Текст книги "80 сигарет"

Автор книги: Генри Сирил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Генри Сирил
80 сигарет

© Агапов К.А., 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Токаря вырвало кровью.

Он разлепил веки и беспомощно посмотрел по сторонам.

Нина сидела за столом. Перед ней стояла бутылка коньяка «Бисквит», почти полная. В руках девушка держала бутерброд с колбасой. Глядя на зашторенное окно, она неторопливо откусывала от бутерброда небольшими кусочками и запивала коньяком.

– Ни… Нина, – позвал ее Токарь. В горле что-то заклокотало, он закашлялся. Изо рта вырвался сгусток темной крови.

Нина встрепенулась.

– Ой, милый, ты очнулся! – она быстро запихала в себя остатки бутерброда. – Наканефто, – радостно сказала с набитым ртом. – Ну и беспорядок вы тут устроили, ужаф. Ты только глянь. Ох уж мне эти брутальные альфа-самцы. А убираться, конечно, всегда нам приходится, вашим женщинам.

– Нинок, мне, по ходу, врач нужен, – Токарь оттянул ворот футболки и посмотрел на свои раны. «Херово, очень херово», – подумал он, глядя на две небольшие дырочки в животе, из которых толчками вытекала кровь.

Он попробовал встать, приподнялся на руках и, застонав, свалился обратно: боль, совершенно невыносимая, пронзила его живот, словно кишки накручивали на раскаленный докрасна стальной вертел.

Нина взволнованно посмотрела на него.

– Боже, я надеюсь, ты не подумал, что я сержусь на тебя за этот бардак, нет?

Забыв о боли, Токарь изумленно вытаращился на девушку, в надежде, что ему послышалось.

– Что?

– Я говорю, что не сержусь на тебя за то, что вы тут устроили, не думай, будто я какая-то там белоручка, я все уберу, а ты отдыхай. Впрочем, – она погрустнела, – кому это теперь нужно?

– Какая уборка, Нина? Ты рехнулась?! Че ты несешь?.. кхе-кхе… мне к доктору надо, ты не видишь, что ли? Тут, кажись, все очень плохо.

Нина глотнула коньяк из бутылки, поморщилась и встала из-за стола.

– Вот откуда? Откуда, спрашивается, у Марины может быть дорогой коньяк? Водка там, самогон или простенькое винишко – это я понимаю, но бутылка «Бисквита», – она хохотнула с веселым изумлением, – это просто чудо, я…

– Ты спятила, что ли?! – собрав последние силы, крикнул Токарь. Его вновь засасывало в черную бездну беспамятства. Он встряхнул головой, сплюнул сгусток бордовой пенящейся крови и обессиленно откинулся головой на печку.

Нина умолкла. Она смотрела на Токаря глазами обиженного ребенка, на которого накричали ни за что ни про что суровые родители.

– У тебя крышка поехала? – слабо сказал Токарь. – Я, блять, кровью истекаю. У меня в животе две пули. Я могу кишки свои пальцем потрогать. Что с тобой, твою мать?!

– Я просто подумала, что тебя это тоже обрадует, поднимет настроение, – она поджала губы, стараясь не разреветься от обиды, – ну и ладно, – плюхнулась на диван, щелкнула пультом от телевизора и, нахмурившись, принялась беспрерывно листать каналы.

Токарь не верил своим глазам.

– Ты че делаешь? Ты… ты собираешься смотреть телик?

В ответ Нина фыркнула:

– Я с тобой не разговариваю.

«Она не играет, – в полном изумлении понял Токарь, – она действительно не в себе!»

Страх комом застрял в его горле.

Пролог

– Я прошу прощения, но в нашем ресторане не курят. Потушите, пожалуйста, сигарету.

– Да отдыхай. Мы тут вдвоем. Кому мешаем?

– И все же. Вам стоит потушить сигарету.

– Те делать больше не хуй? Заказ лучше прими. Две бутылки минералки – любой, холодной, и че-нить пожрать на твой выбор.

– Простите, но я вынужден позвать…

– Слышь, отъебись, олень, пока я тебе ебасос не разбил! И так башка трещит, еще и ты меня дрочить будешь?

– Винстон, ну его в жопу. Лучше потуши. За последние шесть лет много че поменялось. Ща ваще нигде курить нельзя. А у меня нет настроения пиздить охранника.

