Текст книги "Щелкунчик. Па-де-де́ (ЛП)"

Автор книги: HeyJude19

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== The Nutcracker Pas de Deux / Щелкунчик. Па-де-де́ ==========

Декабрь 2003 года

Она пришла вместе с Роном. Он был со своей матерью.

Гермиона перевела взгляд влево и вверх, на одну из приватных лож, которые располагались по внешнему краю балетного театра.

– Честно говоря, я не поверил тебе, когда ты сказала, что Малфой будет здесь сегодня вечером, – пробормотал Рон, разрываясь между удивлением и озадаченностью.

Она и сама почти не поверила. Вид наследника семейства Малфоев и его величественной матери, чопорно сидящих в роскоши и обводящих глазами зал, полный магглов, был, конечно, весьма любопытным. Малфой, словно почувствовав её взгляд, посмотрел в её сторону и изобразил небрежный кивок, который она поприветствовала радостным взмахом руки.

Она снова повернулась лицом вперёд, и Рон утешающе провёл ладонью по её руке, пока она устраивалась на своём месте.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он.

– Вполне, – тепло улыбнулась она и обратила свой взор на сцену, когда заиграл оркестр.

Знакомая классическая музыка овладела ею, танцы и драматические ритмы, которые она наблюдала бесчисленное количество раз, пронеслись мимо, но мысли Гермионы вернулись к событиям в её кабинете на прошлой неделе.

*

Тихий стук нарушил её сосредоточенность. Гермиона подняла голову и увидела Драко Малфоя, стоящего в дверном проёме. Его кабинет находился через несколько дверей по коридору от её офиса в недрах Отдела артефактов и рун Департамента магического правопорядка.

В течение нескольких лет он спокойно работал в данном отделе, предоставляя стабильные и точные отчёты, и у них сложились осторожные, вежливые рабочие отношения, когда дело требовало сотрудничества.

– Грейнджер.

Всегда отстранённое и почтительное обращение.

– Привет. Могу я тебе чем-то помочь?

Он сделал нерешительный шаг вперёд.

– Я бы хотел… ну, то есть, я надеялся обратиться к тебе за советом, но не уверен, с чего начать.

Он покрутил перстень на безымянном пальце правой руки.

– Это касается дела Бойлза? Я уже сдала свои отчёты, но могу посмотреть, если…

– Нет, это не связано с работой.

Она выжидающе улыбнулась ему, и в конце концов его просьба прозвучала невнятнее его обычной уверенной манеры говорить.

– Это касается моей матери. У неё было… трудное время. Она приспосабливается. Без моего отца. Я подумал, что, возможно, ты знаешь о маггловских праздничных традициях или мероприятиях, которые могли бы ей понравиться. Ей… трудно бывать на людях, но я знаю, что она скучает по светским вечерам.

Гермиона чуть не раскрыла рот от удивления, но была уже близка к этому.

– Ты бы хотел, чтобы я… помогла придумать интересное рождественское развлечение для твоей мамы? Причём в маггловском мире?

Слова, вылетевшие из её уст, звучали совершенно безумно, но Драко кивнул.

Ещё мгновение она размышляла над его странной просьбой, прежде чем её осенила идея.

– Я знаю, что тебе нужно! Твоя мама любит балет?

– Очень.

– Отлично!

Гермиона достала новый лист пергамента и обмакнула кончик пера в свежие чернила.

Драко сделал ещё один неуверенный шаг вглубь её кабинета, когда её рука зашелестела по пергаменту.

– «Щелкунчик» – идеальный рождественский балет, – её взгляд переместился на фотографию супружеской пары в рамке на её столе. – Посещение этого представления было традицией в моей семье. Я не могу сказать, как или когда это началось, просто я никогда не чувствовала приближения праздника, пока мы с родителями не посещали очередную постановку. Это не самый сложный из балетов, но прекрасная и увлекательная история.

Она провела пером по фотографии.

– Они брали меня с собой каждый год. В некоторые из тех Рождеств, когда я оставалась в Хогвартсе, я всегда жалела, что не могу присоединиться к ним. А теперь, когда они… уехали… я люблю ходить туда, чтобы просто напомнить себе о тех временах. Мне нравится думать, что в Австралии живёт счастливая пара, которая делает то же самое.

