Текст книги "Психические войны, или Кто в халате, тот и психиатр (СИ)"
Автор книги: Джонни Псих
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Но одно дело концептуальное осознание ситуации, и совсем другое – способность перестроить своё чувствование так, чтобы день за днём, час за часом иметь возможность наслаждаться жизнью, невзирая на её ограниченность во времени и значительные преграды, обусловленные серьёзными проблемами со здоровьем. Видимо, такая органическая неспособность испытывать радость повседневного бытия была наглухо прошита в больную голову,– приходил к неутешительному выводу Джонни.
От потока подобных неутешительных философских мыслей его отвлёк неожиданно впервые замеченный им в углу коридора пакет, очевидно, оставленный Андреем. Внутри лежали шапка, перчатка, шарф и ещё кое-какие тряпки. Джонни не помнил, было ли всё это на Андрее во время их разговора. Джонни с детства боялся не только глядеть в глаза собеседнику, но и вообще в его (или её) направлении, а потому привычно то и дело опускал или отводил сторону свой взор. У него вначале было желание позвонить Андрею и сказать: «ты тут оставил свои вещи», но потом нежелание видеть того ещё раз, тем более за такое короткое время, пересилило благие намерения, и Джонни подумал: «Ничего. Если ему нужно, то спохватится и вернётся».
Владимир был удивительно порядочным человеком. Практически каждый воскресный вечер он ездил за город навещать своих пожилых родителей, а по пути заглядывал к Джонни, чтобы забрать железки в ремонт. На следующей неделе после визита Андрея с ноутбуком Владимир был на рынке и приобрёл там нужный Джонни адаптер. Однако в воскресенье было снежно и морозно, и у Владимира, как у многих других людей, зарабатывающих себе на жизнь пусть и высококвалифицированным, но ручным трудом, а потому не имеющим возможности покупать новые дорогие авто, не завелась машина. Соответственно, он не смог поехать к своим родителям и к Джонни.
Джонни же, когда узнал эту новость, поймал себя на очень нехорошей мысли. С одной стороны, в теории он вроде как от души желал людям добра. Но в данном случае поймал себя на крамольном желании, чтобы с Андреем стряслась какая-нибудь неприятность, которая помешает ему приехать к Джонни раньше, недели это удастся Владимиру, так как в противном случае придётся расплачиваться за ещё не проверенный ноутбук. Однако, как в очередной раз к своему большому разочарованию убедился Джонни, плохое в такой ситуации может случиться только с ним самим, либо с людьми (как в данном случае с Владимиром), от которых он зависит. Практически точно в оговоренный в предыдущую встречу день, Андрей позвонил и поинтересовался, удалось ли проверить ноутбук. На что Джонни (готовый, впрочем, в случае сильной враждебности Андрея пойти на уступки) объяснил ситуацию, как есть, и просил подождать ещё неделю, а Андрей, на его удивление, отнёсся с пониманием.
Однако, как назло, ближе к воскресенью, с характерной для него удивительной предупредительностью позвонил Владимир и весьма расстроенным голосом сообщил о поломке своей машины. Другой человек на месте Джонни, наверное, назвал бы сложившееся положение проявлением «закона подлости». Однако сам Джонни, при всей своей негативной эмоциональности, так не считал. По его мнению, люди просто обычно дольше помнят плохое, от кого бы оно ни исходило – других двуногих или слепой судьбы. Хотя другие люди, наверное, всё же вызывают большую злопамятность.
Но, так или иначе, здоровье уже не позволяло Джонни самому доехать до работы Владимира, особенно с учётом развившейся в последнее время агорафобии, из-за которой любая вылазка даже на небольшое расстояние от дома превращалась в пытку. А потому, когда позвонил Андрей и поинтересовался, удалось ли протестировать ноутбук, Джонни только сказал сухо: «Приезжай. Я отдам тебе оставшиеся деньги».
Зайдя в квартиру, Андрей, словно гордясь, «вот видишь, я продал тебе хорошую вещь, а ты говорил...», ещё раз повторил вопрос, только на этой раз в несколько иной форме: «Ну как, всё работает?» В ответ Джонни не стал врать, даже если сказать правду в данной ситуации означало не только выставить себя полным идиотом, не способным выполнить намеченное, но и признание абсурдности разделения получения денег Андреем на два этапа. Словно пытаясь даже не оправдаться, а хоть как-то объяснить, почему у него опять всё так глупо получилось, Джонни сказал: «Просто раз уж я обещал тебе, значит, приходится выполнять, как бы там ни было». Андрей ничего ему на это не ответил, а только молча протянул руку.
