Текст книги "Асмодей (сборник) (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

18+

GIERRE

СБОРНИК

ЦИКЛА

«АСМОДЕЙ»

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

1. БЛАГОСЛОВИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ

2. ПАУЧЬЯ БАШНЯ

3. ИСКУПЛЕНИЕ

4. ПОМОЩНИК СМЕРТИ

ССЫЛКИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Четыре рассказа цикла Асмодей очень разные по тематике и стилю. Их объединяет один герой – Асмодей. Он присутствует в каждой истории.

Атмосфера всех текстов мрачная, счастливых финалов и любовных историй нет ни в одном.

Цикл не завершен, следить за обновлениями вы можете в моем паблике в «Вконтакте».

Вам не нужно платить за этот сборник. Если вы заплатили за него, вас обманули.

В конце сборника список ссылок, пройдя по которым, вы найдете другие сборники и паблик, где я рассказываю о процессе написания новых текстов.

ВАЖНО! Текст «Искупление» имеет рейтинг «18+». В нем присутствует нецензурная лексика, сцены секса и насилия.

Приятного чтения.

БЛАГОСЛОВИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ

По тонким, длинным пальцам Асмодея кровь стекала к острым коготкам, скапливалась в желобах и потом по капле падала на поверхность мраморного пола. Он следил за полетом, завороженный, и считал. Один, два, три. Потом зачерпывал еще горсть и начинал снова. Один, два, три.

Взгляд его был прикован к собственным рукам, он не мог оторваться от них, даже когда кровь закончилась, и последняя скудная порция стекла вниз ровной струйкой. Свет факелов замкового холла отражал в засыхающей луже одухотворенное, счастливое лицо. Асмодей потянулся к трупу, не нашел крови и зарычал от досады.

– Мало, – прошептали губы.

Из темноты выступила фигура, облаченная в доспех. Шлем закрывал лицо, но по тяжелой поступи Асмодей смог узнать рыцаря.

– Ричард.

Фигура прошла дальше, переступая через тела, Асмодей не смотрел на нее. Кровь на пальцах начала застывать, собралась комками под когти. Он поднес ладонь к лицу и облизал соленую, вязкую массу. Перед глазами мелькнули воспоминания – чужая жизнь. Асмодей зажмурился от удовольствия и подставил лицо льющейся из окон темноте, которую не могли заслонить собой факелы с их отвратительным светом.

– Именем… – фигура занесла над головой меч, остановившись прямо напротив Асмодея. Латные рукавицы украшали узоры с крестами, на груди сияла пятиконечная звезда, плюмаж – белый, похожий на ангельское крыло – трепетал от движений фигуры.

Асмодей протянул руку к рыцарю и заставил время замереть, выхватил из реальности пластину нагрудника, смял, отбросил в сторону, краем глаза отметив, что она застыла в воздухе, затем сжал свободную ладонь в кулак и пробил насквозь священную грудную клетку. Кости должны были хрустеть от боли, кровь должна была вылиться на лицо Асмодея, но вне времени существовал только он сам, и пришлось ждать, когда реальность догонит момент. Асмодей ощутил удар чужого сердца, сжал руку и с наслаждением втянул носом воздух.

– Мало, – снова прошептали губы. Поток крови окатил их мгновением позже, но Асмодей не отвернулся. Он наблюдал за тем, как покидает чужое тело жизнь, разглядывал развороченный доспех и прислушивался. – Мало!

Тишину замкового холла прорезал женский крик. Асмодей обернулся на голос, развернул голову на бок. В отражении на полу он стал похож на кошку, которая почувствовала запах добычи.

Женщина закричала еще раз.

***

– Яд можно достать только в новолуние, – голос священника был строгим, звучал обреченно. Люди, сидящие с ним за одним столом, старались не смотреть на него. Избегали взглядов друг друга. Никто не хотел идти в ночь в новолуние.

– Нужно собрать обозы, отправить женщин и детей прочь, а потом…

– Прекратить! – священник сорвался на фальцет. Он был старым, мудрым и успел повидать достаточно чертовщины. – Хотите выжить, делайте, как я говорю!

