Текст книги "Научи меня видеть ночью (СИ)"

Автор книги: Hell_En

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

– Мал, мы найдём его. Я убью оленя.

Несмотря на дрожь, едва ли от холода, пробивающегося сквозь тонкие одежды, Алина постаралась звучать твёрдо и прижалась к Оретцеву теснее, в поисках тепла и поддержки, неизменно находя и то, и другое. Проще было бы призвать свет, окутать их куполом и согреться как следует, хотя бы до того момента, пока они не станут чувствовать пальцы на ногах, но предосторожность была превыше всего. В лесах на границе с Фьердой хватило бы и меньшего, чтобы их раскрыли и убили.

«Олень сделает меня сильнее. В разы сильнее. Это того стоит», – мысленно убеждала себя она, не смыкая глаз в звенящем холодом лесу, следуя за Малом, как в сказке, на край света. За мифом. За усилителем Морозова. Одним из. Молясь всем Святым, чтобы Дарклинг не оказался быстрее. И лишь уверенность в том, что у него нет такого талантливого следопыта, как Мал, придавала толику утешения. Иные мысли о Киригане Старкова справедливо гнала прочь, неустанно напоминая себе, что всё, что произошло между ними в Малом Дворце и что – уж тем более – не произошло, было не более, чем игрой. Красивой, как роса на лепестках цветов, но лживой, опасной и почти смертельной (для её свободы – определённо).

«Это того стоит», – из раза в раз твердила она, убеждаясь, что рука не дрогнет, выстрел будет сделан и олень умрёт. Она оправдывала ещё не совершенное убийство тем, что Равке без её силы не выстоять, что усилители – выход, что Каньон непременно будет уничтожен, ведь тогда у неё будет достаточно мощи, чтобы расщепить древнюю тьму, но вот глубоко внутри лежали сомнения. Так ли благи её намерения на самом деле?

Не зов ли это бездны?

Не зов ли жажды большего?

И власти, и могущества, полного и бескомпромиссного?

Колкую шутку про неумение держать оружие Алина пропустила мимо ушей, лишь сухо хмыкнув, чтобы Мал не решился заглянуть в глаза, в которых читались сомнения. Она надолго ушла в себя, настырно ковыряя эту ранку, не спеша прикладывать подорожник или очередную порцию из обязательств спасительницы, а потом устало отмахнулась, отгоняя морок, и вновь вцепилась в плечо Мала, будто то могло удержать её от падения в разверзнувшуюся пасть вынужденности.

– Выгоню его на тебя, а ты выстрелишь… Скажи, надо носить его кости?

– Да, – поборов позыв к рвоте, прошептала Алина. Кости к костям. Плата за могущество. – Ну, так поступали.

Ветки деревьев, покрытые пушистым снегом, грозно затрепетали на ветру. Она поёжилась, успокаивая скулёж света дать ему волю, подняться волной и согреть хозяйку, промёрзшую до костей, как вдруг Мал, что-то услышавший сквозь зловещий гул леса, поднялся на ноги. Сделал два шага, замер и вслушался. Алина затаила дыхание. Ничего, кроме падающих хлопьев снега, её слух не уловил, но Оретцев, определённо, слышал что-то, неведомое обычному слуху. Неудивительно: Мал мог отыскать кролика среди камней.

– Туда.

Тело напряглось, вмиг превратившись в клубок туго натянутых нервов. Она еле встала на ноги, подкосившиеся от голода и усталости, обоих жутко хронических. Урчащий желудок был готов принять даже ненавистную сельдь, окажись она под рукой.

Алина последовала за Малом вглубь раскинувшихся деревьев, чьи тени на снегу зловеще извивались, ветки звенели, а мрачный вид навевал беспокойство. Точно терновый лес из сказки про Айяму и её чудовище.

Алинино чудовище искало её, наступало на пятки и неотступно присутствовало в голове.

Волькра бы побрала тебя, Дарклинг.

Их шаги разносились, приглушённые хрустом. Мал шёл впереди, выставив перед собой ружьё. Стояла тишина, как если бы мир замер в оцепенении… или в ожидании.

