Текст книги "Самсоны и Голиафы"
Автор книги: Евгений Август
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Глава 4
«И дивились Его учению,
ибо Он учил их как
власть имеющий…»
Кн. Марка, 1:22
Хочешь – не хочешь, нужно было идти знакомиться с коллективом, а это значит, идти пред светлые очи Оксаны. Уже поднимаясь по первым ступеням, я заметил, что дверь к шефу в дальнем тупике коридора чуть открылась и из нее, как мышь из мешка с мукой, юркнул незнакомый мне тип. Пробежал мимо лестницы и сквозанул в приоткрытую входную дверь. Интересно. Или на аудиенции был, или, проныра такой, залез в кабинет тайно и, услышав наш шум, смотался, опасаясь пришествия пастора? Вот это точно надо запомнить, а вовсе не взгляд, слова и формы Светки.
Поднялись. Музыка нестройно смолкла. Первые данные разведки: сцена 10 на 5, украшена плодами садово-огородного труда. Пахнет травами, радостью и единством. Все признаки грядущего праздника Жатвы. Вроде как благодарение, что есть что есть и есть что пить. Едим все что дает природа и что приготовят женщины, пьем компот из того, что дает природа и чай Хакима. Отмечается праздник в начале осени, реже в конце лета. Душевное мероприятие. В конце действа пастор раздает плоды, которыми украшена сцена, кому пожелает. Остатки компота идут на хоздвор, чай Хакима, как правило, кончается после двух десятков стаканов и не достигает жаждущих со сцены абсолютно никогда. Мне такие торжества всегда нравились. А бабушка на них не ходила, потому что шумно.
Итак, сцена, плоды на вычурном столе справа от входящих, слева от самой группы. Слева, в углу, по какой-то невыветриваемой привычке стоит барабанная установка, рядом, уже знакомый Толян с гитарой и умным видом, далее пацан с акустической гитарой, потом незнакомая девчонка за клавишами, затем большой хор, как раз в правом углу. Стол с арбузами, помидорами и тыквами перегораживает его ровно на половину по вертикали, как назойливая реклама по телевизору.
– Опа! – Из-за барабанов встал (его я раньше просто не заметил за ними) никто иной, как Антоха. – Тим! Ха-ха! Какие люди!
Ну, что же, знакомьтесь и с этим. Антон Перепелкин. Тоха, Антоха или просто Авдей. Последнее прозвище мой старый знакомец получил от самого Палыча. Наладились мы как-то небольшой группой не то с переездом помочь, не то больного кого навещали, да не суть. Группа в составе меня, Палыча, тогда еще новенького Тохи и двух сестер (девчонок, то бишь) ожидала, когда охрана откроет нам шлагбаум на выезде из территории. Палыч сидел как раз за рулем новенького микроавтобуса. А охрана, то ли не признавала новую машину, то ли не могла найти пропусков, то ли просто из вредности (они-де и не должны после работы в серьезных госучреждениях, подрываться открывать выезд каким-то сектантам), шлагбаум долго не поднимала. Тогда Палыч со своей всемогущей заговорщицкой улыбочкой посылает Тоху, мол сходи, скажи, чтобы открыли. Антоша был еще парнем неприспособленным, что к чему не понимал. А что, говорит, им сказать? Храм же, очень не любя, когда дело тормозится, да еще из-за всяких сопляков, возьми да и скажи: возьми библию, подойди к коморке с другой стороны, постучи, и когда откроют, скажи «Я – пророк Авдей, Господь послал меня, чтобы вы открыли ворота, неверные! Братья уже устали в машине молиться!» Пошел, сказал, открыли. Все присутствующие в машине смеялись до боли в скулах, видя лицо сторожа с глазами с теннисные мячики. Сторож, видя, как фургон качается от смеха, матернулся, вернулся за дубинкой в сторожку, но помахал ею лишь через окно – видимо, с юмором не дружил, куда ему после госучреждения. А к Тохе раз и навсегда пристал Авдей или Авдий – такое прилипает навсегда. Наверное, и на могильной плите так выбьют: «Авдий, который словом поднимал шлакбаумы!». В общем, был Авдий (наш, понятно) ростом невелик, но рассмешить мог кого угодно в два счета. Вообще, я заметил, в компании музыкантов именно барабанщики являются ею душой. Ну не встречал я застенчивых и молчаливых ударников, хоть убей. Антоша был не исключение и хорошо отстаивал право альфа хохмача. Итак, Авдий при деле. Это хорошо. А вот хор, хотя и возрос числом до двадцати самок, заметно помолодел. Я вроде бы это про себя отметил, но Гера еле заметно пнул мою стопу своею. Видимо, догадался, что не плоды земные я разглядываю. Земные, братка, не небесные.
Дальнейшее развитие событий я просто не мог предсказать ну никак. Тоха, видимо от радости, начал крутить палочками в воздухе, чего я за ним не замечал раньше, финт вышел из под контроля, палочка полетела аккурат в мою физиономию. Я Спокойно поймал палочку на лету одной рукой, а другой показал Тохе и Толяну, заодно, вытянутую вверх козу. Братья довольно кивнули. Сестры из хора недоуменно переглянулись. Только сейчас соизволила развернуться Оксана. М-да. Все тот же несвежий видон, та же прическа, как у обезьянки из "38 попугаев", те же уставшие глаза – ездят на тебе здесь, что ли, или ты тоже только со стройки с борщом и чесноком? Оксана попыталась улыбнуться. Получилось только ртом. Так улыбаются собаки перед тем как укусить. Ну, вот теперь я дома.
– Кепочку сними, звезда! – это мне, конечно. Я и не заметил, что не снял головного убора. – Мы можем продолжать? – она снова оскалилась, вроде как ждет что я или уйду или хотя бы спрячусь с глаз долой.
М-да, тут уж стабильно. Отношения с Оксаной не сложились тогда, десять лет назад, и врядли легко сложатся теперь. Я-то, конечно, уже – не бунтующий отрок, определенные представления о людях имею, да вот она – постарела, а такие люди с возрастом только грубеют. Во всяком случае, первые слова были вообще не привет, если вы заметили.
Отношения с Оксаной начались, когда нас, еще юных отроков, привели на служение в группу прославления с целью отвлечь от радостей мирских. Пацаны по двенадцать – пятнадцать лет. Тех, кто попадался смышленый, или охоч до музыки или, на худой конец до пения, обучали ребята постарше. Уже мужи. Мы с Толяном быстро ловили материал, нас мирские радости никогда особо и не привлекали. Чтобы прогулять репетицию ради игротеки или дискотеки – Боже упаси!
Довольно быстро мы научились играть довольно сносно для мероприятий вроде Пасхи, Рождества или той же Жатвы, где и играли уже постоянно. Совсем скоро нас начали подтягивать на концерты городского и республиканского уровня. Нас помаленьку признавали. Кроме, конечно, Оксаны. Она в те времена была не лидером, а простой певицей, причем, как вы понимаете, никудышной, а о сцене мечтала с малых лет. Ей, конечно, концерты никто не доверял. А тут какие-то щеглы во всю идут ее дорогою и к такой умной тетке особо и не прислушиваются. Нашим тогдашним лидером была Лена. Классная певица, с музыкальным образованием, и как человек – прекрасный. Если и учила чему-то – то с любовью и улыбкой. Но природа берет свое, Лена ушла в декрет, как оказалось навсегда. Реально, она до сих пор сидела в декрете с очередным отпрыском. И тут неожиданно лидером сделали Оксану. Такое могло случиться только после слова пастора. В общем, новая метла, новые требования к музыкантам. Год мы пытались с ней сработаться, шло все туже и туже. А потом я уехал. Не из-за нее, конечно. А Толян-гитарист остался. Смотри-ка, какой прочный малый. И играет – же. Хотя, конечно, достается ему на орехи регулярно – в этом я уже убедился и, наверное, еще не раз убежусь. И, в который раз, мои мимолетные воспоминания оборвало что-то непредсказуемое. Музыка резко стихла, кто сидел – встали, кто стоял – подобрались как боевые офицеры, а Оксана, развернувшись лицом к залу, странно улыбнулась. Наступила гробовая тишина, отдаваемая звоном в ушах. Это означало одно. Я хорошо помнил такие моменты. Все говорило о том, что за моей спиной, лицом к хору, стоял, никто иной, как Аристарх Павлович Храмов. Можно было бы голову прозакладывать, если бы она кому-то, кроме меня, была нужна.
Я не знал, как себя вести с ним, чего ожидать или что даже думать. За моей спиной стоял лидер едва ли не мощнейшей организации во всем Южногорске. Бывший боксер, чемпион какой-то республики в юношеском разряде, но до Москвы не дотянул. Как он начал свой путь на поприще Христовом, я не знал. И до сего момента и не пытался выяснить. О нем слагали легенды, снимали фильмы, его наверняка, пытались убить и уж точно пытались угрожать. Но Храм играл на таком уровне, где игроки порой просто не будут опускаться до личного контакта, а пойдут какими-то одним им известными ходами. Но это оболочка. А внутренне это был человек неизменных принципов, он не делил церковь, дом, работу, политику, власть. Он везде был одним и тем же. Уровень игры, не забываем. Человек он настолько многогранный, что порой непредсказуем абсолютно. К нему мог приехать советоваться мэр или авторитет, а на следующий день, он мог спросить совета у пешки вроде меня, например, какой вам заказать у Хакима чай. Ну, послужить, вроде как. Не западло. И не игра в дешевом театре. Он такой и был всегда, сколько я его помню.
Мы с Герой оглянулись. На поверку оказалось, что в зал зашли двое: он и незнакомый мне человек с такими жесткими чертами лица, что сравнить это лицо можно разве что с кирпичом. Оба в дорогих пальто и дорогих туфлях. Оба серьезны. Хорошо, что я снял кепку. Вот бы оконфузился. Палыч был пониже своего спутника, он вообще не был высоким, а с годами, видимо еще и приосел. Да и седой совсем стал. Медиатором выступил Гера. Он подошел к вошедшим, оба чуть улыбнулись, обняли и поцеловали его (по очереди, конечно). Но было видно, что они чем-то озабочены – глаза не отпускала важная, очень важная мысль.
– Вот, Аристарх Павлович, привез блудного сына! (Вот заладили-то).
Босс взглянул чуть сбоку, как если бы я висел высоко в воздухе, и я заметил, что он в голове что-то одобрил. Спутник же его смотрел пристально и похлеще любого рентгена. Насквозь. О, товарищ, этак ты дыню за моей спиной прожжешь, ребятишкам не достанется. Я смущенно отвернулся к хору, окончательно поставив под удар несчастную дыню. Ситуацию энергетически спасла моя бабочка. Светка, видимо, ища и, наконец, поймав мой взгляд, улыбнулась так спасительно, что я легко улыбнулся в ответ. Красота спасет мир, и не спорьте, материалисты.
Палыч повернулся к своему безымянному спутнику, потом кивнул Гере:
– Через пять минут у меня, оба.
Глава 5
«спасай взятых на смерть,
и неужели откажешься
от обреченных на убиение?»
Кн. Притчи, 24:11
Все, что происходит у Палыча – остается у Палыча. В писании есть строки следующего содержания: «Имеющий уши да слышит»! Я всегда понимал эту мудрость так: каждый, у кого есть уши, услышит то, что ты говоришь. Это в свое время сам Палыч нам и привил. Вот и теперь, он принимал меня у себя в кабинете с глазу на глаз, Геру же оставил снаружи, как живое ограждение. Конечно, все, о чем мы говорили, я не расскажу, но результат разговора сводится к тому, что я заступаю на службу в роли бас-гитариста вплоть до праздника Жатвы. У них, вообще-то, есть молодой паренек, начинающий так сказать, но он неудачно покатался на велосипеде и теперь еженедельно посещает хирургический кабинет. Бывает. Молодо, зелено – покататься велено. Мне даже выделяют полставки оклада, чтобы я не тратил время на работу пока (а вот это что-то новенькое). А там, и горе-велосипедист, дай Бог, поправится. Я же в свою очередь поблагодарил за хороший прием и пообещал служить всей душой. Это если в двух словах. Очень даже неплохой исход. Очень.
Выйдя из кабинета, в котором пахло новыми книгами и старыми воспоминаниями, я щелкнул Геру сзади по уху щелбаном. Страж нашей с Палычем конфиденциальности стоял отрешенно, пока я его таким своеобразным методом не вернул к реальности.
– Ну что, теперь отдыхать? Я тебе в домике для гостей приготовил. У себя, в смысле.
– Да нет, слышал же Толяна, за гитарой в село надо ехать.
– Не вопрос, сейчас поедем, брат! – с плохо скрываемой усталостью сказал мой друг и размял ладонями глаза.
– Спасибо, но Аристарх Палыч сказал, что ты ему еще нужен. С Толяном и поедем, им же договариваться, что да как.
– Тогда как сделаете дело – ко мне, я на входе предупрежу. Домик для гостей открыт. Весь дом к твоим услугам. Поесть в холодильнике найдешь. Собаки будут закрыты. А я Палычу помогу, и спать – с пяти утра на ногах.
– Спасибо, спасибо, брат. Не ожидал такого приема. От души.
– Одно же дело делаем!
Мы снова громко пожали руками, и Гера осторожно постучал в покинутый мною кабинет.
Мы покинули Южногорск уже затемно. Ехали вдвоем, остальные остались готовиться к завтрашнему служению, в том числе и Авдей, который порывался – было, рвануть с нами, да злюка Оксана его не пустила. Ладно, поедут исключительно понимающие.
Невероятная белейшая луна освещала нам путь покруче фар Толиного черного крузака. Авто досталось ему от матери на двадцатипятилетие, и было большой любовью этого детины. Не новое, но было видно, что другу оно очень нравится. Мой амиго топил в пол при любом удобном случае, равно как и нарушал правила с завидным постоянством. Не хочет выделяться среди местных – подумал я и про себя улыбнулся. Само собой, в дороге речь зашла о старых друзьях, тему по местным обычаям начал хозяин авто:
– Ты же помнишь Кешу, что нас играть учил?
Кешу я помнил. В мои двенадцать ему было чуть за двадцать, и он казался идолом. Играл очень прилично и не стеснялся научить нас. Девушкам он нравился, а это нравилось нам, ибо могло отразиться и на нас.
–Помню, конечно! Как он?
– Пропал без вести.
– Как?
– Поехал с друзьями на море, в Крым, что ли, а оттуда вернулись только друзья. Он к тому времени года два как отделился, группу свою собрал, в «МиЛе» у нас играли блатату какую-то. Не вернулся, тело не нашли, вроде ночью пошли купаться, или что вроде того. Вот так.. – Толян тяжело выдохнул.
Так себе первые вести с полей. А дальше было еще интересней.
– А Даню-дыню помнишь?
– Что на барабанах Антоху учил? Конечно!
– Умер. Месяца два назад!
– А ты не говорил, когда звонил.
– Да он – то тоже не на глазах был, уходил, приходил, как-то в пьяном виде порывался на празднике поиграть, его Паха вышвырнул за ворота.
– А отчего умер – то?
– Вроде сердце. Синька – дело конченое, знаешь же!
Остальные общие знакомцы, которых на поверку оказалось не так уж и много, были более-менее живы – здоровы, но некоторых Толян давно не видел, а некоторых я буду иметь честь увидеть завтра на служении.
– Как сам-то, бабенкой не обзавелся? – я решил тоже порасспрашивать.
– Да не. Хотел с одной сестрой попробовать (звучит дико, но так действительно говорят), да все как то не от души. Тяжело.
– А Машка, не?
С Машкой они разошлись два года назад.
– Уже все. Поздно. Замужем за каким – то колхозником. Как раз в Солнечном живет. Толян в сердцах бибикнул на пробегающего зайца. Не к месту (или как раз к месту) вспомнился мой Лисенок Алиса.
Так я понял, что мы едем в Солнечный.
Солнечный оказался уютным поселком на взгорье с противоположной стороны Гериного пригорода. То есть, нас с домом Геры разделал красавец Южногорск. А Гера, стало быть, на южной горе и живет. Поселок Южный, как мне объяснил Толька Козырь. Фух, вроде разобрались.
Подъехали к неказистому домику по улице Дружбы народов, дом 5. Толян бибикнул уже с другой интонацией: здесь мы, мол, нечего было пять раз названивать. Из неказистой калитки вышел неказистый мужичок с красным лицом сытого вида. Приблизившись и поздоровавшись, мы учуяли запах колбасы и водки. Так я понял, что мужичок ужинает. Или уже поужинал, потому что бибикал Толян несколько раз, прежде чем наш мастер изволил нас встретить. Прошли в холл или сени, что это за территория? Хозяин сказал не разуваться и повел нас в, как он сказал, мастерскую. Ею оказалась комнатка, сплошь засыпанная стружкой и опилками, отчего пахло здесь живым деревом и творчеством. Куда лучше, чем колбаска с водкой. Пахнет в смысле. В остальном многие поспорят. Наш папа Карло – вон совмещает эти два хобби вполне успешно. Мимо этой комнатки прошли в еще меньшую, уже чистую комнату. Это уже немного больше походит на место для одиночных репетиций. На полу – небольшой комбоусилитель, с воткнутым шнуром и еще одним шнуром, воткнутым в педаль дисторшна. Небольшой столик с недопитым кофе, пепельница, полная окурков. На стенке – крючки с проводами, полки с ненужным хламом, припоем и канифолью, пачки от старых струн вперемежку с пачками от новых сигарет. Захотелось вынуть из новой, початой пачки, которую и схватил хозяин, намереваясь прикурить. Терпи, Тимур свет Игоревич. Тимур перетерпел. Хозяин вставил сигарету в рот и стал искать по карманам спички.
– Ксюша, принеси папе стульчик! – наш краснолицый впервые подал голос, не вынимая сигареты изо рта, раньше только кивал да икал.
В комнатку, пыхтя, вошла девочка лет четырех, таща за собой несуразно маленький стульчик. Поставила на пол между ногами нашего Гарри и с довольным видом улыбнулась и своим уже тоже гостям. Батя прикурил найденной на полу, возле усилителя, зажигалкой и перевел глаза на стул на полу. Туфли Толяна были заметно выше. Хозяин несколько раз неудачно кашлянул, отчего из глаз потекли слезы, он согнулся, как если бы ему били щелбан, опустил голову, упер руки в колени, отведя сигарету чуть в сторону от трико, и засмеялся с таким азартом, что мы всей взрослой троицей грохнулись в истерике как после крайне удачной шутки. Мы смеялись и смеялись. Как в последний раз. Не жалея ни скул, ни животов, ни покоя других домочадцев. Из глаз бил прямо град слез, а намереваясь остановиться, мы глядели на красные от смеха рожи друг друга и накрывались новой волной. Бог ведает сколько мы так веселились, но оно того стоило, это было как нельзя вовремя.
– Ууууух! – Батяня опустился на комбик, стряхнул полусгоревшую сигарету, хотел закурить, да в сердцах бросил ее на пол и, еще смеясь, притушил тапочкой. Снова сильно сомкнул и разомкнул влажные от смеха глаза.
– Уууух, спасибо, доча, повеселила папку. И принялся объяснять:
– Я перепутал. Старшая – Настя, я ее звал, да заговорился и крикнул Ксюша. Она еще мелкая, но исполнительная, умница. Батя утер последнюю слезу и указал на кофр под столом: – Принимай работу, шеф.
Не знаю, сколько Гарри отвалит или уже отвалил за мой новый инструмент, но это был просто космос. Конечно, вся фишка была как раз в резном рисунке. Да не просто узор, а две отдельных композиции. Сами угадаете или берем помощь зала?! Конечно, все вы верно думаете. На верхней части деки был запечатлен Самсон, на фоне каких-то гор, разрывающий пасть льва. На нижней части плавно начиналась композиция, на которой Давид держит Голову поверженного Голиафа, победно встав на огромную тушу врага. Я был поражен. Толян дал мне знак перевернуть деку, чему я и последовал. Сзади, посреди искусных узоров, была выведена надпись, которая была девизом всей моей юности. Строка из книги Иисуса Навина, глава 1, стих 9: "Будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся". Вот мол, одинаковые исходные данные, два исхода событий, выбирай. Ведь всегда надо выбирать, каким ты войдешь в историю и как тебя, в случае чего, будут изображать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