Конечно же, этот жест не мог не привести Джонни в недоумение. Как и ещё один пакет с зимней одеждой, как бы невзначай оставленный Андреем у него в квартире.
Но вовсе не об этом думал в первую очередь Джонни после того, как Андрей, пожелав ему «всех благ», закрыл за собой дверь. Джонни неожиданно погрузился в печальные размышления о том, почему его жизнь пришла к такому итогу. Ведь по сути, после того как, по словам его грёбаных родственничков (которых Джонни ненавидел до тех пор, пока благополучно не послал всех их на х**, прекратив контакты) его мать и бабка всю свою жизнь пытались заработать на и обустроить квартиру, он превратил её в свалку металлолома и тряпья.
Джонни прекрасно понимал, как другие добивались успеха – в основном при помощи принуждения и обмана. А сам он никогда толком не умел ни драться, ни врать. Каждый раз, когда ему приходилось говорить неправду, Джонни тушевался и представлял себе, как плохо он сделает тому человеку, какие может причинить страдания и тому подобное. В подобных ситуациях он словно чувствовал чужую боль, ставя себя на место своей потенциальной жертвы и... нередко отказывался от своей затеи, даже если это приносило ему в итоге неприятности или убытки.
Но не меньше страданий, нежели издержки собственной неспособности обманывать людей, доставляли ему постоянно возникавшие ситуации, в которых его самого обманывали или ещё как-то использовали другие. Драматизм переживаний усиливался болезненным осознанием, всё чаще посещавшим его последнее время в связи с накоплением горького и унизительного опыта. Раньше Джонни был уверен: так подло с другими могут поступать лишь отдельные, особенно «плохие» люди. Быть может, в своё время они сами стали жертвами, или у них было трудное детство. Когда Джонни открыл для себя теорию про психопатов, у него вроде как появилось удобное объяснение: Эти люди больны на органическом, генетическом уровне. В мозгу у такого человека отсутствуют важные структуры, отвечающие за эмоциональные реакции, вследствие чего он оказывается равнодушным к страданиям других, неспособным к сопереживанию.
И в то же время, ему нередко (заведомо слишком часто, чтобы их всех объявить прирождёнными психопатами) встречались люди, чьё поведение недвусмысленно свидетельствовало об их позиции: «я обману или как-то ещё использую тебя при первой возможности». Более того, их заведомо вредоносные поступки не встречали осуждения в обществе. Напротив, уважаемые бизнес – тренеры, мотивационные ораторы и даже психолухи поучали обывателей осознанно подражать подобным негодяям, целенаправленно разыскивая и окучивая беззащитных овечек, которых безнаказанно можно ободрать.
При таком раскладе уже не было смысла надеяться объяснить как самому человеку, так и другим, выступающим в данной ситуации безучастными сторонними наблюдателями, что он поступает неправильно, делая тебе плохо. Ведь с их точки зрения, это твоя личная проблема, которая больше никого не касается. И тогда получается, во многих случаях противостоять эскалации обмана, эксплуатации, унижения может лишь реальная грубая физическая сила. Но где её взять, если у тебя нет, и никогда не будет нормального здоровья?
Больные люди в больном обществе
Когда – то давным-давно, в подростковые годы Джонни мечтал о том, как он станет здоровым и сильным, и сможет не только решительно отстаивать свои законные интересы, но и защищать слабых от произвола двуногих хищников. Однако это, как практически и все прочие благие намерения в жизни Джонни, могло осуществиться лишь в его фантазиях.