Старкова едва не выдала их, когда увидела оленя, но усилием воли подавила восхищенный вскрик. Белоснежно белый, он почти сливался с округой. Чудище. Детище Морозова. Сказка, ожившая на глазах. Горделивый, статный, с причудливо ветвящимися рогами, внутри образующих круг с лучами.

Солнце. До чего же иронично.

Олень топтался у одного из деревьев, продавливая снег массивными копытами.

Она нервно сглотнула, когда Мал, не отводящий взгляда от животного, протянул ей ружье. Холодный металл обжег ладони, но Алина лишь крепче стиснула оружие. Прицелилась. Она рисовала его в детстве, словно уже видела. Спокойно выдохнула, призывая концентрацию вернуться. Опустила ружьё.

– Что ты делаешь? – недоумённо спросил Мал, стоящий за спиной.

– Надо подойти ближе.

Откуда взялась эта уверенность, Алина не знала. Ещё пять секунд назад она бы всё отдала за это чувство, заставляющее всё делать отточено и твёрдо, но сейчас могла только непонимающе хмуриться, продолжая уменьшать расстояние.

– Если мы его не убьём…

– Знаю, – нетерпеливо оборвала его. – Кириган не хотел отдавать оленя. Он никому не рассказывал об этом. Может, есть другой способ.

Олень двинулся ей навстречу. Большой и уверенный. Будто осознающий, что никакого вреда не последует. Не сейчас. Алина вытянула руку, внутренне оцепенев от масштабов, от осознания, от близости. Чёрные большие глаза доверчиво вглядывались в её, наверняка такие же. Олень склонил морду, выдохнув. Жест безоговорочного доверия. И почувствовать бы себя недостойной за допущенную мысль об убийстве, вот только не найти ей было уже места, потому что сила при соприкосновении её ладони и его мягкой, короткой шерсти хлынула потоком. Словно прежде Алина стояла перед огромной волной, а сейчас она её захлестнула, принимая в свои объятья. Всесильная, всеобъемлющая. Её.

Вопрос, требующий ответа.

Дыхание сбилось. Тяжело и лихорадочно поднималась грудная клетка. Не в силах насытиться, Алина не могла отнять руки. Впитывала. Наполнялась. Как путник, днями шедший по пустыни и, наконец, отыскавший воду. Голодный. Бесконечно жадный. На лице расплылась торжествующая, почти триумфальная улыбка. Вокруг расцветал свет, вынуждая таять снег и раскалываться лёд, ошпаривающий землю, ослепляющий Мала, тянущийся на многие мили вперёд.

Она была этим светом, ответом, миром.

– Алина! – крикнул Мал. Так звучал страх и ужас.

Но было поздно – внезапная вспышка ударила ослепляюще ярко, прямо по глазам, такая же безграничная, всепоглощающая и бездонная, как её одержимость.

°°°

Она распахнула глаза, боясь не досчитаться куска, боясь осознать, что расщепила себя на молекулы, метнула тысячи разрезов, ослепленная, не видящая дальше собственного носа, и где-то неподалёку от неё лежит разрезанное тело Мала. Светло-голубое безоблачное небо, больше похожее на атласную ткань, взирало на неё беззастенчиво.

Она лихорадочно задышала, уступая панике, и резко дёрнулась вперёд, занимая сидячее положение. Спину пронзило нестерпимой болью, вырвавшийся крик спугнул ворону, прежде сидящую на кустарнике рядом. Сама Алина сидела у покрытого мхом камня. Будто кто-то нёс её на руках, а затем кинул подле ближайшего валуна. Может, поэтому болела поясница. А может, потому, что секунды – минуты? – назад она стояла, а очнулась лежащей.

Но, что повергало в больший шок, так это то, что это был не фьерданский лес. Не зимние пейзажи с их скрипучими морозами и снегом по колено. Вокруг на локти тянулись луга, тронутые сочной зеленью и примятые ярким солнечным светом. Алина, крупно дрожащая, напуганная до чёртиков и озирающаяся в поисках чего-то, что могло бы дать ответы, обратила внимание на выгоревшую траву, где покоились ладони.

Куда привела её жадность?