Её родители. Они на другом конце света и ничего не помнят о ней. Осталась ли у них любовь к балету? Был ли «Щелкунчик» по-прежнему главным событием их рождественского сезона? Чувствуют ли они, что в их жизни кого-то не хватает? Возникают ли у них странные мысли о том, что между ними должна сидеть маленькая девочка с копной кудряшек, подпрыгивающая на своём сиденье?

Её взгляд внезапно переместился с фотографии на её молчаливого коллегу.

– О! Прости! Ты не должен был стоять здесь и слушать всё это! Вот, – она покраснела и записала адрес театра и маршрут от ближайшего места аппарации.

– Спасибо за совет, – произнёс он радушным монотоном.

– Мы с Роном собираемся пойти в следующую пятницу вечером. Хочешь, я куплю для вас билеты?

– Нет, я справлюсь. Спасибо.

*

Раздались аккорды её любимой композиции, и Гермиона вернулась в реальность.

Девушка погрузилась в любимое рождественское развлечение. Она вспомнила себя маленькой девочкой, сидящей в этом театре между мамой и папой. Волшебство, которое она испытала ещё до того, как узнала о существовании собственных способностей.

Когда артисты исполнили свои последние поклоны и занавес закрылся, Гермиона снова посмотрела на Малфоев.

Нарцисса стояла и хлопала вместе с остальными зрителями, а на её лице сияла очаровательная улыбка. Гермиона смотрела, как та поворачивается к сыну, светясь от радости, как она что-то взволнованно произносит, сжимая его руку. Она усмехнулась про себя, чувствуя, как Рон обнял её за плечи, и они направились к выходу.

В следующий понедельник Гермиона обернулась на звук ударов костяшек пальцев о дверную раму. Драко вежливо поблагодарил Гермиону за рекомендацию и подчеркнул, что его мать прекрасно провела время и также передала ей свою благодарность.

Когда он собрался уходить, Гермиона окликнула его.

– Подожди! Ты должен рассказать мне, что ты думаешь о представлении! Какой из номеров стал твоим любимым?

Он выглядел удивлённым, когда она спросила его мнение по этому вопросу.

– О, полагаю, я не смогу выделить что-то одно. А какой твой?

Гермиона дразняще помахала пальцем в его сторону.

– Нет, не скажу, пока ты не выскажешь своё мнение, чтобы мы могли как следует подискутировать или обсудить это. Полагаю, у нас всегда есть следующий год.

От его искренней ухмылки у неё перехватило дыхание.

– Тогда обсудим в следующем году.

***

Декабрь 2004 года

Она пришла вместе с Роном. Он был со своей матерью.

Милый, верный Рон. Они балансировали на грани краха. Она понимала это, он тоже. Но сегодня Рон играл роль примерного бойфренда. Она навсегда останется его другом, но ей будет не хватать постоянного и непринужденного комфорта в нём. Рон знал, какое особое место занимает «Щелкунчик» в её сердце, и поэтому на сегодняшний вечер унылые и неизбежные разговоры о том, чтобы разойтись, на этот раз навсегда, были оставлены в прошлом.

Гермиона точно помнила, куда следует смотреть. Влево и вверх. В этом году Драко дополнил свой кивок приподнятым изгибом губ, а Нарцисса ответила на радостную улыбку Гермионы взмахом подбородка.

Она села на своё место и постаралась отогнать мысли об угасающем романе с мужчиной справа от неё. Вместо этого её мысли устремились к мужчине, сидящему над ней.

*

– Будешь ли ты в этом году придерживаться своей традиции и пойдёшь на «Щелкунчика»? – спросил Малфой на прошлой неделе.

– Конечно! – восторженно отозвалась Гермиона. – Мы с Роном купили билеты на субботу. Ты и твоя мама тоже идёте?

Он хмыкнул в знак подтверждения.

*

Увидев их снова сегодня вечером, одетых как богатых магглов, Гермиона надеялась, что её семейный рождественский обычай поможет другой семье пережить праздничный сезон, скучая по любимому человеку.

