Текст книги "Капрейские ночи (СИ)"

Автор книги: Гвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

 Ночь накрыла почти всё небо. В нагретом за день воздухе реял аромат миртовых и лимонных деревьев. Вдали монотонно рокотал прибой. На Капрее он был слышен повсюду, но здесь, на высоте, он был так тих, что даже плеск фонтанов и звон цикад перебивали его. - Сегодня мы будем читать стихи Диоскорида, - сказал Тиберий. Он неспешно шёл по узкой дорожке, едва заметной при свете звёзд. Вместо палки он опирался на руку Артемизиса. Этот красивый греческий юноша с чёрными завитыми волосами шёл почти вплотную к нему, словно грел его своим боком. По другую сторону семенил Гай с видом послушного ученика, внимающего учителю. - Ты ведь читал Диоскорида? - Кажется, читал, но точно не помню, - ответил Гай уклончиво. Стихов он читал мало и не любил их. Сейчас он решительно не знал, признаваться ему в этом или нет. - Мне особенно нравится его элегия на смерть юных ионийских пастухов, растерзанных дикими зверями, - продолжал Тиберий, даже не повернув головы в его сторону. - Любовь и смерть, они ведь всегда идут рука об руку… Императору было за семьдесят. Он был высок и выглядел крепким и даже величественным, но при ходьбе сильно сутулился и в последнее время предпочитал, чтобы его поддерживал юный раб. В вечерних сумерках его лысая голова казалась серой и не такой уродливой, как при свете дня; многочисленные засохшие язвы были на ней едва заметны. На круглом лице выделялись большие тёмные глаза, неподвижные и почти немигающие, которые делали его похожим на сову. Одет он был в просторную белоснежную тунику с двумя пурпурными полосами внизу; на плечи был накинут шерстяной плащ. Гаю же едва исполнилось двадцать. Внешностью он обладал самой заурядной: неуклюжее грузноватое тело, ранние залысины на крутом лбу, настороженный взгляд. На Капрее, особенно в присутствии Тиберия, он держался скромно и с опаской, хотя в иные моменты не мог совладать со своей буйной натурой и позволял себе вольности. - Мы эту элегию не только услышим, но и увидим, - прибавил Тиберий. За ним и Гаем шли главный распорядитель с начальником стражи и врач Харикл, который теперь постоянно сопровождал его во время прогулок. Далее по дороге растянулись воины и слуги. Замыкали шествие музыканты. Пока не было приказа, их инструменты молчали. Процессия вышла в просторный сад. Повсюду на низких, вровень с землёй, постаментах стояли статуи. Их мрамор или бронза были раскрашены, отчего в сумерках их можно было принять за застывших людей. Вдали за деревьями проглядывало море, всё в сверкании багрового заката; справа за кипарисовой рощей розовели мраморные террасы и лестницы дворца «Юпитер» - главной резиденции Тиберия. Император остановился у края круглой ямы. Она уходила в глубину метра на три; её отвесные стены были облицованы полированным камнем, дно устилали подушки и меховые накидки. Слуги поставили у её края два кресла; Тиберий и Гай сели. Сопровождающие остановились за их спинами. Артемизис отошёл в сторону; вместо него к Тиберию подвели голого мальчика лет восьми. Мальчик, уже знавший свои обязанности, незамедлительно устроился у него на коленях. Гай с любопытством озирался. Сад в окрестностях ямы был полон шорохов и невнятных шелестящих голосов. Голоса приближались, но откуда они исходили - Гай понять не мог. Казалось, что из-под земли. Внезапно в стене ямы открылась замаскированная дверь и в круг выбежали двадцать пар юношей и девушек, все в лёгких накидках, таких коротких, что при каждом движении показывались их интимные места. С противоположной стороны к яме подошли юноша лет восемнадцати и пожилой музыкант. Тиберий кивнул, и юноша начал громко декламировать греческие стихи о любовных утехах ионийских пастухов, полюбоваться на которые сходили с Олимпа боги. Музыкант подыгрывал ему на кифаре. Молодёжь в яме избавилась от одежд и разбилась на пары. Яма была не слишком просторной, но места хватило всем. Дно заполнили голые тела, переплетённые в азарте соития. Тиберий смотрел на них остановившимся взглядом, только крепче прижимал к себе мальчика. Его рука обхватила промежность ребёнка и больно стиснула. Тот морщился, но не издавал ни звука. Очень скоро в яме началась всеобщая разнузданная свалка. Юноши стали действовать грубее, девицы кричали, заглушая кифару и голос чтеца. Гай, не выдержав, вскочил с кресла и шагнул к самому краю. Глаза его горели; он восторженно смеялся. Тиберия же больше интересовал мальчик. Он вбирал в рот его губы и запускал ногти ему в бока и бёдра. По белому телу струилась кровь, но мальчик терпел боль, только судорожно дышал. Он помнил, что случилось с его другом, который осмелился застонать и даже оттолкнуть локтем этого страшного старика. Его насмерть засекли розгами в присутствии всех малолетних рабов. Старик стоял тут же, держал его за горло и смотрел ему в глаза, словно силился разглядеть душу, покидающую тело. Он сжимал горло всё время, пока ребёнок бился в конвульсиях, и продолжал держать ещё долго после того, как тот затих. - Я спущусь к ним, хорошо, отец? Голос Гая как будто вывел Тиберия из оцепенения. Он оторвался от мальчика. - Если не боишься мести богов, то спускайся, - хрипло проговорил он, вытирая окровавленные пальцы о волосы ребёнка. – Помни, что боги завидуют слишком страстной любви смертных. На таких они насылают несчастья. - Завтра принесу жертву Юпитеру и Венере, - сказал Гай, высматривая себе внизу девушку. Тиберий обхватил пальцами шею мальчика. - Поступай как хочешь, но на твоём месте я бы дослушал стихотворение до конца. - Дослушаю, ты только вели парню читать громче! И Гай прыгнул прямо на голые тела. В яме любовники сгрудились так, что трудно было ни на кого не наступить. Гай свалился ногами на грудь и живот какой-то девушки, и её пронзительный крик огласил окрестности. На этот крик откликнулось низкое звериное рычание. В яме мало кто обратил на него внимание, тем более сразу после прыжка Гая началась суматоха. Девушка, на которую он упал, кричала и извивалась от боли. Юноша, который только что сжимал её в объятиях, с перекошенным от гнева лицом бросился на пришельца. Они сцепились. Более слабому Гаю пришлось плохо: противник стал его душить. Тиберий движением пальцев подозвал к себе начальника стражи; тот кивнул, и тотчас к яме, на ходу натягивая лук, подошёл один из воинов. Стрела, тонко взвизгнув, вонзилась в спину противника Гая. Гай, переводя дыхание, отбросил от себя его тело. - Спасибо, отец, - крикнул он громко, чтоб его слышали окружающие. Все отпрянули от него. Злорадно скалясь, Гай подобрался к девушке, которую наметил себе в любовницы, разорвал на ней лёгкую накидку и опрокинул навзничь. Она не сопротивлялась. Раздался короткий окрик распорядителя, и в яме все снова смешались в одну груду. В скоплении переплетённых тел уже непонятно было, кто кого обнимает и кто кем наслаждается. Опять зазвучали крики и стоны. Тиберий с такой силой засаживал ногти в тело ребёнка, что тот, к удовольствию старика, начал ёрзать, вздрагивать и стонать. Звериный рык прозвучал совсем близко. Девушки завизжали, юноши вскочили на ноги. Слуги и воины, стоявшие за спиной Тиберия, подступили к краю ямы. Звонче зазвучал голос чтеца. В стихах пошла речь о кровожадных львах и пантерах, бродящих в зарослях. Прислужники снова раскрыли дверь, и в яму вереницей начали входить звери. Первый же лев опрокинул ближайшего юношу. Запах крови разъярил животных; они кинулись на людей, которые представляли для них лёгкую добычу. В яме началась паника. - Отец, отец, спаси меня! - завопил Гай. Дверь закрылась, оставив беззащитных людей наедине с людоедами. В яме было так тесно, что каждый удар когтистой лапы вспарывал чью-нибудь грудь, ногу или голову. О сопротивлении никто и не думал. Тиберий выжидал целую минуту, бесстрастно разглядывая перекошенное от ужаса лицо наследника. Наконец сделал жест рукой. Лестницу уже держали наготове. Её нижний конец спустился к Гаю; вместе с лестницей в яму полетели две стрелы, которые вонзились в загривок львицы, добиравшейся до молодого человека. Гай вцепился в перекладину, и лестницу тут же вытянули из ямы. За лестницу ухватились ещё двое «пастухов», но их копьями сбросили вниз. Гай от испытанного ужаса едва держался на ногах. Он не добрался до кресла, опустился на землю у края ямы. Он смотрел