Текст книги "Список запретов (СИ)"

Автор книги: Efen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Список запретов ==========

Пальцы легко бегают по клавишам, нежными прикосновениями дотрагиваясь до нужных, которые в тотчас откликались и издавали нежный звук. Завораживающая мелодия рекой лилась из инструмента, заполняя собою всё пространство в комнате. Словно приятный аромат он кружился над головой, цепляя своим звучанием каждую душу.

Тонкие пальцы на миг остановились над белой клавишей, и мелодия прекратилась, но лишь на пару секунд, которые показались пропастью перед новым прыжком. Длинные чёрные ресницы слегка подрагивали, прежде чем распахнуться. На бледную щёку падали из окна лучи солнца. Из приоткрытого окна вырывался слабый ветерок, который играючи развивал тюль.

В самой комнате царила гармония, и казалось, будто сама природа подпевала мелодии. Закрыв глаза, можно было представить себя ветром, что срывал собою листья с ветвей деревьев и проносил их над полем, усыпанным разноцветными цветами. Лепестки срывались и уносились прочь от родного дома, кружась над землёй в завораживающем танце, который, не переставая, превращался в другой. Они стремились ввысь, проносясь над травой, пока осторожно не опускались на спокойную водную гладь.

Слушая звучание нот, непроизвольно закрывались глаза. Сердце затихало, боясь потревожить своими громкими ударами мелодию души.

Это была мелодия души, которую раскрывал человек, садясь за пианино. Пальцы сами порхали по клавишам. Душа сама пела.

Ресницы дрогнули и глаза открылись, устремив свой взор на абсолютно пустую стену. Лучи солнца скользнули по лицу, очертив полноватые розовые губы и нежно-голубые глаза, которые стали ещё светлее, стоило солнцу коснуться своими лучами.

Пальцы могли часами дотрагиваться до клавиш. Они будто были созданы для этого. Созданы для творения мелодии, которая завораживала своим звучанием душу.

– Эмили.

Прекрасная мелодия прервалась. Пальцы так и застыли над клавишами. Медленно, словно ото сна, взгляд прояснился, и теперь я видела перед собой не сказочную картину, а всего лишь пустую бежевую стенку в своей комнате.

– Эмили, – чётче произнесли моё имя, и я даже различила в голосе своей матери строгие нотки.

Я напрягла спину, помня о том, как мама печётся о ровной осанке, и положила руки на колени.

– Мне только что звонила миссис Деннис и сказала, что ты пропустила сегодняшний утренний урок французского языка.

Мурашки пробежали по рукам, и я скривила губы, благо мама была за спиной и не видела моего выражения лица. Я ненавидела французский ещё с того момента, когда три года назад меня привели к сварливой пышногрудой даме, которой, как по мне, не хватало для вида кожаной указки или плётки. Любовь к французскому мне не привили, и хоть я и выучила этот язык и разговаривала на нём почти в совершенстве, родители до сих пор заставляли ходить на занятия к миссис Деннис. Как они говорили, это для того, чтобы я не забыла язык. Мне же всё это казалось пустой тратой времени и если честно, то во Францию я не собиралась, а зачем мне понадобиться французский в родном городе я не представляла.

– Я была на занятиях вчера вечером, и мы просидели дольше обычного. Я посчитала, что на этой недели хватить.

– Меня не волнует то, что посчитала ты, – сурово проговорила мать. – И будь любезна повернуться лицом к собеседнику, когда с тобой разговаривают.

Без лишних слов я развернулась на стуле и посмотрела матери в лицо. Я унаследовала от неё голубые глаза и светло-русые волосы, которые в отличие от меня она коротко обрезала и собирала в пучок. С возрастом на её лице появились морщинки, а зрение стало падать, из-за чего она почти всегда носила прямоугольные очки. В молодости она была красавицей, и в её ангельскую улыбку влюблялись все мальчишки со двора. Сейчас же, смотря на тонкие губы, которые вечно были или опущены вниз, или сведены в тонкую линию, нельзя поверить, что когда-то с этих губ не сползала улыбка.

– Про твою выходку мы поговорим позже. Ты уже собралась? Тебе через полчаса выходить и отправляться на репетицию.