Затем заиграли ноты её любимого музыкального произведения, захватив все чувства Гермионы.

Она позволила сезонной радости унести её на облаке удовлетворения до самого конца представления. Когда они с Роном встали, чтобы уйти, неловко двигаясь бок о бок, она снова взглянула на Малфоев. Нарцисса с улыбкой смотрела на своего сына, и Гермиона заметила, как он закатил глаза, когда предложил свою руку, чтобы они могли сойти с ложи.

Гермиона размышляла об этом любопытном обмене взглядами все выходные, когда не была занята тем, что избегала своей собственной квартиры, чтобы Рон мог съехать.

Утро понедельника принесло долгожданный звук костяшек пальцев по дверной раме. В дверь, которую она намеренно оставляла открытой намного чаще, чем обычно.

Гермиона усмехнулась Драко, откинулась в кресле и скрестила руки.

– Ну как? – спросила она его. – Во второй раз тебе должно было что-то понравиться. Это «Вальс цветов»?

Он улыбнулся. Редкое зрелище для её вечно серьёзного коллеги, и Гермиона осознала, что никогда раньше не оценивала его по достоинству. Улыбка смягчила черты его лица, продемонстрировала ровные зубы, зажгла искру в его глазах и по какой-то причине пронеслась по её венам. Это было чувство, которое, как она думала, умерло за последние несколько месяцев её затянувшихся, спокойных отношений.

– Ошибаешься.

Она неохотно рассмеялась.

– Тогда что же это?

– Нет. Нет, пока ты не расскажешь о своей любимой сцене.

Гермиона переместилась в своём кресле.

– Ты говоришь так, как будто уже догадываешься.

– О, Грейнджер, – его улыбка расширилась, когда он покидал её кабинет. – Как мило, что ты полагаешь, что я ничего о тебе не знаю.

***

Декабрь 2005 года

Она пришла вместе с Гарри. Он был со своей тётей.

Гермиона, как обычно, приветливо помахала рукой блондину в ложе, сидящему рядом со знакомой ведьмой. Драко кивнул в ответ с осторожной улыбкой, а Андромеда восторженно взмахнула рукой.

– Она была так взволнована, что он пригласил её, Гермиона, – с нежностью пробормотал Гарри. – А Джинни так хотела присмотреть за Тедди вместо неё. Как ты думаешь, кто из них сегодня съест больше сладостей?

Гермиона рассмеялась.

– О, позволь Джин насладиться своими пристрастиями во время беременности.

Добрый, непоколебимый Гарри. Её лучший друг, который стал её семьей, даже больше за последний год. Он лишь однажды поинтересовался, не хочет ли она приехать в Нору на Рождество, и, когда Гермиона категорически отвергла это предложение, оставил эту тему. Она была не в настроении слушать тонко завуалированные комментарии Молли о том, как Гермиона разбила сердце «бедного Рональда». Неважно, что Рон снова с кем-то встречается, и они виделись пару раз за обедом с минимальной враждебностью, но с изрядной долей неловкости.

Вместо этого Гарри с готовностью согласился сопровождать её сегодня вечером, и, хотя Гермиона оценила его поддержку как товарища по несчастью, она задумалась о том, что сегодняшний вечер мог бы сложиться иначе.

*

В начале недели Гермиона с нетерпением смотрела на дверь, услышав приближающийся звук ботинок из драконьей кожи. На этот раз Драко не стал стучать, а прислонил свою длинную стройную фигуру к дверному косяку.

Они обменялись несколькими любезностями о предстоящих проектах и своих планах на праздники, и Гермиона уже знала, что он собирается придерживаться своей новообретённой рождественской традиции.

– Твоя мама в восторге от «Щелкунчика»?

– В этом году я пойду не с мамой.

Её сердце грозило выбиться из ритма, а затем, возможно, и вовсе покинуть тело. Гарри уже согласился сопроводить её, но она отклонила бы его предложение, если бы из уст Драко прозвучал конкретный вопрос.

Он кашлянул и потёр затылок.

