Текст книги "Грязная дорожка (СИ)"

Автор книги: Fijeps

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Внутрь дома вошли два джентльмена, совершенно разные внешностью. За ними последовала и сама Ольга, направляя в залу. Тот, что был выше, являлся представителем вида кабарга, практически иностранец в кубанских краях. Одет был в простенький костюм с плащом. Его напарник же – обыкновенный лис тёмного окраса в полицейской униформе.

В гостинице господа сели на диван напротив матушки. Кабарга сразу же достал блокнот и ручку для записи.

– Я ещё помню текст из вашего письма, да и слышал о случае. Смерть мужа не даёт успокоиться?

– К сожалению, Цохт. Быть может, я бы успокоилась, но всё это так странно. Я не хочу никого подозревать, но… Пожалуйста, Савелий, докажите мне обратное, докажите, что это просто болезнь! Прошу… – Ольга закрыла глаза рукой, растерев подступившие слёзы.

– Не совсем по моей части, но я постараюсь. Позвольте опросить вас, чтобы придать точности делу.

Матушка безмолвно кивнула, приводя себя в порядок. Савелий сделал пометку в блокноте и подписал верхнюю строку.

– Когда вы заметили какую-нибудь странность в муже? Например, излишнюю осторожность, тревожность.

– Хм… Помню только, что последние пару месяцев он плохо ел и много жаловался на своё здоровье. У него появился ещё отёк глаз. Но и был он не молод – 55 лет уже.

– Не знаете, мог ли он с кем-то поссориться незадолго до смерти? Или, может, кто-то враждовал с ним?

– Ну… были враги или нет, я не знаю, но бывало, что ссорился с одним помещиком… как же его… Вральцкий, вот. Но это было вовсе несерьёзно. И знали они друг друга долго. Нет, точно нет таких.

– Кстати, вы упоминали в письме своего сына. Он ведь стал новым барином, верно?

– Да. Но… – Ольга задумалась, но тут же покачала головой. – Боже, нет, такого быть не может. Они очень хорошо дружили. В прочем, я уже ни в чём не уверена. Он уехал день назад, оставив лишь записку, что направляется в имение у Хеймдорфа. Думаю, ему и правда стоит побыть наедине.

Цохт удивлённо вскинул брови, записал что-то в блокнот и обвёл кружком. Затем спросил:

– Кто ещё есть в семье? Может, они что-то знают?

– Дочки: Аннушка и Наташа. Да и всё. Я их не так часто вижу, но обычно они где-то на территории усадьбы. Правда, не уверена, что их получится разговорить. В последнее время они очень молчаливы, только друг с другом время и проводят.

И снова пометка в блокнот. Тем временем лис, откинувшись на спинку дивана, подрёмывал под голос Савелия. Кабарга почесал голову, толкнул товарища в бок и убрал блокнот.

– Думаю, пока на этом всё. Мы ведь можем пройтись по дому и опросить прочих лиц?

– Само собой. Если что-то нужно, я останусь здесь. Скажите, когда закончите.

Савелий кивнул и поднялся с диванчика. Несмотря на толчок, лис продолжал подрёмывать, откинув голову. Кабарга наклонился к его уху и рявкнул: “Антон, пошли!” Полицай вздрогнул, моментально проснувшись. Он лишь раздражённо прорычал, но послушно встал за Цохтом и следом вышел в коридор.

– Ну что, “детектив”, как успехи? – насмешливо спросил Антон.

– Я не причастен к тому, что за каким-то хером тебя приставили к этому делу. И я тоже не в духе, что мне приходится с кем-то работать. Но лучше не бурчи и выполняй мои просьбы, как и обговаривалось.

Лис поморщил морду.

– Что теперь-то?

– Раз её сын сейчас вообще в другом городе, нам придётся заняться им чуть ли не в последнюю очередь. А пока проверим слуг и этих сестричек. – Цохт снова достал блокнот, что-то расписывая у себя.

– Очевидно, что он убил! Захотел себе наследство, а чтобы отвести подозрения, уехал за несколько сотен вёрст, делая вид, что горюет. Тут и думать не надо. В тюрьму его, и дело закрыто!

– Ты опять забыл, кто ты? Помощник. По-мощ-ник. Я тут решаю, что делать.

