Текст книги "Разница в возрасте (СИ)"

Автор книги: Erovin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Тео сидел на скамье напротив старой немецкой церкви, закинув ногу на ногу и обхватив руками одно колено. Оттуда доносились волшебные и величественные звуки органной музыки. Слушать издалека даже приятнее: создает особое настроение, вплетаясь в визуальные образы, тактильные ощущения и запахи. Тео ждал Аргоса. Они были приятелями со школы и провели вместе беззаботные подростковые годы, накопили веселых воспоминаний и немного опыта. Теперь встречались редко – и оттого до сих пор дружили. Аргос вот уже пять лет жил в Берлине и вот уже на двадцать минут опаздывал. Но Тео не скучал. Он любил наблюдать за движением жизни со стороны. Эмоции и взаимоотношения людей особенно интересны, когда они думают, что никто не смотрит. Иногда Тео представлял окружающий мир океаном цветной воды, где он лишь капля. Но яркая и счастливая.

Последняя встреча на слете философов закончилась в три, и остаток дня Тео гулял по городу, навещая самые любимые места, размышляя и мечтая о будущем. Он редко прилетал сюда из Афин. Все-таки дома привычнее и теплее. Последнее – в прямом смысле. Кроме того, не хотелось надолго оставлять Мило.

Аргос не вышел – почти выполз из подземки. Зашагал к нему пошатываясь, широко зевая, мотая головой из стороны в сторону.

– Ты спишь на ходу?

Вид Аргоса пояснений не требовал. Он со стоном сел рядом с Тео и закинул ноги на соседнюю скамейку. Потер лицо ладонями.

– Чуть вздремнул по дороге.

Тео хлопнул его по плечу и поднялся. Он прождал слишком долго, пора бы и ноги размять.

– Эй, ты куда это?

– Мы собирались погулять.

– Надо же, какой ты быстрый. Сядь, расслабься. Я выкурю сигаретку, поглазею на омежек, отдохну. И тогда пойдем. Куда ты торопишься, вся ночь еще впереди.

Тео усмехнулся и сел. Он решил не уточнять, что Аргос уже поспал в метро, а омег можно рассматривать и на ходу.

– Как прошла твоя конференция?

– Тебе интересно?

– Нет, – без раздумий ответил Аргос, поморщился и покачал головой с таким видом, будто Тео сказал глупость. Как ему может быть интересна столь нудная ерунда?

– Тогда, она прошла чудесно. В точности, как я и рассчитывал.

– Рад слышать. Здесь неподалеку есть отличный бар. Прямо за церковью. Двинемся туда? – Аргос прикурил, подмигнул проходящим мимо омегам и вдруг проводил сигаретой у самого лица Тео и под носом, дразня.

– Хватит. Что ты делаешь?

– Провожу исследование. Как ты держишься?

– С трудом, благодаря тебе. Можем засесть в баре. Только я хотел приглядеть что-нибудь для Мило. Ты знаешь хорошие ювелирные магазинчики?

– Ошейник с бриллиантами?

– Какой еще ошейник? – Тео засмеялся. – Я собираюсь сделать ему предложение.

– А, так Мило – это не собака? А я думал, у тебя был песик. Милый такой, пушистый, с плоской мордочкой.

– Мило – мой омега. Мы с ним уже полтора года встречаемся. Я надумал жениться, кольцо присматриваю.

– Ошейник подойдет тоже.

– Аргос!

– Ну что? Отнесись к этому философски. Ошейник надежнее для прочности отношений, а если омега все же сбежит, можно будет передарить песику.

– Это не философия, а свинство.

Аргос возмущенно хрюкнул, и оба рассмеялись.

– Без толку. Уже везде закрыто. Завтра сходим. Когда ты улетаешь?

– В субботу.

– Отлично. А сегодня какой день?

– Четверг. Ты сам не знаешь? Ты работаешь?

– Нет. У меня кое-какие проблемы… Ой, только не смотри на меня так! Если хочешь исповеди, то сперва угости пивом.

Аргос бросил окурок в урну и поднялся. Они вместе направились к церкви, за которой и притаился бар. Тео с беспокойством поглядывал на друга, пытаясь понять, какого рода у него проблемы. Одет прилично, и не похоже, что спивался, женат не был, значит, дело не в разводе. Может, что-то со здоровьем?

Они уселись за стойку и пропустили по первой кружке за шутками и воспоминаниями. Аргос настойчиво предлагал сигарету и клялся не рассказывать о слабости Тео никому – и даже Господу Богу. А Тео уверял, что он, без всякого сомнения, набожный человек, но бросил курить не из страха перед судным днем, а из соображений здравого смысла. Парочка омег хотели подсесть к ним, но Аргос прогнал.

– Мальчики, не до вас. Я тут друга провожаю в последний путь.

Тео улыбнулся и вежливо подтвердил слова Аргоса. Он был убежден: ни одному альфе, решившему жениться, не пошло на пользу общение со свободными, привлекательными омегами в поисках приключений. Любовь и вера в себя сильны, но алкоголь, весна, три недели воздержания, доступные омеги и друг-исследователь, как ни глянь – хреновая комбинация. Тео не имел ни малейшего желание оказаться в гуще мелодрамы. Короткими и бессмысленными романами он насытился, пока учился в университете, а теперь хотелось, чтобы один раз – и до гробовой доски.

– Итак, он тоже философ?

– Он учится на искусствоведа. Заканчивает в этом году. Ему нравятся художники эпохи Возрождения…

Это была одна из тех тем, которую можно не развивать безо всякого ущерба вежливости и интересу собеседника. В частности, Аргоса, которому подробности были до лампочки. Но отмахнуться от любимого омеги Тео не мог. Не то, что от стариков-консерваторов, нудных и утомительных, которых он выслушивал четыре часа на встрече, борясь с зевотой. Тео взахлеб рассказывал о вкусах, привычках, чудачествах Мило, показывал фотографии. Аргос смиренно слушал. Молча. Тео стал подозревать, что друг просто спит с открытыми глазами и легонько толкнул его ногой.

– Что-то мне не хорошо, – просипел Аргос.

Он облизал пересохшие губы и размял пальцы.

– Выйдем на воздух?

Тео встал и расплатился с барменом. Он устыдился тому, что, увлекшись рассказом, не заметил, как побледнел Аргос. Теперь было очевидно, как изменилось выражение лица: стало потерянным, на лбу выступил бисер пота. Тео решил, что эта дурнота от задымленного помещения и выпитого. На улице было прохладно и пустынно, накрапывал легкий дождь.

– Получше?

– Да, – ответил Аргос.

И упал.

****

– Останьтесь здесь. Вашего друга осмотрит врач, не нужно беспокоиться. Могли бы вы пока заполнить анкету, внести все данные, которые вам известны, и связаться с родственниками? – к счастью, тут понимали по-английски, как и когда он звонил в скорую. Слишком злая ирония, если бы Аргос умер из-за незнания Тео немецкого. На любом языке первое, что учишься говорить – слова приветствия, прощания и любви. Так называемый «вежливый набор». Никому не приходит в голову выучить фразу: «мой друг потерял сознание и я не уверен есть ли у него пульс».

Тео усадили в кресло, вручили бланк, ручку и стакан воды.

Звонить было некому: вся семья Аргоса в Афинах. Помочь они не смогут, находясь в другой стране, только распереживаются. Теодор занялся анкетой, но буквы прыгали и перемешивались, не давали вчитаться в текст. Он глубоко вздохнул и отложил бумагу в сторону. Нужно успокоиться и поскорее. Тогда он сможет соображать. Тео закрыл глаза – медитация вернет ему разум.

Глубокий вдох и медленный выдох через рот. Он представил небольшой домик в горах, где слышен только ветер и пение птиц. Попытался почувствовать себя не на больничном кресле, а перед камином, в котором потрескивают дрова. Звук собственного дыхания успокаивал. Тео показалось, он уловил слабый аромат Мило. Такого с ним еще не случалось во время медитаций. Все же вообразить запах – это уже слишком. Расслабленный мозг рисовал Мило, который отчитывал его за то, что таскался по барам и свел друга в могилу.

Тео открыл глаза и оглянулся по сторонам. Глупо думать, что Мило здесь. Он дома, в Афинах. А если ему и взбрело в голову явиться, то в больнице он оказаться не может.

Но запах был. Слабый, знакомый и какой-то причудливо родной…

****

Вперед. Направо. Вверх по лестнице. Снова направо. Тео как одурманенный следовал за волнующим кровь запахом, размытым, будто сквозь него пропускали поток воздуха из вентилятора. Он приближался к источнику и отчетливее убеждался, что уловил аромат… истинного.

Он прошел в отделение кардиологии.

Тео не знал, зачем идет туда, ведь он нашел омегу, с которым решил провести жизнь. Эта встреча перевернет все с ног на голову. Что делать, увидев его? Расставаться с Мило? Да, скорее всего, придется. А если истинный окажется занят? Устраивать средневековые бои за омегу? Мысль бредовая, но как развитие событий – вполне реальная.

И что истинный делает в кардиологии? Болен? Проблемы с сердцем? Серьезные? Может, все-таки работает? Тео ускорил шаг и, не задумываясь, открыл дверь одной из палат. Омега там.

До того, как глаза привыкли к темноте после яркого света в коридоре, он успел впитать запах истинного, заглатывая полной грудью.

Тео знал, как это работает. Запах истинного запускает в мозгу процессы, отвечающие за эмоциональную привязанность, тот, в свою очередь, отдает команду на пробуждение спящих парных гормонов. Иными словами, истинные не способны сопротивляться влечению, они влюбляются, даже не зная друг друга, даже являясь врагами. После они не в силах расстаться. В одном журнале Тео читал, что притяжение истинных – самая мощная сила на земле. Там шутили, мол, если кто-то захочет из этого извлечь энергию, наверняка сможет и не мало.

Рядом с кроватью омеги угрожающей статуей стоял аппарат жизнеобеспечения, он пищал в такт сердцебиению. Там же крепилась капельница, от нее тянулась трубка.

Тео понял, что в запахе истинного нет ни капли альфьей примеси – омега свободен. Тео не терпелось рассмотреть его. Он сделал шаг ближе.

На кровати лежал старик: лицо покрывала сеть морщин – на лбу самые глубокие, узкие губы подрагивали под кислородной маской, через которую он дышал, волосы редкие и седые.

Тео отшатнулся. Взгляд блуждал по лицу и сухим, тонким, таким же морщинистым кистям. Он не доверял тому, что видел, не мог поверить в это. Остатки алкоголя покинули его, оставили наедине с ужасной действительностью.

Истинный Тео – древний, умирающий старик.

Дышать. Он должен дышать!

Шаг назад.

И еще два, дверная ручка.

Тео сбежал из страшного сна в коридор. Он обессиленно сел на пол. Ему хотелось разрыдаться. Жалость к себе и своей судьбе, страх, что омега умрет, причем совсем скоро, растерянность и беспомощность переполняли душу. Тео зажмурился и несколько раз приложился затылком о стену, прикусил губу. Сердце колотилось так, что, казалось, разбудит спящего в палате истинного. А, может быть, теперь, для них не имели значения расстояние и стены. Процесс запущен, осталось пожинать плоды.

Нужно уйти. Избавиться от наваждения. Выйти на воздух.

Тео поднялся и, с трудом передвигая ноги, зашагал прочь. Он задержал дыхание, надеясь, что так будет проще отдалиться от старика. Легче не становилось. Чем дальше он уходил, тем сильнее сжималось в груди, ныло. Тео знал, ему нужна свежая голова, чтобы решить, что же делать теперь.

На парковке Тео вспомнил, почему оказался в больнице. Ему хотелось уехать. Такси стояло тут же – садись, называй адрес. Он не знал, как там Аргос, но, в сущности, чем он мог помочь? Здесь врачи позаботятся о нем. Тео приедет завтра. Когда поспит и утрясет мысли.

Он тяжело вздыхает и идет назад. В приемную. Его как веревкой тянет в палату к истинному. Кто-то незримый сматывает ее, делает притяжение истинных самой, черт его дери, мощной силой на земле.

Тео говорят, что состояние Аргоса стабильное, он спит. Завтра его можно будет навестить. Объясняют, почему ему стало плохо, но Тео не понимает. Он рад, что друг в порядке и, кажется, уходит, не дослушав фразу.

Он не помнил, как добрался до гостиницы. Упал на диван и провалялся на нем до рассвета, погруженный в мысли, которые путались с ночными кошмарами.

****

Тео решил, что не позволит истинному умереть в одиночестве. Он отправился в больницу к своему старику. По дороге купил букет алых роз – омеги любят цветы. Да, он опоздал родиться, но есть вещи, для которых никогда не поздно. Омега прожил жизнь, так и не встретив свою пару. Эту несправедливость Тео в силах исправить. Запах омеги был чист, никаких примесей. Значит, у него нет детей и альфы довольно давно. Он одинок и сильно болен. Это разрывало Тео сердце.

Войти в палату во второй раз сложнее. Он стоял перед дверью и прислушивался, что происходит внутри. Что если он совершает ошибку? Дома ждет Мило, а этот омега, может, и не хочет с ним знакомиться? Вдруг Тео так испортит жизнь им всем троим?

Собравшись с духом, он вошел.

****

Вольф приподнял брови, глядя на громадный букет, за которым прятался посетитель. Обоняние почти угасло от старости, но этот запах он узнал. Что ж, значит судьба распорядилась вот так – столкнула с истинным на исходе жизни. Он много раз представлял, как они встретятся, но даже в самых смелых мечтах не было такого шикарного букета.

– Зд-дравствуйте.

Тео посмотрел на истинного при свете. Чуда не произошло. Чудовище не превратилось в красавца. Исчезла кислородная маска. Зато на носу появились квадратные очки без оправы. Вольф рассматривал Тео поверх них, живыми, но бесцветными глазами.

– Здравствуйте, – отозвался он по-английски, неглубоко, чтобы не спугнуть парня, вдыхая его запах.

Вольф ободряюще улыбнулся. Он понимал, каких трудов Тео стоило сохранять самообладание, слушая, как пищит «сердечник».

– Я … эм-м …

– Я уже понял. Меня зовут Вольфганг Шульц.

– Теодор Иваниди. Это для вас.

Тео оживился. Сердце забилось, дыхание выравнивалось, мысли начинали собираться в логичные конструкции. Имя омеги показалось ему знакомым, будто мог слышать его раньше. Он подошел к кровати и протянул старику букет. Какой же он идиот! Что же, омега на коленях его держать будет? И шипы острые, могут поранить.

– Благодарю. Очень красивые цветы.

Вольф с удовольствием наблюдал, как волнуется Тео. В его поведении не было ни раздражения или пренебрежения. Скорее трепет и странное влечение, которое по естественным причинам не могло быть таким, как у истинных, встретившихся в молодости.

– Возможно, я зря пришел, – сказал Тео, сел в кресло для посетителей и подвинул его ближе. – Простите… я опоздал …

– Лучше поздно, чем никогда. Не всем омегам удается встретить истинного, и даже те, кому повезло, не часто получают такие шикарные букеты, как я, – попытался успокоить Вольф. Он не хотел, чтобы Тео терзался от чувства вины, но понимал – их встреча принесет много страданий Тео. Лучше им было никогда уже не встретиться. Лучше для альфы, а для него, Вольфа, – предсмертный подарок! – Что делаешь в Берлине? Чем занимаешься?

– Приехал на конференцию по философии. Я, так сказать, профессиональный работник мысли. А вы?

– А я математик.

– Вольфганг Шульц! Вы рассчитали формулу истинности! Вы получили за нее Филдсовскую премию!

Тео во все глаза смотрел на истинного, который, кроме того, что старик, оказался еще и известным на весь мир математиком. В университете Тео обсуждал с приятелями, каким одиноким и несчастным должен быть омега, зарывшийся в цифры. Эта наука не для слабого пола, и даже не для сильного. При расчетах нужен бета, который не сломает линейку об колено, когда уравнение опять не сойдется, и не будет рыдать от каждого примера.

– Значит, вы знали, что я окажусь гораздо младше.

– Знал. В тридцать пять я смирился с тем, что чуда не произойдет, и вычислил. Тогда до твоего рождения оставалось всего-то десять лет. Я утешал себя тем, что ты будешь красавчиком-греком и Львом по знаку Зодиака. Мне всегда нравились львы.

Вольф и не думал, что мог ошибаться. Свою формулу он проверял тысячи раз. Рассказывать парню, в какие приключения он ввязывался по молодости, в надежде встретить истинного, на какие отчаянные поступки решался, объездил весь мир, растрачивая огромные деньги, которые выделяло послевоенное правительство Германии на поддержание науки в стране, было глупо – только рвать сердце.

– Удивительно, что ваша формула не получила широкого распространения. Сейчас все помешаны на истинности. Только об этом и мечтают.

Тео взял сухую кисть истинного и поднес к своему лицу, мягко прикоснулся губами. Не продуманный жест доброй воли, все получалось интуитивно. Старик с каждой секундой становился в его глазах моложе, красивее.

– Вовсе не удивительно. Из всех, кого я рассчитывал, только два процента истинных подходили по возрасту и жили в одной стране. Чаще всего география и разброс возрастов напоминали мне странную игру Господа. Будто он смотрел на карту Мира и думал: вот, родился альфа в Японии, будет интересно, если его истинный – американец. Пусть они встретятся во время Второй Мировой после бомбежки Перл-Харбор. Хорошо, если омега на шесть-семь лет младше. Даже если на десять или пятнадцать – не страшно. А вот если разница в возрасте полвека и омега старше…

Вольф не стал рассказывать Тео, как жесток бывает в этом вопросе Господь. Он публиковал статьи на эту тему: сколько препятствий может стоять на пути. Расстояние и время – простейшие из них. Бывают случаи, когда истинных не двое, а трое. Например, альфа истинный двоим омегам, но химия у него только с одним из них, а другой – третий-лишний. У бет и гамм тоже есть истинные, и представители одного рода могут быть парой друг другу.

Их случай не самый худший.

Вольф наблюдал, как легко Тео проявлял нежность. Будто и не замечает, что перед ним почти мертвец. Смотрит, как на молодого, прекрасного юношу. Касается губами руки, как если бы целовал кисть принцу. Разве можно обрести на старости лет большее счастье? Тео – философ, он обязательно найдет смысл жизни после его смерти.

Они проговорили весь день. Лучший день из прожитых Вольфом. Никогда еще он не ощущал себя таким молодым и любимым. Тео окружил его заботой и вниманием. Вольф чувствовал, что он не притворялся, не делал это из жалости, не потому что должен. А потому что хотел. И от этого на сердце было светло и спокойно. И чуточку больно от счастья.

– Я приду завтра, – пообещал Тео перед уходом. Он поправил одеяло и задернул шторы, чтобы свет фонаря с улицы не мешал спать.

– Нет. Не нужно. Это был прекрасный день, я хочу запомнить его таким. Не рви мне и себе душу.

Вольф знал, так будет лучше для них обоих. Но в первую очередь – для Тео.

****

Приемные часы в больнице ограничены, о чем Тео и сообщили, когда он попросил увидеться с Аргосом. Весь день в компании Вольфа напоминал приятный и спокойный сон. Просыпаться после таких видений бывает обидно и даже немного болезненно. С болью Тео – саднящей и нудной – можно справиться простым самовнушением. Но Тео боялся заглядывать в себя, и уж тем более – копаться в душе. Он позвонил Аргосу, надеясь хотя бы по телефону узнать, как друг себя чувствует.

Через десять минут они сидели в больничном парке. Аргос вылез из палаты через окно и спустился по пожарной лестнице. Вопросы о его самочувствии сами собой отпали.

– Терпеть не могу больницы. Они тут думают, что если запрещают курить, встречаться с друзьями и есть любимую еду, то делают мне одолжение. Идиоты.

– Они заботятся о твоем здоровье.

Аргос зажал сигарету зубами и чиркнул зажигалкой. Та только сверкнула, но огонек не появился. Аргос сердито покосился в сторону больницы, будто подозревал, что отказавшая зажигалка – дело рук врачей. Он отложил ее на край скамейки и вытащил спички, подмигнул Тео. Тот слабо улыбнулся.

– Что у тебя стряслось?

– Тебе интересно?

– Да.

Тео решил, что вид у него настолько измученный и жалкий, что даже Аргос согласился вникнуть в его глубинные переживания. Тео рассказал о Вольфе. Постарался коротко, а когда хотелось пуститься в размышления (то есть, почти после каждой фразы), сам себя останавливал. Аргос слушал молча, но терять сознание на этот раз не стал. Чем больше Тео говорил, тем сильнее нервничал. Под конец голос срывался, и приходилось делать паузы, прежде чем продолжить. Когда Тео замолчал, Аргос протянул ему сигарету.

Тео забрал ее и повертел в пальцах. Очень хотелось закурить. Он живо представлял, как фильтр коснется губ, как во рту будет пощипывать, как после первой закружится голова. Но потом станет проще. И что? Восемнадцать месяцев насмарку? Отказаться от осмысленного решения, повинуясь мимолетному импульсу? Тео убрал сигарету в нагрудный карман.

Необычная мысль пришла в голову, и Тео снова достал ее, поднес ее к носу, вдохнул запах табака. Вдруг удастся так вытравить из легких, а заодно и из сердца Вольфа?

– А ты звонил своему Мило?

– Зачем? Я еще в себе не разобрался и не знаю, как поступить. Ты прикинь, как он отреагирует, если я позвоню и скажу, что встретил истинного. До рассказа о разнице в возрасте дело не дойдет.

Тео чувствовал себя чудовищем и лжецом, словно он обманывал обоих омег и заставлял их страдать. Но определиться, принять решение, как ему жить дальше, не получалось. Тео нужно было больше времени. А его-то как раз у Вольфа почти не осталось.

– Начни со старой-доброй фразы: «дорогой, только не волнуйся». Я всегда любил наблюдать, как ведут себя люди, когда слышат это.

– Ага. Или: «дорогой, ты сидишь? Сядь».

– Есть еще: «дорогой, у меня две новости».

Тео засмеялся, но улыбка быстро сошла с лица. Вариантов, как начать разговор, – много. Беда в том, что он понятия не имел, как продолжить, а главное считал, что в любом случае по возвращении найдет свои вещи в помойке, и Мило больше не увидит.

– Я не уверен, что полечу завтра домой. Не могу оставить его.

– Надеюсь, Мило не приедет в аэропорт тебя встречать. Иначе получится обидно и в духе сбежавшего жениха.

Тео молча посмотрел на Аргоса, прищурив один глаз. Какое счастье, что у него давно выработался иммунитет к утешениям Аргоса, которые больше похожи на желание творить зло и раздор. Если не беситься от легкомысленных и небрежных формулировок, приходилось согласиться – он прав.

****

Тео казалось, что у него поднялась высокая температура, тело ломило, и в голове шумело. В таком состоянии не просто собраться с мыслями. Уснуть не получалось. Когда он проваливался в дремоту, его преследовало одно и то же беспокойное видение – Мило смотрел на него с укоризной и на глазах старел. На лице проступали морщины, пятна, кожа тускнела, появлялись залысины. Он превращался в Вольфа. И тот тоже не улыбался, а глядел с обидой.

Тео вздрогнул и почувствовал, как взмокла на нем футболка, прилипла к спине. Он отыскал в баре виски и выпил.

С утра он трижды собирал и разбирал чемодан. До рейса оставалось шесть часов. Решение пришло само, вместе с болезненным уколом в сердце. Тео должен ехать к Вольфу.

Сейчас!

В такси стало совсем плохо. Сердце раздалось болью, будто по нему елозили тупой пилой. Перед глазами появился Вольф. У Тео никогда не было проблем со здоровьем, и он понял, что это не его сердце.

Это его истинный умирает.

Нужно торопиться! Приехать к нему, сделать что-то! Тео побелел, липкая испарина выступила на лбу и висках, он сжимал рубашку на груди и тяжело дышал. Господи! Неужели он опоздает опять?

Тео хрипло попросил водителя ехать быстрее, но как сам добрался от стоянки до кардиологии – не помнил.

Вольф лежал на кровати. Рядом стояли врач и медбрат. Последний занимался аппаратом жизнеобеспечения, который больше не жужжал и не пищал в унисон с сердцебиением омеги. Он был выключен.

– Сделайте что-нибудь!

– Господин Шульц подписал отказ от реанимации.

Тео приблизился к кровати, продираясь сквозь плотный туман боли и отчаяния, и склонился над телом истинного, прижал ладони к его груди. Там внутри еще что-то билось, но совсем неуверенно.

Вольф не страдал, не издавал никаких звуков и казался беззаботным. Не было гримасы боли – наоборот, легкая спокойная улыбка. Он не приходил в себя.

Тук-тук

Тук

Тук

…

Тук

…

…

…

Сердце Тео пронзила сильная рвущая боль. Она отразилась в каждой клеточке тела, разлилась под кожей, а потом исчезла.

Оба сердца остановились.

Прошло несколько долгих секунд, и в груди у альфы возобновился стук, отражаясь в омеге тишиной.

****

Тео не истерил, безучастно наблюдал за действиями врачей. Покорно выпил успокоительное, оно сработало на отлично – успокоило. Из отчаяния Тео перешел в состояние полумертвой апатии. Что-то подписал, отвечал на вопросы. Ничего из этого не запомнил.

Он вышел на улицу и сел на ту скамейку, где они разговаривали вчера с Аргосом. В сердце поселилась боль и пустота, в голове царил хаос. Вольф никогда не носил метки, не был женат, не испытал радости рождения детей, видел свою половинку раз в жизни.

Его истинный умер.

Тео достал из нагрудного кармана сигарету. Покрутил в пальцах и сунул в губы. Поблизости не было людей, чтобы спросить у них огонька. Тео огляделся и заметил на краю скамейки зажигалку Аргоса. Перевернул и встряхнул как следует. Казалось бы, за полтора года можно и забыть все эти резкие движения. Но тело помнило. Появилось даже предвкушение легкой боли в пальце от рифленого колесика.

Что же, раз он сорвался, то можно пуститься во все тяжкие. Восемнадцать месяцев в помойку, и опять спички и сигареты, жвачки по карманам.

Искры, но нет огня.

Тео нахмурился и выбросил зажигалку. Глубоко вдохнул и выдохнул, представляя, как из него выходит вся боль и тоска. Размял сигарету в руке, растрепал в ничто. Поднес ладонь к лицу и нырнул в табачный запах, наполнил им легкие.

Тео поднял взгляд и увидел Аргоса у окна. Друг помахал рукой.

****

В самолете ему снился Вольф. Живой и приветливый, каким был весь их единственный день. Как и тогда в воображении Тео, теперь во сне, он молодел: морщины разглаживались, кожа светлела, а губы становились пухлыми и розовыми.

Он превратился в Мило, сонного и чуть уставшего.

Привычная обстановка в афинском аэропорту: туристы мешались с местными и работниками, создавали суету. Тео медленно шагал сквозь толпу, следил, как люди прощаются, встречаются, смеются, рыдают – все краски эмоций. И Тео – серый и опустошенный.

Он вошел в зал ожидания и остановился.

Мило сидел в одном из кресел, закинув ступню на колено, подперев ладонью подбородок, и читал. Делал карандашом пометки на полях. Он почувствовал на себе взгляд и поднял глаза.

Тео подошел. Он ступал будто по иголкам, каждый шаг отдавал в затылок. Ему было страшно, потому что сейчас придется объяснить, какого черта он не звонил и выглядит, как жертва сумасшедшего исследователя.

– Привет.

– Привет, – Мило отложил книгу и встал. От него пахло мятной зубной пастой и кокосовым шампунем. – Мне позвонил Аргос.

– Что?

– Да. Попросил меня не волноваться, сесть и сообщил, что у него есть две новости, – Мило слегка улыбнулся.

– Идиот. Хотя… скажи мне, кто твой друг…

– Не говори ничего, Тео.

Мило положил ладонь ему на грудь, в область сердца.

Они соприкоснулись лбами и постояли молча.

Тео понимал, что Вольф никогда не выйдет у него из головы и навсегда останется в прошлом, сперва сильной болью, а потом светлым и радостным воспоминанием. Время вылечит то, что покалечило. Тео в это верил.

А у Мило будет альфа, и свадьба, и дети. И они будут вместе не один день, а каждый. До самого конца.

Тео сдвинул ворот рубашки Мило и прокусил нежную кожу на шее.

Он не купил кольцо или ошейник. Но это уже не важно.