Текст книги "Время лечит...(СИ)"

Автор книги: Drugogomira

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Несмотря на все глупости, недосказанность, идиотские ситуации, страхи, недоверие и сомнения, несмотря на всех тараканов, несмотря ни на что – они вместе. Лицом к лицу с очередным цунами.

За три месяца в этом отеле врач ощутил, насколько на самом деле живой. Ксения вернула его к жизни, наполнила ее надеждой и смыслом, заставила почувствовать её во всей красе, приоткрыться, вылезти из своей раковины. Задышать полной грудью. Позволить себе любить, несмотря на осознание, что вместе с любовью непременно приходит боль.

Завтра наступит и… Увольнение его не страшит, страшит другое. Завтра её решением всё может быть кончено. Вполне возможно, уже завтра он вернется в свой серый тусклый мир.

***

– Алло, Юрец! Я долго тебя ждать должен!? – рык Федотова в телефонную трубку раздался на весь зал. – Ты пока еще у меня работаешь! …Да, представь себе! …Скажи спасибо Ритке, убедила не горячиться, а то бы… Разбирай и дуй в лобби, быстро!

Лев Глебович кричал так, что стафф забыл, чем занимался. Десять пар глаз минимум уставились на владельца, который, как известно, в гневе страшен. Десять пар глаз, включая Ксюшины. Федотов оглядел лобби и заметил управляющую, махнул рукой, подзывая.

– Слышь, мелкая! Ты скажи своему врачу, чтоб не борзел мне тут! А то быстро вылетит! У меня терпение не железное! Образумь мужика своего!

Лев кипятился так, что, казалось, вот-вот – и пар из ушей пойдет. Ксения не понимала решительно ничего. Юры на планерке сегодня не было. Утром он прислал сообщение о том, что на совещание не придет и что надеется увидеть её в 11 часов в беседке. Больше никаких подробностей. Странное время выбрал – 11 утра. У самого рабочий день начинается в это время. А вот после планерки он обычно у Льва. Ксюша краем глаза взглянула на часы: 10:20.

– Хорошо, Лев Глебович, я передам. Простите, а можно поинтересоваться, что случилось?

– Много будешь знать, плохо будешь спать. Ты, главное, основную мысль донести – начальству не перечить! Усекла? – рявкнул Лев.

Ксюша кивнула.

– И тебя касается! Так, в профилактических целях напоминаю. Увидишь его, скажи, что я у себя.

Закончив, наконец, со своей пламенной речью, Лев направился к лифту, оставив ошарашенную девушку один на один со своими мыслями. Что он успел натворить? И почему должен говорить спасибо Ритке? Лев что, хотел его уволить? За что? А она, значит, выгородила? Застал их вдвоем? Что происходит?

Еще через 5 минут смурной врач быстрым шагом вошел в двери отеля, выцепил взглядом сидящую у барной стойки Ксению, помедлил, но решил все же подойти поприветствовать. Легко коснулся губ, не получил ответа, хмуро заглянул в глаза.

– Как голова?

«Голова? Точно, голова…»

– Спасибо, сегодня всё в порядке. А ты как?

– Иду выполнять свои прямые обязанности. Честно говоря, не думал, что придется, – по голосу было слышно: он удивлен, – Ксения, кажется, разговор придется отложить. Может, оно всё и к лучшему. Сегодня вечером, надеюсь, нам ничего не помешает?

– И я надеюсь, – протянула она неуверенно, – Юр, а что происходит? Почему Лев кричит на все лобби: «Скажи спасибо Ритке, убедила не горячиться»?

Кажется, на вопрос в лоб врач не рассчитывал. По глазам было видно – растерялся. Он что-то скрывает? Чего ей не надо знать?

– Давай я тебе потом расскажу, ммм? Если вкратце, я ему вчера нахамил в её присутствии. Вот и всё. Давай, мне пора, а то Лев сожрет меня с потрохами, он явно не в духе.

– Иди.., – выдохнула Ксюша.

«А если не вкратце? Чего он не договаривает? В ее присутствии? Значит, они вчера еще виделись и общались?»

