Текст книги "Считая дни (СИ)"

Автор книги: Gemini

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Комментарий к Сто двадцать пять лет (Рейвен/Мёрфи)

Персонажи: Рейвен/Мёрфи

Рейтинг: PG-13

Жанры: драма, дружба с элементами гета, немножко флаффа.

Предупреждения: Нецензурная лексика, немного UST и ООС

Традиционно сыплю флафф в пейринги, где его отродясь не было. Простите.

Я превратила этот сборник в сборник зарисовок по Мёрвену. Может быть, когда-то тут появятся зарисовки о ещё каких-то персонажах, но не сегодня, не сегодня.

Прошло три дня после бегства с напрочь раздолбанной Земли, на Эллигиусе полный раздрай, и проблемы хоть попой ешь. Но в медотсеке сонное царство. Кажется, спят все, по самые гланды накаченные обезболивающим. Лениво пищат кардиограммы и шипят кислородные маски, тяжело пахнет металлом, таблетками и спиртом. И Эбби стучит по клавишам, наверное, в сотый раз делая одной ей понятные подсчеты.

Не спят только Джон Мёрфи и Рейвен Рейес. Как когда-то на «Кольце» делят бессонницу.

Рейвен сидит на самом краешке его кровати, в руках задумчиво вертит серую баночку. Мёрфи смотрит поверх комикса, который листает, чтобы отвлечься от боли. Таблетки едва подействовали, и в плечо уже не блядская буровая установка врезается, а всего лишь гвоздь вколачивают.

Рейвен, вздохнув, наконец-то откручивает от баночки крышку и принюхивается. Хотя можно не стараться, потому что он даже с расстояния десяти сантиметров чувствует запашок – как от нестиранной месяц футболки.

– Фу, – она морщится и торопливо закручивает банку. – Может, мне не так уж и нужно мазаться? С синяками буду ходить.

– Ага, – скептически отвечает он. На шею Рейвен смотреть больно – сплошные сиреневые узоры, за которыми смуглую кожу почти не видно. И на запястьях будто кровавый рассвет над морем. Джону аж жалко, что Макрири умер только один раз. – И после этого ты отчитываешь меня и Шоу за то, что от лекарств отказываемся.

– Вы – два идиота, – зло шипит она. – Лекарств мало, но это же не повод загибаться.

– Ну, вот и ты такая же, – Джон усмехается. – Лучше пусть всё болит, но вонять не буду. А если шрамы останутся?

Она разъярённо выдыхает и обжигает взглядом. Но всё же соглашается – потому что крышку снова откручивает. Подцепляет немножко тёмно-коричневой мази кончиками пальцев, начинает втирать в запястья.

Джон, морщась, садится. В плече будто что-то непрерывно рвётся, но он не обращает внимания.

– Ты что делаешь? Ляг обратно, живо! – они совсем близко теперь, и Рейвен не только взглядом обжигает, но и дыханием.

– Помочь хочу. Воняет от банки жутко, Рейес, чем быстрее закончишь, тем лучше.

Она осудительно смотрит на него своим фирменным взглядом. Но всё же кивает и отворачивается.

– Шею помажь. Я не вижу, где там синяки.

– Везде, – смеётся он, и она тоже издаёт смешок.

Джон осторожно откидывает её волосы, обнажая шею, и здоровой рукой зачерпывает немного мази. Нежно, подушечками пальцев ведёт по её коже. Прикасаться к Рейвен чертовски приятно и пиздец как неправильно с учетом того, что в соседнем углу дрыхнет Майлз. И Эмори отправилась немного вздремнуть всего час назад.

– Прости, – вдруг говорит она, и Джон замирает. Рейвен чуть отодвигается и поворачивается к нему, поджав под себя здоровую ногу. Он вопросительно смотрит, и она продолжает на одном дыхании: – Я чуть тебя внизу не оставила, на Беллами с Кларк орала, чтобы они поскорее тащили на борт свои жопы. Ты из-за меня помереть мог, понимаешь?

Серьёзно, она извиняется? Перед ним, перед Джоном Мёрфи? С Рейвен вообще всё в порядке, нет? Он не выдерживает и хватает её ладонь вместе с банкой, притягивает к себе и принюхивается.

– Не понял, мазь с наркотой?