– Я знаю. Я уже одета.

Мама прищурила глаза и пристально осмотрела меня с ног до головы. По её резкому «хм» можно было догадаться, что она не вполне удовлетворена тем, в чём я была одета.

– Сними эти проклятые джинсы и надень платье. Только не слишком короткое, а то будешь выглядеть, как вульгарная девица.

Мой взгляд не опустился вниз, чтобы взглянуть на синие джинсы, которые слишком сильно обтягивали мои ноги, как говорила мама. Она считала, что таким способом я излишне привлекаю внимание старых извращенцев к своей обтянутой попе и ногам.

Я смотрела матери прямо в глаза, прекрасно понимая и помня, как её бесит это. Она с самого детства приучила, что к взрослым надо относиться с уважением, и запрещено смотреть им пристально в глаза. Нужно избегать взгляда, смотреть вниз, потупив взор, тем самым не встревая и показывая свою покорность.

Временами бунтарь внутри меня хотел выйти наружу и перечеркнуть все правила, которые возвела мать в нашей семье за все эти годы. Но хватало лишь её одного злого взгляда, чтобы ураган внутри улёгся, и я покорно принимала свою учесть.

– Могла бы и не бренчать на своём пианино дома. Ты ведь знаешь, как отец устаёт на работе и хочет в тишине отдохнуть дома. Имей хоть каплю уважения.

Мать ещё раз одарила меня злым строгим взглядом, но не получив ничего в ответ, развернулась и прошла к двери.

– Что это?

Я перевела свой взгляд на то, что так заинтересовало мать, и еле сдержала вздоха.

Из-под кровати торчал кусочек глянцевого журнала, который я спрятала под кровать часом раньше. Мне казалось, что я закинула его поглубже, так, чтобы никто его не нашёл. Но как оказалось мама может заметить даже самую крохотную деталь.

Она наклонилась и вытащила журнал, и стоило ей взглянуть на обложку, как её глаза распахнулись, и она резко обернулась ко мне.

– Где ты это купила?!

Крик был настолько резким и неожиданным, что я подскочила и непроизвольно закрыла глаза.

– Я спрашиваю у тебя! Отвечай, когда тебе задают вопрос.

– В магазине рядом с квартирой миссис Деннис.

– Ты потратила деньги на эту чушь? – тонкие губы сжались и с презрением скривились. – «Инъекция ботекса»? «Идеальный мужчина – как его найти?», «Как сказать родителям, что беременна»?! Ты серьёзно? Зачем ты читаешь это!

Я вздохнула и отвела взгляд, когда мама прочитала все названия статей на обложке и распахнула журнал на середине, где у меня была положена закладка с пометками.

Её глаза быстро бегали по строчкам, и с каждой секундой её лицо становилось всё темнее и темнее.

– Зачем ты это подчёркиваешь? Я что, тиран какой-то? По-твоему, я тебя использую, как золушку? Да я в своё время так отпахала, что тебе даже не снилось. Чем ещё ты не довольна? Что я тебя не пускаю с друзьями гулять? Да потому что напьются эти свиньи, и загреметь в полицию, а там недалеко и наркомания, и проституция. Не такое будущие я планировала своей дочери.

– В том то и дело, что ты всё планируешь за меня. Я будто живу по твоему сценарию, ни шагу влево.

Глянцевый журнал скомкался в руках матери. Её суровый взгляд я знала не понаслышке и теперь могла им «насладиться».

– У тебя полчаса, – сказала она и, сжав журнал, вышла из комнаты.

Дверь за ней закрылась, и я опустила спину, сгорбившись и опустив плечи. Откинув волосы назад, я обернулась к окну и подставила лицо лучам солнца. За окном во всю грело солнышко и птицы перелетали с ветви на ветвь, напевая свою мелодию. Я слышала, как соседские дети бегают во дворе, смеясь и развлекаясь. Слышала хохот и весёлые голоса друзей, которые приехали на отдых.

Я бы всё отдала, чтобы вот так же выйти во двор и посмеяться от души. Побыть обычным человеком, которого ничего не заботит и который сам выбирает свой путь.

Долго смотреть в окно я не стала, решив по-быстрому переодеться и отправиться на репетицию. Я хотела пораньше выйти из дома и прогуляться немножко, насладиться тёплой погодой и свежим воздухом.

