Текст книги "Не бракованная"
Автор книги: Энн Княгинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Сжимаю губы, обнимаю себя за плечи, медленно проваливаюсь из реальности, но не перестаю ощущать боль от холода. Что вообще происходит с людьми, способными на такие поступки?
Я не сразу понимаю, что всё прекратилось и дверь открыта. Тёплые струи воздуха не могли пробраться через замёрзшую кожу и согреть меня.
Лучше сдохнуть сразу, чем оставаться здесь ещё на месяц.
Если представить длинные когти, впивающиеся в кожу, то сейчас я ощущаю именно такую боль.
У Марка излишне горячие руки. Я испугалась, когда он начал поднимать меня, что они прожгут кожу моих предплечий.
– Так будет каждый раз, когда директрисе покажется, что ты слишком большого о себе мнения, – он уставился на меня и не собирался отворачиваться. Заметна его радость от первого наказания.
Мозги примёрзли к черепу, мыслить можно, но довольно сложно совместить слова во фразы. Я слышу Марка, но уши заложены и внутри них гудит.
– Я делаю это… – Марк вывел меня обратно в коридор и пошёл за мной. Смысла тащить меня на улицу, где солнце будет греть, уже нет. Я сама хочу поскорее туда добраться. – Не сосчитаю сколько раз.
Для него это нормально. Это его работа. Сволочные у него задания, просто отвратительные, как и он сам.
Нет в нём двух личностей, оба глаза демонстрируют его поганый характер. Одним словом —мужской.
Выводит на улицу, подводит к девочкам, продолжавшим стоять с опущенными головами. Мой пакет с вещами исчез. Я оставила его на траве.
У девочек в руках тоже нет вещей. Отобрали?
Кости перестали гудеть от холода, не могу сказать, что боль шла от кожи. Тёплый воздух вдыхаю, но он не поступает в лёгкие, они сильно замёрзли.
Я чувствую, что должна перестать трястись и показывать своё состояние, но я не робот, что может совершать всё, что в него вложено.
– Как тебе холодненькая водичка? – спрашивает молодая девушка из состава преподавателей. Мне показалось, спросила она это взволнованно.
– За непослушание. За невнимательность. За плохие оценки. За неуважение к учителям. За споры – окажетесь в душе под ледяной водой, или что похуже. Ангелина уже испробовала своё первое наказание. А если мы увидим, что вы не способны к обучению, то утилизируем, – бесстрастно сказала директриса.
От слов про утилизацию, сердце неизменно замирало, но сразу же продолжало стучать, только намного быстрее. Я часто слышала их, но привыкнуть, что жизнями так невозмутимо распоряжались, не могла.
Я только встала, как бородатый повёл девушек в дом. Я пошла за ними – медлить нельзя, иначе снова будет наказание. Я волочила ноги, я чувствую их, но ещё не так хорошо, чтобы идти быстро. Холод почти сделал меня инвалидом.
– Ангелина, – рядом со мной молодая учительница, она не отходит от меня всю дорогу к дому.
На моих щеках слёзы, но теперь я не могу выдать их за капли воды.
Не могу кусать губы из-за непрекращающейся в них дрожи. Не получается сфокусировать взгляд – большое напряжение придаёт боль в голове.
Неужели, когда-то было равноправие? И такого не происходило? Просто не верится.
Женщины-учителя лучшие из нашей страны, поэтому их мужья позволили им работать. Ну, всё это не для их жён, а для других мужчин, что смогут поблагодарить, как только им отдадут молоденьких девушек, которые умеют лишь прислуживать.
– Да? – правильно ответила? Я не поздоровалась лично с ней, это тоже считает за проступок?
Я понимаю, что они ненавидят нас, но можно было бы рассказать правила.
– После холодного душа попей горячего чая. Так твоё горло не будет болеть в последующие дни.
Она неторопливо отошла от меня, вставая к двум похожим друг на друга женщинам.
Я смогла немного выдохнуть, когда поняла, что не все в этом месте плохие. Но пока что на первом месте у меня только один человек: парень с разными глазами, подобными ангелу и демону, на одном лице.