Антон раздражённо пробурчал что-то себе под нос, но ничего так и не ответил. Савелий прошёлся глазами по своему блокноту, и резко сорвался с места, направившись к лестнице наверх. Лис последовал за ним.

– На кой чёрт нам нужна спальня хозяйки? – спросил полицейский, осматривая помещение.

– Идём от обратного.

Кровать до сих пор была слегка продавлена посередине. Всюду валялась чёрная шерсть. Комната выглядела грязной и неубранной.

– Видишь? Комната совершенно не тронута. Похоже, ей всерьёз очень плохо. Ночует вовсе не здесь. Значит её можно и не подозревать. К тому же, вид у неё отвратный. – кабарга тут же вычеркнул этот вариант.

– У хозяйки-то? У тебя правда был такой вариант? Ты хоть думаешь, зачем ей убивать своего мужа, а потом звать нас… тебя.

– Я просто положил начало делу, уймись. Как она писала, до этого Брунс, её муж, сходил на охоту с сыном, а вернулся уже на его плечах и полумёртвый. И вроде как плохо ему стало ещё утром…

– И это всё опять ведёт к тому, что этот Николай отравил его, верно?

Савелий проигнорировал слова лиса, прикусив в размышлениях свой палец.

– Антон, опроси слуг, может они что-то видели. Я найду сестёр. Встретимся в парадной.

Без лишних слов, напарники разошлись. Расследование не займёт много времени.

*** Николай уже второй вечер проводил в библиотеке. За день ему удавалось прочитать по паре сот страниц. Такой образ жизни явно дал ему расслабиться и придти в себя. Но вот чтение очередной книги у встроенного в стену камина быстро прервалось вторжением в комнату Ефима.

– Барин, тебе весточка от давнего товарища. Как и обещал, принёс как только так сразу.

Ризеншнауцер подскачил с места и выхватил конверт из рук. Кот улыбнулся и удалился из комнаты. Пёс поудобнее уселся в кресле и раскрыл “посылочку”.

“Николай,

Я очень рад, что ты вспомнил о моём существовании в этом захолустье. Не хочу ничего лишнего писать в письме, жду в трактире, что прямо у площади, в полночь.

С уважением, Владимир.”

“И ради строчки целый конверт?” Тем не менее, на часах уже было 11. Ризеншнауцер бросил чтение книжки, накинул на себя плащ и вышел из дому.

Хеймдорф выглядел явно лучше ночью. В некоторых избочках ещё горели окна. Всё уродство скрывалось темнотой. Ночная прогулка Николая сопровождалась приятным шелестом листьев, треском сверчков. Холодный летний ветер обдувал морду. В такие моменты легче всего забыться и просто идти вперёд.

На удивление пса, небольшой трактир и правда был открыт в столь позднее время. Николай перешагнул через порог.

========== Глава 6. Лёка. ==========

– Н-не, н-н-ну т-ты, хаха, п-предсссставляешшшь, к-к-какая у н-него ррррожа была!! А я емму и гов-ворю: “Тысща пятьсот! Или всё хозяйство!”

Уже вторая бутылка коньяка была почти пуста. Персидский кот долил себе капли в рюмку и тут же опустошил её, продолжая увлечённо рассказывать. Ризеншнауцер, сидевший напротив, еле держал голову поднятой, подперев её рукой. На столе более ничего и не было, как две рюмки и две бутылки, персональные каждому. Своей пьянющей головой пёс лишь поверхностно понимал, во что это может выйти ему позже, но не придавал никакого значения. Ведь ночь удалась абсолютно на славу.

Как только Николай зашёл в трактир, Владимир сразу встретил его и на месте же предложил “отметить” за встречу. Первая рюмка распутала языки обоих, заставив часы напролёт обсуждать всякую ерунду, вспоминать былое и говорить о своём несбывшемся великом. Говорили и о давней учёбе, и о службе, крепостных, алатах, жизни, семье и всё-всё-всё. Под конец друзей вовсе понесло: Николай рассказал о том, как его чуть не отправили на бессрочную каторгу за три тысячи вёрст отсюда из-за “каких-то там пары сот тысяч рублёв!”, а персид активно рассуждал, как лучше пытать крепостного, чтобы работать ему хотелось больше прежнего.