В суровой же действительности все его потуги заняться физическими упражнениями, чтобы нарастить мышечную массу, которая позволила бы ему выглядеть в глазах других источником реальной силы, терпели фиаско примерно по следующему сценарию:
После напряжённых усилий Джонни резко становилось не по себе – было трудно дышать, окружающий мир начинал казаться нереальным, возникал невыносимый страх скорой неминуемой смерти. А на следующий день Джонни отправлялся в поликлинику к терапевту «проверять сердце» – по его представлениям на тот момент, отказ именно этого органа должен был преждевременно оборвать его жизнь. Однако врач Бургомистрова и тем более время от времени подменявшая её (по сути, в роли статиста, способного лишь выписывать больничные) гастарбайтерша оказывались не в состоянии даже поставить вразумительный диагноз, помимо пресловутой «вегетососудистой дистонии» и (в неформальном разговоре с мамой Джонни) «излишней мнительности», и отправляла к невропатологу. Та же, после практически бессмысленного в такой ситуации ритуала постукивания по коленкам, предлагала прекратить нюхать клей и растворители, взять себя в руки и заняться спортом. Либо... обратиться к психиатру. Последнее уже говорилось ею с глазу на глаз маме Джонни, которая потом пересказывала ему, умоляя взять себя в руки и стращая для пущей убедительности тем, как гробят людей в психбольнице ядовитыми препаратами. А затем начинались скандалы, когда мама заставляла Джонни ездить к экстрасенсам «раз официальная медицина не помогает». И страдания Джонни только усугублялись, когда он полным ненависти взглядом наблюдал за тем, как шарлатан гребёт себе в карман мамины деньги, беспардонно наживаясь на несовершенстве медицины и неспособности некоторых людей примириться с тем, что некоторые болезни просто не лечатся.
С тех пор прошла примерно четверть века. У Джонни уже давно не возникало даже мыслей о силовых тренировках. Указание на то, к чему привели бы его такие попытки, он получил несколько лет назад, когда имел неосторожность немного пробежаться рысью за автобусом, чтобы потом долго не ждать. Неожиданно ему стало трудно дышать, он почувствовал, как не может сделать полноценный вдох, сердце стало колотиться так, словно вот-вот разорвётся на части, окружающая обстановка вдруг показалась нереальной, и случайные прохожие стали свидетелями того, как Джонни прощался с жизнью, жадно ловя ртом воздух. Потом, не раз вспоминая эту историю, Джонни с ужасом думал о том, как близок он был тогда к тому, чтобы безвозвратно перейти из состояния «зрачки расширены от страха» в «зрачки расширены, на свет не реагируют».
Теперь ему оставалось только стремиться реализовать программу – минимум: как пожить ещё немного, хотя бы несколько лет? Конечно, живи он в подлинно цивилизованной стране, первым разумным шагом в попытке поправить серьёзно пошатнувшееся здоровье был бы визит к врачу, дабы воспользоваться методами современной инструментальной диагностики, а также знаниями, которыми располагает специалист. Но к какому? Очевидно, в его ситуации это был бы невропатолог, или, как теперь их принято называть на западный манер, невролог.
Только вот незадача: Джонни до сих пор вспоминал свои отвратительные ощущения, когда во время последней болезни его мамы приходила невролог Ряхина. Физически он той весной чувствовал себя ещё не так плохо, как сейчас, однако моральное состояние его было совершенно ужасным. Состояние умиравшей мамы поставило тогда перед ним слишком много чисто практических и иных вопросов, на которые Джонни не только не знал ответа, но даже не представлял себе, с чего начинать. Однако один важный момент стал ему в те трудные дни предельно ясен: как бы тебе ни было плохо, рассчитывать на помощь со стороны медицины не приходилось.
Почему? Ответ на этот вопрос становился очевиден, когда Джонни невольно слышал разговоры бабок – бывших знакомых его мамы. Эти очень бойкие женщины, много повидавшие на своём веку, ещё отнюдь не впали в болезнь Альцгеймера или иную сенильную деменцию, а потому могли без труда прикинуть в уме, что автомобиль, на котором разъезжает «эта врачиха» равен по своей стоимости её официальной зарплате в поликлинике за шесть лет.
Впрочем, хотя он тоже, как говорят дерьмократы и им подобные, любил считать деньги в чужих карманах, в своей моральной оценке данного обстоятельства Джонни кардинально расходился с этими женщинами. С его точки зрения, доктор Ряхина имела ничуть не меньшее моральное право на комфортную жизнь, нежели многочисленные офисные служащие, которые, даже рядовой планктон, ни хрена не производили – ни товаров, ни подлинных благ. В противоположность им, невролог Ряхина приносила реальную пользу людям – пусть богатеньким, или, по крайней мере, заведомо платёжеспособным, а потому, возможно, классовым врагам Джонни, но в этой роли она отвечала высокому призванию врача. Глупо требовать от человека, даже медика, каждодневного самопожертвования в его профессиональной деятельности, если государственная политика в сфере здравоохранения не обеспечивает материальных ресурсов для оказания медицинской помощи каждому нуждающемуся в ней, независимо от его финансового положения.
