Текст книги "Макиато: Special For You (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Макиато: Special For You
Она сидела на кухонном диванчике в приглушенном свете, исходящем от вытяжки, укутанная в теплый плед и прижав ноги к груди. В руках она крепко держала кружку, вернее целую бадью, как называл ее любимую емкость для напитка он, частенько с долей глубокой иронии предлагая использовать "эту огромную пиалу" для ее прямого назначения – поедания супа. В точности, он говорил, что эта посудина имеет свое сакральное предназначение – заваривать бич-пакеты (супы пятиминутного приготовления); и в порывах благотворительности ее можно даже сдавать беднягам-студентам за символические копейки, хотя, если уж совсем не скупердяйничать, то можно позволить им и телом расплачиваться, в конце концов, физический труд никто не возбранял, а даже наоборот: полы помыть, пыль смести – ну кто от такого откажется?
У девушки его домашний юмор всегда вызывал лишь взъерошенное негодование, которое она не стремилась прикрыть и в открытую начинала возмущаться, смешно ругаясь, морща носик и отчаянно жестикулируя; но он всегда знал, что внутренне она улыбалась. Она с удовольствием называла его дурачком, шутя хлопала по его шаловливым рукам, когда он неожиданно прерывал дистанцию и в успокаивающе-ласкательном жесте дотрагивался до нее. Эти прикосновения и, правда, имели успокаивающий эффект, но пыхтящую как Хогварц-Экспресс девушку это не останавливало, и она продолжала изображать атакующего ежика. Эти шутливые перебранки нравились им обоим. Как и напиток, который она заваривала в свою кружку. Точнее, который они вместе заваривали... И вместе его истребляли.
Оказавшись погребенной волной грустных и одновременно нежных воспоминаний, она не замечала, что бока кружки нагрелись, держа ее руками, будто пыталась согреться. Нос предательски хлюпал, но глаза были уже пустынно сухи – казалось, слез больше не осталось. Ей на самом деле было холодно. От тех же воспоминаний и печальных мыслей, уже неделю как арендовавших койко-место в ее голове, а также витающих в воздухе, которым она дышала, куда бы не пошла. Ведь везде, каждая улочка, даже скамеечка, в этом городе, каждая вещица в этой квартире, куда ни кинь взгляд, беспрестанно напоминали ей о нем.
От приставленной к коленям тяжелой кружки поднимался пар, сам за себя говоря о температуре плескающегося в ней макиато. Напиток она сделала на автомате, но и глотка не могла сделать, забываясь в аромате, кружащем над кружкой, а между тем воспоминания накрыли ее с головой...
– Макиато для моей любимой девушки, – с чувством гордости от поставленной и достойно достигнутой цели – приготовления эксклюзивного напитка, он поставил перед ней дымящуюся кружку.
– Максим! – вскрикнула приятно удивленная девушка, отрываясь от учебника по психологии. – Это что такое?
В другой раз она бы удивилась тому, что он приготовил что-то, тем более даже съедобное и вкусное, но о его кулинарном несостоянии она тогда еще не была осведомлена, ведь они были знакомы всего неделю. В его к ней обращении ее увлекло одно прилагательное – любимая. Неужели она, зеленая первокурсница, совсем недавно заселившаяся в общежитие, сумела пленить сердце этого высокого статного пятикурсника, которого, кажется, знали все-все в универе. Что не удивительно: активист, спортсмен и вообще симпотяжка.
Но она и сама была весьма не дурна собой, да и не считала себя героиней передачи "Модный приговор" – скорее наоборот. Глядя в зеркало она без запинки могла перечислить все свои достоинства: длинные волосы цвета шоколада, зеленые глаза, аккуратный носик, лишенный бича всех подростков мира – прыщей, угрей и черных точек (да хоть прям щас в рекламе чистящего средства для лица снимайся!), пухлые губы, ну, если их предварительно надуть. Сама среднего роста, ноги... стройные, грудь... есть, попа... тоже. Но, несмотря на все свои очевидные достоинства (уж явно не недостатки, а то, что есть к чему стремиться, так это даже хорошо и очень стимулирует процесс самосовершенствования, убеждала она себя), она и не мечтала о возможности быть любимой девушкой этой университетской звезды. Соседки по комнате, увидев, как Максим проводил личную экскурсию для заселившейся на день позже остальных первачке, после прочли ей вводную лекцию, темой которой была "Макс Краскин занят всерьез и надолго".