– Я… я пригласил свою тётю. Андромеду. Моя мама подумала… подумала, что это хорошая идея, поскольку в этот вечер у неё назначена другая встреча. Они недавно воссоединились, и… я решил, что это тоже было бы неплохо, я полагаю.

И хотя это не те слова, которые она хотела услышать, они всё равно растопили её сердце.

– Это очень заботливо с твоей стороны, Малфой.

*

Гарри терпимо отнёсся к её любви к балету – искусству, которое, как она знала, он презирал. Он не переставал покачивать коленом на протяжении всего представления, и, хотя он подавлял это желание, Гермиона знала, что он жаждет поинтересоваться: «Эй, Гермиона, как долго это будет продолжаться?».

Но потом начался её любимый танец, и Гермиона отвлеклась от суетливых движений Гарри. Когда балет закончился и избавил бедного Поттера от страданий, Гермиона почувствовала трепет предвкушения понедельничного разговора с неким коллегой.

Драко не разочаровал её. В это утро он с чашкой чая в руке прислонился к своему обычному месту в дверном проёме. Словно он намеревался остаться на некоторое время.

Он не спеша отпил из чашки, и Гермиона невольно сжала бёдра под столом, когда его язык высунулся, чтобы поймать капельку на нижней губе.

– Хочешь попытаться угадать? Я с нетерпением жду того момента, когда окажусь в редком и завидном положении и смогу сказать тебе, как ты ошибаешься.

– Твоя любимая часть – «Марш».

– Неверно.

Она нетерпеливо выдохнула.

– Прошло три года. Три года, и ты всё ещё не хочешь мне сказать?

– Конечно, нет, Грейнджер. Давай посмотрим, как долго мы сможем поддерживать эту традицию, хорошо?

***

Декабрь 2006 года

Она пришла с Джинни. Он был в компании Астории.

Гермиона не выразила своего обычного дружеского приветствия. Ей было невыносимо смотреть на него, когда она сидела в его ложе.

Но, конечно, её решимость не смотреть на него в конце концов рухнула.

Она выбрала время в середине спектакля, чтобы быть уверенной, что её безумная, мазохистская потребность жаждать того, что ей не принадлежит и никогда не будет принадлежать, останется незамеченной.

Она подняла глаза. Его взгляд встретился с её.

Драко повернул голову в сторону сцены. Он ведь не наблюдал за ней, верно? Конечно, нет, не рядом с его очаровательной спутницей, сидящей в нескольких дюймах от него.

И разве Астория не выглядела идеальной девушкой для Драко? Было больно видеть, как она с волнением взирала на представление, явно восхищённая, довольная выбором своего спутника в качестве вечернего досуга.

Великолепная Астория была похожа на всех танцовщиц на сцене. Грациозная и уверенная, умеющая легко и непринуждённо держать себя в руках. Возможно, именно это привлекало Драко каждый рождественский сезон? Это приятное зрелище для его серых глаз, точёная красота балерины. Возможно, это его типаж.

Год за годом он мог смотреть на сцену, полную красивых, изящных Асторий. Он мог любоваться пышными женскими формами, а теперь ему предстояло забрать домой свою собственную версию балерины.

Могла ли Астория изгибаться, как девушки на сцене? Могла ли она выгнуть спину, как прима-балерина, извиваясь под ним? Или она скакала на нём с идеальной осанкой, держась прямо и высоко на его бёдрах? Могла ли обхватить его своими длинными, стройными ногами, когда прижималась к стене, пока он без усилий держал её хрупкую фигуру?

Гермиона, не отрываясь, смотрела на представление, а перед её мысленным взором разыгрывалось па-де-дé душевной боли.

Она не замечала, что её щёки мокрые, пока Джинни не сжала её руку. Пылкая, заботливая Джинни.

– О, Гермиона, – прошептала она. – Мне так жаль. Я знаю, что эта ночь всё ещё тяжела для тебя.

Гермиона только кивнула, радуясь, что подруга неправильно истолковала причину её слёз. Ведь она должна плакать из-за потери родителей, а не из-за того, что ей снова не удалось привлечь внимание своего красивого коллеги.