Но пока голова не раскалывалась, Крунштайну снова растянуло улыбку на всю морду. То же случилось и с котом, из-за чего он совершенно неожиданно стал напоминать Чеширского. Осенило! Кот скидывает всё со стола и достаёт колоду. Бутылки такого не пережили, расколовшись на несколько частей, а рюмки спокойно выстояли.

– Никола, давай в картишки!

– Дурак?

– Как пожелаешь!

– Э… – коту уже и неважно, что именно имел ввиду пёс. Карты разданы, а от такого не отвертеться. Ризеншнауцер припоминал правила игры, хоть и очень смутно. В прочем, и сам персидский кот не особо соображал в них. Тем не менее, хоть игра и шла туманно, но с необычайной лёгкостью пьяного и его же тяжестью мыслей.

Николай и во время учёбы, и службы не особо жаловал различные азартные и карточные игры, но иногда так легко просто забыться в приятной компании, проигрывая последний пятак. Со сложной мордой он разглядывал свою шестёрку карт. Владимир без раздумий кинул бубновую восьмёрку.

За игрой время проходит быстро. Уже взъерошенный от злости кот наблюдал за псом. На столе лежал пиковый валет. Пёс почесал голову, да и кинул свою последнюю карту.

– Ха, а ты кичился, что профи! – усмехнулся Николай.

Ризеншнауцер приподнял руки, показывая отсутствие карт. Владимир сдержал себя от любого проявления гнева и просто тяжело вздохнул.

– Что ж, удача. Если бы не твой туз поганый!

– На что играли-то? Или мы и не говорили…

Кот подумал и хитро улыбнулся.

– Крепостного хочешь? А, Коля?

– Не прочь. Но в чём подвох?

– Да подвох в том, что одного сукиного сына отдать могу. Мне он уже изрядно надоел своими выходками, может ты попробуешь его потерпеть?

– Что за крепостной-то? Хватит загадками трындеть.

– Да такое дело… – Владимир постучал коготками по столу. – Пёс есть лет эдак 25, да ведёт образ жизни разгульный. И такое я слыхивал, что… говорить вовсе неприлично. Сможешь заставить его работать, и проблема исчезнет. Надеюсь.

– Как хочешь. Награда есть награда, да? Завтра могу изъять его. Как имя-то?

– Лёка… вроде. Обязательно буду ждать.

Друзья, наконец, вышли из трактира, попрощались и разошлись по своим сторонам.

Проспал Николай около 14 часов, очнувшись уже вечером. Как и ожидалось, голова невероятно болела, а в горле ощущение было, что пёс не пил неделю, и он уже вовсе мёртв. Ризеншнауцер вяло встал к умывальнику и стал жадно пить воду, больше пригодную как раз для умывания. После утоления жажды, Николай свалился обратно на кровать, потирая свою голову. Он вспоминал детали ночи в трактире, и как мог так нажраться. Тем не менее, воспоминания были очень хороши. Давнего товарища встретил как никак. Через воспоминания пьяного угара и вспомнилось, что ему нужно опять зайти ко Владимиру, и на этот раз суметь не напиться, забрав какого-то там крепостного.

– Николай, неужели проснулся! – в комнату залетел обеспокоенный утренним состоянием пса Ефим. – Воды? – Пёс вяло перевёл взгляд на управляющего.

– Умывальник уже пуст… А… как я вчера дошёл до дома? То есть сегодня… время…

– 6 вечера, барин. Ты чуть не рухнул во дворе, но я смог тебя довести до кровати. Не советую так напиваться, благо, никто и не видел.

– Ты тогда не… с… спал? Спасибо. Но мне вроде опять нужно к Златухину… я что-то обещал. Да…

Пёс поднялся с кровати, сел на край и посмотрел на себя в настенное зеркало. Голова была абсолютно взъерошена, а шерсть на руках наоборот полностью смята. Взгляд сонный и чудоковатый. Обычно стоячие уши были загнуты. Простонав от боли, Крунштайн свалился обратно. Евфимий театрально закатил глаза.

– Ну куда же тебе идти? Полно пьянствовать!