– Че за дерьмо?! Ладно, вот. Доволен? Теперь пиздуй за заказом. С ума, блять, сойти можно! На зоне и то свободы больше было. Токарь, есть че-нить от башки?

– Не-а.

– Отвык я от похмелья. Ладно. Короче, слушай. Ты помнишь Мишку-цыгана?

– Мишку, Мишку… Барыгу этого всесоюзного, что ли?

– Да.

– А то! Хе-хе. Этот гондон в свое время половину Подмосковья героином завалил. Почти все точки его были.

– Угу. Он в прошлом месяце тянул большую «коляску» в лагерь. «Пороха» могло бы хватить для того, чтоб вся зона неделю летела не просыхая.

– Ваша вода. Завтрак будет готов через пару минут.

– Исчезни… Так вот, не знаю, че там у него произошло – слил кто или сам очка пронес, только въебался наш Мишка с «порохом» этим. Прям оперку нашему и въебался.

– Это которому? Зорину, что ли?

– Да, братан, ему, родимому. Вот тоже сучонок, хе-хе, как еще до сих пор сам не сел. Ведь ни хера не боится! Думает, Бога за яйца поймал. В общем, Зорин, долго не думая, такую сумму цыгану заломил, что у бедолаги глаза на лоб полезли. Он давай объяснять Зорину, что нету у него столько денежек, а тот ни на рубль не уступает, говорит: если не хочешь, мол, по-хорошему, то я делу ход даю, и тогда пиздец тебе, «Пабло», десятка – это как минимум… Гл-гл-гл… А-а-а-х… Хорошо. Эй, длинный! Водички повтори.

– А сколько Зорин хотел-то?

– Я не знаю, но, думаю, ой как немало. Мишка ведь не из жадности рогом уперся. Видать, и вправду цифра для него неподъемная, а он – ты сам знаешь – далеко не бедный. Разумеется, Мишка мог плюнуть на все и слить, к хуям, Зорина фээсбэшникам – да и дело с концом: впаяли бы обоим по самые яйца.

– Ваш завтрак: омлет с…

– Хер ли ты все комментируешь? По-твоему, я бы не догадался, что это такое? Свободен.

– Да-а-а, Винстон, рискует оперок наш. Ва-банк прет. К пенсии, наверное, готовится.

– Не скажи. Зорин не дурак, даром что мент. Он прекрасно понимал, что́ и кому́ предлагал. Мишке пара месяцев до «звонка» оставалась. Ясно как день – жопу порвет, но найдет деньги. Понимал, что дело его труба, что бабки надо достать – кровь из носу, иначе запустит его Зорин в такую пиздорезку, какая ему только в кошмарах снилась. Сидеть будет до второго пришествия. Это если повезет.

– Ну а мы-то здесь при чем?

– А при том, кенток, что денег таких у цыгана попросту нет. Зато он знает, где их по-легкому взять можно. О чем и рассказал Зорину. А он – мне.

– Ну?

– Баранки гну. В эту субботу Мишка ждет большую партию герыча. Фуру с грузом будут встречать его люди на двести пятидесятом километре трассы М4. Там гостиница есть небольшая. Говенная, но это и неважно. Ты едешь туда за сутки до назначенной встречи барыг – так, на всякий случай. Снимаешь номер и ждешь меня. Я приеду на следующий день, мне нужно будет задержаться в городе. Затем мы дожидаемся, когда те, кто приедет забирать товар, перекидают его к себе в тачку, валим их…

– …и забираем товар себе.

– Да.

– Винстон, а-а… ты доверяешь Зорину? Он же мент.

– Ха! Мент он только по документам. Этот мудак столько всего наворотил за свою оперскую жизнь, что не каждому отморозку снилось. Да че я тебе рассказываю! Мы же вместе с тобой несколько раз по его наводкам двигались. И всегда удачно, забыл?

– Ни хера я не забыл. Просто хочу до конца во всем разобраться. Например, мне непонятно, зачем такой огород городить. Если, ты говоришь, у руля Мишка стоит, почему бы ему просто не отдать товар?

– Ну пиздец, прилетел утюг в голову. Как ты себе это представляешь? Мишка, конечно, у руля, но он ведь не один верховодит. Там народу тьма-тьмущая задействована. Что он им всем скажет? «Большое спасибо за помощь, а теперь отвезите весь героин по такому-то адресу и можете быть свободны». Так, что ли?