Так что она была удивлена и озадачена одновременно, мысленно охарактеризовав его: "Ну и кобель!"
Он ее мысли читать не умел, так что продолжил, очаровательно улыбаясь, от чего на его щеках появились ямочки, и тепло смотря ей прямо в так понравившиеся изумрудные глаза:
– Это макиато. Помнишь, Вик, ты говорила, что очень любишь кофе...
– Помню, – не могла она не согласиться. – Но я тебя не о кофе спрашиваю.
Вообще-то, и об этом тоже следовало спросить, ведь с подобным экзотическим безумием, в котором плавали какие-то белые штуки, она встречалась впервые. Название "макиато" было ей смутно знакомо, но вот пить его ни разу не приходилось. Хотя запах уже сводил с ума.
– Но я же для тебя именно его приготовил... – он состроил такую мордашку с щенячьими глазками и надутыми губками, что ее оборона дрогнула.
Но в черепной коробке тут же услужливо раздался тревожный звонок, а вслед за ним ошпаренный и ощипанный контуженный петух, который с рождения живет в ее "дурной голове", как заверил любимую и единственную сестричку ее добрый братик Кир, пробежался с развевающимся транспарантом: "Кобель еще тот, вон и глаза щенячьи. Того и гляди сейчас ногу задерет и территорию помечать начнет, если дашь слабину!"
Так что недолго думая, она громко захлопнула книгу и грозно сложила руки на груди:
– А надо было для девушки своей приготовить!
– У меня нет девушки. Пока...
Так. Нет девушки? Правда?
– А у меня другие сведения... – нерешительно начала она оправдываться, но живучая жертва Чернобыля, опетушившая жердочку в ее голове, прокукарекала, что все кобели так говорят. – В общем, не фиг мне лапшу на уши вешать. Я все про тебя, – она уперла пальчик в его довольно мускулистую грудь, – знаю.
Дотронувшись, она одернула руку, но не успела и ее конечность была схвачена в плен более быстрым противником. Макс настойчиво, но нежно, впрочем, Вика и сама не проявляла сопротивления, поднес ее руку к лицу и дотронулся губами до кончиков ее пальцев:
– А я никогда не вру, – проникновенно, не сводя с нее зачарованного взгляда, сделал он заявление.
– Звучит... довольно амбициозно, – нахмурилась она, чем вызвала приятный, не режущий ушей смех.
Это в наше-то время, когда все парни поголовно либо гогочут, как стадо гамадрилов, либо хихикают, прикрыв рот ладошкой, защищая окружающих от вида своего кариеса и сметающего с ног пивного амбре.
А вот от Макса исходил приятный аромат – он весь пропах своим кулинарным шедевром, запах которого Виктория считала лучшим на свете.
– Да, – кивнул он. – Я такой.
Она не знала что ответить на это. Да и петушок свалил в курятник, вероятно, оплодотворять свой гарем. Так что больше никто не пытался вразумить молодую девушку. И они долго не сводили друг с друга изучающе-ожидающих взглядов, пока Макс не спросил ее:
– Веришь мне?
А она ему в ответ кивнула, попав в зону повышенной концентрации его харизмы:
– Да.
– Тогда... – он опустил реснички. – Я должен кое в чем сознаться.
Вика резко вырвала свою руку из его лишь для того, чтобы вновь возложить руки на груди – сама того не осознавая, таким образом она в этом жесте пыталась выставить защиту:
– Так я и знала, – пустилась она в обвинения. – Пудришь мне мозги!
Но его лицо было таким... таким жалостливым, что ее сердце не могло просто так бросить его здесь одного мучиться в агонии своей лжи. Она собиралась выскочить из комнаты, громко хлопнув дверью, чтобы аж косяк зашатало, но передумала в последний момент и молча стала ждать его речей.