Она и не подозревала, что он с кем-то встречается. В последние недели он казался более отстранённым от неё. Настолько отстранённым, что она была шокирована, когда он осведомился о её планах на балет.

*

– Полагаю, ты с нетерпением ждёшь «Щелкунчика» в эти выходные?

– Я ещё не купила билеты.

– Не слишком ли поздно?

– Ну, я полагаю, я всегда могу обратиться к Джинни и дать ей вечер отдыха от воспитания детей. Если не останется других вариантов.

Она с надеждой посмотрела на него, надеясь, что он понял её слова.

Но его глаза расширились, и он сделал шаг назад от неё.

– Но… я думал… ты и Финч-Флетчли?

– Джастин? Почему ты подумал…? Ох! – Гермиона вспомнила. – Да, он спросил меня, не буду ли я против, если куплю билеты для него и его невесты. У них общий банковский счёт, и он хотел удивить её представлением, поэтому я предложила, что он может вернуть мне деньги после каникул, чтобы сохранить всё в тайне.

Несмотря на её объяснения, он выглядел подавленным, как будто совершил серьёзную ошибку или пережил мрачное разочарование.

– Ты… ты никого не пригласила?

– Нет. Я совсем… без пары.

Гермиона набралась храбрости, думая, что ему, возможно, понадобится услужливый толчок в нужном направлении.

– А… ты? Идёшь с кем-нибудь?

– Да, – он прочистил горло и посмотрел в сторону. – С Асторией Гринграсс.

Ревность вспыхнула с такой ослепительной силой, что почти заставила её поддаться иррациональной и сверхэмоциональной реакции.

Ей хотелось накричать на него. Ей хотелось выкрикнуть самые нелепые признания. Ей хотелось разрыдаться в безумном, страстном порыве и кричать в его неземное, прекрасное лицо.

Разве ты не знаешь? Разве ты не замечаешь, как я смотрю на тебя? Знаешь ли ты, как часто я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы потерять рассудок рядом с тобой? С каких пор ты встречаешься с Асторией, чёрт возьми, Гринграсс? Что в ней есть такого, чего нет у меня? Ты когда-нибудь думал обо мне так же, как я о тебе? Что даёт тебе право заставлять меня предвкушать каждый рабочий день только ради ещё одного мгновения в твоём присутствии? Как ты мог? Как ты мог заставить меня влюбиться, тосковать по тебе и жаждать тебя?

И когда огонь её зависти угас, Гермиона испытала леденящий душу стыд за собственную безрассудную глупость. Словно его улыбка могла значить что-то большее. Словно он ежедневно заходил к ней в кабинет не только по рабочим делам. Словно он думал о ней не только как о коллеге.

Поэтому вместо того, чтобы распутать ситуацию самым непрофессиональным образом, она выдавила из себя быструю, задыхающуюся ложь о какой-то незаконченной работе и практически закрыла дверь своего кабинета перед его хмурым лицом.

*

Она не могла перестать думать о выражении его лица.

Когда артисты поклонились в последний раз, Гермиона встала и быстро повернулась спиной к приватным ложам, ища самый быстрый выход. Она отмахнулась от обеспокоенности Джинни тем, что выглядела очень бледной. Такие вечера, как сегодняшний, обычно способствовали её хорошему настроению, несмотря на то, что она скучала по родителям. Но в этом году она чувствовала двойную боль от постоянной потери: того, чего у неё больше никогда не будет, и того, с кем она вообще никогда не будет. Странная смесь скорби, которую она не могла как следует оплакать.

Наступило утро понедельника, и Гермиона слишком поздно поняла, что по привычке оставила дверь своего кабинета открытой.

Раздавшийся стук туфель из драконьей кожи пригвоздил её взгляд к столу.

– Ладно, Грейнджер, давай по порядку. Каковы твои предположения?

– Стук в дверь – это проявление вежливости, Малфой.

Она не могла смотреть на него. Она не должна была смотреть на него. Не тогда, когда она так надеялась, что в этом году, наконец, он пригласит её. Представление, от которого она устала, которое она хотела закончить.

Раздался медленный и саркастичный стук костяшек пальцев о дверную раму.