Господи, это же невозможно! Ведь так с ума недолго сойти! Она уже начала… Любое слово, любой «не такой» взгляд, любая реакция уже кажутся ей подозрительными, вызывают в голове кучу вопросов, а внутри – вихрь эмоций! Она же цепляется буквально за все! Она не доверяет ничему! Ей везде видится вселенский заговор против себя! Так нельзя! Она же хотела дать им шанс, убеждала себя, что всё это того стоит. А сама занимается тем, что ищет новые и новые признаки того, что между Юрой и Маргаритой что-то есть. Признаки их связи. Или на худой конец признаки того, что он к ней неровно дышит, что что-то скрывает. Ищет их везде, каждую минуту! Ни о чем другом не может думать…

В глубине души Ксюша понимала, что, занимаясь этим самокопанием, не оставляет отношениям ни малейшего шанса. Почему она вчера так испугалась этого разговора? Испугалась, что не услышит слов, которые смогут ее успокоить, убаюкать, тех, что заставят ее ему поверить? Испугалась, что этот «последний шанс» действительно станет последним? Испугалась страшного разочарования? Испугалась себя, отклика в себе? Наверное, да. Сколько раз она уже обжигалась на своих отношениях? Один оказался самовлюбленным бабником, другой – карьеристом, третий посмеялся над ее мечтами и выбрал плыть по течению. Четвертый, не дав себе труда разобраться, побежал мстить, и с кем!? Она, конечно, и сама в чем-то виновата: ввела Лёшу в заблуждение, это из-за её неумения сказать «нет» в нужный момент всё вышло как вышло, да и не было у них с врачом на тот момент ничего, кроме поцелуя, отчасти поэтому она его вроде как и простила в результате. Отчасти потому, что потеряв его, поняла, каким самообманом все это время занималась, насколько дорожит, поняла, что у Вселенной может кончиться терпение ждать, когда ты там со своими тараканами разберешься. Жизнь дала им второй шанс, дала возможность начать сначала. Но ситуация показывает, что с доверием у Ксюши в результате всех этих жизненных перипетий стало плохо. Разговор с Ритой весь вечер вертелся в голове, Ксения гнала мысли, а они возвращались, слова звучали. «Любая женщина видит, когда нравится мужчине, если она, конечно, не слепая дура». «Не хотел отпускать. Все остаться просил». «Лежит и блаженно улыбается».

Отправила ту смс про головную боль и пожалела уже через пять минут. Ну что за трусиха? А мучиться вот так – лучше? Боишься разочарования больше, чем неведения? Предпочитаешь метаться? Захотелось и его помучить в неосознанном желании хоть как-то отомстить за собственные терзания? Дура ты, Ксюша. Была и есть. Гордая дура. Себе же хуже делаешь…

И сейчас, когда она смотрит, как Юра скрывается в лифте, когда понимает, что работа отбирает его у нее на очередной полный сомнений и метаний день, когда ощущает, что голова готова лопнуть от новых вопросов, она жалеет о том сообщении сто крат.

***

За день Ксюше удалось немного успокоиться, наверное, потому, что никто не мозолил ей глаза. Федотовы занимались своими делами, с Юрой на нейтральной территории пересечься за весь день так и не удалось: то она в бегах, то он с пациентами. Время шло, и управляющей даже начало казаться, что она более или менее остыла и сегодня точно хочет разговора. Да, Ксения признала, что ей важно услышать его аргументы, услышать и понять – что? Что она чувствует? Верит ему? Верит в них? Надеется? Готова дать им шанс, четко понимая, что её ждет впереди? Что дальше?

Рабочая суета затягивает – оглянуться не успеваешь, как наступает вечер. Солнце катится к горизонту, и в лобби становится многолюдно. Один за другим в ресторан стекаются и занимают столики гости отеля. Официанты снуют туда-сюда с подносами. Вот Федотов сидит за своим столом – кого-то ждет. Вот пожаловали дорогие постояльцы – известный своим скандальным характером депутат с семейством. На кухне заправляет Регина Марковна, в зале – директор ресторана Григорий. Ксения оглядывает зал и с удовлетворением отмечает, что всё под полным контролем. В это время она всегда старается находиться где-то поблизости, в эпицентре событий: мало ли, что может случиться. Как управляющая, она должна быть на месте, все видеть и быть готовой разрулить любую, самую неоднозначную ситуацию.