Рейвен закатывает глаза к потолку и отдёргивает руку.

– Не паясничай. Я сама не знаю, зачем это говорю. Просто хочу, чтобы ты знал.

Он смотрит на неё долгим, задумчивым взглядом. Это что-то новенькое, не их вечные подъёбки, не шутеечки. Что-то редкое, искреннее, настоящее и тревожно-хрупкое, от чего под ребрами ноет.

Всё же краем сознания он как всегда отмечает, насколько она красивая, даже в полумраке, даже с синяками, даже в отсветах медицинских приборов. И переводит взгляд на ногу. Ту, которую Рейвен проблематично закинуть на кровать – за это чувство вины жжёт не хуже, чем настоящая рана.

– Уж передо мной тебе точно извиняться не надо. И точно не за то, что спасала чужие жизни. Чтоб больше от тебя такой херни не слышал.

Она касается его щеки, и они вновь смотрят друг другу глаза в глаза.

– Да забудь ты про мою ногу, как будто она даёт тебе клеймо вечно виноватого. Я бы заснуть спокойно не смогла, не сказав этого. Хотя звучит это тупо. Типа прости, ты чуть не сдох из-за меня. Но вот должна была сказать – и всё тут.

Он изумлённо изгибает брови. Чудеса – да и только. Она улыбается и закручивает баночку с лечебной мазью.

– А если бы ты меня всё-таки оставила, – он не может удержаться от подколки, – то потом бы страдала как Беллами, когда он бросил Кларк? «Я оставила Мёрфи умирать!» и всё такое?

Она молча хлопает длинными ресницами несколько мгновений, кивает, и они смотрят друг другу в глаза, не моргая. А потом начинают смеяться. И смех разносит между ними тепло, стирая любые грани и не успевших толком расцвести обид.

Их веселье прерывает Эбби, вдруг выросшая рядом с койкой, как суровая мамаша, сердито сверкая глазами и упирая руки в бока. Если врач командует, что уже отбой – нужно, блядь, повиноваться.

***

– Перед Монти, Эмори и Беллами ты не извинялась, – говорит Мёрфи.

Солнце за их спинами скрывается в кромке морской воды. Пляж пустеет, и Рейвен не замечает, как это они остались на берегу вдвоём. Да и темнота неестественно быстро окутывает.

– Не извинилась. Потому что они – это другое, – отвечает Рейвен.

– Какое? – ехидно осведомляется он, и она только пожимает плечами.

Другое – а что именно, она вслух произносить не собирается. Хотя, пожалуй, знает. Все они друзья, и даже больше – семья. Но дело в связях. Связь между ней и Мёрфи толще, крепче и запутаннее, ярче и страннее. Звенит от напряжения. Так близко уже спутались нити между ними, что уже через года не истончают и не порвутся.

– Пойдём, – Джон берёт её за руку и тянет дальше, вдоль берега. Рейвен делает пару шагов и осознает с трудом – она не хромает. Обеими ногами утопает в песке, плавно, не волочась. Она жмурится от удовольствия, пытается ощутить движение каждой мышцы. Почти забытое, наяву невозможное.

– Мы в крио, – облегчённо и разочарованно выдыхает она. И точно, легли ведь в спячку на десять лет. Ещё накануне поспорили с Майлзом, будут ли видеть сны. Сама утверждала, что нет, организм замирает, мозговая активность падает, сновидений быть не должно – и вот, нате пожалуйста.

Да ещё и вот так. С Джоном Мёрфи.

– И, замечу, ты почему-то не с Шоу, – Мёрфи лукаво прищуривается, и Рейвен пихает его в бок.

– Даже в моей голове ты даёшь дурацкие комментарии.

Такая знакомая кривая усмешка ложится на его губы. Она думает, что он красивый, когда не ёрничает и не злится.

Рейвен плюхается на песок и тянет Мёрфи за собой. Они сидят плечом к плечу, и мягкие волны какие-то считанные сантиметры не дотягивают до пальцев ног. Две луны светят в зените, прокладывая светлые дорожки в водной глади. Ей хорошо, спокойно, уютно, как в последний раз было дома, на «Кольце», и ей без разницы, сколько уже прошло дней, месяцев или лет. Главное, чтобы остаток тоже был таким.

Она берёт ракушку, откуда-то оказавшуюся под подошвой ботинка, указательным пальцем повторяет её завитки.

– В каком-то то ли старинном фильме, то в книжке, герои заснули в странном месте – и видели одинаковые сны, – вдруг говорит Мёрфи, забирая у неё ракушку и прикладывая к уху. – Надеюсь, это не наш случай.

Она мотает головой.

– Я думаю, ты видишь Эмори. На самом деле. Сильнее я уверена только в том, что Эхо видит Беллами.

Мысль под кожей колет иголкой, а от своих же сравнений заорать хочется. Вот так вот она для себя решила, что действительно чувствует к Мёрфи что-то… Большее?! Не показалось, не напридумывала? Что же, её подсознание уже довольно красноречиво высказалось на этот счёт: здесь Мёрфи. Не Майлз. Она не знает, что делать с этим ужасающим фактом. А Джон как всегда спасает ситуацию, рассмешив её:

– Почему ты думаешь, что все сны – рациональные? Может, в снах Эхо кони стреляют из лука, а зайцы играют на барабанах. Может в моих, на самом деле, Землю обороняют от нашествия водорослей!

Она смеётся. Повинуясь странному порыву – потому что это всё-таки сон, и реальностью ему никогда не стать – Рейвен прижимается к Джону и кладёт голову ему на плечо.

– Кстати, нам нужна будет новая точка отсчёта, – Мёрфи отдаёт ей ракушку.

– В смысле?

– Ну смотри, сначала мы вели счёт времени от нашего спуска на Землю. Потом после Первопламени. А теперь? «После великой спячки»?

– А хороший вопрос. Надо будет вернуться к этому после пробуждения.

Мёрфи кивает. Но глубоко в душе Рейвен надеется, что вовсе не будет помнить снов – иначе запутается окончательно.

***

– Сто двадцать пять лет сна. Пиздец же. Сколько мне теперь, сто сорок девять? – Мёрфи ерошит волосы. Эта математика его с ума сводит. – Вот уж не подумал бы, что доживу до такого почтенного возраста.

Рейвен улыбается и передает ему лекарства, которые Мерфи, посчитав, записывает в тетрадь. Они вызвались помогать Эбби – наводить ревизию в её медотсеке. Хоть какое-то развлечение. Хоть немножко не думать, что они зависли где-то на краю вселенной, над планетой, где радиация двух солнц сожжет их за три секунды.

– И еще нам нужна новая точка отсчета в календаре. Ну, типа, «День, когда мы проебали Землю». Или «День, когда закончилась великая спячка».

Рейвен бросает упаковки со шприцами и странно на него смотрит, сложив руки на груди. В глубине карих глаз он улавливает тревогу. Почти звенящим от напряжения голосом она спрашивает:

– Мёрфи, ты помнишь, что тебе снилось?

Он тоже замирает с тетрадью и ручкой в руках, нахмурившись. Что за идиотские вопросы? Кажется, ему и вовсе ничего не снилось, или, может, всякая хрень, типа толпы енотов, обороняющих Землю от нашествия водорослей.

– Рейес, ты хочешь поговорить об этом? – иронично спрашивает он. – Но, увы, сказать мне нечего.

Рейвен вроде бы облегчённо выдыхает, но лишь чуточку расслабляется, как будто сложная математическая задача все ещё не решена – господи-боже, да он уже стал грёбанным экспертом в колебаниях её настроения и душевного самочувствия. Пытаясь сбить её ужасно серьёзный настрой, он бросает в неё вату. Она сердито стреляет в него взглядом, но в долгу не остаётся – кидается пачкой бинтов.

Такими, хохочущими и уворачивающимися от снарядов, их находит Эбби. Её взгляд полон укора, но она только берёт одну из коробок с лекарствами и снова выходит в коридор. Рейвен одними губами шепчет «это было неловко», и стыдно так, что хочется в машинный отсек провалиться.

Они снова перебирают жалкие остатки медикаментов, катетеров и шприцов.

В голове всё ещё выцарапывается вопрос, почему Рейвен не выбрала дежурство в рубке с Майлзом. Да, в конце-то концов, почему он сам не сидит в камбузе с Эмори? Возможно, ответы он уже нашёл в своих столетних снах, о которых так переживает Рейвен – но Мёрфи их не помнит и вспоминать не желает.

========== Без счета (Рейвен/Мёрфи) ==========

Комментарий к Без счета (Рейвен/Мёрфи)

Персонажи: Рейвен/Мёрфи

Рейтинг: PG-13

Жанры: ангст, hurt/comfort, дружба с элементами гета, немножко флаффа.

Предупреждения: Нецензурная лексика, немного UST и ООС

Таймлайн: после 7х03. Вообще, я надеюсь на что-то подобное в сериале, но не слишком.

Приятно вернуться к этому пейрингу, ура, есть повод!

Джон Мёрфи нихрена не разбирается, чем Джексон его лечит от последствий радиации. Медик трещит о замечательных препаратах и удивительно продвинутых технологиях Эллегиуса и Санктума, вкалывая болючую жидкость в вену, но Джону насрать. Если оно сработает, сократит период восстановления, то пусть окажется хоть даром феи-крёстной.

Джексон предупредил, что, скорее всего, будет очень плохо, а потом скрылся по каким-то своим важным делам – Джон не уловил, когда это произошло, в голове мутно, и вокруг тоже. «Очень плохо» – сильное, блядь, преуменьшение. Мёрфи блюёт не переставая, его трясёт, как при жутком похмелье после отравления дерьмовым алкоголем. А ещё ему кажется, что кожа слезет с мышц тоненькими полосочками, следом сползут мышцы, и так до костей. А ещё ему холодно и жарко одновременно, а так не бывает. И он не помнит, какой сегодня день, где он, и как сюда попал. Ему хочется поделиться наблюдениями с Эмори или Рейвен, и он даже открывает рот, но вместо слов изо рта снова льётся блевота, заставляя склониться над ведром.

Пиздец. Вонючий и очень странный.

– Пей, – Рейвен пихает в его руки кружку. Приходит благословенное мгновение, когда в голове и вокруг будто бы проясняется, и Мёрфи чётко фокусирует взгляд.

– Ты тоже как из могилы вылезла, Рейес, – выдавливает он. – Из одной могилы со мной.

Она фыркает. Выглядит ужасно, прячет трясущиеся руки между коленями. Волосы слиплись от пота, лицо – зелёно-жёлтого цвета, разукрашенное красными ссадинами и наливающимися синяками. Но заплаканные глаза по-прежнему яркие, и даже сейчас цепляют невидимые крючки в его сердце.

Мысли выстраиваются в ровную линию настолько, чтобы вспомнить: Рейвен тоже принимает лечение, она словила конскую дозу радиации, но её состояние изначально гораздо, гораздо лучше, чем его с Эмори. Вот поэтому Джексон свалил. Оставил их на попечение наименее больной.

Он пьёт из кружки лекарство и протягивает обратно Рейвен. Она тоже делает глоток.

– Что мы будем делать, когда всё закончится? Я имею ввиду, вообще всё? – говорит Джон, чтобы хоть о чём-то говорить и не блевать. – Снова устроим барбекю на лужайке?

– Заткнись, Мёрфи, – она пытается встать на ноги, но, едва приподнявшись, тяжело опирается ладонью о пол. Джон осторожно забирает у неё кружку и ставит рядом. Он серьёзно смотрит на Рейвен, и она не отводит взгляд.

– Как ты? – ему самому хочется рассмеяться в голос, когда слова повисают в воздухе. Настолько охуительно тупой вопрос, они сидят и трясутся на полу рядом с ведром, в котором переваренный завтрак с желчью и чёрт знает чем ещё, отторгнутым организмом. Да, у них обоих отличный день.

– Ты серьёзно? – она фыркает, на губах слабое подобие улыбки. Что ж, своей цели он достиг. Но ещё не до конца.

– Ты знаешь, о чём я, Рейес. Поговори со мной. Давай, словами через рот, это не сложно.

– Да ты сам уже всё сказал, разве нет? – грубо отвечает она, и вся напрягается разом, как будто ждёт удара током. – Я убила четыре человека. Это вся история.

– Ага, четыре человека, или бы весь Санктум накрылся. Мы убили их. Мы с Эмори были с тобой, мы всё понимали, и мы поддержали твой выбор. Не вздумай тащить вину на себе, ты поняла меня?

