую. Так что пока не дёргай меня, ладно? ― Хань сложил руки на столе и опустил на них голову. ― Я так устал… Как собака.

– Ну-ну… ― уже миролюбиво поворчал начальник отдела и убрался к себе в кабинет.

Хань вздохнул и зажмурился. На нём живого места не осталось после “принятия благодарностей”, но он хотел ещё. Просто офигенный секс ― ничего больше. Он так и сказал Ким Чонину: сразу провёл черту и обозначил границы. Никаких глупостей вроде любви или влюблённости. Никаких сохранённых номеров телефонов. Никаких обещаний или свиданий под луной. Просто стол в запертом кабинете, выключенные камеры, отличная звукоизоляция, сумасшедшее желание и офигенный секс. Жизнь прекрасна, если её не усложнять…

Хань подскочил на стуле от резких трелей входящего вызова, больно ушиб локоть, грязно выругался и уставился на дисплей. Номер ни о чём ему не говорил и не опознавался. Мало ли, может, один из “достоверных источников”. Пока Хань тянулся к кнопке, звонивший отказался от желания побеседовать с ним. Хань снова выругался, отложил телефон и принялся растирать пострадавший локоть. И немедленно ушиб второй от пронзительного пиканья, сигнализировавшего о принятом сообщении.

Хань с опаской взял телефон и ошарашенно уставился на короткие фразы.

“Жду в девять. Опоздаешь, арестую. Китайскую кухню не люблю. Устрицы не ем. Придумай что-нибудь. Чонин”.

Машинально Хань посмотрел номер. Тот же, с которого недавно звонили.

Это что вообще? Минуточку!

Хань решительно нажал на кнопку вызова, пристроил голову на столе и приложил телефон к уху.

– Где ты меня ждать собрался? ― возмущённо начал он.

– У меня. В кабинете. Или могу заехать за тобой, но я на байке.

– Зачем?

– Чтобы поесть, ― терпеливо объяснил Чонин.

– Ты приглашаешь меня на свидание? ― уточнил Хань.

– Нет. Я просто хочу поесть.

– И что тебе мешает сделать это самостоятельно?

– То, что я здесь недавно и почти нигде не был, а китайскую кухню я не очень. Придумай что-нибудь.

– Почему я? ― обречённо спросил Хань, стукнувшись легонько лбом о столешницу.

– Потому что ты местный? А ты хочешь, чтобы я пригласил тебя на свидание?

– О Господи, нет.

– Ну вот. Глупо приглашать на свидание после того, как уже всё было. Кстати, у тебя переночевать можно?

– Что?! ― Хань долбанулся лбом о столешницу уже от души.

– Переночевать у тебя можно?

– Тебе больше негде?

– Уже да.

– Боюсь спросить…

– И не надо. Ты не хочешь этого знать.

– Я не хочу этого знать, ― покорно согласился Хань. ― Две штуки.

– Что?!

– Две штуки в сутки. Ты же не собираешься жить у меня бесплатно?

– Кормёжка входит в стоимость?

Хань задумался, потом кивнул, позабыв о столе. Закономерно долбанулся лбом ещё разок.

– Входит. Одеяло и подушку я тебе тоже выдам.

– Отлично. Слушай, только у меня нет двух штук. Пока что.

– О да, ты бедный и несчастный полицейский с дырявыми карманами, конечно, ― ядовито отметил Хань, прикидывая в уме варианты.

– Не совсем. Но прямо сейчас двух штук нет. Что делать будем?

– М-м-м… Отработаешь.

– Боюсь спросить…

– И не надо. Ты и так знаешь.

– Опять выносить благодарность авансом? ― хмыкнул Чонин. ― А ты выдержишь?

– Лучше о себе беспокойся, ― немедленно огрызнулся Хань. ― Ладно, заезжай за мной в девять. Я придумаю что-нибудь с ужином. Потом выдам тебе подушку и одеяло и составлю график отработок.

– Жди в девять.

Хань осмотрел телефон, послушал короткие гудки, вздохнул и снова долбанулся лбом о столешницу ― намеренно, чтоб мозги поставить на место.

Что это было вообще? Теперь торчать на работе до девяти? С другой стороны… Хань облизнул губы и прикрыл глаза. Всё прошло слишком хорошо, можно и повторить. Тем более, ему хотелось ещё. Чёрт возьми, ему никогда так сильно не хотелось, как сейчас и с Чонином. Чонин идеально соответствовал сумасшедшим запросам Ханя. Как никто.

– Он просто поживёт у меня. А я просто использую это к собственной выгоде. Просто секс, да? ― Хань воспрял духом и вернулся к снимкам.

Через полчаса принялся заливать чашками кофе бушующий внутри жар предвкушения. Всюду мерещился запах мандарина с терпкими нотками чего-то хищного, а стрелки на часах будто замёрзли.

Наглотавшись кофе так, что тот едва из ушей не брызгал, Хань бегал по офису туда-сюда и не знал, чем себя занять.

Никаких свиданий не было, никаких ухаживаний и прочей слезливой лабуды. Любовь, морковь и даже помидоры благополучно проплыли мимо. Волноваться не о чем. И никто не заводил речь об отношениях. Никто и обещаний не давал. Никаких. Но это совершенно не мешало Ханю пялиться на часы и чего-то ждать.