Теперь его взор выражал благодарность за оказанную честь:
– Вик.
– Что?
– Вот этот макиато, – он схватил чашку с порядком остывшей жидкостью в руки, – на самом деле не совсем макиато. То есть... сделано на его основе, как я думаю. Но я немного дополнил. Хотя... Вообще-то я просто спер название. Оно прикольное. И начинается на "мак", как и я, – он улыбнулся как Чеширский кот и самодовольно завершил: – А рецепт полностью мой. Я тут немного с зефиринками поэкспериментировал... Рискнешь попробовать?
Он протянул ей чашку обеими руками и преданно уставился в глаза, улыбаясь. Воображение Виктории дорисовало искорки, витающие у его головы.
Сначала она скорчила презрительную мину. Потом моргнула. Затем наградила его презрительным взглядом, но удержать его не смогла и звонко рассмеялась.
Так и закружилось их собственное счастье в ритме танго и ламбады, верно приближаясь к вальсу, пока...
Абстрагированная от реального мира воспоминаниями, Виктория не обращала внимания на своего младшего брата и, по совместительству, хорошего друга Макса Кирилла, который по доброте своей душевной и просто в силу своей альтруистической натуры (хотя немаловажен и факт кровного родства, который обуславливает генетическую предрасположенность любить сестру беспрекословно) не мог оставить ее одну, опасаясь, что она может что-нибудь с собой сделать. Она бы и дальше смотрела сквозь него, а слова пропускала мимо ушей, если бы он не заставил ее вздрогнуть от сочувственного похлопывания по плечу:
– Ви-и-ик, Макс поправится... Это же кома, я в нете столько случаев читал, когда люди из нее выходили. Это реально! Не будем терять веры.
Она нервно кивнула, соглашаясь (ведь не может быть иначе!), и вновь погрузилась в летаргический анабиоз.
Красивая пара, красивая история...
Почти целый год счастья...
Один пьяный водитель – нелепый легкий росчерк изящными холодными тонкими пальцами коварного мужчины по имени-отчеству Рок Фатумович поперек линии жизни молодого амбициозного парня...
Раздался звук битого фарфора и плеск вырвавшегося из оков чашки кофе, расплескавшегося, словно распятого, по паркету на осколках своего недавнего пленителя. Расфокусированный взгляд Вики вмиг сосредоточился на новой картине, представшей ее вниманию, а сердце не по-доброму ёкнуло.
Но Макс не поправился...
[2 года спустя]
– Простите, мы закрываемся, то есть закрыты! – крикнула на звук зазвонившего колокольчика, возвещавшего о новом посетителе, темноволосая продавщица, у которой этот перезвон стойко ассоциировался с бубенчиками какой-нибудь сельской Бурёнки или простоквашинского Гаврюши.
Ночной посетитель сделал вид, что ничего не слышит и, держа в руке мотоциклетный шлем, прошествовал быстрой походкой к стойке, за которой пряталась цветочница.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он.
Девушка, старательно завязывавшая шнурки, разогнулась. Как только в поле обзора попал посетитель, ее ноги подкосились, но оказавшийся сзади стул услужливо предоставил девушке свою сидушку.
– Ма... – полушепотом и с придыханием в голосе, не веря собственным глазам, выдохнула Вика, но не успела досказать то имя, которое старалась не произносить вслух уже долгое время, а услышав его на улице или по телевизору, мгновенно начинала оглядываться по сторонам в поисках обладателя красивого мужественного имени – Максим.
Но дело было не в том, что она побоялась сказать – ее банально перебили:
– Мама дорогая! Да, это я собственной персоной, – разведя руки в стороны, сообщил, подмигнув ей, очаровательный загорелый парень с до боли знакомыми чертами лица
После этого заявления ее мозг вообще отказался здраво мыслить. Это... Макс?..