Переодевшись и спустившись вниз, я застала маму в холе, одетую в красный тонкий свитер. В её руках была маленькая чёрная сумочка, в которой она видимо искала свои ключи.

Я сбежала по лестнице и остановилась в коридоре. Услышав мои шаги, она подняла голову и взглянула на меня.

– Я решила тебя подвезти. Только вот ключи найти не могу, – произнесла она, копаясь в сумке.

– Я не поеду на автобусе? Ещё много времени, я успею, тебе незачем меня подвозить.

– Так будет безопасней, – произнесла она фразу, которой пользовалась всю жизнь по отношению ко мне. – Мало ли что с тобой может произойти. В автобусах часто ездят алкаши, а на остановках спят бомжи. А сколько опасностей вечером! Я заеду за тобой часа через три, когда ты закончишь.

Я поджала губы, но ничего не ответила. Спорить с матерью бесполезно, а переубедить её просто невозможно. В свои девятнадцать лет я толком и не ездила на автобусах, потому что мама считала их опасными. Всё, что считалось опасным, отгораживали от меня. Стоило ли говорить, что у меня и друзей то не было, потому что мать считала, что они могут плохо повлиять на меня?

Я ненавидела свою жизнь. Ненавидела мамины «правильно/неправильно».

– Хорошо, – покорно произнесла и закинула сумку на плечо.

Мама нашла ключи от машины, и мы вышли на улицу. Я нырнула на переднее сиденье, за что получила недовольный взгляд, но никаких запретов и слов я не услышала, поэтому можно было считать, что место на переднем сиденье я сегодня отвоевала. Я положила сумку к себе на колени и пристегнула ремень безопасности.

Мы выезжали задом с нашей территории, когда прямо за нами пронёсся мотоцикл. К нашим домам не был проложен асфальт, лишь была насыпана местами щебёнка, поэтому было загадкой, как этот мотоциклист не побоялся ездить по такой дороге на такой скорости.

От неожиданности мама резко ударила по тормозам, и мы дёрнулись. Проклятия вырвались из её рта, и она зло откинула прядь волос, что упала ей на лоб. Когда мы вырулили и выехали за ворота, я заметила, что этот мотоцикл припарковался у соседского забора.

Мотоцикл был явно спортивный, яркого красного кричащего цвета. Мужчина, что сидел на нём, был полностью облачён в чёрный костюм. Он заглушил мотор и встал на ноги, снимая чёрный шлем с головы.

Под шлемом оказались тёмные волосы, которые сделались ещё беспорядочней из-за небольшого ветра. Лицо его было мужественным, побритым и ухоженным. На его загорелом лице появилась улыбка, когда калитка открылась, и к нему вышел наш сосед Люк.

Люк был одет в чёрные джинсы и белую обтягивающую майку. Чёрные кучерявые волосы были в полном беспорядке, и можно было подумать, что он имел такой помятый вид из-за того, что он спал, если бы он не выглядел таким понятым всё время.

В отличие от своего друга, который улыбался, Люк выглядел хмурым. Наш сосед был всегда хмурым и скрытным, сколько я себя помню. Казалось бы, что за свои двадцать пять лет он ни разу в жизни не улыбнулся.

– Смертник, – выплюнула мама, посмотрев на красный мотоцикл. – Только дураки покупают двухколёсного зверя. Никогда бы в жизни не разрешила своему ребёнку садиться на мотоцикл, – она пристально посмотрела на меня. – Поняла? Никогда не садись на него!

– Поняла, – покорно кивнула я, смотря на мощного зверя, который завораживал и в то же время пугал своим видом.

Прежде чем мы отъехали, я заметила, что парень слез со своего мотоцикла, а Люк открыл дверь калитки, пропуская своего гостя. Мотоциклист что-то спросил у Люка, после чего тот посмотрел на нашу машину и ответил другу. Оба парня посмотрели в нашу сторону, и я могла поклясться, что когда мы отъезжали, наши взгляды встретились и кареглазый мне подмигнул.