Нас посадили в столовой на дубовые стулья, которые придавали ягодицам дискомфорт. Три девушки одного роста, в белой форме и с сеточками на головах, поставили перед каждой ученицей тарелку с кашей и булкой с размазанным маслом.
Преподаватели сели во главе стола. Орлы, следящие за добычей.
Болтать при приёме пищи нельзя, все это знают, но девушка рядом со мной начала шёпотом интересоваться, что со мной произошло и, вместо обеда, она пошла с Марком узнавать, что со мной было.
Девять девушек попали в красивую тюрьму. Сколько выйдут отсюда живыми и здоровыми – неизвестно.
Марк вернулся с девушкой, когда все доели. Её трясло, она посмотрела на меня и её губы задрожали сильнее – девушка начала плакать.
Каша была вкусной, несмотря на то, что дома я такое не ела. Может, так показалось из-за голода.
Тёплый чай и вправду слегка помог, но горло продолжало саднить.
Нас повели за одеждой, в это время мы могли пошептаться, и я узнала, как зовут преподавателей. Учителя представлялись, когда я стояла под ледяной водой, смотря на мучителя через пелену воды.
– Две одинаковые, они двойняшки. У той, что зелёные серьги, и такое же платье – Марьяна. А вторая, её сестра – Дона.
– Директриса? – шепнула я на ухо Лизе.
– Татьяна. Она сказала, так её и называть.
Около моего другого бока показалась Майли, пришлось поднять голову так, что она затекла через секунду. Майли действительно высокая.
– А мужчина, – Майли аккуратно взглянула на него. – Будет вести предмет: «Поведение с мужчиной в постели». Его зовут Тарас, он строгий, и не переносит тех, кто не повинуется, – шёпотом рассказала она.
– В постели? – переспросила я. – То есть, как заниматься сексом?
Первые девушки вошли в гардеробную, получая свою новую одежду. Гардеробная находилась на втором этаже в начале коридора. Внутри неё светло и пахло ароматическими свечами. Большое зеркало в конце отражало заходящих внутрь помещения.
– Именно!
Куда хуже? Озлобленный мужик будет рассказывать нам, как ложиться под чужих мужиков – мужей, что нам попадутся. Надеюсь, Тарас не посмеет проверять нас на практике.
Я хотела усмехнуться, но что-то совсем не смешно.
Пришла моя очередь получать кошмарную одежду, похожую на ту, что носили дамы в 40-годах СССР.
Мне всучили в руки комплект советской одежды, и отправили за деревянную ширму, что стояла у голубой стены. При этом, пока я переодевалась, все стояли в ожидании меня.
Посмотреть на себя в зеркале не успела, всё происходило быстро и в толкучке.
Смотрела себя опустив голову и мысленно взвывала, не издавая изо рта ни одного звука.
Серая несуразная юбка дотянулась до колен, а жакет, такого же цвета, с большими белоснежными пуговицами, стянул хуже, чем комбинезон, в котором я приехала. Моя и так небольшая грудь, исчезла под жакетом и белым джемпером. На ногах серые туфли, с каблуком, приблизительно пять сантиметров. Когда я шагала, лодыжки непроизвольно подворачивались.
– Учёба начнётся завтра. Сейчас Марьяна проведёт вас в здание обучения.
Одна из двойняшек осмотрела нас заинтересованным взглядом и вымученно улыбнулась каждой.
Девять девушек выстроилось в ряд по двое, как в начальной школе, единственное за руки мы не брались.
Мне пары не хватило, я долго копошилась, переходя с одной ученицы на другую, пытаясь встать хоть с кем-нибудь. Я замыкала ряд в конце, стараясь не шаркать ногами по песчаной тропе, что вела к одноэтажному, деревянному зданию с одним круглым окном. Крыша, как склон для лыж, сверкала на солнце и попадала в глаза слепящими отсветами.
По обе стороны газон, зеленее, чем огурцы. Одуванчики и клевера не дрались за место под солнцем, каждый торчал вверх, не толкаясь с другими цветами. Бабочки кружились вокруг бутонов, но не торопились садиться. Лучше бы я жила двадцать один день, но была в это время свободной.