– Винстон, даже полному дебилу сразу станет понятно, кто стоит за налетом.

– Объясняю для особо тупых. Во-первых, не факт, что все стрелки на Зорине сойдутся, а уж на нас – тем более. Мало ли кому еще это может быть на руку. Там их, блять, целый табор, а бабки огромные. А во-вторых, даже если и допрет до этих индейцев, что сам же Мишка их и кинул, то тебе ли не похер? Пускай его хоть раком к стенке ставят, ебут и пытают. Откуда цыгану знать, кого там Зорин к теме подключил? Или, ха, ты думаешь, они и мусора пытать станут? Яиц не хватит с Зориным связываться.

– Ну хуй его знает. Сам же говоришь – бабки немалые.

– Токарь, с каких это пор… Че ты опять приперся? Мы тебя звали?

– Извините, я закрываю смену. Не могли бы вы рассчитаться?

– Ебать ты прилипчивый. Сдачу оставь. Все, нарисуй сквозняк… С каких это пор ты такой ссыклявый стал, а, Токарь? Хотя пускай тебя это не беспокоит. Я знаю, как нам подстраховаться.

– Ты о чем?

– Неважно. Тебе сейчас на своей роли сосредоточиться нужно.

– Ладно, еще пара вопросов.

– Валяй.

– Какой план? Я имею в виду детали.

– Об этом после поговорим, на свежую голову. Что еще?

– Что мы будем делать со всем этим говном?

– Не парься. Я уже обо всем договорился.

– Шустрый какой. Когда успел? Вчера только откинулся.

– Вчера и успел. Еще с зоны сделал пару звоночков. Кстати, это еще одна причина, почему Зорин подтянул именно меня. Я знаю, куда «порох» скинуть по-быстрому. Один очень крупный барыжка заберет его. Хоть и по дешевке, зато сразу и весь.

– Я еще, блять, героином не банчил…

– Эй! Ты эту херню для малолеток оставь. Мы же не собираемся им торговать. Просто отберем у одних барыг и отдадим другим. А нам за это денежка. И давай без блевотины этой, «банчил, не банчил». Знаешь, какие там бабки?

– Вот, кстати, нет. Какие?

– Даже при том, что скинем мы его за гроши, получится по двести кусков зелени на рыло.

– Сколько?!

– Че орешь-то? Хе-хе, вот и я о том же.

– Но по-любому думать, братан, надо.

– Ну, думай, думай. Только недолго. Край – до завтра. Есть анальгин?

– Да нету у меня. Ты уже спрашивал.

– Блять.

Часть первая
Запах мускуса

На свете найдется немало людей, для которых мертвый враг испускает благовоние и которые в мести находят мускус и янтарь.

Томас Браун

Глава 1

Новенький черный «Ниссан патрол» неожиданно свернул на противоположную сторону междугородней трассы и резко затормозил. Машина чудом не зацепила летние столики придорожной кафешки. Посетители повскакивали со своих мест. Кто злобно, кто в недоумении – люди смотрели на подъехавший внедорожник. Поднятая машиной пыль медленно оседала на тарелках с завтраками.

Из «патрола» вышел мужчина средних лет и тут же, вытащив из кармана спортивных штанов четки, принялся виртуозно перебрасывать их между пальцами, покрытыми выцветшими бледно-зелеными наколками.

Его звали Токарь.

Без тени сожаления, обнажив два ряда тускло поблескивающих на солнце металлических зубов, он бросил:

– Не обессудьте, работяги! В последний момент решил тормознуть и похавать.

Посетители, хмуря брови и возмущенно покачивая головами, стали возвращаться на свои места.

– Тормознуть он решил, – пробурчал мужчина, чей столик ближе других стоял к дороге. Он с досадой смотрел на покрытые пылью кусочки шашлыка, в нерешительности ковыряя их пластиковой вилкой.

Глаза Токаря мгновенно заблестели злобой. Чуть щурясь от яркого солнечного света, он вгрызся страшным взглядом в дерзкого дальнобойщика и процедил:

– Че ты там булькнул?

Мужик удивленно обернулся. Внезапная агрессия со стороны Токаря выбила его из колеи. Он хотел было что-нибудь ответить на оскорбление, но, увидев перекошенное гневом лицо Токаря, лишь глупо промямлил:

– Ты мне?

