Текст книги "Гробовщик (СИ)"

Автор книги: Горан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Как-то приболел, не смог сразу уехать, решил ночь перекемарить, сил набраться, так наутро у своего убежища обнаружил два жутко выпотрошенных трупа: местного бомжа и девочки беспризорницы. Да три буквы на стенке: «ЕЩЁ». И, то ли вопросительный, то ли восклицательный знак рядом. Кровью, естественно.

Так пробегал наш Пётр с полгода. Вымотался, отчаялся. И уже готов он был сдаться неведомой твари, что у него на хвосте сидела, как приклеенная. Да как раз замели его и в Зону этапировали.

И знаете что? Отстала от него та тварь. Не рискнула в край багряных Выбросов сунуться. Но чувствовал Петр Вельяминов, ныне Крабом именуемый, ждёт она его по ту сторону. Кружит вокруг Зоны, высматривает да вынюхивает. Ищет…

Как и предполагал Краб, Петя Храп обернулся часа за три. С ним пришли Ломоть и Копыто – новый бригадир вместо сгинувшего в Зоне Сыча. Ломоть без разговоров протянул мне объёмный рюкзак. Я взвесил его в руке – не пожадничал. В ответ протянул один телефон. На другом нажал воспроизведение сделанной записи. Смотрящий несколько секунд вглядывался в треснувший экран, потом нажал «стоп» и аккуратно засунул мобилу в карман.

– На второй то же самое, – сказал я.

Вечерело. Я старался держаться в тени большого куста шиповника, но помогало это мало. Один раз глянув, Ломоть заметно содрогнулся и старался больше на меня не смотреть.

– Ты, я так понял, решил на вольные хлеба перебраться, – сказал он. – Чем кормится собираешься, дупла-пенёчки? Охотой? Или на подножный корм перейдёшь?

– Сколько нужно артефактов за такой вот рюкзак? – спросил я.

– Три, – тут же сказал Ломоть. Он ждал такого вопроса. – Или два, но редких. Типа «Болотного огонька».

– В одиночку за целую тройку пахать? – возмутился я.

– И принцип такой: артефакты утром, хавчик вечером, – Ломоть, будто не услышал моё замечание. – Его же ещё собрать нужно.

Я открыл, было, рот, чтобы послать его по известному адресу, но смотрящий не дал мне и рта раскрыть.

– Это не я тебя за горло беру. Дятлов поднял норму на пятьдесят процентов. Киров под него роет, дупла-пенёчки. Он уже кроме своего и Восточный Лагерь курирует. Теперь хочет нас к рукам прибрать. А там и Северный под его начало перейдёт. Представляешь, что за житуха начнётся? У Дятлова один шанс усидеть на стуле – повысить добычу. Так что не одному тебе норму задрали, дупла-пенёчки. Усёк? Кроме того, тебя уже нет в списках. В этот раз я собрал хавчик из резерва. В следующий раз придётся у честных бродяг пайку половинить. А начни я химичить со списком личного состава, дупла-пенёчки, стукачи тут же донесут. Тогда ни тебе, ни мне не поздоровится.

По команде смотрящего Петя помог напарнику подняться, и они, в обнимку, отправились в сторону Лагеря. На прощание Краб только кивнул мне и получил ответный кивок.

Весь наш разговор Копыто топтался метрах в пяти за спиной у Ломтя. Он очень меня боялся, от чего ему до дрожи, до потных рук хотелось достать из кобуры на спине помповуху.

Видя его состояние, я постарался закруглить разговор.

Как и я, Ломоть считал, что мне не стоит появляться в Западном. Мы договорились, что сигналом, что я прошу о встрече, будет столб дыма днём и свет костра ночью, видимые из Лагеря. После чего, разошлись каждый в свою сторону. Точнее, Ломоть и Копыто зашагали в сторону лагеря, а я присел у костра.