Николай промычал в ответ и лениво перевернулся на другой бок, махнув рукой Ефиму.

– Я уже нагулялся. Мне правда по делу.

– Охотно верится. В конце концов, кто я такой, чтобы лезть в твои дела.

Ефим вышел, закрыв за собой дверь. Лёжа, Крунштайн начал прилизывать шерсть на своей голове. Имя “Лёка” всё крутилось в голове. Разгульный крепостной? Чего же в этом такого. О подходах Златухина к “воспитанию” крестьян пёс знал не понаслышке. Собрав волю в кулак, ризеншнауцер встал, подабающе оделся и вышел прочь из дому.

Встреча с товарищем в этот раз прошла без какого-либо алкоголя. Владимир в очередной раз приятно принял друга, показал свою усадьбу, милую жёнешку и своего сына, Мишу. И в настолько же очередной раз Николаю указали на свою мёртвую личную жизнь. В прочем, дальше пустого наказа и не пошло. Отмахиваться ризеншнауцер уже научился.

– Точно, совершенно забыл! Ты же из-за крепостного пришёл, да?

Пёс кивнул головой.

– Вот как напился тогда, что и забыл. Ладушки, давай уже отдам этого черта тебе, да разойдёмся.

Николай и Владимир прошли вглубь приусадебной деревушки. Она была явно побольше, чем у ризеншнауцера, но выглядела либо на уровне, либо вовсе стоило опустить всякие слова. Владимир остановился перед одним из дворов и зашёл внутрь, оставив пса на улице. Вышел он уже не один. За ним шёл ужасно выглядящий дворняга, то ли какой-то отвратный метис. Грязная шерсть, местами вовсе окровавленная. Битые глаза и морда в принципе. Николай безмолвно рассматривал нечто, движущееся к нему. Подсознательно он пренебрёг бы таким крестьянином, но что есть. Лёка шёл немного сгорбившись, подхрамывая, отчего его глаза были на уровне глаз ризеншнауцера. На шее виднелись шрамы от плети, да и свежие следы тоже.

– Я надеялся увидеть крепостного, а не измученного каторжника, Владимир.

– Странное у тебя представление о каторге. Я лишь перевоспитываю, а каторга убивает. Верно, Лёка?

Мученник ничего не ответил, потупив взгляд в землю. Несмотря на пренебрежение, Николай почувствовал искреннюю жалость и сострадание.

– И как же твоё перевоспитание? Лучше работают, изрезанные плетью?

– Когда как. Если бить по шее и торсу, бывает, что лучше. Главное, особо не задевать конечности. Ну что же, зайдёшь в дом на чай?

– Пожалуй… – Владимир уже не казался Николаю таким безобидным персидским котом. В прочем, жестокость с крепостными не более чем обыденность. Даже спустя столько законов, расширяющих права крепостного. – Пожалуй, нет. Мне нужно привести его в порядок. – Николай показал на Лёку. Тот поднял удивлённый взгляд с земли, до сих пор и не осознавая, что будет дальше.

– Как знаешь. Тогда, до встречи?

– До встречи.

Сунув руки в карманы, Николай пошёл прочь от деревни кота. Некоторое время Лёка следовал позади него, но вскоре поравнялся. Сбоку ничего нового не виднелось – те же шрамы, та же выцветевшая грязная шерсть. Необычной была лишь морда. Она немного длиннее, чем у прочих псов. Что-то сродни волчьей. Сложно точнее оценить внешний вид сгорбившегося грязного пса.

Прогулка прошла полностью безмолвно. Похоже, крепостной был слишком запуган прошлым хозяином, чтобы что-то говорить новому. И сам Николай не горел желанием начать разговор. Но что-то в этом Лёке было…

У усадьбы на пути встретился Ефим, искавший, чем себя занять. Ему сразу бросился в глаза крестьянин, идущий рядом с барином.

– А это…

– Лёка, вроде как. Новый крепостной будет. Ефим, у нас же флигели свободны, да?

– Эээ… да… ты хочешь его поселить в барском доме? А не слишком ли он грязный для этого?

– Альтернативы?

– А… ну да… изб более и нет. Как хочешь, Николай.

– Тогда сразу приготовь флигель, а я сам займусь псом.