– Тебе-тебе, хуйло, – Токарь сделал шаг в его сторону. – Я же извинился вроде. Чем ты еще недовольна, лошадь?

Перепуганная физиономия мужичка забавляла его.

– Скотина ебучая.

Мужик перестал крутить головой и вновь уставился в свою тарелку, будто искал в ней выход из положения.

Подойдя вплотную, Токарь навис над дальнобойщиком.

– Хули ты отвернулся? В лицо смотри, когда с тобой люди разговаривают.

Но тот упорно продолжал буравить тарелку бессмысленным взглядом, словно надеясь, что, если притвориться слепоглухонемым, Токарь отстанет от него или вообще растворится, как мираж.

Знакомый Токарю ступор. У мужика не хватит духу ни на какие ответные действия, но остатки гордости не позволят ему убежать или умолять оставить его в покое. Так и будет сидеть с тупой покорностью коровы, принимая на свою морду слабенькие, в пол токаревской силы, удары. Может, выставит вперед свои ручонки в бесполезной защите. И уже не будет думать ни о гордости, ни о чести, лишь бы его перестали бить. Знал Токарь и то, что, как только он уйдет, мужик этот начнет поносить его на чем свет стоит, стараясь изо всех сил убедить в первую очередь самого себя в том, что он вовсе не струсил, а просто «не желал связываться с дураком», что, если бы только захотел, мог бы запросто разбить Токарю рожу, просто «на фига мне это надо, зашиб бы придурка ненароком, а потом сиди из-за него, урода такого» – и прочая подобная жалкая болтовня.

Молодая парочка за соседним столиком (задроты – мимоходом окрестил их Токарь про себя за огромные диоптрии на их переносицах), не доев завтрак, собрала свои вещи и поспешила к желтому «Форду фокусу».

Токарь уже собирался отвесить притихшему дальнобойщику унизительный подзатыльник, как в этот самый момент услышал позади себя щелчок открываемой дверцы своей машины.

Он обернулся.

Глава 2

Из машины выглядывала девушка. Она без особого интереса посмотрела по сторонам и, оттолкнувшись руками от сиденья, по-мальчишески ловко спрыгнула на пропыленную землю.

Забыв о своем случайном маленьком развлечении, Токарь – а вместе с ним и все остальные – восхищенно смотрел на свою спутницу. Три дня – слишком короткий срок, чтобы привыкнуть к ее красоте.

Теплый ветер трепал ее длинные черные волосы. Смешиваясь с запахом жаренного на углях мяса, до посетителей долетал тонкий аромат дорогих французских духов с нотами фиалки и малины. Девушка вскинула пышные ресницы. Взгляд больших изумрудных глаз лениво скользнул по столикам кафе. Искрясь на солнце, капелька пота сбегала по ее шее цвета бронзы. Слегка приоткрытые сочные губы небрежно сжимали за кончик фильтра тонкую сигарету.

– Токарь, милый, успокойся, пожалуйста, – ласково произнесла девушка. – Пойдем лучше завтракать. Я ужасно проголодалась.

Голос ее был чуть низкий, с сексуальной хрипотцой.

Девушка с наслаждением втянула носом теплый воздух. Сцепив руки над головой, она завела их немного за спину и сладко потянулась.

Ее звали Нина. Ей было двадцать восемь.

Она любила живопись каких-то там «…истов» и «английский рок», что бы это ни значило, итальянскую обувь и еду из фастфуда, дорогие сумочки ручной работы и неразбавленный виски. Курила тонкие сигареты, отрывая половину фильтра для крепости. Хреначила в кофе молока больше, чем воды, и терпеть не могла чай.

Это все, что успел узнать о ней Токарь за те несколько дней, что они были знакомы.

Потянувшись, Нина опустила руки и одарила Токаря усталой, но обворожительной улыбкой. Пряди волос, растревоженные ветром, скрывали часть ее лица. Она откинула их рукой, открыв аккуратные уши, украшенные скромными серьгами-гвоздиками с бриллиантовой крошкой.

– Пойдем, – мягко и одновременно требовательно повторила Нина Токарю, который все еще продолжал грозно возвышаться над униженным дальнобойщиком.

Голос ее слегка дрожал.