Неподалёку хрустнуло. Оставленный проследить за мной Копыто, наступил на сухую ветку. Ну что же, подождём, пока стемнеет. Я-то аномалии вижу, а вот мой соглядатай – нет. Врядли он рискнёт идти за мной впотьмах. Я заглянул в рюкзак. Сверху лежали две плитки шоколада. То-то детям радость будет…

Значит три артефакта за примерно трёхдневный паёк. Грабёж, конечно. По ту сторону одна «Медуза» за пять сотен евриков влёт уйдёт. А на такие деньги я пол-года безбедно смог бы жить. С другой стороны, мне сейчас и поиск не поиск. А так – прогулка по грибы. И торговался я с Ломтем чисто из принципа, да ещё что бы он совсем мне на шею не сел. Но всё равно, через пару недель норму он задерёт. Попытается, по крайней мере. Так что лишний раз нельзя показывать, до какой степени он меня за горло держит…

Я очнулся от мыслей. Вокруг, мешаясь с дымом костра, клубилась темнота. Пора. Взвалил на плечо рюкзак и поковылял по дороге в сторону Колпаков. Отойдя метров на пятьдесят, я услышал, как сзади материться Копыто. Он потерял меня из виду и теперь тщетно пытался разыскать мои следы.

Я ковылял себе и ковылял, а он всё топтался у костра, боясь шагнуть в темноту. В отличие от меня, Копыто аномалий не видел и легко мог влететь в одну из тех трёх, которые я успел миновать.

– Немой, – наконец в полный голос позвал он. – Вернись. Разговор есть.

Ага. Вот прямо сейчас – разбежался. Я усмехнулся и зашагал себе дальше.

Продолжение: «2. Здоровяк и Малой» следует...

Часть четвёртая. Таблетка бессмертия( продолжение: 2. Здоровяк и Малой).

2. Здоровяк и Малой.

Пожалуй было чересчур самонадеянно, добираться домой впотьмах. Рюкзак оказался для нынешнего меня слишком тяжёлым. До поворота я ещё худо-бедно доковылял. А вот с тропинки в лесу почти сразу сбился. И пришлось мне продираться сквозь какой-то кустарник, нырять в овражки и спотыкаться о поваленные деревья. В общем, вышел я из леса явно не там. Река-то имела место быть, но вот никакого мостика не наблюдалось. И где мне его нужно было искать: слева или справа – тоже было неизвестно. Так что, хочешь – не хочешь, пришлось делать привал и разводить костёр.

Я сидел на старом замшелом бревне, смотрел в пляшущее пламя и в который раз пытался прикинуть, что мне делать дальше. Ну, месяц, два я протяну. Потом примелькаюсь и тот же Ломоть по команде Дятлова, устроит на меня засаду. А если окажусь слишком прытким или пугливым, спустят на меня этих непонятных в камуфляже. Они мою тушку быстро доставят заказчику. Можно, конечно, попытаться смыться из Зоны. А дальше? С такой рожей мне и таблички на шею не надо. Нет, по ту сторону меня еще быстрее ухлопают…

Где-то вдалеке заревел какой-то зверь. Я вздрогнул, переложил пистолет в левую руку, а ладонь правой начал раз за разом сжимать в кулак. Разгонять кровь в затёкших пальцах. Рев раздался ближе. Потом ещё…

Затрещали ломаемые сучья, и сквозь кусты напролом справа к костру вывалилась псевдоплоть. Ну в точности, как ее описывал Витя Самовар: Здоровенный тёмно-коричневый кожаный бурдюк на тонких ножках. Не успел я как-то на это отреагировать, следом за первой выбежала и вторая тварюга. Только чуть поменьше и светлее цветом шкуры. Оба животных, по инерции, чуть не сверзились в огонь, метнулись в сторону реки, обратно и вдруг оказались у меня за спиной у впадающего в речку ручья, где остановились, безотрывно глядя в проделанный ими же проём. Из ноздрей их вырывалось заполошенное сопение

Пистолет будто сам прыгнул обратно в правую руку. Я вскочил и сдал назад, оставляя костёр между собой и кустами. И вовремя. Серой тенью из пролома выскользнул кровосос. На секунду замер, оценивая диспозицию, и вошел в стелз-режим. Не знаю, как псевдоплоти, а я по-прежнему продолжал его видеть. Даже еще более отчётливо. Кровосос медленно двинулся в обход слева. Замер. Вернулся. Снова в обход, теперь уже справа. Метнулся назад, прыгнул вперёд. Снова замер.

Я следил за ним стволом пистолета, целясь в клубок щупалец, что был у него вместо рта, но стрелять не спешил.

