Текст книги "Зеленоглазое чудовище (СИ)"

Автор книги: fantom.of.myself

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Я, наверное, надумал совсем не того, – заплетающимся языком лепечет Каспбрак. – Просто иногда ты так смотришь на меня, что я… Хуй знает, может, я вообще ни в чем уже не разбираюсь.

Горло сдавливает от его слов, тело бросает то в жар, то в холод, а ноги едва держат. Сейчас бы прилечь и вернуться к этому всему на трезвую голову. Не рубить с плеча, не выяснять отношения под градусом, но ёпт твою мать, так гораздо честнее. Сейчас я точно знаю, что Эдди не врёт. Боится, но говорит, пока алкоголь, как маска, придаёт сил.

На ватных, негнущихся ногах подхожу к нему, но не успеваю и коснуться, как в дверь барабанят, как на пожар.

– Какого хуя вы закрываетесь в моей комнате?

Беверли убить готова за вторжение на частную территорию, и мне не остаётся ничего, кроме как отойти от Эдди, который чудом не свалился, и открыть дверь.

========== Часть 4 ==========

***

У Эдди активная половая жизнь вообще началась довольно рано. Рано – даже по моим понятиям. Он первый из всех нас потерял девственность, у первого начались отношения, хоть так он никогда их не называл. Мутки, я бы сказал. Гуляния, которые обязательно ведут к сексу и ничего больше. Первый попробовал покурить. А потом и меня подсадил, хотя удовольствия никакого ни я, ни он не получали от этого.

От стеснительного, застенчивого мальчика мало что осталось, когда развелись его родители, и в семье началась долгая нудная дележка ребёнка. И в итоге, миссис Каспбрак, естественно, победила. Конечно же, Эдди остался с ней.

Хотел он этого или нет.

А его отца я с того момента так и не видел. Его будто никогда и не существовало, и Эдди даже не говорил о нём ни разу. Даже со мной.

Уже в пятнадцать он начал засматриваться на других парней, и если поначалу он не понимал, что с ними делать, то со временем, очень быстро смекнул, что от него нужно было. Много ума не надо, чтобы догадаться.

И вскоре ему требовалось всё больше и больше внимания. Он хотел купаться в том, чтобы по нему сохли. Будто компенсировал что-то.

В ответ же Эдди никогда не терял голову, не отдавал столько же, сколько требовал, хотел от других.

Он всегда честно расставлял свои границы – вот он я, вот моё тело и на большее рассчитывать тебе незачем.

Я никогда не слышал от него серьёзных рассуждений о глубоких чувствах по отношению к кому бы то ни было. Если они у него и имелись, то хранились под семью печатями, куда никому не было доступа.

Но тихоня Эдди может нагнать жути, особенно когда в нём просыпалась фурия, другая его сторона, когда что-то шло не по его сценарию. Когда не он в центре софит.

Мне казалось, что он не разрешает себе влюбиться. Что это ниже его достоинства. Но, видимо, Эдди всегда способен меня удивить, сколько бы лет ни прошло.

***

Из комнаты Беверли он вылетел пулей, да так быстро, что я не успел его догнать.

Как только через сотню слоёв брони, прямо как у лука, проскальзывает капелька искренности, Каспбрак шарахается и пугается, будто повел себя как-то не так.

Весь остаток вечера я думал о том, что он сказал. Вокруг меня трещала Беверли и эта Кэти, на которую мне было положить такой огромный хуй, что этого невозможно было не заметить. И, тем не менее, этого никто не заметил. Или просто сделали вид, что всё окей, и Эдди не сбежал, ни с кем не попрощавшись, никак не объясняясь.

В конце концов, Беверли было только на руку, что Эдди сделал ноги и не стал грубить Кэти ещё больше. Ведь ему было что сказать.

Меня всё пытались втянуть в общий разговор, но мысленно я был слишком далеко. Алкоголь уже выветрился, веселье кончилось, так и не начавшись, а внутри ныло, как будто гнойная рана никак не может затянуться.

Я скучающе болтал ногой, сидел на диване и крутил в руках мобильный. Беверли хмурила брови, но ничего не говорила. Я подводил её, да. Не сдерживал обещания. Но, в конце концов, мы не договаривались, что я в рот кому-то буду заглядывать. Насильно мил не будешь.

В разгар болтовни, когда на часах было уже одиннадцать, я всё же не выдержал.

– Слушай, мне надоело разговаривать с твоим автоответчиком. Не будь мудаком, подними трубку. Ты не хочешь, чтобы я ввалился к тебе домой так поздно. Или хочешь?

Оставляю уже четвёртое сообщение на голосовую почту и уставши тру глаза. Почему просто не пойти домой? Не выпить еще бутылку пива и не выключиться крепким сном? Но что-то подсказывает, что покой нам только снится, и хрен там я успокоюсь. Пока не услышу его голос, что он дома и в порядке, не засну.

Только через двадцать минут приходит смс-ка, что абонент снова на связи.

Сердце радостно подскакивает (значит, добрался домой), а пальцы сами снова забегали по клавиатуре. Но не успеваю я дописать сообщение, как мне приходит:

«Не вздумай препираться. Сейчас я точно видеть тебя не хочу».

И буквально через пару секунд:

«Там сильно скучно?»

Я улыбаюсь краем губ, и вижу его лицо, будто он стоит сейчас передо мной: бровь чуть насмешливо приподнята, губы сжаты в тонкую линию (я ведь обижаюсь, ну да), а глаза игриво горят. Он провоцирует. И мне это нравится. Если бы злился по-настоящему, даже телефон не врубил бы как минимум до утра.

«Когда главная королева драмы ушла, стало совсем тоскливо. Даже посраться не с кем».

Левой рукой тянусь к открытой бутылке пива и, не обращая внимания, делаю большой глоток. Просто, чтобы успокоить нервы.

«Ты дома?»

Я выключаю звук на телефоне, чтобы частые позвякивания не так привлекали внимание ребят. Они что-то обсуждают про следующий семестр в школе, про выпускной, и более неинтересную тему трудно придумать. Я снова опускаю глаза в телефон.

«А где мне ещё быть?» – отвечает.

«Хуй знает, в какую кровать ты от злости решишь запрыгнуть».

Думаю всего одну лишнюю секунду и отправляю.

Ответа нет слишком долго, и я едва не матерюсь вслух.

«И кто теперь ревнует?»

Приходит через пять минут, и жар обдаёт мне лицо. Мне интересно, где он. Что он сейчас делает, каждая его эмоция на лице. Смс-ки только подначивают и так мою расшатанную психику. Мне хочется увидеть его глаза. Что на самом деле скрывается за этим игривым тоном.

«Знаешь, что они сейчас обсуждают?» – решаю сменить скользкую тему. «Пытаются разузнать, кто в каком платье придёт, чтобы не дай бог фасон не совпал. Иначе для девчонок это конец света».

Ещё глоток. Пиздец, как шумит. Может выйти из комнаты? Телефон снова вибрирует.

«Какая к чёрту разница, если это платье на них пробудет совсем недолго».

Эдди печатает так быстро, что я расфокусированным взглядом не поспеваю за ним.

«Зато ты отлично смотрелся бы в чёрном смокинге. Без бабочки или галстука. Только белоснежная рубашка, с парочкой расстёгнутых верхних пуговиц. Очень сексуально».

Либо я совсем в говно, либо он флиртует. И делает это так легко, словно ему ничего это не стоит. Но я-то знаю, что Биллу, к примеру, он такого бы ни за что не написал. Паразита кусок.

«Рад, что хоть кто-то считает это сексуальным».

Пишу быстрее, чем думаю, и когда приходит следующая смс-ка, сердце волнительно бухает, а кончики пальцев приятно покалывает:

«Если бы ты был рядом, я бы доказал тебе, насколько ты сексуальный».

Перед глазами плывёт, и я нахмурено пялюсь в экран, перечитываю снова и снова, чтобы не ошибиться в том, правильно ли мой пьяный мозг складывает два плюс два. В ушах шумит, мои щёки, наверное, отливают всеми оттенками красного, а в голове представляется почему-то, как он лежит в кровати. Как длинные пушистые ресницы подрагивают от удовольствия, тело расслабляется в блаженном экстазе, губы красиво складываются в идеальную букву о, и голос, мягкий, плавный тянется из груди, заполняя собой пустоту. И стоны. Каждый раз, когда я заполняю его.

«Кощунственно говорить такое на ночь глядя. Заставляет думать о всяком».

Мне хочется и поддержать его ниточку намека, и страшно окунуться во всё это с головой. Я ведь напрочь потеряю контроль, особенно, когда он кидает “невзначай” подобное.

«Например?»

Блять. Он хочет подробностей? Я допиваю пиво, пока не вижу пустого донышка и молниеносно печатаю первое, что приходит в голову. Самое честное и желанное. А там пусть банит если что.

«Тебе в красках расписать?» – напрямую спрашиваю его.

«Да, пожалуйста».

А внизу подмигивающий смайлик. Сука провоцирующая.

Поднимаю глаза наверх и снова сталкиваюсь с недовольными глазами Беверли.

«Ты же в курсе, что я тут не один в комнате?»

«Тем лучше. Пусть знают, что ты мой».

Волнительный выдох выходит из меня мимо воли, и больше всего мне хочется на воздух. Но азарт, ощущение чужого присутствия подстёгивает, дарит новые, острые ощущения, и я поддаюсь. Играю по его правилам.

«Я хочу тебя увидеть. Сейчас».

Прошу его, и мне кажется, даже через буквы ощущается умоляющий тон. Я взорвусь, если он откажет.

«Что ещё ты хочешь?»

Он отвечает не спеша, спустя одну, две минуты, тянет кота за яйца, блять, и я едва-едва остаюсь на месте. Сижу на диване только потому, что он так попросил.

«Что ещё ты хочешь сделать со мной?»

Я потерял момент, когда мы перешли на такое. На подобные откровенные вопросы, но прерывать его, пресекать – последнее, что я бы сделал.

Еле соображающим от возбуждения взглядом я различаю, что пишу:

«Блять… Всё, что ты позволил бы мне».

Ответа нет минуту. Нет две. Я уже начинаю едва ли не в панику впадать от того, каков я идиот.

«Какого хуя ты всё ещё делаешь там?»

========== Часть 5 ==========

***

Он притягивает меня к себе за грудки, будто ударить хочет, но спустя секунду врезается яростным, жёстким поцелуем.

У меня до сих пор в ушах звенит обвиняющий крик Беверли, когда я без объяснений сваливаю из квартиры, едва не падаю через порог на дрожащих ногах. Сердце как у зайца стучит, и до дома Эдди я долетаю, казалось, со скоростью света.

Он сминает мои губы, обводит по ним языком, глубоко, страстно, нестерпимо. Будто жизнь на кону и минутой позже, минутой раньше – уже смерть. Поцеловать нужно именно в этот, нужный, правильный момент.

– Ты, блять, бежал что ли?

Эдди улыбается и снова вгрызается в мой рот. Ненасытно, вкусно целует, будто не губы, а сладкую конфету посасывает. Присасывается ко мне и зубами оттягивает пухлую губу, не жалея.

– Просто замолчи. Ты всю душу мне вытрахал. Как можно т а к о е писать мне, когда я сижу в окружении ребят?

Венка на его шее бешено пульсирует, и я приклеиваюсь туда языком, кончиком скольжу по ней, и ощущаю, как Эдди дрожит. То ли от смеха, то ли от возбуждения.

– Так в этом же и прикол, – он выдыхает, и гладит меня по плечам. Лицо как у нашкодившего ребенка – вроде и стыдно, что стены размалевал, но в то же время было так весело, – тебе же понравилось.

Как бы в подтверждение своих слов опускает руку на мой пах и осторожно, играчи пробегает пальцами. Губы немеют, будто наркотик какой по вене пускаю, а не его целую.

Эдди останавливается на секунду и рассматривает меня, точно я пришелец с планеты Нибиру. Мы всё ещё стоим в прихожей, я придавливаю его к стене, напираю всем весом, и даже не думаю о том, что если выйдет его мама, то конец света настанет гораздо раньше, чем обещали.

Эдди будто мысли мои читает:

– Её нет дома.

И этой фразы мне хватает, чтобы снова притянуть его к себе ближе, щекотнуть своим дыханием, как за секунду, чтобы поцеловать, услышать:

– Ты точно этого хочешь?

Я упираюсь в него ноющим, уже причиняющим боль возбуждённым членом, дышу, будто бежал марафон, а он спрашивает, хочу ли я? Я хочу его со средней школы. С того момента, когда в самый первый раз увидел в объятиях придурка-неформала, который пихал свой противный язык ему в рот, ни капли не стесняясь, что Эдди пятнадцать, а ему восемнадцать. Хочу, когда он каждый раз рассказывал, как и с кем проснулся на этот раз, и в какой позе кто кого трахал, настолько он любил поделиться со мной всем. Хочу так сильно, и не только сейчас. Не только на один разочек, быстро, горячо и испепеляюще. Хочу, чтобы это повторялось снова и снова. Охуеть, как хочу.

– Ты просто не представляешь как.

Целую его в изгиб шеи и прячу глаза, которые тут же меня выдали бы. Почему-то упираться стояком, тереться, разжигая возбуждение по телу, не стыдно, а в глаза заглянуть страшно. Будто на ногах не устоишь и грохнешься малодушно от одного ответного проникновенного взгляда.

Эдди запрокидывает голову и шея, чистая, молочно-кремовая, так и просится поставить свой “автограф”. Он коротко выстанывает, когда я зубами оставляю свой след, свою метку, потому что боюсь затеряться среди многих. Быть одним из большинства.

– В спальню. Не здесь.

Был в его комнате миллион раз, а сейчас из-за нервов даже забыл куда идти. Если бы он не придерживал меня под локоть, не направлял, я бы свалился ещё на лестнице.

– На кровать.

Краткими обрывистыми предложениями он говорит со мной, и мне ещё никогда никому не хотелось так сильно подчиняться, как ему.

Он не приказывает, но звучит так, будто выбора у меня всё равно нет. Эдди уже знает, что я до одурения с ума по нему схожу, и уже точно никуда не денусь. Пока только не понимаю, хорошо это или плохо.

– Чёрт. Дай мне минутку.

Я застываю перед кроватью и прикрываю веки. Комната кружится перед глазами, а ноги робко подкашиваются. Ещё никогда мне не было так страшно. Будто нет права на ошибку. И это так глупо. Ведь ничего ужасного не произойдёт.

Эдди выглядит увереннее, и я не удивлён. Он понимает, что делать, он чувствует себя, как в своей тарелке. Понимает, насколько привлекателен, и как использовать свои лучшие стороны. Я же вряд ли дотягиваю до той высокой планки, которую он привык держать.

– Всё хорошо? Ты весь белый.

Каспбрак останавливается у края кровати, тем самым будто символичную черту проводит – ещё шаг и пути назад нет.

Я молча киваю, мысленно считаю до десяти (его, кстати, старый способ, чтобы успокоиться, приостановить панические атаки), и чувствую, как сердце грохочущими, переполняющими толчками рвётся из груди. Девять. Десять.

– Неужели Ричи Тозиер чего-то боится в этой жизни?

Эдди подходит ближе, и лукавая, едва заметная улыбка трогает губы. Совсем как в детстве, якобы говоря «слабо, что ли?». Я понимаю, что он подбодрить хочет, перевести всё в шутку, и от того, что он не отказывается, не злится из-за моего внезапного ступора, я чувствую невероятную благодарность.

– Самую малость, – отвечаю в его стиле и ощущаю, как крепко Эдди сжимает мои плечи. Откуда в нём только берётся столько силы.

Даже в свой первый раз я не вёл себя так по-дебильному. Наверное, это закон подлости. Когда хочешь, чтобы всё прошло идеально, обязательно всё пойдёт через жопу. Но сейчас действительно хочется не разочаровать. И из-за этого давление слишком велико.

– Давай сядем.

Он тянет меня за кофту на себя, сажает к себе на колени, но больше ничего лишнего не позволяет. Мне даже как назло ни одна шутка в голову не прилетает, даже самая избитая и пошлая. А это значит, я в полной пизде.

– Помню, меня вообще чуть не вырвало, когда был мой первый раз. Так переживал, что едва соображал что-то.

– Но это ведь не мой первый раз, – слабо протестую.

У Эдди небольшой шрамик на переносице – упал с турника – россыпь веснушек, которые не прячутся даже в зимнее время. Каждую мелочь готов рассмотреть лишь бы в глаза не глянуть.

– Мы должны были быть первыми друг у друга, знаешь, – говорит. – Я всё искал чего-то, сам не зная чего. Перебирал среди мусора и ещё удивлялся, почему всё не то. Вот ведь бред, да? Наверное, боялся на тебя замахнуться. Попробовать что-то настоящее, а не прикольчик на одну ночь. Такое уже так просто не обесценишь, не вышвырнешь из сердца. А мне так стремно привязываться к кому-то. Особенно после того, как свалил отец. Короче, полный пиздец.

– Это мне не стоило молчать столько времени. В этом настолько весь я. Помирать изнутри, но ни слова не произнести. Мне нужно было тебе намекнуть. Возможно, этого всего не было бы.

– Да я и так знал, – Эдди улыбается и кладёт руку на бедро. Очень чистой, очень непривычной для него улыбкой. Лишь бы снова не сработал этот «щёлк», и не объявился давящий своего сексуальной энергетикой Эдди. Который прикрывает этим все свои детские страхи и боязни. – Но мне хотелось, чтобы ты сам сделал шаг. Говорю же, ты иногда так смотрел, что трудно было не догадаться.

Сам не обратил внимания, как за разговором незаметно для самого себя клонюсь к нему ближе, дышу ровнее и не могу не восхититься Эдди. Хитрая уловка сработала, и меня уже не колбасит, словно я на эшафот иду, а не в кровать.

– Спасибо.

Он прекрасно понимает за что, и в ответ молча, по-лисьи щурит глаза.

– Подожди ещё благодарить.

Он чуть приподнимается и небрежно сбрасывает меня с колен. В этом жесте есть что-то дико забавное и вместе с тем щемяще трогательное. Мол, не волнуйся ты так. Это же я. Мы всё ещё можем позволить себе дурить и расслабляться.

Толкает ладошками в грудь, и с тихим вздохом я падаю спиной на кровать, провожу пальцами по холодному постельному белью и даже не могу мысленно сосчитать, сколько же раз я хотел оказаться здесь. В его кровати, в его объятиях, чтобы он нависал надо мной, на грани, шептал сорванным голосом. Когда мечты уже не мечты, а реальность, на долю секунды становится жутко. И ущипнуть себя хочется. Уж не сплю ли я? Но Эдди делает лучше. Усаживается на мои колени и улыбка, нахальная, хорошо мне знакомая, разносится горячей волной по моему телу. С ремнем он справляется меньше, чем за десять секунд, как солдат. Талант, блять, не пропьёшь.

Мой член вздрагивает от предвкушения, и стоит охуеть каких усилий, чтобы не накрыть его рукой. Я закрываю глаза, и все эмоции становятся до рези острыми, яркими, как вспышка на солнце. Главное не забывать дышать.

Ещё вечером я бы ни за что не подумал даже в самых смелых фантазиях, что эта ночь закончится так. Что Эдди, мой Эдди, жарко обведет своим умелым языком мой ствол, подрагивающий, изнывающий в его руках и медленно, не спеша начнет его посасывать. Господи боже, блять, о таком мне даже стыдно было бы подумать.

Я полностью в его власти, несмотря на то, что едва не трахаю его рот, едва не начинаю вколачиваться глубже в глотку, и это ощущение пиздец какое сногсшибательное. Допустимый контроль.

Эдди берёт глубже, помогает себе рукой, мягко, нежно поглаживает плоть, и когда я опускаю глаза вниз, потому что мне н у ж н о это увидеть, он вскидывает глаза, сталкивается со мной смелым взглядом, и я едва не кончаю от этого, вовремя вскидывая голову наверх.