А недавно Джонни невольно получил дополнительное свидетельство бесперспективности в его ситуации обращения за медицинской помощью. На основании увиденного он ещё раз убедился: крайне негативные впечатления, сформировавшиеся у него о работе системы здравоохранения, не были артефактами его личного опыта общения с неврологом Ряхиной или терапевтом Чепушенковой, а также случайно услышанных разговоров бабок со двора.
А дело было так. Водитель «Газели», перевозивший железки Джонни, а также товарищ водителя, сидевший с ними в кабине, смотрели телепередачу. Первой мыслью Джонни, никогда ранее не сталкивавшегося с просмотром зомбоящика в машине, было: «до чего дошёл прогресс». Потом, разумеется, Джонни не мог подумать о том, что если разговор по мобильнику, говорят, приводит к увеличению числа автокатастроф, то каковы могут быть последствия, когда водила ещё и телевизор смотрит. Тут же, впрочем, у него возникла и другая мысль, о том, как ящик помогает не сойти с ума человеку, вынужденному стоять большую часть своего рабочего дня в пробках, особенно в период осенне-зимней слякоти.
Так или иначе, Джонни неожиданно вынырнул из погружения в свои собственные печальные мысли, услышав голос ведущей ток-шоу: «Мы сегодня поговорим о реально имевших место трагических случаях, связанных с медицинской практикой, и о том, можно ли подобный исход предотвратить». Когда ещё была жива и более-менее в здравом уме его мама, и Джонни делился с ней тем, как случайно увидел подобную программу, она говорила ему: «везёт тебе, Хрюшка, на такие передачи!» Очевидно, она была каждый раз очень обеспокоена, как бы под впечатлением от увиденного у него крыша не съехала ещё дальше. Сам же Джонни обычно не считал это обстоятельство «везением», то есть не зависящей от него случайностью. По его мнению, идя по жизни, большинство людей сталкиваются с подобными телетрансляциями в общественных местах, а также прочими упоминаниями о смерти, неизлечимых болезнях и т.д., со сравнимой вероятностью. Ну а потом уже каждый для себя выбирает, обращать ему на это внимание, или нет.
На этот раз ситуация осложнялась тем, что смотреть передачу о тяжёлых болезнях и смерти Джонни пришлось в условиях дополнительного нервного напряжения. Мало того, что он практически не видел экрана, так ещё и не слышал половины слов. У него даже возникло сильное желание попросить сделать погромче, но озвучить его Джонни так и не решился. Только подумал: «Везёт психопатам! Когда им нужно, они просто прямо говорят: я хочу вот это или вон то!» Джонни же обычно в подобных ситуациях упирался в непреодолимую стену собственной рефлексии: «А что человек обо мне после этого подумает? А не сочтёт ли он(а) меня после этого ещё большим неадекватом, чем по мне и без того видно?!»
Впрочем, несмотря на эти сложности, основные моменты передачи Джонни всё же себе твёрдо уяснил. Первая женщина говорила, с трудом сдерживая слёзы. Она недавно потеряла мужа, с которым прожила более тридцати лет. Примечательно, что они многие годы работали вместе в медицине, на одной станции скорой помощи: она фельдшером, а он водителем.
В принципе, казалось бы, не было ничего удивительного в том, что пациенту не стали делать радикальную операцию – слишком неблагоприятными были шансы. Как логичным было и решение не делать ему переливание крови, когда он впал в критическое состояние, так как исход всё равно был предрешённым. Тем не менее, на основании рассказа женщины, который был вполне убедительным, несмотря на эмоциональные проявления, то и дело прерывавшие её изложение, у Джонни сложилось устойчивое впечатление, что дело также было в социальном статусе пациента. И окажись на месте бывшего водителя скорой помощи, недавно вышедшего на пенсию, какой-нибудь крупный коммерсант или чиновник, то не только протокол лечения был бы другим, дающим больше шансов пациенту на реальное продление жизни, но изменилось бы даже чисто человеческое отношение медперсонала.
Тогда, получается, жизнь человека, долгие годы работавшего в команде, спасающей других людей, ценится гораздо меньше жизни того, кто занимался собственным обогащением, скорее всего, за счёт других людей (учитывая преимущественный характер бизнеса и власти в этой стране), а теперь зато располагает средствами купить услуги продажной медицины!
Впрочем, как показывала печальная история другой женщины, в стране, где система здравоохранения напоминает вертеп разбойников, бывает, и богатые тоже плачут. Супруг второй участницы ток-шоу увлекался то ли нырянием, то ли подводным плаванием, пока не получил серьёзную травму позвоночника. В медицинском центре, куда он обратился, пока ещё был в состоянии сделать это сам, ему сделали операцию, в результате которой он, по своей вероятности, проведёт (теперь уже короткий) остаток своей жизни в состоянии парализованного овоща.
Нет, Джонни прекрасно понимал, насколько несовершенны наши знания о мире и способность исправлять дефекты функционирования, пожалуй, самой сложной системы в природе – человеческого организма. А потому даже при высокой квалификации хирурга возможны непредвиденные трагические осложнения, ведущие к летальному исходу. Джонни помнил, как у него открылось сильное кровотечение в ходе такого, казалось бы, банального и хорошо отработанного вмешательства, как удаление миндалин, а потом были осложнения, связанные с распространением инфекции (лимфаденит). К тому же, согласно представлениям современной медицины, тогда у него, наверное, не было достаточных показаний для операции. Но в те годы, врачи просто не могли понять, что с ним творится, и не имели возможности это выяснить, а потому пытались пробовать известные им методы лечения типа отрезать что-нибудь, даже если не были понятны причины происходящего.
Однако в ситуации женщины, которая выступала в программе, был один очень важный момент: когда она, уже будучи в отчаянии, обошла множество врачей с фактически бессмысленным (её супругу невозможно было вернуть подвижность) уже на тот момент вопросом «как же теперь быть?», некоторые из них сказали ей, что операцию её мужу вовсе не обязательно было делать. Конечно, доктора при этом обычно старались уходить от ответа на вопрос о причинах драматической ошибки, видимо, старясь соблюдать врачебную этику и потому избегая катить бочку прямым курсом в направлении трагически накосячивших коллег, а может, опасаясь конфликта в случае, если их мнение станет известно тому, о ком оно было высказано. Тем не менее, кое-кто из них прозрачно намекнул на роль «человеческого фактора».
Конечно, такая передача не могла не произвести неизгладимого впечатления на Джонни. В ту ночь он долго не мог уснуть, когда, ворочаясь, вспоминал те или иные фрагменты программы. Однако, как ни странно, он увидел в ней и положительные моменты. Так, Джонни был восхищён тем, с какой самоотверженностью выступавшие в передаче женщины боролись до последнего за жизнь и здоровье своих мужей. Наверное, у них была настоящая любовь,– подумал Джонни. Чувство, на которое не способны двадцатилетние куклы с гипертрофированными губами и тренированными задницами. Нет, конечно же, практически любая ТП может гордо разглагольствовать, как она жить не может без своего очередного кавалера. И даже если ткнуть её носом в конкретные прагматические причины такой «любви», она может заявить надменным тоном: «я его люблю не за то, что у него есть, а за внутренние качества, позволившие ему этого достичь». Но случись что-нибудь с человеком – не мелкие временные трудности, а реальное несчастье, и она уже с другим, а он остаётся один.
Впрочем, Джонни умудрился найти для себя негатив даже в самоотверженной заботе женщин из передачи о своих мужьях. Он печально подумал о том, что если, несмотря на все усилия и множество врачей, которых они обошли, им ничего не удалось добиться от системы, то каковы перспективы того, у кого близких вообще нет и кто никому на белом свете не нужен? Когда медицинские работники точно знают, что если ты сдохнешь, то никто даже не спохватится, не говоря уже про то, чтобы ходить, добиваться чего-то для тебя или предъявлять претензии по поводу неадекватного лечения или халатности. При таком раскладе максимум, на что может рассчитывать бедный совершенно одинокий пациент в «бесплатной» ОМС системе, так это что врачи, не заморачиваясь с обследованиями и постановкой точного диагноза, выяснением причин и т.д., выпишут таблетки для сбивания симптомов. Такой подход очень удобен системе здравоохранения: больной будет меньше беспокоить, а заодно повысит свои шансы откинуть копытца в результате побочных эффектов. Естественно, про операцию в такой ситуации лучше даже не думать – если её и согласятся делать, чтобы начинающим хирургам было на ком практиковаться, то это фактически прямая дорога на тот свет.
Либо есть ещё вариант, который, правда, маловероятен в силу небольшого количества таких заведений: больница какого-нибудь «научного» учреждения, где, суля самые передовые методы лечения, из тебя сделают подопытного кролика для опробования препаратов и процедур, которые в случае успеха будут применяться в терапии платёжеспособных господ. Люди, у которых, подобно Джонни, не было ни близких, ни друзей, были для этих контор очень удобными субъектами – никто не будет судиться, когда никому не нужного субъекта угробят.
Если же обратиться в платную контору, то сначала, следуя негласной формуле таких организаций, будут разводить на деньги по максимуму, стращая трагическими последствиями «пренебрежения к своему здоровью», а потом, когда средства у тебя закончатся, просто пошлют на х** независимо от объективного состояния, потребности в лечении и т.д. Либо ненавязчиво предложат влезть в долги, набрав кредитов у ассоциированных с ними структур, чтобы потом по миру пустить, а то и жильё отнять под это дело.
Ну а если в такой шарашке только просто анализы делать и прочие обследования, то где гарантия точности и правильной расшифровки? Или получится, как тогда у мамы было в центре шарлатанки Надежды (см. «Психопаты не унимаются»).
Конечно, после таких мучительных размышлений у Джонни по-прежнему оставались неразрешёнными некоторые важные вопросы. Тем не менее, он определился с ответом на главные: кто виноват и что делать (и чего не делать).
Учитывая состояние медицины в стране, ему не приходилось реально рассчитывать на лечение, которое могло бы радикально улучшить его состояние и продлить ему жизнь. Поэтому оставалось только стараться выполнить максимум намеченного, пока ещё есть силы, а потом просто лечь и сдохнуть. А сделать ему предстояло ещё непочатый край.
Во-первых, на сайт его как не ходили, так и не ходят. После всплеска на пару дней благодаря феминисткам, число посетителей, хотя и не опустилось полностью до прежнего уровня, тем не менее, по-прежнему оставалось просто никаким: два-три человека в день.
Во-вторых, и с этим ему также было очень важно разобраться, ему хотелось всё-таки понять, почему условия жизни в его стране заставляют, казалось бы, вполне нормальных молодых людей вести себя подобно психопатам, как он видел на примере Жени из Подольска, да и во множестве других случаев.
Впрочем, что касается второго из этих пунктов, неприятное происшествие, случившееся с Джонни перед Новым годом, прибавило ему оптимизма даже относительно людей, которых другие имеют реальные основания считать не очень хорошими. А заодно помогли ему ещё раз убедиться, какая моральная пропасть отделяет психопатов даже от людей с просто «антисоциальным расстройством личности» (не являющихся при этом психопатами).
В предпраздничные дни у Джонни был наплыв клиентов. Конечно, на самом деле их было не так уж много, просто больная голова и кривые руки, которыми она управляла, не позволяли ему решать возникающие задачи быстро и эффективно. Вероятно, это, а также слабеющая память, стали причиной того, что 30 декабря только под вечер, почувствовав голод, Джонни вспомнил про недоеденную ещё днём рыбу с рисом. Ещё минут двадцать он мучительно размышлял, что же теперь с этим делать. А потом, не найдя в себе сил выкинуть ценные продукты (у него всегда были проблемы с тем, чтобы выбрасывать вещи, которые вроде как ещё могут представлять ценность, а тут речь шла о ценном корме!) по-быстрому затолкал их в себя.
Опрометчивость этого поступка Джонни ощутил уже ближайшей ночью, собираясь спать. Он почувствовал недомогание и сильный озноб. Потом всю ночь провёл в полузабытьи дурной дремоты, боясь даже нормально измерить температуру градусником (т.к. она была очень высокой – стоило засунуть градусник под мышку, как он показывал 38), который специально положил неподалёку от себя на тот случай, если у него совершенно не будет сил подняться.
Утром, с трудом выбравшись из туалета, Джонни подумал: срочно нужно лечиться. Основным средством он видел... питьё минералки, которой у него дома не оказалось, так как пил Джонни обычно только соки. Вначале у него была мысль сделать нечто подобное самому, растворив в кипячёной воде соль. Однако прикинув, сколько должна была простоять в открытом пакете соль, которую использовала ещё его мама, отказался от этой затеи. Температура у него была не очень высокой – 37,8. Поэтому, несмотря на врезавшийся ещё с детских лет в память строгий запрет «если у тебя повышенная температура – три дня из дома не выходить!», Джонни сделал попытку сходить за минеральной водой в ближайший магазин, располагавшийся в паре сотен метров от дома. Однако как только он вышел на улицу, ему стало совсем неважно. У него начался сильный озноб, закружилась сильнее чем обычно голова, и сопровождающее его с детства, словно проклятие, чувство нереальности окружающего стало более интенсивным, а потому невыносимо пугающим.
