Текст книги "Ключ"

Автор книги: Дзюнъитиро Танидзаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

...Нынче днем, около четырех, произошло нечто, заставившее меня поволноваться. Я прячу свой дневник в ящике платяного шкафа в гостиной (ящик, которым никто, кроме меня, не пользуется), на самом дне, под пачками поздравлений по случаю рождения дочери и старых родительских писем, и пишу, подгадывая время, когда мужа нет дома; но случается, хочется записать что-то сразу, пока не забыла, а иногда просто находит желание пообщаться с дневником, поэтому порой я пишу, не дожидаясь ухода мужа, пользуясь тем, что он сидит безвылазно у себя в кабинете. Кабинет расположен прямо над гостиной, и хотя оттуда ничего не слышно, мне кажется, я могу, в общем, представить, чем он в данный момент занят – читает, пишет, делает записи в дневнике или же о чем-то задумался. В кабинете всегда царит полная тишина, но временами становится как-то особенно тихо, вероятно, муж, затаив дыхание, прислушивается к тому, что происходит под ним, в гостиной. И тишина эта наступает обычно именно в тот момент, когда я, не забывая, что дома не одна, тихонько достаю дневник и беру кисть. Вряд ли это только моя мнительность. Чтобы избежать предательских звуков, я отказалась от обычной бумаги и перьевой ручки. Я сделала маленькую книжечку на японский манер, сложив гармошкой мягкую, тонкую бумагу «гампи» [6] , и пишу убористо кисточкой, но давеча, чего со мной никогда не случалось, я так увлеклась, что на какие-то пару секунд утратила бдительность. И как раз в этот момент муж, намеренно или случайно, бесшумно спустился в туалет, прошел мимо гостиной и, справив нужду, вновь поднялся к себе. «Бесшумно» – так мне показалось. Возможно, у него не было иной цели, кроме как сходить в туалет. А возможно, я не услышала того, что должна была услышать, именно потому, что он спускался не таясь, привычной для моего слуха походкой. Как бы там ни было, я спохватилась, только когда он уже был внизу. Писала я, сидя за обеденным столом, и поспешила спрятать под стол дневник и футляр для кисти (в таких случаях я держу тушь в футляре, обходясь без тушечницы: этот футляр остался мне от отца – китайская вещица, имеющая антикварную ценность), так что он вряд ли видел, чем я занимаюсь, но когда я торопливо закрывала дневник, бумага зашелестела, и меня встревожило, не услышал ли он. Нет, я уверена, что услышал. Характерный шелест бумаги «гам-пи» вполне может навести его на догадку, для чего я ее использую. Впредь надо быть осторожнее, но что мне делать, если муж прознает о существовании моего дневника? Даже если я спрячу в другом месте, у меня нет уверенности, что он не отыщет его в этой маленькой комнате. Единственный способ – не выходить, когда муж дома... Последнее время из-за постоянной тяжести в голове я и так практически не выхожу, даже за покупками на рынок посылаю Тосико или домработницу. Правда, Кимура уже давно зовет в кино на «Красное и черное» [7] . Я бы охотно пошла, но прежде нужно придумать, как уберечь дневник... Дневник Мужа – 18 февраля Прошедшей ночью в четвертый раз сподобился услышать из жениных уст «Кимура». Уже невозможно сомневаться в притворстве этого якобы сонного бормотания. В таком случае, с какой целью она это делает? Если, предположим, она дает мне понять: «Я вовсе не сплю, а притворяюсь спящей», означает ли это: «Не желаю знать, что сплю с тобой, хочу думать, что со мной Кимура, иначе бы я не возбудилась, а это в конечном итоге тебе же во благо»? Или так: «Я стараюсь возбудить тебя, вызывая в тебе ревность. Что бы ни случилось, как добропорядочная жена я буду блюсти верность мужу»?.. Сегодня Тосико наконец-то переехала в дом мадам Окады. Уже сделали проход, соединяющий ванную с ее комнатой, укрепили кирпичами пол, чтобы установить пианино, но телефон еще не провели, к тому же сегодня несчастливый день , и Икуко еще вчера уговаривала ее подождать до двадцать первого, на которое приходится благоприятный для переездов день, но она не послушалась. Пианино договорились перевезти через пару дней, а с остальными вещами помог Кимура. (После прошедшей ночи Икуко, по своему обыкновению, весь день проспала. Когда она наконец встала, был вечер и ее помощь уже не понадобилась.) Дом в пяти минутах ходьбы от нас, в квартале Сэкидэн. Кимура также снимает жилье неподалеку, еще ближе нас, в Хякумамбэн. Придя помочь с переездом, Кимура заглянул на минутку в мой кабинет и со словами: «Принес, что обещал», вручил мне «Полароид». Дневник Жены – 19 февраля Не могу понять, что творится в душе