Текст книги "Do you love me, want me, hate me? (СИ)"

Автор книги: Hell_En

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Алина мигом поднимает глаза к потолку, нахмурившись, и старательно изображает крайнюю беспристрастность. Чёртов прорицатель.

– Не обольщайся. Я мысленно нашпиговываю тебя раскаленными кинжалами, – клянётся она, пытаясь скрыть своё смятение, но тщетно.

– Чтобы согреть? – ленивое уточнение заставляет его лицо расплыться в улыбке. Ещё одно попадание, досадное для неё и крайне любопытное для него. – Ты похожа на мокрого воробья, по собственной глупости упавшего в воду. Ах, точно. Ты ведь так и поступила. Скажи, что тебе нужны утренние прогулки по палубе, и я предоставлю тебе такую возможность, раз рассудок помутила нехватка свежего воздуха.

– Мне не нужны твои подачки, вымоленные на коленях, – отрезает Алина, поздно поняв, как двусмысленно звучат слова.

– Про молитвы на коленях я ничего не говорил. Ты сказала.

Дарклинг внезапно отталкивается от стола и медленно приближается, пока Алина плотнее запахивается мехами, щекочущими нос и колющими обнажённое тело. В который раз обрушивает на себя нелестные эпитеты за невероятную идею поплавать.

– Отойди от меня, – шипит, как только Александр приподнимает её подбородок пальцами и слегка сжимает. – Не прикасайся. Иначе я удушу тебя цепью, соединяющей кандалы. Хочешь проверить, сдержу ли я слово?

– Не сомневаюсь, – его голос отчего-то хрипит, запуская стаю мурашек по коже, пробуждая что-то тёмное глубоко внутри, – что сдержишь, но хочешь узнать, что я вижу, когда смотрю тебе в глаза? Всё то, что ты себе запрещаешь. Абсолютно противоположное тому, что кидаешь мне в лицо. Подойди ближе. Прикоснись. Надень чёртову рубашку.

– Кинься на корм акулам, – продолжает ряд побудительных предложений Алина, перехватывая вздох, сорвавшийся с губ Александра, и проклиная собственный, застрявший в груди из-за его скользнувших пальцев по щеке и шеи. Внезапно тёплых. Внезапно ласковых.

– А сейчас ты похожа на сильдройру, желающую убить поцелуем. Прекрасную. Кровожадную.

– Прекрати, – едва не молит грозным тоном.

– Скажи что-то, что прозвучит убедительнее.

– Я ненавижу тебя.

– Так ли это на самом деле? – заглядывает в глаза, с минуту смотрит неотрывно и, поправив волосы, убирает руки. Алина противится мысли, что становится холодно, как только он отступает.

Комментарий к про провокации, сильдройр и сомнительные способы согреться

Сделаем вид, что во вселенной гришаверс гипотермия это шутка (Хельник это уже доказали, так что Дарклина тоже могут).

========== just to break me like a promise? ==========

Комментарий к just to break me like a promise?

AU, в котором Дарклинг и Алина примеряют на себе роли Мэйвена и Мэры из книги Виктории Авеярд «Алая Королева». Динамика у них, определённо, похожая.

Красные – обычные люди, не обладающие сверхспособностями, Серебряные же, напротив, обладающие ими.

Алина боится, что он навестит её вновь. Прокрадётся кромешной тенью в спальню, пока никто не видит, потому что никто, кроме неё, и не способен его увидеть. Встанет за спиной. Возвысится, сотканный из тьмы, но вовсе не для защиты, не для объятий – для того, чтобы всадить в её спину ещё парочку клинков.

С такой лёгкостью, с такой холодной решимостью, что её пробирает до дрожи собственное дрогнувшее сердце, а затем неминуемо поднимается неконтролируемая волна гнева, затмевающего, алого, как чёртов рассвет, который она ненавидит, потому что именно он связал их по рукам и ногам, едва не цепями.

Гвардия Алого Рассвета, чтоб её. Революционное сопротивление против Короны, членами которого они оба когда-то были, плетя паутины лжи во дворце и сами в них утопая без шанса на спасение.