– Доброе утро, Грейнджер, могу ли я отвлечь тебя на минутку?

Его лёгкий, дразнящий, привычный голос пронзил её, словно жгучий яд, от которого не существует противоядия.

– Сегодня у меня нет на это времени, так почему бы тебе просто не сказать свою колкость и не оставить меня спокойно заниматься своими делами?

Она не могла поднять глаза. Она не хотела поднимать глаза.

– Колкость? – повторил он в пустоту.

– Да, это тот момент, когда ты снова говоришь мне, что моя догадка неверна, а затем бросаешь колкость о том, что уже знаешь мою любимую сцену. Ну вот, теперь с этим покончено, и ты можешь продолжать заниматься своими делами и жить дальше.

Позволь мне жить дальше. Пожалуйста.

– Нет.

Она подняла голову.

– Нет?

– Нет, Грейнджер. Я не думаю, что буду жить дальше.

Её хмурый взгляд становился всё глубже с каждым самоуверенным шагом, который он делал всё глубже в её кабинет. Его дерзкая походка не прекращалась до тех пор, пока он не остановился прямо перед её столом. Драко положил обе свои большие руки на поверхность и наклонил своё ухмыляющееся лицо вниз, пока оно не оказалось на неподобающе малом расстоянии от её собственного.

– Видишь ли, – пробормотал он. – Одна очень умная ведьма однажды научила меня важности традиций. О значении, которое они приобретают для человека. Неужели ты будешь настолько жестока, что лишишь меня моих?

Она не могла отказать ему ни в чём. Не тогда, когда он был так близко, не тогда, когда она чувствовала его дыхание на своих губах, не тогда, когда он смотрел на неё с таким трепетом в глазах.

Она сглотнула.

– Твоя любимая часть… это «Еловый лес зимой».

– Неправильно. Но не волнуйся, – он выпрямился и оттолкнулся от её стола. – У меня хорошее предчувствие насчёт следующего года.

***

Декабрь 2007 года.

Она пришла с ним.

Месяцы переглядываний. Переглядывания превратились во взгляды. Взгляды переросли в пристальные взгляды. Во взгляды, которые она переживала позже, одна в своей постели, представляя, как их взгляды могут перерасти в прикосновения, поцелуи, толчки.

Слишком часто в прошедшие ночи она проводила руками по своему телу, пока не поддавалась желанию запустить пальцы в трусики и прикоснуться к себе, мечтая о том, как их параллельные одиночные шаги в конце концов сольются в идеально выверенный дуэт.

Она представляла, как его руки будут скользить по её коже. Его губы проведут по её телу. Его лёгкий и точный язык. Его уверенные и выверенные движения. Он одарит её своей изящной слаженностью, возвышая своего менее утончённого партнёра в этой безупречной хореографии вожделения.

Она представляла, как их тела плавно скользят друг по другу в контролируемой, мощной динамике. Как они предугадывают движения друг друга и изгибаются, чтобы подстроиться друг под друга. Как он уверенно и властно требует и хвалит в равной степени своим тягучим голосом.

Точно так же, как он был уверен и властен, когда решал её участь на этот год.

*

– Когда ты идёшь на балет?

– О! Я ещё не решила. Наверное, я просто…

– Пойдёшь со мной.

– Да.

*

Вместо того чтобы сесть среди зрителей, Гермиона оказалась в его личной ложе, расположившись очень близко к нему, и ей не пришлось довольствоваться далёкими взмахами руки и скрытыми взглядами издалека.

Весь вечер он вёл себя как подобает джентльмену: подал руку, чтобы проводить её по лестнице, снял с её плеч пальто и сделал комплимент её платью. Но теперь, в затемнённом театре, запах его одеколона, тепло его тела и близость его рук вызывали в её голове довольно отвлекающие, неприличные мысли на протяжении большей части представления.

Более того, из-за его врождённой способности отвлекать внимание Гермиона чуть не пропустила начало самой любимой части «Щелкунчика». Драко использовал эту возможность, чтобы наклониться ближе и отвлечь её ещё больше.

– Я предлагаю изменить нашу традицию.

– Нашу традицию?