Пара женщин, сидящих на лавках, выставленных у дальней стены сарая, запричитала молитвы. Он одарил их суровым взглядом, но мысленно поблагодарил всевышнего за то, что тот не оставляет свою паству в суровые, сложные годы.

– Я говорил вам! Я говорил вам про него!

– Оставь, – священник оборвал очередного «говоруна». Таких всегда находились тысячи. Они могли оклеветать любого, а потом, при первой опасности, причитали хуже баб, что предупреждали. Он повидал и таких. Осенив себя крестным знамением, он понадеялся, что эти умрут первыми. Тогда детишкам, благослови их Господь, останется больше времени.

– Убить его без яда мы не сможем, – он указал на толстый фолиант, лежащий в центре стола. Прочесть его само по себе было подвигом. Использовать полученные знания – невыполнимой задачей.

– Он бессмертный! Бессмертный! – завопила какая-то дура. Священник позволил себе мысленно произнести грубое слово, а вслух осадил ее и призвал к терпению.

– Его еще можно убить. В это новолуние мы выйдем и раздобудем яду. На следующее утро чудовище можно будет убить. Это всем ясно? – он обвел их суровым взглядом.

Дверь сарая распахнулась настежь. Повеяло холодом. Сидящие внутри вздрогнули. Гроза осветила силуэт фигуры – закованный в доспех рыцарь. На плече – походный мешок, в руках – ножны.

– Я помогу вам.

***

Кровь звала Асмодея. На закате он просыпался от сладкого, пряного аромата и шел по следу. Время распахивало двери, чужие тела были мягкими, хрупкими.

Разглядывая рассвет, он слизывал застывшие остатки пира с пальцев и позволял себе посмотреть на ободок светила, которое обжигало ему подобных и могло причинить вред.

Пока еще могло.

К рассвету обоняние притуплялось. Он мог заставить себя вернуться в замок, спуститься в подвал и там, в компании с трупами заснуть, вспоминая все, что произошло с ним за последние месяцы. Вспоминая высокую фигуру, облаченную в черное, которая принесла ему так много.

Один, два, три.

Он считал, оставляя зарубки на крышке чужого гроба.

Еще немного, и он сможет отправиться дальше.

Глубже. Туда, где запах крови будет повсюду.

***

Незнакомец представился Джоном. Они не поверили ему, но расспрашивать того, кто носит бастард и обращается с ним одной рукой играючи, – плохая идея. Священник благословил его, женщины залатали белье, сшили новые рукавицы. Он пообещал выйти с первым отрядом в ночь.

– Ему не страшны травы и коренья, – напутствовал священник. – Не пытайтесь напасть на него скопом. Найдите яд и возвращайтесь. К болоту он идти не посмеет – там его смерть.

– Доводилось убивать таких? – спросил кузнец незнакомца, поправляя кольчугу.

– Доводилось, – кивнул «Джон». Голос его был грубым, а старые доспехи пахли ржавчиной, кровью и брагой.

Марта, которая вызвалась отвести гостя к реке и помочь с горячей водой, рассказывала, что вся спина рыцаря покрыта шрамами, а на правой руке не хватает двух пальцев.

Они смотрели за тем, как уходят двенадцать смельчаков, закрывали заслоны, рассыпали соль по углам и молились. Молились беспрестанно, отчаянно надеясь, что наутро будут свободны.

***

Асмодей бежал вперед так быстро, как мог. Время торопило, обещало догнать, и ноги подгибались. Он помогал себе руками, отталкиваясь от деревьев, ломая стволы. Бежал, бежал, считая вслух:

– Один, два, три.

Вспоминал чужой голос. Бархатный, обволакивающий, такой уверенный, такой… сильный.

«Три подарка я дам тебе, Йоген. Первый – имя. Второй – жизнь. Третий – смерть. Сумеешь забрать каждый, и мы встретимся там, где текут реки крови».

Асмодей бежал, опережая ветер. Туда, дальше, быстрее, навстречу третьему дару, который ускользал, вытекал из рук, подобно живительным каплям.