Безэмоциональная морда Лёки сменилась слабовыраженным ужасом. Ризеншнауцер положил руку тому на плечо, улыбнувшись. Ефим скрылся внутри усадьбы, не влезая в взаимодействия этих двух.

– Да не бойся ты. Тебя просто помыть надо. Кстати, наверное, ты уже понял, но я Николай Крунштайн, слегка смешанной породы ризеншнауцеров. – пёс протянул руку псу. Лёка неуверенно пожал её, еле сжимая. – Имя у тебя, конечно, странноватое. Разве это не женское?

– Лександр… – прорезался грубый голос крепостного.

– Славно. Пошли в дом, там решим, что делать.

Немного суеты, и баня уже топилась. Николай сам позаботился об этом, не прося Ефима. Она находилась немного поодаль от усадьбы, но внешним видом была очень даже неплоха в сравнении с самим домом. Ризеншнауцер подозвал Лёку.

– Один без проблем сможешь смыть всю грязь?

– Не слишком ли чести для меня…

– Не бери в голову. Ступай.

Лёка зашёл в баню. Сам же Николай ухмыльнулся и остался ждать на улице. Фантазии часто бывают бредовы, но на то они и есть, верно?

========== Глава 7. Тряхнули стариной… ==========

Комментарий к Глава 7. Тряхнули стариной…

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!! Именно эта глава по большей части соответствует метке “элементы слеша”. Для тех, кому это вообще не интересно, прочитайте половину и скипайте – сюжет не потеряется вовсе.

Как и было обговорено, Антон и Савва встретились в парадной комнате.

– Никто ничего не знает, не слышал, ничего подозрительного не было. Эх… – ответил лис без энтузиазма на вопросительный взгляд кабарги.

– Сёстры указывают на Николая. Мол, вёл себя странно, грубил, да и батюшку, верно, он и загубил. Анна держалась уверенно, а Наталья заметно нервничала. – сказал Цохт, полистывая блокнот.

– Ну и к чему теперь разговоры? Арестуем псину, и делов-то.

– Может, ты теперь и прав, но я ещё поработаю. Отправляйся за ризеншнауцером, арестуешь его, отправишь мне письмо, а я как только, так и сразу буду там. Нечего его по стороне таскать.

– Принял.

Лис вышел из дома. Савелий так и не был уверен в причастности к делу какого-то там офицерика в отставке. Из-за чего вернулся в гостиную к Ольге.

Кабарга сел напротив. Матушка сидела с опущенной головой. Прозрачная капелька упала на пол.

– Вы слышали? – спросил детектив.

– Да…

– Не берите в голову. Раз я всё ещё здесь, всё не так просто. Я помню, вы говорили, что Николай хорошо ладил с отцом, верно?

– Верно…

– А с сёстрами?

– Конечно же нет. Они не взлюбили его с детства. Хоть даже он и старший брат. Просто… девочки считают его странным. Весь себе на уме. Но он никогда не обижал их, старался укрепить семью. В прочем, сёстры грубы почти со всеми мужчинами, включая и Брунса. Но, хм…

– Но?

– Перед приездом девочки сильно смягчились. Помогали по хозяйству, вели себя воспитанно, кухарочкам помогали. А после смерти отца снова закрылись в себе.

– Помогали кухаркам. Зачем? Слуг мало?

– Нет-нет, просто в журнале нашли какой-то особый способ приготовления чая, да и сделали. Я не мешала, но и особо не вдавалась. Решили и решили, что уж. Хорошо ведь получился чай.

– Чай был готов к ужину перед смертью?

– Угу.

Ольга провела Савелия на кухню. Слуги косо поглядели на кабаргу. Одна из тех, что подерзее, сказала: “Мы уже ответили на всё. Нечего нам мешать работать.” Цохт попросту проигнорировал и залез в сервизный шкаф. Все чашки были блестяще чистыми, кроме двух последних. Синий налёт на дне так и не был смыт до конца. Савва усмехнулся и забрал чашки в наплечную сумку. Затем повернулся к Ольге.

– Я временно возьму их на небольшую проверку. Всё было на поверхности!

– Конечно, Цохт. в

Кабарга в быстром шаге вышел с усадьбы Крунштайнов и отправился к своему знакомому, что с лёгкостью мог подобрать нужные токсины для любого дела.