Внимание девушки привлекает депутат с семьей. Он – ее главная головная боль. Лев требовал облизать их со всех сторон и во всех местах, которые те подставят. Ксения краем глаза следит за тремя детишками, судя по виду, погодками: энергия из них так и хлещет. Она всегда удивлялась, сколько её у детей в принципе. Вот ребенок выскакивает из номера с воплями в 7 утра и забегает обратно в 22 часа ровно в том же состоянии, что и 15 часов назад, и только потому, что родители гонят спать. Просто пропеллеры! Как они это делают? Ксения следит и понимает, что, возможно, зря переживает: семейство ведет себя очень адекватно, детки совсем не капризничают, и даже демонстрируют какое никакое воспитание.

– Представь, что у тебя трое детей, Ксения, – раздается над ухом шепот. Юра подкрался как-то незаметно, как это только он умеет делать, проследил за ее взглядом и теперь с ухмылкой на губах кошмарит. Может, пытается обстановку разрядить, вот только иногда у него это плохо выходит.

«Страшный сон…»

Картина мгновенно возникает в голове, и Ксюша невольно вздрагивает – и от неожиданности, и от перспективы одновременно. Переводит на него глаза и смотрит испуганно, не зная, что и ответить. Трое детей не входят в ее планы на жизнь. В обозримом будущем и один не входит.

– Расслабься. Никто же не заставляет тебя их сию секунду заводить, – он смотрит с усмешкой, пожимая плечами, – Но ты просто представь… Гляди, какое чудное семейство. Прямо как из рекламы йогуртов. Нет? Ничего не ёкает внутри?

– Если бы ты знал, что это за дети, – управляющая пытается сменить тему. Как-то неудобно признаваться ему, что не ёкает и в ближайшие лет пять вряд ли ёкнет. Чужие дети никогда не вызывали в ней ровным счетом никаких эмоций, о своих она думать не думала. – Это – наши главные гости на ближайшие два дня. Велено любить, холить, лелеять и исполнять любые капризы.

– Оооо, так Лев дал тебе возможность потренироваться? Умный он всё же мужик! Чтоб ты раньше времени в декрет не сбежала, поди, – Юра поднял глаза к потолку. Жест, который, видимо, стоило читать как: «Ой, это что, я сказал? Нет, это был не я…». Ему определенно хотелось Ксению растормошить, заставить улыбнуться, получить от нее хоть какую-то «живую» реакцию. Но напряжение последние дни ее не отпускало, поэтому в ответ она лишь вяло улыбнулась краешками губ.

Все произошло стремительно и вместе с тем – для Ксюши – словно в режиме замедленной съемки. Двери лифта разъехались, и Маргарита вальяжной походкой выплыла из него в лобби. Огляделась, заметила парочку и с гордо поднятой головой направилась мимо них в ресторан, стуча каблуками. Спустя пять секунд в ресторане младший отпрыск депутата решил: надоело сидеть смирно, скука смертная, пора побаловаться с десертом! Например, попробовать попасть пломбиром вон в того парня в черном костюме. Еще пять секунд – и зачерпнутое ложкой сливочное угощение отправляется прямо в спину новенького официанта, но, конечно же, не долетает и падает на пол, ровнёхонько на пути Федотовой, которая, вздернув нос, смотрит поверх голов, но только не под ноги. Она была слишком сосредоточена на том, чтобы эффектно прошествовать мимо врача, а в результате не менее эффектно упала буквально в нескольких метрах от них.

Ксения закрывает и открывает глаза, встречая ошарашенный взгляд Юры, который замер истуканом рядом с ней. Спустя мгновение на всё лобби раздаются граничащие с истерикой восклицания пострадавшей. Или «пострадавшей». Федотов вскакивает со своего кресла и спешит к дочери, которой помогают подняться и которая скулит, держа на весу вторую ногу, хватаясь за спинку ближайшего кресла. Ксюша не может понять, все по-настоящему настолько плохо или представление устроено Ритой специально. Еще секунда или две – и вот уже Лев Глебович кидается к Юре, еле сдерживая себя, чтобы не материться на весь ресторан:

– Юрец, какого хрена ты стоишь!? За что я, спрашиваю второй раз, деньги тебе плачу? – шипит он, пристально вглядываясь в глаза врача, буквально испепеляя его взглядом.

Тот растерянно смотрит на Ксению, делает глубокий вдох, медлит еще мгновение и направляется к Маргарите, присаживается на корточки, чтобы осмотреть лодыжку. Смотреть невозможно! Видеть, как он осторожными движениями прощупывает хрупкую ступню, неприятно до приступа тошноты. Управляющая отворачивается, пытаясь на что-то отвлечься, набирает Валентину Ивановну, чтобы та прислала в ресторан горничную, вновь скользит взглядом по столикам, ни на ком не задерживаясь. Меж тем, Федотова со слезами в голосе причитает, что боль совершенно невыносима, что она не может наступить на ногу. Может, это, конечно, и правда, но Ксюше слышится в этих стонах вся фальшь мира.

– В кабинет её давай! – рвет и мечет Лев. – Вдруг перелом!?

Внутри всё оборвалось. Да какой перелом!?

«… …. …»

– Лев Глебович, составьте нам компанию, – раздается голос врача спустя полминуты. – Я уверен, причин для беспокойства нет, скорее всего, это обычное растяжение. Я осмотрю внимательней и сразу Вам скажу, как обстоят дела.

Дальше перед глазами Ксении всё как в тумане. Юра подхватывает Риту на руки, и вся троица удаляется в сторону медкабинета. Федотова самодовольно улыбается управляющей через его плечо, обвивает его руками, и, несмотря на его неубедительные попытки как-то отстраниться, все-таки утыкается носом в шею. А спустя секунду шепчет что-то на ухо. Врач словно спотыкается на ровном месте, на мгновение замедляя шаг.

***

21:20 От кого: Юра: Ксения, ты где?

Ксюша прячется от него больше часа. Первые минут пятнадцать после того, как врач на руках понес Риту в медкабинет, она еще пыталась как-то создавать видимость присутствия на работе, но когда поняла, что люди косо на нее посматривают, вылетела из лобби вон. Ей хотелось ворваться в медкабинет и устроить там такой разнос всем присутствующим, включая Федотова, чтобы штукатурка со стен посыпалась. Хотелось вцепиться ей в лицо, а ему надавать пощечин. Только повода для подобной реакции нет никакого, она просто выставит себя истеричкой, больной, школьницей, глупой ревнивой девочкой с очень подвижной психикой. Нет повода – Юра выполнял свою работу, причем, вроде как выполнял нехотя. Да, но от этого осознания не становилось легче ни на грамм, ни на йоту. Вот он касается ее лодыжки, вот она в шею ему дышит… А что он чувствовал, когда нес Риту на руках и она его обнимала? Вспоминал? Что она ему на ухо шептала? О чем он думал в этот момент?

Ксения полтора часа отсиживалась на самой дальней лавочке в самом укромном месте парковой зоны, пытаясь просто хотя бы голову успокоить. Нет, о хладнокровии мечтать не приходится, но пожалуйста, пусть хотя бы сердце перестанет рвать грудную клетку. Она пыталась собрать свои мысли и заставить себя услышать собственные же аргументы в Юрину защиту. Все они звучали разумно, логично, но отчего-то успокоения с собой не приносили. Даже тот факт, что он попросил Льва составить им с Ритой компанию, для нее звучал не слишком убедительно.

Наконец Ксюша околела сидеть на этой лавке. Не может же она всю ночь здесь провести, нужно идти в номер. Главное, проскочить по коридору быстренько, чтобы никто не видел. Пряча лицо, управляющая пересекла людную зону тропинок перед домиками, вошла в здание и быстрым шагом направилась к своей комнате. Коридоры окутал полумрак, но в это время в домике еще не спят, двери хлопают туда-сюда… Лишь бы никто не заметил… Заветная дверь. Открывайся!