на творившееся внизу и оглядывался на Тиберия, который сидел с безучастным видом. Предсмертные крики людей и рычание животных слились в дикую какофонию. В яме всё было залито кровью. Немногие юноши и девушки, не убитые и не покалеченные тварями в первые минуты, носились как безумные по растерзанным трупам, увёртываясь от клыков. Какой-то юноша поднял девушку к себе на плечи, а потом, держа её за пятки, с силой подбросил вверх. Она успела вцепиться в края ямы. В эту минуту лев впился ему в бедро, и он упал. Девушка осталась висеть. Среди слуг и воинов возникло замешательство. К Тиберию, не разгибая спины, приблизился распорядитель. Император отрицательно качнул головой, и тот удалился, пятясь. Все смотрели, как девушка висит, вцепившись в края одними пальцами. Продолжалось это считанные секунды. Львица, подпрыгнув, вцепилась ей в щиколотку, и девушка со сдавленным стоном рухнула в общую груду. - Юности первых цветов, сладостных песен любви нет уже боле, - декламировал чтец. - Зверь их пожрал беспощадный; слышатся стоны, трепещут тела обагрённые, всего лишь минуту назад трепетавшие в сладкой истоме любви. Стоны в яме затихали. Звери рычали глуше, терзая добычу. Музыканты играли печальную мелодию. К яме вереницей подошли девушки в лёгких одеждах, неся мешочки с лепестками роз. Они остановились у края и стали разбрасывать лепестки. Розовый вихрь медленно опускался вниз, на окровавленные тела и рычащих животных. Громче зазвучал голос чтецы: - Прощайте же, девы, и юноши стройные, едва расцветшие для неги любовной и подвигов ратных. Сам Аполлон рыдает над вашей внезапной кончиной, тяжко вздыхают сатиры, плачут нимфы ручьёв, и в тёмных одеждах приапы о вас тоскуют. День ваш быстротечен был, как день цветка, и к скорбной смерти вам путь проложила любовь. Тиберий шепотом вторил чтецу. Однако вскоре его внимание привлекла пантера. Увидев окровавленного мальчика у него на коленях, она прыгала, в тщетных попытках дотянуться до него. Её когти царапали облицовку стены. - Это не пантера, а сама Диана, принявшая облик пантеры, требует жертвы! - прокричал Тиберий и с силой толкнул ребёнка вниз. Вопль мальчика оборвался. Розовое облако поглотило и его и всех, кто находился в яме. Девушки опустошили мешочки и отступили назад. Продекламировав последнюю эклогу, замолчал чтец. Умолкла кифара. Но флейты и свирели продолжали наигрывать свою мелодию. Тиберий медленно поднялся; к нему подбежал Артемизис, подхватил под руку и они двинулись прочь по дорожке к роще акаций. Перед ними зашагали два раба с горящими факелами. - А здорово они на них набросились, - сказал Гай, пристроившись рядом с императором. - Поэт прав, - проговорил старик, оставив без внимания его реплику. - Всё недолговечно в этом мире, всё, и особенно - любовь… Они поднялись по нескольким мраморным ступеням, обошли круглый храм, посвящённый Юноне, и вступили в тень высоких кипарисов. Вскоре деревья расступились. Дорога впереди пролегала по обширной поляне, полной цветов, синевато-серых в свете звёзд. Воздух был напоён их ароматом. То тут, то там стояли раскрашенные статуи в человеческий рост. Гай вздрогнул от изумления: статуи вдруг сошли с постаментов и начали танцевать под музыку, которую играли музыканты в свите Тиберия! Император засмеялся. - Вот видишь, мой Гай, даже красота греческих статуй ожила для нас. Они тёплые и живые, как люди. У них нежные тела и мягкие губы, которые хочется целовать. Процессия остановилась. «Статуи» закончили танец, вернулись на свои постаменты и замерли в первоначальных позах. Тиберий направился дальше. За поворотом дороги из-за деревьев вновь показался уступ скалы с виллой «Юпитер» на вершине. Тиберий двинулся не к ней, а к оврагу, переделанному в небольшой амфитеатр. Каменные ступени полукружиями спускались к сцене. На ступенях были разложены подушки, свидетельствовавшие о том, что здесь ждали публику. Публикой сегодня были Тиберий и Гай. Они уселись в центре амфитеатра; слуги расположились за их спинами. Воины встали вдоль верхней ступени. Декорации представляли собой фасад греческого храма с колоннами, увитыми цветами. Посреди сцены в круглой железной чаше, стоящей на низкой