Он ухмыльнулся.

– Да. Видишь ли, я не хотел бы ждать понедельника, чтобы поговорить с тобой. Вот этот танец. Этот номер – твой любимый.

Конечно, он всё правильно понял, но она не собиралась так просто сдаваться.

– Ты, кажется, ужасно уверен в себе.

– Грейнджер, я знал, что это твоя любимая часть с самого первого концерта.

Она слегка повернула голову в его сторону, призывая его продолжить.

– Ты так много говоришь, Грейнджер. Тебя так легко прочитать. Ты всё выдала и даже не догадывалась об этом.

Она нахмурилась и снова повернулась лицом к представлению. Он что, насмехался над ней?

Он наклонился ближе. Всего в миллиметре от её уха.

– Твои глаза широко раскрываются. Будто ты хочешь воспринять всё сразу и боишься даже моргнуть, чтобы не пропустить момент.

Нет, это не насмешка.

– Когда ты была с Уизли, ты брала его за руку. Когда ты была со своими друзьями, ты цеплялась за подлокотники. Ты нуждалась в чём-то, в чём угодно, чтобы удержаться.

Он положил руку на её колено.

– И твой рот. Ты знаешь это представление вдоль и поперёк, но каждый раз, когда дело доходит до этого момента, твой рот открывается настолько, что я представляю себе всевозможные вещи.

Она встретилась с ним взглядом.

– Какие вещи?

Его ноздри раздулись, и он издал тихий стон.

– Боги, Грейнджер, твой рот – самый настоящий порок. Он просто не может оставаться закрытым, не так ли?

– Возможно, его просто нужно занять чем-то другим?

Он поцеловал её.

Коротко и нежно, лишь на йоту превышая целомудрие, и это противоречило его смелой руке, обхватившей её бедро, и её блуждающим пальцам, раскинувшимся по его груди. Когда их нежный поцелуй прервался, её глаза распахнулись и встретились с серебристым, диким взглядом, в котором было обещание большего, клятва и абсолютная гарантия набухших губ, сплетения языков, растрёпанных волос и сброшенной одежды.

Гермиона понимала, что на заднем плане играет прекрасная аранжировка Чайковского, но она больше не слышала музыки.

Она слышала только его резкий вдох, когда прошептала:

– Теперь ты всё знаешь. Ты должен рассказать мне о своей любимой сцене.

Он облизал губы.

– Ни одна из них. Я ненавижу балет.

Она слегка отстранилась, нахмурив брови.

– Но тогда…? Почему?

– Как ты думаешь, почему?

– Даже… даже в тот первый раз?

– Да.

Она поцеловала его.

На мгновение дольше, чем в предыдущий раз, но на этот раз она слегка приоткрыла губы. Как приглашение углубить, попробовать, исследовать, но вместо этого он отстранился. Драко коснулся уголка её рта, затем челюсти, а потом под ухом.

– Я бы хотел уйти сейчас, – произнес он. – С тобой.

Гермиона встала и протянула руку. Они едва успели выйти из театра, как она оказалась прижатой к зданию, с его руками в её волосах и её языком в его рту.

Он целовал её шею, и она дрожала, но не от прохладного ночного воздуха. Драко согревал её в декабрьский холод, лишь обнимая её и прижимаясь к ней всем своим телом. Но Гермиона не жаждала просто тепла. Она жаждала сгореть.

– Пойдём ко мне? Я могу нас аппарировать.

– Грейнджер, я мог бы пригласить тебя в гардеробную, если бы ты согласилась.

Приземлившись через минуту в её спальне, они не теряли времени даром, продолжая целоваться. От дразнящего предвкушения сегодняшнего настоящего спектакля голова кружилась от предвкушения.

Но когда они перешли ко второму акту вечера и к сцене раздевания, нервы дали о себе знать.

Она споткнулась, пытаясь снять туфли. Его ремень застрял в петлях, когда она нетерпеливо попыталась освободить его. Потребовалось несколько неудачных попыток, чтобы снять лифчик. Он запнулся, когда его брюки оказались на лодыжках.