Умереть. Ему осталось только умереть, и тогда…

***

Болото казалось пустым. Замолчали птицы, исчез лунный свет, затянутое тучами небо прятало звезды. С факелами в руках, они зачерпывали воду. Яд, страшный яд, от которого чудовище превратится в пепел. Сказанное в древней рукописи указывало точно: здесь, здесь его смерть. Сюда, сюда привели первого монстра. И он был он убит Рукою Божьей.

– Расступитесь! – крикнул смельчак с бастардом.

Кузнец выронил флягу и торопливо побежал к сыну, чтоб оттащить людей. Подальше. Надвигалась буря.

– Скорей! Уходите в лес!

***

Асмодей уже видел его. Видел сверкающий в потоках темноты шлем, ощущал жаркое дыхание, выплескивающееся из-под забрала. Меч пылал в чужих руках. В кромешной темноте чужое присутствие казалось сказочным.

Он замер и засмотрелся. Топот разбегающихся крестьян был ненужной помехой – он взмахнул рукой, рассекая воздух, отправил несколько капель собственной, драгоценной крови, вперед. Услышал, как падают пораженные древним проклятьем фигуры. Улыбнулся и присмотрелся внимательней.

Священный рыцарь, Рука Бога. Осененный чужой благодатью, он казался Асмодею драгоценным камнем, брошенным на дно мусорной ямы. Медленно, вместе с дыханием ветра, Асмодей заскользил вперед. Там, куда он ступал, чахла трава. Деревья, которых он касался, рассыпались пеплом.

– Сегодня ты умрешь, тварь! – крикнул благословенный. Асмодей улыбнулся, обнажая клыки. Он был рад. Он ждал этого, и теперь, наконец-то…

Один, два, три.

***

Чудовище прыгнуло вперед, а ему осталось только выставить клинок. Чужая плоть мертвым грузом осела на руках. Джон разглядывал искаженное лицо, силясь отыскать на нем агонию, ужас, но видел, как всегда, только блаженство. Наслаждение, которого не отыскать на божественных гравюрах.

Чужая кровь заливала руки. Он с отвращением оттолкнул от себя тело упыря, поставил ногу на грудь и резко дернул меч на себя. Монстр выгнулся, выхватил ртом воздух и прошептал:

– Благослови тебя Господь.

ПАУЧЬЯ БАШНЯ

Ричард посмотрел вверх и увидел в пространстве между полом и потолком зала гигантскую паутину. В тусклом свете факелов ему сложно было сразу различить детали, но когда силуэты сложились в голове, он стал пятиться назад к двери осторожными шагами. Сердце забилось быстро-быстро, мозг начал лихорадочно искать возможные пути к отступлению, но глаза продолжали неотрывно смотреть вверх.

Тонкие нити выбеленной бечевки переплетались сложным симметричным узором, образуя еще одну плоскость, на которой, подвешенные за разные части тела, висели фигуры десятков женщин. Ричард заставлял себя думать, что их еще можно называть фигурами, и рано – телами. Фарфорово-светлая кожа отливала синевой, тонкая веревка удерживала их в воздухе в искореженных позах. Многие висели вниз головами, но кое-кто – почти горизонтально, обвитый бечевкой, словно паутиной.

Ричард проглотил страх и выкрикнул:

– Здесь есть живые?

Никто не ответил. Стряхнув с лица капли пота, он отложил факел на каменный пол, извлек меч из ножен и повторил вопрос:

– Здесь есть живые?

Паутина оставалась неподвижной. Ричард заставил ноги двигаться вперед и шел до тех пор, пока не оказался точно в центре круглого зала. Много столетий назад в этом самом зале, как гласили предания, священнослужители возносили молитвы Небу, короли просили о благословении богов, воины давали клятвы верности, а невинные девицы – святые обеты.

Ричард снял шлем и запрокинул голову, разглядывая заслоненный чужим святотатством купол. С такого ракурса подвешенные казались летящими. Руки их устремились вниз, к земле, и против воли Ричард подумал о том, что они выглядят попавшими в Землю Обетованную праведниками. Они были принцессами, горошины которых оказались слишком велики для их спин. Русалочками, которые отдали слишком много ради человеческих тел. Он еще раз смахнул с лица пот – факелы вдоль стены нагревали воздух, а запертые много лет назад окна не выпускали его наружу. Пахло гнилью, нечистотами и кровью.

Реальность обрушилась на Ричарда одним махом, он резко выдохнул и согнулся от судороги в животе. Еды ему не попадалось уже два дня, и на поверхность мраморного пола пролилась только слюна. Захотелось пить, он обернулся к выходу и решил пойти назад.

– Помоги, – донеслось в тот же миг сверху.

Он снова запрокинул голову и заметил, что одна из фигур протягивает к нему руку. Глаз ее не было видно, но пальцы двигались, и она, откашлявшись, повторила скрипящим, изломанным голосом:

– Помоги.

Ричард почувствовал, что теряет контроль над собой. Холодная голова, с которой он пришел сюда утром, была измучена длинным подъемом, темными коридорами, древними костями и ветошью, от которой воздух стал пыльным и горьким. Теперь, стоя на самой вершине, посреди комнаты с мертвыми девушками, он понимал, что не сможет спасти даже ту последнюю, что все еще была жива.

– Не уходи! – женщина завизжала, надрывая горло. – Не бросай меня!

Снова попятившись, Ричард отбросил меч и побежал вперед, к факелу, а потом – к двери. Дернул ручку раз, другой, третий… Замер, пораженный, обернулся и увидел, наконец, то, за чем шел все эти месяцы.

Существо, которое стояло в центре, на том самом месте, где он вспомнил Землю Обетованную и заметил живую женщину, было значительно выше его самого. У него были длинные ноги, руки, тело, но в этой уродливости Ричард заметил своеобразную гармонию. Он, встретивший в жизни множество монстров, готов был поклясться Священной Семеркой, что стоящий перед ним родился таким. Особенным, необычным. Родился не в этом мире, но в том, от которого Семеро берегли их долгие годы. Здесь, в оскверненном храме, чудовище нашло себе новый дом и устроило его так, как сочло нужным.

– Ну и уродец, – заявило существо гнусавым, стеклянным голосом. Эхо размножило его, оттолкнув от высокого купола.

– На себя посмотри, – выпалил Ричард. Отступать было некуда, и – с мечом или без него – он был героем, искупителем, Божественной Дланью. Факел в его руке был Священным Пламенем, а гнев, который заступал место ужаса – Праведной Яростью.

Он мысленно повторил молитву Семерке, перехватил поудобней факел и пошел вперед, осторожно ступая по полу и удерживая взглядом чудовище. Моргни, и враг исчезнет. Позволь себе страх, и монстр найдет способ его воплотить. Знакомая уверенность, присущая началу каждого достойного боя, накатила на Ричарда. С облегчением он понял, что все же сумел взять себя в руки.

– Зачем ты пришел? – проскрипел монстр, отступая к противоположной стороне зала. – Что тебе надо?

Эхо продолжало играть со стеклянным голосом, и Ричард вспомнил, что, когда он только зашел в этот зал, его собственный утонул в плотном полотне паутины. Чудовище играло по законам другого мира. Повторив молитву еще раз, Ричард тряхнул головой, отгоняя наваждение, но отводить взгляд от монстра не посмел. Глаза заслезились.

– Чего хочешь? – монстр взвизгнул и кинулся прочь вдоль стены. Свет факелов отражался от его тела, и Ричард увидел, что тот целиком состоит из стекла. Обернутый белоснежной бечевкой, монстр бежал к двери.

– Стекляшка! – выкрикнул Ричард, придавая смелости самому себе. – Стеклянный паучок!

Чудовище завизжало, оскорбленное чужой наглостью, и стены зала послушно умножили визг. Ричард поморщился, взгляд его на миг соскользнул с чужой фигуры, наткнулся на стену… стеклянную, темно-бордового цвета. Цвета свежей крови. Он почувствовал вкус железа во рту, глаза, завороженные отражением, утонули в алой пелене, а уши пропитались визгом. Пронзительный, яростный, он достиг немыслимого пика, а потом рухнул вниз и стал рычанием.

– Стеклянный паучок, – сказало чудовище.

Мир перевернулся, Ричард понял, что висит головой вниз и смотрит на монстра, стоящего на полу. Он проиграл. Рядом с ним, тихо всхлипывая, висела женщина. Ричард посмотрел на нее, и она, вытянув руку в его направлении, беззвучно прошептала: «Прости».