Сердце ухнуло в пятки, и я вжалась в кресло, прижав к животу свою сумку. Уши тут же загорели, и я могла поклясться, что чувствовала, как покраснели мои щёки. На мою удачу мы быстро отъехали и выехали из посёлка, но я по-прежнему чувствовала себя неуютно.

Мама скосила глаза на мои пальцы, которые вцепились в сумку, и нахмурила брови.

– Что-то случилось? Ты нормально себя чувствуешь?

– Всё хорошо, – быстро ответила я и отвернулась к окну, дабы она не заметила мои розовые щёки.

Господи, мне впервые жизни подмигнули!

Вернулись домой мы поздно вечером, когда солнце уже давно село, и на небе появилась луна с кучей ярких звёзд. Мы подъезжали к дому, когда услышали громкую музыку. Мама нахмурилась и опустила стекло, и в тот же миг салон автомобиля заполнился громкой ритмичной музыкой.

– Что за омерзительная мелодия, – скривила лицо мама.

Чем ближе мы подъезжали к дому, тем больше открывалось нашему взору. У Люка была самая настоящая вечеринка. Вся дорога перед его участком была забита машинами, и наверняка во дворе тоже поместилось пару машин. Полураздетые тела девушек и парней были повсюду. На балконе второго этаже стояли три девушки в купальнике и один накаченный парень в плавках. Он поцеловал одну девушку, и пока она цеплялась руками за его шею, он стянул с неё верх купальника и оттолкнул от себя. Девушка даже не успела ничего понять, как перевалила через перила и полетела вниз.

Моё сердце пропустила удар, испугавшись, что только что видела нелепую смерть девушки. Огромные брызги воды полетели в разные стороны, и парень с оставшимися девушками на балконе захохотали во весь голос.

Я и забыла, что у Люка был бассейн.

– Какой срам, – выплюнула мама, останавливаясь у наших ворот. – Ты посмотри на них. Дикари и только.

Парочка стояла у наших ворот и так были увлечены друг другом, что даже не заметили, что на них светит яркий свет фар. Мама сжала губы и посигналила. Парень оторвался от девушки и зло глянул на нас, затем взял под руку свою девушку и повёл за машины. По неровной походке девушки и глупой улыбке на её лице, можно было с лёгкостью сказать, что она была не трезва.

– Они развлекаются, выселяться, – произнесла я, смотря на то, как открывается калитка и к Люку заходят новые ребята.

В небольшой щели я успела разглядеть море танцующих тел и счастливых лиц, пока калитку не закрыли. Легкая тоска поселилась у меня в груди, и я поспешно отвернулась от окна.

– И это веселье? Веселье?! Они подобно зверям, одна похоть. А алкоголь? Они уничтожают свой организм, причём делают это добровольно. Это – не веселье, Эмили. Это самоубийство и дегенерация.

Мама кинула на меня хмурый взгляд, и я медленно кивнула, смотря на свои колени. Машина заехала во двор и ворота за нами закрылись.

– Я думала, что Люк хороший мальчик, а не из «этих», – произнесла мама, выделяя интонацией последнее слово.

Я поскорее выскочила из машины, намереваясь убежать к себе в комнату и не выходить оттуда до завтрашнего утра. Но стоило мне сделать пару шагов к дому, как мама открыла багажник и окликнула меня.

– Куда? А кто будет разгружать машину? Ты ведь знаешь, что у меня болят суставы, и я не могу поднимать тяжести. Отнеси кульки на кухню.

Мама развернулась и пошла домой, а я так и осталась стоять на месте. За весь день я была вымотана и выжата как лимон, сил просто не было. После занятий мы заехали в магазин, и мне пришлось тащить все кульки до машины, а теперь придётся их и выгружать. А они не пушинки!

– А как же папа? Пускай он отнесёт.

Мама остановилась и оглянулась на меня через плечо.

– Твой отец трудится в поте лица и устаёт после работы. Ему требуется отдых.