Он лжёт лишь чуть, и это меньшее, чем он может помочь, чтоб моральность не сожрала её с потрохами. Врождённое чувство правильного, конечно, будет сгрызать изнутри, уничтожать сомнениями, обвинениями, дробить на части психику и душевное равновесие. Иногда Мёрфи кажется, что быть наглухо ёбнутым мудаком с ампутированной совестью гораздо выгоднее и спокойнее. Аж жалко, что они оба не такие.

Рейвен качает головой и опускает взгляд. Они молчат, и Мёрфи рассматривает комнату, в которую не помнит, как попал. Эмори свернулась калачиком недалеко на кровати, наслаждаясь отключкой. Окна задёрнуты шторами, и дневной (или вечерний?) свет забирается сквозь щели, в лучах-прожекторах кружится пыль.

– Когда стрелка датчика почти добралась до грёбанного максимума, – наконец, произносит Рейвен, голос звучит слишком слабо, руки всё ещё дрожат. – Я думала только о том, что всё сделала. Всё отдала. И даже больше. Тобой рискнула. А мы всё равно сдохнем.

Джон резко поворачивает голову и тянется к Рейвен, едва не сбивая ведро, стоящее рядом. Она вскидывает ладонь и отодвигается, наверняка считая, что не заслуживает прикосновения. Так же, как отмахнулась от него тогда, сидя на полу, окровавленная после драки.

– Я думала, – тихо продолжает она, – что мы сейчас умрём, а последнее, что я сделала – не поверила в тебя. Как будто… Я тебе не доверяю. Как будто ты убежать мог или отказаться помогать. Тупое, ненужное это решение – блокировать дверь.

Господи-боже, ещё одна заморочка в её голове, подтачиваемая хвалёной моральностью. Он ведь понял. С самого начала понял и не думал злиться. Мёрфи всё-таки делает усилие и пододвигается к Рейвен, заключает её ладони в свои и заглядывает в глаза. Она не пытается вырваться.

– Рейвен, забей. Я знаю, почему ты это сделала. По той же причине, почему ты всё перепроверяешь по триста раз. Ты никогда не оставляешь шанса, чтоб что-то пошло не так.

Могло ли что-то пойти не так в этот раз? Часть его готова кричать, конечно, блядь, нет, он бы ворвался хоть в активную зону реактора, его даже упрашивать не нужно было бы… Но другая его часть ехидничала, что вообще-то он не думал помогать, пока Рейвен не перекрыла пути к отступлению. Они оба были слишком напуганы потенциальным и таким внезапным концом света, чтобы думать рационально.

Джона всё ещё трясёт, и её тоже, и от псевдо-похмелья, и от пережитого кошмара. Непривычно уязвимая, хрупкая, он почти забыл, когда видел её такой. Он осторожно притягивает Рейвен к себе. Она сдаётся, капитулирует перед нежностью, расслабляется под ладонями, обнимает в ответ, крепко, как может.

Объятья, долгие, крепкие и нежные растягивают время, залечивают раны и топят обиды.

– Ужасные объятья, если подумать, – выдыхает Мёрфи ей в шею. – Мы как вонючие наркоши с «Ковчега».

– Да уж. Даже если ты сблеванёшь на меня, хуже не станет, – Рейвен смеётся, всхлипывает, но не отстраняется. Отстраняется Джон.

В голове ещё достаточно тумана, и выпитое лекарство, наверное, ещё сильнее усугубляет. Мёрфи осторожно касается её лица, дотрагивается почти как до хрупкой вазы, только бы не задеть ненароком ссадины, стирает дорожки слёз с щёк и, наконец, целует в лоб.

Она держится за его запястья и смотрит в глаза открытым взглядом. Крючки в сердце тянутся, нитки выписывают запутанные узоры, в которых уже хрен что разберёшь. Мёрфи – мастер по проёбам, гуру «я всегда все портачу», и он в шаге от того, чтоб допустить ошибку, или наоборот, как посмотреть.

Но ни всё испортить, ни всё исправить Джон не успевает. Рейвен плохеет, и всё, что он может сделать – придержать её, чтоб не упала, пока она склоняется над ведром.

Удивительно, но Джон Мёрфи точно знает: когда действие лекарств закончится, проще ничего не станет.