Текст книги "Невеста стального магната"

Автор книги: Елена Гром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Еще никогда мне не хотелось женщину утешить в равной степени, как отхлестать ремнем. Ты же саба? Я прав?

Меня начинает мутить, и я, чувствуя, что не могу больше терпеть его касания и пьяный бред, наступаю на ногу.

– О чем вы, черт возьми?

– Блять! Больно! – выдыхает он и трясет головой, забавно при это подпрыгивая на одной ноге. Потом сквозь пелену слез выдает – Саба. Нижняя.

– Я не понимаю. И надеюсь, никогда не пойму. И если вы… – набираюсь смелости. – Если вы тронете меня подобным образом, то я…

– Ты? Что сделаешь? – поднимает он брови в ожидании моей угрозы, заранее думая, что она может быть смешной.

И я тоже хочу посмеяться, так что складываю руки на груди и выдаю:

– Так уж вышло, что все мужчины, которые ко мне приставали, мертвы. Выжил только один, но ему повезло. Пуля в грудь навылет. У вас как с удачей?

То ли мой тон, то ли выражение лица, то ли содержание короткого рассказа не позволяют ему больше смеяться. Он проглатывает смех и обходит меня, так и не взглянув.

Саба… Нижняя. И о чем он?

Сажусь перед ноутом, и смотрю на часы. Мне скоро просыпаться, а я занимаюсь ерундой. Лазаю по сети в поисках информации, которая меня… Надо признать, будоражит.

Пускает в тело тот самый ток. Который не смог весьма привлекательный мужчина. Ни даже Толик, который клятвенно обещал больше не оставлять меня одну.

При слове «Саба» вылезло довольно много всего.

От Сабо до собаки.

Но помимо этого были снимки с женщинами в разных позах, чаще всего на коленях или вылизывающие ноги мужчине.

Господи…

Тошнота подкатывает к горлу, и я вскакиваю. Снова проверяю, закрыта ли дверь. Все ли на месте в сумке. Но экран светится и притягивает мой взгляд.

Перебарывая тошноту и поддаваясь любопытству, сажусь обратно. Тыкаю на одну симпатичную картинку с девушкой в ошейнике и рукой мужчины на ее голове.

Тут статья о доминировании, унижении, поощрении и том, как быстро саба привыкает к удовольствию контраста, как быстро сама начинает искать повод быть наказанной. Как не может без этого.

Закрываю ноутбук резко, с хлопком. Гадость. Боже, какая гадость.

Ко мне это вот точно отношения не имеет. И даже если мне нравилось, как Борис наказывает меня за проступки, то только лишь потому что это был Борис, а не какой–то посторонний мужик с плеткой.

Я хочу верть в это. Я хочу верить, что то, что написано в статье, мне не нужно.

Хватаю телефон и делаю величайшую глупость.

Просто спрошу.

Если он занят, то не возьмет трубку. Это со всей вероятностью даже не его номер. И зачем я вообще сохранила это сообщение?

Просматриваю знакомый текст и вспоминаю, как на последних двух спектаклях ждала его неожиданного появления, высматривала в зале, крутила телефон в руках.

А вдруг.

Зачем. Господи, Нина. Все в прошлом. Зачем ты сама дергаешься дракона за хвост. Ведь знаешь, что его пламя тебя убьет.

Я просто спрошу и все. Я просто услышу его голос.

Шумно выдыхаю в темноту, когда почти касаюсь кнопки вызова.

Три… Два… Один…

Нажимаю, часто, судорожно дышу, пока идет гудок. Один. Второй. И металлический голос, как выстрел из прошлого:

– Нина, в чем дело?

Ох…

Я резко отключаюсь и отбрасываю от себя телефон, как ядовитую змею. Боже. Четыре часа утра. Его голос. И ни черта непонятно. «Нина, в чем дело» – Отстать? Или «Нина, в чем дело» – Мол, случилось чего?

Никогда не могла определить его настроение, только грязные, порочные желания, которые мастерски научилась утолять.

И наслаждаться этим.

Жить этом.

Такие чувства я испытываю теперь только, играя роли, в остальное время, кажется, только существуя.

Экран телефон загорается, там идет вызов, те же цифры, но я даже не встаю с кровати. Надеюсь, подумает, что просто ошиблась.

Тем более через пару часов выезжать в аэропорт.

И я уже поворачиваясь к стене, с отвращением слыша новый стон за стенкой, такой тонкой, словно я действительно рядом с ними. Хочу дотянуться за замолчавшим гаджетом, почти достаю пальцами… Еще немного… Но вдруг тишину квартиры нарушает трель входного звонка, и я с грохотом падаю с кровати, болезненно застонав. Локоть отбила. Трель повторяется, и кто–то начинает активно долбить в дверь. Так, словно выбивает. Подскакиваю и бегу в сторону двери.

Да быть такого не может!

Глава 7.

Меня колотит, как от холода, но я все равно иду к двери.

Глаза почти слезятся, и я быстро убираю пару дорожек с щек.

– Вы меня заливаете! – слышу голос. Не тот. Этот незнакомый, мужской и я почти падаю от облегчения, цепляясь рукой за стену коридора. Или острого разочарования?

Ну, даже если он в городе, даже если он рядом, каким бы образом он появился здесь так быстро.

На метле?

– Постойте! Мы ничего не включали, – орет Женя, и я вдруг вижу несущегося, лысого мужчину в майке и черных трениках.

Он сразу к ванной, но так, как и сказала Женя, выскочившая в одном белье, все сухо.

К нашему удивлению, вместо того, чтобы извиниться, этот сосед идет дальше по коридору, заглядывая во все комнаты.

Мы с Женей переглядываемся, и она воинственно берет зонтик.

– Эй, вы чего здесь забыли?!

– Где–то должно протекать. У меня весь потолок мокрый!

Странно… и я в страхе тоже хватаю висящий на стене бутафорский меч.

Ну что ж, вариантов немного. Воткнуть в глаз, разорвать селезенку. Господи. Почему мне не пришло в голову просто ударить его по голове рукояткой?

Но это… «Неэффективно», – сказал бы Борис.

И, конечно, угрозы полицией не помогают. Действительно, кого ими сейчас напугаешь. «Вас еще не убивают, тогда мы к вам не едем».

И, конечно, я оказываюсь самой везучей, когда охамевший сосед, заглянув в мою комнату, словно находит интересующий его предмет и собирается войти.

Бегу к нему и не даю зайти дальше пары шагов, пригрозив мечом.

– Выметайтесь искать тех, кто вас залил! – говорю четко, проговаривая каждое слово, – а иначе…

Смотрю на Женю в поисках поддержки, а за ней уже стоит Шолохов. Долго же он шел!

– Мужик, тебе чего. Давно зонтик в задницу не пихали? Ты не смотри, что девчонки молодые, они заядлые страпонессы.

Сосед хохотнул, как Женя и сам Шолохов, который пошел провожать незваного гостя. А я даже знать не хочу, что такое страпонессы. Потому что про слово «страпон» Женя мне рассказывала. Тем более знать, почему именно в мою комнату заглянул, было крайне интереснее. Учитывая, что это произошло через мгновение после моего опрометчивого звонка Борису. Смех стих, а входная дверь захлопнулась, и я быстро осматриваю обстановку комнаты: односпальную кровать, стол, шкаф с минимальным набором вещей, собранную на утро сумку. А потом в голову закрадывается острое беспокойство, что все это не было случайностью, и бегу к двери.

Смотрю в глазок, как упругим шагом незнакомец спускается по лестнице, разговаривая с кем–то по телефону.

С кем он бы мог разговаривать в такое время. Четыре часа утра. Еще страннее, что он взял с собой телефон будучи уверенным, что вернется домой через пару минут.

Цепочка из этих событий и поступков складывается в единый образ, обвивающий бюст человека. Я приваливаюсь в пучину собственного сознания и воспоминаний. Закрываю глаза и касаюсь лбом двери.

Не просто человека, а весьма влиятельного человека.

Поворачиваюсь к двери спиной и сползаю по ней, уткнувшись в свои колени подбородком.

Нет, это, конечно, могло быть совпадением. Мужчину и правда могли топить. Если он живет этажом снизу, то логично, что он пришел к нам. Ровно через пару минут после звонка Бориса. Черт… А если не случайность? Получается, Борис знает о каждом моем шаге? Следит? Приставил человека? Не самому же ему меня пасти, как тупую овцу?

Мысли пульсируют в висках, глаза от мерного ритма даже открывать не хочется, потому что в голове образ Бориса. Как бы далеко он не был, все равно заботится обо мне. Не мстит, не унижает, не требует подчинения, просто следит и беспокоится.

Это ощущение полной защищенности приносит, напротив, в душу беспокойство.

Ведь я не знаю причин. Неужели он планирует меня вернуть?

Господи…

Как наивно это звучит. Меньше всего я представляю, как он заявляется ко мне с цветами и объясняется, как скучал, как изменится и будет носить меня на руках.

Даже усмехаюсь от такой мысли, а потом слышу хлопок двери. Вижу край джинсы, значит Шолохов уже уходит и стремительно ретируюсь в спальню. Больше мне сталкиваться с ним наедине не хочется.

Спать уже бессмысленно, так что пора собираться. Тянусь к приготовленной одежде, невольно думая о том, что теперь всегда стараюсь одеваться так, как это нравилось ему. Стильно, но не вычурно. Зимой, конечно, так не особо походишь, но джинсы и шелковая бежевая блуза вполне подойдут образу стильной меня.

Телефон на столе жужжит, и я застываю, так и не застегнув блузку.

От страха и предвкушения, что это может звонить Борис, мутит. Ткань бюстгальтера становится тесной и колючей. Я сглатываю и подхожу к телефону, переворачиваю и выдыхаю.

Родители приехали.

Мысли о том, что Борис заделался моим ангелом–хранителем, не оставляют меня по пути в аэропорт. Зачем ему это? Чего он добивается. Бросаю взгляд на телефон, пока на лице сменяется свет и тень от проносящегося мимо уличного освещения.

– Доча, все нормально? – отец глянул на меня через зеркало заднего вида. Они забрали меня ровно до того момента, когда из нашего подъезда вышел Шолохов.

Я была рада, что у меня есть передышка от него до середины января. Не хочется, чтобы он снова начал проявлять внимание и часто у нас появляться.

– Да, пап. Просто волнуюсь.

– Вот и я о том, – влезает мама. – Зря мы это затеяли. Поездка эта… Я понимаю, нам нужно знать, что с Ульяной. Но раз она не связывается с нами, может не хочет?

– Или нет возможности, – качаю я головой. Мы уже столько раз это обсуждали. – У нас не получится нормально жить, не зная, что с ней. К тому же, Александр Маркович будет рядом со мной.

Этого иностранца мы нашли случайно по интернету. У него русские корни и свое сыскное агентство в Лондоне. Ему–то мы и платили за поиск Ульяны, выслав информацию и фотографию сестры. Судя по его фото, он сам был довольно приличным, упитанным мужчиной средних лет с залысиной.

– Жаль я не смогу с ним познакомиться, – сетует отец, уже паркуясь возле Толмачево. – Он не мог приехать сюда?

– Уже хорошо, что он встретит меня в Москве. У него там какие–то дела. Так что не ворчи. Скоро мы этот вопрос решим, и ты сможешь пить свое пиво, рыдая над какой–нибудь передачей, а не потерянной дочерью.

– Тебе не идет сарказм, – усмехается отец и кивает на светящееся в темноте здание. – Пойдем, не хватало еще на рейс опоздать.

После регистрации я прощаюсь с родителями, обещая звонить два раза в день, и иду садиться на самолет. И только там, под шум турбин мне удается на время выкинуть из головы Бориса и мысли о том, что бы он сказал, узнай о моей поездке.

А если уже знает?

Глава 8.

Проснувшись от гудения самолета и боли в ушах от снижения, я хмурюсь. Внутри растет тревожное чувство. В мыслях раздрай, и, если честно, очень хочется почистить зубы. Быстро осмотрев себя в маленьком зеркальце, я пытаюсь успокоиться. Но паника растет. Вот ни с чего. Может быть самолет упадет? Или в нас врежется другой самолет из–за ошибки диспетчера?

Бред…

А может быть нас обманывают, и Уля мертва. Вот это реальнее, но я лучше поверю в косяк работника аэропорта. Так спокойнее.

Нет?

Тогда почитаю. Томик Отверженных у меня всегда с собой. И я даже осилила половину с мыслями, смогла бы я сыграть кого–то из персонажей. Смогла бы я показать их боль? Достаточно ли во мне своей, чтобы зритель поверил. Как в Ларису.

Мысли о театре относят меня к образу Шолохова, который перестал быть идеалом режиссера. Несомненно, мы все поддаемся страстям. Но если он готов оставить целый курс на другого педагога, только чтобы удовлетворить свое сексуальное либидо, то он не мастер своего дела. А просто руководитель самодеятельности.

Печально.

Ведь я хотела на него равняться.

За тревожными думами и не заметила, как за окошком раскинулась туманная Москва, словно прикрытая серым порванным одеялом. Буду ли я здесь еще жить? Или мое место в Новосибирске?

В аэропорту почти сразу нахожу взглядом детектива. Он высматривает меня, но не видит. Так что подхожу сама и трогаю его руку.

– Добрый день. Я Нина.

Он сначала странно дергается и быстро осматривает меня с ног до головы. Что–то проговаривает на иностранном языке. Я, к своему стыду, его так и не освоила. Потом вдруг лучезарно улыбается и прижимает меня к себе.

Это, конечно, вежливо, но странно.

– Нина… Какая ты милая и чистая…

– Что?

– Рад, говорю, тебя видеть. Пойдем. Время у нас есть. Перекусим, и ты расскажешь о себе.

Пытаюсь собраться и понять, зачем мне рассказывать о себе. Но иду за ним в ближайшее кафе. Там за несколькими столиками сидят девушки. Разные. Все молодые и симпатичные.

– Девочки, это Нина. Не отвлекайтесь. Успеете познакомиться.

Мне кажется, я попала в комедию положений, потому что этот чудак меньше всего похож на детектива. С ним разговаривали по телефону родители, я только вела переписку. И по ней он мне казался адекватным. Может я просто устала и придираюсь?

– Так вы знаете, где Ульяна?

– Ну конечно, конечно. Видел своими глазами, – улыбается он и тянется к моей руке, но я одергиваю. Меня начинает колотить от паники, но я продолжаю наседать.

– Так… Почему она не звонила?

– Так… неоткуда было.

– Вы ее не могли привезти? – задаю вопрос, о котором раньше не подумала. И в голове очень четкий голос Бориса: «Дура».

– Нет, нет. Ее может забрать только родственница. Вы же сестры?

– Конечно, – бросаю взгляд на хохочущих девушек. – Они тоже кого–то потеряли?

– Нет, – улыбается детектив. – Я везу их на работу. Знаешь же, в Европе всегда спрос на молодых образованных барышень.

Именно в этот момент одна из них лопает пузырь из жвачки, и я мажу взглядом по детективу.

С «образованными» я бы поспорила. В ожидании рейса просматриваю ленту в контакте, потом пытаюсь вернуться к чтению. Слушаю музыку. Но все кажется, что это как пытаться достать из горла застрявшую рыбную кость. Бесполезно.

– А она говорила про меня, про родителей? – спрашиваю детектива, пока он что–то втирает рыжей кудрявой девушке. Совсем еще девчонке. Не знай я, что до восемнадцати без разрешения родителей в другую страну не улететь, подумала бы, что ей шестнадцать.

Интересно, а как бы я отреагировала, узнай в этом возрасте, что мной интересуется Борис?

Такой вот мужчина. Взрослый, состоявшийся.

Не знаю. Наверное, испугалась бы.

Я тогда о мальчиках не думала, мне было интереснее просто гулять и лазать по скалам, смотреть на наш городок с высоты птичьего полета.

Телефон в руке жужжит, и я дергаюсь, когда вижу вопрос на экране.

«Что ты делаешь в Москве?».

Осматриваюсь по сторонам, на детектива, девушек, толпы и не спешу отвечать.

Да и что я ему отвечу.

«Куда ты летишь?».

Новый вопрос и мне почти хочется вскочить и бежать скорее на рейс. Он может и следить за мной, но про рейс я даже вслух не говорила. Не говорила число, когда улетаю.

Надо что–то соврать. Любую мелочь. Но зачем? Лучше сказать, как есть.

«Моя жизнь тебя больше не касается».

Набрала трясущимися пальцами и, кажется, что заново нажала на курок. Много ли крови было тогда. Кто за ним ухаживал. Собирается ли он снова жениться?

Столько вопросов. Мне кажется, он бы на них ответил. Но задать их, значит дать понять, что я думаю о нем. Скучаю. Что тело томится по распутным ласкам, в которых он был опытным мастером. А что вытворяли его пальцы… Боже.

– Нам пора, – говорит детектив, как раз во время объявления посадки на рейс «Москва – Амстердам».

Я выдыхаю от облегчения, когда мы проходим последний пункт досмотра, но странно, что Борис так ничего и не ответил.

В самолете детектив садится со мной рядом и начинает рассказывать, как в некоторых авиакомпаниях плохо относятся к пассажирам.

– Часто летаете?

– По работе, – улыбается он, и я отворачиваюсь. Так может улыбаться гиена в ожидании твоей смерти.

Мы сидим в середине салона, когда бортпроводница начинает закрывать дверь.

– Ты тоже едешь работать моделью? – спрашивает меня кудрявая девочка сзади, и я смотрю в ее огромные раскосые глаза. Красивая. Все девушки красивые.

«А у вас был парень?».

«Вы такая чистая, милая».

Голова начинает кружиться, когда я понимаю, что это за девушки и куда они едут.

Глава 9.

Я слышала эти истории. Много раз. Но пока не столкнешься и не осознаешь, что это существует.

И только сейчас до меня доходит, зачем детектив вежливо попросил отдать ему паспорт до конца полета.

Он его возвращать не собирается. Никогда…

Вскакиваю с кресла с испуганным визгом:

– Стойте! Я передумала лететь! Мне плохо!

На меня как ну дуру смотрят пассажиры, и я начинаю ломиться к выходу, но детектив с силой усаживает меня обратно.

От эмоций его акцент становится слышнее.

– Сядь, пока не вырубил…

Перед глазами туман осознания, что я сама на это подписалась.

Дура. Господи, какая дура!

И именно в этот момент бортпроводница отбегает от входа, в который врываются служба аэропорта.

Они услышали мои крики? Серьезно?

Они тут же подбегают к детективу и начинают выволакивать из самолета под злобные крики на иностранном языке. Оставшийся офицер смотрит на испуганных нас:

– Вам тоже придется покинуть салон самолета.

Мы дружно выходим и под конвоем и недоуменными взглядами идем по карману, потом долго по коридору, пока не натыкаемся на дверь «Госнаркоконтроль».

Я в панике оглядываюсь, но нас уже заталкивают и вынуждают предъявить ручную кладь, а потом и вовсе раздеться.

Здесь же овчарка, которая яростно лает на испуганного детектива. Потом его уводят.

Меня колотит, уже даже не от холода, пока подвергаюсь осмотру женщины в форме.

– Придется белье тоже снять.

– Что? – возмущенно выдыхаю. – Я ничего не прячу.

– Перевозчики запрещенных веществ бывают весьма изобретательными…

– Вы же шутите? – обнимаю плечи, но она лишь раздраженно наклоняет голову на бок.

– Снимите трусы.

Ладно мы хотя бы в кабинете без мужчин. Но я все равно не могу себя заставить пройти эту унизительную процедуру.

– Быстрее! Тут еще кроме тебя пять девушек! – повышает голос…

– Это необязательно… – в пораженное мерзким страхом сознание врывается голос. Тот, от которого трепет. Тот, что снится мне ночами, приказывая, подчиняя. Сердце заходится от бешенного стука.

Я резко оборачиваюсь. Облегчение лавиной накрывает, и я с визгом бросаюсь на Бориса. Обнимаю ногами, руками, целую твердую кожу лица. Господи, господи. Спасибо, спасибо!!!

Потом правда осознаю, что делаю и спрыгиваю.

– Спасибо, – откашливаюсь и смотрю на удивленные лица. Борис как обычно даже не дернулся.

И именно сейчас его спокойствие стало тем маяком, который всегда мелькает сбившемуся кораблю в нужное время. Надежная, непоколебимая скала.

– Вещи, Нина.

– А, да… – бегу к кушетке, быстро надеваю брюки, накидываю блузку, наблюдая, как Борис показывает офицеру–женщине документ. То есть она даже не знала, кто он, но аура власти, которая витает вокруг, не дала ей и пикнуть.

Она кивает, отдает бумагу.

– Мы не станем моделями? – грустно спрашивает кудряшка, и мне на мгновение ее становится жалко. Так быстро рушатся мечты.

– Радуйся. Ты могла угодить в страшную ловушку.

– Нина, быстрее. Я спешу.

Мне почему–то становится спокойно, но процедура, которую избежала я, ждет всех этих девушек.

Я останавливаю Бориса рукой, когда он закрывает за нами дверь.

– Стой. Надо им помочь.

– Они не моя забота.

Я начинаю активно думать, как Борис оказался здесь. Как у него нашлась нужная бумага для моего освобождения.

– Это ты все подстроил? – торможу я, надеваю куртку и смотрю в прямую спину. – Детектива, перелет. Хотел, чтобы я была тебе снова благодарна? Чтобы снова легла под тебя?!

– Нет, – поворачивается он. Мы на мгновение замираем, смотря друг другу в глаза. Сглатываю вязкую слюну и пытаюсь перебить головокружение. – Мне нужно было снять тебя с самолета. Позвонил и сказал про перевозку наркотиков. Я спешу. Нина. По истерить о том, какое я чудовище, ты можешь и в машине. Пое–ха–ли.

Глава 10.

Если честно, я не знаю, как себя вести и что говорить. Надеюсь только, что Борис не собирается мне мстить за тот выстрел. Хочу уже спросить, когда догоняю его на выходе из Аэропорта, но он опять предвосхищает вопрос. Отвечает:

– Завтра с утра рейс в Новосибирск.

Москва встретила меня снегопадом, что напомнило тот день, когда я как ошалелая бежала по улице, чтобы заглушить боль измены.

А все потому что Борис сидел в ресторане с Улей.

Я хотела сбежать от него, но он не позволил. Уля тогда упомянула жену Бориса, но я не предала этому значения.

Я и сейчас не особо придаю этому значения, ведь была измена.

Мне кажется, надо быть полной дурой, чтобы обратить внимание на другого, когда рядом он. Все такой же. Жесткий, строгий, с тонким запахом мужского парфюма. Всегда закрытый на все пуговицы и замки.

Я до сих пор не могу ответить на вопрос, что он нашел во мне тогда. В шестнадцать. Почему выбрал меня, а не яркую как звездочка сестру.

– Где Ульяна? – спрашиваю, пока машина едет по заснеженным улицам вечерней Москвы. Она вся забита новогодними гирляндами. Ровно два года назад и я страстно ждала праздника. Хотела быть только с Борисом, а теперь мне страшно подумать о том, какой зависимой я от него была. Эмоционально. Физически.

Теперь мне легче. Я чувствую тягу, но могу с ней бороться.

Мне просто нужно взять себя в руки и сказать себе, что этот человек чудовище. Но так ли это?

Борис откладывает телефон, поворачивается ко мне и пристально разглядывает. Я же чувствую, словно шею сдавливает ладонь. Воздуха все меньше. А пространство вокруг теряется, как будто во всем мире только я и он.

На языке вертится дерзость, но я просто повторяю свой вопрос.

– Где Ульяна?

– Скорее всего мертва.

Он… Он так просто это сказал. Так просто и безразлично, а у меня в груди начинает жечь, по щекам течь слезы.

Зачем? Зачем он так. Зачем помогал, чтобы заставить меня страдать.

Негативные эмоции. В них он мастер.

– Ты сама спросила, – словно отвечает он на вопрос и хочет вернуться к телефону, но я хватаю его за рукав дубленки. Он смотрит на пальцы, что крепко в него вцепились, потом скользит взглядом вверх.

Он знает, что я хочу выяснить все.

– У нее был конфликт с двумя любовниками. Падкими на развратных блондинок.

– А ты не падок?

– Раньше я думал, мне нравятся умные женщины. Последние годы говорят об обратном.

Он говорит обо мне. Хочет задеть? Не выйдет. Сейчас я хочу знать все о сестре. А главное, почему он не рассказывал ничего раньше.

– Ты меня не обидел, рассказывай дальше.

Борис молчит, словно о чем-то думая, продолжая смотреть мне в лицо. Уже хочет продолжить, но водитель впереди говорит:

– Приехали, шеф.

Действительно, мы тормозим.

Я чертыхаюсь, бросаю взгляд в окно и замираю. Это жилой комплекс, где жили мы с Борисом. Высотное здание, из окна которого открывается потрясающий вид на Москву.

Тот самый жилой комплекс, откуда я улепетывала с пистолетом, откуда улетела на вертолете с помощником Бориса – Иваном.

Меня трясет, и я впиваюсь ногтями в собственные коленки.

– Нина…

– Я не пойду, – выдыхаю. Там слишком много всего. Там слишком много эмоций. Там я прежняя, глупая, порочная, зависимая от любого внимания, что может дать хозяин. Даже если это больно. Не пойду.

Борис опирается рукой о дверцу, другой о крышу и жалит мне щеку взглядом.

– Ты не хочешь увидеть Виктора?

Резко поворачиваюсь и удивленно смотрю в спокойное лицо. Врет? Но что коту Бориса здесь делать?

– Он не в Усть-Горске?

– Отказался уезжать. Насиловать я не стал.

– А как же он? Ему, наверное, грустно? А кто его кормит?

– Приходящая домработница. Нина. Мне нужно переодеться и ехать на встречу. Я не могу ее пропустить. Даже ты не стоишь пять миллионов долларов.

Даже? А сколько стою.

– Стою, – улыбаюсь я, вылезая, – иначе ты бы не стал меня выручать.

Стою прямо перед ним, пока он сверлит меня взглядом.

– Так сколько я стою?

– Ответ на этот вопрос может вызвать много эмоций с твоей стороны. Сейчас у меня нет на это времени, – отходит он в сторону. – Пошли. Судя по всему, этот вопрос интересует тебя больше, чем гибель сестры.

Слова летят мне в спину, и я прикрываю глаза. Правда из его уст всегда самая горькая. Пытаюсь взрастить в себе чувство вины за отсутствие слез из–за новости об Ульяне.

Я плохой человек? Или просто давно смирилась с мыслью о ее смерти.

Хочу заплакать, но ни слезинки. Хочу начать истерить, но внутри сплошной штиль.

Просто иду за Борисом в парадную, захожу в лифт, невольно ощущая, как снова воздуха стало меньше. Сердце заходится от стука, хотя он даже не смотрит на меня. Да и охранник его здесь.

– Расскажи мне про Ульяну, – снова требую я, чтобы дать себе передышку. Охранник впереди уже открывает нам двери.

– Когда вернусь, поговорим, – сразу уходит Борис в спальню и оставляет меня одну в прихожей.

И я застываю, рассматривая ничуть не изменившуюся квартиру. Словно я вчера была здесь и готовилась к новогоднему празднованию вместе с любимым.

Но все опять пошло не так.

Делаю шаг вперед, закрываю за собой двери, как вдруг руку обжигает. Смотрю на запястье, а там две глубокие царапины. Потом взгляд прямо и вижу на кухонной стойке недовольную черную морду огромного кота.

– Как будто я виновата, – шагаю к Виктору, но он шипит. Клыки обнажает… И я чувствую его боль. Она сильнее той, что от когтей, он сильнее той, что от выстрела.

Я ведь только сейчас понимаю, что встреча с этим живым существом вызывает во мне больше эмоций, чем известие об сестре.

Хочется кинуться на колени и просить животное о прощении. В том, что из–за собственных страхов, родителей, болезненной любви совсем забыла, какого ему здесь.

В одиночестве.

Кажется, что я тоже все это время была одна. Всегда была одна.

И только он давал мне не совсем утонуть в пучине собственного нытья и страданий.

– Прости, – шепчу я и тяну руку к черной гладкой шерсти. – Прости, мой хороший.

Почти касаюсь морды, но тут же шиплю, когда острые клыки впиваются мне в пальцы. Но затем начинают зализывать, продолжая ругать взглядом.

– Верю, мой хороший. Я тоже скучала. Очень.

Поднимаю его на руки и оборачиваюсь, слыша шаги.

Борис в черной шелковой рубашке и джинсах бросает взгляд на нас и поднимает уголок рта.

Хочется победно улыбнуться, что кот, несмотря на его характер, принял меня даже спустя два года.

– Просто ты в него не стреляла, иначе он бы тебе глотку перегрыз, – произносит Борис и хлопает дверью, оставляя меня в безмолвии и страхе. Утыкаюсь в шерстку урчащего кота.

И вот что это было? Обида? Комплимент? Попытка напугать? Или Борису просто необходимо оставлять за собой последнее слово?

Даже если так, то на сегодняшний вечер я возвращаюсь в прошлое. С одним только исключением. Я ни за что не поддамся, если Борис начнет меня соблазнять. Ни. За. Что

Глава 11.

*** Борис ***

В этом месте никогда не было женщин. Это устраивало владельца, это устраивало гостей. Здесь велись разговоры о больших деньгах, завязывались связи, решались вопросы. Без конфликтов тоже не обходилось, но решал их владелец, без которого это ресторан–клуб в центре Москвы, спрятанный между высоток в подвале, просто не работал.

Владелец был крупным седовласым мужчиной с большим шрамом на виске и сломанным на военной службе носом. Его имя называют редко, часто говорят просто «Генерал». И если ты попадаешь под его внимание – вариантов два.

Либо ты поднимешься и будешь вхож в его клуб. Либо сдохнешь. Другого не дано.

Борису повезло. Однажды именно он встретил генерала в плену. Умирающего, задыхающегося в собственных испражнениях старика. И риском для жизни вытащил. Не по доброте душевной, это в Борисе искоренили еще в детстве. А потому что Генерал имел доступ к власти подпольного мира России. Знал людей, которые могли исполнить мечту Бориса. Контролировать свою жизнь.

И за одно только обещание Борис расправился с охраной голыми руками. Убил снабженных оружием мальчишек. Не стал церемониться с супругой главаря Афганской бандитской ячейки. Он донес Генерала до базы и стал героем… А уже через пять лет начальником бригады завода Усть-Горска. А еще через пять его владельцем. Одним из самых успешных людей страны.

Но любое богатства несет за собой хвост проблем. Борис стабильно его рубит. Но это как бороться с чудовищем, у которого вместо одного хвоста растет еще два. И эта борьба происходит порой ценой собственных желаний.

– Слышал, на тебя наехал мэр Москвы?

Борис оглядывает собравшуюся компанию, потом переводит взгляд на развалившегося в кресле генерала и хмыкает.

– Этот еблан посчитал, что я ручная зверушка, кующая металл. Пусть прикроет хлебало.

– За ним стоят серьёзные люди. Порой надо проявить мудрость. Проиграть битву, чтобы выиграть войну.

Эту фразу говорил себе Борис в день побега Нины два года назад.

И на это были причины.

В тот момент проблемы с криминальным авторитетом, а ныне новым замом губернатора области вышли из-под контроля. Борис не знал, как защитить себя, так что в первую очередь вынудил Нину на крайние меры. По сути отправил ее в свободное плавание.

Тогда все думали, он умрет, и это помогло вычислить крысу.

Борис думал на Ивана.

Но спустя время понял, что это была проклятая ревность. Потому что на Нину западают все особи мужского пола в радиусе километра.

И ведь дело не во внешности, которая без должного ухода обыкновенная.

Дело в той эмоции, что она собой несет… Порой кажется, что, трахая её или даже фантазируя о трахе, получишь заряд жизненной энергии, которая бьет из неё ключом.

– Этот сопляк ничего не получит, пока не научится вести дела, не как быдло политеховское, – возвращается Борис к теме разговора. Он вспомнил, как ломал руку, что тыкала в него стволом.

– Себя вспомни.

– Я никому не угрожал. Не ширялся. Не трахал шлюх на рабочем столе. И я точно не читал речи под кайфом, – выговаривает Борис зло.

Он не уважал тех, кто получает своё место под солнцем и не ценит его. Он был честен с собой, такая честь редко давалась честным и благородным. Если он когда–то мечтал стать таким, то жизнь быстро показала, что, по сути, ничего в мире не изменилось с момента его создания.

Либо ты маскируешься и прячешься, чтобы тебя не сожрали. Либо сжираешь сам. Но при этом всегда нужно помнить, что на любого хищника найдется зверь крупнее.

Генерал не лез в дела Бориса, но знал он них все. Он не подал бы ему руку, окажись тогда молодой Борис на его месте. Он точно не стал бы выручать его сейчас. Но всегда помнил, что, несмотря на внутренний стержень и внутреннюю эмоциональность, Борис крайне тщеславный и эмоциональный человек. А значит непредсказуемый и опасный.