Кстати, почему? Чонин ведь мог подцепить кого угодно, а не журналиста, ищущего приключений себе на задницу в темноте в буквальном смысле этого слова. В конце концов, начало их знакомства вряд ли делало честь Ханю, зато заставляло усомниться в его разборчивости.

Тем не менее, в девять ровно Хань, как штык, стоял у крыльца и пытался отделаться от коллеги, который по совместительству являлся одним из его бывших. Отделаться не выходило, несмотря на грубость. Не выходило, пока коллегу не смело в сторону штормом по имени “Чонин”. Причём Чонин даже не посмотрел, кого он там отпихнул.

– Что придумал?

– Итальянскую кухню. Без устриц. Пойдёт?

– Эй! ― возмутился сметённый коллега и двинулся к Чонину с решительным видом. ― Что вы себе позволяете? Да я…

Коллега заткнулся, “поцеловавшись” носом с полицейским значком.

– Полиция. Вызывали? Проблемы? ― Под холодным взглядом Чонина птицам полагалось замерзать на лету. По крайней мере, коллега Ханя замёрз отлично, заодно лишившись и дара речи, чем Хань и воспользовался, направившись к байку. Подождал Чонина, устроился за его спиной и между прочим поинтересовался:

– Тебя не смущают обстоятельства нашего знакомства?

– А должны? ― пожал плечами Чонин, надев затемнённые пластиковые очки.

– Ну… как бы, да.

– Почему? Я спросил, ты разрешил. Всё нормально.

– А если бы не разрешил?

– Это уже неважно.

– Неважно?

– Угу. Ты же сам решил. Или ты собрался пригласить меня на свидание?

– Вот ещё! ― фыркнул Хань.

– Ну вот и отлично. Что тебя ещё смущает?

– Ничего, ― буркнул Хань Чонину в затылок и унюхал знакомый аромат. ― Чем это пахнет? Мандарин и…

– Табак. Ты всех так тщательно обнюхиваешь?

– Представь себе.

– Не хочу. Моя тонкая натура не вынесет подобного изврата.

– Тонкая, ага, как же. Ты долго жить у меня собираешься?

– Пока не выгонишь, а что?

Хань едва не свалился с байка. Ну в самом деле ― а что? Вот это наглость! Хотя, если подумать, очень удобно. Какая, к чёрту, любовь, если при надобности всегда можно выставить этого наглеца за дверь? Правильно, никакая.

Хань прижался к спине Чонина, опять понюхал его шею и тихо назвал адрес итальянского ресторана, где они собирались просто поесть после работы. А потом собирались просто уложить Чонина спать дома у Ханя. После того, как Чонин оплатит ночлег за сутки вперёд. И можно не выдавать ему одеяло и подушку ― в кровати Ханя этого добра навалом.

Никакой любви ― только деловые отношения. Жизнь прекрасна, если её не усложнять. Ну а то, что Хань улыбался как дурак за спиной Чонина ― это так, побочный эффект от прекрасности.

В жизни всякое бывает ― паршивое и нелепое тоже, но каждому всегда кажется, что уж с ним-то ничего подобного не произойдёт. И Хань считал точно так же ― с ним не могло произойти ничего паршивого и нелепого. Всё зависело от точки зрения. Знакомство с Чонином могло показаться нелепым, но если рассматривать это не как знакомство, а как договор аренды жилого помещения, например… Бредово, но такой подход тоже имел право на существование.

Хотя бы до тех пор, пока Хань не смирится с постигшей его нелепостью и не признает, что у него совершенно по-дурацки завёлся парень, соответствующий всем его сумасшедшим запросам.

____________________________

종인 (Чонъ-Ин); 인 (Ин) = “тигр”.

========== Особые запросы – 2 ==========

Сиквел к “Особые запросы”

Пейринг/Персонажи: КайЛу, Крис, мимо пробегал Бэкхён

Предупреждение: лёгкий флёр БДСМ детектед

Особые запросы – 2

Квартира, в которой живут журналист и полицейский, по умолчанию должна напоминать минное поле и арену для репетиции конца света одновременно. Хотя иногда она превращается в нечто… неописуемое.

Иногда.

Хань обвёл печальным взглядом творящийся вокруг бардак и продолжил собирать осколки вазы из белого фарфора. Вазу ему подарила мать года три назад. Красивая такая штука, придававшая обстановке в квартире нотку богемности. Не то чтобы он особо дорожил этой вазой, но она и не бесила. А полчаса назад он расфигачил эту несчастную вазу об одну упрямую голову и в очередной раз выставил Чонина за дверь. Правильно сделал, между прочим.

Хань зашипел, рассадив палец острым осколком, машинально сунул в рот и пососал, потом опустился на пол и принялся себя жалеть.

Вот почему у него вечно всё вкривь и вкось? Тот же Чонин… Идеальный. Если не присматриваться. И если с ним не жить. Но! Чонин работает в полиции. Что на выходе? На выходе сегодня Чонин следит за Ханем и подслушивает телефонные разговоры, а завтра они меняются местами, и следит и подслушивает уже Хань.