Возможно, причиной тому была долгая утомительная дорога. А может быть, девушку просто смущали раздевающие взгляды всех этих мужчин. Во всяком случае, одно можно было сказать с абсолютной уверенностью: она явно не хотела, чтобы это заметил Токарь, ибо, как только Нина уловила предательские нотки в своем голосе, она тут же замолчала, еще шире улыбнулась и, подцепив сумочку, решительно направилась к кафе.

Великолепно сложенная, черноволосая, с медовой кожей, Нина была столь хороша, что даже напуганный Токарем мужичок, осмелев, отлепился от своей тарелки и осторожно покосился на ее бедра, когда она, еле заметно прихрамывая на левую ногу, проходила мимо него. Токарь же сверлил ее взглядом совершенно открыто, в глубине души надеясь тем самым привлечь внимание и других мужчин к ее формам.

Одета Нина была по-летнему просто, но со вкусом. Легкие светло-синие джинсы выгодно облегали ее округлые ягодицы и стройные ноги. Тонкую талию обтягивала майка «Ив Сен-Лоран» кремового цвета, а и без того высокий рост увеличивали агрессивно-сексуальные туфли от «Вера Вонг», крутым подъемом и дизайном в целом напоминающие туфли стриптизерши.

У дверей она обернулась.

– Да плюнь ты на него, в самом деле. Я думаю, он и так уже осознал, кто тут полное ничтожество.

На этот раз голос ее звучал уверенно, даже немного игриво.

Но Токарь не спешил. И хотя в его глазах уже не было той злобы, что пару минут назад, он все-таки мешкал, переводя взгляд с Нины на свою жертву и обратно. Несколько раз он цыкнул языком, как бы раздумывая, а затем сплюнул мужику под ноги, ставя унизительную точку в конфликте. После этого Токарь развернулся и, шаркая подошвами, неторопливой расхлябанной походкой направился к своей попутчице. Кисти рук небрежно повесил на поясе спортивных штанов, просунув большие пальцы под резинку. На его лице играла самодовольная ухмылка.

Дальнобойщик облегченно выдохнул.

– Ебло тупое, – долетели до него слова Токаря. Он говорил это Нине подчеркнуто громко. – Все-таки стоило ему, Нинок, щелкнуть разик-другой, чтобы больше так густо с людьми не базарил.

– Ой, да ну его в баню, – ответила девушка, пряча глаза за черными стеклами очков. – Пойдем уже.

Хмыкнув, Токарь смачно чмокнул Нину в шею и, положив руку ей на плечи, носком кроссовки пихнул входную дверь. В обнимку они перешагнули порог придорожной кафешки.

Глава 3

Я стараюсь сконцентрироваться на какой-нибудь одной мысли. Это совершенно невозможно сделать. В голове стоит такой шум, будто это и не голова вовсе, а долбаный торговый центр во время распродажи в выходной день.

Пытаюсь думать о своих друзьях, но тут же отвлекаюсь на причудливой формы плесень, что разрослась почти по всей стене слева от меня.

И вот я уже думаю о ней – о плесени.

Вонючая мерзкая слизь занимает мое внимание всего мгновение, а затем я замечаю кита. Такого, знаете, с плоской мордой, словно он с размаху врезался в бетонную стену. Таких китов еще в мультфильмах рисуют. Мне кажется, в реальности их и не существует – с такими рожами. Сверху на ките почему-то стоит человек с тростью и огромным, просто чудовищных размеров носом. Киту я нисколько не удивлен. Сколы, трещины, облупившаяся штукатурка – они всегда получаются в виде этих огромных рыб. Я не жалуюсь на воображение: в любой самой невзрачной кляксе или совершенно бесформенном клочке облака могу разглядеть целую вселенную. Но вот облезлая штукатурка на стенах всегда рисует этих чертовых китов. Почти всегда.

А еще уток.

Ну да бог с ними.

Солнечный свет проникает ко мне через небольшое окно, расположенное прямо под потолком. Словно через мясорубку, он проходит сквозь оконную решетку, превращаясь в тонкие светящиеся полоски.

Золотая вермишель.

К слову, получается не очень-то и красиво. Ничего завораживающего. Другое дело – пылинки. В воздухе их миллиарды. Они не заметны в полумраке моего «убежища» до тех пор, пока не попадут в иглы света. Эти иглы столь тонкие, что пылинки проносятся сквозь них за долю секунды и снова исчезают в полумраке. Их бесконечно много, и все они так быстро пролетают сквозь свет шинкованного солнца, что получается нечто вроде мерцания. Вот это красиво. Можно часами смотреть.