Сам молодой человек отчаянно пытался понять, в чем же он прокололся? "Работаем 24 часа в сутки" гласила висящая на входе мигающая неоном табличка магазина цветов, но эта девушка собирается сбежать и не хочет его обслуживать. К тому же чуть ли не в обморок упала, увидев его. Конечно, вряд ли она знакома с его персоной – лица серферов известны лишь в своих кругах, хотя его и по телеку частенько показывают на канале "Экстрим", но, возможно, она тоже в теме волн?
Так же существует равная вероятность того, что она фанат его интернет-блога. Но это в случае ее любви к музыке. Хотя по виду так сразу и не скажешь, какую конкретно она предпочитает. А это, несомненно, имеет значение, ведь если эта симпатичная без единого грамма косметики на лице девушка фанатка попсы, то им не по пути. С другой стороны, такая девушка вряд ли бы стала таскать напульсники, если только не является поклонницей какой-нибудь придурошной подростковой девчачьей группы типа "Ранеток" или что там еще любят современные девчонки, большая половина которых это слово вообще упорно через "ё" пишет.
Либо же она принимает его за бандита. Но он выглядит вполне прилично для криминально образа, которыми пестрит НТВ: кастетами перед обомлевшим лицом не машет, кулаки не разминает, фингалами и выбитыми зубами не щеголяет. Кинув мельком взгляд на застекленную витрину, он узрел себя боковым зрением: стильные протертые джинсы, легкая футболка с эмблемой серферского клуба, на плечи накинута толстовка модного молодежного бренда, на ногах новенькие конверсы.
Устав от напряженного молчания, проглотившей язык девушки, он примостил на стойке свой черный с красно-золотыми всполохами шлем, а сам оперся на ладонь и пристально уставился в ее ошарашенные глаза, раскрытые до предела, давая Вике таким образом узреть его лицо в мельчайших деталях.
А она ведь стала забывать. То есть, уверяла себя каждый день, что больше не будет вспоминать и думать о нем. И у нее даже получалось. Время лечит, стирает воспоминания. Так говорят. Но она могла поспорить хоть на миллион баксов, которые в жизни в руках не держала, что стопроцентно этот метод не действует.
Виктория кое-как прошла все пять стадий от парализующего шока, отрицания происходящего, через злостное "Почему он?" и "Почему не я?", "А вот если бы, да кабы...". После этого она впала в депрессию, обжираясь таблетками и бешено гоняя на своей машине по городу, да и напульсники на руках после самого сложного периода не случайно появились. Она сильно переживала, что предаст Макса, забыв, но в то же время мечтая и грезя об амнезии. Даже в церковь сходила, где отродясь не бывала, но первый же поход закончился гневным разговором с Богом, то есть монологом Вики с обвинениями в его адрес в бессердечности и абсолютно неприемлемом наплевательском отношении к детям своим. А затем и вовсе заявила, что нет его, Бога, и ушла, продолжая свою депрессию.
Да, именно со временем, Максим смог немного выветриться из ее головы, а родители, братик и немногочисленные друзья, сумевшие вместе с нею пройти все этапы на пути к принятию правды, помогли ей в этом.
То есть, как сказать "выветрился"? Это не совсем верное выражение, ведь он всегда будет в ее сердце. Но всякие прискорбные мысли покинули ее сознание, взамен освободив полигон для воплощения их планов. Максик мечтал, что она, как и он, закончит универ на красный диплом, будет ответственной, станет прекрасным специалистом, а самое главное, будет счастлива. И она, заядлая троечница, на удивление всему преподавательскому составу и всем знакомым сокурсникам, стала ботаником с амбициями. А в начале этого года еще и работу себе нашла – флористом, так что получалось совмещать.
Свое каждое утро она начинает с нехитрых манипуляций перед зеркалом, улыбаясь во все "32 норма" и строя смешные рожицы, настраиваясь на позитивные волны. Макс хотел, чтобы она была счастлива. Она будет. А он будет смотреть на нее с неба, видеть, что она улыбается, и тоже будет счастлив.
Но тогда совсем непонятно каким образом он смог спуститься из своего Эдема и оказаться перед ней, обретя тело и форму, забавно хмурясь и выстукивая пальцами незамысловатый мотив. Внезапно, его брови поползли вверх, зрачки расширились, словно его осенило кирпичом по башке, он попросил Викторию:
– Минуточку, – выдвинув вперед указательный палец в характерном жесте, затем выхватил из кармана внушительный мобильник, подключил наушники и принялся в нем ожесточенно что-то печатать, тыкая в сенсорный экран.
При этом его голова покачивалась под такты неслышимой девушке музыке, а она решила, что двойник Макса, а это, определенно, был двойник, о чем говорило множество мелочей, которые не заметила сразу, но теперь одна за другой бросавшиеся ей в глаза,– это сбежавший из психушки чудак, хобби которого заключается в выносе мозга законопослушных граждан.
Ошалелая Вика, изначально потерявшая дар речи, наконец-то, его обрела:
– Эй! Эй, парень! Вообще-то, мы закрыты.
Он ее не слышал, тогда она беспардонно стянула с него наушник, упиравшись животом о стойку стола, а выдернув его, чуть не припечаталась лбом о плитку на полу. Это был бы форменный трындец, но ее в последний миг спас поздний посетитель, весьма возмущенный тем, что Виктория "спугнула музу, и у него пропало вдохновение, а вот только секунду назад его так и несло без тормозов".
Лично сама она шуганулась, после того, как их руки соприкоснулись, а между ними словно проскочила искра. Конечно, все то было фантазией и на самом деле ничего не искрило, не горело и не делало попыток взорваться, зато она до него дотронулась.
"Материальный", – сделала Викки вывод.
Ее посетила совсем шальная мысль, что этот парень – присланный Максиком ее персональный ангел-хранитель, ведь не зря же он ее спас. Хотя происшествие именно из-за него и произошло, так что либо из него хреновый ангел-хранитель, либо же это бред чистой воды.
– Спасибо, – все же она прервала его.
– Да ладно, – махнул он рукой так беспечно, будто это не он сейчас одухотворенно ворчал по поводу несостоявшегося шедевра. – Не в первый и не в последний же раз.
Появление так похожего на Максима парня ее и радовало, и огорчало. Она и хотела продолжить общение, возможно познакомиться, и торопилась выпроводить его.
– И все-таки, мы закрываемся.
– Двадцать четыре часа, – кивнул он на дверь, в которой отражалась вывеска.
– Сегодня санитарный день, – ничуть не смутившись, соврала Вика.
– Тогда уж санитарная ночь, – хмыкнул парень, поведя плечами. – Но мне очень-очень букет нужен. Позарез.
Она вдохнула, выдохнула и решила, что быстрее будет продать ему букет, а не расшаркиваться, пытаясь выпроводить, к тому же то был повод продлить общение, но последний довод она предпочитала на веру не принимать.
В ней проснулся профессионал:
– Что-то определенное?
– А что можете предложить? – отозвался он.
Вика зашла в холодильник для цветов, где прохладный воздух освежил ее разум. Она потрясла головой, вытряхивая начинающие посещать ее предательские мыслишки – в ней вновь проскальзывало желание дотронуться до него, все же незнакомец очень был похож на Макса. Но не был им. В них все различалось: манера подачи себя, совсем иная речь, или дело в легком акценте полночного покупателя? И внешность обоих парней была совершенно отлична друг друга, лишь на первый взгляд они казались похожими, но Вика легко находила отличия: у незнакомца были короткие волосы, а у Макса раза в три длиннее, но если бы он когда-нибудь их состриг так же ёжиком, то этот пункт можно было бы смело вычеркнуть. Но глаза. У этого парня они голубые, а у моего – зеленые, но у обоих они отливают серебряной дымкой. А вот сам взгляд вообще не сравнить. Если ее бывший имел задорный, беззаботный взор, то этот индивид смотрел несколько несчастно и безумно, словно его вот только что огорошили удручающим известием, а он все еще не мог решить верить этому или нет?
Он перехватил ее изучающий взгляд и мило улыбнулся, а на его щеках образовались идентичные Максовским ямочки. Вика тут же отвернулась, сжав внезапно начавшие дрожать руки в замок. "Здесь просто холодно," – сказала она сама себе.