С трудом поднявшись на ноги, она увидела вдалеке дома, приземистые и не очень, деревянные и каменные, и людей, спешащих по своим делам, переговаривающихся или равнодушных ко всему. Местные жители занимались своей обычной жизнью: вели повозки, забитые глиняной утварью, подгоняли лошадей, фыркающих и тяжело дышащих, перекрикивались друг с другом на смутно знакомом языке. Равкианском, но слегка нескладном и вычурном. Как будто на старом равкианском. Да, определённо, на нём. В некоторых книгах в библиотеке Малого Дворца Алина натыкалась на ветхие трактаты, где повествование изъяснялось именно так: нагромождением устаревших слов, их форм, а порой и канувших в лету оборотов. Однако большая часть слов без труда была понятна и ей.

Нельзя было позволить панике разрастись до размеров, когда не получится унять истерику. Только не сейчас. Алина всё ещё помнила главные правила, ставшие заповедями в Керамзине: не плакать на публике, первым делом раздобыть оружие. Но теперь, открыв в себе силу, в последнем она не нуждалась. Она сама себе оружие.

Не зная куда податься, Старкова двинулась через поселение, местами узнавая здания, стоявшие в нижнем городе Ос Альты. Вон там, например, между гостиным двором и заведением, где продают разливной квас, в столице стоял банк, а напротив – театр. Закралось нехорошее, пугающее предчувствие, граничащее с безумием. Это одновременно была и Ос Альта, и не Ос Альта. Сердце шумно забилось. Почему она ещё не встретила ни одного купца в костюме или гриша в кафтане? Что она вообще забыла в этом месте? Что происходит?! Где Мал? Почему никто не пытается втюхать ей её же кости, кои излечат все болезни и даже даруют бессмертие?

Только стража выглядела почти так же: в тёмно-зеленом одеянии, за исключением маленькой детали – в руках вместо штыка они носили меч. Не успев свернуть, чтобы это не показалось ещё более подозрительным, чем не способная найти себе место одинокая девушка, Алина, опустив взгляд в землю, неуверенно пошла вперёд. Вокруг зазывали продавщицы и шептались покупатели, спорили или кричали. Им не должно быть до неё дела. Стражник прошёл мимо неё, но не успел камень скатиться с плеч, как Алину окликнули. И непременно её, потому что привычная волна гнева лизнула ей шею, стоило услышать:

– Эй, ускоглазая!

Алина понадеялась на чудо и сделала вид, что не услышала, продолжая движение, однако удача покинула её, потому что за руку больно и крепко схватили. Столкновения было не избежать.

– Я к тебе обращаюсь. Кто такая?!

– Я… Отпустите меня. Мне больно, – попытавшись вытащить руку из стальной хватки, прошептала Алина, придерживаясь тактики не привлекать лишнее внимание криками.

Она не станет кричать и паниковать не станет, хотя внутри всё стянулось в премерзкий узел страха. Окружающие-то этого не знают. Она, в конце концов, гриш и ей не нужна ничья помощь. Плюнув на толпу, Алина вырвала руки и поднесла ладони к широко распахнутым глазам мужчины, воззвав к свету, усиливая давление и не позволяя высвободиться. Меч упал. Свет откликнулся незамедлительно, воспроизводя когда-то уже использованный болезненный трюк. Стражник заверещал от боли. И Алина кинулась бежать, как загнанный зверь – не разбирая дороги. Ноги ещё остаточно ныли из-за продолжительного переохлаждения и совладать с ломотой было тяжело, но Боткин не для того мучал её на тренировках, чтобы она позорно распласталась вот так, посреди взболомученной толпы, выискивающей округлившимися глазами завалившегося ничком незнакомца в форме, который безостановочно кричал, не отнимая рук от лица, покрывшегося уродливыми волдырями. Но не тут то было: со стороны каменной арки показался другой, не менее свирепый стражник, бежавший в её сторону с более чем ясными намерениями. Любые пути отхода были отсечены, со всех сторон наступала стража. Её зажимали в кольцо.

– Стой, ведьма!

«Ведьма? Я покажу вам, какая я ведьма».