Мне должно быть страшно или, на худой конец, хотя бы грустно, но этого нет. Почему?

Ладно, я не психиатр. Не страшно – и не страшно: значит, так должно быть. Видимо, мозг специально блокирует страх в моменты особенно сильной опасности, чтобы человек в панике не наделал глупостей, а сосредоточился на главном вопросе: как не сдохнуть.

Хотя я, наверное, ошибаюсь. Потому что как раз на этом-то вопросе я и не могу сосредоточиться, вообще ни на каком не могу. А ведь сейчас самое время, иначе мне конец.

Меня тошнит. Но это не от голода. Не будем сгущать краски: в конце концов, я не узник Освенцима, с едой у нас тут полный порядок. В том смысле, что пайки́ большие. Хотя и совершенно невкусные. Блевотина – и та, наверное, вкуснее. Фу, сейчас точно стошнит…

Да, это не от голода. Это от… страха? Все-таки мне страшно?

Страх.

Ну разумеется, это он. Вот и хорошо. Значит, я все еще могу его испытывать.

Ха! Вы только посмотрите на меня, ха-ха! «Все еще могу его испытывать». Лицемерный засранец. Страх – это то единственное, что я вообще теперь могу испытывать. Последние несколько лет моей жизни превратили меня в вечно трясущийся кусок желе.

Зовите меня мистер Желе.

Впрочем, нет. Такое прозвище подходило ко мне в прошлом, ибо отныне я не желе, но Спартак! Раб, бросивший вызов господам, своим хозяевам.

Фу-у-у-х…

Я понял, от чего меня тошнит. От жалкой патетики. От дешевого пафоса.

Все, не могу, сейчас точно блевану.

Оставьте меня. Я не хочу, чтобы вы на это смотрели. И вообще – нечего вам здесь делать. Продолжайте чтение этой омерзительной книги. Или не продолжайте. Лично мне все равно. Пусть это парит автора, а мне нужно собраться с мыслями.

* * *

Кафе, в котором собрались позавтракать Токарь и Нина, ничем не отличалось от всех прочих одиноких закусочных, разбросанных на обочинах десятков междугородних трасс, опутывающих огромную страну. То могло быть шоссе от Барнаула до Новосибирска, трасса Москва – Санкт-Петербург или дорога от Калуги до границы с Украиной: на экстерьер заведений и их внутреннее убранство это почти не влияло. Довольно было и того, что в них подавали более-менее сносную еду, которой вряд ли кто-то мог отравиться. С безразличием нарисованные вывески вяло зазывали голодных и усталых путников. И чем дальше от населенного пункта находились эти кафе, тем сильнее они внушали уверенность в том, что его владелец мало заинтересован в привлечении посетителей.

К слову, такое ведение бизнеса вызывало недоумение не у всех. Токарь, к примеру, был убежден, что все подобные заведения открыты с одной лишь целью – отмывание денег, поэтому ждать высокого сервиса не приходилось. Самому Токарю было глубоко наплевать, где и чем набивать брюхо: за семнадцать лет лагерей его желудок научился переваривать такую дрянь, какой не кормят даже в столовых для нищих и бездомных. Но сейчас, войдя в закусочную вместе с Ниной, он недовольно сморщил нос и произнес:

– Ну и вонь. Надеюсь, хотя бы не потравимся, хе-хе.

Он сказал так не потому, что здешний запах показался ему вонью. Им овладело смущение. То обстоятельство, что вместе с ним в гадюшнике будет завтракать и Нина, заставляло его чувствовать неловкость. Ну почему он не подумал об этом раньше, когда решил остановиться поесть в такой вонючей дыре!

Невероятно красивая и элегантная, Нина, казалось, должна была немедленно выбежать вон отсюда на улицу, едва только ее бархатной кожи коснулся липкий воздух, пропитавшийся запахом тушеной капусты и кислыми пивными парами. Впрочем, увидев, что ничего такого не произошло, Токарь немного успокоился, хотя все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Какая-то подростковая стыдливость сковывала его. Дурашливо обведя рукой все помещение, он произнес шутливо-торжественным тоном:

– Выбирайте столик, мадемуазель!

Вслед за этим, будто только и дожидаясь сигнала для своего выхода, большая зеленая муха приземлилась Нине на переносицу. Девушка весело поморщилась, тряхнула головой и, улыбнувшись, сняла очки.

– Жрать хочу – не могу, – заявила она, садясь за первый попавшийся столик у окна.

Токарь опустился напротив.

– Ну и как тебе местечко? Небось, не привыкла есть в таких «ресторанах»? – спросил он и сразу же пожалел об этом: из-за дурацкого смущения фраза прозвучала язвительно.

Нина совершенно по-будничному осмотрела помещение.

Белые и красные пластиковые столики, такие же, какие стояли и на улице перед входом. Скатертью им служили разноцветные клеенки, большинство из которых прожжены сигаретами, из-за чего походили на усеянную язвами кожу прокаженного. На стенах висели несколько картин – лесные пейзажи, посредственные и неуместные. Окна покрывала недельная пыль. Легкие шторы с узорчатой прорезью были раздвинуты в стороны. В дальнем углу находилась пустующая барная стойка. Сам бармен, видимо, отдыхал в подсобном помещении: оттуда доносился звук работающего телевизора. В глубине зала тарахтел старенький вентилятор на перемотанной изолентой ножке. Посетителей почти не было. Двое мужчин, сидящих за столом возле вентилятора, низко склонились каждый над своей тарелкой супа и торопливо работали ложками.

– Кафе как кафе, – Нина пожала плечами.

– Ну-ну.

Токарь брезгливым щелчком сбил со стола перепачканную майонезом горошину.

– Эй! Есть кто, нет?! – раздраженно выкрикнул он в сторону бара.

Тонкий, как жердь, парень выглянул из подсобки.

– Я слушаю вас.

– Ты не слушай, а работу работай. Протри тут по-шурику. И меню захвати.

Парень, как показалось Токарю, вызывающе скользнул взглядом по столику, за которым они сидели. Видимо, стол не показался ему грязным, однако спорить бармен не стал. Взяв тряпку и меню, он лениво обогнул барную стойку и неторопливо зашагал к двум новым гостям.

Такое поведение официанта разозлило Токаря. Мало того, что он по дурости притащил сюда Нину, да еще и обслуга вела себя так, словно Токарь – какое-нибудь нищее ничтожество и об него можно вытирать ноги! Этот уебок че, не способен отличить говно от человека?! С говном не может сидеть за одним столиком такая девушка, как Нина. Сонный шланг должен был сразу это понять и быстрее передвигать своими ходулями! Не хватало еще, чтобы Нина подумала, будто Токарь терпила! А вот хрен, не угадали, ребята! Токарь не был и никогда не будет терпилой!

– Спицами шевели, ферзь бомбейский! – рыкнул он на официанта. – Или у тебя здоровья до хуя?! Может, поделишься?

– Милый, ну прошу тебя, – Нина накрыла ладонью сжатый кулак Токаря, – ну что ты у меня такой нервный. А вы бы и правда могли быть чуточку расторопней, – с укором обратилась она к официанту.

Двое мужчин перестали есть и посмотрели в их сторону. Какое-то время они обдумывали, стоит ли вмешиваться, и, очевидно, решив, что это не их дело, отвернулись.

Через секунду официант уже протирал столик.

– Ну вот, сразу бы так, – Токарь снисходительно кивнул несколько раз. – Да хорош уже шоркать, дыру протрешь, хе-хе.

Официант спрятал тряпку в карман и положил на стол два тощих меню. В руках у него появились блокнот и ручка.

Со скептической миной Токарь раскрыл меню.

– Мда…

Он поднял на Нину глаза и удивился: она с воодушевлением изучала перечень горячих блюд, то и дело облизывая губы, как это делают проголодавшиеся люди. И простота, с которой Нина держалась при этом, никак не укладывалась у Токаря в голове. Разве могла девушка, которая так шикарно выглядит, вести себя подобным образом? Токарю даже подумалось, что, возможно, Нина намеренно это делает, чтобы он не чувствовал себя неловко. Притворяется, будто не замечает убогости этого места, а на самом деле только и ждет, когда они уйдут отсюда.

От этой мысли Токарю еще больше сделалось не по себе. Он уже и впрямь собрался взять Нину за руку и увезти к чертям из этой помойки, но в последний момент, еще раз взглянув на лицо девушки, понял: Нина не притворялась. Постукивая наращенным ноготком указательного пальца по кончику носа, она с аппетитом выбирала себе завтрак.