– Держишься? – охуеть как вежливо интересуется Эдди, водя губами по головке члена, и мне даже сказать нечего, хочется, сука, перевернуть его на живот, и посмотреть, как он будет держаться, как ему хватит выдержки.

– Блять… Едва-едва.

– Хочешь быть снизу или сверху?

Быстро приподнимается на локтях и заглядывает мне в лицо. У меня пелена, туман перед глазами, а в голове кисель. Что?

– Мне можно выбирать?

Эдди смотрит на меня, будто я только сейчас узнал, что динозавры вообще-то вымерли. Он тяжело дышит, скулы горят от возбуждения, но взгляд серьёзный, сосредоточенный.

– Ну, конечно. Я же не знаю, как ты больше любишь.

– А ты? – мой хриплый, едва различимый голос лучше остального говорит, насколько невыносимо промедление.

– Когда как, – уклончиво отвечает Эдди. Дипломат хуев. Вижу, что он предоставляет мне выбор, и дикая, абсолютно невероятная идея подстёгивает меня, возбуждает от самой мысли. Если уж гореть, то гореть, сука, сгорая.

– Хочу, чтобы ты вёл.

У Эдди чуть расширяются глаза, но буквально через секунду он впивается жгучим, совсем другим поцелуем, и прижимается ближе. Понятия не имею, что меня дёрнуло за язык, но его лицо, его воодушевление подсказало мне, что всё будет в порядке и мне стоит довериться.

Мне захотелось предоставить ему свободу действий, захотелось самому отпустить ситуацию и довериться другому. Так, как никому раньше.

Не любит нежничания. Это я, блин, помню и повторяю как мантру. Стараюсь не сильно его лапать или покрывать поцелуями, но Эдди притягивает меня ближе за талию и длинными, подрагивающими пальцами проводит по моему животу. Спускается кончиками к бедрам, будто на пианино каком-то играет, снова возвращается выше, обводит набухшие, возбужденные соски, растирает их между двумя пальцами, сводя меня с ума, и боль, такая неожиданная, предательская накрывает слишком внезапно.

Эта комбинация – болезненного и приятного – заставляет меня притянуть его к себе. Схватить за волосы чуть жестче, чем положено, и Эдди стонет – не от боли, от удовольствия, и добавляет внутрь ещё один палец.

Мы оба тонем в коктейле противоречивых ощущений, оба терзаем губы, вгрызаемся друг в друга в дикой схватке непонятно за какую победу, и Эдди всё же сдаётся.

Терпение у него лопается, и резким, глубоким толчком он заполняет меня, и чувственный, звонкий стон разносится на всю комнату, заглушая все остальные звуки. Эдди прекрасен во всем. Даже когда теряет контроль.

– Ричи… Боже, как же охуенно.

Вышёптывает куда-то в уголок уха и замирает, даёт мне привыкнуть. Я едва шевелюсь, а низ живота горит таким блядским огнем, что на секунду кажется, будто у нас ничего не выйдет.

Но Эдди нежен, осторожен, больше не резок в движениях, и когда он начинает двигаться, то почти сразу умело меняет угол. И меня выгибает как по приказу, тело сводит от нарастающего удовольствия, и наощупь, не различая от наворачивающихся слёз, пытаюсь отыскать губы Эдди. Утыкаюсь в подбородок, касаюсь щеки, скулы, выцеловываю, казалось, всё, прежде чем добираюсь, наконец, до губ. Блять, а как можно быть с ним не нежным.

– Давай чуть быстрее.

Я даже не помню, чтобы произносил это, но мои губы хрипло произносят именно подобную просьбу, и Эдди тут же подчиняется, перехватывает меня в руках крепче, и остальное рассыпается в сознании в сплошной калейдоскоп из красок, ярких, пёстрых, что аж рябит перед глазами. И его лица, удивительно умиротворённого, блаженного, будто, наконец, нашёл то далеко забытое чувство чего-то искреннего, настоящего. Чего-то, стоящего иногда страдать.

И стоящего иногда рискнуть.