Мою голову повернули пальцы, не сильно сдавливая макушку. Я хотела обернуться на того, кто это сделал. Но всё стало понятно, когда человек заговорил:
– Нельзя осматриваться. Смотри в спину тех, кто впереди тебя.
Марка много – шибко много. Он указывает не только мне, но раздражает это, похоже, лишь меня.
Хочу поспорить с ним, поругаться, но вспоминаю, как ледяные капли с лейки, смывали мои грехи. Молчу, уставившись в спину Марише – третья незамужняя. С внешностью милой, умненькой девочки. Выглядит моложе восемнадцати, ведёт себя на 30.
Входим в дом, где нет ничего кроме класса с одиночными партами. На стене около двери, доска, на ней мелом написано: Из этого места выходят либо замечательной женой, либо не выходят вовсе.
Я напрягла скулы, почти двигая ушами. Лучше бы я родилась мальчиком.
Не станешь хорошей женой – умрёшь, – вот что стоило бы написать на доске.
– Рассаживаемся, – Марьяна замахала пальцами в сторону парт. Я не успела рассмотреть какого цвета у неё маникюр.
Я села на вторую парту к стене, мне казалась, так я защищена. От стола у окна, я сразу отказалась, слишком велик соблазн смотреть в окно, а не слушать информацию, которая поможет выжить.
В класс вошла молодая учительница. Именно она подсказала мне попить чай. Кстати, её имени я не знаю.
За дверь вышла Марьяна. Учителя менялись: не успеваешь запомнить, как выглядит один человек, как он уже сменился другим.
– Я расскажу вам ваше расписание, – улыбнулась. – Вам придётся запомнить его. Потому что хорошая жена не переспрашивает, а поглощает поступающую информацию сразу.
Говорили мне родители, чтобы я стихи учила, читала больше. Но я же не делала этого, поэтому сейчас напрягала мозг, стремясь всё запомнить.
– Марк – ваш учитель физкультуры. Собственно, он решает, какое дать вам наказание. Он молод, поэтому его обучают вести себя с женщинами, как с неодушевлёнными предметами, – бесстрастно сообщила она.
Женщина стоит перед девятью напуганными девочками и говорит, что женский пол – это никто. Бездушный предмет, просто вещь.
– Кристина, а зачем ему это нужно? – выкрикнула Лиза.
По-видимому, она Кристина. Теперь я знаю имена всех учителей, но понемногу начинала забывать. Чтобы не оплошать и с этим, я щипала себя за кожу, если долго не могла вспомнить имя того, кого представляла в голове.
Кристина цыкнула.
– Чтобы спросить, нужно поднять руку.
Лиза подняла, и учительница разрешила её спросить. Девушка задала тот же вопрос: а зачем ему это нужно?
– Его отец Тарас будет вести у вас предмет сексологии. Он лучший из лучших. Тарас выиграл конкурс учителей в прошлом году и сын пошёл по его стопам.
Все кивнули.
– Я напишу расписание на доске, но, – она опустила указательный палец, согнув все остальные. – Я не имею права так делать, так что никому об этом не говорим. Я знаю, что не все могут запомнить с первого раза на слух.
Она повернулась к нам спиной, все девочки одновременно начали глазеть друг на друга. У каждой в глазах виден испуг, будто их вот-вот ожидала смертельная казнь. В своих глазах я ощущала тот же страх. Неизвестность. Дикость. Безнаказанность.
Я пробегала по надписям глазами, паникуя, что ничего не запоминается. Моя грудь часто поднималась, я учащённо дышала, не осиливая страх.
Дверь в кабинет открылась, Кристина принялась судорожно стирать с доски ладонью, но потом девушка увидела кто вошёл и выдохнула.
– Мы же договаривались, – начал Марк, придерживая дверь рукой.
– Им сложно, они первый день, – они говорили шёпотом, но я приспособила слух на волну их голосов. Чем больше буду знать, тем лучше.
– Они должны были понимать, что попадут сюда, – зашипел Марк, не бросая взгляда ни на кого в классе.
– Марк, – плаксиво сказала Кристина.
– Стирай, Тарас идёт.
Женщина суетливо принялась стирать с доски остатки текста. Её пальцы в меле задрожали, когда она услышала бодрые шаги. Марк надул щёки и выдохнул, начиная помогать Кристине избавиться от написанного расписания. Они оба встали перед нами, как только звук от шагов приблизился, и сделали рассерженные лица.
