Текст книги "Время лечит...(СИ)"

Автор книги: Drugogomira

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 // Они так и не поговорили ==========

Идиот, кто придумал, что время лечит.

Время плавится памятью и тем, что было…

Благословенное время. Вы, наконец, друг другу во всем признались, всё показали. Боль предательства, возвращение к жизни в своей скорлупе, испепеляющие взгляды, игра в молчанку, саркастичные комментарии, слезы в подушку, дикий, животный страх потери близкого человека, все сомнения, вся эта недосказанность – казалось, всё осталось позади. Казалось, стена из льда и недопонимания разрушена. Ты боишься спугнуть свое счастье и тихо молишься, чтобы в этот раз всё сложилось иначе. Душа просит любви.

Дни текли своим чередом. Сдержанные на людях, врач и управляющая не могли насытиться друг другом, стоило им остаться наедине. Её кабинет, его кабинет, безлюдные ранним утром коридоры, петляющие в парковой зоне тропинки. Её комната, его комната. Они словно просили друг у друга прощения за эти месяцы жестокой игры, в которую друг друга втянули. Но победителей, как говорится, не судят, и они больше не судили. Девочка и закомплексованный тринадцатилетний подросток. Без маски. Оказалось, им очень даже хорошо вдвоем, они друг другу отлично подходят. Для этого достаточно было набраться храбрости и показать другому свое настоящее «я». Такой нужный, но фактически невозможный для некоторых шаг навстречу.

Ксении пришлось принять тот факт, что романтик из Юры и правда никакой. Про цветы и конфеты действительно стоит забыть. Да и так ли они были ей нужны? Вовсе нет. К чему эти условности? Вместо цветов и конфет он дарил ей нежность и тепло, по которой она успела изрядно истосковаться. Цветы на одной чаше весов, нежность на другой. На одной фантики, на другой – забота и тепло. Несоразмерно! Это он, кажется, и хотел донести. Всё – фантики, кроме чувств. И Ксюша, наконец, ощущала безмятежность, буря внутри улеглась. Юра был рядом, был другой. Он, оказывается, совсем другой. Управляющая подозревала, что врач слукавил, сказав: «Ты мне нравишься». Потому что Юра это Юра. Но, судя по его к ней отношению, можно надеяться, что он чувствует больше, чем просто симпатию, что это нечто большее, чем просто «нравишься».

Ксения целых две недели витала в облаках.

Целых.

Две.

Недели.

Безоблачного неба над головой.

Две.

Полных.

Недели.

Полета.

Аж.

А потом…

***

А потом прошлое постучалось в дверь, и вся Ксюшина безмятежность полетела к чертям собачьим. Жизнь словно издевалась над ней, проверяя на прочность.

Маргарита Львовна впорхнула в отель, притормозила на входе, снисходительно оглядела лобби и остановила взгляд на управляющей, тут же изменившись в лице. Еще секунда, и вот, растянув губы в сладкой улыбке, дочь Льва взяла курс в сторону Ксении.

Кадр.

– Добрый день, Маргарита Львовна, – Ксения даже не пыталась выдавить из себя ответную улыбку: все силы и вся уверенность вдруг оставили её, пол поплыл.

– Ты всё еще тут? – приблизившись к девушке вплотную, проворковала Федотова. Голубые глаза смотрели пронзительно и насмешливо. – Надо же. Ума не приложу, чем ты так папу взяла? Но не волнуйся. Это ненадолго. Уж я постараюсь. Ты, кстати, не знаешь, где мой… О, вот и он! Всё, свободна.

Рита мгновенно потеряла интерес к Ксюше и поспешила в сторону лифта. Управляющая замерла у барной стойки. Она не знала, почему, но оборачиваться не хотела. Юра должен был подойти с минуты на минуту, и…

– Привет, дорогой! Скучал? – проворковала Федотова. Их с Ксенией разделяло метров пять.