Алина решительно вскинула руки, начав заламывать и двигать пальцами, чтобы рассеять свет на лучи и поразить сразу несколько целей. Видел бы меня ты, я и без перчаток безупречна, Дарклинг. Но не успел свет верно заплясать на ладони, как запястье перехватили и отвели в сторону. Алина дёрнулась, поражённая столь неслыханной наглостью. И в глаза впечатался образ Александра, свежий, вырванный из контекста, ранее ею невиданный. Обтрепанная крестьянская одежда, всклокоченные волосы, словно их постоянно пропускали сквозь пальцы, спадающая на глаза чёлка, но всё те же пронизывающие насквозь глаза. Ни чёрного кафтана, ни гришийской элиты, ни опричников позади. Один взгляд мог пригвоздить к стене, один разрез – лишить жизни, но сейчас ни того, ни другого. Это был не Дарклинг, просто Александр. И это была Ос Альта, какой её знал только он. Сердце бешено заколотилось от пугающей догадки.

– Нет, только не ты, – вспыхнула Старкова, повинуясь тому, как бунтующе встрепенулось всё внутри. До обидного – ему на встречу. Гребаный живой усилитель.

– Уймись! – не выдав удивления, которое имело место быть судя по рваному движению плеч, прошипел он. – Я помогаю тебе, – с нажимом дополнил, едва не задев ухо. – Не позволяй силе взять над собой вверх.

Очевидный намёк на то, чтобы приструнила свои способности и не раскидывалась ими направо и налево. И этот вечный наставнический тон. Огреть бы его чем-то.

– Ты не спасение, а проклятие!

Он еле заметно мотнул головой, взывая к рассудку, который туманила жгучая ненависть.

Кириган врал ей днями. ДНЯМИ. Напролёт. Каждым жестом, словом и шагом. Каждым прикосновением, комплиментом и поцелуем. Всем, что хотелось вывести из себя кровопусканием, выжечь, высечь, избавить от боли, расколовшей душу, когда глаза вцепились в старый портрет, а сердце, разбитое на тысячи осколков, в крошево стёрло осознание собственной наивности. Веры. Надежды. Чувствуя себя обманутой, втоптанной в грязь, Алина была готова собственноручно сжечь его дотла, и если порядок вещей предоставит ей такую возможность, она обязательно ею воспользуется. Это грохотало клятвой, данной себе в полумраке подземелья, когда слёзы пекли глаза, когда не верилось собственному сердцу, когда казалось, что проще обвинить во всём Багру, вернуться в зал военного совета, разыскать Дарклинга и потребовать объяснений. Но сейчас… сейчас и впрямь было не до их внутренних разборок, где бы она не оказалась, стоило сначала разобраться, что всё-таки стряслось. И в процессе хорошо бы не попасть на смертную казнь. С местом в центре сия мероприятия.

Тяжело дыша, Алина смиренно съёжилась, разыгрывая роль только что осознавшей свою ошибку девушки, но не сумела совладать со своей мстительностью и больно наступила ему на ногу. Как бы не нарочно, но с таким злорадствующим видом, что стиснувший зубы Александр нервно дёрнулся.

– Что за чушь ты несёшь? Подыграй, иначе оба окажемся на костре. – свирепо прошептал он, в отместку усиливая хватку. Там останутся следы.

– Ты кто ж? Дрюскель аль царский защитник? – послышалось чье-то насмешливое недовольство. Чей-то выкрик из толпы, обступившей их со всех сторон плотным кольцом разношерстного происхождения и ремесла, в томительном ожидании развязки. Хлеба и зрелищ, как же. Костров и смерти.

– Ты ещё кто? Отвечай! – потребовал стражник и грозно перехватил рукоять меча, подпитываемый давлением толпы.

– Я поверенный Святослава. Он поручил мне лично приводить этих грешников непременно ко двору, – столько уверенности звучало в его твёрдом голосе, что никто не решался воспротивиться. Стража недоуменно замотала головами, переглядываясь, обмениваясь последними сомнениями. – Она – ведьма! Вы сами видели, что она натворила. Но, что ж, если вы так уверены, можете привести её к царю сами, но я вас предупреждал.

– Нет… Нет, иди. Веди это мерзкое отродье.

Александр потянул её в сторону, поспешно уводя в тёмные проулки, подальше от любопытных глаз, и у неё не оставалось выбора, кроме того, как следовать по пятам, не очень-то попадая в шаг. Они оба были напряжены до предела, зная, что одна ошибка могла стоить жизни, поэтому молчали, скрываясь за лабиринтом стен.