Без представления о том, как двигается партнёр и что ему нравится, фантазия Гермионы о безупречной сексуальной хореографии в реальности превратилась в наспех сымпровизированный беспорядок.

Это было далеко не то изящество, которое она себе воображала, но оно было прекрасным в своей неуклюжести и божественным в своём несовершенстве.

Его язык отчаянно проникал в её рот, далекий от изящества. Он не нежно гладил её груди, а собственнически лапал их. Его рот жадно исследовал её лоно, едва ли точными движениями.

Её руки не заботились о том, как крепко она вцепилась в его волосы. Её зубы мгновенно перешли от лёгких покусываний его шеи к полноценным укусам, оставляющим следы. Она оставляла непристойные полосы слюны на его животе, торопясь завладеть его членом в своём горле.

Прикосновения обоих были лишены всякого изящества, поскольку ни одна из сторон не заботилась о том, чтобы задать правильный темп, а довольствовалась лишь развратными и небрежными исследованиями друг друга. Лишённые элегантности, лишённые изысканности, но переполненные захватывающим чувством удовольствия, когда увлечённость перерастала в исступление, которое в конце концов привело к экстазу.

Когда он наконец вошёл в неё, их темп замедлился. Прежний бешеный ритм перешёл в нечто осторожное.

Сдвиг здесь. Приспособление там. Асинхронное движение бёдер.

Драко не приказывал ей хриплым голосом и не шептал грязные требования. Он задавал ей множество вопросов о её предпочтениях, пока входил и выходил из неё.

Подходят ли ей противозачаточные чары? Было ли ей больно? Хорошо ли ей? А как насчёт этого? Предпочитает ли она быть сверху? Не слишком ли велик его вес? Было ли ей приятно? Могла ли она сказать ему, когда была близка к оргазму? Была ли она близка? Может ли он кончить внутри неё?

Звуки, вырывающиеся из её рта, вряд ли были знойными стонами, на которые она надеялась, а скорее высокопарными хныканьями, когда она отвечала ему.

Да. Нет. Да. Да. Нет. Нет. Да. Да. Да. Да.

Она поспешно извинилась за случайный удар локтем по его рёбрам во время кульминации. Он зарылся лицом в её шею, но через секунду после того, как кончил, задохнулся в её непокорных кудрях.

Он приподнялся на локтях и скатился с неё с покрасневшим лицом, кашляя. Гермиона, не теряя времени, сбегала в соседнюю ванную комнату, чтобы освежиться, и вернулась со стаканами воды.

– Спасибо, – пробормотал он и с благодарностью глотнул воды.

Гермиона осторожно вернулась в постель и села рядом с ним. У неё не было сценария дальнейших действий, и, встретив неуверенный взгляд Драко, она поняла, что у него его тоже нет.

После нескольких мгновений молчания он показал рукой в сторону двери и пересел на край кровати, подальше от неё.

– Я могу…

– Останься.

Она протянула руку и положила свою ладонь на его.

– Ты можешь остаться.

Драко позволил себе робкую улыбку, и, Мерлин, она хотела бы видеть это выражение на его лице каждый день.

Он скользнул под одеяло и приподнял то с ожидающим взглядом в её сторону. Гермиона заняла место рядом с ним. Её рука мягко легла на его обнажённую грудь, вдохновив его на ответное движение – крепкая рука обхватила её.

Насытившись и устроившись поудобнее, Гермиона рассеянно заметила:

– Это, конечно, было отступлением от нашей ежегодной традиции.

Он рассмеялся.

– И я, конечно, за её сохранение.

***

Следующим утром Гермиона проснулась от того, что его рука убирала волосы с её лба.

– Есть шанс, что я смогу уговорить тебя выступить на бис?

Просьба, произнесённая его восхитительным баритоном. Она с радостью согласилась.

Если прошлая ночь была прекрасной, но граничащей с катастрофой, то сегодняшняя утренняя близость попала во все нужные ноты.

Взаимные поцелуи и своевременные прикосновения вылились в благоговейное созерцание тел, смакование кожи, нежное наслаждение от звуков произносимых имён и пылкое поклонение в виде почти постоянного зрительного контакта.

У него было ещё больше вопросов к ней.