В класс вошёл Тарас, напряглись не только ученицы, но и учителя. Тяжёлым шагом он подошёл к сыну, что-то сказал ему и тот пошёл на выход.
У всех здесь свои разборки. Своя власть.
– Когда у нас сексология? – низким голосом спросил мужчина, повернувшись на нас. Его взгляд перемещался с одного угла класса, в другой.
В голове закружились буквы, они хаотично летали, предательски не собираясь в цифры и фразы.
– Вторник и понедельник, – заулыбалась Даша.
– Я разве позволил тебе заговорить? – повернулся на Кристину.
В классе, невидимый, разрастающийся комок, давил на всех.
– Дарья, встаньте. У вас наказание. Марк ушёл, поэтому вы пойдёте с Тарасом, – Кристина сложила ладони и прислонила к груди.
Девушка встала, осмотрелась, затряслась, и направилась неровным шагом к бородатому мужчине. Когда он сжал плечо Даши костистыми пальцами, вжимаясь ногтями в кожу, она, непредсказуемо для всех, побежала к окну, разбила его своим телом, перевернулась в воздухе и упала на землю, а дальше её дикий вопль.
Со своих мест подскочили все, кроме Тараса. Я пыталась посмотреть, что с Дашей, но мне не позволяли другие девчонки. Они склонились через оконный проём, и разговаривали с Дашей, которая хрипела от боли. Все кричали на перебой, я не разбирала слов, в ушах слышен только стук от ударов сердца.
Это какой-то кошмар, такого не может быть по-настоящему. Это всё чей-то бред, а мы в нём выдуманные личности. Я плачу вместе со всеми, но начинаю рыдать с новой силой, когда подхожу к подоконнику, отталкиваюсь от него ладонями и высовываю тело наполовину, отдавая себя тёплому ветру.
Даша хоть и полная, но это не спасло её. Рука девушки неестественно выгнулась в обратную сторону в локте, острая кость разрезала кожу. Струйка крови вытекала на траву, окрашивая её в красный цвет. Её рука больше не похожа на человеческую, она смахивает на руку от чужого человека, которую ей неправильно пришили.
По телу проливались горячие волны, отчего приходили приступы удушья. Осколки от окна хрустели под ногами, в голове похожий хруст, только громче. Жутко. Слёзы не останавливаются, от солёных капель жжёт губы.
Здание хоть и одноэтажное, но фундамент высокий. Даше повезло, что под окном находился газон, а не асфальт.
Почувствовав в горле подступающую горькую тошноту, я отошла и упёрлась в стол спиной. Дальше голос Тараса ввёл меня в шок ещё глубже:
– Даша бракованная, она первая и умрёт, – и всё, он ушёл, даже не смотря на упавшую девушку.
Затем всё произошло быстро, словно в фильме, который перематывали. Ты вроде смотришь его, но ничего не понимаешь. Вот и со мной сейчас было так же:
Дашу забирает скорая через полчаса, но директриса предупреждает, что её учёба окончена. Врачи не спорят, не пытаются остановить её, просто говорят:
– Тогда мы не будем вносить её в базу больницы.
Татьяна поклонилась врачам, и машина медленно выехали за пределы забора, что закрывал территорию школы.
Первый день, а мы уже лишились одной одноклассницы. Страшно. Я ещё никогда не хотела вцепиться себе в горло и убить себя самой, чтобы не позволить сделать это им.
Учителя обедают, словно ничего не произошло. Как будто они не довели девушку до состояния, чтобы выпрыгнуть из окна.
На похороны бракованной приезжают родители, поэтому Даша должна выглядеть хорошо.
НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЧТО ЗДЕСЬ СЛУЧИЛОСЬ.
Понимает ли Даша, что проведёт свои последние дни в больнице?
Глава 3
Я прокручивала расписание в голове: завтрак в семь утра. В 9 начинается учёба, предметы каждый день одинаковые: Разговор. Сексология. Этикет, и на последнем уроке физкультура. Обед после уроков. Далее свободное время, в которое мы можем погулять или почитать газеты с новостями. Ужин и сон.
