Текст книги "Королевская прислуга (СИ)"

Автор книги: Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– А в чем тогда дело? – он сказал это холодно и требовательно.

«Твою мать! Кто тебя тянул смотреть на него!»

Ронтавэн вздохнула, чувствуя, как грудь все еще дрожит от слез, и на секунду отвлеклась от собирания осколков и выжимания тряпки. Опустила задницу на пятки, собираясь с мыслями, и была готова проклясть себя за правду.

– Красиво? – голос все еще звучал хрипло от слез. – Простите, Machanaz!

Ее как молнией прошибла дрожь, и она неуклюже выронила тряпку, когда поняла, что Его Могущество ухмыльнулся, как будто довольный.

– Красиво, значит.

Когда она подняла голову следующий раз, то отражение Короля в зеркале удивило ее еще сильнее.Он водил по лицу кисточкой, вымазанной в чем-то желтовато-белом, но это была не краска.

Ронтавэн сглотнула.

– Ma… Machanaz?

Кисточка в его руках невозмутимо гуляла по лбу и скулам, продолжая что-то наносить на кожу.

– Чего тебе? – он и бровью не повел, но в зеркале она видела, как недовольно наморщился нос.

«Проклятье!»

Она шмыгнула носом и выдохнула, наконец-то чувствуя, что перестает реветь. Зато ее никчемное тело сковывало усталое оцепенение, которое отдавалось тяжестью в голове и безразличием к страху. Горло пересохло, голос охрип.

– Я… я тут первый день, но… почему никто не додумался убрать сразу? Прямо сразу. Стекло же. И вы…

– Что – я? – он сказал это так резко, что Ронтавэн дернулась всем телом.

«Ты совсем сдурела?! Тебе мало, что тебя оставили?!»

– Ну… босиком. А тут стекло. Простите.

«Дура!»

Ронтавэн зажмурилась на мгновение и вновь уткнулась в сбор осколков и ползанье на коленях по полу. Мед никак не желал оттираться – липкая дрянь только размазывалась по мрамору, а тряпка уже вся пропиталась чаем. Пальцы намокли даже сквозь перчатки.

Она все собиралась спросить о проклятом чайнике, но язык не поворачивался.

«Нашла, что спрашивать!»

Майэ подобрала из чайной лужи убогий букетик из мелких свежих цветов.

«Кто его придумал ставить? И зачем? Он такой, что это даже на поцелуй в жопу не похоже!»

Ронтавэн разложила бесполезные фиолетовые цветочки веером между пальцев и снова покосилась на Короля. На этот раз он придирчиво оглядел себя в зеркало и вытащил стеклянную пробку из сверкающего острыми гранями золотистого флакона. Зачем-то очертил невидимые линии по шее и вдоль запястий.

– Machanaz…

– Ну, что еще? – на этот раз в густом голосе она отчетливо слышала раздражение.

Она кашлянула, со вздохом выкидывая букетик к мусорным черепкам.

«Мне-то точно никто цветы не носит. И не носил. Хотя бы посмотрю на них».

– А вы любите цветы?

Machanaz шевельнул бровью – такой ровной, что та выглядела нарисованной.

– Нет.

– А почему их тогда ставят на поднос?

Он на мгновение даже замер и показался ей удивленным. Вернул пробку во флакон и отставил его прочь с легким стуком – движение было отточенным и аккуратным.

– Не знаю. И правда, скажи Лангону, чтобы перестали. Или уж ставили не эти сорняки.

«Да скажи ты ему уже про чайник, дура! И заткнись!»

– Хорошо, Machanaz. И я…

Он наконец-то повернулся к ней и уселся вполоборота, облокотившись на спинку стула.

«Лучше бы не поворачивался. Сама виновата!»

Ронтавэн почувствовала, что ее снова тошнит от страха, несмотря на то, что от одного движения по комнате разнесся непривычный диковинный запах – она в жизни не нюхала ничего подобного. Проницательные черные глаза как будто пялились ей в душу и одновременно наматывали кишки на вертел!

– Заморыш, ты вообще умеешь молчать?

«Заморыш?»

Она не понимала, чем пахнет. Как будто каменная сырость шахт, подземная соль, горючее земляное масло и диковинные южные фрукты смешались в один странный аромат.

Она глубоко выдохнула и зажмурилась: с закрытыми глазами говорить оказалось проще.

– Я хотела сказать, что… знала в Саггашьякке одну мастерицу. Она чинила разбитые чашки. Золотые такие швы делала. Или серебряные. Какой-то клей находила, ну и… все потом выглядело совсем как новое, только с золотыми прожилками. Я собрала осколки чайника отдельно. Хотите, помою их и отнесу осколки ей? – она поспешно одернула себя и, отчаянно стараясь не смотреть в безумные обсидиановые глаза, достала из ведра почти целую половинку корпуса с наполовину отломанным носом. – Тут бок почти целый, видите? И мелких осколков мало. Это… хороший фарфор, правда. Очень крепкий, и бьется… не совсем вдребезги.

«Ну что за чушь я несу?! Твою-то мать!»

Она обмерла, когда поняла, что Machanaz смотрит на нее так внимательно, словно увидел впервые.

«Вот теперь мне точно конец!»

– А знаешь, что?

Ронтавэн промолчала, выжидающе глядя на него и чувствуя, как паническая волна вновь окатывает внутренности звенящей пустотой.

– Отнеси осколки своей мастерице. Мне любопытно, что получится.

– Я только рада быть полезной, Machanaz, – пробормотала она.

Внутри все дрожало от страха, и шею сводило от напряжения – так сильно она старалась держать голову склоненной и смотреть только на мелкие осколки в разводах меда и варенья на полу.

Но воздух вновь прорезал снисходительный густой голос.

– Ты странная.

Ронтавэн побоялась что-нибудь уточнять. Даже посмотреть – побоялась.

«Осколки. Собери все, даже мелкие! А если в ногу вопьется?»

Она тщательно промокала пол тряпкой, стряхивая ее в ведро каждый раз.

– Ты раздражаешь меня меньше, чем я ждал. Как тебя зовут, заморыш?

– Ронтавэн, Machanaz.

– Тебя так назвали, потому что у тебя пустая голова или сердце?

Она пожала плечами, застигнутая врасплох. Вот такого у нее еще никто не спрашивал.

И все еще боялась на него посмотреть.

– Я думаю, то и другое, Machanaz. Как скажете, так и буду думать.

– Понятно.

Ронтавэн невольно подняла взгляд, услышав шелест и скрежет ножек стула по полу.

«Какой же он высоченный! И… ого!»

Она тихонько выдохнула, когда Machanaz наконец, поднялся из-за стола, во всем великолепии роскошного не то плаща, не то халата, не то накидки с рукавами до локтей: вышитая на плечах ткань переливалась и струилась всеми оттенками золотого, желтого, красного и даже лилового. И с трудом удержалась от неуместно похабного присвистывания, когда поняла, что на самом деле королевские волосы струятся ниже середины бедра.

– Лангон!

Она снова дернулась.

«Я привыкну хотя бы когда-нибудь к тому, как он рявкает?!»

Ей пришлось недолго ждать появления главного управителя покоев, и она даже не могла не признать, что ей понравилось ошарашенное выражение лица Лангона, когда тот ее увидел.

До этого Ронтавэн вовсе не думала, что Лангон способен на такие эмоции. И что на этой угрюмой роже когда-либо могут появляться эмоции. Хоть какие-нибудь!

– Machanaz! – его натянутая улыбка больше походила на оскал, который обещал Ронтавэн все тюремные муки пыточных и все шахтерские лишения.

«И зачем я это сделала?»

Король встряхнулся, слегка взъерошивая волосы, которые теперь лежали поразительно аккуратно.

А в следующее мгновение Ронтавэн порадовалась, что так и сидит на заднице на полу, и, как она надеялась, не попадает в поле зрения Его Могущества. Потому что он скрестил руки на груди и обрушил на Лангона лавину такого раздражения, что она бы на его месте разрыдалась и убежала.

– Первое – где ты шляешься? Второе – если я не получу через пять минут мой завтрак, я сожру тебя. Третье – объясни, почему ты оставил без присмотра этого хрюкающего боевого утконоса? Четвертое – что с моим расписанием на сегодня? Пятое – я видел, что ты ее толкнул, и ты знаешь, что тебя ждет. Шестое! Если ты знаешь, что у меня под ногами битое стекло – убирай его сразу, даже если будешь вылизывать сам!

«Боевого… кого?!»

Лангон выдохнул и посмотрел на Короля со всем возможным смирением и спокойствием.

«И куда только делся весь оскал? Или вот почему он держится столько лет?»

– Machanaz, вы позволите ответить по порядку?

С уровня своих помойных ведер она успела восхититься спокойствием Лангона.

– Да уж постарайся!

А затем – еще и памятью. Даже рот открыла.

«Да он же его живая записная книжка! Сдуреть можно!»

Лангон заложил руки за спину, выдохнул и принялся говорить так быстро и четко, словно читал откуда-то.

– Я присутствовал на кухне и в караульной стражи. Ваш завтрак будет меньше, чем через пять минут. Вашей бывшей служанке было запрещено сюда приходить, однако, она нарушила мой приказ. Сегодня вы просили учесть, что вам потребуется время на езду верхом, встречу с ранеными воинами в новом поселении целителей, работу с бумагами после езды верхом и встречей с ранеными, а после вы желали посмотреть новые костюмы и обсудить, как движется работа по замене лат и добыче железа. И все, что разбито, будет убрано немедленно.

«Бывшей».

Ронтавэн почувствовала, что ее сердце уползло куда-то в уши и бьется там. Его Могущество только отмахнулся.

– Заморыш остается. Она смешная и до нее быстрее твоего дошло, что надо прибраться. Я говорил, что забыл в госпитале?

Лангон бросил на нее такой взгляд, что она подумала, что ее придушат в кладовке.

«Или нет? Или да?»

– Да, Machanaz. Вы забыли там, по вашим собственным словам, «необходимость напоминать ублюдкам, что я помню их по именам», а также выразили усталость и скуку от данного визита, употребив более экспрессивный образец вашего великолепного словарного запаса. Позже я изложу вам имена, описания и короткие сведения обо всех, с кем вам придется говорить.

– Хорошо. Ты помнишь, что тебя ждет? И тебя тоже. Ты облажалась.

Ей захотелось провалиться сквозь пол от стыда.

И не показалось ли ей, что даже Лангон побледнел?

«Но раз это ждет его и меня – это точно не казнь?»

Во всем происходящем Ронтавэн чуяла отвратительный подвох, которого пока не понимала.

– Machanaz… а что нужно-то?

Лангон тяжело вздохнул. Король отвратительно нехорошо улыбнулся.

– Разобрать гардеробную.

«Что? И только?»

Она все еще не понимала, в чем подвох. И так и переводила взгляд с Лангона на Его Могущество. Все еще устроившись на полу между двумя ведрами и с тряпкой в руках.

– Но… в чем проблема? Это же… наша работа, нет? Чистить одежду, носить ее прачкам… вот это все.

Лангон кашлянул. Machanaz закатил глаза.

– Заморыш, твоя наивность обесценивает мое желание поиздеваться. Лангон, сколько у меня пар перчаток?

– Одна тысяча четыреста тринадцать, – погребальным голосом сообщил майа.

«Сколько?!»

– А сапог? – голос Короля звучал все более довольно, а лицо Лангона выглядело все более болезненно.

– Одна тысяча двести шестьдесят семь.

«Да… да как это только в крепости помещается?! Это же сколько обуви?!»

– Что?! – Ронтавэн тут же заткнула себе рот, но было поздно.

Она даже представить не могла размеры той комнаты, которая могла вместить все это.

Король гадко улыбнулся и отослал их небрежным жестом, словно отмахиваясь от мух.

– Вот в чем твоя проблема, заморыш. А еще там лежат мои накосники, заколки для короны, броши, фибулы, плащи, дублеты, штаны, рубашки, и вся одежда, которую ты только можешь себе вообразить.Пошли вон. Оба.

Присутствие Майрона он не услышал, а скорее почувствовал: нацеленный в спину взгляд расползся теплым пятном между лопаток.

– Ну что?

Он косо посмотрел на майа, который ухмылялся и подпирал золотистым плечом дверной косяк, закинув на руку полотенце.

– Я не хотел прерывать твое маленькое развлечение. Ты опять не смог найти два одинаковых чулка, да?

Он бы в жизни не признал, что был к этому удручающе близок. С годами его гардеробная превратилось в чудовищное неудобное месиво, но что поделать с этими шкафами, так никто и не придумал. Даже он сам.

Поэтому он сделал вид, что Майрона не слышал и увлекся коллекцией заколок для волос. Он как раз нашел подходящие к сегодняшнему дублету, в цвет мятного льда и кровавых отблесков с черными узорами. Заколки изображали огромных стрекоз с мордами ящериц: перламутровые полупрозрачные крылья, рубиновые глаза.

– Мелькор, – в голосе Майрона читалась отчетливая укоризна.

– Я тебя не слышу, – демонстративно заявил он.

И воткнул в прическу за ухом шпильку.