– Расходитесь! Чего встали?! – зазвучали отголоски с площади. – Не глазей! Иди куда шёл…

Спустя два длинных прохода между жавшимися друг к другу домами, одну зловонную канаву и пятьдесят семь шагов, когда тебя тянут за руку, ведя не пойми куда, Алина отмерла, вырвав запястье, и усилием воли подавила голодный спазм силы, отпрянувшей от насыщения чужой. Уставилась на парня. Назвать его мужчиной, даже мысленно, не поворачивался язык. Он был чуть старше их с Малом, может, на года два-три, но точно не на сотни, как там… в её мире. Нынешняя картина не вписывалась в её самоощущения и какие-то адекватные рамки реальности.

– Куда ты меня ведёшь?

На его лице мелькнуло недовольство, он взглянул на небо, а потом тяжело выдохнул.

– Скажи спасибо, что не на плаху.

Затем тихо присвистнул. Ничего не произошло. Чего же он ожидал?

– Скажи спасибо, что я не прижгла тебе глаза, как тому стражнику.

Совладать с паникой ещё было возможно, но с обидой, подтачивающей всякое терпение, точно вода – камень, просто немыслимо. Как же отделаться от гнева?

– Не пойму, что тебя так задевает? Мы раньше не встречались?

Алина промолчала, не став объяснять ровным счётом ничего.

– Язык проглотила?

К ним рысцой прискакал вороной конь. Так вот кому был отдан призыв. Нервно вздохнув, она шагнула к лошади, протянув руку, чтобы погладить бархатный нос и успокоиться, но замерла в считанных сантиметрах, нехотя спросив:

– Он не кусается?

Александр склонил голову, как прежний, заставив пожалеть о заданном вопросе. Взяв в руки поводья и придержав верного друга, вытащил из кожаной сумки, прикреплённой к седлу, зелёное яблоко.

– Сначала заручись его доверием.

«Не тебе говорить о доверии», – хотелось возразить, но Алина сосредоточилась на другой цели: избавлении от бешенства.

– Как его зовут?

Поджав губы, парень тихо буркнул: «Уголёк». Это вызвало глупую улыбку. Дарклинг никогда бы так лошадь не назвал. Она тут же одёрнула себя.

– Не ты давал имя?

Алина протянула яблоко коню, и тот незамедлительно потянулся за лакомством, касаясь её ладони мокрым, шершавым языком. Пальцами, наконец, дотронулась до мягкой и гладкой шерсти, такой чёрной, что она поглощала солнечный свет.

– Не я. Девочка из поселения.

– Что за поселение?

– Лагерь гришей. Откуда ты?

«Видимо, из другого времени» – ужаснулась Алина, не понимая, как пришла к такому умозаключению, и что делать.

– Я из Карьева, – вспомнила она городок близ шуханской границы. Ни подвердить, ни опровергнуть он не сможет – идеальный вариант. Решение не говорить ему о будущем было принято ещё там, на площади. Кто знает, как повлияют кардинальные изменения в прошлом? Будущее всё ещё оставалось её жизнью, а жизнью Старкова дорожила, даже если это значило отправиться с ним в неведомое место. Со своим врагом. В конце концов, таковым он ещё не был. Не в этом временном отрезке. Но объяснить это уязвленной гордости попросту казалось невозможным.

– Назови своё имя и способность.

– Алина. Инферн.

Если раскалять свет докрасна, то он в общем-то ничем не отличается от огня. Горячий и ослепляющий, он способен обжечь не хуже пламя. В конце концов, обман оправдывался тем, что они незнакомцы, тем, что ей хватило чужих манипуляций и в большем она не нуждалась. Для всех здесь Алина – инферн, а не заклинательница солнца. Оставалось надеяться, что до открытого боя дело не дойдёт и никто не узнает, кто такая Алина Старкова на самом деле.

Александр принялся проверять ремешки седла, а она – исподтишка изучать его, находя всё новые грани молодого Александра, пока он готовил снаряжение в путь. Уголек щипнул её за палец, она ойкнула и насупилась.

– Ты далеко от дома, – заметил Александр.