Похоже, волноваться было не о чем. Тем более что им действительно нужно где-то поесть, а на трассе выбирать особо не приходится. Но все-таки что-то продолжало беспокоить Токаря, медленно пробуждая в нем отвращение к этому месту.

Отбросив меню, он протянул как можно небрежнее:

– М-да.

– Что такое?

– Придется, Лапа, хавать всякую херню, пока до города не доберемся.

– Ой, да перестань, – махнула рукой Нина и, лукаво прищурившись, глянула на Токаря. – На самом деле ты ведь так не думаешь, верно? Ты переживаешь из-за меня. Это так по-джентльменски: беспокоиться о том, куда сводить девушку на завтрак.

– Да завязывай. По-джентльменски… – буркнул Токарь. Не хватало еще, чтобы Нина читала его, как раскрытую книгу.

– Но, поверь мне, – продолжала девушка мягким голосом, – это глупо. Хотя и очень мило. Даже красотки с глянцевых журналов забывают обо всей этой мишуре, когда они влюблены. Неважно, где и чем ты завтракаешь. Важно – кто находится в этот момент с тобой рядом.

Она потянулась через столик, нежно поцеловала Токаря в губы и, серьезно посмотрев ему в глаза, прибавила:

– Со мной рядом – ты, а остальное для меня не имеет значения.

Сказав это, она, как-то уж совсем непринужденно подмигнув Токарю, принялась дальше изучать меню.

Ее духи оставили шлейф аромата фиалки и малины. С первого дня их знакомства от этого сладкого запаха у Токаря немного болела голова. Его обоняние привыкло к другому. К вони тюремных камер, десятка потных тел сокамерников, баланды и дохлых крыс, разлагающихся где-то под полами бараков. С годами этот зловонный коктейль начинал восприниматься как нечто естественное. И с каждым новым освобождением Токарю требовалось все больше времени, чтобы привыкнуть к благоуханию сотен тысяч ароматов, исходящих от сотен тысяч людей вокруг. Чем дольше человек находится за решеткой, тем ярче для него становятся цвета, а запахи сочней.

Токарь провел в заключении почти половину своей сознательной жизни.

Он отчетливо вспомнил лагерную вонь и сами лагеря, которых он повидал не один десяток, и внезапно до него дошло! Он понял причину странного чувства, которое сейчас испытывал. Дело было не в смущении перед Ниной за эту поганую жральню, а в нем само́м!

Эта девушка, само ее присутствие здесь заставило Токаря по-новому взглянуть на окружавший его мир, что он так любил и серость и безнадежность которого не замечал. Потому что воспринимал его как единственно возможный. Где такие вот закусочные сменялись лагерными столовыми, и наоборот. Красота Нины приоткрыла на глазах Токаря шоры – плотную повязку, которую, сам того не понимая, он носил всю свою жизнь. Жизнь, лишенную ярких красок и сладких запахов, красоты и изящества, утонченности и роскоши.

Нина контрастировала с этим местом настолько сильно, что не заметить этого было невозможно.

Слиток золота в центре огромной навозной кучи.

Токарь представил себе этот образ в голове и вспомнил, что подобные сравнения приходили ему на ум и раньше. В лагерях.

Насквозь пропитанный запахом баланды и табачным дымом, Токарь являлся частью того мира. Свой первый срок он отмотал еще до того, как попробовал героин. На «малолетке». С тех пор тюрьма стала для него домом, который Токарь покидал лишь на короткое время. Черные робы. Серые лица. Барачное зловоние, источаемое сотней тел, моющихся один раз в семь дней. Это был его мир, и другого он не знал.

Но иногда в этот вонючий черно-серый мир на короткое время приходили «вольные» люди, со свободы. Молоденькие девочки-адвокаты в цветастых платьях, жены и родители, приехавшие на свидание к своим родным. Их кожа пахла духами, разноцветная одежда кружила голову ароматом кондиционера для белья. Каждый раз, когда они проходили по плацу, Токарь провожал их пристальным немигающим взглядом, стоя за уличной сеткой изолированного локального участка для заключенных. Он смотрел на них до тех пор, пока они не скрывались в дверях помещения для свиданий. Они уходили, забирая с собой краски, и пространство вокруг зэков снова становилось серым, а воздух вновь пропитывался вонючим, вездесущим запахом баланды. И каждый раз к этому приходилось привыкать вновь.