А мне не требуется? Я смотрела, как мама исчезает в доме. Развернувшись, я забрала кульки из багажника и понесла их на кухню. К слову, дверь мне никто не оставил открытой. Мне пришлось открывать её локтём, из-за чего я была уверена, что заработала синяк. Когда я с шумом положила кульки на кухонный стол, мама с укором кинула на меня взгляд и скрылась в гостиной. Проходя мимо гостиной, я увидела, что отец сидел на диване и смотрел телевизор. Хоть у него и было не такое уж плохое зрение, но смотрел телевизор он исключительно в очках. Полосатая рубашка была закатана на локтях, а брюки со стрелкой, которые мама гладила каждый день, были по-прежнему на нём. Видимо, как он пришёл с работы, так и завалился на диван.

Телевизор находился с той стороны, где была дверь, поэтому отец мог видеть, что я хожу по коридору. И хоть он был в очках, он сделал вид, что меня вовсе не заметил и не поздоровался.

Не сильно опечалена этим фактом, я направилась обратно к машине. Из багажника на сей раз пришлось вытаскивать огромный арбуз, который тянул своим весом к земле. Я удобней перехватила его и попыталась закрыть багажник, но как бы я не старалась его захлопнуть, сил дотянуться у меня не было.

Было крайне неудобно пытаться одновременно удержать арбуз, и закрыть багажник.

– Эй, золушка.

Арбуз выскользнул из рук и с треском упал на землю, расколовшись на части. Проклятье вырвалось с губ, и я медленно опустилась перед арбузом, смотря на то, что от него осталось.

Я обернулась и посмотрела на того, кто произнёс эти слова, которые несколько испугали меня от неожиданности.

Оперившись руками на забор, из соседского участка выглядывал тот самый брюнет, которого мы видели ещё днём. Выровнявшись, я посмотрела на его лицо, предполагая, какого же он роста, если забор ему по грудь. Этот забор был мне по макушку, и если я хотела бы посмотреть что за ним, то мне пришлось бы прыгать или становится на цыпочки. У этого парня не было же никаких с этим проблем.

Чуть взъерошенные волосы были сейчас не в таком безумном беспорядке, как днём. Видимо он привёл их немного в порядок. На нём вместо кожаной куртки была белая майка, которая облегала плечи и бицепсы подобно второй кожи. В карих глазах играли смешинки и внимательно смотрели на меня, будто ожидая что-то.

– Я?

– А ты видишь кого-то другого? Я же навряд ли сойду за золушку, – развёл он руками и усмехнулся.

Я нахмурилась и пригляделась к нему, пытаясь понять, что он хочет от меня.

– В следующий раз не пугай так девушек, – произнесла я и печально посмотрела на арбуз. – Из-за тебя я арбуз уронила.

– Арбуз не сердце, новый купишь. Тем более если его помыть, можно даже съесть пару кусков.

Я взяла в руки расколотый арбуз и подумала, что если бы такое сказала бы маме, она брезгливо бы окинула меня взглядом. Теперь ещё предстоит объяснять ей, как я так смогла его уронить.

– Угу, – буркнула я, закрывая багажник.

В расколотом виде нести зелёное чудо было легче. Во всяком случаи он стал легче, потому что половина от него продолжала лежать на земле у машины. Те расколотые куски уже ничем не спасти.

– Относи свой арбуз и приходи к нам. Повеселись.

Это приглашение было подобно удару молнии в ясную погоду. Я остановилась как вкопанная и медленно обернулась к мужчине.

– Я?

Брюнет закатил глаза на моё переспрашивание, но не стал на этот счёт ничего говорить.

– Тут действительно весело. Есть выпивка и еда, а так же музыка и приятная компания.

И затем он так обаятельно улыбнулся, что готова была поспорить, все девчонки сходили с ума от этой улыбки.

– Я не могу. У меня… Ммм, дела.

Брюнет выгнул бровь и пристально посмотрел на меня. Мои щёки тут же заалели, и я поспешно отвернулась и отправилась в дом.

– Заканчивай свои дела и иди к нам. Будет весело, я тебе обещая.

– Я не могу.

– Не можешь веселиться? – усмехнулся он. – Или просто не умеешь.

– Всё я умею, – буркнула я и поднялась на крыльцо.

– Когда твоя мать перестанет тебя эксплуатировать, и ты вырвешься из её хватки, будет уже слишком поздно.

Я резко обернулась, но брюнета уже и след простыл. На соседнем участке музыка сделалась погроме, и все завизжали от радости. Я видела, как через забор перелетел чей-то лифчик, и поджала губы.

Поколотый арбуз я отнесла на кухню, и как только я положила его на стол, на кухню вошла мама. Её взгляд потемнел, и на шеи я увидела набухшую вену.

– Откуда у тебя растут руки? Тебе нельзя доверить даже самого элементарного! Не ребёнок, а гора проблем!

– Я не ребёнок, – скривилась я, вытирая руки об полотенце. – И если бы мне кто-нибудь помог, то этого бы не произошло.

– Не повышай голос на мать! – крикнула она и вскинула руки. – Что за манеры повышать тон на взрослого человека и дерзить. Отправляйся наверх переодеваться и спускайся к ужину!

Кулаки сжались, но ничего ответить я не могла. Если мать заведётся, то это будет минимум на пару дней. Обречённая на держание гнева в себе, я развернулась и пошла наверх к себе в комнату. Захлопнув за собой дверь, я услышала крик матери и завалилась на постель лицом в подушку. Мама ненавидит, когда лежат на кровати в уличной одежде и если бы она сейчас зашла бы в комнату и застала меня, то без ругани дело бы не обошлось.

Пролежав так минут десять, задумавшись о своей скучной жизни, где ничего не дозволено, я с тяжёлым вздохом встала и стала переодеваться.

Хотелось снять с себя всё и лечь в постель, но ужин за столом в нашей семье – это обязательное мероприятие. За стол нельзя садиться в пижаме или в том, в чём был весь день на улице, поэтому каждый раз приходилось переодеваться.

Открыв шкаф, я достала светлые джинсы, которые так ненавидела мама, и белый топ. Я знала, что за свой внешний вид получу выговор, но сегодня это было маленькое моё восстание.

Я спустилась как раз к тому моменту, когда накладывали на стол. Папа тоже сменил рубашку и теперь был в бежевую рубашку с коротким рукавом.

– Добрый вечер, Эмили, – поздоровался отец, едва взглянув на меня.

– Здравствуй, папа.

Тарелка с салатом опустилась по центру стола и за стол села хозяйка дома. В гробовой тишине они стали накладывать еду в тарелку, и лишь грохотали столовые приборы. Я с тоской смотрела в свою тарелку, где кроме тушёной капусты ничего не было. Вилка то и дело перекидывала капусту из одной стороны в другую. Отец, заметив моё удручённое состояние, поинтересовался в чём дело.

– Не вкусно, Эмили?

Мама тут же подняла взгляд и посмотрела из-подо лба. Я отложила вилку и выпрямила спину, встречаясь с родителями взглядами.

– Мне надоела эта еда. Мы всё время едим одну траву.

– Ты же знаешь, как опасен холестерин. Тем более у твоего отца проблемы с желудком, если ты забыла, – посмотрела мама поверх очков.

– Я помню, – буркнула я. – Но это ведь не значит, что и мы должны есть такую пищу. Что за ограничения.

Немного задумавшись, я сощурила глаза и посмотрела на мать.

– Я хочу пиццу!

– Исключено, – холодно ответила она, принявшись дальше жевать.

– Но почему? Это не справедливо!

– Убавьте тон, юная леди! За столом не принято кричать.

Я хмыкнула и отодвинула от себя тарелку. Отец наблюдал за всем этим с видом, будто ничего не происходит.

– Остальные люди едят то, что хотят. Чем мы хуже?

– Остальные люди – это те, что напиваются и падают в бассейн на соседском дворе? – скривила лицо мама.

– Да! Они делают что хотят. Они живут, как хотят. Они вольны сами выбирать свою судьбу. Как в принципе любой нормальный человек.

– Эти отморозки губят себя и ближних. Они не думают ни о будущем, ни о последствиях своих действий. Они – отмороженные имбицилы!

– А лучше жить вот так? – моё терпение заканчивалось. – Жить взаперти, точно по графику, не имея своего собственного мнения?! Это не жизнь! Мы даже не нормальная семья!

– Что ты этим хочешь сказать? – нахмурилась мать.

– Да всё! Все эти твои дурацкие правила и запреты. За ужин в отглаженной рубашке, утром обязательно подъём в семь, даже если выходной. Голос не повышать, никуда ни гулять, ни ходить, ни дружить, ни думать, ни говорить. Я сыта по горло этой жизнью!