треноге, пылал огонь. Сцена пустовала, но когда Тиберий с Гаем сели, на неё вышел чтец, только что декламировавший стихи Диоскорида. За ним поднялся кифаред. Чтец объявил, что будет разыграно окончание трагедии «Афалиста» Аристарха Тегейского. К сцене приблизились музыканты и расположились у её подножия. Чтец начал декламировать стихи, предваряющие действие; пальцы кифареда пробежали по струнам. На колени к Тиберию уселся новый мальчик. Старик прижал его к себе и начал гладить и мять его щёки и шею; потом впился в губы. Он оторвался от ребёнка, когда на сцене появились персонажи трагедии - Протей и Афалиста, довольно красивые юноша и девушка лет двадцати, в пышных царских одеяниях. Сцена началась с пылкого признания в любви. Затем одежды были сброшены, и любовники, оставшись голыми, предались страсти тут же, на подмостках. Чтец, исполнявший роль хора, объявил, что час их пробил. За Протеем явились воины царя Иллианта, чтобы подвергнуть жестоким пыткам, ослепить и убить на глазах у Афалисты. Она встала и сложила руки на груди. - Меня убей сначала, любимый мой. Не в силах я видеть смерть твою, страданья принесёт она мне во сто крат более тяжкие, чем те, которым ты подвергнешься. Тиберий наклонился к Гаю: - Трогательно, ты не находишь? Эти двое актёров действительно пылко влюблены друг в друга. - Это видно. Они лизались как сумасшедшие. - Таких долго искали. Трудно найти по-настоящему влюблённых… Но ведь именно такими были Протей и Афалиста. Девушка на сцене рыдала. Голос Протея срывался. - Нет, ты жить должна, а я умру! - закричал он. Афалиста долго не могла произнести свою реплику. Наконец, сквозь рыдания, пропищала неестественно тонким голосом: - Не будет мне жизни… без тебя… Гай засмеялся. Тиберий покосился на него. - Пойми, она ведь сейчас умрёт! Это не игра, а жизнь. Она страдает и боится, несчастная… Перед нами настоящие Протей и Афалиста. Так всё и было на самом деле. В мелодии флейт появились зловещие нотки; громче забили бубны. - Вонзи кинжал в меня, - прорыдала она. - В меня! Я первой смерть приму, коль было так богам угодно! Тиберий сидел, запустив ноготь в ляжку ребёнка, и не сводил глаз со сцены. Гай исподволь наблюдал за ним. Старик, казалось, перестал дышать. Он весь подался вперёд, ловя каждое движение, каждый стон, каждый вздох молодых влюбленных. - Я люблю тебя! - вдруг закричал Протей прерывающимся голосом. - Люблю, знай это! - А я - тебя! О, боги! Вам неугодна наша любовь! - Афалиста, казалось, была на грани обморока. Гай не знал пьесы, но почему-то был уверен, что этих слов в ней нет. - А знают ли они… - начал он, но Тиберий знаком заставил его умолкнуть. Протей с кинжалом подступил к любимой. Поднял руку, готовясь ударить, и вдруг лезвие выскользнуло, он кинулся к девушке и прильнул к ней губами. - Прекрасно, - прошептал Тиберий. - Сколько чувства! Флейты умолкли. Бубны едва рокотали. На сцене воцарилось молчание. Гай ёрзал на скамье. - Что-то долго он её целует. Они покончат с собой сейчас, или когда? - Сейчас. - Да они нарочно тянут время! - Им страшно. - Что в этом интересного? - Это трогательно. В их страхе и любви столько чувства, столько поэзии! Губы влюблённых не отрывались друг от друга. - Не думаю, что он способен воткнуть в неё кинжал, - буркнул Гай. - Он слабак. Пусть кто-нибудь поможет им. - В том-то вся соль, что они должны сделать это сами, - губы Тиберия тронула улыбка. - Только сами. Они боятся смерти, и при этом знают, что лучше им заколоться, чем терпеть пытки, которым подвергнет их Иллиант. - В трагедии их пытают? - оживился молодой человек. - Нет, они успели умереть, прежде чем появились воины Иллианта. - Но если они не заколются, их подвергнут пыткам? - Разумеется. Они испортят прекрасную пьесу, разочаруют нас, и за это их будут пытать. Они знают это, и покончат с собой, можешь не сомневаться. Чтец в растерянности озирался. Поцелуй и впрямь был слишком долог. К Тиберию с низким поклоном приблизился распорядитель, но тот безмолвствовал. Слуги переглядывались. Гай преувеличенно громко вздыхал и раскачивался на скамье. Тиберий время от времени прижимался губами к губам мальчика, потом снова устремлял взгляд на сцену.