– У меня нет дома. Я сирота.

Что ж, тяжёлая, но правда. Всё, что так не любит Дарклинг. «Выметайся из моей головы», – хотелось крикнуть, потому что горло так и царапало, но Алина подавляла это желание. Как и сотни желаний прежде.

– Идём со мной. В городе нам небезопасно. К тому же, я уже пообещал, что отведу тебя к царю. Тебе не стоит попадаться на глаза кому-то с площади.

– Мне не нужна твоя защита.

– Твоё общение со стражей продемонстрировало прямо противоположное. Тебе бы поучиться манерам.

– Да как ты смеешь?! – вспыхнула Старкова.

– Ты назвала меня проклятьем. Что это значит? – он, наконец, заглянул ей в глаза, пытаясь прочитать правду. Она сделала шаг назад и скрестила руки на груди. Она не чёртова книга. Хватит с неё – быть открытым знанием, жаждущим, чтобы его поскорее прочли и применили на практике.

– Ничего. Я была зла и напугана, не следила за тем, что говорю.

– Как ты здесь оказалась?

– Я… не знаю толком, – задумчиво прошептала Алина, ни на миг не переставая об этом думать. – Помню, что хотела увидеть мир. Помню, что залезла в чью-то повозку, спряталась там, а потом меня увидели и я сбежала…

– Я предлагаю помощь, убежище и еду. Полагаю, ты согласна? – он протянул руку, готовый помочь залезть.

Алине захотелось скинуть его с седла прямиком на землю, чтобы не зазнавался до ослепляющих её глаза искр, но она смиренно протянула руку, принимая. Седло, узкое для одного человека, для двоих казалось немыслимо тесным. Стоило хоть чуть-чуть двинуться, как они непременно терлись друг о друга.

– Не ёрзай. Я рассчитывал, что ты опытная наездница.

– Не ёрничай, – прошипела Алина, правда радостная, что он не видит, как загорелись её щёки от внезапной близости. – Я рассчитывала, что поверенных царей обучают умению промолчать в нужный момент.

Он усмехнулся.

– Считаешь, сейчас самое время промолчать? Обхвати меня руками, если не хочешь свалиться. Уже темнеет, нам стоит поторопиться.

Когда она уверенно обвила руки вокруг его стана, Александр удовлетворённо хмыкнул:

– Можешь же, когда хочешь.

– Клянусь, ещё слово и я скину тебя с Уголька.

– Держись крепче, Алина, – тепло усмехнулся парень, слегка попустив натяжение поводьев, а затем одновременно с обеих сторон подал посыл ногами и немного наклонил туловище вперед.

°°°

Её нещадно клонило в сон. Стоило прикрыть глаза, как она тут же упиралась лбом в его спину и попадала в соблазнительный плен чужого присутствия, но щипала себя за запястье и напоминала, что не стоит терять бдительности. Пусть поймёт, что её доверие – не разменная монета и его необходимо заслужить.

Вокруг на локти тянулись рыжие и жёлтые поля и благоухали травы. И так мучительно долго.

У Алины начала затекать спина и ноги, когда впереди показался раскаленный добела свет. Сначала подумалось, что это солнечный диск, но тот благополучно заходил за горизонт по другую сторону. Затем в темноте всплыли ещё парочка огоньков.

– Что это?

Александр оскалился.

– Будь готова к нападению.

И когда потянуло дымом, её сердце бешено подскочило к самому горлу.

Светом оказались кострища. В чёрную землю было воткнуто четыре столба, четыре привязанных к ним тела. Почерневшая, треснутая кожа до сих пор дымилась. Одежда, местами сползающая ошметками, местами прикипевшая к конечностям, открывала вид на изувеченную оголенную плоть. Стояло невыносимое зловоние. В свете алого заката всё казалось ещё более зловещим. В пепле лежали разбросанные вещи: фляжки для воды, вырезанные из дерева безделушки, ни от одежды, ни от палаток ничего не осталось. Трупы не подавали признаков жизни. Прибудь они раньше, кто знает, возможно кого-то ещё можно было спасти.

Четыре отнятые жизни.

Они тяжело спешились с коня, сохраняя молчание, испытывая сотни эмоций – от неверия до ужаса, от отвращения до необъятной скорби.