Несколько раз кровосос появлялся и вновь уходил в невидимость. Направленный в самую уязвимую точку пистолет заставлял его нервничать. Но то, что я до сих пор не начал стрельбу, беспокоило его ещё больше. Я будто ставил себя на одну ступеньку с этим монстром. Как равный, предлагал ему разойтись мирно. Проявившись снова, он уже не исчезал, внимательно глядя на меня. С шумом вдыхал воздух, принюхиваясь. Потом ткнул своей пятернёй мне за спину и показал один палец. Я, не раздумывая, отрицательно покачал головой и левой рукой махнул в темноту пролома. Мол, этих не дам, ищи себе добычу там, в ночи.

Кровосос фыркнул, и почти по-человечески плюнул себе под ноги. И, резко развернувшись спиной, бросился в темноту.

Я вытер пот с лица и медленно опустил пистолет. Руки и ноги дрожали противной мелкой дрожью. Во рту пересохло. Я набрал во флягу воды из реки, перелил ее в алюминиевую кружку и пристроил её у огня кипятиться.

Всё это время спасённые мной твари стояли, не шевелясь, и буравили своими глазками то меня, то костёр, то дыру в кустах, в которую канул кровосос. Лишь когда я, порывшись в рюкзаке, достал упаковку сухариков и стал ими хрустеть, запивая горячим чаем, одна псевдоплоть, та, что была побольше, осторожно приблизилась и втянула ноздрями воздух. Потом несмело толкнула меня мордой в плечо.

– Ну, наглец, – сказал я. – Спас, так теперь ещё и корми тебя?

Я сыпанул немного себе на ладонь и протянул животному несколько сухариков. Здоровяк аккуратно слизнул несколько штук, прислушался к ощущениям и выплюнул угощение.

– Наглец, – повторил я. – Ты про дарёного коня слышал?

Псевдоплоти обменялись негромкими криками, что-то вроде:

– Бу-бу! – и подошли к самому берегу реки. Та, что поменьше, я мысленно назвал её Мелкий, вдруг засвистела противным, на грани слышимости свистом. Другая же замерла, потом молниеносное движение конечностью, брызги воды во все стороны… И вот уже на берег вылетела и запрыгала по траве большая рыбина. Потом ещё одна, и ещё…

Я, забыв про чай, с открытым ртом наблюдал эту рыбалку.

Закончив свистеть, младшая псевдоплоть двинулась было к кучке, в которой трепыхалось десятка полтора рыбин, но старшая рыкнула на неё. Выбрав три самых крупных, она подцепила их зубами за хвосты и подошла ко мне.

– Ну, ни хрена же себе! – только и сказал я. Псевдоплоть разжала зубы, рыбины плюхнулись мне под ноги.

– С-спасибо, – выдавил я.

– Буф-ф! – было мне ответом. После чего Здоровяк удалился к оставшейся куче рыбы и вместе с Мелким приступил к трапезе.

Рыбу потом я запёк на углях и с удовольствием съел.

А псевдоплоти, как рассвело, и не думали меня покинуть. Бродили вокруг, ковыряли землю копытами, бубнили что-то, но стоило мне встать и двинуться к мосту (он оказался метрах в пятистах выше по течению), эта парочка тут же затрусили следом за мной, что-то миролюбиво гукая. Я пожал плечами, мол, ваша воля, мне вы не помеха, а позднее даже приладил здоровяку на спину тяжёлый рюкзак. Всё ж легче топать. Уж не знаю, чуяли они аномалии или видели так же, как и я, но ни к одной из них они даже не приблизились. Огибали их, будто кошка лужу, и топали себе дальше.

Так мы и явились в деревню Колпаки. Я и две псевдоплоти.

Леська как увидела их, так завизжала от восторга.

– Лёшик, – закричала. – Смотри, каких дядя Немой бяшек привёл!

Мальчик выбежал из дома и тоже уставился на животных.

Через десять минут Леся смело гладила Мелкого по загривку, тот довольно потопал ножками и норовил лизнуть ладошку девочки, а Лёшка пытался забраться Здоровяку на спину. Обе псевдоплоти выглядели при этом чрезвычайно довольными, и уходить не собирались.

Так и зажили. С утра дети трудились по хозяйству, убирали, готовили. Леся вскопала и засеяла картошкой небольшую грядку. После обеда играли с «бяшками» и бродили по брошенным домам в поисках посуды и другой полезной утвари. Псевдоплоти ходили вместе с ними, будто невзначай, но настойчиво, оттирали их с направлений, могущих привести в аномалию. В общем – присматривали, и мне было спокойнее, хоть я заранее и показывал детям места, в которые им ходить нельзя.

