Текст книги "Снежный сок. Книга первая"

Автор книги: Эрвин Грау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эрвин Грау
Снежный сок. Книга первая

Пролог

Шел 1968 год… Варшава. Солнечный июньский день, асфальт на дорогах будто плавился от жары. Около старого католического храма стоял мужчина лет сорока и держал за руку ребенка, евшего мороженное. Мальчик щурился, оглядывался по сторонам и дергал отца за руку.

– Пап, когда мы домой пойдем?

– Паша, потерпи, сейчас должен подойти дядя Франц, мы пойдем погуляем.

– Я не хочу! Жарко, и скучно мне. А дома хоккей есть, давай поиграем!

– Не сейчас. У меня очень важная встреча.

– Какая встреча?! Я же знаю, что вы с дядей Францем пойдете к плохим женщинам, а меня опять у тети Агафьи оставите. Не хочу так!

– Паша, прекрати! Не говори так, а то больно сделаю!

– Делал уже… Друг твой подойдет через три минуты.

– Откуда знаешь?

– Знаю, и все…

– Сын, это не в первый раз, ты прекрати баловаться! Пороть надо тебя…

– А у Яшки мама есть, и она не позволяет такого…

– Ты прекратишь, или нет?! Скажи спасибо, что хоть я у тебя есть!

– За это спасибо не говорят, папа…

– Завтра в синагогу пойдем!

– Я не пойду туда. Да, мы евреи, но я не хочу туда. Церковь лучше!

Вместо ответа мужчина больно ударил сына по щеке, от чего мальчик чуть не упал на тротуар.

– Я вышибу из тебя эту дурь, гаденыш! Церковь ему, блин!

Из-за поворота вышел серьезного вида интеллигент с правильными чертами лица и крупным подбородком.

– Воспитанием занимаешься, Семен?

– Привет! – Люди пожали друг другу руки – Да его, по-моему, бесполезно воспитывать!

– Ты не прав. Привет, Пашенька! А что ты такой расстроенный? – Франц опустился к ребенку.

– Ничего, все хорошо. Только я домой хочу!

– Мы отведем тебя сейчас…

– Я все знаю, папа уже говорил.

– Заткнись, парень! – Семена задела фраза сына.

Компания пошла в сторону Королевского дворца, надеясь поймать одно из немногочисленных такси… Вокруг чувствовалась легкая напряженность – шел расцвет эпохи социализма, Великая война закончилась меньше, чем 25 лет назад, воцарился мир и тоталитарное спокойствие.

Семен и Франц подружились еще в войну, будучи детьми. оба помогали фронту. Советскому фронту – родителей Франца повесили немцы, а Семен был сыном советского врача еврейского происхождения, и сам пошел по его стопам. Он надеялся, что Паша продолжит их династию.

Они проходили мимо статуи "Русалочка", бывшей до войны символом Варшавы. Эта статуя еще во время имперской власти, когда Польша была частью России, изображалась на гербе польской столицы, и сейчас, в новом строе, охватившим половину мира, она все еще украшала город.

Паша с рождения был странным ребенком – замкнутым, малообщительным. Он никогда не открывался перед людьми, очень редко плакал. Он не доверял окружающим, потому что видел их насквозь. Никто не скажет, когда это началось, но Паша мог видеть мысли людей, их переживания, а еще – события, которые должны произойти.

Младший Денница не любил рассказывать о семье, особенно о матери, которую никогда не видел. Не спрашивал у отца, кто она, и где живет сейчас… Он знал это, стоило лишь посмотреть в глаза нужным людям. Мать была проституткой, Семен видел ее только один раз в жизни, был с ней, провел ночь… И все. Что-то пошло не так – странно говорить о беременности блудницы, особенно в социалистической Польше образца шестидесятых годов. Маленький Павел Семенович видел все… И то, что не должен был. Милена умерла при родах, а Семен так и ни разу не назвал ее имя. Этого просто не нужно… Через Павла будто прокручивалось бесконечное число вероятностей одновременно, из которых ребенок безошибочно умел определять верные. Семена бесил талант сына, что стало понятно с первого упоминания о них…

Компания из двух относительно молодых людей и ребенка, постоянно озирающегося по сторонам, шла в сторону от центра города. Паша знал – предстоят очередные посиделки в пивной, которые он не увидит… Не столько из-за своего дара, сколько потому, что знал их наизусть. А сам готовился сидеть у тетки, которой успел порядком надоесть из-за образа жизни отца. Да и он не сильно любил оставаться у Агафьи, поскольку не хотел постоянно разглядывать старые фотографии ее семьи, награды мужа, прошедшего войну, но глупо погибшего в пьяной драке, не любил нянчится с ее пятью кошками. Нет, Паша любил животных, возможно – даже больше, чем людей, но ему, маленькому польскому мальчику, начала надоедать его жизнь с постоянными походами к родственникам, пока отец пропивает очередную зарплату.

Город казался желтым, как зубы алкоголика. Прежде прекрасный, мечтающий об утопии и лучшей жизни, теперь он больше походил на опустившееся болото, изнанку развитого социализма. Правильное бесклассовое общество лишь казалось таковым, а на деле – очередной содом, отличающийся лишь скрытностью от любопытных глаз туристов.

Семен и Франц не знали, как пройдет их вечер, не думали, что будет завтра, но совершенно по разным причинам… Франц любил жить сегодняшним днем, а Семен вообще перестал любить жизнь, совершенно забыв о человечности. Казалось, жизнь не нужна этому довольно молодому, но сломленному человеку. Слабому человеку, не смотрящему на сына, как смотрит отец, не слышащему людей, как слышат люди. Ничто не нужно… Ничто.

Паша смотрел на знакомый трехэтажный дом совершенно пустыми глазами. В двенадцать лет многие его сверстники были уверены в будущем, смотрели с интересом на родное и близкое, а он даже не чувствовал своего возраста, будто остановившись на восьмилетнем рубеже. Никто из сверстников не воспринимал его, как равного… Он даже выглядел значительно моложе своих лет. Все считали его странным.

– Вот и пришли!

– Папа, я мог бы и сам дойти…

– Поговори мне еще тут. Я решаю, куда тебе идти, и скажи спасибо, что я вообще у тебя есть!

– Семен, ты бы с сыном поласковее, что ли.

– Франц, заведи своих детей и воспитывай!

– Я лишь…

– Плевать мне! Пойдем. Этот сам поднимется.

Франц подошел к Паше, присел и шепнул ему на ухо:

– Не переживай, все будет хорошо.

– Нет, не будет…

Друг семьи не принял слова ребенка во внимание и отошел к Семену, махнув Павлу рукой. Отец лишь фыркнул и быстро зашагал вниз по улице, прихватив старого друга с собой.

Мысли закрутились в детской голове… Далеко не детские. Паша думал о семье, о родных, когда поднимался по лестнице: "Почему так? Зачем он пьет? Я во многое могу смотреть насквозь, но не вижу его мотивов. Он же врач, должен помогать людям, любить их… А он ненавидит всех, даже меня! За что?!" Из глаз медленно потекли слезы. Неспешно вытирая их, Паша нажал на кнопку электрического звонка. "Удобная штука" – так он думал каждый раз.

– Привет, Сенечка! А чего папа не зашел?

– Я Пашенька, а не Сенечка! Привет. Он с Францем пошел пить, драться и блудить.

Женщине явно не понравился такой тон племянника. Ее рука молниеносно полоснула по пашиным губам. Тот, как показалось ей, даже не шелохнулся. Проводив взглядом обветшалый подъезд, ребенок вошел в квартиру, чуть не споткнувшись об одну из кошек.

– Чаю хочешь?

– У тебя черный, сахара нет, а мятные пряники я не люблю. А можно мне цикория?

– Ты меня своей…Ненормальностью в могилу сведешь. Сейчас налью. Скажи, откуда ты все это знаешь?

– Я и не знаю…

– Не глупи мне тут!

– Я не глуплю. Правда не знаю. Раньше я не мог ничего с этим поделать – голова болела сильно. Сейчас легче стало…

– Так что с тобой такое? Что папа говорит?

– Говорит что я бездарность пробитая и требует засунуть свои фокусы в… ну туда.

– Понятно. А сам что ощущаешь?

– М… Как будто через меня все время проходит миллион сценариев того, что вокруг меня, и что касается меня… Я научился из всех этих сценариев выбирать правильный… И знаешь – такое ощущение, что… Что я вижу свое прошлое и будущее одновременно… И тех, кто связан со мной…

– Я тебе сейчас ремня дам за такие богохульные слова! Как ты смеешь себе такое приписывать?!

– Еще я могу видеть то, чего нет… Тебе не понять.

– Иди на кухню, и там поговорим. Доведешь меня до предела!

– Нет человеческого предела, как и нет предела осознания.

– Пей давай. Скажи, что будет вечером?

– Много всего… Не хочу об этом говорить. Хотя… Киевское "Динамо" опять выиграет. Просто твой друг болеть будет, а потом сюда придет поделиться радостью.

– Проверим. А еще?

– Я не могу пока видеть все мысли, всю линейку времени…, Наверное, только хорошее… Или меня касающиеся.

– Кто ж ты, племяшка?

– Я Пашка – племяшка. – Денница негромко засмеялся и отхлебнул немного цикория.

– Не придуривайся, мальчик. Допил? Иди в комнату, послушай радио!

– Мне не интересно.

– А кто тебя спрашивает?!

– А можно я с Тошей поиграю?

– С кем?

– Это твой кот…Ты забыла?

– Да, в делах вся…

– Ты же на пособии – какие дела?

– Сейчас точно выпорю!

– Понял, ухожу.

Паша быстро вышел из кухни и направился в малую комнату, где будто специально его ждал кот. "Привет, Тошка! Хоть с тобой можно нормально поговорить… Сколько мышей? А, птичку… Жалко. А тебе не жалко птиц? Наверное, нет, они же твоя еда… А мы, люди, все едим. То, от чего ты отвернешь нос, мы скушаем не задумываясь. Знаешь, другие кошки в этом доме глупые, а ты мой друг. А людей-друзей у меня нет, они меня не любят… Эти же люби отрубили тебе хвост, и теперь ты тоже плохо к ним относишься. Хорошо, у меня хвоста нет, а то папа оторвет не задумываясь… Что говоришь? Поиграть? Давай поиграем" – Паша общался с котом, будто знал, о чем тот думает… А может быть, действительно знал. Так это или нет – никто не скажет, но ни с кем кроме Паши кот не общался так тесно.

Тошка потер нос о Пашин карман – наверное, искал что-то вкусное. Нет, у мальчика там было только пара монет. Тем не менее, и этот вариант никому не показался плохим. "Не проглотишь? Точно? Ну лови" – Паша кинул коту монету. Тот сделал вещь, которую даже младший Денница не ожидал увидеть – засунул монету в щель между половицами.

Паша долго приходил в себя от увиденного: "Как ты до такого догадался – никакие коты этого не могут?! Ты умный, и хороший". Кот негромко мяукнул и, будто благодаря за сказанное, ласково потерся о Пашину ногу. "Хороший. Вот будет у меня когда-нибудь свой кот, я его также делать научу. Хочу большого кота, чтобы удивлял всех. И умного – как ты!" – мальчик не скрывал удовольствия от общения с Тошей, забыв про радио, газеты и вообще – любые средства времяпровождения, которые можно было найти у тети.

Незаметно день подошел к концу, почти стемнело. И тут в сердце Денницы прокралась тревога… Раздался звонок в дверь. Паша, не выглядывая, знал, что пришел Франц. Один…

– Агафья… Пашу позови.

– Что случилось?

– Сейчас…

Паша зашел в прихожую. Франц был сильно пьян, на глазах засохли слезы, руки его дрожали.

– Пашенька…

– Я знаю, дядя Франц.... Я все знаю. – Ребенок негромко заплакал – Прошу, не бросай меня. Как папа…

Глава 1. Начало

…Ответ в себе: удары принимая,

Я буду тем, кто смог поймать стрелу.

Был человеком, им же и останусь…

Я есть поток. Меняюсь и теку.

Снег, шедший вперемешку с дождем, отбивал непонятный ритм по автобусной остановке. Признаюсь, люблю то время, когда природа начинает сочинять свою, неповторимую для нас, музыку. Вечер поздней осени, подходила к концу последняя пятница ноября 2007 года…Я ждал.

Автобус не торопился, в отличие от десятков прохожих, спешащих с работы домой, тепло скоротать вечер и встретить новые, пока никому не известные выходные. Как мне показалось, это шла первая волна идущих домой. Вторая ожидалась часам к 9 или 10, когда заканчиваются пятничные разговоры по душам за парой стопок «Беленькой»…Что сказать, живем в России. Традиции в ней жили и живут, особенно если касаться культуры приема «огненной воды».

Пытаясь не отставать от них, я тоже решил взять бутылочку «Левенбрау», единственного нормального пива, продающегося в наших ларьках. Замечтался, сделав первый глоток. Автобус, шедший под номером 20, даже не думал появляться на заснеженном горизонте, слегка испорченном легкой огранкой из грязи, созданной проезжающими мимо машинами.

Сделав последний глоток, я почувствовал, что начинаю немного подмерзать. Да, переборщил я с пятницей… Ласковую мысль оборвал поддатый, сильно прокуренный голос сзади: «Молодой человек, не дадите 5 рублей? На транспорт не хватает. Дружище, выручи, а». Передо мной стоял бомжеватого вида мужик со здоровенным бланшем под правым глазом. Судя по кровушке, по цвету «фонаря», ударили его недавно, час или два назад. Наверное, предыдущий «дружище». Что тут скажешь, мужик вряд ли в этом виноват, и ничего, кроме жалости во мне не пробудил. «Сейчас посмотрим» – негромко и с явным сарказмом ответил я: «А ты уверен, что на транспорт? Может, ты в аптеку зайдешь, за спиртом. Пропьешь же?» Дальше начался разговор:

– Я не пью, а внешний вид – так, бывают в жизни трудности. К девушке едешь, да?

– Угадал: я продолжал язвить – что, думал удивить меня. Любой идиот догадается, куда можно ехать в пятницу вечером из спального района. Нет, блин, на пляж! И вообще, какое твое дело?

– А ты что завелся-то? Я же без задней мысли спросил, просто из спортивного интереса, и удивлять никого, тем более тебя, я не собирался.

– Ты что-то про деньги спрашивал. Мелочи нет, держи полтинник и не порти мне настроение. И, это, помойся, а то глаза уже режет…О, мой автобус!

Два громадных желтых глаза «Мерседеса» спокойно подвели свой взор к остановке. Народу в автобусе было на удивление мало, и я поспешил занять место на одном из задних сидений. Говоря откровенно, я очень люблю эти места…

Мужик (будем называть его так) что-то сказал мне на последок…А что? Я не разобрал. Делать мне больше нечего, как его бормотание разбирать, только настрой испортил, зараза. Тем временем автобус проезжал Трехсвятскую улицу, мою любимую улицу в городе. Ничто не может передать ее таинственное очарование ночью, свет фонарей и иссиня-черное небо над ними, редкие прохожие и тишина… Простая городская тишина, без визга колес и звуков орущих моторов. Тишина… Сегодня ее великолепие чувствовалось особенно ясно, под холодным дождем, плавно переходящим в снег. Увидеть ее через окно, насладиться каплями влаги на стекле? А, может быть, выйти и пройтись по ней пешком? Нет, другие планы. Я шел к своей второй половинке…Порой мне кажется, что мы с ней не пара. Мы одно целое. Да, звучит высокопарно, но это мне кажется единственной, доступной пониманию, правдой. В кармане куртки тихо зажужжал телефон. Быстро сняв трубку, я услышал этот прекрасный, ласковый голос:

– Привет, ты где?

– Привет, радость моя! Я в автобусе еду, только Медакадемию проехал, скоро буду. Где встретимся?

– Стасик, я еще не вышла из института, у меня там сегодня уроки вокала. Так что, думаю, лучше у входа встретиться, потом погуляем. Ты как?

– Я не против, и с нетерпением жду. Люблю тебя!

– Аналогично.

Аналогично…Это слово она употребляет постоянно, как будто родилась с ним. Нет, чтобы напрямую сказать: «я тебя тоже», например, или, хотя бы «взаимно». Так нет, АНАЛОГИЧНО. Все так, но за это я ее и люблю. Она не похожа на многих женщин, окружающих меня. Лучше? Хуже? Красивее? Нет, она просто другая. А зовут ее Анна…Божественное имя. Вот только носит его семьдесят процентов земных женщин. Тривиально? Мне все равно. Кстати, я не успел представиться – Стас. А точнее Станислав Сергеевич Воронов. Учусь на юриста в нашем местном филиале одного из московских вузов. Неплохое место с евроремонтом, правда, насквозь прозябшее, но выглядящее сравнительно неплохо, во всяком случае, по меркам нашего города…

Слякоть за окошком медленно сходила на нет, и автобус, как будто зевнув на прощание, открыл свои двери. За ними была моя остановка. Хотя остановка – это слишком громко сказано – маленький участок вечно мокрого асфальта около бесцветного куска бетона – стены возле стройки какого-то здания, зародившегося еще в середине девяностых, но незаслуженно забытого в двухтысячных. Огромное и в то же время совершенно незаметное, оно совсем потерялось в приближавшейся ночи.

Людей становилось все меньше. На вечно спешащих часах моего мобильного было восемь часов. До встречи с Аней оставалось еще около двадцати минут, и я не видел смысла стоять столько времени у входа. Зайти в институт? Да, пожалуй надо.

«Воронов!» – меня окликнула вахтерша тетя Даша, фамилии которой не знал даже наш директор: «Ты как здесь?»

Как я тут?.. Интересный вопрос, на который срочно надо было придумать более-менее внятный ответ. Пожалуй, скажу правду:

– На свидание пришел, тетя Даша. И погреться заодно.

– На свидание? Ну, проходи, солнце ты мое, посидим, поворкуем. Я ведь еще в самом, так сказать, соку женщина.

– При всей моей любви к Вашим прекрасным глазам вынужден вам отказать: я сохранял максимально вкрадчивый, саркастический тон – мое израненное сердце принадлежит другой богине.

– Фу ты, циник какой! И что это, Стас, у тебя за тон все время? Могильный какой-то, хоть валидол принимай.

– …Так я погреюсь?

– Грейся, засранушка ты мой ненаглядный!

– Спасибо, тетя Даша.

Вахтерша была женщиной довольно статного вида, явно не по профессии. В ней чувствовалась былая красота двадцатилетней выдержки. Довольно стройная для своих лет, она на всех производила смешанное впечатление. С одной стороны – утонченная внешность, а с другой – обтесанный не по годам характер. В свои сорок пять она производила впечатление довольно пожилой женщины.

Мельком посмотрев на часы, я представил себе волшебное продолжение сегодняшнего вечера. Аня… До встречи оставалось еще около пяти минут. Надо бы послушать плейер…Так…Ага! Ария «Возьми мое сердце». Послушаем-с.

Песня еще не закончилась, когда я решил поставить следующую – уж слишком трагично все, хоть стой, хоть падай. Насколько жестоким человеком надо быть, чтобы делать из обычной смерти, пусть даже и больно ударившей по любящему сердцу, пафосную балладу с замашками на хит? Наверное, я плохо понимаю эту музыку…

– Стасик! – Аня заметила меня, спускаясь с лестницы. Господи, как же она прекрасна!

– Привет, солнышко! Ты просто сияешь!

Она обняла меня и нежно поцеловала. В каждом человеке есть что-то уникальное – взгляд, улыбка, смех…Ее поцелуи были чем-то особенным. Едва касаясь губ, она заставляла бежать ток по моему телу. Нет, ангелов не существует, иначе бы они подали в отставку, едва увидев ее.

– Милый, куда пойдем? Я что-то проголодалась, может быть, зайдем в «Суворов»?

– У меня есть предложение получше – мы пойдем в «Оазис».

– Это же дорого!

– Не переживай, сегодня можно.

– А сегодня какой-то праздник?

– Да. Рядом с тобой – всегда праздник, тем более в такой замечательный вечер. Кстати, отказов я не принимаю, сказал я, слегка улыбнувшись – ну так что, мы идем?

– Конечно, просто я подумала, что «Суворов» поближе будет, ведь идти две минуты…

– Значит, прокатимся.

«Суворов» – это бар, который находится неподалеку от нашего института. Неплохое заведение со скромной, но весьма притягательной обстановкой. Там хорошо посидеть с друзьями, отпраздновать чей-нибудь день рождения. Помню, Здесь мы с моими друзьями отмечали их выпускной. А вот как я вернулся с этого мероприятия домой, уже не помню. Говорили, что они довезли меня до дома на такси. Что ж, спасибо им огромное, что не оставили меня спать где-нибудь в сугробе…Ну да ладно.

Мы ехали на том же автобусе, совершенно пустом, приехавшим как будто специально для нас. Город неторопливо погружался в сон, загоралась ночная люминесценция, меняли свое лицо темные окна старых домов центра. Небо медленно прояснялось, обнажая осенние звезды. Идеальная погода для приятной встречи с любимой.

Она ласково положила свою голову мне на плечо. Я слышал ее дыхание: загадочное, такое родное и в тоже время таинственное. Анна…Ее светло-русые волосы мягко легли на лицо, чуть-чуть прикрыв глубокие серые глаза…Один плейер на двоих, а в наушниках играла песня под названием «Звезда» группы ЛегиоН. Замечательная песня, прекрасно завершающая этот застывший миг…Мы не думали ни о чем – мы просто любили…

Глава 2. Эдем

Бульвар Радищева горел, как днем. Поражающие своей яркостью витрины были редкостью в нашем городе, и тут сосредоточилась их основная часть. Элитная улица в центре города, и, в отличии от нашего скромного, захолустного района, здесь и в темное время суток было людно. Бархатные пиджаки под пальто от «Армани», дорогие машины, клубная музыка и фальшивый смех – вот что отличало этот бульвар. Здесь и располагался ресторан «Оазис». Конечно, заведение далеко не по нашему с Аней кошельку, но сегодня день особенный – ровно год, как я впервые увидел ее…Только она про эту дату не знает.

На часах, висящих над входом в салон «Связной», было девять часов вечера. Через окошки многочисленных кафешек виднелись самые разные люди, от простых студентов, как мы, до тех, кого принято называть буржуями. Пятница обнажает город гораздо сильнее, чем выходные. Каких только людей не встретишь в этот день…

Слякоть окончательно сошла на нет, и полная луна открыла городу свой лик, пусть даже в огнях ночного города она терялась. В этой идиллии мы шли к «Оазису», взявшись за руки, как и сотни пар, мелькающих мимо нас. Кто-то из классиков писал о святых мгновениях, великом моменте. Чушь, ведь каждая следующая секунда этого вечера казалась лучше предыдущей.

Ресторан был совсем рядом, мы смотрелись слегка бедно в своей малоприметной студенческой одежде на фоне колоритной «золотой молодежи». Красивая дубовая дверь, просторный холл и симпатичный администратор – молодая брюнетка лет двадцати…Мы вошли.

– Здравствуйте, девушка. Я заказывал столик на двоих, крайний, около окна, на сегодня.

– Добрый вечер: по голосу чувствовалось, что она работает уже давно и дело свое знает – на сколько Вы заказывали столик?

– Извините, растерялся. Сразу надо было сказать – на половину десятого, на двоих. Моя фамилия – Воронов.

– Сейчас посмотрю: администратор, которую, судя по бейджу, звали Ирина, быстро забегала пальцами на клавиатуре – да, действительно. Станислав Сергеевич?

– Да, все верно.

– Простите меня за бестактность, но Ваша спутница совершеннолетняя?

– Она не пьет: мой тон резко похолодел – но если от этого Вам станет легче, то да. Ей девятнадцать лет. Нас проводят?

– Конечно, еще раз простите меня.

– Не страшно.

Действительно, верх бестактности – спрашивать про возраст женщины. Но просто хамство – называть ее возраст. Каюсь. Поймав укоризненный взгляд Ани, я немного отвел глаза, чувствуя наплывающий на меня стыд. Но ведь так было надо…Жизнь – сложная штука, которая вечно заставляет вести себя неправильно. Аня действительно выглядела моложе своих лет, но прежде никто не интересовался этим напрямую. Понимаю – солидное заведение, но все равно – не привычно и неприятно. Однако не хотелось думать о грустном…Мы уже сидели за столиком рядом с небольшим окошком, из которого было видно грустное благородство Старого города. На столе стояла маленькая свеча, скрашивающая обстановку приятным ароматом ванили. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, и молчали. Зачастую так можно сказать гораздо больше, чем сотней тысяч высокопарных слов. Ее пальцы были в моих ладонях. Скромная по натуре, она редко говорила, что ее беспокоит. Она замерзла…Глаза в глаза. Мы согревались и мысленно благодарили Бога за то, что вместе.

– Стасик, а ты помнишь, как мы познакомились?

– Конечно, такие моменты не забываются. Ты тогда замечательно пела, просто попала в сердце, и не только мне, а всей мужской половине зала.

– Льстишь? Шучу. Ты тогда тоже хорошо прочитал свое стихотворение, только извини, я забыла, как оно называлось.

– Снежный сок.

– Да, и сейчас его очень много…Мне очень понравились четыре строчки из него…Вот эти: Вода всегда останется водою:

Осколок, сок и газ – как ни крути.

Так жаль, что расстаешься сам с собою,

Но люди остаются ли людьми? Я ведь к тебе первая подошла, поблагодарить за выступление. Ты тогда с двумя ребятами-гитаристами стоял, разговаривал о чем-то.

– Ты еще извинилась, что перебиваешь. Мне это очень понравилось.

– Как думаешь, люди остаются людьми? С этого вопроса и началось наше знакомство.

– И с тех пор я ответ так и не поменял. Нет, не остаются. Вода остается водой, а мы из воды только на семьдесят процентов состоим. Шутка, конечно. А если серьезно, то тяжело остаться человеком в людском понимании этого слова.

– Я бы даже сказала – невозможно. Человек создан по подобию Божьему, а сейчас от него осталась лишь обертка. Все не без греха, и мы с тобой тоже…

– И официанты, которые до сих пор не принесли нам меню.

Аня засмеялась. Мой сарказм, часто выводивший окружающих из равновесия, ей нравился всегда. А ведь, должен сказать, подошла-то она первая, но заметил ее я. Еще год назад, когда она только поступила. Толпа студентов, одинаковые лица, некоторые из которых пытаются учится на одном и том же курсе далеко не в первый раз. И – она…Невольно вспомнилась метафора из Островского – «Луч света в темном царстве».

«Добрый вечер, вот ваше меню, и для вас, пожалуйста» – Официант слегка запинался, судя по всему, работал от тут без году неделю. Чувствовалась некоторая робость характера и неуверенность в этом безобидном на вид пареньке с непричесанными черными волосами и девственными усиками. Долго же он не мог до нас дойти.

– Почему так долго? – в моем вопросе был скорее интерес, чем попытка его отчитать.

– Извините, просто заказов много, я работаю недавно, вообще и…

– Ладно, я просто из интереса спросил, расслабьтесь.

Официант откланялся с робкой улыбкой и ушел делать свою работу дальше. Аня легонько улыбалась:

– Ты очень обходительный с людьми человек, не резкий, не злой, Стас. Таких редко можно встретить.

– Льстишь?

– Не пародируй меня, милый.

Только сейчас мы дошли до меню. Блюда, представленные здесь, были самые разнообразные, кухня – от европейской до японской. Витавший в воздухе аромат украдкой соблазнял нас сделать заказ подороже, и на соблазн мы поддались. Ане приглянулись Паста Болоньезе, Жюльен и виноградный сок. Мне же захотелось чего-нибудь покрепче, и я кликнул официанта. Молодец, в этот раз он был гораздо быстрее.

– Чего изволите?

– Хороший у Вас слог: я улыбнулся – этой прекрасной особе принесите Пасту в соусе…Как его там?

– Болоньезе, Стасик.

– Да, его. Дальше – Жюльен, сок виноградный, заварное пирожное, а мне – манты с аджикой и «Швепс». Да, еще принесите бокальчик «Вермута» и 2 порции мяса по-французски.

– Все?

– Да, пока все.

Официант все тщательно записал и пошел в сторону кухни – небольшого помещения со входом в баварском стиле. Впечатляет эклектика этого заведения – представлены практически все направления современного искусства и, если можно так сказать, миниатюрной архитектуры. Но, при всей помпезности, здесь было довольно уютно.

Я заказал вермут…Белое крепленое вино на травах, которое я очень люблю…Так и хочется сказать «С детства». Всегда мечтал приготовить на его основе глинтвейн. Не заказать, а именно приготовить. Это еще одна моя страсть – люблю экспериментировать со вкусом, например – варить кофе.

– Солнышко, о чем задумался?

– О кофе. И о вермуте.

– Понятно, опять о своем. Скажи, а что, все-таки сегодня за праздник? А то я вспоминаю, но ничего в голову не приходит. Познакомились мы восемнадцатого апреля, поцеловались впервые девятого августа. Ну, скажи!

– Ладно. Я хотел бы поздравить…Себя. Сегодня ровно год, как я тебя впервые увидел, и с этого дня началась наша с тобой история. Я влюбился.

– Не думала, что ты такой робкий. Или я слово сейчас не то подобрала?

– Скорее, расчетливый. И психолог неплохой. Я ждал момента, когда наше знакомство будет наиболее запоминающимся. Концерт подошел как нельзя, кстати.

– Но ведь я к тебе подошла.

– Этого я не предусмотрел, конечно, и очень этому рад. Но ведь иначе знакомство бы завязал я.

– Не сомневаюсь. Стас, я люблю непростых людей, а ты из всех, кого я знаю, самый непростой. Поэтому я люблю тебя больше, чем кого-то.

– А я все равно люблю тебя сильнее, Анечка.

Поразительно…Она не сказала свое «аналогично». Действительно божественный вечер. Только что принесли наш заказ, и мы молча трапезничали. Специально не употребляю слово «ели», едим мы дома три раза в день, сейчас – иной случай. Именно трапеза. Свечка на столе тихо плакала и спустя полчаса превратилась в маленький огарок, отдавший себя, но еще дарящий нам кусочек своего тепла. Заиграла приятная музыка, звучащая как будто из музыкальной шкатулки, позже сменившаяся этюдом виолончели.

– Стас, я хотела бы предложить тост. Извини, что соком…Ты вино еще не допил?

– Нет, еще полбокала: смаковать люблю. А ты правильно делаешь, что не пробуешь – ты мне здоровая нужна. Тост? Конечно.

– Я хочу выпить за то, чтобы мы вместе, никогда отдаляясь друг от друга, нашли ответы на нашу жизнь, которые бы исключили дальнейшие вопросы. Давай за это.

– Прекрасный тост.

Звон хрусталя прекрасно вписался в окружающую нас мелодию. Виолончели играли вальс, и я не мог не…

– Анют, приглашаю тебя на танец.

– С удовольствием.

Она подала мне руку, и мы закружились в медленном и в то же время таком стремительном танце. Мы смотрели друг на друга и слились воедино. Ее мягкие губы ласкали мою щеку… Я видел ее глаза, утопал в них, целуя свою единственную любовь…

За окном снова пошел снег. Свет старых фонарей отражался в каждой снежинке и падал на лица уже совсем редких прохожих. Вдалеке на прощание мигнул красным глазом последний троллейбус. Наступило время собираться, и я попросил принести счет. В кожаной папке лежал солидного вида чек и две пластинки «Дирола». Молодцы, заботятся о чистоте зубов клиентов. В чеке значилась сумма заказа – тысяча триста рублей, что для бедных студентов было немалой суммой. Незадолго до сегодняшнего дня я решил подработать на вокзале, поразгружать вагоны с цементом, и за четыре дня работы у меня в кармане было четыре тысячи. Я должен был устроить это свидание…

Отдав нужную сумму, мы медленно вышли на улицу. Снег усиливался, и не было даже намека на дождь. Тяжело понять странную ноябрьскую погоду, ведь каждый час она преподносит что-то новое. Неспешным шагом мы шли к остановке. Аня отказалась от такси, а я всегда провожал ее до квартиры. Ей это нравилось, да и мне было спокойнее.

Вряд ли сейчас возможно дождаться автобуса, ведь после десяти они идут в парк – большую группу сооружений за городом. Реально было дождаться только маршрутку. Обнявшись, мы ждали. Я укрыл Аню курткой – не совсем удобно: она ненамного ниже меня, при том, что мой рост около ста девяноста сантиметров. Зато нам было тепло, прямо, как поется в известной песне:

…но нам плевать на зиму и себя,

Мы вместе, и от этого теплее…