– Стеклянный паучок, – повторило существо тем временем, опустилось на четыре лапы. Ричард, наконец, смог рассмотреть его без морока и наваждения. Бечевка, оплетающая стеклянное тело, не касалась головы. Лысый, вытянутый по-звериному череп сверкал гладкой, стеклянной поверхностью, отражая огоньки факелов. Выпирающие клыки клацали, хватая воздух.

– Паучок, паучок, – чудовище повторило слово еще несколько раз, выплевывая откуда-то из недр глотки. Губы его при этом не двигались. Ричард зажмурился и пообещал самому себе, что все, происходящее вокруг, ему снится. Снова прочел молитву, открыл глаза…

И увидел ярко-голубое небо.

– Добро пожаловать в наш мир.

Контуры девушки, которая висела возле него, размылись, рассыпались тенью, и из этой черноты появился новый силуэт. Он был одного роста с Ричардом, укутан в плащ с откинутым капюшоном, и эта странная деталь – откинутый капюшон – заставила задуматься о пространстве. Нельзя висеть вниз головой с откинутым на плечи капюшоном.

Ноги Ричарда снова стояли на твердой поверхности. Наверху было небо, голубое и яркое. Рядом стоял незнакомец в черном плаще, его золотые волосы падали на плечи, и от этого было понятно, где верх, а где – низ. Ричард вспомнил висящих девушек, «паука», затхлый воздух зала, свое собственное положение, и мир закрутился у него перед глазами.

– Такое бывает, когда живые попадают сюда, – сказал незнакомец. Потом собрал тонкими пальцами волосы, положил на одно плечо, а свободной рукой накинул капюшон. – Не люблю солнце, зря ты его выдумал, лучше подумай о чем-нибудь еще.

Ричард смотрел на капюшон, на небо, на незнакомца и, в конце концов, выхватил взглядом его глаза. Черные, чернее тени, они делали обычного человека в одежде паломника похожим на чудовище.

– Подумай о доме, – сказало существо. – Покажи мне свой дом.

Рассказывать монстру о доме было никак нельзя. Ричард понял, что угодил в ловко подстроенную ловушку. Проглотил наживку, и умелый рыбак вытряхнул его из человеческого мира в мир демонов, где смертные были уязвимей рыбы, очутившейся вдали от воды. Здесь, в другом измерении, демон мог выучить даже чужие мысли.

Завертелись в голове слова, наставления, заветы. Ричард копался в памяти, переворошенной событиями последнего часа, и пытался подобрать название монстру, стоящему перед ним. Одолеть существо можно было лишь специальной молитвой. Демон прочел мысли Ричарда, и на красивом лице отразилась гримаса неудовольствия. Темные глаза сверкнули красным – тварь разозлилась.

– Покажи мне дом! – тон чудовища стал грозным, а Ричард все не мог вспомнить нужного слова. Изо всех сил он старался не думать о месте, где его приютили монахи, поклоняющиеся священной Семерке. Такому учили дольше, чем обращению с мечом. Известно ведь, как тяжело не думать о чем-то, и потому Ричард мысленно повторял про себя священные обеты, сбивая с толку поселившееся внутри него существо.

– Назови свое имя, – выдавил он, наконец. – Назови имя! – это была отчаянная попытка. Ричард слышал от других охотников, что иные демоны были столь горды, что выдавали свои имена. Забывали о том, как важно хранить их в тайне.

– Асмодеус, – губы чудовища растянулись в хищной улыбке, глаза снова сверкнули. Демон ликовал. – Знаешь такое имя?

Ричард отступил на шаг и, загибая пальцы по старой детской привычке, все-таки вспомнил:

– Пятый! – радостно закричал он. – Пятый! Ты – пятый!

Асмодеус нахмурился, отступил на шаг, и в создавшемся между ними пространстве Ричард заметил просыпающуюся Темноту.

– Ты – ужас! – продолжил охотник. – Ты – желание.

Человеческое лицо Асмодеуса стекло вниз, открыв совсем другой облик: бледная сухая кожа мертвенно белого цвета, длинные клыки, надломившие челюсть так, что она перестала казаться человеческой. Ричард захохотал и начал читать молитву:

– Ни в чем не буду знать нужды, и невзгоды и радости приму со спокойствием, не захочу награды, отрину гордость и пойду…

– Остановись! – закричал Асмодеус, отступая еще дальше. – Стой! Я дам тебе, что захочешь!

– … своим путем, нагим и голодным, без страха и надежд, покуда Семеро охраняют…

– Перестань! – Асмодеус рухнул на колени и протянул к Ричарду руку. Его фигура снова стала похожа на облик девушки – пленницы стеклянного монстра. – Я тебя уничтожш…

Ричард закрыл глаза и продолжил шептать усвоенный с раннего детства порядок слов. Молитва, против которой пятый князь не сможет устоять и преклонит колени. Он старался отрешиться от мрачного мира, в который заманил его стеклянный демон – не видеть, не слышать ничего.

– Чего ты хочешь? – Асмодеус не шептал больше, теперь он рычал глухо, и этот звук резал слух Ричарда. В нем было искушение. Слова демона проникали прямо в голову, давили на самое слабое. Ричард видел прекрасную женщину, прижимающую к груди ребенка. Его ребенка! Позади женщины расцветал сад, а дальше – дальше-дальше! – видно было крышу небольшого домика.

Чтобы не угодить в очередную ловушку, он плотно закрыл уши ладонями и начал было продолжать молитву, но вдруг почувствовал, что не может дышать.

Он открыл глаза, выискивая взглядом Асмодеуса, а тот по-прежнему стоял на коленях прямо напротив. Руки Ричарда потянулись к собственной шее, и, когда Асмодеус увидел это, на его лице снова возникла мерзкая улыбка. Теперь она не была и на толику красивой – оскал хищника.

– Нельзя так подставлять спину, Асмодей, – сказал кто-то позади Ричарда. Нужно было обернуться и по облику узнать, кто на сей раз выступил против Воина Света, но Ричард не мог дышать. Руки его хватали пространство возле шеи, но тщетно – чужая хватка была невидимой.

– Простите меня, я слишком увлекся, – Асмодеус тем временем встал с колен.

– Не ты один, – послышался жестокий смешок, хватка вокруг горла сжалась сильнее.

– Он нашел убежище пауков, – лицо Асмодеуса вернуло себе прежний привлекательный облик. Ричард следил за этим сквозь темную пелену приближающейся смерти.

– Ты назвал ему свое имя.

– Я не знал, что он…

– Ты забыл о трех дарах?

Ричард чувствовал, как утекает прочь жизнь. Чужой разговор перестал быть связным, превратился в набор звуков, а потом исчез в оглушительной тишине.

***

Когда он открыл глаза, внизу был знакомый мраморный пол, а точно по центру – застывший след от его собственной слюны. Дверь была заперта, но факелы продолжали гореть. По меньшей мере, теперь можно было дышать. Он изо всех сил развел руки в стороны, и паутина начала поддаваться.

Спустя долгие часы, опасливо поглядывая на выход, Ричард смог освободить себя и неловко рухнул на пол, а потом побежал, и чужие вопли, мычание, слезы уже не могли заставить его остаться. Девушка все еще была жива, но теперь Ричард знал, что она – наживка. Он мечтал лишь о том, что больше никогда не встретится с монстрами Башни.

Спускаясь вниз по бесконечным ступеням, он вспоминал Асмодеуса на коленях перед собой и зловещий вопрос: «Чего ты хочешь?» Уставший, сбитый с толку охотник, попеременно пытался вернуть образ женщины с ребенком на руках и выбросить его из памяти. Искушение было таким сильным, что один раз Ричард остановился. Долгие два вдоха он позволил себе стоять на месте, вполоборота, словно надеялся, что пятый князь появится прямо посреди разрушенного замка и задаст свой вопрос снова.

Никто не пришел. Ричард был один в темноте, а сквозь редкие оконца пробивались первые лучи рассвета. Сильней прочего беспокоила его мысль о том, что, несмотря на свой проигрыш, он все-таки был жив. Неизвестная сила спасла Асмодеуса, почти погубила Ричарда, и все-таки он остался в живых. Ему позволили покинуть комнату с пауком и выйти наружу.

Вдыхая свежий воздух утреннего леса, Ричард все еще чувствовал себя пленником зала с паутиной, словно та въелась в его кожу и стала частью его существа. Улыбка Асмодеуса в его памяти то превращалась в звериный оскал, то становилась отражением пленницы-наживки – привлекательной и понимающей. Демон сыграл с ним в игру, и хотя Ричард уверенно побеждал, в конечном итоге это оказалось неважно.

Наконец, накатили злость и усталость. Он стянул с себя остатки дьявольской паутины, умылся в ручье недалеко от выхода и побежал, наполняя легкие огнем. За болью растворялись все остальные мысли. Исчезала в тумане забот фигура Асмодеуса, а с ним вместе прекрасная женщина, держащая на руках давно мертвого Ланселота. Его добрая, милая Женьевер.

ИСКУПЛЕНИЕ

Дверь открывается. В комнате четыре стены, высокий потолок с лампой дневного света точно по центру, кафельные плитки белого цвета на полу, и я. Клиент заходит внутрь, дверь закрывается.

Плохое начало, да? Четыре стены, кафель, клиент – не очень похоже на иллюстрацию Ада. Скорее на стоматологическую клинику или туалет в торговом центре. К тому же неуместное слово «клиент». Жертва, грешник – так было бы лучше?

С моей точки зрения, а я стою недалеко от двери, дожидаясь очередного бедолагу, все выглядит именно так. Сам он может видеть разверзшуюся пропасть с кипящей лавой, ледяные глыбы, может слышать зловещий хохот, ощущать запах серы – любые капризы. Желание клиента – закон. Но я вижу стул, дверь, стены и новую работу. Сегодня это женщина, и в таком раскладе нет ничего нового и необычного.

Она заходит, шагая осторожно, вздрагивает от захлопнувшейся двери. На ее полном лице страх. Меня она не видит. Возможно, из-за убежденного атеизма, въевшегося в сознание, возможно, потому что сейчас больше занята воображаемой реальностью. Не мое дело – лезть в ее мысли. Все, что от меня требуется – искупление.

Кстати, у нас не бывает отпуска. Контракт пожизненный, и начинается он со смерти. Означает ли это, что я когда-то зашел в похожую комнату и сел на стул? Нет. Но женщине, которая попала ко мне, сесть на стул все же придется.

Искупление – штука сложная. Еще три сотни лет назад к нам заползали на коленях, моля о прощении, и тогда в моде было встречать клиентов взмахом кнута. Изрыгать пламя, требовать повиновения. Знаете, все эти штуки, которые теперь можно купить за пару долларов в магазине для взрослых. Желание клиента, говорю же.

Сейчас пользуются спросом доверительные беседы. Искупление через беседу, так мы называем это. Кабинет психотерапевта. Клиент садится на стул, изливает душу, в буквальном смысле, и остается только распахнуть форточку, выпуская обновленное существо дальше. Куда? Понятия не имею. Когда вы в Аду, вы не задаете таких глупых вопросов.

Женщина замирает возле стула и начинает думать. Этот момент я люблю больше всего. В ее глазах растерянность, хотя я не вижу ее глаз. Мысли спутаны, хотя я не умею читать мысли. Кожа на ладонях вспотела – это уже в моих силах, заметить крошечные капельки жидкости на коже.

– Я в раю? – спрашивает она.

Голос хриплый, тревожный. Так разговаривают с онкологом.

Выхожу в центр и встаю рядом, сегодня я добрый полицейский. Женщина замечает меня, отступает на пару шагов, но я предлагаю ей жестом присесть. Сейчас в моде вежливый приглашающий, больше никаких кнутов. Поговаривают, что молодняк все еще увлекается таким, но я не беру в руку кнут до тех пор, пока это не становится необходимым. К чему зря тратить силы?

– Я в раю? – повторяет она, присаживаясь. Ноги дрожат, так что движение получается комичным.

Тело её похоже на бульдозер. Необычное сравнение для обитателя Ада, правда? Людям нравится думать, что сверхъестественные существа застряли в эпохе Средневековья. Люди готовы поверить в то, что черти живут где-то далеко, не умеют читать, интересуются только серой, и вообще слишком глупы для любых диалогов. Увы, но бульдозер – это лишь вершина айсберга. К своему неудовольствию пятью минутами раньше я имел счастье изучить устройство ядерного реактора. Доверительные беседы, помните?

– Я в раю?! – требует.

Когда такие, как я, устраиваются на работу, мы получаем три подарка. Бог любит троицу, но и его противоположность недалеко ушла. Что поделать, условности. Мои три подарка – большая тайна. У всех они одинаковые, но о них не говорят. Имя, жизнь, смерть.

– Я в раю?! – на ее лице ужас.

– Меня зовут Асмодей, – отвечаю я.

Попадают ли ко мне те, кто не знает моего имени? Конечно, попадают. Дело в процедурах, инструкциях, традициях. Нужно познакомиться с клиентом. Раньше в ходу был гром, молнии и глас, возвещающий сверху все титулы и заслуги. На людей это производило впечатление. Новое поколение больше ценит лаконичность. Возможно, это связано с тем, что они много читают, кто его знает.

– Я – Мери, – представляется она.

Вежливые клиенты дорогого стоят. Мери закрывает лицо ладонями и начинает рыдать. Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие – Мери проходит все это за считанные секунды. Скорее всего, она знала мое имя. Или ее смерть была длинной и основательной, так что основную часть моей работы сделал врач или сердобольный родственник.

– Расскажи мне о себе, Мери.

Когда рыдания прекращаются, и слезы на ее лице высыхают, она начинает говорить. Сначала ее речь сбивчивая, но я не перебиваю и продолжаю слушать. Это важная часть работы. Искупление требует прощения, а прощение – сложная штука.

– Мне нужно рассказывать о грехах? – спрашивает она, переведя дыхание, после рассказа о своем детстве.

За все века, что я провел на службе, мне не встретилось еще ни одного человека, который бы не начал историю своей жизни с детства. Все дело в том, что так принято. И еще – хотя это моя личная теория – в том, что все грехи человечества берут начало в детстве. Украденное для друга печенье, «это сделал не я, а Майки», исправленная двойка в дневнике. Благие намерения.

– О чем тебе захочется, – отвечаю я и пожимаю плечами. Вежливо, но небезразлично, предоставляя ей полную свободу.

Спустя сотни лет оказалось, что это эффективнее кнута. Хотя мне все же кажется, дело в том, что люди слишком много внимания уделяли испытаниям Ада, и тем самым упростили нам работу. Угроза пытки действует на многих эффективней самой пытки – достоверный факт, вы не знали? Вместо злости от боли они испытывают удовлетворение от облегчения. Вмешательство подсознания или суперэго, поди пойми. Иногда я начинаю думать, что заигрался в психотерапевта.

– Я хочу рассказать о Лаффе, – говорит она. – Это мой сын.

В моей работе есть что-то от повара и таксидермиста. Сначала нужно чистить лук. Иные луковицы весят тонну, и на эту работу уходит небольшая вечность. Затем, когда все наносное счищено, начинается подлинный труд. Искусство создания души.

Вам не казалось странным, что душа может попасть в Ад? Вы знали, что Иисус взошел на Голгофу для того, чтобы души не могли туда попадать? И все же это происходит, постоянно. Они попадают в Рай или Ад, заходят в чистые комнаты, а потом такой, как я, или такой, как Михаил или Петр, встают напротив и начинают свою работу.

Все дело в потребностях. Есть люди, которых достаточно попросить. Объяснить им, как устроен мир, и они начнут жить по правилам. Спасать котят, использовать только перерабатываемые продукты, экономить воду. Клиенты райской канцелярии.

Знаете, как мы шутим про них? Нет, не про крылья, конечно. У нас тоже есть крылья, было бы желание. Мы шутим про лень. Чего проще: пригласить, объяснить, отпустить. Наша задача на порядок сложней. Мы имеем дело с удивительными существами. Зная правила, понимая расклад, осознавая ответственность, они все равно ухитряются напортачить. У нас школа для детей с особенностями развития.