По спине пробежал холодок. Нет, Ксении за шиворот словно вылили ушат ледяной воды. Внутренности сжались, сердце подскочило к горлу, дыхание перехватило, а в голове мгновенно зашумело.

– Маргарита Львовна? – пробормотал врач с нескрываемым удивлением в голосе, – Нет, признаюсь, совсем не скучал. С приездом. Извините, мне надо идти, меня ждут.

Пересиливая себя, Ксения все же обернулась. Раз уж она это всё равно слышит, то и видеть, наверное, должна. Она должна на это посмотреть. Чего бы ей оно не стоило.

– Да ладно тебе, ну что ты как неродной? Забыл уже всё? А я всё никак не могу…

Кадр. Кадр. Кадр.

Юра перевел глаза к бару и поймал отрешенный взгляд управляющей. Замешательство буквально на секунду отразилось на его лице, но в следующий момент он уже взял себя в руки.

– Маргарита Львовна! Дайте пройти!

Ксения стоит и смотрит на эту картину. Оживший ночной кошмар. Её словно к полу приклеили, грудная клетка и ноги налились свинцом, она не может ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни немедленно куда-то бежать. Стоит и смотрит, не в силах отвести взгляд, не замечая больше ничего и никого вокруг, не слыша трели лежащего на барной стойке телефона.

– Злишься, что сбежала? Да ладно тебе, не злись. Видишь, вернулась же… К тебе, – блондинка положила ладонь ему на грудь, приторно улыбаясь, заискивающе глядя в его глаза. Две пары голубых глаз смотрят сейчас друг на друга.

«А они чем-то похожи…»

Падают на кровать. Он сверху. Стремительно расправляется с пуговицами на рубашке… Голубой…

Сверкнув глазами, врач перехватил её запястье, отводя руку в сторону.

– Вы позволяете себе слишком много вольностей, Вам не кажется? – буквально прошипел врач, – Оставьте меня в покое. Идите, куда шли.

«Интересно, он правда не рад или это специально для меня представление?

Такой вежливый вдруг, а ведь может одним словом отбрить…»

– После того, что между нами было – нет, не кажется, – усмехнулась та, – Но, впрочем, я подожду. Знаю, ты передумаешь.

Целует её, расстегивает ремень, она стаскивает с него брюки…

Ксюша не может больше это слышать, не может больше на это смотреть, не может больше это чувствовать. Ей нужно на воздух! Неимоверным усилием воли она заставляет себя оторвать ногу от пола и сделать шаг. Второй. Третий. На улицу! Хоть куда-нибудь…

– Маргарита Львовна, разрешите! – Юра резко дернулся, огибая Федотову с правой стороны. – Забудьте всё как страшный сон. Я был не в себе. Всего хорошего.

***

– Ксения!

Она спряталась в тени дубов на укрытой от чужих глаз лавочке и сидела, замерев истуканом. Подходя сзади, он видел напряженные плечи, прямую шею, он уже знал, что она смотрит сейчас прямо перед собой, хоть и не видел лица. За что ему всё это, спрашивается? Где он так согрешил, что до сих пор расплачивается? Ясно, где… А думал ведь, что все, наконец, позади… А она? При чем тут она? Какой им путь пришлось преодолеть, чтобы просто перейти на «ты» после этой страшной ошибки, сколько интересного о себе выслушать, прежде, чем она подпустила ближе… И теперь она сидит как каменное изваяние, и он с расстояния десяти метров чувствует человеческую боль, которую она так умело все это время скрывала. Ксения транслирует ее затылком. Они так и не говорили об этом.

«Твою. Мать! О чем она думает?»

– Слушай, Юр, оставь меня, пожалуйста. Дай время. Кажется, мне нужно время, – голос глухой и отстраненный. Не дрожит, значит, хотя бы не плачет.

Врач стоит в метре за ее спиной и молчит. Что он, собственно, может сказать в свое оправдание? