Текст книги "Я стану твоим ангелом (СИ)"

Автор книги: Есения

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Соседка отрицательно покачала головой и посмотрела на меня обеспокоенным взглядом.

– Беллз, детка, с тобой все хорошо? Такая худенькая и бледная, – недовольно зацокала языком Миссис Гретхем и прикоснулась рукой к моему лбу. – И температуры нет. Когда ты в последний раз ела?

– Я хочу, чтобы он вернулся. Пожалуйста, – прошептала я одними губами и, не в силах скрыть слезы, кинулась в руки заботливой Миссис Гретхем.

– Кто? – с тревогой спросила соседка, по-матерински заботливо поглаживая меня по голове.

[i]– Мой ангел…[/i]

– Больше я никогда не видела Эдварда, хотя с годами воспоминания о нем не поблекли, а стали только ярче, насыщеннее, отчетливее. В течение года я не оставляла попыток найти своего ангела-хранителя. Оббивала пороги архивов и городского совета, днями и ночами пропадала в многотысячной базе переписи населения штата Вашингтон. Хотела найти хотя бы какое-то краткое упоминание о молодом человеке. Но кроме имени и воспоминаний у меня, к сожалению, ничего не было. Попытки оканчивались ничем. И вот однажды, удача мне улыбнулась. В подшивках за двадцатые годы прошлого века я нашла старый выпуск Чикагского городского вестника. На первой, пожелтевшей от времени, странице был написан некролог, посвященный одному высокопоставленному чиновнику, министру финансов города Чикаго – Энтони Мейсену. Мужчина скончался от буйствующей в те времена эпидемии «испанки». Мне следовало бы пропустить данную статью и продолжить поиски дальше, если бы не напечатанное мелким шрифтом примечание автора некролога.

«Редакция газеты выражает глубокие соболезнования жене, а ныне вдове министра – Элизабет Мейсен, которая потеряла не только мужа но, и двух своих сыновей – семнадцатилетнего Эдварда и четырехлетнего Кристиана».

Запросив у архивариуса информацию о министре финансов города Чикаго – Энтони Мейсене, я обнаружила гору статей, упоминаний, заметок в газетной хронике об этом человеке. Министр финансов на встрече с министром промышленности Техаса.

Министр финансов Энтони Мейсен присутствовал на открытии театра Iroquois Theatre. Министр финансов города Чикаго с семьей…

С семьей! То, что нужно!

Со слегка выцветшей фотографии на меня смотрел мужчина с шикарными густыми усами цвета воронового крыла, миловидная женщина, на коленях которой сидел широко улыбающийся маленький мальчик и Эдвард…

Юноша, как всегда чуть ссутулившись, стоял по правую руку от своего отца в классической темно-синей школьной форме тех времен.

Тысяча девятьсот семнадцатый – гласила надпись в уголке фотографии.

Эдвард. Эпидемия испанки. Смерть и необъяснимое возвращение в мир живых спустя полвека.

Подшивка старых газет выпала из моих рук и с глухим стуком приземлилась на пол, вызвав у пожилого архивариуса вспышку негодования и презрения.

– Невозможно, – прошептала я одними губами и, теряясь в урагане собственных мыслей, выбежала из архива.

По неутешительным прогнозам репортера новостного канала, этот ясный декабрьский день должен был закончиться самым аномальным и свирепым снегопадом за последние десять лет. Пока я ныряла в бездонные глубины архивных данных и тревожила слои пыли на полках со старыми подшивками, огромный снежный купол проследовал от Западной Вергинии к Мэрилэнду и дальше. А уже через несколько часов накрыл белым облаком и наш суетящийся мегаполис. Я давно опоздала на последний автобус и шла домой пешком, низко натянув на лоб шапку и скрыв лицо в высоком вороте пальто. Оставалось пройти еще совсем немного. Завернуть за угол, два квартала на запад, один на север и вот – я уже спокойно могла попивать горячий чай с миссис Гретхем.

«Ангелов надо искать на земле, Беллз, а не на небесах. Здесь от них больше толку!» – твердила она мне смеясь изо дня в день, но я отказывалась её слушать.

В голове крутились мысли о том, чтобы обзвонить все больницы Чикаго, а может, и удостовериться во всем лично. Потому что только когда на руках у меня будет лежать свидетельство смерти таинственного Эдварда Мейсена, я, наконец, пойму, что окончательно сошла с ума.

Пойму, что нужно закончить поиски.