Как и друг в друге.

Она не знает, как такое – их встречи/галлюцинации/кошмары наяву – вообще возможны. Дарклинг – не шёпот, он – тень. Он её заклинатель, у него нет возможности проникать в чужую голову. Если только её собственная не сходит с ума.

– Девочка-солнце… – шепчет он вкрадчиво и жестоко, склоняясь над ней, шепча в самое ухо. Тело, подлое, предательское, отзывается вмиг – жаром, дрожью, сбившимся дыханием, – до чего же иронично, не правда ли? Твои друзья тоже это понимают, поэтому спешат слепить из тебя символ восстания. Что ж, народ любит подобную нелепицу. Народ этот широкий жест оценит.

– Убирайся, – жёстко обрывает Алина, не в силах мириться с навязанной компанией.

– Как грубо.

– Ожидал тёплого приёма? Могу устроить солнечные ванны.

– Чтобы спалить дотла? Благодарю, за беспокойство, но пока что в этом не нуждаюсь. Ты всегда любила убегать, правда? Побеги, предательства, попытки спрятаться и слиться с толпой – всё это для тебя отдушина, не так ли?

– Убирайся! – кричит Алина, стукая ладонями по деревянному столу, и встаёт, чтобы оттолкнуть это воплощение чистого льда и мрака, зная, что наткнется на пустоту, потому что он – бестелесный, он – плод воображения, он – головная боль, но не больше.

И каково же её удивление, постепенно переходящее в ужас, когда вскинутые ладони утыкаются ему в грудь, сползающие по чёрному военному мундиру. Стук живого сердца. Не обледенелого, не мёртвого. Это не звук гулкой пустоты. Не звук червоточины.

– Как это в-возможно? – она спотыкается на полуслове-полушаге-полужизни. Разумеется, об него.

– Сам не знаю, что в нас такого, – его глаза, чёрные, глубокие, мерцают насмешливо. Где-то на их дне он прячет её отзеркаленное замешательство. – Но проклятие это или дар мне он сослужил хорошую службу. Знаешь, в другой жизни я, правда, приревновал бы тебя к щенку Ланцову. Ваши милые беседы на пристани и под звёздами поистине забавное зрелище.

Алина дрожит всем телом, осознавая, что он здесь. Она не сходит с ума от бремени, возложенного на плечи, от постоянных тренировок, встреч с союзниками и обсуждения планов. И даже издевка, закинутая с целью подстегнуть её, устыдить, дать понять, что вся интимность тех моментов с Николаем стала достоянием Дарклинга, не имеет смысла, потому что она, чёрт побери, не сходит с ума.

– Нужно было давно догадаться, что тактичность для тебя пустой звук. Как и верность, как и любая привязанность.

Нужно напрячь пальцы, воззвать к свету и ослепить его, забить тревогу, чтобы сюда сбежались все солдаты и её личная стража – сделать хоть что-то, а не продолжать пререкаться и цепляться за чёрные одежды врага в необъяснимой потребности повременить со столкновением (Красной и Серебряного, света и тьмы, Святой и Еретика – до чего же всё просто, правда? Для тебя, Алина, мир поделили на добро и зло, а ты всё равно сомневаешься, зная, что всё – наглая ложь, потому что оттенков намного больше, подводных камней больше), разглядеть в его глазах проблески прежних обещаний и клятв. Уступка наивной Алине, которую никак не получается подавить внутри себя.

– До сих пор не могу понять, почему ты питаешь такую привязанность к Красным. Потому что долгое время считала себя одной из них?

– Когда-то я и к тебе питала привязанность.

Его удивляют эти слова – он вздыхает тяжелее, словно в него ударили камнем. До чего же приятно!

– Мы могли бы править вместе, ты знаешь это, – тихо напоминает Александр, неожиданно приникая ближе, накрывая её руки своими. Как когда-то давно самозабвенно и чувственно, оттого лишь усиливается боль вокруг сердца, что и по сей день сродни тысячам иглам, вонзающимся медленно и бескомпромиссно. Её солнечная сила тянется к нему, зачарованная, загипнотизированная, глупая и наивная, в ожидании ласки и признания, – знала и отказалась.

– У нас могло быть всё. Всё это.

Они – лжецы, с ног до головы, обученные по одной методичке, выбравшие друг друга в лице экспериментального варианта, мишени, главной цели. Поэтому Старкова смягчается, поглаживая чёрную ткань, натягивающуюся при каждом вдохе-выдохе.

Но если всё – ложь, то почему так трудно дышать? Почему приходится вытаскивать из себя чуть ли не клещами каждое слово, бьющее с силой забитого в крышку гроба гвоздя? Почему складывается ощущение, что в дыхательных путях что-то застряло?

– Но что сделал ты? Предал меня. Что теперь? Сломаешь так же, как все свои обещания? Ты никогда не был на моей стороне, Александр. Ещё помнишь? Ни одно твоё лживое слово не стоит и гроша. Никого из тех, кто меня окружает сейчас. Убирайся, пока я не спалила тебя дотла.

– Не надорвись, моя милая Алина, – Александр улыбается холодно и смиренно, заправляя выбившийся локон ей за ухо, скользя пальцами по щеке и шеи. – Мы оба знаем, что вставать на колени проще, чем с них подниматься.

========== про генералов и заклинателей, попеременно теряющих внимание ==========

Комментарий к про генералов и заклинателей, попеременно теряющих внимание

AU, Алина – Дарклинг, а Александр – заклинатель солнца.

Александр надсадно, загнанно дышит, тяжело привалившись к жёсткой коре дерева, по правде говоря, именно что-то обычное (привычное) – запах сырой земли, шелест пожухлых листьев или умиротворение среди деревьев – напоминает, что он всё ещё жив. Обдирает в кровь ладонь, лишь бы заземлиться. Где-то неподалёку лежит разрезанный пополам фьерданец, чей гортанный голос, со всем присущим ему отвращением произносящий «дрюсье», ещё фантомно раздаётся в голове, а перед глазами плывёт искаженное в гримасе боли лицо.

Ещё бы секунда и без какой-нибудь важной части тела остался он сам, но Дарклинг не медлила – она отточенным рывком собрала тьму в острейший клинок и метнула разрез прежде, чем дрюскель опустил топор на горло Александра, прижатого к земле чужим весом. В ухе от удара всё ещё звенит, а разбитая губа саднит и истекает кровью, где-то на фоне мельтешит целитель Максим, помогая другим, обрабатывая открытые раны, останавливая кровь, вправляя кости и выравнивая дыхание.

Гриши в красных кафтанах – сердцебиты, вспоминает он запоздало, борясь со вспышками головной боли – стоящие в хаотичном порядке, ранее негромко переговаривающиеся, вмиг превращаются в ровный строй, став по стойке смирно. Он дёргается от тянущей боли в подбородке, когда пальцы Максима аккуратно и невесомо проводят под губой, ослабляя припухлость, но не заживляя полностью. Тот поднимается на ноги. На его недоуменный взгляд и без того молчаливый парень не отвечает. Морозов выгибает шею, стремясь рассмотреть, что там, и не сразу понимает, в чём дело, но как только замечает тёмную, растрепавшуюся косу и аспидно-чёрные одежды – плащ, развевающийся на ветру, кафтан с серой тесьмой, с завитками наподобие дыма, и высокие кожаные сапоги, до него доходит, что это Дарклинг – генерал Второй Армии и… его спасительница.

Он встаёт на ноги с трудом, не позволяя коленям подогнуться, хотя те позорно дрожат. Целитель стремится поддержать его, но Александр отмахивается. Лёгкое головокружение и рвотные позывы вынуждают дышать дозированно да рвано.

Она мельком смотрит на них и поравнявшегося с ними, прихрамывающего Фёдора, улыбчивого добряка, чтобы затем вернуться к разговору с Иваном, который делится с ней подозрениями и возможными опасностями. К предостережениям сурового приближенного она относится с вниманием и уважением, однако становится мрачнее с каждым сказанным вслух словом. У неё шуханские чёрные глаза, равкианская, еле заметная россыпь веснушек (это он заметил ещё в шатре) и тонкие губы.