Девушка кинула на него мимолетный взгляд и заметив вновь на его лице беспечность, с которой он входил в магазин, решила втюхать ему самые древние цветы, которые уже пора было убирать, но почему-то в ней проснулось сильное желание сделать гадость этому молодому человеку и обломить ему свидание с девушкой – иначе зачем ему в такое время цветы?
Вика остановила свой выбор на орхидеях. Они красивые и милые, а главное – выглядят обманчиво свежими. Любая девушка придет в восторг такого букетика. А то, что к утру лепетки опадут, так это не Виктории вина. Просто, видимо, не так уж и сильно этот мачо свою девицу любит. Вика потянулась к цветам, но ее перехватил требовательный глухой стук по стеклу холодильника, вдогонку которому полетела фраза:
– Мне вон тот букет, пожалуйста, – он указал на те самые цветы, которые девушка подготовила, чтобы отнести на могилу любимого, ведь через пять минут, как утверждают часы, наступит вторая годовщина его смерти, а она обещала ему прийти вовремя. Но уже опоздала.
– Нет, – в ее голосе появились металлические нотки. – Этот букет уже предназначен одному человеку.
Посетитель проникся ее тоном:
– Хорошо. Тогда пусть будут розы.
– Сколько?
– Двадцать две.
"Значит, у него по плану две девушки", – решила Вика, доставая кулек с кремовыми розами. И почему-то это ее волновало даже больше, чем опоздание к любимому.
– Мне белые, пожалуйста, – вновь одернул ее клиент.
"Вот дурной, это же цвет верности, как можно быть верным двум женщинам сразу?"
Пока она доставала и обрезала розы, мысленно ругая себя, его девушек до кучи, его самого, и прикидывала, где лучше ловить мотор, прямо здесь или на повороте, который в ста метрах, парень решил растопить лед в их разговоре. Ему все же было немного неловко, что он буквально ворвался и отвлекает девушку.
– А вас Виктория, да, зовут? – прочел он на ее бэйдже. – А меня Виктор, мы с вами практически тезки. Но я предпочитаю Виктор. С ударением на второй слог, – с некими англо-саксонскими надменными нотками представился он.
– Серьезно? – приподняв одну бровь в знаке вопроса, спросила Вика.
На что парень добродушно рассмеялся, расслабившись:
– Да нет, вообще-то, шуткую я. Просто Вик. Для друзей просто Вик.
– Мы что, друзья? – как-то серьезно осведомилась она.
Вик не растерялся и, пройдясь громадной пятерной по короткому ёжику выгоревших и отливающих немного золотом темно-русых волос, подтвердил, аргументируя лаконичной фразой:
– А почему бы и нет?
В ее голове буквально зажглась лампочка. А на самом деле, почему бы и нет? Ей как раз сейчас нужен друг. В сто раз лучше, если у друга будет личный транспорт, свой она сегодня оставила на стоянке по непредвиденным обстоятельствам. А еще лучше, если это маневренный мотоцикл.
– Действительно. Давай дружить! – она неожиданно для него протянула ему руку, пока он не передумал.
К своему счастью, он не заметил засветившийся в ее глазах маньячный огонек.
– Классно. Ты мне нравишься, фрэнд, – легонько вздернув пальцем ее носик, улыбнулся Вик, снова сверкая своими бесценными ямочками.
– И ты мне нравишься, фрэнд, – хитро улыбнулась Викки, повторяя его жест.
Заигрывания девушки Вику понравились, он даже решил, что у них может что-то и получится. Только, жаль, не сегодня. Сегодня у него другие планы.
– Прости, дружок, мне надо убегать, – он быстро расплатился и потянулся за кульком с цветами, которые Вика прижимала к себе.
– Конечно-конечно, – она начала протягивать ему цветы, а затем резко прижала их к себе, обескураживая парня. – Только, друг, у меня есть к тебе ма-а-ахонькая просьбочка. Вот такусенькая, – пальцами правой руки была изображена щепотка.