Я схватилась рукой за шею и скриви лицо. Маме надоел этот спектакль, и она хлопнула рукой по столу так, что приборы подскочили и упали на скатерть. Увидев жирное пятно на скатерти, она завелась ещё больше и зло уставилась на меня.

– Эмили!

– Девятнадцать лет, как Эмили! Девятнадцать чёртовых лет я не имею даже собственного слова! И это лучшие годы жизни?

– Убирайся из стола!

– Да с превеликим удовольствием, – горько усмехнулась я и кинула на тарелку салфетку, которая до этого лежала на коленях, а затем была стиснута у меня в руках. – Я не могу так больше жить. Я ненавижу каждой клеточкой своего организма этот дом и всё, что в нём происходит!

– Ты наказана! – взревела мать, вскочив на ноги. – Как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости?! Да мы всё с твоим отцом делаем ради тебя!

– Вы отбираете у меня мою собственную жизнь! Я и шага не могу сделать. Я словно в клетке. Ты не даёшь мне…

Оглушительный удар и щёку обожгло огнём. Голова резко повернулась и я так и застыла с широко раскрытыми глазами. Рука медленно опустилась на щеку, и я дотронулась до опухшей от удара кожи. Осознание случившегося медленно доходило до моего сознания.

Я повернула лицо и ошарашено уставилась на отца, ища в нём подтверждение того, что мне это не показалось. Или хотя бы поддержку. Но лица отца было бесстрастным, и он даже не смотрел в нашу сторону. Он продолжал спокойной жевать свою капусту и смотреть себе в тарелку, отстранённый от всего мира. От нас. Будто ничего и не произошло.

Опешивши, я посмотрела на мать, которая крепко сжимала кулаки. Её глаза были зло прищурены, а щёки слегка побагровели.

Увидев мой ошарашенный взгляд, она подняла руку и пальцем показала на лестницу.

– Пошла отсюда. Чтоб сегодня я тебя не видела.

Удивление резко сменилось злобой, а затем и гневом. Обида на отца и мать разом навалилась на меня, как кувшин с холодной водой. Развернувшись, я выбежала из дома на улицу. Прохладный ночной ветерок опалил горевшую щёку, и я вскинула голову, подставив лицо звёздному нему. Внутри был ураган чувств, и меня словно разрывало изнутри. Не сдержавшись, я сжала кулаки и замычала. Мычание получилось сдавленным, и тогда я сделала его грубее, устремив в него весь свой гнев. Звук получился громкий и звериный, и то, как это получилось, слегка ошарашило и одновременно удовлетворило меня. Я распахнула глаза и приоткрыла от удивления рот. Это было… легко. Свободно. Легче.

Тогда я набрала в лёгкие воздух, открыла рот и закричала. Мой крик был не так сильно слышан из-за криков и смеха людей с вечеринки, но мне стало намного легче. Улыбаясь, я согнулась и уперлась руками в колени. Улыбка медленно расплывалась по моему лицу.

Я закрыла глаза, вобрала в себя ещё больше воздуха и закричала из-за всех сил. Я кричала до хрипотцы, пока мой голос не пропал. Моему крику вторил крик толпы, и я расхохоталась.

Согнувшись, я держалась за живот и смеялась. Даже саднящее горло меня не волновало. Я кричала. Я могла показывать свои чувства и делать, что хочу.

– Выпускаешь пар?

Я обернулась и увидела у решётчатой калитки того самого брюнета. Руки он сложил на груди, зажав между рукой и телом кожаную куртку. Кривая улыбка растягивалась на его лице.

– Покричи ещё, это помогает, – понимающе кивнул он, продолжая стоять на месте.

Я выпрямилась и откинула прядь со лба.

– Да, – выдохнула я, тяжело дыша. – Становится…

– Легче? – выгнул он бровь.

– Да, – ошарашено ответила я. – Откуда…

– Я знаю? О, мне это знакомо. Иногда сам люблю выйти и покричать среди леса. Или магазина. А может иногда и кому-то в ухо. Расслабляет, – пожал мужчина плечами.

Я нахмурилась и сверила его хмурым взглядом.

– Меня бесит, что ты заканчиваешь фразу. И перестань надомной издеваться.

Он ухмыльнулся, и, увидев эту улыбку, я поняла, как невежливо с ним обошлась. Губы сразу вытянулись в «о», но поймав его смешки в глазах, я тут же закрыла рот и нахмурила брови.

– Проблемы? – он кивнул на дом за моей спиной, и на краткий миг я обернулась.

На кухне продолжал гореть свет, но никто не последовал за мной.

Я пожала плечами и повернула голову.

– Я хочу уехать отсюда, – уверенно произнесла я, испытывая нужду в этом.

– Окей, – произнёс мужчина и отошёл от калитки.

Он пропал с поля моего зрения, и я удивлённо уставила на место, где он стоял секунду назад. Я подошла ближе из чистого любопытства, куда он пропал, и остановилась у калитки. Прямо за нашими воротами, в метре от калитки стоял красный спортивный мотоцикл. Брюнет уже сидел на своём звере и натягивал на себя кожаную куртку. Увидев мой взгляд, он вскинул голову и поманил рукой.

– Ну и долго тебя ждать? То ты говоришь, что едешь, то теперь тормозишь.

– Я… Я не это имела в виду, – ошарашено произнесла я, вцепившись руками в железные прутья.

– Ты сказала, что хочешь уехать, – он улыбнулся и развёл руки в стороны. – Я к вашим услугам, мисс. Прокачу с ветерком, да и без оплаты. Разве это не рай?

Я с недоверием покосилась на мотоцикл и шлем, который держал в руках брюнет. Мама запрещала ездить на мотоциклах. И на машинах с одноклассниками. И на автобусах. Она всё запрещала.

Нахмурившись, я обдумывала, стоит ли вообще это начинать. Я до сих пор находилась за решёткой, даже в буквальном смысле. Стоило мне отварить калитку, и я буду на воле. На свободе. Где ничто меня не держит и где нет гарантий ни на что. Я находилась ещё по ту сторону от мира и была в безопасности. В мире, где всё схвачено, продумано и обговорено.

Лампа на крыльце зажглась за моей спиной, и это сработало для меня наподобие толчка. Распахнув калитку, я подбежала к брюнету и встала у красного мотоцикла. Я ещё никогда не видела его так близко, и теперь он казался мне ещё больше и ещё опасней. И понимание этого тёплым комочком затаилось у меня в животе.

– Решилась? – усмехнулся мужчина и передал мне свой шлем. – Одевай.

– А как же ты?

Я опустила взгляд на шлем в руках, а затем посмотрела в глаза брюнета. В его глазах горели живые искры, которых так не хватало в моих. Он будто сам лучился светом. Не прерывая контакта, он дотронулся до моих ладоней и поднял шлем. Его тёплые ладони были намного больше моих, грубее, сильнее.

Брюнет натянул на мою голову шлем и застегнул на застёжку.

– Если мы разобьёмся, то лучше,если выживешь ты, – его слова заставили замереть меня и уставится на него во все глаза.

Прежде чем я отошла от шока и поняла, во что ввязалась, он подтолкнул меня к краю мотоцикла.

– Давай, перекидывай ногу и садись.

Я послушно закинула ногу и уселась на узкое сиденье. Глаза тут же стали искать за что ухватиться.

– Берись за меня и ни за что не отпускай, – произнёс он, беря мои ладони и опуская их к себе на талию. – Держись так, будто я ключ к твоей свободе.

Ногой он снял ножку, из-за чего мотоцикл слегка покачнулся, а затем сдернул ногой, и на всю улицу разнеслось рычание. Сзади послышался крик, но сквозь рычание мотоцикла я не могла понять ни слова. Я обернулась, и в тот же миг мотоцикл сорвался с места, и мы быстро поехали. Мой дом быстро начал отдаляться, но я видела, как на дорогу выскочил папа и начал махать. Или же это был не папа.

В тот момент меня мало интересовало, кто это был, потому что из-за резкого старта я чуть не упала, так как не крепко держалась. Когда же мы выехали на нормальную дорогу и скорость начала возрастать с каждой секундой, я мёртвой хваткой вцепилась в мужчину и прильнула к его спине.