– Ты пялишься, заклинатель солнца, – нарочито серьёзно подмечает Алина, сбивая Александра с толку, с приятной пустоты в голове, но сама она лукаво улыбается, поворачиваясь к Ивану вновь, который в моменте награждает его сверлящим взглядом. – Он поедет со мной.

– Но, моя суверенная… – Иван стискивает зубы, едва не до скрежета, однако телом остаётся смирен и спокоен. Воплощение солдатской выправки. В Первой Армии таких по пальцам пересчитать да и во Второй, справедливости ради, тоже.

– Какие-то проблемы? – не поведя и бровью, спрашивает Алина. Она, миниатюрная, едва достающая Ивану до плеча, утопающая в складках большого плаща, смотрит проницательно и будто сквозь, отчего Иван твёрдо кивает. – Я его не съем, ты же знаешь.

Александра вдруг злит то, что они все – эти гриши – делают вид, что его рядом и в помине нет. Вся эта ситуация с «разоблачением» якобы скрывающегося заклинателя солнца набивает оскомину. Он не таился… он просто не знал, даже не догадывался.

Он выкидывает руку вперёд быстрее, чем успевает осмыслить, и крепко обхватывает её запястье, но мягко тянет на себя, вынуждая обернуться. Мысль спотыкается, потому что его вдруг изнутри подкидывает, заполняет могуществом, как если бы сильный поток воды рванул и опрокинул плотину, наполняя до краёв, за края, за пределы – мыслимые и немыслимые. Свет струится по венам, бежит навстречу к ней, нараспашку обнажённый, чистый, маслянистый, одержимый демонстрацией от того, что слишком долго находился под семью замками, но Дарклинг не позволяет ему высвободиться на всеобщее обозрение, меняя руки местами скользящим движением и теперь её пальцы точно окова, это она дышит сбито, поддавшись на встречу против воли. Все замолкают. По правде говоря, всё, как если бы они разом оказались под вакуумным куполом, которым козырял один шквальный в лагере. Он со свистом выдыхает не в силах совладать ни с собой, ни с силой, поздно осознав, что проверка в шатре была ни фокусом, ни театральной постановкой. Он и впрямь заклинатель солнца, нескладный, не осознающий всю мощь своих способностей, потому что те – всё равно, что незнакомый водоём, с подводным течением и скользкими камнями – но заклинатель.

Александр выдыхает ещё раз, нервно сглотнув, но не из-за слегка удивлённого взгляда Дарклинг, застывшей в мраморном замешательстве, а из-за вскинутых рук трёх сердцебитов, оказывающих тянущее воздействие на его сердце. Оно сжимается до гулко звенящей пустоты в груди, до белых точек перед глазами, до постепенно покидающего его кислорода, отчего хочется пальцами расчесать грудь, пока те не доберутся до сердца и не впустят в лёгкие воздуха, лежащих в распахнутой грудной клетке. Он падает на колени, прямо к её ногам, но прежде чем Александр успевает вцепиться руками в её плащ или уткнуться в живот, чтобы удержать равновесие, воздух где-то за гранью восприятия разрезает приказ:

– Отставить.

Боль покидает, как прилив – мокрый берег. Кислород обрушивается шквалом, в первую очередь из-за острой нехватки. Немеет всё, от кончиков пальцев до макушки. Дарклинг мягко высвобождает свою руку, и зов замолкает. Насмешливо наклонив голову, Алина прячет секундную заминку за маской сочувствия.

– Прости их, они не специально, просто… не стоит впредь так горячиться.

– Дай мне день, – отдышавшись, хрипит Александр. – В лагере осталась Зоя. Мне нужно вернуться, хотя бы объясниться.

– Зоя? – Дарклинг щёлкает языком, усмехнувшись. С неё невидимыми ошмётками сползает всякий намёк на мягкость. – Интрижки – последнее, что тебя должно сейчас волновать. За тобой охотится весь мир. Дрюскели, оставшиеся на поле, прямое тому доказательство, а ты пока не можешь даже луч призвать без чужой отмашки.

Он багровеет, сжимая пальцы добела. Окружающие их гриши, переглянувшись, ухмыляются. «Неудивительно, ты кинул вызов самой Дарклинг, а она втоптала в грязь твоё самолюбие».

– Зоя – моя семья, а ты – не мой генерал, я не подчиняюсь твоим приказам, – Александр, поднявшись, неосознанно срезает пространство между собой и ней в мгновение ока, словно задним умом рассчитывая на то, что превосходства в росте хватит, чтобы её переубедить. Мысли о Зое, брошенной в одиночку, не дают ему покоя, и хотя она не из слабых, любого заткнет за пояс, сердце сжимается до боли. По привычке.

– Ты, кажется, до сих пор не осознаешь, кем являешься? – она расслабляется, вкрадчиво заглядывая ему в глаза. – Ты – гриш, теперь ты под моим прямым командованием и ты будешь подчиняться моим приказам. А теперь – за мной, Морозов.

×××

– Ты пялишься, Дарклинг, – прислонившись к зашторенному окну кареты, Александр ловит её на горячем. Кожей чувствует вспарывающий, пронизывающий взгляд миндалевидных глаз. Открыв свои, видит, что Старкова остаётся беспечной. Крупиц той растерянности, малой, но показанной в его присутствие, как не бывало. Собранная, сдержанная.

– Дарклинг это титул, зови меня Алина.

– Хорошо, ты пялишься, Алина.

Кого она видит? Картографа-неудачника, оказавшегося по какому-то дурному стечению обстоятельств живой легендой?

– Привыкай, ты ещё не раз окажешься в центре внимания, – просто пожимает плечами. – Такова уж участь всех Святых.

– Святых? – он напрягается, яростно растирая глаза, чтобы прогнать сонливость.

Она слабо улыбается.

– Тебе уже успели прозвать Санкт-Александром. Защитник людей. Заклинатель солнца. Ты их надежда.

– И твоё решение проблемы?

Приоткрыв рот, Алина дёргается, но всё же потом говорит:

– Ты умнее, чем кажешься на первый взгляд. Но, да, ты моё решение. Каньон…

– Каньон отнял у меня всё, – взвинчивается Морозов.

Похоже, её обычно не перебивают, потому что она замолкает, возмущённо вскинув голову, но выслушивает, а не давит обстоятельствами и титулом.

– Дополнительный стимул покончить с ним, – хладнокровно отзывается Алина. – Пойми ты уже, ты – гриш. Свет такая же часть тебя, как руки или сердце… – её что-то злит, что-то назойливое, скрытое ото всех. – Всех отказников учат нас ненавидеть?

– Всех гришей учат задирать повыше нос?

Алина смеётся.

Позднее, когда такое повторяется, Александр пытается дать точное описание её смеху, но наталкивается на одну и ту же мысль, со временем укрепляющуюся внутри, – сидя в лесу, ещё до встречи с ней, под льющимся тёплым каскадом солнечного света, он ощущал то же самое, когда она улыбалась.

Комментарий к про генералов и заклинателей, попеременно теряющих внимание

Визуал: https://vm.tiktok.com/ZSdLqas6U/

========== про обоюдное проклятие и жестоких богов ==========

Комментарий к про обоюдное проклятие и жестоких богов

AU, где Дарклинг – Кощей, Алина – Морана.

Идея: https://twitter.com/rokfel_ka94/status/1477928754190106624?t=NmyEx3BvwirRyxIsNND8zQ&s=19

В Нави{?}[загробный мир] Алина по существу гостья, которую хотят поскорее выпроводить, поэтому она часто сюда наведывается, чтобы позлить всех темнейших тварей своим присутствием. Царя тварей довести до бешенства. Это сродни принятию пищи у смертных – ритуал неприхотливый, но да чего необходимый. Желанный.

Тени, путешествующие по гулкому мрамору зала, всякая нечисть да армия недавно созданных чудищ расступаются, шипя, сыпля проклятиями, и почти отшатываются, как от юродивой. Сверкают своими глазищами, распахивают рты, полные острых зубьев. Ручные псы. Дети мрака, боли и отчаяния. Волькр она помнит, сама становилась их добычей и не раз, но эти существа – иные. Их тела не имеют определенной формы, даже плоти, они слепы, колышатся чернотой, как лохмотья на ветру, образуя стену злобы за спиной Хозяина, Создателя и Отца.

Издающие смертоносный стрёкот. Раздражающе вечный.

– Они хоть на минуту умолкают?

Алина, переплетая потоки воздуха умелыми пальцами, запускает лёд, покрывающий пол под ногами наподобие морозного шлейфа. Вещица показная, вычурная, ласкающая тщеславие, вырванная в вечном противостоянии у Кощея, и это злит, оттого что бередит их общее прошлое. Прошлое ещё смертных, молодых и наивных. Слабых и слишком привязанных к друг другу. Ощущалось это верёвкой, прикреплённой к камню да утаскивающей на дно водоёма. Эти верёвки они давно оборвали. Она бы и другие оборвала (те, что зовутся нитями судьбы), если не все, то хотя бы те, что их оплетают и по сию ночь.

– Без тебя – да.

– Как звать их?

– Ничегои.

– Подводит разум? Более банального названия выбрать не сумел?

Александр, сотканный рукой самой Тьмы меж звёзд, вальяжно восседает на троне. От него веет полынью, бузиной да волчьим лыком, а наколдованный ею мороз лишь обостряет все эти запахи, делая чуть ли не въедливыми. Маленькими заточками, метающимися в воздухе и оставляющими кровавые зарубки. Обратная сторона приятных демонстраций силы.

Его глаза загораются тёмным, древним огнём, на лице расплывается ленивая улыбка. Всё, что она так ненавидит. Звенящую во всех смыслах тишину разбавляет лишь слабый стук его сердца. Рубит, точнее.

– Оно было готово биться за нас двоих, пока ты не воткнула в него сталь.

Кощей спускается по ступеням обманчиво спокойно и медленно, постукивая по левой части рёберной клетки. С той же грацией преодолевает расстояние, их разделяющее, с той же уступчивостью заключает сделки с теми, кого не спасти, с теми, кто сейчас переступает через Калинов мост. Их шаги слышны и тут. Отчётливо. Самая приятная песня.

– Ты предал меня раньше, лживый трус, – парирует ни чуть не сбитая с толку Алина, хотя будь в ней кровь, она бы стыла в жилах.

– Для Богини смерти твои глаза подозрительно горячи. Как всегда не терпится полакомиться ещё одной душой. Но, жизнь моя, не страшись. Прикоснешься к губам, и, будь уверена, хладны, как лёд, они не станут.

Тёплые пальцы Кощея очерчивают её скулу, ложатся на открытую шею властно и по-собственнически. Жест ласки. Жест, полосующий по нутру зазубренным оружием. Жест, толкающий в прорубь прошлого, поделенного на двоих.

– Не морочь мне голову.

Прежде чем он делает попытку притянуть её, столкнуться губами и сбить все ориентиры, Морана отбрасывает его руку. Ни трупных пятен, ни окоченения, ни остекленевшего взгляда. Неприступный. Запрещённый. Прореха её мироздания. Эту улыбку хочется впечать ему кровавым месивом обратно в глотку, и только напоминание себе самой, что равнодушие – лучшее оружие, не даёт забыться и накинуться по-смертному с кулаками.

– Я думал, морок больше по твоей части, – спрятав лукавую улыбку в уголках губ, отвечает Его Бессмертное Величество.

– Твоё бессмертие – насмешка Богов надо мной, но, будь уверен, однажды я найду лазейку и мой поцелуй подарит тебе долгожданное забвение, – Алина считает, что обращение «жизнь моя» тоже насмешка, но от него, а не от Богов.

– Тебе нет необходимости ждать вечности подряд, чтобы отбросить глупые амбиции и принять простую истину.

– Это какую же? – хищно прищуривается Алина.

– Что видеть меня своим супругом ты хочешь больше, чем ещё одной мёртвой марионеткой.

– Мёртвые марионетки в тысячи раз лучше монстров, срывающихся с поводка.

– Поводок был по обе стороны… Алина, – ласково напоминает Кощей.

– Продолжай убеждать себя… Александр.

Их контрастные короны приветливо перемигиваются, инкрустированные драгоценными камнями, а что-то внутри тоскливо сжимается. Больше никто в мире – ни в Яви, ни в Нави – не знает их имён. Имён, данных при рождении, а не титулов, выбранных после смерти.

========== про сделки с дьяволами, или бывшими жёнами ==========

Комментарий к про сделки с дьяволами, или бывшими жёнами

Время аушек по пиратам Карибского моря!!

– Капитан!

Алина резко обернулась, выбеленные волосы, заплетенные в замысловатые косы, хлестнули по лицу, а затем вокруг шеи плотно сомкнулась цепь, соединяющая кандалы на руках узника. Холеные, длинные пальцы. Пальцы аристократа. Алина слишком хорошо их знала. Она прикрыла глаза, выругавшись сквозь плотно стиснутые зубы. За спиной высился мужской силуэт, вся её команда замерла в осоловелом оцепенении. В воздух были подняты и пистолеты, и загнутые мечи, и другие цепи.

– Теряешь хватку, моя милая, – прошелестел голос Дарклинга в считанных сантиметрах от её уха. Скрипела палуба и завывал ветер, обещая страшную бурю (такая же, если не хуже, разворачивалась у неё в груди).

– Скучаешь по театру, устраивая балаган на моём судне?

От него пахло грязными крысами и крепким ромом, кандалы оставили уродливые следы кольц на запястьях, а белки глаз были полны красных ленточек. Она знала, как он здесь очутился, ждала с замиранием сердца, что Дарклинг придёт отомстить, но он явился только сейчас. И этот визит был хуже – Дейви Джонса в тысячи раз.

– Ты выкрала это судно у меня из-под носа.

– Что в очередной раз доказывает, что хватку теряешь ты, а не я, – самодовольно ухмыльнулась Алина, оценивая обстановку и заговаривая зубы бывшему мужу. – Уже нашёл способ жить вечно? Запечатал вырезанное из груди сердце в каком-нибудь сундучке?

Её люди недоуменно переглядывались, не зная, что и предпринять. Они ничего не знали о прошлом их капитана.

– Нож всегда был в твоей руке, Алина.

– Что ж, не буду изменять традициям, – сыграв на чужих – зиждившихся где-то на дне, определённо, морском, – чувствах, зная, что в случае чего, Александр без труда переломит ей шею голыми руками, она вывернулась из хватки и поднесла острие кинжала прямо к его дернувшемуся горлу. Цепь у основания позвоночника натянулась, вынуждая впечататься ему в грудь.

Загорелое лицо, полное мелких шрамов. Опасный блеск чёрных глаз. Пучина. Бездна. Край Земли. Насмешливая улыбка. Чёртов дьявол.

И этому подлецу её угораздило отдать всё, что когда-то было у сиротки Алины Старковой.

Капля крови скользнула вниз по его шее. Он тихо, недовольно зашипел, предостерегая от более глупых, более мстительных замыслов, которые крепли в голове Алины.

– Я рад, что наши уроки не прошли даром. Я опасался, что все навыки, касаемые применения оружия, выветривались из твоей головы, стоило нам приступить к другим урокам. Более любопытным.

– Ещё слово и навсегда лишишься возможности наслаждаться звуком собственного голоса. Что ты здесь забыл?

Он удовлетворённо хмыкнул, превратив глаза, подведённые сурьмой, в щелочки, по-кошачьи коварные. Ресницы отбрасывали тени на его щёки.

– Скажем так, я собираю команду в дальнее плавание.

– Только не говори, что ищешь Каньон.

Чёрные земли. Вечные земли, на которых, по легенде, спрятаны несметные богатства.

– Именно его.

– Одержимый безумец, – выплюнула Старкова, убрав кинжал в ножны, вылезла из захвата и зло пихнула Дарклинга в грудь. Он отшатнулся, но улыбаться не перестал.

– Прекрати имитировать Багру.

– Проваливай. Добирайся вплавь до берега, я не намерена терпеть твои бредни.

– Ты нужна мне, Алина.

Эти слова пронзили её вражеской стрелой. Наконечник застрял глубоко в плоти. Закрапал дождь. Буря была близко. Она никогда не слышала этих слов от него да и не услышала бы, хоть женись они сто раз. Алина сморгнула влагу. Обернулась, чтобы наткнуться на его вкрадчивые, почти нежные глаза.

– С каких это пор? – в горле стало сухо, она отдала приказ матросам и отогнала остальных заниматься своими делами.

– Просто нужна.

– Ты ничего не делаешь просто.

– Слушай, – он раздражённо вздохнул, уступая усталости, – даже твой Щенок согласился составить мне компанию. Нам нужна только ты.

– Не в моих правилах верить лжецу.

– Этот лжец – твой муж, – теряя терпение, отрезал Дарклинг. Генерал, что б его, привык отдавать приказы, но она никогда им не подчинялась. Возможно, поэтому когда он на ней женился.

– Тем более, – фыркнула Алина, откинув волосы за спину. Жар постепенно сползал с лица, но ей совсем не улыбалось, что у их разговора есть слушатели. И кто? Её команда. – Не верю ни единому слову.

– Улла сказала, что только с тобой я отыщу Каньон.

– Вот, и никаких признаний в нужде. Сойдёшь на Тортуге.

– Алина…

– Что, Алина? Либо всё, либо ничего. Я палец о палец не ударю ради тебя. Как ты вообще смеешь появляться здесь спустя годы и говорить, что мне делать?! Мы – чужие люди, Александр. И не будь британское законодательство настолько паршивым, а я в своё время – настолько глупой, и на бумагах было бы так.

– Старкова.

Он ощетинился всеми шипами, кои когда-либо имел, и вот вкрадчивый шёпот уже не орудие обольщения, а холодное оружие, приставленное к её горлу. Вокруг Чёрного Еретика ходили страшные легенды, одна другой мрачнее, будто умел он повелевать самой тьмой, из неё создавать монстров и сам он был монстром. Алина знала, что то – совсем не слухи и никакие не легенды, а правда. Тьма в глубине вод, тьма в тени парусов и мачт, тьма меж самих звёзд глухо зарычала предупреждением. Алина замерла, вслушиваясь в гулкий шум.

– Я простил тебе уничтожение половины моей армады. Простил угон любимого корабля. А сейчас ты испытываешь моё терпение и я уже не уверен, что смогу проявить подобное милосердие вновь.

– От ласк к угрозам. Как всегда. Но что-то нынче припозднился.

– Ты всегда любила тягать хищников за усы, – длинные пальцы Александра скользнули по затылку, сжали кожу головы и притянули к себе. – Возможно, немного я всё же по тебе скучал. По женщине, которая неустанно оставляла меня в дураках.

– Тебя было несложно в них оставить, – промурлыкала Алина, наслаждаясь чёрным огнём, полыхнувшем в его глазах.

– Настоящая заноза.

– Если сам не скажешь причину моей необходимости, спрошу у Уллы. Владычица морей, может, и твоя сестра, но ещё она моя подруга, а в случаи Морозовых кровное родство не более, чем хворь под стать чуме на континенте. Смертельно опасна, Чёрный Еретик.

– И так же заразительна, не так ли, моя милая жена?

– Один раз стоило сглупить, как клеймо на всю жизнь, – фыркнула Старкова. – Предлагаю следующее: за время, что мы добираемся до Тортуги, сыграем в шахматы. И тот, за кем останется партия, получает в своё безраздельное пользование другого сроком на девять дней.

– По рукам.