*** Ризеншнауцер сидел в саду, ожидая крестьянина. В голове он делал небольшие наброски того, как бы хотел переделать всё так, чтобы было ещё красивее и приятнее глазу. Его размышления быстро прервались запахом влажной шерсти. Вышедший из бани Лёка присел рядом с Николаем, продолжая вытираться полотенцем. Перед ризеншнауцером предстал уже не грязная сутулая собачонка, а белый волкособ. Форма ушей с потрохами выдавала его метисовое происхождение. Он был немного больше и выше пса. Рядом с ним Крунштайн почувствовал странное напряжение и давление в голове, что чертовски напоминало о его разгульных похождениях во время и учёбы, и службы. Ризеншнауцер перекинул лапу на лапу, боковым зрением рассматривая крестьянина.

– А ты не так прост, как может показаться сначала.

– Вы тоже, Николай.

Очевидно, волкособ приметил активный хвост пса, что никак не унимался с того момента, как Николай почуял запах шерсти. Через силу Николай поджал его к себе, внутри чувствуя стыд и жар.

Но хвост Лёки вёл себя примерно также, помахивая из стороны в сторону.

– Как-то очень быстро мы раскрыли друг друга. Так вот почему о тебе так плохо отзывался персид. И в качестве издевательства он тебя мне и подарил. Верно, Лёка? – усмехнулся ризеншнауцер, смотря в сторону.

– Похоже, что так. Честно говоря, о вас почти ничего не слышал. Давно в городе?

– Во-первых, давай на ты. А во-вторых, совсем недавно. Это усадьба моего детства, вот и вернулся сюда для спокойной и тихой жизни. – Николай тихо вздохнул. – Давай уже пройдём в дом. И… надень уже рубашку. – пёс прижал палец к носу, пытаясь избавиться от давления. Волкособ фыркнул и накинул её на себя.

Ризеншнауцер сделал быстренькую экскурсию по дому Лёке, показав ему комнаты (его в том числе). Старый кот косо наблюдал за этим со стороны, но не подавал виду.

Псовые остались в гостиной. Они обменялись всякими интересностями и жизнью о себе. Николай многое приметил в жизни крестьянина, но ничего того, что было бы совсем необычно. В то же время это был первый алат, с которым ризеншнауцер мог поговорить открыто, ничего не боясь ляпнуть лишнего.

С небольшими условностями, было обговорено: Лёка остаётся жить во флигеле при условии, что как и Ефим, он помогает следить за домом и делать всякую работёнку, в то же время получая почти полную свободу, более и не являясь крестьянином. Всё равно ещё души Николаю более и не нужны, да и немало уже разговоров было о крепостничестве и перспективе его отмены.

Посреди разговора, ризеншнауцер решил выйти из гостиной, попросив подождать пару минут. Всё это время рядом с ней ошивался Ефим, который так и не смог уложить в голове, с чего бы такие привилегии какому-то незнакомому выскочке.

– Ефим.

– Да?

– Держи десятку и исчезни из дома на несколько часов, хорошо?

Ризеншнауцер подкинул пальцами монетку, и кот с лёгкостью поймал, непонимающе потупя на неё взгляд.

– Что, не хватит? Вот ещё.

На руках у кота стало уже 20 имперских рублей, за которые можно было хоть пол бара скупить. Пожав плечами, Ефим ушёл в город. Ризеншнауцер вернулся к разговору по душам с Лёкой.

С ходу он предложил немного выпить. Волкособ не был против, охотно согласившись на ликёр. Рюмка, вторая, третья. Лёка сел рядом с Николаем, чтобы легче доставать до бутылки. Или до ризеншнауцера.

Четвёртая рюмка стала последней. Лёка поглаживал спину Николаю. Тот пододвинулся ближе, прильнув к телу волкособа. Он потёрся щекой об голову псу, взял рукой за подбородок и повернул к своей морде. Взгляды псовых встретились. Ризеншнауцер приоткрыл рот. Волк приблизил свою морду к Крунштайна, столкнул и затянул пса в поцелуй, проникнув в его пасть языком.