Каждую неделю проверка на то, чему научились – каждую неделю плохая ученица будет наказана вплоть до смерти.
У учениц одинаковые комнаты: односпальная кровать, тонкая подушка у спинки кровати. Вместо одеяла – пододеяльник. Кровать жёсткая, матраса нет. Поэтому после часа бездельного лежания начинала болеть спина. Стены выкрашены в чёрно-розовый, наверно, цвет символизирует мужчину и женщину. У окна стол, на нём лампа, и одна тетрадь, около которой лежит карандаш и ручка.
Туалет и душ в конце коридора. Всякий выход из комнаты должен быть записан в тетрадь: во сколько вышла и зачем.
В тумбочке, около кровати, лежат прокладки, тампоны, влажные и сухие салфетки. Бутылка воды и больше ничего.
На сегодня день завершился, но как уснуть, если перед глазами стоит сломанная рука Даши, и её бледное лицо в слезах, с красными глазами от нестерпимой боли.
Нас осталось восемь
Часы тикают, поначалу они успокаивали, но сейчас обозначали, что время быстро приближается к новому дню.
Самое приятные дни – это выходные, мы можем быть свободны целых два дня. Никакого расписания на это время нет, кроме приёма пищи.
Я попала в паршивую ситуацию из-за самой себя. Постаралась бы и была замужем за Валеру, что добр и богат.
Темнота перед глазами появилась незаметно. Веки прикрылись, и я уснула.
Я проснулась от звуков торопливого топота за дверью, взглянув на время, я вскочила. Часы-будильник тикали, но не могли вчера предупредить меня, что необходимо установить будильник на 6, чтобы успеть собраться.
Уже 6:40, я не успеваю умыться, поэтому натягиваю на себя одежду, попутно вытирая лицо влажными салфетками. Выбегаю в коридор, спешу к лестнице, чтобы попасть на второй этаж в столовую.
Передо мной Марк, парень не торопится и останавливает меня, когда я начинаю бежать по ступенькам, чтобы не опоздать.
Он смотрит на меня своими разными глазами и изредка моргает. Его кадык, сильно выпирающий через тонкую кожу шеи, дёрнулся, когда он заговорил.
Меня ещё никто так не раздражал, но и не пробуждал необычных чувств в груди – подъём души над телом и приятное ощущения отдышки. Будто я тону, теряю кислород и хочется вовсе перестать дышать.
– Не бегай, – сказал он и пропустил вперёд.
Спускаюсь по лестнице, подёргивая пальцами. Когда Марк исчез из виду, я запрыгала по ступенькам и остановилась у столовой, смотря на уже сидящих внутри девушек. На настенных часах, в виде столовых приборов, ровно 7 утра.
На меня повернулись. Девочки кинули быстрый взгляд на часы и опустили уголки губ. В глазах других я наполовину мертва. После случая с Дашей мы будем реагировать на наказания иначе, уже не сквозь рукава.
Директриса пригласила меня сесть, махнув рукой. За мной в столовую вошёл и Марк. Тарас наморщил лоб и скривил губы, взглянув на сына, а парень безмятежно улыбнулся ему.
Я села на своё место и пожелала приятного аппетита, именно это фраза помогла мне избежать наказание за задержку. Я единственная, кто сказала эти слова учителям.
После завтрака, довольно вкусного, у меня было немного времени, чтобы умыться, но мне хватило, и я успела на первый урок: разговор.
Его вели двойняшки. Они стояли в начале класса и играли сценку. Марьяна была мужчиной, а Дона женщиной. Хотелось посмеяться над ними, но мой гроб ещё не готов.
– Ты приготовила мне поесть? – Марьяна – в роли мужа, подошла к Доне – в роли жены.
Дона опустила голову и кивнула. Подняла голову только когда это позволил муж.
Молчание жены напрягало. Мы слушали только Марьяну, она рассказывала, как прошёл её (его) рабочий день. А жена молчала, пока муж не спросил: А чем занималась ты?
– Если ваш муж спросит о ваших делах в его отсутствие, – вышла из роли Марьяна. – Вы не должны говорить, где, да что вы убирали. Сообщаете ему, что подготавливали дом к его приходу.
Я не хочу принимать такой мир. Если я не смогу рассказывать о своих делах… У меня и не будет своих дел, они будут исключительно для мужчины, не мои.
Нас отпустили, до второго урока десять минут перерыва. Это первое время, когда мы смогли поговорить с девочками, немного обсудив происходящее.
Мы встали в круг, с нами не стояла Тристан, после пощёчины она вообще не хотела разговаривать.
– Что нам теперь делать? – спросила Кэти. У неё короткие волосы, но длинная чёлка. И узкие кофейные глаза.
– Разбивать наши мечты, – ответила Майли.
Я озарялась по сторонам, следя за ситуацией. Мы вышли на улицу, встали около двери дома, и старались успеть насладиться тёплым ветерком, и поговрить.
– Полиция не поможет, они знают, что тут творится.
– Я не хочу закончить, как Даша, – тревожно промямлила Лиза.
– Никто не хочет, – Наташу перекашивало, когда она смотрела на свою одежду. Больше она не могла носить короткие юбки и такие же маечки.
– Пора, – Кэти посмотрела на часы.
Сексология, предмет, который все боялись больше всего. Как только мы расселись, высокий мужчина с широкой спиной, которая может раздавить, если ляжет на хрупкое тело девушки, заговорил. Борода завязана в косу, а длинные волосы, почти до плеч, идеально расчёсаны.
– Я вхожу – вы встаёте, – он сел за стол, подождал, когда все встанут и сядут обратно. – Я расскажу вам, как вы должны вести себя в постели с мужчиной. Смотря на вас, мне становится жалко ваших будущих мужей, – он злорадно усмехнулся.
Я сидела тихо, без единого звука. Пошевелиться страшно, вдруг стул заскрипит, и Тарас обратит на меня внимание. Сзади меня Майли, ей не хватало места из-за длинных ног, и она выпрямила их под мою парту, порой задевая мои пятки.
– Что вы знаете о сексе?
Наташа подняла руку и заговорила, когда Тарас разрешил.
– Я знаю, что мужчины любят, когда девушка сама разогревает его.
– И почему так?
Она замешкалась в ответе, и учитель улыбнулся.
– Ответ неверен. Мужчины есть разные. Кто-то хочет доставлять удовольствие женщине, кто-то нет. Чтобы понять, жена должна начать с минета. Если мужчина погладит по голове, захочет взглянуть в глаза, то, скорее всего, он готов на обоюдные ласки. А если схватил за волосы и вогнал член в рот, то он доминант.
Мне не нравится подобная тема. Нет, я не хочу слушать о минете незнакомому чуваку.
– Больше никто не знает о сексе?
Все помалкивали, ни одна из нас не желала продолжать этой темы. В классе звучали тихие, испуганные вздохи.
– Первое для вас правило – это не краснеть при словах о половых органах. О позах в половых актах. И от самого слова секс, – и он начал повторять, вводящие в краску, слова, много – много раз: Секс, член, влагалище, минет. Так продолжалось минут пять, потом он замолчал.
Далее мужчина заставил каждую произносить эти слова за ним. Я не стеснялась такой темы, поэтому трудностей сказать не возникло. А вот некоторые девочки сидели с полностью красным лицом.
Тарас поставил плюсы тем, у кого на щеках не появилось румянца и тем, кто не запнулся, пока говорил. Остальные получили минусы… И пощёчину. Такое его маленькое наказание.
После ещё одного перерыва мы оказались на уроке этикета.
Кристина рассказывала приятно, она не кричала, не пыталась вывести нас на наказания. Её голос, как у начинающей певицы: приятный, ласковый, но прыгающий по нотам.
Я всё ещё не запомнила, на какую сторону кладутся ложки, а куда вилки, но этикет впредь будет моим любимым предметом.
Физкультура проходила на улице. На Марке короткие шорты, из-под которых видны накаченные икры ног, а на худом, вспотевшем теле, облепившая туловище майка. Парень спортивный и требовал от нас быть такими же.
На ученицах красные штаны с белой полоской по бокам. А сверху чёрная футболка с маленьким кармашком на правой груди.
Учитель физкультуры пристально наблюдал за нами. Когда его взгляд падал на меня, я начинала волноваться, трепетать с такой силой, что тело буквально не хотело слушаться.
– Отжимания, – криком приказал Марк.
Девочки легли на искусственную траву, согнули руки, упёрлись ладонями об резиновую поверхность и начали поднимать свои тела на дрожащих руках.
Хорошая физическая форма только у Мариши и Тристан, и Марк к ним не придирался. Но к остальным, в том числе и ко мне, непрерывно.
Он подошёл к Кэти, положил прямую ладонь ей на спину и принялся давить, пока та, со свистом, не прижалась грудью в пол.
– Вставай! Сопротивляйся моей руке, ну же, – рука парня напрягалась, когда девушка пыталась подняться. На предплечье Марка проступили синие вены. Его сухожилия на тыльной стороне ладони задвигались, а длинные пальцы, с коротко подстриженными ногтями, словно закаменели, не отпуская спины Кэти.
Сердце надорвалось от гулкого удара. Я не знаю – это из-за пыток над моей одноклассницей или всё дело в голубо-карих глазах Марка, что глядели на затылок Кэти взглядом удовлетворённого кота и одновременно бешеной собаки.
Кэти активно противодействовала руке учителя физкультуры, но так и не смогла подняться, поэтому парень пошёл по другим девочкам. Те, кто подняли себя, заработали плюс.
Когда очередь дошла до меня и его рука оказалась на спине, я чуть не исчезла из мира от поразительных, внутренних чувств, растапливающих злость и ненависть. Болезненное давление на спину возвращало в реальность, но его касания вновь вводили в пространство, которого здесь не существовало. Оно было приятнее, опаснее, полностью погружающее в волнующее тепло от пальцев Марка.
Я не могла подняться, как не пыхтела и не старалась, всё равно падала лицом, утыкаясь в колючую, ненастоящую траву.
– Ангелина, минус.
Он оставил меня, и я рухнула, стремясь отдышаться и впустить в лёгкие свежесть летнего воздуха.
Что означал минус от Марка, пока никто не знал, но волнение уже заполнило тела девушек. Нормально выдохнуть смогли немногие, лишь четыре ученицы.
Первый учебный день прошёл, осталось подождать совсем немного – Разве двадцать девять дней в таком рабстве, это долго?
Обед был радостным событием и самым спокойным. Мы ели молча, пробуя не шуметь даже вилками об тарелку. За нами не прекращая следили неприятными взглядами, возвышающимися над нами, устранявшими в нас – НАС.
В свободное время я собиралась прогуляться по территории, спокойно подышать и почувствовать маленькую свободу, но около выхода стоял Марк, пропуская на улицу лишь избранных, тех, кто смог подняться на отжимание. А другие, и я вместе с ними, поплелись в библиотеку. Парень заставил читать нас литературу о спорте, и не отпускал даже в туалет.
Четыре девушки сидели рядом друг с другом, вчитываясь в книжный текст. Марк сидел за столом вместе с нами, и слушал музыку через наушники. Доволен ли он тем, что ему приходится сидеть с нами, неизвестно. Но он начал выполнять своё наказание, отняв наше свободное время.
Когда он отворачивался, мы переглядывались с девчонками. У всех в глазах блестели слёзы. Моя грань тоже ослабевала, ещё несколько минут, и я расплачусь.
Марк необычный, он ведёт себя ответственно, но не так, как другие учителя. Две его стороны, видневшиеся в разноцветных глазах – искушали.
– Ладно, валите, – слегка осипшим голосом скомандовал Марк, и мы поторопились удалиться из светлой, пыльной библиотеки.
Я обернулась на Марка, когда он складывал наушники, заметив мой взгляд, брови парня взлетели и я отвернулась, чувствуя парадоксальное огорчение.
Одноклассницы вернулись с прогулки и рассказали, что ничего хорошего нет. За ними следили и не позволяли близко подходить к забору. Лиза сообщила, что на дом часто нападает сопротивление – люди, что против правил, законов, готовые показывать свою ненависть к требованиям принудительных браков.
Я зажглась, во мне прошёл разряд. Я хочу быть сопротивлением.
Но моё желание быстро поутихло, когда я узнала, что таких, как они, прилюдно вешают. Никто не может идти против устава.
День, ещё день. Безнадёжные мечты о будущем. Нас обучали, не давали бороться за себя. Мы пытались стать роботами, но не могли. С каждым днём мы всё больше плакали, сожалели о бывших мужьях.
Новое утро сплошное разочарование. Завтрак проходил никак всегда. Сегодня за нашим столом сидели незнакомцы. На них одинаковые чёрные костюмы, смотрящиеся на каждом по-разному, белые брюки, и такой же галстук, туго завязанный на шее.
Примерно одного возраста – двадцати лет. Я почти доела и сидела, дожидаясь приказа выйти из-за стола. На меня смотрел парень, что сидел напротив. Он ничего не ел и определённо чего-то ждал от меня. Длинные чёрные волосы до плеч, чёлка, перекрашенная в блонд, спадала на лоб. Карие светлые глаза, что с поддельной добротой осматривали меня.
Я прятала глаза, теребила волосы, дёргала ногой под столом и кусала губы, лишь бы не смотреть на незнакомца.
– Как твоё имя? – заговорил он со мной, голосом писклявой девочки.
– Ангелина.
Я отпила яблочный сок и прокашлялась, чуть не подавившись.
– Ты уже чувствуешь себя женой?
Может, они проверяющие? Ведь каждый парень задавал этот вопрос другим девушкам. Все отвечали: да, готова, чувствую.
Я молчала, потом пожала плечами, и в его взгляде мигом смылась доброта.
– Она, – он встал, показал на меня пальцем.
Одна стороны губы Марка приподнялась.
– Не удивлён, – произнёс он, без явных эмоций.
Наказание?
Взгляд судорожно прошёлся по всем присутствующим. Я почувствовала себя Дашей, с одной целью – сбежать.
Стул упал, когда я встала. Тишина разорвалась громким гулом, и некоторые вздрогнули.
Я смотрю на дверь из столовой, сердце заметалось, оно надеялось, что сможет сбежать, если не смогу я.
Но я попытаюсь.
Сорваться с места было самое простое, а не упасть на трясущихся ногах сложнее. Я понимала, что, если сейчас не выбегу на улицу и не найду выход с территории школы, мне не жить.
– Марк, держи её, – голос директрисы вломился в мозг, за ним хлюпанья резиновой подошвы с кроссовок Марка, преследующего меня.
Ступеньки меня замедляют, невысокие каблуки стучат громко, как и сердце. Должна бежать, в противном случае смерть, или что хуже – пытки за мой поступок.
Способна ли я бежать быстрее? Нет, потому что я поскальзываюсь на ступеньки, что на первом этаже и, размахивая руками, пытаясь схватиться за воздух, падаю на спину и забываю, как кислород до этого поступал в меня.
Марк подбегает, его взгляд взволнован, я точно могу сказать, что он испытывает за меня переживание.
Он на корточках рядом со мной, я слежу за чёрными точками перед глазами, разрываясь в боли по всему телу.
– Что ты наделала? Дура, – закричал он, начиная аккуратно поднимать меня с пола и усаживать на ступеньку.
Хочу сказать ему, почему я так сделала, но говорить не могу, для этого нужно вдохнуть побольше воздуха. Да и сам должен понимать – зачем.
– Я мог бы посчитать твоим наказанием, твою боль. Но не могу.
Марк садится рядом со мной. Он не дышит тяжело, немного пробежаться для него ничего не значит.
– Я не могу так жить, – прохрипела я и сразу почувствовала на руках мокрые капли. Я заплакала, и от боли, и от обиды, и от самого главного – от страха.
– Так говорит каждая. Льёт слёзы, которые терпеть не могут мужчины, и потом счастливо выходит замуж.
– Или умирает, если не может перестать плакать?
– Ты глупая, но бываешь и умной. За тобой следят больше, чем за другими. В тебе много возражений по поводу наших методов. Задумайся.
Марк потихоньку поднял меня и повёл в мою комнату. Я думала, что он может быть добрым, но, зайдя в комнату, потирая пальцами места, что сильнее всего болели, я осознала, как ошиблась.