у Тосико. То кажется, что она меня любит, то кажется – ненавидит. Несомненно лишь то, что она ненавидит своего отца. Она наверняка ошибочно судит о наших супружеских отношениях, полагая, будто не у меня, а у отца похотливая натура. В ее представлении я из-за своей субтильности не способна к бурной половой жизни, а отец, одержимый гнусными, извращенными, сладострастными играми, навязывает мне свои желания, и я против своей воли вынуждена ему уступать. (Сказать по правде, я сама постаралась внушить ей подобную мысль.) Когда она вчера, забрав последние вещи, зашла в спальню попрощаться, то ограничилась предостережением: «Мама, папа сведет тебя в могилу!» Сказала как отрезала. Подобная откровенность для нее, такой же молчуньи, как я, удивительна. Видимо, втайне ее тревожит, что от «этого» обострится моя грудная болезнь, а потому она ненавидит отца, и однако, в тоне, каким она произнесла свое предостережение, меня поразила неприязнь и ядовитая издевка. Было непохоже, что говорит добрая дочь, озабоченная здоровьем матери. Не мучит ли ее в глубине души комплекс, что, будучи на двадцать лет меня моложе, она уступает мне и лицом и фигурой? С самого начала она заявляла, что Кимура ей неприятен, а после того, как я сравнила его с Джеймсом Стюартом, стала демонстрировать к нему еще большую неприязнь, но в действительности, может быть, все не так? Не смотрит ли она на меня как на свою соперницу, как на своего врага? ...Я стараюсь, насколько это возможно, не отлучаться из дома, но нельзя поручиться, что рано или поздно какие-либо обстоятельства не заставят меня выйти, и муж вполне может нагрянуть в то время, когда ему положено быть на занятиях, так что пришлось сильно поломать голову, куда прятать дневник. Сколько ни прячь, толку никакого, надо хотя бы придумать способ, как знать наверняка, читает ли муж мои записи в мое отсутствие. Этого вполне достаточно. Я должна сделать на дневнике какую-то отметку. Так, чтобы сразу понять, заглядывал ли он внутрь. Желательно, чтобы отметка была понятна мне одной и он ничего не заподозрил.. Хотя, может как раз лучше, чтобы он догадался? Глядишь, остережется впредь раскрывать мой дневник, если поймет, что я знаю об этом? (Впрочем, это как-то сомнительно...) Словом, придумать не так-то просто. Может быть, сначала и получится, но если раз за разом использовать тот же способ, есть опасность попасться в собственную ловушку. Можно еще вложить между страниц палочку для ногтей, так, чтобы она выпала, когда открываешь дневник. Один раз получится, но во второй раз муж постарается ее не уронить и, заметив, между каких страниц она заложена, вернет на место. (Он в таких делах очень хитер.) Но нельзя же постоянно изобретать новый способ! После долгих размышлений я отрезала кусочек липкой ленты (измерила – пять сантиметров три миллиметра) и склеила переднюю и заднюю сторону обложки (в восьми сантиметрах двух миллиметрах сверху и в семи сантиметрах пяти миллиметрах с краю – с тем чтобы понемногу менять длину ленты и место наклейки). Таким образом, чтобы прочесть дневник, необходимо сорвать ленту. После чего придется отрезать новую ленту такой же длины и клеить на то же самое место, что хотя теоретически и возможно, но настолько хлопотно, что вряд ли осуществимо. К тому же, как ни осторожно отрываешь ленту, на обложке дневника неизбежно остается след. По счастью, обложка сделана из плотной и точно припудренной мелом бумаги, поэтому, когда отрываешь ленту, неминуемо отрывается и кусочек бумаги вокруг. Если применить этот способ, муж не сможет заглянуть в мои записи, не оставив следа... Дневник Мужа – 24 февраля ...С тех пор как Тосико переехала, у Кимуры не осталось благовидного повода приходить к нам в гости, и тем не менее он является каждые два-три дня. Но я и сам ему звоню. (Тосико тоже бывает у нас почти ежедневно, но долго не задерживается.) Уже две ночи я пробую фотографировать «Палароидом». Я снял ее голой спереди и сзади, отдельно каждую деталь, по-всякому складывал, свивал ее руки и ноги, сгибал, вытягивал, выворачивал, чтобы снять в самом что ни на есть соблазнительном ракурсе. Зачем я это делал? Главная цель – получить удовольствие от самого процесса съемки. Я наслаждался свободой по своей прихоти манипулировать телом спящей (или притворяющейся спящей) жены, заставляя ее принимать всевозможные позы. Вторая цель – вклеивать снимки в дневник. Жена непременно их увидит, и ей откроется красота ее собственного тела, тех его частей, на которые сама она прежде не обращала внимания. Ей будет чему подивиться. Третья цель – пусть она поймет наконец, почему меня так влечет смотреть на ее наготу, и проявит ко мне снисхождение, а может, и разделит мои чувства. (Невероятно, чтобы муж, которому в этом году исполняется пятьдесят шесть, так жадно домогался наготы своей сорокапятилетней жены. Ей стоит над этим призадуматься.) И четвертая цель – довести ее до предела унижения и испытать, как долго она сможет изображать невинность. В этом фотоаппарате линза не слишком сильная и дальномер отсутствует, поэтому приходится снимать на глазок, да и опыта у меня нет, так что снимки часто выходят не в фокусе. Говорят, в последнее время производят и для «Полароида» высокочувствительную пленку, но в Японии ее трудно достать, а та, что принес Кимура, старая, с вышедшим сроком годности, и было бы глупо ждать высокого качества. Также неудобно, что всякий раз приходится снимать со вспышкой. С таким аппаратом я могу осуществить лишь первую и четвертую из моих целей, поэтому вклеивание фотографий пока откладываю... Дневник Жены – 27 февраля Сегодня воскресенье; в половине десятого утра зашел Кимура, спросил, не хочу ли я сходить на «Красное и черное». Сейчас школьники, поступающие в университет, готовятся к вступительным экзаменам, и у преподавателей работы невпроворот. В марте будет несколько полегче, а в этом месяце Кимура по нескольку раз в неделю остается в школе на дополнительных занятиях. Да и после работы к нему на дом часто приходят ученики из других школ, желающие заниматься именно у него. Кимура славится своей интуицией и тем, что всегда бьет точно в цель. И еще тем, что на экзамене выпадает именно тот вопрос, который он готовил с учеником. Мне не надо рассказывать о его интуиции, я и так ее чувствую. Не знаю, как насчет учености, но по части интуиции моему муженьку до него далеко... Получается, что в этом месяце Кимура свободен только по воскресеньям, но по воскресеньям муж с утра сидит сиднем дома, поэтому мне лучше не выходить. По пути к нам Кимура зашел к Тосико, а позже она тоже пришла и стала уговаривать меня пойти вместе с ними в кино. На лице у нее было написано: «Я не хочу идти с вами, но одним вам будет неловко, поэтому так уж и быть, принесу себя в жертву и составлю маме компанию». «В воскресенье с билетами трудно, надо прийти пораньше», – сказал Кимура. «Я буду дома весь день. Иди и ни о чем не беспокойся, – настаивал муж – Сама говорила, что мечтаешь посмотреть „Красное и черное“. Я догадывалась, почему он так настойчиво уговаривает меня пойти в кино, но я подготовилась к подобной ситуации, поэтому в конце концов согласилась. Фильм начался в половине одиннадцатого, кончился во втором часу. Я предложила зайти к нам пообедать, но и Тосико и Кимура отказались. Хотя муж обещал весь день пробыть дома, как только я вернулась, он ушел прогуляться и до вечера не возвращался. Я тотчас достала дневник. Липкая лента была как будто на своем месте. На обложке никаких следов того, что дневник открывали. Но, вооружившись лупой, я обнаружила в нескольких местах едва заметные царапинки (очевидно, он отдирал ленту с большой осторожностью). Перед тем я прибегла к еще одной хитрости помимо ленты – отсчитав страницы, вложила маленькую зубочистку и также нашла ее в другом месте. Теперь у меня нет сомнений, что муж читал мой дневник. В таком случае могу ли я его продолжать? У меня нет желания раскрывать душу перед кем бы то ни было, я стала вести дневник с единственной целью – беседовать с самой собой; теперь, когда я знаю, что кто-то может прочесть мои записи, наверно, следовало бы их прекратить, но этот кто-то – мой муж, и по молчаливому согласию мы оба делаем вид, что не подсматриваем друг за другом, поэтому, мне кажется, я все же не должна бросать дневник. Но отныне я буду посредством дневника обращаться к мужу. Так я смогу говорить ему то, что постыдилась бы сказать напрямую. Однако, раз уж он читает мой дневник, я искренне хочу, чтобы он открыто не признавался в этом. Впрочем, он такой человек, что никогда и не признается, поэтому нет необходимости настаивать. Как бы ни поступал муж, пусть знает – я в свою очередь ни за что не буду читать его дневник. Уж кому-кому, а ему-то известно, что по своему воспитанию, по своим старомодным принципам я не из тех, кто позволяет себе совать нос в чужие тайны. Я знаю о существовании дневника мужа, даже держала его в руках, и, не стану отрицать, пару раз приоткрыла и заглянула внутрь, но не прочла ни единого словечка. Это истинная правда... Дневник Мужа – 27 февраля ...