– Дружище, да я ради последнюю рубаху сниму, – стукнув кулаков в район сердца, пообещал Вик, – но я очень тороплюсь.
– Я знаю. Но я помогла тебе. Теперь твоя очередь. Иначе что это за дружба? Форменное лицемерие. Вот ты, друже, неужели ты лицемер?
– Я? – он изумился. – Нет, конечно же, нет.
– Тогда прекрати ломаться и подвези кое-куда.
– Далеко?
– Не очень. Минут пять, если офигенно ездишь.
– Я офигенно езжу, – оскорбленно опроверг всякие грязные намеки парень.
– Вот и хорошо, – самодовольно улыбнулась Вика, – вот и проверим.
Вик подумал, что можно было соврать на счет того, что у него нет второго шлема, но он был. Да и не хотелось ей отказывать. Что-то в этой девушке его цепляло. В ней была загадка. Ее реакции на его слова, на него самого за всего лишь десять минут общения показали такую палитру, что не от каждого человека и половину ее за всю жизнь увидишь. Так что он согласился. Да и возможности полихачить, фортанув перед привлекательной девушкой, Вик не мог упустить.
Она просияла и побежала в холодильник за тем самым букетом, который отказалась ему продавать. Виктор окинул этот букет заинтересованным взглядом, и наконец-то имел возможность схватить свои белые розы. Тут ему пришло осознание, что с таким букетищем далеко не уедешь и, долго не думая, он вытащил две розы, а остальные положил на стойку, предварительно воткнув один из стебельков в горшок к пальме.
Вика, прижимая к себе небольшой букетик, закрыла на ключ холодильник:
– Ты почему цветы оставляешь?
– Просто... Хочу подарить их тебе. Девятнадцать. Ты же примешь их, друг?
– Да не вопрос, братан, – пихнула она его в плечо, неестественно засмеявшись, даже сама не зная, почему ее смутил его широкий жест.
Смутившись, она выпроводила его из помещения. На скорую руку запихнув подаренные розы в пустующее ведро, Вика включила сигнализацию, закрыла дверь и спустилась к красивому красному мотоциклу:
– О, Харлей-Дэвидсон! Ты просто красавчик! – сделала она комплимент мотоциклу, который косвенно должен был быть комплиментом его владельцу.
Вик на ее слова улыбнулся, раскрыл рот, чтобы сказать, что она просто гениальна, раз умудрилась спутать Супербайк от Дукати с Харлеем, но передумал, решив, что стебать девушку по теме байков просто нелепо. Да и вообще ее незнание его умиляло. Он выделил ей шлем, который ему же пришлось на нее надевать, так как Вика не решалась выпустить из рук цветы, предназначенные для Макса.
Быстро со всем расправившись, она попросила Вика подкинуть ее до станции метро, откуда хотела сама добраться до кладбища, что было бы гораздо быстрее; а по пути набраться нужных эмоций, ведь в эту дату ее должны преследовать грустные настроения, как считала она. Но неожиданное знакомство с Виком перевернуло ее размеренную жизнь с ног на голову. Вернее, еще не перевернуло, но не думать о нем она больше не могла.
Вик занял свое место на байке, за его спиной села Виктория и обхватила его руками, зажав букет между его спиной и своим животом. Это был символический жест присутствия Макса, о котором она сразу же забыла, как только Вик завел мотор.
– Тр-р-р-р! – зафырчал мотоцикл, разливая в ее теле дозу адреналина. – Ты-ры-ры-р-р!
– Готова? – спросил водитель.
Она кивнула, а он, ощутив, как она потерлась о его спину лбом, сам себе усмехнулся и сорвался с места.
Вика еще никогда не ездила на байке. Картинки смазывались. Сердце ее дико застучало. Стало страшно, но не панически, а от ощущения того, что техника способна покорить мир, покорить человека. Но в то же время, это ведь человек управляет техникой. Вик ею управляет, а значит, не страшно. Он вызывал в ней чувство доверия, будучи искренним.
Ветер с бешеной скоростью дул в лицо, а она с каждой секундой все крепче прижималась к телу Вика, надеясь, что не раздавит его. Он чувствовал ее ерничанья и списывал на испуг, даже скорость немного сбросил, чтобы ей стало легче. Но она и не заметила этого широкого жеста от заядлого гонщика, крепко зажмурив глаза. Так крепко, что из глаз словно посыпались искры, а затем произошло настоящее чудо – из этих искр, словно феникс из пепла, возродился чудо-юдный петушок, приветственно махая зажатой в клюве ромашкой.
А она считала, что несчастный бройлер-переросток отправился к праотцам еще два года назад вместе с ее любимым кофеманом. Так же считал и Кир, которого "несомненно впавший в кому петушок-золотой-гребешок" не на шутку беспокоил, ведь он является символом ее настоящего, ее жизни и любви к миру. Именно благодаря этому созданию, которое вечно толкало Вику на всякие авантюры и беспределы, частенько вершимые братом и сестрой, когда они были школьниками, она и была такой, какая она есть, какой ее всю свою жизнь знал Кирилл и о возвращении которой он мечтал. То, что это безбашенное создание обрело свою сущность в виде петушка, оно должно было сказать "спасибо" Киру, который уже давно сделал официальное заявление: "Вот у всех нормальных людей в просторах черепа живут тараканы, а у тебя, Викачка, живет сумасбродный петух, который вечно клюет тебя в причинное место!"
После смерти Макса братишка больше всех старался растормошить Вику, вернуть ее прежнюю, жизнерадостную и чуть-чуть сумасшедшую, вместо пришедшей на ее место "ботанички-зубрилы-мрачного тролля". Все это он говорил в шутку в попытках ее рассмешить, и у него иногда удавалось.
Но той искры, которую он так комично прозвал петухом и даже когда-то в детстве портрет нарисовал, он выловить не мог и ругался:
– Только не говори, сестра, что ты пустила его на гриль, наврав наивному птицу, что это куриный солярий!
"Никакого гриля, Кирюш, чикен ис бэк!" послала она мысленный сигнал братишке, а вслух провопила в несущуюся по сторонам разноцветную пустоту:
– Птиц вернулся! Ура!
Как только байк притормозил, первым делом Вик обернулся к ней всем корпусом, чтобы задать интересующий вопрос, мучавший его последние минуты поездки:
– Кто к тебе вернулся?
Виктория стала медленно снимать шлем и вставать с сидения под его нетерпеливым взглядом.
– Так это, смысл жизни. Вернулся. Вот как села на твой Харлей, так и вернулся. Окончательно и бесповоротно. Вот машину продам и тоже себе байк куплю! – она несла абсолютный экспромт, но звучало вполне правдиво.
– Знаешь, – он подхватил ее за плечи, боясь, что она может свалиться, раз уже больше не держится за него. – Это ведь опасно. Ты лучше машину води. Там и подушки безопасности есть...
– Так, я не поняла сейчас. Ты что, типа феминист, только мужчина. Ну, то есть я имею в виду, ты сторонник аналогичного мужского движения, женоненавистник и имеешь что-то против женщин-водителей?
Ее напор ошеломлял, так что Вик посчитал лучшим все отрицать:
– Нет. Я люблю женщин. Я фанат женщин. Женолюбитель, так сказать.
– Бабник, – быстро сориентировалась Вика.
– Эй, – возмутился Вик, но она его осадила.
– Спасибо, друже, что подбросил. Я тебе очень благодарна. К тому же ты организовал мне грандиозную поездку на мотоцикле. Это... даже слов нет, как это круто. Спасибо. Хорошо, что мы подружились.
Она вытянула руку, чтобы ее пожали. Парень проникся моментом:
– И тебе, Вик, спасибо.
– Мне-то за что?
– За компанию. А еще за цветы. Они для важного человека.
Для важного человека? Ее взгляд сник. Вытянув ладонь из относительно крепкого рукопожатия, она склонила голову, чтобы Вик не видел ее лица, и поспешила к спуску в метро. Перед началом ступенек она не удержалась и, повернувшись, помахала ему на прощание.