Над ухом раздалось:

– Ксения, ты понимаешь, что твоя беготня только усугубляет ситуацию?

Она вздрогнула о неожиданности. Надо было не под ноги себе смотреть, а вперед, тогда бы она Юру заметила сразу.

– Давно ты ждешь? – еле выдавила из себя вопрос.

– Достаточно, чтобы весь второй этаж успел оценить эту картину, – ухмыльнулся врач. – Ну так что, здесь продолжим или пригласишь войти?

– Юр…

«Господи, как страшно…»

– Что, Ксения? Я просто скажу тебе, что должен, и оставлю в покое. Обещаю.

– Проходи, – выдохнула она и распахнула перед ним дверь: не хватало еще, чтобы сотрудники стали свидетелями выяснения отношений…

***

Они…

Юра прошел внутрь и замер посреди комнаты; Ксюша плотно прикрыла дверь и так и осталась у нее стоять, прислонившись спиной, чувствуя, как вся накопившаяся за два дня обида клокочет внутри, готовясь выплеснуться наружу, подкатывает к горлу. Рот открывается… Слова готовы сорваться с языка… Она не может и не будет молчать!

На каком-то бессознательном уровне ожидая с его стороны удара, обвинений в глупом поведении, попыток оправдаться, управляющая начала бить первой, не давая ему и рта раскрыть. Так остро вдруг захотелось его опередить, высказаться, показать ему, насколько ей больно, объяснить, почему вдруг вся эта «беготня», откуда такая реакция. Она оборонялась, нападая. Прежде, чем он скажет что-то в свою защиту, она скажет в свою… Перестаралась.

– И каково тебе было нести ее на руках!? Понравилось!? Что она тебе там на ухо шептала, что ты её чуть не уронил!? – зашептала она с такой яростью, что шепот этот больше походил на крик.

Он опешил, не ожидая такого напора.

– Ксения, послушай… Стой, – врач миролюбиво поднял вверх обращенные к ней ладони, – Это смешно… У меня не было выбора. Не мог же я…

– Смешно!? – перебила она его, приближаясь, сжимая кулаки и до боли впиваясь ногтями в нежную кожу, – А мне почему-то совсем не смешно, Юр! Совсем! Почему она за тебя заступается перед отцом? Что ты успел натворить? Или, может, вы успели? Что, черт возьми, происходит, и почему я об этом до сих пор ничего не знаю!?

Врач выдохнул, судорожно соображая, как её успокоить. К такому всплеску эмоций он совершенно не был готов.

– Ксюша, давай ты сейчас успокоишься и послушаешь меня, пожалуйста… Я тебе объясню. Всё.

«Да что ты собрался мне объяснять!?»

В ушах: «Любая женщина видит, когда нравится мужчине, если она, конечно, не слепая дура».

Перед глазами: Кадр. Кадр. Кадр. Кадр.

В ушах: «Скажи спасибо Ритке, убедила не горячиться, а то бы…»

Перед глазами: Юра с поникшей головой над стаканом виски. Рита кладет ладонь ему на грудь. Обнимает его за шею, шепчет что-то в ухо.

В ушах: «Лежит и блаженно улыбается…»

Её охватывает ярость. Такая ярость, что она перестает контролировать мысли, голос и язык.

– Хорошо провел время, да!? Отпускать не хотел!? – она уже не шепчет, уже кричит, слезы предательски наворачиваются на глаза. Она никогда не позволяет себе плакать в чьем-то присутствии. Лишь в тех случаях, когда сдерживаться оказывается совершенно не в состоянии…

– Как же я всё это люблю…. Да кто тебе всё это сказал? Погоди, дай угадаю! – он уже сам еле сдерживает себя, чтобы не заорать в ответ. Он не орать сюда пришел, он пришел говорить, но держать себя в руках, слушая эти беспочвенные обвинения, невозможно сложно. Невозможно сложно сейчас собрать мысли в кучу, найти несколько слов, которые заставят ее замолчать, успокоиться и захотеть выслушать.

– Да какая разница!? – Ксюша пытается придать голосу больше спокойствия, но не выходит, ни черта не выходит!– Ты хоть понимаешь весь ужас этой ситуации? Мне казалось, что я смогла забыть, а оказалось – не смогла! Оказалось – непросто все! Я не могу смотреть на нее, на тебя рядом с ней! У меня перед глазами это видео на перемотке! У меня в ушах её слова! Меня тошнит от этого всего! Ничего не изменится, что бы ты мне не сказал! Я чувствую…

«Я так и знал… Ты сдаешься»

– Ксения, ты даже не пытаешься дать нам шанс! – он повышает голос, готовясь озвучить собственные страшные мысли насчет услышанного, – Ты не разрешаешь себе довериться! Ты…

«Да как ты можешь так говорить!?»

Она перебивает, захлебываясь от возмущения, внутри все сметает торнадо негодования:

– Я пыталась дать нам шанс! Я старалась как могла!

Они уже не слушают друг друга, каждому есть, что сказать, каждый желает высказаться прежде, чем осколки гранаты разлетятся, и всё будет кончено. Они истребляют друг друга взглядами, уничтожают на месте. Там, где стоят и кричат друг на друга два человека, должны были уже остаться две горстки пепла. Но каждый выстаивает, каждый выплескивает на другого свою боль.

«Да, я облажался, но ты не хочешь дать мне возможность все исправить!»

– Видимо, плохо пыталась! Ты понимаешь, что без доверия не выйдет ничего! А я? Как я могу доверять человеку, зная, что он не доверяет мне? Зная, что ждет от меня подвоха? Как я могу тебе доверять безответно? Как мы вообще можем строить нормальные отношения, если доверия нет!?

«Да услышь же меня!»

– Ну так может пойдешь поищешь доверие на другой стороне, если я не в состоянии предложить тебе то, что тебе надо? И без работы не останешься – всегда выгородит! И клинику свою гарантированно получишь! И секс зашибись! И дети у вас красивые будут! Трое!!! Куда не плюнь – везде хорошо устроишься!

Ксюша замерла, нутром чуя, что, кажется, только что пересекла ту самую черту, за которой ничего больше нет.

«… … …»

Юра молча смотрит на свою Ксению, больше не пытаясь заставить её себя слушать, не пытаясь скрыть разочарование и боль: они проступают на лице, в глазах, на губах; само тело транслирует их. Она видит, как плечи опускаются, словно под тяжестью гигантского груза, он весь словно съеживается, делает шаг назад; брови хмурятся, губы кривятся, а глаза – лёд. Нет, глаза – хуже. Осколки льда.

– Ясно.

«Все предельно ясно…»

– Прости, что не оправдала твоих ожиданий, – срывается с губ в его спину. Дверь хлопает, оставляя её в звенящей тишине.

«Прости, что не оправдал твоих»

.

.

.

.

.

Осознание настигает её спустя несколько бесконечных минут транса.

«Боже, что я наделала… Что я натворила?»

***

Третий час второй жуткой ночи. Четвертый час, как врач лежит и смотрит в потолок. Чемодан так и стоит посреди комнаты, всем своим видом крича о том, что выход есть, очевидный выход. Что ему тут делать? Смотреть на Ксению каждый гребаный день, раз за разом вспоминая сказанное ею? Понимать, что их отношениям не суждено быть? Понимать причины, понимать, что хоть об стенку расшибись – ничего не изменится? Понимать, что она не сможет простить его никогда? Никогда. Мозолить ей глаза. Причинять ей и себе боль. Откатиться на вечность назад. Мучить друг друга. Мучиться.

Когда кажется, что этой боли не будет ни конца ни края – ты бежишь. Бежишь куда угодно, тыкаясь как слепой котенок, чтобы только себя от нее избавить.

Есть несколько очевидных путей побега. Отсроченный до утра и мгновенный. Второй открыт прямо сейчас. Прямо сейчас, если ты пожелаешь, если ты настолько слаб. Там, в тумбочке, в медкабинете. Прямо сейчас на время, но уничтожить в себе все живое. Оставить лишь всполохи эмоциональной памяти, отключить чувства, погрузиться в забвение на несколько часов, проиграть, продать самого себя, свою душу ради ложного, но приносящего временное облегчение ощущения, что абсолютно ничего в этой жизни не имеет значения. Всё вокруг – миражи…

Когда кажется, что выхода нет – ты бежишь. От себя…

Нет.

Скоро рассвет, выхода нет…

Как же нет? В самой глубине своей души он знает, где находится выход. Сбежать – всегда проще всего. А ты возьми и выбери сложный, тернистый путь. Сломай свою гордость, увидь, услышь другого человека, пусть он сам тебя не видит и не слышит. Пойми его. Покажи, что ты ради него – готов. Выуди перед ним наружу всё, что сидит внутри, спрятанное так, что самому еще поискать, покажи ему это всё, пусть так чертовски страшно обнажать свои чувства. Говори сердцем, озвучь его робкий шепот, а не его вопли.

И вот после этого, если не поможет, будешь говорить себе, что ты сделал все, что мог, что выхода действительно нет.

…..

Лишь бы мы проснулись с тобой в одной постели.

***

Каких-то два часа после хлопка двери – и Ксюша больше не плачет: слезы кончились, пропитали подушку, кажется, насквозь. Три часа – опухшие веки горят и отказываются открываться, она так и лежит с закрытыми глазами, ворочается, не может уснуть, хотя такие истерики обычно кончаются резким провалом в сон. Четыре часа – судорожные вдохи и выдохи разрезают тишину, но их перекрикивают мысли: слишком громкие.

Что она ему наговорила? Зачем наговорила? Как снежный ком – она себя не могла остановить. Верила Ксюша в свои слова в момент, когда, сама себя за два дня накрутившая, выплевывала их ему в лицо? Да. Верила ли она в них спустя несколько минут, в упор смотря на закрывшуюся дверь? Нет.

Она ведь совсем другое на самом деле хотела ему сказать.

Неосторожные слова. Всего лишь слова. Но способны истребить, уничтожить всё, что ты так долго растила. Всё. Сжечь до тла и развеять пепел по ветру. Слетевшие с губ слова, в одну секунду обращающие ваш зеленый мир в пустыню, пули, превращающие чужую душу – в решето. Всего лишь слова… Атомная бомба. Ядерный гриб.

Она кричала в лицо одно, когда в действительности кричать хотелось совсем другое. Обвиняла его во всех грехах вместо того, чтобы признаться: «Мне страшно!», кричала «Проваливай!» вместо «Я боюсь тебя потерять!». Люди слабые. Люди так делают. Люди пытаются спрятать свою боль так, чтобы ни одна живая душа не догадалась об истинном положении дел, не дай Бог не услышала главное. Самый большой вред в этот момент они причиняют сами себе.

Она за ним не побежала. Потому что –

«Черт бы тебя побрал с твоей гордостью!»

Потому что после такого – унизительно бежать. Унизительно и, скорее всего, уже бесполезно.

Они так и не поговорили и при этом умудрились все друг другу сказать.

Почти четыре утра.

«Хотя бы несколько часов сна… Пожалуйста»

Громкий стук в дверь раздается настолько неожиданно, что заставляет Ксению подскочить в кровати. Сердце замирает и спустя мгновение дает бой уже в районе горла. Она точно знает, кто там, за этой дверью, сейчас стоит. Кто сейчас будет любоваться ее опухшей физиономией. Кто в полной мере сможет оценить, до чего ее довел.

Плевать. Он вернулся.

Уже поворачивая ключ в замке, она задается вопросом: «Вернулся, чтобы что? Бить?». Ей уже неважно. Важно, что он – здесь.

– Ксюша.., – врач запинается на мгновение, вглядываясь в ее лицо, – Мы так и не поговорили. Выслушай меня, пожалуйста. Пожалуйста, не перебивай.

Ксения не знает, куда деть себя в собственной комнате. Садится на диванчик и подбирает ноги, обхватывает колени руками, молча наблюдает, как Юра сам не найдет себе места, но, наконец, решается присесть на краешке того же дивана. Она не знает, что сейчас услышит, но молится, чтобы это было что-то важное. Что-то, во что она захочет поверить и поверит.

«Пожалуйста…»

– Ксюша.., – и видно, насколько ему тяжело начать, он ищет в ее глазах зацепку и находит Бог знает что вообще, – Прости меня… Прости, если когда-нибудь сможешь. Прости. Я знаю, что виноват перед тобой. Очень виноват. Я сожалею об этом каждую минуту, это правда. Я… Хотел дать тебе сдачи. Это тоже правда. Потому что… Потому что влюбился, разрешил себе влюбиться, и для меня в тот момент всё рухнуло…, – он запинается, видя её взгляд, подбирает слова, но продолжает:

– Все эти чувства были вмиг обесценены. Я… Почувствовал себя отвергнутым, не нужным тебе. Ты… Ты даже не представляешь, наверное, какую бурю во мне вызывала и продолжаешь вызывать. Я идиот, что так повелся на чужие слова. Я чувствовал обиду, опустошение и злость тогда и желание поквитаться… Я не пытаюсь сейчас себя обелить, просто хочу, чтобы ты понимала, что стало причиной, чтобы этой недосказанности больше не было. Я хочу быть с тобой честным… Я не знаю, сделал бы я это в трезвом уме или нет. Это тоже правда. Не знаю. Оправдываться я не хочу, потому что… Не за этим я сюда пришел, не оправдываться. Я просто хочу, чтобы ты знала, как много ты для меня значила и значишь. И я чувствую себя полным идиотом, потому что все испортил. Ты не представляешь, как сильно я об этом жалею… Я надеюсь, что когда-нибудь смогу вернуть твое доверие. Не знаю, что еще могу сделать, чтобы ты меня услышала, но за тебя я буду биться до конца, я не могу тебя второй раз потерять…

Юра все говорит и говорит, и она ловит каждое слово, прячет лицо в коленях, прячет эмоции, но дрожащие плечи выдают ее с головой. Она так хочет верить тому, что слышит, ради нее он ломает себя, выворачивает наизнанку. Это не привычный ей Юра, это – совсем другой человек. Он говорит, говорит, уронив голову, запустив пальцы в волосы, выуживает слова откуда-то из самого нутра. И каждое дается ему с таким усилием… Но он произносит их, одно за другим, вкладывая в каждое особенный смысл, надеясь, что она его услышит.

– Ксюша, я хочу только одного. Чтобы ты поняла. Мне нужна ты, не она. Ты… Ты одна имеешь для меня значение. Прости меня.

Она вздрагивает и поднимает голову, являя его взору свои заплаканные глаза. Ей послышалось, или там было что-то очень важное в этом «ты одна»? Что сказать в ответ, Ксения и не знает. Он застал ее врасплох. Она чувствует себя очень уязвимой и боится обещать.

– За что Лев хотел тебя уволить? – шепчет Ксюша.

Юра удивленно смотрит на девушку, силясь понять, услышала она его или нет.

– Ты правда хочешь сейчас это знать?

«Очень хочу…»

– Да.

– Хорошо. Я отказался провести курс массажа для Маргариты Львовны, – чистая правда, он принял решение быть с ней честным.

– Почему?

– Выбор очевидный: лучше остаться без работы, но с тобой, чем с работой, но без тебя. Без тебя вряд ли что-то вообще имеет смысл, если начистоту.

А может – может Ксения и не боится…

– Прости меня… Я хотела совсем другое сказать. Я… Я просто очень боюсь тебя опять потерять.

«Услышала…»

_________

Доверие…

«Большое дерево переживет поломку ветки.

Маленькому и хрупкому ростку для погибели достаточно пары оборванных листьев»

Смогут ли они вернуть доверие друг к другу? Время покажет. А пока двое спят в обнимку. Спать им осталось полтора часа.