– Это гриши? – вырвалось у Алины неверяще. Он мог бы не отвечать, она знала, что это гриши, одни из них, их люди. Он кивнул, стиснув челюсти до заходивших желвак. Напрягся всем телом. – Кто способен на такое?

– Кто угодно. Отказники. Фьерданцы. Шуханцы. Друг или враг. Никому нельзя доверять до конца.

Алина отвернулась. В её глазах стояли злые слёзы. Горло душило, а живот скручивало в спираль. Кислорода не хватало. Ни глотка сделать было невозможно. Она успела сделать только три шага, когда ноги подогнулись и она рухнула в пепелище, испачкав и руки, и лицо, – её рвало. В следующий момент на спину опустилась рука, мягко поглаживающая на манер успокоения. Но что ей это утешение, когда в груди разрасталась дыра, которую ничем не залатать?

– Это несправедливо. Это ужасно. Это… – она задыхалась собственными слезами, не в силах оторваться от беспощадного зрелища.

– Этот мир никогда не был справедливым, Алина.

Она дернулась в сторону, наощупь отыскивая Александра, присевшего на корточки, чтобы придержать её волосы и погладить по спине, и рухнула в его объятья, ненавидя себя, его и весь мир.

°°°

До лагеря они добрались, когда сумерки уже подступали со всех сторон, выглянула бледная луна и заметно упала температура. Разговоры не складывались да и не хотелось говорить. Алина пыталась найти разумное объяснение всему тому, что с ней произошло, но не находила, а что пугало сильнее, так это осознание, что она чувствовала себя вне опасности рядом с ним. Возможно, это лишь интуитивная тяга к единственному знакомому человеку в чужом мире, но это так ужасно царапало.

Когда Уголёк перешёл на лёгкую поступь, она тревожно встрепенулась, отгоняя сонливость, вызванную дальней дорогой, мерной качкой и тёплом под щекой. Мысленно понадеялась, что Александр не придаст этому жесту ненужной огласки, но тщетно.

– Выспалась?

– Будто на царской перине.

В открывшейся её зрению долине расположились шатры, палатки и парочка хижин. Вдали шелестели чужие голоса, вплетаясь в гул поднимающегося ветра, несшего запах разнотравья, воды и дыма. От последнего сжался желудок.

– Александр! – крикнул чей-то детский голос. – Александр вернулся!

Лагерь ожил в одночасье. К ним приближались два огонька зажженных факелов и как минимум пять детей. Её затошнило, когда наперебой зазвучали разные голоса, все до одного обращённые к её спутнику. Кажется, его здесь любили. Алина внутренне похолодела: что-то позволило ей заглянуть за ширму уже прожитых Дарклингом веков, она ожидала узреть его прошлые злые замыслы, но натыкалась на непреложную истину: чудовищами не рождаются, а становятся.

– Ты привёз что-нибудь из города?

– Это еда? Скажи, что еда, я устал есть селёдку.

– Скажи, что это книги!

– Нет, к сожалению, ни то, ни другое. Это Алина. И я бы хотел, чтобы вы были вежливыми с ней, – спрыгнув с коня, ответил парень и протянул руку, выводя из прострации.

«Может, научишься чему от них», – шепнул он ей, задев ухо губами, когда помогал сползти с коня и не споткнуться об собственные ноги в полутьме. Дети настороженно замерли, кто-то ахнул, но смолчал, даже если на её счёт у него имелись не самые лестные комментарии. Отчасти Алина была согласна: чем худая шуханка лучше книги или еды? Абсолютно ничем.

Из тьмы выступили три женщины, одну из которых Старкова знала слишком хорошо. Как свою наставницу. Однако Багра словестно не отбрила ничьих перешептываний, ни кинула Алине в лицо что-то вроде «Чего пялишься, маленькая заклинательница?», а провела ладонью по щеке Александра (чисто материнский жест, заставивший сердце Алины споткнуться и почти жалобно сжаться, знали бы они, где окажутся спустя столетия, что от таких семейных нежностей не останется ничего, кроме праха и сожалений), заглянула в глаза и на миг – всего на краткий миг замерла, как человек, поражённый молнией.

Голос Багры твёрдый, как алмаз, прошил её насквозь, а глаза – упаси святые – глаза, будь у них такая способность, уже бы давно умертвили Старкову, нелепо переступающую с ноги на ногу, но вместо этого пригвоздили к земле. Метафорически говоря, небезыствестным разрезом.

– За мной, мальчишка.

Ей захотелось съёжиться или выкрикнуть: «Это вы отправили меня подальше от дворца и от своего сына! Я здесь не причём!», но сложилось впечатление, что ей тут же прилетит по пальцам, хотя ни трости, ни другого инструмента для увечий при себе женщина не имела. Возможно, она ещё не отказалась от силы и вдали от людей да и гришей призывала свои тени, потому что молодое, слегка тронутое морщинами, лицо говорило красноречивее своей хозяйки.

Два других силуэта принадлежали молодым девушкам, чуть старше её. Первая, с маленькими косичками у лица, с золотой кожей, с интересом поглядывала на Алину.

– Позаботься о ней, – попросил её Александр, растворяясь во тьме вслед за матерью, даже не обернувшись.

– To će biti zabavno{?}[Это будет забавно], – отозвалась девушка, хитро улыбнувшись, и продолжила на равкианском. – Меня зовут Пажа, а тебя?

Кажется, у неё был характер Жени, глубокий голос и тёплые глаза. Воспоминания больно кусались, и Алина, желая отделаться от них и не проводить ненужные параллели, зябко потёрла ладонями плечи. Ночной холод пробирал до костей, хоть и стояло лето, в этих местах даже оно не знавшее милосердия.

– Yoni shevrati{?}[Она невежда], – насмешливо лязгнул голос непредставленной рыжеволосой красавицы, стоящей поодаль, уверенной и язвительной. Она явно не имела сулийских корней, об этом кричали её холодно-белая кожа и рыжие волосы, но говорила она на языке кочевников блестяще, без акцента.

– Не обращай на неё внимание. Фрея – собственица и не любит чужаков.

Опыт общения с Назяленской подсказывал, что с Фреей они не поладят. Та хмыкнула, оценивающе оглядев её с ног до головы, и ушла, напоследок тряхнув замысловато заплетёнными алыми волосами. В отсветах факелов они напоминали золото, залитое кровью. Перед глазами вспыхнуло поле, усеянное трупами гришей, догорающие угли и оседающий пепел. Внутри разгоралась злость, а ещё пустота и вина из-за беспомощности, из-за собственной бесполезности перед жестокостью мира. Не она ли, эта беспомощность, взрастит то уродливое, изувеченное подобие милосердия в Дарклинге? Коим станет тот парень, что прижимал её дрожащие из-за слёз плечи к своим, шептал слова успокоения и целовал её в макушку по наитию?

– Я бы ушла, – сглотнула устало Алина, морщась из-за боли в глазах, – но мне некуда пойти.

– Как и всем здесь. Что ты призываешь? – поинтересовалась Пажа, ведя их через поселение к небольшому шатру.

– Пламя.

Ложь к концу тяжёлого дня слетала с губ с завидной регулярностью и пугающей лёгкостью.

– Почему же ты не согреешь себя?

– Меня бьёт дрожью по другой причине.

°°°

В шатре было душно, пахло пряностями, рисом и жареным мясом. Желудок снова жалобно сжался. И Алина смущённо застыла у полога, наткнувшись на пять пар глаз, любопытно рассматривающих её в свете ламп и зажженных свечей. Дети, встретившие их снаружи, успели влететь внутрь на порядок быстрее, они переругивались по привычке за лучшие места на лежаках, но застыли, стоило Алине переступить порог.

– Не пяльтесь на неё, – шикнула Пажа по-взрослому требовательно, и если большая часть нехотя подчинилась, маленькая сулийка, сжимавшая в руках тряпичную куклу, внимательно наблюдала за каждым движением Алины. – Расселись по местам. Давайте. Алине нужно отдохнуть и поесть. А ты чего стоишь? Садись.

– Она нас боится, – довольно сказал чумазый мальчишка, скрестивший руки. – Видела, как она за Александра цеплялась?

– Тео, держи язык за зубами!

– Пажа, мне нужно на воздух. Я скоро вернусь.