Я тоже не сидел без дела. Как уже говорилось, ходок из меня стал совсем никакой, а артефакты для обмена с Ломтем собирать было надо. Как назло, в окрестностях нынче их выпало до того скудно, что за два дня я исходил окрестности вдоль и поперёк, а добыл только разряженную «батарейку». Вымотался при этом в конец. Пришлось что-то думать.

В сарае по соседству я как-то видел небольшую, крепкую ещё, телегу на деревянных, подбитых жестью, колёсах. Долго мучился с упряжью. В конце-концов соорудил что-то вроде пары намордников, к которым прикрепил оглобли, приладил вожжи. После чего запряг в полученную конструкцию псевдоплотей.

Не сразу, получилось. «Лошадки» мои взбрыкивали, путали узду, а однажды так понеслись по кочкам, что чуть не перевернули телегу вместе со мной. Однако, когда до этой парочки дошло, чего от них хотят, дело пошло на лад, и через пару дней я уже совершил пробный заезд вокруг деревни. А ещё через день рискнул выехать по дороге, ведущей к Старой Рудне. Готовился час, припасов взял, пистолет, детям сказал, чтоб раньше обеда не ждали… А на дорогу ушло всего минут двадцать. И то, пять из них пришлось потратить на объезд «Плеши», которая неудачно перекрыла дорогу у моста через Вилчу. Отвык я от таких скоростей. У самой деревни подобрал россыпь «Радуги» и небольшую «Черепушку», а на центральной площади у самого сельсовета – «Мамины бусы». И как-то всё обыденно получилось. Без напряга. Там же я заприметил хороший такой погребок на случай выброса. Ну и что, что он по уши зарос мхом, и воняло в нем гнилью и плесенью. Зато глубокий и достаточно крепкий, чтобы не похоронить меня в нем, когда землю начнёт трясти.

Вернулся назад, лошадок распряг, развёл костерок, чаю попил, покурил. Это ж что получается, подумал, я теперь по Зоне, как по проспекту рассекать могу. В места ни кем ещё не хоженые. Решил назавтра попробовать до лагеря учёных добраться, про который Краб рассказывал.

3. Кораблёв.

Тронулся, как рассвело. Помню, ехал, а сам всё на небо посматривал. Не дай Бог, второй раз под Выброс попасть. Сначала всё шло хорошо. Здоровяк и Малой бодро трусили по грунтовке, и мы благополучно минули Ольшанку, в которой аномалий было много, но дорога на чудо оказалась свободной. Все дома этой деревни и даже деревянные стенки колодцев, как один были покрыты странными наростами, напоминающие наши грибы-трутовики, но какого-то ярко-голубого цвета. Грибы эти сочились гадкой слизью, которая еще и воняла. Чутьё мне подсказало, что тут не стоило останавливаться. Да и псевдоплоти в моей упряжке настороженно фыркали и косились по сторонам, пока мы не миновали эту деревню. Один раз краем глаза я уловил какое-то быстрое многолапое движение за одним из домов.

Следующий населённый пункт, судя по ржавому указателю, висевшему на одном гвозде, носил название Лубяное. Ещё с окраины я услышал странный звук, вроде пиканья, а позже до меня донеслась человеческая речь. Я тут же натянул поводья, привязал повозку к более-менее крепкому столбу, а сам, огородами, стал потихоньку хромать к источнику шума. Пиканье становилось всё громче, голос всё разборчивее, и вскоре стали различаться отдельные слова:

– Раз, два, три…

– Бульк-цварк!

– Да твою же мать! Только что здесь свободно было!

– Бульк-бульк! Цварк-цварк!

– Сдохни, железяка! Ну, Лебедев, вот только вернусь – об лоб твой высокомудрый все эти приблуды разобью.

– Цварк-бульк!

– Датчик аномалий называется! Ни одной кнопки. Сплошной сенсор. Ох и засунул бы я его тебе в…

Выглянув из-за очередной развалюхи, я увидел человека в ярко-оранжевом комбинезоне без шлема. Человек стоял на четвереньках в центре маленького пятачка, а вокруг сияли аномалии. Выход из них был не так уж сложен, но у человека в комбинезоне не было глаз. Вместо них блестели две чёрные кляксы, из-под которых сочилась кровь. Жуткое было зрелище.

На левом запястье незнакомца был прикреплен какой-то прибор с большим экраном. Человек шагнул раз, другой, еще немного и попадёт в «Воронку», но тут прибор на его руке забулькал, его хозяин сдал назад и выматерился, тыкая пальцем в экран. После очередного тычка, прибор затих, а человек сказал:

– Нет, ну смешно. Как-то же я сюда попал. Значит и выход есть. Нужно только…

Он сделал пол-оборота вправо и снова шагнул вперёд. Тут его поджидала небольшая «Плешь». Прибор снова завопил.

– Заткнись! – заорал незнакомец и снова начал тыкать в экран пальцем. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Когда прибор перестал верещать, человек сел на землю и обхватил руками колени.

«И угораздило его», – подумал я, осторожно выходя из укрытия.

Оказалось, человек был не совсем слепой. Как только я двинулся, он уставился своими кляксами на меня и, лихорадочно шаря в карманах, закричал:

– Стой, теплокровный! – он, наконец, достал из кармана пистолет и направил его на меня. – Стой или я буду стрелять!

– Спокойно, – сказал я, поднимая руки. – Я помочь хотел.

– Человек? – спросил незнакомец и попытался недоверчиво сощуриться. Кровь ещё сильнее закапала у него по щекам. Он застонал и свободной рукой попытался вытереть лицо, но лишь размазал кровавые капли. – Откуда ты здесь взялся?

Я молча усмехнулся. Не в том он положении, чтобы вопросы мне задавать.

Не дождавшись моего ответа, человек в комбинезоне покачал головой и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.

– Я из посёлка учёных, – озвучил он очевидное. – Застрял тут. Кораблёв моя фамилия.

Он сделал паузу, будто в надежде услышать:

« А, Кораблёв – слышал про такого»…

Но я по-прежнему молчал и он, разочарованно вздохнув, продолжил:

– Мы вели разведку и нарвались на «Вспышку». Ослепли, естественно. Ну не до конца. Я немного в инфракрасном диапазоне видеть стал…

– Сколько вас было? – перебил я его. «Вспышка» – никогда про такую аномалию не слышал.

– Пятеро, – сказал учёный. – Трое учёных и два разведчика.

– И что, всех пятерых накрыло?

– Один разведчик ещё раньше в «колючую лужу» попал. Его Степаненко в лагерь потащил. А мы трое дальше пошли. В Старой Краснице на «Вспышку» и нарвались.

Я осмотрелся.

– Я вижу только тебя. Где остальные?

Учёный помрачнел.

– Разведчик, Коля Лайбола, прошлой ночью пропал. Вот только что был, и вдруг – нету. Остались вдвоём. Я и Константин Петрович – он совсем ослеп. Пошарили вокруг – нет Коли, как сгинул. Может его зверь какой-то утащил. Кровосос или снорк.

«Кровосос одним бы не ограничился. А снорки никуда бы тащить не стали. На месте прикончили бы всех троих», – подумал я. – «Тут что-то другое».

– Точно я не знаю, – продолжил Кораблёв, устало пожимая плечами. – Но только пропал Коля с концами. Единственный, кто после «Вспышки» хоть что-то видел. Так что пришлось нам на карачках, да на ощупь передвигаться. Если бы не датчик аномалий, давно бы оба сгинули. Добрались до этой деревни, залезли в один из домов. Заснули. Просыпаюсь, зову Константина Петровича, а он и не отзывается. Руки коснулся – холодная. Помер. Ну я его в том доме и оставил. Самому бы до лагеря добраться. Выполз наружу и вот – влип, как крыса в лабиринте. Ты ведь меня не бросишь?

Я снова помолчал, всматриваясь в его глаза-кляксы.

Их и в самом деле было пятеро. Трое учёных и два бродяги, которых они взяли у полковника Кирова в обмен на то, что бы первая партия приборов под названием ПДА будет доставлена ему – в Южный лагерь.

Эти штуки были помесью пейджера с радиомаячком, позволявшего пеленговать местонахождение носителя даже в Зоне, хоть и не везде.

Подаренных бродяг Киров тут же списал с довольствия и вообще – вычеркнул из всех списков. Потому что чувствовал – не вернутся. Учёный – умник, дрищ, кость височная – который с ним договаривался, просил:

– Дай парочку по опытнее, из тех, кто в Зоне уже бывали.

Только разбежался Киров бывалых бродяг им давать. Выделил двоих из последнего набора, сказал, чтоб кто-то из бригадиров наскоро их проинструктировал и всё.

Это был для Кораблёва первый глубокий выход в Зону. До этого учёные из его группы топтались в пределах видимости бункера. Удивительно, но, ни артефактов, ни аномалий они не нашли. А по рассказам, так в Зоне и шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться… Степаненко предложил расширить радиус. Николай Петрович был за глубокий поиск. «Узнаем у местных, хотя бы и у того же полковника Кирова, места, где аномалии попадаются чаще всего, и сделаем туда вылазку. Если повезёт, оборудуем там наблюдательный пункт. Если нет – поработаем «в поле». Тоже полезно», – предложил он. Кораблёв, которому за неделю бункер и его недалёкие окрестности окончательно осточертели своей прозаичностью, поддержал второго. Поход с ночёвкой на природе – что может быть лучше, чтобы разбавить рутину будней?

Они даже палатку взяли. Типа, сядут вечерком, ужин приготовят, на гитарке сыграют…

Как дети, ей Богу. И спустить с небес на землю их было некому. Первый состав исследователей лагеря Буштын в одночасье сгинул до единого человека. Вечером была группа из десяти очкариков, а наутро никто по рации не отозвался. И хоть бы след кровавый или гильзы стрелянные. В столовой на подносе еда остывшая и чашка кофе недопитая. Кто грешил на местных тварей, кто на то, что бригада зачистки постаралась. Типа, боролись с эпидемией неизвестной болезни. В общем – дело тёмное было.

Весь вечер Кораблёв и компания до хрипа спорили над картой, вычерчивали маршрут. Наконец, решили остановиться на западном направлении. И два дня назад с утречка двинулись в сторону урочища Щегелева Долина. Рассчитывали заночевать в Старой Краснице, а на следующий день по своим же следам вернуться обратно. Киров говорил, что в той местности артефакт на артефакте, а что между – аномалии.

Одного из «разведчиков» пустили впереди, следом шагал гордый собой Степаненко с тачкой для образцов, потом Кораблёв и Константин Петрович. Замыкал группу Коля Лайбола, второй из выделенных Кировым разведчиков.

Не соврал Киров. Только пару километров отшагали, как началось. Первым попал впередиидущий – угрюмый бородач с Украины по фамилии Утырченко. «Колючая лужа». Как же он орал, пока не получил полуторную дозу морфия!

Степаненко перетянул жгутами остатки голеней раненого, загрузил его в тачку и покатил обратно. Остаток группы взял образцы из «Лужи» и двинулся дальше. Теперь уже Коля Лайбола топтал дорогу впереди.

Но шли недолго: впереди встала такая стена аномалий, что датчики и прочие приборы, которые группа прихватила для изучения Зоны, кончились, будто и не было. Решили так: если в течение часа не найдут проход к Старой Краснице, благо околицу уже было видно, то поворачивают назад. На их беду, оставшийся разведчик, бурят Коля Лайбола, со второй попытки разыскал дорожку к деревне.

А далее было здание конторы МТЗ и «Вспышка».

Когда их накрыло, разведчик шел первым и успел миновать тёмно-зелёный нарост на потолке, прежде чем тот вспыхнул чудовищным бенгальским огнём, выжигая до чёрных клякс глаза Кораблева и Константина Петровича.

После этого двигались, как классические слепцы. Впереди поводырь Лайбола, следом, положив руку ему на плечо, шел Кораблёв. За ним в таком же порядке – Константин Петрович.

Когда на одном из привалов, проклятый бурят пропал, стало совсем кисло.

Вот только что говорил, мол, даст Бог, к вечеру доберутся до лагеря, как вдруг запнулся – и всё. То ли утащила его какая-то тварь, а может и сам сбежал, почуяв, что не кончится добром его дружба с учёными. Дурак, если так. Долго он проживёт в Зоне в одиночку…

– Так как? – прервал мои мысли Кораблёв. – Поможешь до лагеря добраться?

– А где твой лагерь? – сдержанно спросил я. На ловца и зверь бежит. Что и говорить: эта встреча, была несказанной удачей.

– Сейчас, – Кораблев вновь заводил пальцем по экрану прибора у него на запястье. Тот возмущенно запищал.

– Блин, – сказал учёный. – Нужно, чтобы ты сам. Помоги выбраться.

– Хорошо, – сказал я, выдержав паузу для солидности. – Только давай без всяких «что?», да «почему?», да «ты уверен?». Идёт?

Мой собеседник сглотнул, кивнул после секундных колебаний, и я начал командовать:

– Два шага вперёд, полшага вправо, поворот вправо на тридцать градусов. Перебор. Назад немножко… Стоп! Шаг вперёд…

Кораблёв с готовностью выполнял мои команды. Когда он чересчур близко приближался к аномалиям, прибор начинал верещать, но учёный храбро его игнорировал. Руки его тряслись, пот стекал по вискам.

Через пять минут я скомандовал:

– Всё. Хватит вибрировать. Выбрался. Можешь перекурить.

Кораблёв рухнул на колени и зачем-то потрогал землю вокруг себя.

– Как это у тебя получается? – спросил он. – Ты что, видишь границы аномалий?

– Я вижу след, который ты оставил, когда заполз в эту ловушку, – соврал я.

– Ну да, ну да, – закивал учёный. – Как это я сразу не сообразил…

Он поднял руку с прибором, на уровень глаз:

– Смотри.

Я приблизился и глянул на экран.

– Дотронься пальцем в иконку «Карта» и выбери в меню «Автопилот».

Я ткнул в соответствующие квадратики, и на экране появилась карта. На ней яркой линией был отмечен маршрут от Лубяного, в котором мы сейчас пребывали, до значка в виде палатки, расположенного километрах в пятнадцати к юго-востоку, в окрестностях урочища Корогод.

– Видишь? – с беспокойством спросил Кораблёв. – Работает ПДА?

– Работает, – сказал я. – В каком доме ты ночевал?

Учёный покрутил головой. пытаясь рассмотреть что-нибудь своими кляксами, потом беспомощно развёл руками.

Я чертыхнулся и пошел обходить ближайшие хибары. Возле четвёртой я обнаружил тачку «для образцов» а внутри – тело в оранжевом комбинезоне. Тело полулежало под окном, прислонившись спиной к обшарпанной стене. Головы у него не было. Грудь и ноги покойника казались чёрными от загустевшей крови. На его поясе справа в небольшом чехле болтался шокер. Я вытащил его на улицу, загрузил в тачку и вернулся с ней на площадь.

– Тебя как зовут? – спросил Кораблёв, повернувшийся на скрип колёс. – Ты из какого лагеря?

Очнулся, похоже, наш учёный. Вот уже и любопытство прорезалось.

– А тебе что за дело знать, из какого я лагеря? – грубо ответил я.

– Чудак-человек, – сказал Кораблёв. – Сообщу твоему куратору, мол, так и так, спас группу, прошу поощрить…

– Чем? – усмехнулся я. – Лишней тарелкой супа? Или медалью «За храбрость»? Зачем покойнику медаль?

– Ты «Вольняшка», – догадался учёный. – Я слышал про таких. Ты в Зоне живёшь. Отдельно. Договорился со своим смотрящим и добываешь артефакты за еду и припасы. Угадал?

– А если и так? – спросил я, подходя к нему. – Давай, снимай свой ПДА.

– Так это же прекрасно! – воскликнул Кораблёв, не глядя, клацая какими-то замками на запястье. – Ты-то как раз то, что мне нужно!

– На, – протянул он мне прибор. – Вот так надевай, здесь защёлкни. Ты даже не представляешь… В общем, мы можем договориться. Будешь работать на нас…

Я надел ПДА на левую руку, закрепил его, и ткнул шокером в шею Кораблёва. Тот замолк на полуслове и кулём рухнул на землю.

Достал уже своей болтовнёй.

4. Дебаркадер.

Телега, которую тащили Мелкий и Здоровяк, не спеша, катила по грунтовке. За моей спиной смотрел в серое небо глазами-кляксами Кораблёв. Лежал он на безголовом теле своего коллеги. Рядом примостилась к небу колесами перевёрнутая тачка «для образцов».

Я изредка косился на своих пассажиров. На счёт покойника не скажу, но вот мой новый знакомый с глазами-кляксами был весьма примечательная личность.

Подробности жизни Андрея Кораблёва.

В шестилетнем возрасте Андрейка Кораблёв убил кошку. Не из жестокости или из садизма. Но и не случайно. Как и многие миллионов мальчиков до него, Андрейка проверял, что будет, если… Что будет, если долго держать в руке зажженную спичку? Что будет, если бросить в костёр кусок шифера? Что будет, если на морозе лизнуть металлическую горку? Что будет, если крепко сжать шею кошке?

Мальчика поразило, как легко можно отнять жизнь. Вот только что кошка мяукала, тёрлась о ноги, выжидательно глядела ему в лицо. А теперь лежит бездыханная и никак не реагирует на осторожные толчки ногой.

Как же так, – думал Андрейка. – Если есть вход, должен быть и выход. Лопнувшую велосипедную шину можно заклеить, стиральную машину – починить. А третьеклассник Колька Щеглов, по кличке Щегол, утверждал, что даже разбитую бутылку можно склеить обратно, если собрать всё, до единого осколка. А тут слегка надавил руками и всё – уже не собрать и не склеить…

Как всякому нормальному ребёнку, Андрею не понравилось данное «что будет, если…». Но он крепко запомнил обнаруженную несправедливость.

Этим бы, возможно, все и кончилось, но в шестом классе прямо на уроке умерла от внезапной остановки сердца его соседка по парте Катька Воробьёва. И всё повторилось вновь. Никто не смог «починить» или собрать её по кусочкам обратно. И снова резанула по сердцу несправедливость.

Неудивительно, что после школы Андрей Кораблёв поступил в медицинский институт, который закончил с красным дипломом. Его с распростёртыми объятиями принял один из известнейших медицинских НИИ Луисвилля. И Кораблёв не разочаровал ожиданий своих работодателей. Прославившая их искусственная поджелудочная железа, была одной из многочисленных идей Кораблёва. Но главной страстью этого учёного была смерть. Не как свершившийся факт. А как процесс. Он все пытался понять, уловить ту тончайшую грань, после преодоления которой не было пути назад. Находил, после чего пытался таки вернуть уже мёртвое к жизни. Возвращал. Находил новый предел. И снова вытаскивал ОТТУДА очередного покойника. Его опыты не могли не привлечь к себе внимания. Последовало предупреждение. Мол, эти исследования не запланированы. Кораблёв не внял. Был наложен запрет на использование лаборатории в личных целях. Кораблёв оборудовал лабораторию не хуже прямо у себя на дому. Благо зарплата позволяла. Его в последний раз предупредили и отказали в допуске к умирающим во всех больницах штата. Тогда Кораблёв плюнул, собрал вещи и уехал, никого не предупредив.

Несмотря на фанатизм, был он не дурак и давно видел,к чему всё идёт. И даже вычислил причину травли. Руководству института не давали покоя суммы, которые перечислялись на счет Кораблёва при покупке патента на его искусственную поджелудочную. Очень им хотелось прибрать денежки к рукам.

Андрей же давно прослышал о некоей Зоне в районе Чернобыля, и о чудесах там творящихся. Поэтому загодя договорился и всего за каких-нибудь тридцать тысяч долларов Кораблёву выписали пропуск и даже пообещали вертолёт для переброски в лагерь учёных Янтарь.

Откуда ему было знать, что всё это время за ним пристально наблюдали представители некоего фонда под названием «Подари жизнь». И кабы не они, то и в Луисвилль бы он не попал, а уж тем более так легко из него не вырвался бы. В Зону тоже никто бы его просто так не пустил, кабы в администрацию президента не был сделан особый телефонный звонок.

За всем этим стояли очень богатые люди. Те, которые над и вне. Люди, которые и людьми-то себя не считали. Минимум – полубогами. И вся их вседозволенность, всё всемогущество только подтверждали им их статус. За одним исключением – они были смертны.

Вот представьте: всю жизнь копил и наращивал капитал, достиг сотого или вообще, хрен знает какого миллиарда. Казнил и миловал. Ломал и коверкал судьбы тысячам и миллионам простых работяг. Проигрывал в карты и выигрывал в рулетку города и страны. Постиг все виды наслаждений… Как вдруг – хлоп! – захлопнулась крышка гроба. И этим сравняла вчерашнего небожителя с последним бомжом. Это давило на психику и делало бессмысленными долгосрочные инвестиции.