Пойму, что выдавала все увиденное во сне за желаемое и необходимое.

Пойму, что теперь стоит наречь своего личного ангела-хранителя плодом больного воображения.

Все эти призрачные перспективы напрочь забили и без того тяжелую голову.

Переходя дорогу, я даже не оглянулась по сторонам, посчитав, что в такую непогоду мало кто решится лихачить по заснеженным улицам не самого благополучного района Вашингтона.

Я ошибалась.

Визг тормозов и слепящий свет фар, подобный тому, что видела в детстве, даже не заставил меня прокричать о помощи и отпрыгнуть в сторону от приближающегося на большой скорости автомобиля. Я стояла посередине дороги, широко распахнув глаза, как будто какая-то невидимая сила пригвоздила мои ноги к земле. Может быть, потому что я была безоговорочно уверена, в том, что и в этот раз Эдвард придет ко мне на помощь и защитит своим крылом?

– Вы сами, осознанно бросились под колеса машины, – резюмировала я, вглядываясь в пронзительные карие глаза рассказчицы. – Рисково.

Миссис Свон улыбнулась без особой радости и, встав с кресла-качалки, подошла к окну.

– Да, можно сказать и так. Пусть даже и ненамеренно. В течении того года в мою голову не раз приходила мысль о том, чтобы рискнуть жизнью и на себе проверить невероятную теорию о появлении ангела-хранителя. Только духу не хватало. А здесь все сложилось само собой. Лежа на холодном асфальте и тихо постанывая от режущей боли в правом боку, я изо всех сил боролась с желанием сомкнуть веки.

Я хотела увидеть его…

Я знала, что он не посмеет оставить меня.

Вот-вот.

Сейчас-сейчас.

Еще секунду, минуту… мгновение… вечность.

Он должен был прийти ко мне, Ренесми! Должен…

– Но не пришел, – печально констатировала я, дрожа всем телом от переполнявших меня чувств.

Женщина судорожно сжала в своих руках край белоснежной занавески.

– Не пришел. Но последнее, что я увидела, когда сильные мужские руки аккуратно положили меня на заднее сидение автомобиля, – это маленький брелок златокудрого ангела, прикрепленный примочкой на лобовое стекло.

– Это был знак.

– Скорее всего. Можешь снова не верить, Ренесми, но молодой человек, который сбил меня в тот злополучный вечер, ровно через два года стал моим законным мужем.

Святое провидение?

Вряд ли.

Судьба?

Она и только она.

Вначале перепугавшись ответственности за содеянное, сын известного в городе промышленника, Майк Ньютон, которому едва исполнилось двадцать два года, носился со мной в больнице, как с писаной торбой. Оплачивал дорогостоящее лечение, приносил в палату цветы, фрукты, плюшевые игрушки, выискивал темы для разговоров и даже выпросил у врача разрешение поставить в палате настоящую живую елку. Постепенно заглаживание вины переросло в нечто большое. Появилась симпатия. Я стала привыкать к холодным голубым глазам, ни на секунду не забывая теплые и светящиеся зеленые. В моей жизни появился новый ангел-хранитель. Земной, на чье плечо я могла всегда опереться, не задумываясь: а на какое утро он исчезнет из моей жизни?

В Сочельник, не без помощи крепкой руки Майка Ньютона, я встала с больничной койки и, наконец, поняла, что такое настоящее чудо…

Он принес в мою жизнь свет, и рассеял непроглядную тьму. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. А перед своей смертью сказал: «Ты была достойна ангела, моя любимая Белла, но только не меня. Я благодарен судьбе, что смог, пусть и не так, как тебе бы этого хотелось, исполнить его роль».

– А Эдварда… Вы больше его никогда не видели?

– Может быть только раз, – задумчиво отозвалась старушка, вглядываясь в темное ночное небо. – Я носила под сердцем своего первенца. Роды были долгими, тяжелыми и очень опасными. Врачи несколько часов боролись за мою жизнь и жизнь ребенка. В ту секунду, когда мой малыш пронзительно закричал, я вдруг увидела за спиной врача белое свечение и силуэт так похожий… Впрочем, нет… нет. Это было побочным действием сильнодействующего лекарства.

Когда акушер спросил меня, как вы назовете сына, я безоговорочно ответила: Эдвард. И в отличии от меня и моего покойного мужа, с которым я прожила в любви и согласии больше пятидесяти лет, глаза у моего сына… зеленые. Цвета чистой океанской воды. Цвета первой весенней травы. Цвета самого яркого воспоминания молодости, навсегда сокрытого в потаенных уголках моего сердца.

Напольные старинные часы в комнате миссис Свон пробили ровно одиннадцать часов вечера.

Я вздрогнула и ужаснулась от той мысли, как быстро и скоротечно пролетело время за нашим разговором.

С последним одиннадцатым ударом миссис Свон заметно засуетилась. Сложила все сувениры из прошлого обратно в шкатулку и попросила поставить её на место, достала из шкафа теплый вязаный кардиган цвета слоновой кости, убрала в аккуратный пучок редкие посеребренные сединой волосы. Её глаза заблестели хитрым огоньком и судорожно забегали от циферблата часов, к окну и обратно. Собирая с пола осколки фарфоровой чашки, я насторожилась и решилась спросить:

– Вы куда-то собрались?

– На озеро, – замялась миссис Свон, наспех застегивая на кардигане мелкие пуговицы. – Ох, старость не радость!

– Я помогу.

На время я оставила свое занятие и помогла женщине справиться с практически непосильной для её дрожащих пальцев задачей.

– Но время….

– Спасибо, девочка! Но вот, что я тебе скажу. Именно сейчас то самое время! – вскрикнула она оживленно и легким толчком отодвинула меня в сторону. Прихрамывая на левую ногу, миссис Свон заковыляла к двери. – До Рождества еще целых два часа, а я никогда не нарушаю традиции.

– Миссис Свон, миссис Свон! Подождите! миссис Свон, ну куда же вы!

Быстро засеменив каблучками, я выбежала из комнаты, еле-еле поспевая за седовласой старушкой, которая летела на загадочное озеро с завидной для своего возраста скоростью. Настигнув хозяйку дома на лестнице, я подхватила её под руку и помогла преодолеть крутой спуск.

– На улице уже стемнело. Куда вас несет, черт возьми! Такие поздние прогулки не для вашего здоровья!

На создаваемый нами шум из кухни выбежала перепуганная Марианна. По её сияющей улыбке можно было понять, что даже несмотря на холодность и отчужденность миссис Свон она была очень рада её видеть.

– Боже мой! Миссис Свон! – Она всплеснула руками и подбежала к хозяйке дома, помогая мне спустить старушку в холл. – Ужин уже готов! Я так рада, что вы спустились!

– Марианна, моя прогулочная коляска, где она?

– Сейчас. Сейчас, – залепетала экономка и спустя секунду выкатила в холл инвалидную коляску с ручным приводом.

Вместе мы помогли миссис Свон добраться в кресло, и как только она оказалась в сидячем положении, отчеканила голосом заправского командира:

– На озеро, Ренесми! – Дряблые щеки старушки окрасил едва заметный румянец. – У нас очень мало времени!

Я непонимающе посмотрела на Марианну, но та лишь пожала плечами и, тихонечко пискнув, кивком указала в сторону кухни.

– Миссис Свон, подождите минуту, я только возьму свое пальто. Кажется, оно осталось на кухне, – и незаметно удалилась в том же направлении, куда скрылась экономка.

Марианна поймала меня за руку на подступе к кладовой и утянула на кухню.

– Ренесми, лучше не спорь с ней. В том, что миссис Свон постоянно бывает на озере, нет никакого секрета. Именно по её требованию Эдвард и построил здесь этот дом. Как будто все только из-за этого маленького озера и ради него…

– Но мне придется нарушить правила и распорядок дня.

– Такая у неё традиция, детка, – взяв меня за руки, заботливо проговорила Марианна. – Не нарушай её. Доставь старушке радость. Помни, что Рождество уже заглядывает к нам в окна.

Я глубоко вздохнула и согласно закивала.

– Вот и славно.

Накинув на плечи свое легкое кашемировое пальто, я вышла обратно в холл и, помахав на прощание Марианне рукой, выкатила коляску с миссис Свон на улицу.

Озеро, про неописуемую красоту которого миссис Свон упоминала по дороге почти каждую минуту, находилось на расстоянии примерно километра от самого дома. Нам не составило труда проехать по протоптанной жителями городка аллее и спуститься по пологому склону вниз к предназначенным для отдыха туристов кованым лавочкам.

Я глубоко вдохнула свежий морозный воздух и замерла.

– Вау, – самопроизвольно вырвалось из моего горла. – Вот это да…

Невероятно. Сказочно. Великолепно.

Ледяная гладь озера поблескивала в лунном свете слегка приглушенным металлическим блеском. Будто средневековые стражники, высокие густые ели обрамляли дальний берег, и днем и ночью охраняя одно из самых завораживающих чудес природы.

То самое озеро? Из сна?

– Сколько время, Ренесми? – голос миссис Свон, полный тревоги и ожидания чего-то очень важного, оторвал меня от созерцания ночного пейзажа.

– Без трех минут двенадцать, миссис Свон, – ответила я, всматриваясь в циферблат наручных часов.

– Скоро… очень скоро. – И со слезами на глазах подняла голову к усыпанному тысячами неугасающих звезд бархатно-черному ночному небу.

– О чем вы?

– Поверь в чудо, Ренесми. Поверь, а еще никогда не снимай своего кулона с шеи. Он будет тебя оберегать… обязательно будет.

Время застыло. Секундная стрелка моих часов, казалось, замерла на месте.

Рождество тихими и робкими шагами ступило на землю.

Над нашими головами с огромной скоростью пронеслась падающая звезда. Огонек оставил белесый след на небе и скрылся за кронами деревьев.

«Звезды, сияющие на небосводе – это глаза ангелов. Так глубокой ночью они присматривают за людьми и оберегают их сны от злых сил», – звенел чей-то звонкий голос в моей голове.

– С Рождеством, Ренесми, – загадочно проговорила миссис Свон, все еще всматриваясь с белую даль, туда, куда от нас спряталась полуночная звезда. – С Рождеством… Эдвард. Спасибо, что и на это Рождество ты дал о себе знать.

– С Рождеством, миссис Свон… – прошептала я одними губами, все еще не веря в только что увиденное…чудо? Иначе не назовешь. – Нам, наверное, пора возвращаться, Марианна заждалась…

Старушка ничего не ответила и лишь закачала седовласой головой, все еще не отрывая глаз от слегка посветлевшего неба.

Когда я повернула коляску, женщина тихо охнула, хватаясь за сердце.

– Что же такое. Ох…

О чем я только думала, когда уступила Марианне и привезла свою подопечную на озеро в столь позднее время. Кинувшись к миссис Свон, я взяла её за запястье и, судорожно прикидывая в голове, за сколько мы можем добраться до дома, прощупала неистово бьющийся пульс.

– У вас пульс учащенный. Вдруг это сердечный приступ…

Женщина, натянуто улыбнулась и превознемогая боль, дотронулась своей теплой ладонью до моей руки.

– Все хорошо, девочка. Не бойся. Даже если что и случится, у меня есть те, кто будет меня ждать… Там. – И снова подняла печальный взгляд на сверкающее зимнее небо. – Идем. Марианна и правда заждалась, и пирог, наверное, уже остыл. А так Рождество не встречают!

Едва мы с миссис Свон переступили порог дома, нас с радостным криком «Счастливого Рождества!» встретила Марианна. В руках она держала любимый клюквенный пирог хозяйки сказочного дома. Ароматный, приподнятый, ни капельки не остывший, от корки до корки пропитанный духом Рождества.

Праздничный ужин удался на славу. Миссис Свон по моей просьбе разрешила украсить весь дом новогодними украшениями, чтобы как снаружи, так и внутри в нем чувствовалось ощущение самого светлого и долгожданного для неё праздника в году. А еще поблагодарила Марианну за прекрасные блюда. Особенно за пирог.

– В точности как у моей покойной бабушки! Не отличишь!

Лучшей похвалы Марианна и не ожидала.

Посмотрев на время, я покачала головой и сказала Марианне, что миссис Свон пора ложиться спать. Вместе мы убрали со стола, а потом отвели миссис Свон в комнату.

До самых дверей спальни она, слегка нахмурив брови, словно капризный ребенок, не отставала от меня с вопросом: Теперь-то ты веришь? Веришь? И никогда не снимай медальон, Ренесми. Пока я жива и ты работаешь здесь, я буду за этим следить!».

С улыбкой на губах я послушно закивала.

– Верю, миссис Свон. Верю. И не сниму. Никогда. Обещаю, – прошептала я, прижимая мамин медальон ближе к сердцу.

И это было чистой правдой.

Утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь тонкую шифоновую занавеску, я обнаружила на подушке конфету.

Клубничную.

В розовой обертке.

А миссис Свон, хитро улыбаясь, вновь попросила принести в свою комнату две чашки горячего зеленого чая.

* Цитата принадлежит Николасу Хартманну, в дальнейшем перефразирована Марком Леви.