Опасаясь полностью потерять контроль над собой, упасть в снег и замёрзнуть, если смерть раньше не наступит от внутренних причин, Джонни поспешно вернулся домой. Но поскольку он так и не дошёл до магазина, его проблема по-прежнему не была решена. Вскипятив воду в чайнике, Джонни на удивление быстро нашёл в открытом пакете из-под сока крупнозернистую соль, которую с давних времён запасала его мама, словно на случай ядрёной третьей мировой войны. Однако практически тут же, заметив во многих местах внутренней стороны пакета многочисленные коричнево-чётные точки, Джонни с отвращением швырнул его обратно: тараканье дерьмо явно не было лучшим подспорьем при лечении пищевого отравления!
Теперь ситуация представлялась ему практически безвыходной. Пить много чистой кипячёной воды совсем без соли означало риск умереть от отёка мозга, когда концентрация натрия в сыворотке крови упадёт ниже 135 миллимоль на литр. Чувствуя сильную слабость, Джонни сел на стул на кухне, отчаянно пытаясь сообразить, что же делать дальше. Вот оно, проклятье одиночества, когда тебе плохо, а даже воды принести некому,– обречённо подумал он.
В это время зазвонил телефон. Кого там ещё..., – мелькнула раздражённая мысль. После взаимных поздравлений «с наступающим» (как-никак, 31 декабря) Андрей Денисов попросил Джонни помочь ему что-то найти в интернете по компьютерной теме. Ответ Джонни «так погугли сам» несколько удивил Андрея. Ведь обычно в аналогичной ситуации Джонни принимался покорно выполнять его просьбу. Андрей продолжал настаивать: «Что, тебе так сложно, да? Просто мне в этом долго нужно разбираться, а ты спец, тебе раз-два...»
Обычно Джонни не смел повышать голос на Андрея, но на этот раз сделал исключение. Впрочем, говорил он при этом тоном не уверенного в себе мужчины, отстаивающего свои законные интересы, а скорее капризной девки: «Андрей, послушай. Я отравился. Мне очень хреново сейчас. У меня высокая температура. Я даже не могу дойти в магазин за минеральной водой себе, чтобы лечиться, а ты говоришь искать тебе какие-то материалы».
– А друга ты не можешь попросить?
– Да зачем я буду кого-то беспокоить?..
– Ладно, ты сейчас будешь дома?..
– Ну конечно, куда же я денусь в таком состоянии?!
– Тебе нужны какие-нибудь лекарства?
– Нет, только минеральная вода.
Примерно через полчаса на пороге квартиры Джонни стоял Андрей и протягивал ему четыре полуторалитровых бутылки минеральной воды, а также несколько упаковок активированного угля. Я думаю, это тебе тоже пригодится,– сказал Андрей.
Джонни даже не знал, чему он был рад больше – минеральной воде с активированным углём или поступку Андрея. Да, наверное, по чисто житейским меркам, Андрей, не раз сидевший за разбой, грабёж и тяжкие телесные повреждения, был не самым добрым человеком. Да, было время, когда Андрей не возвращал ему долги, очевидно, пользуясь тем, что в случае лично Джонни он мог себе это позволить безнаказанно. Да, Андрей не раз его обманывал в силу того же самого обстоятельства. Да, наверное, было достаточно оснований утверждать, основываясь на его поведении и «послужном списке» правонарушений, что у Андрея было «антисоциальное расстройство личности». Тем не менее, когда Джонни было плохо, именно Андрей помог ему. И Джонни прекрасно понимал: Андрей никогда не станет потом попрекать его этим поступком: вот, мол, посмотри, что я тогда сделал для тебя. Да, Андрей порой бывал жёстким и даже жестоким. Вероятно, при жизни, которая была у него за плечами, если бы он вёл себя даже не как Джонни, а просто немного мягче, чем обычно, его бы уже давно не было в живых! Но, несмотря на всё это, у Андрея были понятия, которые даже при такой жизни позволяли ему оставаться человеком.