Отпрянув от морд друг друга, псовые быстро скинули друг с друга верхнюю одежду, оголяя торсы. В объятиях Лёка свалил Николая на диван, оказавшись сверху. Пёс поглаживал волкособа по спине, а волк легко покусывал ризеншнауцера за шею. Тяжело дыша, они оба достали узлы. Волк прижал свой узел к узлу партнёра, обхватив их рукой. Телом он слегка надавил. Из членов обоих вытекло немного смазки. Николай слегка прикусил язык, положив свою руку на руку волка. Медленными движениями и посильнее сжимая, волк мастурбировал сразу и себе, и псу. Ризеншнауцер откинул голову, высунул язык и расслабился.

Затем волк немного отодвинулся. Он помог псу стянуть оставшуюся одежду. Лёка снова обхватил свой узел и легко начал вставлять его в Николая. Одной рукой он опирался на диван, а другой взял пса за голову и вставил ему в пасть свои пару пальцев, давая их обсасывать и покусывать. Поступательными движениями волк пропихивал узел внутрь ризеншнауцера, растягивая тому. Откинувшийся пёс начал постанывать и ещё тяжелее дышать. Волк сунул пальцы немного глубже, заглушив Николая. Он высунул язык, продолжая шлёпать бёдрами об бёдра ризеншнауцера.

Приевшись одной позой, Лёка переложил Николая на живот, навалившись на него с новой силой, но не придавливая. Волк прильнул к телу пса, полностью засунул узел и кончил внутрь. За ним кончил и ризеншнауцер, всё это время мастурбировавший себе рукой, испачкав диван.

Волк взял полотенце, вытерев Николая и диван. Пёс взглянул на часы, обратив внимание, что уже давно за 12 часов ночи.

– Ух, давно у меня такого не было. Немного странновато для первой встречи, но получилось великолепно. – сказал Николай, надев обратно штаны, остальную одежду сложив рядом.

– Никогда не думал, что у меня будет секс с барином.

– Э, фактически, я тебе не барин. Ладно, поздно уже. Я пойду к себе. Можешь лечь со мной или во флигеле, мне без разницы.

Николай вышел из гостиной, оставив Лёку одного. Тот ещё выпил ликёра и вышел прогуляться на улицу, уже с более приподнятым настроением.

========== Глава 8. Fin. ==========

Вечером того же дня Савва пришёл к своему давнему товарищу-торгашу, что не только продавал всякий хлам, но и хорошо мыслил за яды.

– Здравия, Демитро.

– Здаров. Опять по делу пришёл или прикупить чего хочешь? – спросил енот.

– Дело, ведомо.

– Опять кого-то траванули?

– Конечно.

Кабарга достал из сумки две сервизные чашки, взял одну и указал на дно.

– Видал?

Енот взял в руки чашку, провёл пальцем по дну и попробовал на вкус, тут же сплюнув.

– Рицин. Во всяком случае, его смесь, раз он цвет имеет.

– Продавал его недавно? Скажем, около недели назад.

– Да, было дело. Дамочка приходила, сказала, что ей против птичек яд нужен, но чтобы незаметно вообще было. Ну я и продал ей баночку. Но я чистую продал.

– Дамочка собакой была?

– Угу, именно. Мне ещё странным показалось, зачем кому-то птиц травить, но я в дела клиентов не лезу.

– Очень зря.

Уже под ночь Савелий вернулся к себе домой, легко сложив весь пазл. Но до сих пор было непонятно, зачем травить своего же отца и брата. Причём брат так и не отравился, заподозрив неладное и быстро съехав прочь. В любом случае, на следующий день кабарга планировал провести арест, отозвать Антона обратно в город и закрыть дело.

*** Николай проснулся на утро от стука, тут же ощутив на себе все прелести похмелья. Пристойно одевшись, он глазком выглянул в окно посмотреть, кто припёрся в такую рань. На крыльце стоял полицейский в форме. Всё осознав, Николай быстро вернулся в свою комнату, зарядил винтовку и поставил её в угол на место. Только после этого он спокойно открыл дверь.

Антон прокручивал в своей голове действия. Зайти, спокойно поболтать и попросить пройти в участок. Ничего сложного.

– Здравствуйте, офицер.

– Николай, верно?

– Угу. Проходите.

Ризеншнауцеру только было непонятно, почему это не военная полиция, и почему этот алат один. Неужели они настолько уверены, что Николай легко согласиться пойти по закону на пожизненную каторгу за своё прошлое.

Крунштайн провёл офицера в гостиную. Антон постарался заверить, что это всё формальность по делу смерти отца Николая. Крунштайн понимающе кивнул и попросил своего гостя немного подождать. Офицер согласился.

Слегка дрожащими руками Николай достал винтовку, проверил патронник. Убедившись, что всё в порядке, он спокойно подошёл к двери в гостиную, влетел внутрь и сделал несколько выстрелов. Голова лиса разлетелась на кусочки от экспансивного патрона 10.35 на 47 мм. Тело офицера свалилось с дивана на пол, брызжа кровью. Ошмётки головы были по всей гостиной. От столь громкого выстрела проснулись не только те, кто были в усадьбе, но и некоторые крестьяне, жившие рядом. В гостиную мгновенно влетели Ефим с Лёкой. В ответ на их шокированные морды Николай опустил винтовку и ответил:

– Сукин сын прикинулся обычной полицией. Хитро. Извиняюсь за то, что разбудил. Если бы я не убил его, то отправился в Сибирь или на эшафот. Ефим. Сходи к полицаям и скажи, что барин застрелил офицера. Лёка. Ты как хочешь. Документ об освобождении у меня на рабочем столе, подписан. Если хочешь стать свободным сейчас, то тебе стоит поспешить.

– А ты? – спросил волкособ.

– Ты думаешь, я никогда не задумывался о том, придут ли за мной или нет? У меня есть чемоданчик на чёрный день. Пока они закончат бумажную волокиту по делу, я буду пить игристое вино в Берлине.

– Я могу поехать с тобой?

– С убийцей? Ты точно хочешь этого?

Лёка кивнул.

– Что уж оставаться здесь. Ты как никак уже много чего мне сделал, хоть и знакомы мы от силы день. А насчёт убийства, за всеми есть грешок.

– Ты псих. Но пожалуйста. А ты, Ефим, без возражений?

Кот молча смотрел на труп.

– Я… Коля… Я сделаю так, как ты хочешь. Я не могу понять ситуацию, но… ладно. Раз так всё вышло, то удачи и не беспокойся, старик позаботиться о себе.

– Спасибо.

Ризеншнауцер напоследок обнял кота. Волк ушёл в свою комнату и быстро взял необходимые вещи. Крунштайн сделал также, сложил винтовку, кое-как поместил в свой чемодан, и уже вместе они быстрым шагом вышли из усадьбы. На улице не было ещё ни одного зеваки, так что никто ничего и не заподозрил. Коту оставалось выждать время и пойти в полицию.

*** События последних дней шли стремительно. По обвинению в убийстве и покушении на жизнь была арестована Анна Крунштайн. На допросе было выяснено, что она планировала отравить отца и брата для того, чтобы по закону о наследстве всё имущество получила матушка, а за тем и сама Анна. Наталья не прошла по делу как сообщник и была отпущена на свободу. Анне же грозил долгий срок. Цохт удостоился премии за раскрытие такого дела, но до сих пор не может найти себе места и винит себя в смерти своего напарника.

Тем не менее, имущество всё равно досталось всецело Ольге из-за побега за границу сына Брунса – Николая. За пару дней он легко смог попасть в Северогерманский Союз без каких-либо ухищрений. Изначально проходил лишь по делу об убийстве офицера, но вскоре было поднято достаточно свежее дело о коррупционной схеме среди военного командования Нижегородского уезда, по которой проходил его генерал. Очевидно, предположение о том, что офицер хотел арестовать Крунштайна по этому делу и сподвигло ризеншнауцера на убийство. Оба дела закрыты из-за пребывания главного подозреваемого вне страны.

*** Всякому придётся по душе эстетика маленькой кофейни, открытой на краю Берлина подальше от промышленных районов. Даже если открыта она русскими эмигрантами.

– Что читаешь? – спросил волк, заглянув в газету к ризеншнауцеру.

– А, это копия русской газеты. Читаю о том, какой же я беспросветный идиот, ничего не потерявший, но всего получивший.