355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » fantom.of.myself » Зеленоглазое чудовище (СИ) » Текст книги (страница 1)
Зеленоглазое чудовище (СИ)
  • Текст добавлен: 20 декабря 2019, 02:00

Текст книги "Зеленоглазое чудовище (СИ)"


Автор книги: fantom.of.myself


Жанры:

   

Слеш

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

***

– Всё норм?

– Да, порядок. Почему ты спрашиваешь?

Поджигаю новую сигарету (последнюю, обещаю себе в миллионный раз), и ёжусь от холода. Собачья осень, зуб на зуб не попадает.

– Почему тогда сбежал ото всех? Еще и на таком дубаке стоишь.

Эдди сам обхватывает себя руками за плечи, пытается согреться, а у меня что внутри, что снаружи одинаково. Холодрыга.

Новый парень. Очередной. Какая прелесть. Так и хочется столкнуть их лбами в качестве благословения.

Какой он по счёту? Пятый, шестой? Ничем не примечательные мордашки мелькали перед глазами так часто и так недолго, что не успеваю привыкнуть, как Каспбрак демонстрирует нового хахаля. По новой представляет его всей компании, поочередно называя наши имена.

Беверли (можно просто Бев), Билл, Стэнли. Моё, как и положено у нас, оставляя напоследок. Сгнившая вишенка на торте.

«А это Ричи. Балабол ещё тот, поэтому не верь ни единому слову, что он будет болтать про меня».

Все вполне дружелюбно, вежливо кивают, не затягивая эту уже привычную церемонию. Один я молча, спокойно втыкаюсь в лицо этого “новенького” и не стремлюсь разделить всеобщего расположения. И даже никак не шуткую в ответ. Не огрызаюсь привычно. Перебрасываю в пальцах зажигалку и раздражающе клацаю, открываю-закрываю без смысла.

У Эдди талант на долбоёбов. Глаз наметан на сплошной биомусор. Его как магнитом тянет на мудаков. Хотя забавно, каким же это образом я не попадаю тогда в эту категорию?

– А кто бы не сбежал? Шарады, серьёзно? Бев еще бы в города предложила поиграть.

Стив (что за дурацкое имя) на диванчике слишком тесно прижимался к Эдди, и меня так и тянуло демонстративно засунуть два пальца в рот.

С н и м и т е комнату. Хочется закричать избито, по-детски, но даже эта колкая фразочка застревает где-то в глотке, не доходит до языка, когда этот мудила думает, что его рука на колене Эдди поглаживает совсем незаметно. Что все отвлечены на ток-шоу, поэтому всем поебать, что их прелюдия слишком затянулась.

Сейчас же Эдди улыбается в ответ на мою хмурость, и это что-то удивительное. Что его не бесит мое брюзжание, как всех остальных.

Выскользнуть незаметно из комнаты не составило труда, я и так сидел как мышь весь вечер, и на свежем воздухе мысли вроде бы должны проветриться, проясниться, но хуй там. Какое-то зудение прямо в черепе, противное, навязчивое. Ну и чего ты прицепился к этому Стиву? Ну, погуляет с Эдди пару неделек, ну, покувыркаются они разок-другой. Потом исчезнет точно так же, как и остальные “Стивы” до него. Эдди не задерживает своих парней при себе надолго.

И всё же крутит. Муляет что-то изнутри, и хоть силой тяни, но обратно в гостиную возвращаться невмоготу.

– Тебе смешно, нахуй? – беззлобно приподнимаю бровь, и Эдди усмехается шире. Дразнит.

– Самую малость.

Покусывает нижнюю губу, чтобы не разоржаться, и я чуть не срываюсь, чуть не позволяю себе схватить его за каштановую отросшую гриву поближе. Будь моя воля, ни одного светлого местечка бы на нём не оставил, всего с ног до головы покрыл бы “колючими” поцелуями.

Эдди не просто красивый. У Эдди есть какая-то дьявольская несовместимая чистота в бездонных глазах, в ангельской улыбочке, которая заключает в себе миллион полуоттенков, и ты никогда не угадаешь, что именно значит эта улыбка, направленная на тебя. Тихие, спокойные люди – самые опасные. У них тысячи масок, они прекрасные актеры, и как ни старайся, держатся они по-королевски стойко. Хоть всю жизнь гадай, не разгадаешь, чем забита их голова. Что на самом деле они думают о тебе.

От взгляда Эдди мне хочется опуститься на колени. Хочется умолять разрешения коснуться. Уткнуться лицом в бархатную, смуглую кожу и вдыхать этот великолепный, присущий лишь ему аромат. Провести по ней языком.

– А с мамой уже познакомил? – меняю тему и закидываю удочку следующего вопроса. Пусть постоит еще немного рядом. Ещё успеем вернуться внутрь.

Эдди кидает взгляд, а-ля “скорее ад покроется ледяной коркой”. Вытягивает у меня изо рта сигарету и затягивается без особого удовольствия, но со знанием дела. Прислоняется плечом к стене дома, отзеркаливает мою позу и втягивает щеки. Глубоко вдыхает дым, и я едва не роняю опрометчивый матюк. Как же эстетично, господи, блять. Каждое грёбанное “модельное” движение.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не накинуться на него. Не припечатать к стенке, чтобы покрыть поцелуями каждую линию, каждую родинку на шее.

– А зачем? – Отличный вопрос. Зато честно. Хоть здесь Эдди не упрекнёшь – он не обещает золотые горы, не клянётся в вечной любви. Все мы понимаем уже, что такое гормоны и как они бьют по нашим даже самым железобетонным принципам. Трах есть трах. Половое созревание познается уже не по книжкам анатомии.

– А зачем с нами тогда знакомишь? – чуть наклоняю голову, пытаюсь загнать в угол. Но он несгибаемый, дерзкий, сам кого хочешь обведёт вокруг пальца, а себя не даст забить.

– Тебя позлить, конечно.

– Спасибо за честь.

Эдди проводит кончиком языка по своим губам, быстро, совсем незаметно, но я растворяюсь на этом микродвижении. Придвигаюсь чуть ближе, и его дыхание слегка щекочет лицо.

Если сейчас хоть кто-то выйдет из ребят на задний двор, то это точно знак. Подбирай свою челюсть обратно, Ричи, и хватит пускать слюни на лучшего друга. Друга, который издевательски сидит в печёнках, мозгу, сердце. Оккупировал начисто все органы, паразит.

– Слушайте, ну вы долго ещё будете тут торчать? – выкрикивает Беверли, приоткрывая дверь. Я вздрагиваю, но в глубине души благодарен иронии судьбы, что вышла именно она. С Бев хотя бы можно договориться вдруг что, объяснить всё.

Эдди переводит шальные, опьяневшие глаза на Марш и как болванчик кивает, мол, а мы что? Мы ничё, нахуй.

Выкидывает недокуренную сигарету и тянет меня за рукав внутрь, в тепло. Туда, где мне холоднее всего. Где каждый вдох режет острым ножом по лёгким. Где снова придётся наблюдать, как Стив (Стив же?) пытается сделать вид, как ему не похуй хоть на кого-то из нас, кроме Эдди, которого он мечтает трахнуть уже второй месяц.

***

– И он постоянно лезет обниматься. Вот знаешь, как медведь сгребает в объятии.

– И что плохого?

Эдди фыркает и раздраженно дёргает плечом. Изящные тонкие брови сдвинуты на переносице, и сейчас он напоминает мне разъярённую пантеру. Всё его тело напряжено, как перед прыжком. Только дай повод и накинусь.

Я неаккуратно запихиваю книжки и тетради в школьный ящик, и всеми силами стараюсь не смотреть на него. Он частенько делится личным. Проблемами в отношениях, что его бесит, что отталкивает. Что ему нравится в сексе, а что просто выводит.

Я уже запомнил, что Эдди не любит нежничания в постели. Что он не из тех людей, которые хотят побыть “маленькой ложечкой” после того, как его оттрахали до полусмерти. Запомнил, потому что по этой причине он бросил предыдущего паренька. Хуй знает зачем, но запомнил это.

– Неужели так сложно просто уважать личное пространство? Мы ведь уже и так трахнулись, – тише добавляет, склоняется к моему уху: – а ему всё мало.

Трахнулись. Ну, глупо было надеяться, что они пазлы вместе собирать будут. А всё равно как-то царапнуло по не зажившим ранкам.

– Почему ты говоришь об этом мне? С ним поговори, может и поймёт.

Каспбрак закатывает глаза, будто эта идея совсем гиблая.

– Да нихера он не поймёт. По моему же лицу до сих пор не понял.

– Не все читают по лицу, Эдди, – внезапно становлюсь на сторону этого Стива. У Эдди бывает такой бзик – он хочет ментальную связь, чтобы партнер мысли нахуй читал, понимал с полуслова. И хочет этого от каждого ёбаря. Это же просто смешно. – Может он даже не вкуривает, что тебя это беспокоит.

Каспбрак врезается своим кристально чистым, метающим молнии взглядом, и внезапно лицо его смягчается. Меня даже подкашивает от этой резкой смены эмоции. Всегда так – с вершины на самый низ, как на американских горках.

– Но ты-то понимаешь. Почему он не может?

Легко, спокойно из него это вырывается, фраза из разряда “ну ты-то ходить на двух ногах можешь, почему он не может научиться?”. У меня даже ступор на пару секунд.

– Э, нет. Не сравнивай только нас, ок? Мы с тобой из одной тарелки кашу ели в детстве. А этого чудилу ты знаешь три недели.

Меня даже резануло из-за того, что Эдди ищет чего-то подобного, что есть между нами, в других. Какая-то детская, глупая ревность. “Мы уникальные, наши отношения особенные!”. Но это же не так. И то, что в своих парнях он высматривает черты, присущие нашим взаимоотношениям, нихуя не радует, не льстит.

У него звонит мобильный, и наш зрительный, напряженный контакт прерывается. И только тогда я могу расслабленно выдохнуть.

На его лице появляется слабая тень улыбки, и я в который раз поражаюсь, насколько же разным он может быть. Как быстро берёт себя в руки, и как профессионал, накидывает нужную маску.

И это не выглядит двулично. Это скорее как смотреть за игрой актёра на сцене. Ты закрываешь одну частичку души, которую другим видеть не позволено, и подсовываешь более безопасную, вышколенную версию себя. Ту, которую ранить невозможно, настолько она обросла бронёй.

========== Часть 2 ==========

***

The National – Sorrow

С самого утра Эдди вёл себя как-то странно. Остальные не придали этому значения, но я эти полутона уже различаю. Напряжённый, движения слишком рваные какие-то, хаотичные. Нервно-веселая улыбка так и не сходила с лица, и поначалу я даже испугался – уж не обдолбанным ли он заявился в школу.

Вёл себя как гиперактивный ребенок, и всё посматривал, стрелял глазами в мою сторону весь урок. Быстрее бы перемена. От сидения на одном месте затекли мышцы, и я обвожу шеей небольшой круг, разминаю её, ладонью провожу по основанию и когда поворачиваю голову чуть вбок – снова сталкиваюсь с любопытным взглядом Каспбрака. Он сегодня вообще какой-то не такой. Раньше он никогда не позволял себе так в открытую пялиться, а сейчас в наглую буравит прямым взглядом, обводит блестящими глазами совершенно беззастенчиво.

– Что? – одними губами спрашиваю через ряд, но Эдди поднимает уголок губ и отрицательно качает головой. И взгляд, сука, не отводит.

Я опускаю руки вниз, под парту и провожу мокрыми ладошками по плотной ткани штанов. Сердце отчего-то заходится в груди, как попрыгунчик, а шея, чувствую, как начинает гореть. Как только прозвенит звонок, я припру этого мудлана к стенке и потребую ответа. Какого хуя пялится на меня так, будто я голый здесь сижу. Ко всему прочему, едва не матерюсь вслух, когда ощущаю, как некстати твердеет в штанах. Чёртов Каспбрак. Грёбанное дерьмо.

Скрещиваю ноги, но от этого стояк болезненно трётся о джинсы, и мне жизненно необходимо что-то сделать. Коснуться хоть разок, провести хотя бы кончиками пальцев. Но я сижу не шевелясь, с горящим лицом, с ноющим томлением внизу живота и проклинаю Эдди на чём свет стоит. А он всё не отводит и не отводит взгляд. Вообще смотрит, как сквозь.

Опускаю голову в тетрадь, бесполезно пытаюсь сосредоточить внимание на геометрии, думать о чём угодно, и самое главное – не поднимать взгляд.

Когда спустя вечность раздается спасительный звонок, одним махом сгребаю всё в рюкзак, забрасываю на плечо, как чувствую крепкий захват. Эдди подкрадывается сзади и впивается пальцами за руку, тянет из класса, что я едва не спотыкаюсь, не поспевая за ним.

– Я хочу тебе кое-что показать.

Заталкивает меня в тесную кабинку туалета и громко защёлкивает дверь за моей спиной. Мутнеет всё перед глазами, а его присутствие вообще, блядь, не облегчает ситуацию. Но Эдди, казалось, не обратил внимания, как меня колбасит.

И слава богу.

– Я ещё вообще никому не показывал. Ты первый заценишь.

Вообще не соображаю, о чём он говорит, но не успеваю спросить, какого черта происходит, как Эдди тянется к своей ширинке, расстёгивает пуговку, и я ошарашенно перевожу на него круглые, как блюдца, глаза.

– Бля, да не бойся. Я татушку хочу показать, идиот.

Приспускает штаны, немножко оголяет участок кожи, и я вижу чуть выше бедра, почти прямо на косточке красивую золотистую молнию.

У меня едва истеричный смех не вырывается. Я даже на секундочку отвлекаюсь от своей “проблемки”.

– Пиздец, ты даешь, – выдыхаю. – Мама ещё не видела? Еще и на косточке почти, больно, наверное, было.

Ноги сами подкашиваются, и я едва не падаю на колени, чтобы рассмотреть в плохом освещении рисунок. Но красиво. Линии чуть размыты, небрежны и вроде бы ничего особенного – обычная зигзагообразная молния, но ему идёт. Вот же сучонок, даже не посоветовался.

– Шутишь что ли? Да у нее приступ случится. Я надеюсь, что она вообще никогда не увидит её.

Мы шепчемся как два придурка, будто план побега из тюрьмы обсуждаем, и внезапно от всего этого, от всего этого эмоционального измочаливания, я придушенно прыскаю. У меня всё ещё настойчиво, назойливо горит внутри.

– Волшебник, блять. Экспеллиармус, нахуй!

Эдди заметно расслабляется рядом и улыбается в ответ на это искренне, открыто. Видно, его, и правда, парило моё мнение по этому поводу. Хотя какая разница, что я думаю о таких личных вещах?

– Можешь дотронуться. Оно уже совсем не болит.

Сердце испуганно кувыркнулось, и если бы можно было сдать назад – я бы отскочил. Но кабинка ебать какая тесная, и мне ебать как страшно даже руку к нему протянуть сейчас.

Он приподнимает края футболки, оголяя плоский смуглый живот, и если Бог есть – он тот ещё приколист.

Я тяжело сглатываю и стою столбом, как последний дебил, будто забыл, как руки поднимаются и опускаются.

Каспбрак порывисто сам хватает меня за руку и кладет ладонь на тазобедренную косточку, там, где удобненько расположился себе золотой “шрам”.

– Ну, ты пиздец робкий. Что ты как не родной.

Выдыхает совсем близко и, когда я поднимаю глаза, сносит мысль о том, как он близко стоит. В нос врывается знакомый с детства его аромат, запах стирального порошка, нотка свежего, ненавязчивого одеколона, которым раньше он не пользовался, и мята. Жвачку, видать, жевал на уроке.

Мне пиздец как кружит голову от всего этого, отчего рука моя на его бедре чуть вздрагивает. Эдди, сукин ты сучара. Ни грамма милосердия.

– Тебе правда нравится? – из-за разницы в росте чуть приподнимает голову и доверительным, смущенным голосом спрашивает. Я провожу кончиком большого пальца по татушке, но кожа безукоризненно гладкая, не глядя, можно даже не почувствовать, что там что-то набито. Звонок уже был? Или это у меня в ушах звенит набатом?

– Охуенно.

Придвигаюсь к нему чуть ближе, руку оставляю на месте, и наши бёдра слегка соприкасаются. Я даже глаза прикрываю от этого кайфа. Электрические разряды щипают по коже, как маленькие змейки, и я теряю на секунду бдительность.

Прижимаю его к стенке чуть сильнее, и из Эдди вырывается хриплый выдох. Он ощущает, как я упираюсь в него стояком, как дрожат мои бёдра, а пальцы едва не впиваются ногтями в бархатную голую кожу.

Мне придётся объясниться, но сейчас это не кажется таким пугающим.

До того момента, пока я не вижу выражения его лица. Его щеки порозовели, и охуеть, но он смущен. Мне удалось смутить Каспбрака, это нужно пометить красным в календаре.

Блять. И назад уже не отмотаешь.

– Ричи… Я просто…

– Извини.

Эдди тут же мотает головой, пытается сделать ситуацию менее неловкой.

– Нет, это я придурок. – Интересно, каким боком стояк на лучшего друга (у которого и парень вроде как имеется) у меня, а придурком выставляет себя Эдди. – Наверное, мне лучше свалить. Прости.

Он мягко отталкивает меня с прохода и выходит из кабинки.

***

Больше мы к этому не возвращались. Вообще.

Мы оба притворились, что сцены в туалете и в помине не было, потому что не хотели этой идиотской неловкости, этого смущения. Причём, по большей части смущался Эдди, что вообще для него не слишком уж свойственно. Он спокойно мог сосаться со своими воздыхателями на глазах у всей школы, пошло, остро пошутить, а тут на тебе. Стоит мне взглянуть на него напрямую дольше, чем пару секунд, и я уже видел алые пятна, расцветающие на щеках. Могу поспорить, что теперь каждый раз, когда я появляюсь в его поле зрения, он прокручивает в голове тот момент. Снова и снова. Молодец, блять, Ричи. Ты ебаное похотливое животное.

Но я ничего не мог с собой поделать. Если мысленно ещё могу давать себе тумаков за то, что фантазии идут кривой дорожкой, то телу я не всегда хозяин. И когда Эдди рядом, оно живет по своим законам, как дикарь, следуя инстинктам, двигается наощупь.

Попробуй приказать волнительной горячей волне в груди остановиться, когда он сидит рядышком на диване и покачивает ногой, слегка касаясь. Попробуй не думать о том, каково это – касаться его незащищённой, мягкой кожи, и слышать в ответ одобрительные рваные стоны. Попробуй, блять. Задачка не из лёгких, в особенности, когда он маячит перед носом, с горящими, жгучими глазами, как будто только что, сука, из кровати вылез. На которой ни минуты ночью не спал.

Я рад, что не особо запоминал Стива, потому что он канул в лету. Больше рядом с Эдди не появлялся, и мысленно я поставил счётчик. Когда же новый ёбарь заявится. И снова придется по новой разыгрывать этот спектакль в знакомство. Эдди ведь долго не усидит без хуя, на котором можно попрыгать.

– А мне Стив нравился.

– Блять, только не снова, Бев.

Эдди раздражённо закатывает глаза. Видно, что его доебало, когда виноватым во всех своих разрывах делали его. Но, по правде говоря, так ведь оно и было. Ещё никто никогда не бросал Эдди, всегда он закруглял этот фарс, который и отношениями-то трудно было назвать.

И всегда после “разрыва” Каспбрак становился мрачным, задумчивым, пускал иголки на любое слово, сказанное не так. Я старался его не цеплять лишний раз, потому что и мне перепадало пару раз. На эту тему Эдди шутить не любил, хоть и мог найти смешное во всём на свете.

– Ну, чем он тебе не угодил, серьёзно? – Беверли села на своего любимого конька. – Назови хоть один его недостаток.

Я переглядываюсь с Эдди через комнату, ловлю его уставший взгляд, а-ля “спаси меня” и улыбаюсь уголком губ. Пожимаю ему в ответ плечами, мол, а нехуй было знакомить с нами, и он одними губами шепчет “предатель”.

Открываю новую бутылку пива и так хочу не думать. Хотя бы один вечер. Спокойно посмотреть тупейший боевик, где все в конце взорвутся и отрубиться без всякой задней мысли.

И никаких проблем. Никакого сексуального неудовлетворения. Никакого кипятка на сердце, когда долбанные губы Эдди накрывают губы какого-то левого чувака.

Ни-че-го.

– Беверли, врубай уже этот ебучий фильм и хватит его пилить. Не маленький, разберётся.

Не выдерживаю и бросаю ей пустой подкассетник. Надо же, кто-то ещё до сих пор берёт диски напрокат?

– Никогда вы меня не слушаете, а зря. Я такое секу за версту. Стиву ты реально нравился. По-настоящему.

– Ебать мне мозги ему нравилось. В придачу ко всему остальному.

Эдди прихватывает с собой пачку сигарет, зажигалку и выскакивает за дверь, будто все черти из преисподней за ним гонятся.

Я спокойно приподнимаюсь на диване. Посмотрели, блин, кинчик.

– Всё нормально, я разберусь. Врубайте фильм, начинайте без нас.

Прихватываю его ветровку, потому что этот пустоголовый не подумал о том, что на улице октябрь, бля, и медленно, размеренно выскальзываю за ним. Спешить всё равно не имеет смысла. Ему нужно дать пару минут остыть наедине. Чтобы хватило времени досчитать до десяти и выдохнуть, разжать и сжать кулаки несколько раз. В такие моменты другим лучше не вклиниваться, не доёбывать.

В этом мы с Эдди похожи. Мы не любим, когда моменты нашего отчаяния становятся заметны для окружающих.

– Какая дивная ночка.

Набрасываю на его плечи курточку и становлюсь поодаль.

Эдди хмыкает, пыхтя сигаретой. Вокруг него скопилось целое облако дыма, так часто затягивается.

– Я могу ничего не говорить? Никак не оправдываться?

Редко моему вниманию предстает видок Эдди из разряда продрогший, одинокий щенок, но это как раз самое то, та эмоция. Обычно он всегда дохуя уверенный, излучающий сексуальную энергию направо и налево. А сейчас он Эдди Каспбрак, которому нужно молча, глубоко затянуться сигареткой пару раз, не боясь и не стыдясь того, что, возможно, и прорвет на одну-две слезы. Чисто из-за той черной, бездонной пустоты внутри.

– Ты вообще ничего никому не должен. Я тебе чисто курточку вынес, а не сеанс психотерапии устраивать. Сейчас зайду обратно.

– Придурок, – только Эдди может оскорбить настолько мягко, что тепло ударит мне в лицо. Из его уст это звучит иногда, как любовная кличка.

Он разворачивается ко мне и с плеча медленно, совсем незаметно начинает сползать ветровка. Я протягиваю руку и на автомате поправляю этот косяк.

– У тебя бывает такое состояние, когда ты ощущаешь себя совершенно бесполезным? Как калека моральная. Что бы ты ни сделал, всё получается через жопу. А ведь старался по-нормальному, по-человечески.

Ничего из того, что пытается выстроить Каспбрак со своими «парнями», не было по нормальному. Но это субъективная личная оценка, а что творится на самом деле в черепной коробке Эдса, мне невдомек. Может, я вообще ошибаюсь. Во всём.

– Ты не моральная калека, Эдди. Просто тебе не везёт с парнями. Всегда причем.

– Ну, спасибо. – Губы у него подрагивают от ветра, и мне так хочется обнять его. Прижать к себе, как дитё малое, коим он и является, и успокоить, приглушить эти тревоги.

Думаю буквально секунду и притягиваю его к себе, обхватываю за плечи, обнимаю, легонько сжимая в руках. А почему бы, собственно говоря, и нет? В этом же нет ничего предосудительного.

Эдди тут же утыкается щекой мне в плечо, зарывается носом в изгиб голой шеи, ведь свою куртку я, конечно же, не взял. Стою, как дурак, в футболке с коротким рукавом, упиваясь жаром, идущим от Каспбрака, и совсем не ощущаю холода.

Если бы можно было остановить грёбанное быстротечное время, я бы выбрал этот момент. Не самый счастливый, не самый удачный и веселый, но искренний до одурения, тогда, когда я могу расслабиться в чужих руках и ощутить ту же эмоцию по отношению ко мне.

Кино, кстати, было на удивление кровожадным. Столько кровищи я давно в боевиках не видел. Поэтому не сильно расстроился, когда мы с Эдди вернулись внутрь, пропустив добрые тридцать минут. Никто особо не обратил на это внимания. Только Бев бросила красноречивый, всевидящий взгляд, но промолчала, на удивление.

========== Часть 3 ==========

***

Палитра эмоций Каспбрака включает в себя миллиард разных оттенков. У него нет одной эмоции ни на одно событие. Всегда целый спектр чувств, иногда совершенно себе противоречащий.

Если он злился, то запросто мог начать заливисто, весело смеяться, балансируя на грани истерики и дикого необузданного веселья. Будто самому охуеть смешно с того, что его злит. Не человек, а сгусток, клубок острых честных эмоций.

И то, как он умеет ревновать, никогда в полной мере для меня не открывалось. Я думал, что он вообще не из таких, кто позволяет себе ревновать и демонстрировать это. Ха, я же самый охуенный, самый привлекательный из всей компашки, пальцем помани – и все мои будут. Такую энергию он излучал, и обычно, такие как он, не ревнуют. Ревнуют их.

Но тут что-то пошло глубоко по пизде.

Эдди в ревности, как собака, сорвавшаяся с цепи. И ни грамма самоконтроля, как пелена перед глазами. Это так непривычно, так противоположно тому, как ревную я.

Тихонько, пожирая себя изнутри, молча в тряпочку. Так, что никто никогда даже и не додумается, что меня что-то съедает на сердце.

Эдди же даст тебе понять, что он в бешенстве. Как дал понять мне.

Всё было просто охуенно, сегодня был последний школьный день перед долгими зимними каникулами, а на носу Зимний ежегодный бал. Такую хрень часто проворачивают в нашей школе, но на подобные мероприятия я никогда не ходил. Я и танцы – это как сало со сгущёнкой. Лучше не экспериментировать.

Но было одно но. Жирное, противное но. Я обещал Беверли помочь её подруге. Она новенькая, никто не хочет быть её парой, а я корю себя за то, что так легко поддаюсь на уговоры Марш. Что меня так легко разжалобить, сыграть на чувствах.

Билл идёт уже с Бев, Стэн уезжает с родителями на этих же выходных, а Эдди есть Эдди. Поэтому, конечно же, остаётся самый главный милосердный дурачок, который еще и по воле судьбы одинок.

Беверли – хитрая кобра, о чём я не преминул ей сказать.

– Она заскочит к нам сегодня домой, как раз нормально познакомится со всеми.

Странное дежавю. Уже тогда что-то шевельнулось во мне, предчувствие чего-то неправильного, но похуй. Всего один вечер. Чисто подруге помочь.

Эдди развалился на диване, нагло забросив на меня ноги, а голова чуть ли не свисала на пол. Длинными, чуть вьющимися прядями касался пыльного пола, и как бы я ни шикал на него, чтобы встал – всё равно упрямо лежал в позе странной звезды, прикрыв глаза.

Мы выпили вроде бы немного, чтобы не снесло, разделили с ним на двоих всего пару бутылок крепкого пива.

Бев лишь губы смочила для приличия, а Билл всё никак не мог найти достойную его музыкального вкуса волну на радио. Его уже клонило в сон, как и всегда, когда выпьет хоть каплю.

Эдди качает длинной, стройной ногой, едва не забрасывая мне на плечо. Вот ему уже точно не наливать.

Когда она мелькает прямо перед моим лицом в очередной раз, я не выдерживаю и крепко, резко хватаю его за стопу. Вторую руку кладу на колено и уговариваю себя остановиться на этом. Не поднимать ебучую руку выше, не гладить, не ставить нас снова в запутанное положение, но Эдди приподнимает голову, посылает мне долгий, не читаемый взгляд, и это срабатывает как гипноз. Я скольжу ладонью выше, к бедру, прохожусь пальцами по тонкой ткани штанов, и бляха муха, как же хочется, чтобы этой долбанной ткани не было. Чтобы касаться голой кожи без препятствий.

– Ребят, это Кэти. Ведите себя хорошо, насколько вы вообще умеете.

Беверли заходит, как гром среди ясного неба, и сквозь слегка помутневшее сознание вообще не сразу понимаю, что от меня хотят. Что это вообще-то меня окликают и просят подойти.

Эдди убирает свои ноги и с большой неохотой садится по-человечески. Забрасывает ногу на ногу и хмурится. Даже не глядя, ощущаю, как спину мне буравят его наблюдательные, любопытные глаза. Но он молчит. Пока.

– Ричи, спасибо огромное за приглашение. Мы так классно проведём время!

То ли я перебрал, то ли Бев меня дезинформировала. Это я приглашал кого-то?

– Он будет только рад пойти на бал. Знала бы ты, сколько раз я его уговаривала.

У этой Кэти длинные светлые волосы, маленький аккуратненький носик и губы пухлые, чувственные. У меня сразу возникает ассоциация с Барби. Кукольная, идеальная внешность. И как в игре Симс над головой будто срабатывает мудлет отторжения, несоответствия характеров.

Не успеваю я и слова сказать, как Эдди подскакивает, удивительно ловко для того, кто пару минут назад растекался по дивану, и вольготно, раскованно подходит к Кэти в упор, протягивая руку:

– Я тут тоже есть, кстати. Эдди Каспбрак. Хотя вас я вряд ли заинтересую, потому что на подобную хуйню, типа слепых свиданий, не ведусь. Только Ричи по неопытности соглашается на всё, что ему подсовывают.

Говорит так, будто на рынке продавщица пытается продать мне испорченный товар, и становится ещё ближе ко мне. Но это не очень срабатывает, так как подруга Беверли по-прежнему глаз с меня не сводит, и мне нехуёво так неуютно.

– Эдди, остынь, – Беверли предупреждающе округляет глаза, жестом говоря “съеби и не нагнетай”.

Я поворачиваю голову на Каспбрака, и ком застревает в горле. Челюсти крепко сжаты, взгляд немигающий, он будто гепард перед прыжком.

– Я, по-моему, и не заводился ещё. Вы как раз прервали этот процесс.

Двусмысленно намекает, и я охуеваю с того, как его кроет. Бев и Кэти решают сделать самое умное, что можно придумать – переводят всё в шутку и смеются, будто он отколол невъебически юморной прикол.

– Ты чего нахуй творишь? – шепчу ему в ухо, когда девочки отошли на приличное расстояние.

Эдди врезается колким, беспощадным взглядом, будто пополам разрубить меня хочет. Хватает ртом воздух, что мне испуганно напомнить ему хочется «дыши, блять, всё нормально».

– И тебя это устраивает? То, что тебя сватают непонятно на ком, без твоего разрешения.

– А ты не перегибаешь палку? Это всего лишь танцы.

– Тебе что, десять лет? Танцы – это завуалированное прикрытие для школьников, чтобы потрахаться.

Если я стараюсь говорить тише, то Эдди не стесняется показать, что он думает. В полный голос говорит, будто мы одни в комнате.

Хорошо, что Билл врубил музыку громче.

– И? Тебе ли не похуй?

Не успеваю я опомниться, как Эдди хватает меня за руку и без слов тащит из комнаты. Его неслабо так качает, и, когда он захлопывает за мной дверь, вталкивает в комнату Беверли, понимаю, что выпили мы больше, чем бутылочка пива. Я ощущаю это в остекленевшем, мутном взгляде Эдди, в его состоянии не присутствия, будто здравый смысл щёлк и вырубился. Остались голые пьяные эмоции.

– Давай-ка проясним. Тебе значит можно трахаться направо и налево, знакомить со своими ёбарями, а мне на танцы с девушкой пойти нельзя?

Эдди смотрит на меня абсолютно расфокусированным рыбьим взглядом.

– Да трахайся ты сколько хочешь, – выплёвывает. – Только…

– Только что?

Мои нервы уже на пределе, и сам не замечая, я тоже поднимаю голос. Сердце вырвется сейчас из груди и плюхнется ему под ноги, трепыхаясь как полудохлая рыба на берегу. Я чувствую себя виноватым, ответственным за его состояние.

– Только не влюбляйся, блять. Я этого не выдержу.

Он тяжело дышит, заламывает руки, вижу, как сильно они дрожат. Это как раз один из тех случаев, когда Эдди демонстрирует свою дуальную натуру. Он злой, как тысяча чертей, но я вижу, как слёзы стоят в его глазах, а губы, готовые разразиться, искривиться в самых обидных ругательствах, подрагивают, сдерживая истерику.

Каспбрак нихуяшечки не уверен в себе. В нём бродит столько комплексов и сомнений касательно собственной привлекательности, собственной важности, и сколько бы раз он ни пытался вести себя, будто он бог секса и любви, внутри он всё ещё мальчик, который боится сказать даже своей маме, что ему нравятся мальчики. Сколько бы подтверждений его охуенности, его сексуальности, липких, пошлых взглядов в свою сторону он ни получил, он по-прежнему глубоко не уверен в себе. И сейчас самый главный его страх – что он не нужен. Не нужен мне.

Будто я растворюсь и исчезну, ни слова не объясняя.

– Я знаю, что веду себя очень глупо. И эгоистично. Но просто, блин, не могу смотреть, как к тебе кто-то клеится. Ещё и таким банальным, тупым способом.

Обхватывает себя руками, и от этого умилительного, чисто детского жеста, в этой попытке защититься, проскальзывает Эдди, который давным-давно пропал с радаров. Скромняга Эдди. Эдди, у которого раньше лицо стыдливо заливало от слова член. Это ведь не так давно было, а кажется, что в прошлой жизни.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю