Текст книги "Когда душа опять одна (СИ)"
Автор книги: Enorien
Жанры:
Короткие любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Часть 1 ==========
Она напивалась в баре как последний мужик. Такая смелая, бойкая, сильная, дала слабину, не смогла сказать того, что крылось на душе и ощущалось сердцем. Настолько себя воспитала, что не позволила и слёз, а обида и боль сильнее копились и съедали изнутри.
Сперва Антон ей сказал, что она ни в чём не виновата, что Юлю он всё равно бросит. А потом она встретила его на улице, когда думала о них. Она хотела ему сказать самое важное, но он был каким-то потерянным, что она почувствовала на сердце тревогу и заботливо спросила вместо:
− Тош, ты чего? Что-то случилось?
Он налился краской и отвёл глаза.
− Юля, она… В общем, я стану отцом.
− О… − только и слетело с её губ, а сердце ухнуло вниз, но она взяла себя в руки. – Ты… П-поздравляю, − улыбнулась.
Прибавила ещё, какое же свалилось счастье. На миг, когда их взгляды встретились, ей показалось, что он хочет сказать что-то важное, хочет в чём-то признаться, может совершить поступок, но он не разомкнул губ.
− Разве ты не рад?
− Я… Ну да, рад, − быстро согласился он.
Ей ничего не осталось, как улыбнуться шире и говорить, какой он молодец, каким хорошим отцом он станет, и что она им гордится.
− Жень, ты… то, что мы… то, что у нас с тобой…
− Ой, Тош, ты что, не переживай, я же сказала, ничего толком не помню, − уверяла она.
Её выдержки ненадолго хватило. Коллеги узнали. Ильинский привычно требовал у Антона Юлиных котлет, уверяя, что теперь она должна готовить их больше, вроде как за здоровье будущего Тоши-джанчика. Филиппов ни о чём не спрашивал и не мучил советами, лишь поглядывал с грустью и заботой, приносил кофе и любимые сладости с горьким шоколадом. Князев награждал то хитрым взглядом, то ловким словцом, намекая всем видом, что он до сих пор неравнодушен и всегда готов принять к себе. Кажется, её добило назначение Лернера на должность зама Калитниковой. Прибежала Юля со своими поздравлениями, хитро заулыбался рядом Костя, бросая на Женю красноречивый взгляд. Она и не сдержалась, убежала молчаливо после.
Напиток обжигал горло, вызывая в голове пустоту. Ей хотелось забыться, представить, что она всё та же бойкая Женя из убойного, и ей глубоко плевать, как и когда-то, на чьё-либо мнение. Пусть думают, что хотят, пусть сплетничают, сколько им угодно.
− Знал, что ты здесь.
Филиппов остановился у стойки рядом и окинул пустые рюмки хмурым взглядом. Ей вспомнилось, сколько раз он её поддерживал, вспомнилось, как он говорил, что ей стоило отвлечься, влюбиться и что он готов набить Антону рожу, если это ей поможет. Она посмотрела в его лицо и с горечью подумала, почему она не влюбилась в него, такого смелого, преданного и способного всё видеть.
− Слушай, пойдем, − сказал Дима. − Хватит тебе уже.
Ей не хотелось слушать, она подняла рюмку, но он удержал руку, взяв за запястье.
− Хватит, я сказал, − повторил твёрдо и кинул купюру на стойку. – Пойдём.
Она гипнотизировала в дороге переднее стекло, хоть и ничего за ним не видела, а Дима крепче сжимал руль и играл желваками, косо на неё поглядывая. Она очнулась, оказавшись с ним за порогом своей квартиры, даже не помня, кто из них открыл.
− Выспись, хорошо? Я с утра тебя прикрою. Ладно, давай, пока.
− Стой, − внезапно сказала она, схватив его за рукав куртки.
Он остановился и посмотрел сверху вниз, покорно ожидая. Она не сдержалась. Не смогла. Прижалась к его груди, заливаясь слезами.
− Женька… − поразился он.
Обнимал, поглаживая по спине и чуть целовал в лоб, уверяя, что всё наладится. Глупо, но большего ему не оставалось. Она повторяла себе, какая же она слабая, какая же она ничтожная, никчёмная, злилась на себя и так же внезапно остановилась, посмотрела в его глаза. Взяла и потянулась к губам. Дима тут же остановил, придержав за плечи, и закачал головой.
− Жень, это не выход. Поверь, я знаю, что говорю.
Наверное, он проходил это после смерти Жанны: заводил новые знакомства, строил отношения, очаровывал, завлекал, но ничего не чувствовал, сердце не отзывалось. Она проходила это с Костей, хоть и соврала тому, что ничего не помнила и была пьяной, тогда она думала, что он её отвлечёт, такой смышленый и дерзкий, а ничего не получилось.
− Я тебе не нравлюсь? – мрачно спросила она.
− Не в этом дело, − серьёзно ответил он. – Ты… ты мой друг, Жень. Ты сейчас наломаешь сгоряча дров и будешь потом об этом жалеть.
− А если…
− Не если, − нахмурившись, он отчеканил. − Пока, − и скрылся за дверью.
Она соскользнула по стене до пола, не понимая, как с ней такое происходит, как она умудряется терять друзей, влюбляясь в одних, мстя им с другими и нанося третьим раны своим сиюминутным желанием отомстить. А ведь Дима её всегда поддерживал, а она только что чуть не заставила его предать друга Тоху, воспользовавшись её состоянием, только что чуть не разбередила его раны, оставленные после Жанны, заставляя почувствовать что-то к себе. Повторяя, как же так, она сидела на полу, уткнувшись головой в колени и обхватив те руками, и только кошки крутились у её ног, отражая любовь и заботу.
========== Часть 2.1 ==========
Когда-то и он был жизнерадостным, беззаботным, раздавал налево-направо чарующие комплименты, не пропускал ни одной юбки и очень красиво ухаживал. Его сердце не знало бед. А потом появилась Жанна, она сделала его невероятно слабым, а вместе с тем он научился ценить, любить по-настоящему, говорить о чувствах, научился бояться, и его сердце тревожно билось, когда девушка принимала участие в операции. Жанна ушла на небеса и забрала с собой его способность любить и дышать. Он помнил, как не мог сдерживать слёзы, сидя на кровати с её вещами, помнил, что никогда не был таким жалким, и, вернувшись на службу, закрылся. Закрылся наглухо. Не обращал внимания на милых прапорщиков, которые откровенно кокетничали с ним, прикрываясь маской тепла и заботы, не пытался очаровать между делом привлекательных дам. Он стал железным, бесстрастным. Так было проще. Осталась лишь ахиллесова пята в виде фотографии Жанны, которую он долго хранил в кошельке, хранил у самого сердца.
Время шло, не принося с собой облегчения, боль притуплялась, но не уходила, крылась где-то в глубине, напоминая о себе не частыми, но точными, нестерпимо обжигающими ударами. До него впервые достучалась гадалка, прямо сказав, что он ни в чём не виноват, и что Жанна тоже так считает. Она сказала, что ему пора её отпустить. Было нелегко, но он справился, наступил на себя ради памяти о любимой девушке, сидел за столом и вдыхал благоухания, уходя, оставил фотографию. Неумолимое время унесло с собой и боль, осталась лишь память и пустота, леденящая душу. Он терпел, и работа, друзья во многом спасали. Он разглядел Женю, ту девушку, которую поначалу невзлюбил и посчитал неуместной для убойного, она оказалась настоящим другом и умным, смелым, преданным напарником. Он без труда углядел и её чувства к Антону, потому иногда и легонько шутил, подстёбывал, чтобы друг Тоха наконец и сам увидел, что коллега к нему неравнодушна. Только друг оказался слеп, не заметил, сколько ему уделяет внимания и заботы Женя, а Дима считал себя не вправе доказывать очевидное. Но невольно между ними он сделал выбор, он выбрал её сторону, потому стал готов подругу и защищать, если бы то потребовалось, хоть словесно, хоть силой.
После стольких дней одиночества он впервые разглядел что-то прекрасное. Повёлся на очаровательную даму. Ольга Бейлер. Майор, внедренная для выполнения операции. С ней оказалось хорошо. Его радовали каждые встречи, но как-то она была невероятно грустна.
− Дим, понимаешь… новое задание, легенда. В общем… пока мы не сможем встречаться, к тому же мне придётся уехать на время.
Она не знала, как долго будет длиться операция, он хотел бы сказать, что готов ждать, но в её глазах прочитал, что всё кончено, она хотела с ним попрощаться. Это для него всё было серьёзно, казалось, что появилась надежда, но не для неё. Он шутил, улыбался, прощаясь, а потом долго сидел в квартире, и пустота съедала изнутри. Воздух снова куда-то уходил, становилось неимоверно тошно, Фил сам себе становился противен. Он больше не хотел подпускать к себе кого-то близко, не хотел больше терять. Так у него и появилась Лара. Тоже майор. Появились отношения без каких-либо обязательств и регулярные встречи раз в неделю.
− Привет тому принцу, который никак не может на Птице жениться! − иногда декламировал Михей, считая, что с психологом всё очень серьёзно.
− Очень смешно, − сердито откликался Дима.
Он бы не сказал, что Татьяна ему не нравилась. Нет, она казалась милой, привлекательной девушкой, к тому же начитанной и образованной, но стоило ей открыть рот, и всё очарование исчезало. Неудовлетворенная, обиженная девочка Таня, и никакая психология тут не причём. Из всех мужчин: импульсивного Миши, самоуверенного, заносчивого Кости, зажатого Тохи − она выбрала его, Фила, как самого проблемного, выбрала и методично поносила, словно он являлся главным злом, даже хлеще чем Волынский. А Дима явно напоминал ей кого-то, кто её сильно обидел в прошлом, и потому она так рьяно и дотошно мстила, пытаясь доказать, что умная, сильная и якобы всевидящая. Обычная и слабая, и Дима не обижал её своими выводами, лишь иногда кипятился, когда вместо простого «молодец» или «вы хорошо поработали», она начинала психоанализ его действий.
Он знал, что нравился Птице, не зря же он был большим искусителем дамских сердец, чтобы не заметить такое. Он умел видеть в глазах интерес к себе. А Птица относилась к нему двояко, что называлось, когда и хочется и колется. Ситуация с насильником, которого Дима ранил, спасая Таню, наладила их отношения. Иногда он провожал её до дома, всё-таки мало ли разных придурков бродит. Вел себя как джентльмен, не приставал и прощался у подъезда. Она же прибежала к нему под ночь и застала с Ларой, он видел её из окна, выбегающую из подъезда. В следующие дни всё вернулось, снова пошло и поехало: «Филиппов, вы ведете себя крайне агрессивно», «Филиппов, вы не находите, что…» Наверное, она считала, что он должен был догадаться, что её обидел, но между ними ничего не было, никаких отношений, а она вела себя так, словно он признался ей в любви и предал. Обиженная кем-то в прошлом, неудовлетворенная девочка Таня, склонная к предрассудкам и безосновательному вымещению своих обид на других. Не более того. Расти ей ещё и расти, а не бить себя в грудь, как якобы знатока человеческих душ.
Несмотря на свои трудности, он не мог не видеть происходящее у друзей. Он радовался за Женю, когда она получила капитана, видел, как они с Антоном уходили, а потом на Жене не было лица. Между ними что-то произошло, и Фил инстинктивно чувствовал, что подруге стало только хуже. Он её поддерживал, пусть и незаметно. Иногда поддевал Антона и серьёзно обещался вызвать на дуэль. А потом друг всех обрадовал новостью о наследнике, которая добила Женьку. Она держалась изо всех сил, а Фил, бросая иногда на неё косые взгляды, невольно сжимал руку в кулак, желая другу врезать, но держался. Князев же был несказанно рад, то и дело как-то намекал Стрельниковой, что он рядом, иногда специально следовал за ней на кухню, и тогда Филу приходилось вставать, чтобы не оставлять подругу в такой надоедливой компании. Они с Михеем назло последнему помогли и продвинули Антона, и тот получил должность зама. Тогда Дима ещё не знал, какой удар это нанесёт Жене, но увидев её лицо в тот момент, когда прибежала с поздравлениями Юля, чуть не вздрогнул сам. Никто и не заметил, как Женя тихо ушла, вернее, убежала прочь. Он знал, где её искать, и вёз оттуда. Когда она потянулась к губам, удержал, хоть и не скрыл бы, что, возможно, и сам бы её поцеловал, обнял крепко, если ей это поможет. Но она ошибалась, как казалось ему, и он не хотел, чтобы она запуталась ещё сильнее. Он хотел её уберечь. Хотел, чтобы отношения, какие-то нелепые ошибки не испортили их дружбу. Они с Михеем являлись самыми дорогими ему людьми, может поэтому он и позволял Мише над ним шутить и подкалываться сколько угодно, а Жене в отличие от других прилюдно себя обнимать, целовать в щёку и хватать за ладонь или локоть. Он не хотел никого из них потерять. Он знал, каково это – слишком нестерпимо, слишком больно.
========== Часть 2.2 ==========
− Ты меня, конечно, извини, я не местный, всё такое, − хитро проговорил Князев, − но Жеке этот умник Ватсон реально не подходит. Хилый, правильный до мозга и костей, куда ему до нашей резвой Жеки?
− И кто подходит, ты, что ли? – резко спросил Филиппов, осадив недобрым взглядом.
Константин лишь заулыбался, пригладил волосы и выкатил грудь, отражая всем своим гордым видом, какой он красавец. Без стеснения промурлыкал в ответ:
− А почему бы и нет?..
Бедная девочка, подумал Дима, смотреть на неё сейчас, в таком-то состоянии, как на не взятую крепость – это как-то бесчеловечно, глупо. Она же не приз, не переходящее знамя. Дима ничего ей не говорил про последнюю встречу, никак не напоминал, чтобы не обидеть или не заставить почувствовать себя неловко, а она схватила его за рукав пиджака и потащила за собой в просмотровую. Остановилась рядом, потерянно смотря.
− Дим, ты… − взволнованно заговорила, − то, что я там… у себя пыталась тогда… ты прости, меня, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло, я…
− Жень, Жень, стой, − он удержал её за плечи. − Ты чего? – сказал мягко. – Ладно тебе, я же не дурак, всё понял.
Как ни в чём не бывало он улыбнулся ей тепло и дружески:
− Пошли лучше Косте настроение испортим, я такой прикол знаю… − и заставил тем её улыбнуться в ответ.
После нового дела его снова методично поносила Птица, говоря, что он себе позволяет, словно он должен был кормить задержанных конфетками и мило спрашивать, не могут ли те ему помочь. Может она считала, что так и раскрываются дела, как знать. Михей снова шутил над ним, говоря:
− Ты, Фил, не затягивай с этим делом, если пташку вовремя не приручить, она ж не станет милым соловьем, а так и будет как дятел постукивать.
Дима нарочито поразился и для большего эффекта приложил руку к груди:
− Михей, ну я прям о-очень тронут твоими познаниями в орнитологии! Удивил, честное слово, прям не знаю как быть…
− О тебе ж, дурень, беспокоюсь, − притворно обиделся Миша.
К вечеру Филиппов остался на дежурстве и звонил Ларе, чтобы спросить, как её дела, не хочет ли она завтра встретиться, ему как-никак полагался отсыпной после ночного дежурства. Ответила не она. Чей-то холодный, бесстрастный голос:
− А вы, простите, кто ей будете?
Он слушал и не понимал, что слышал. Авария, несчастный случай, никто не виноват. Он сидел за столом, окаменев. Боли не было, слёз не было, только пустота, заполнившая всё вокруг. Мертвая тишина, поселившая в округе и в душе. За окном между тем занимался рассвет, шли часы, и первой припорхнула Птица, говоря, что она пересмотрела записи и видела, как он оказывал давление на задержанного. Татьяна намеренно вторглась в его личную зону.
− Как, вам приятно оказаться на месте того мужчины? Чувствует, как это..?
Он очнулся и шарахнулся от неё как от привидения в сторону, заставив кресло после себя укатиться на колесиках к стене. Он куда-то спешно шёл. Схватился, кажется, за раковину. Его трясло, руки дрожали, сильно било в висках, от напряжения пошла носом кровь. Он ничего не мог с собой поделать. Чей-то встревоженный голос звучал рядом, но он не мог ему ответить. Он повернул голову и видел только глаза. Серо-зеленые глаза Жени, исполненные тревоги.
− Вдохни, слышишь?
Он послушался и сделал вдох, задержал, как она и просила, дыхание.
− Терпи, терпи, − твердила она, не отводя своих глаз от его, − терпи. Всё, выдохни. Фил, всё, можно.
Он не думал, что у него самого может случиться приступ паники, и сидел у стены, а Женя, присев рядом, придерживала одной рукой его подбородок, а другой аккуратно орудовала платочком у носа.
− Что случилось? Фил, скажи мне.
− Лара… она умерла, − помолчав, сказал он отстранённо. – Несчастный случай.
Он не думал, что к ней что-то чувствовал, нет, просто встречались раз в неделю, иногда пересекались и на службе, перекидывались парой слов, не более того, но от её смерти он чувствовал леденящий холод, ему казалось, что он проклят. Женя больше ни о чем не спрашивала, хоть и не ясно, имела ли она понятие о том, кто такая Лара.
− Я тебя отвезу, − сказала лишь, взяв за локоть, и тем помогая подняться на ноги.
Они молчали всю дорогу, она зачем-то поднималась с ним к квартире, а он никак не мог попасть ключом в замочную скважину − руки дрожали − и она сделала то за него. Они стояли у порога, и Дима, охваченный мыслью, как много, тратясь по мелочам, упускают в жизни глупые люди, повернулся к ней.
− Жень, ты… может, никто тебе этого не говорил, но ты должна знать. Ты… ты замечательная, слышишь? Ты хорошая, умная, добрая, ты… ты молодец, и если Тоха этого не видит, то… То он просто дурак, вот и всё!
На этом Дима развернулся и направился в спальню, по пути скинув на пол куртку. Опустился на кровать и закрыл глаза. Он желал больше никого не подпускать к себе. Желал знакомств, чтобы на утро уходить, не прощаясь и не знать ни имён, ни номеров, ни встречать больше. Желал, чтобы Птица поносила его ещё усерднее и сильнее, только держалась подальше. Желал, чтобы Стрельникова нашла достойного мужчину, не такого слепого и нерешительного как Тоха, но и не столь заносчивого как Костя. Такого, чтобы тот просто любил её всем сердцем, она этого заслуживала.
Дима провалился в спасительный сон и ничего не видел, не слышал и не почувствовал. Он не видел, как Женя замерла в прихожей и не сдержала слёз от его слов. От тех важных слов, которые ей должен был озвучить другой мужчина. Должен был озвучить даже если они расставались. Не видел, как она повесила его куртку на место, тихо пробралась в спальню и, присев рядом, сняла поочередно ботинки с его ног, нашла в стороне плед и заботливо накрыла. Он не почувствовал её губ на своей щеке, пальцев, коснувшихся волос. Не услышал её тихого голоса, а она велела ему отдыхать и с грустной улыбкой сказала, что может у них такая судьба. Судьба быть брошенными, раненными и раздавленными, и всё, что им остается − держаться вместе. Держаться хоть как-то. Иначе нельзя, как звучало в одной известной песне.
========== Часть 3 ==========
Женя не замечала, как проходили дни. Она старательно погружалась в работу, корпела над бумагами, оставалась холодна к Князеву, тепла и дружелюбна с Ильинским и Филипповым, нейтральна с Лернером. Выдрав очередной лист календаря, девушка в задумчивости замерла. Куда-то в пустоту канула пара месяцев. Где-то в глубине шкафа остались горевать позабытые светлые платья, так изящно подчеркивающие милую фигурку. Где-то в ящике соседнего стола стеснительным коллегой припрятано фото УЗИ. Где-то в стороне, в дальнем конце кабинета, обосновался за столом Фил, словно, как и она, решил отгородиться, и теперь они обменивались взглядами каждый из своего конца, пересекались, как и обычно, на кухне, в зале, на выездах, при обсуждении дела, не более того. Каждый из них хранил что-то о другом и не смел то произносить, чтобы не задеть чувств.
Она научилась справляться с собой через силу, но Антон снова её добил, поймав в просмотровой с откровенным разговором.
− Жень, я… − потупился он, − понимаю, что теперь уж говорить поздно, но… Понимаешь, мне кажется, я перед тобой очень виноват.
Он заглянул ей в глаза, заставив замереть.
− Не знаю, как объяснить… Кажется, я это просто чувствую. Я понимаю, я должен радоваться, что у меня… то есть, что у нас с Юлей будет малыш, а я смотрю на тебя и…
− Тош… − устало подала голос она, − может не надо, а?
− Не могу с собой ничего поделать, мне кажется…
Когда он коснулся её плеч, она вздрогнула и вырвалась.
− Антон, хватит! Не мучай себя, меня, Юлю. Всё. Конец истории. Проехали, забыли.
Она выскочила в коридор и помчалась на кухню, благо там было свободно. Если Антон ждал, что она ему подскажет как быть, то ей больше не хотелось. Каждый сам решает за себя, а если не решает, значит, и не сильно хочет. Женя готовила бутерброды ребятам, и тёплые пальцы сжали её дрожащую руку за запястье.
− Всё в порядке? – спросил Дима, внимательно смотря.
− Да… − несколько растерялась она, но быстро взяла себя в руки: − Да, всё хорошо.
− По виду не…
Филиппов не успел окончить мысль – пожаловал Ильинский, а за ним и Князев – и, вынужденный, уселся за стол. Получил, как и Миша, добротный бутерброд.
− А я? – напомнил о себе Костя, состроив милое лицо. – Слушайте, это какая-то дискриминация среди друзей, − пожаловался он ребятам.
− Это смотря, кто и у кого входит в категорию друзей, − философски отпарировал Михей.
Хмыкнув, Женя легонько потрепала его по волосам за поддержку, провела по плечу Димы ладошкой:
− Приятного аппетита, ребят, − и поспешила в коридор.
Самой ей есть особо не хотелось, как и не хотелось, чтобы её раскусили, и уж тем более, чтобы это сделал Дима. Ей казалось, он теперь видел её насквозь.
*
Дима старательно отгораживался, даже не часто заводил без дела бесед. Подчеркнуто вежливо отклонил не одно предложение милых барышень со службы вместе посидеть. Никаких отношений, для себя решил, тем более новых служебных романов. К тому же его начали донимать головные боли. Первое время Дима пил обезболивающее, когда и таблетки по три, массировал виски или выпивал что-то крепкое под вечер, желая разогнать кровь. Потом ни один из способов эффективностью не радовал, а если и избавлял от боли, то ненадолго. Она возвращалась и мешала нормально жить и работать. Обращаться в больницу или к Птице ему не хотелось – отстранят от службы, а дома его медленно и мучительно доконает пустота. Одна знакомая девица-фармацевт, из некогда бывших подружек, выслушав жалобу, сочувственно покивала головой и посоветовала одно дорогое лекарство, настоятельно рекомендовав надолго не затягивать и обратиться к специалисту. Рекомендации Дима не последовал, а таблетки у него появились. Пил, и боль отступала, как и лишние эмоции. Он стал реже сидеть с друзьями по вечерам – выпивать теперь стало противопоказано.
Дождавшись, когда остальные уйдут, Женя перегородила ему дорогу из кабинета в один из вечеров, подозрительно смотря:
− Я надеюсь, ты отказался посидеть с ребятами не из-за меня?
− Конечно нет, − поразился он. – Ты-то тут причём?
− Дим, что происходит, а? Я… я понимаю, тебе нелегко, мне тоже, но это же не повод держаться от всех подальше. Ну, не хочешь видеть меня, Антона, Михея почему сторонишься? Он же тоже твой друг. И ему тоже нелегко: с Костей они не особо ладят, Тоша снова нервничает из-за назначения.
Доля правды имелась в её словах, про Мишу, уйдя в свои печали, они как-то забыли. Дима, почувствовав себя виновато, потупился.
− Жень, это никак и ни с кем не связано, − хмуро проговорил. − Просто… очень устал и только.
Он почувствовал, как ее пальцы коснулись его подбородка, и поднял голову. Посмотрел ей в глаза.
− Точно? – спросила она, заставив чуть улыбнуться.
− Точно.
Накинув куртку, он помог и ей с верхней одеждой, пожелал хорошо посидеть и, распрощавшись, брёл по улице. Вдыхал вечерний воздух, любовался видом реки. Остановился и, облокотившись о холодную каменную поверхность парапета, уставился в непроглядную даль.
− Иногда помогает, да, − раздался рядом голос Жени.
– А ты почему не с ребятами?
− Подумала, а что ты один будешь киснуть…
Она присоединилась к созерцанию. За их спинами стихал бурный вечер, переходя в тихую ночь. Молчание между ними притягивало отсутствием бесполезных слов о тяготах дня, о бесконечной работе и о философии тех, кто считает, что имеет право убить.
− Я на таблетках, − помолчав, признался Дима. – Потому и не пошёл.
− В каком смысле? – обеспокоилась Женя.
Он поведал ей о странном недуге, как и об опасениях, как и о том, что Птица станет первой, кто будет настаивать его отстранить надолго и как можно дальше.
− Такая вот петрушка, − невесело подвёл итог.
Женя молчала, не сводя с него глаз, а после вцепилась ладошками в его руки.
− Дим, я всё понимаю, − взволнованно заговорила она, − но это же не шутки. Ты только выслушай меня, ладно? Ну, не хочешь ты светиться, говорить, но это не повод глотать химию, губить себя. Есть же и частные клиники, можно обратиться туда, пройти обследование и…
− Жень…
Она подошла вплотную, крепче сжав его ладони, и заглянула в глаза.
− Позволь хотя бы мне тебе помочь, ты же ничего не теряешь.
Он не знал, что ей ответить.
− Дим, сделай это если не для себя, то для меня. Мне будет так спокойней, ведь я же тоже твой друг и беспокоюсь за тебя. Обещаю, это останется между нами. Идёт?
Вздохнув, он кивнул. После словно очнулся, посмотрел на часы и заметил, что им пора расходиться. Проводил её до дома и направился к себе.
========== Часть 4 ==========
Воображение стращало несколько дней, как и глупый разум, но, как в известной пословице, дело лучше делать, чем доверять глазам. Частная клиника оказалась не такой уж и пугающей. По-доброму приняли, вежливо беседовали и бумаги оформили довольно быстро. Правда, потребовали первый взнос за приём, но где сейчас работают бесплатно?.. Дима переходил из кабинета в кабинет, отвечал на вопросы, замечал записи в жиденькой тетради. Сославшись на состояние здоровья, даже отпросился у Антона на один день. Сдал необходимые анализы, обещался явиться за результатами. Как обычно в течение недели окунулся в работу, искал, вёл допросы.
Женя поймала его, выходящего из просмотровой, и отошла вместе в сторону.
− Ну как? Что говорят?
Дима понял, что она спрашивала не о деле.
− Пусто, − хмуро проговорил он. – В смысле, никаких видимых нарушений не обнаружено, считают, что боль скорее психогенного характера.
− Так это же хорошо, ой, прости, то есть я хотела сказать, хорошо, что не травма или ещё что. Они предлагают что-то?
− Да что они предложат… психотерапевта, понятное дело.
Взгляд Жени исполнился теплом и заботы.
− Я надеюсь, ты не отказался пройти курс?
Дима отвёл глаза, словно пойманный как мальчик, но собеседница нарочно молчала, ожидая.
− Жень, мне бы не хотелось, чтобы кто-то опять копался в моих мозгах! − наконец с долей возмущения признался он.
Девушку никак не смутил его тон, она продолжила рассудительно и мягко:
− Дим… ну, не задалось у тебя с Таней, что же теперь, всех на неё равнять? Неужели ты сразу сдашься? Не узнаю бесстрашного Фила, − хитро добавила.
Он не успел ей ответить, в коридор вышел Князев.
− А чего стоим, кого ждём? Жек, ты же вроде аналитикой хотела заняться, нет?
Женя закатила глаза и отправилась в кабинет. Костя приобнял Диму за плечи и хитро заулыбался:
− Знаешь, Филыч, если бы я не знал, что она это назло мне делает, ей-богу бы к тебе приревновал.
У кого что на уме, понял Дима и не стал ничего произносить вслух. Прозанимался делами, к вечеру сидел на диване у себя дома и задумчиво крутил в руке баночку с таблетками. Он и не заметил, как она опустела наполовину. Может в словах Жени и имелась правда, он ничего, по сути, не терял. Дима оторвался, и взгляд невольно наткнулся на фоторамки. Жанна. Она, конечно, была избалована, эгоистична, но ради него согласилась отказаться от любимой отравы. Хотела бы она, чтобы так просто опустился? Будь она рядом, мог бы он позволить себе так просто сдаться?..
На следующий день Дима под вечер явился в клинику. Прошел до психотерапевта. Кабинет ничем не выделялся, обычная обстановка, как и везде: стол, стулья, диван. Светловолосая девушка в очках занимала кресло, поприветствовав, представилась Анной и попросила присесть. Дима пристроился на стул у двери. Молчание затянулось, заставляя нервничать.
− Не знаю, что в таких случаях говорят, − хмуро признался он, сложив руки.
− Сказать честно, я тоже, − добродушно ответила Анна. − Может тогда вы хотя бы расскажете, что вас привело в клинику, например?
− Голова доняла, − буркнул Дима.
Анна оказалась совершенно не похожей на Птицу: никак не реагировала на его тон, не лезла с каверзными вопросами, не высказывалась резко и не приближалась, чтобы что-то доказать. Она задавала простые вопросы: когда началась боль, кем он работает, нравится ли ему работа, есть ли у него близкий человек. Пару раз Дима уходил от ответа, а то и резко бросал, что тот не имеет значения. Анна не настаивала, не утверждала, что она специалист и ей виднее. Она вела себя так, что Дима как не пытался найти в её действиях подвох и разозлиться, а так и не смог. К его удивлению часы их общения пролетели незаметно, и в следующий раз он пришёл без негативного настроя и чувствовал себя свободнее.
Женя между делом спрашивала его то в коридоре, то на кухне, как дела и успехи. Он пожимал плечами. Она с улыбкой говорила, что он молодец и не стоит останавливаться, приободряя, похлопывала по плечу. Дима не знал почему, но приходил к Анне снова и снова. Она каким-то непостижим образом заставляла его говорить, но при этом от её вопросов он не чувствовал себя притеснённым, не чувствовал, что кто-то пытается доказать ему, насколько он неуравновешен. Через какие-то месяцы он свободно разваливался у Анны на диване и описывал свои будни, как и то, чем те ему запомнились или не понравились. Анна вскользь замечала, что теперь ему было интересно и её мнение. Дима замечал, что стал реже брать в руки баночку с таблетками. Как-то Анна сказала, что он готов, и она хочет поговорить с ним прямо. Он согласился. Её слова задели за живое и он, напрягшись до предела, выпрямился. Она сказала ему, что он сам знает причину своего недомогания и всё, что ему не хватает – только признаться. Сказала, что ему не хватает лишь побороть себя.
− Дмитрий, я понимаю, насколько это нелегко. Понимаю, возможно, я не тот человек, но ведь есть и другие, близкие вам люди, вы сами не раз о них говорили. Вы не думали, что если они доверяют вам, то и вы можете довериться в ответ? Лично я не считаю, что это банально и глупо, и что вас осудят или не поймут. От этого станет легче. Поверьте. Вы далеко не одиноки, и то, через что вы прошли, не свидетельствует о том, что вы ошибетесь вновь, обожжетесь или потеряете. Поймите, своими действиями вы делаете хуже не только себе, но и тем, кто рядом с вами. Вы не задумывались, каково им?.. Знаете, наши страхи, опасения, предрассудки − это нормально. Иначе мы бы не были людьми, не совершали ошибок и жили однообразно и скучно.
Он молчал, не зная, что ей ответить. Она посмотрела на часы.
− Наш с вами сеанс подошёл к концу. Вижу, вы задумались, и надеюсь, что придёте к решению. Поймите, если вы сами не захотите, никто не сможет вам помочь. Я не могу сказать вам, что делать, как поступить, это только ваше решение, но я знаю, что вы здоровый, нормальный человек, а ваша агрессия, приступы паники, фобии, кошмары, боли – это только ответная реакция психики на происходящее с вами. Пожалуйста, подумайте хорошенько над всем, о чём мы с вами говорили за эти месяцы, не торопитесь. А я всё также буду ждать вас на следующий приём.