Однако, все как я и предполагал. Жена ведет дневник. До сего дня я намеренно не писал об этом, но, если честно, уже несколько дней смутно догадывался Давеча, когда я спустился в туалет и, проходя мимо, заглянул в гостиную, жена сидела в неловкой позе, облокотившись о стол. Перед тем я услышал шелест поспешно сложенных листов бумаги «гампи». Судя по звуку, не один и не два листочка, а скорее толстая пачка переплетенных листов, которую она, застигнутая врасплох, торопливо сунула под подушку, на которой сидела. У нас дома редко пользуются бумагой этого сорта. Я сразу догадался, зачем жене понадобилась тонкая, скрадывающая звук бумага. Но до сих пор не представлялось случая подтвердить свою догадку, и вот сегодня, пока жена была в кино, я обыскал гостиную и без труда нашел ее дневник. К моему немалому удивлению, она ожидала, что рано или поздно я пронюхаю, и предусмотрительно запечатала его липкой лентой. Какая глупость! Меня поражает ее подозрительность. Хоть это и дневник моей супруги, я не настолько подл, чтобы читать его без разрешения. Но меня разобрала такая досада, что я не удержался и проверил, смогу ли я незаметно оторвать ленту, не оставив следа. Мне хотелось сказать ей: «Лента бесполезна, по ней тебе не определить, читаю ли я, придумай способ получше!» Но в результате я потерпел фиаско. Надо отдать должное ее хитроумию. Я старался отрывать ленту со всей осторожностью, тем не менее на обложке остались следы. Я убедился, что никак невозможно сделать это незаметно. К тому же она наверняка измерила длину ленты, а я, отлепляя, скатал ее. Пришлось запечатывать, отмерив на глазок ленту приблизительно такой же длины. Вряд ли этим ее проведешь. Но пусть она знает, что, хотя я сорвал ленту и заглянул внутрь, я не прочел ни единого словечка. При моей близорукости трудно разобрать написанное таким убористым почерком. Надеюсь, она мне поверит. Но чем настойчивее я буду говорить, что не читал, тем сильнее она будет убеждена в обратном, в этом она вся. Чем быть понапрасну обвиненным, лучше уж и в самом деле прочесть, но я решительно отказался от этой мысли. Сказать по правде, я опасаюсь наткнуться в ее дневнике на признания в чувствах к Кимуре. Икуко, умоляю, не пиши об этом! Я не буду без спросу читать твой дневник, и все равно не надо всей правды. Пусть это будет ложь, но скажи, что Кимура всего лишь возбуждающее средство, и не более. Кимура пришел нынче утром пригласить Икуко в кино исключительно по моей просьбе. Я сказал ему: «В последнее время, когда я дома, жена почти не выходит. Все дела поручает домработнице. Это на нее не похоже, хорошо бы ты сводил ее куда-нибудь часика на два, на три». Тосико пошла вместе с ними, и в этом не было ничего необычного, но мне трудно понять, что она при этом думает. Тосико похожа на мать, однако есть в ней что-то еще более замысловатое. Не досадует ли она, что, в отличие от большинства отцов, я люблю ее мать сильнее, чем свою собственную дочь? Если так, она ошибается. Я люблю их обеих в равной степени. Только это разная любовь. Не может отец быть беззаветно влюблен в свою дочь. Надо будет как-нибудь ей растолковать... Сегодня вечером, впервые после отъезда Тосико, мы все вчетвером собрались за ужином. Тосико долго не засиделась, на жену коньяк произвел обычное действие. Поздно ночью, когда Кимура собрался уходить, я вернул ему «Полароид»: «То, что не надо проявлять пленку – хорошо, но неудобство в том, что необходима вспышка, лучше все-таки снимать обычным фотоаппаратом. Попробую мой цейсовский „Икон“. – „Вы отдадите проявлять пленку?“ – спросил он. Я заранее был готов к такому вопросу: „А не можешь ли ты проявлять и печатать мои снимки у себя дома?“ – сказал я. На лице Кимуры изобразилось некоторое замешательство. „Почему вы не хотите делать это у себя?“ – спросил он. „Ты небось догадываешься, что я снимаю?“ – сказал я. „Неуверен...“ – замялся он. „Я бы не хотел никому показывать свои снимки, а у нас в доме проявлять невозможно. Я подумываю расширить дом, но сейчас здесь нет подходящего места, чтобы оборудовать темную комнату. Нельзя ли устроить ее у тебя? Ты единственный, кому я могу довериться“. – „Место где-нибудь найдется. Я переговорю с хозяином“, – сказал он... 28 февраля ...В восемь утра, когда жена еще спала, пришел Кимура. Сказал, что заскочил по пути в школу. Я тоже еще был в постели, но, услышав его голос, вскочил и поспешил в гостиную. «Все о'кей!» – сказал он. Я не сразу сообразил, что он о темной комнате. У них в доме сейчас не пользуются ванной, и ему разрешили ее использовать. Удобно, что там есть водопровод. Я попросил его поспешить с обустройством...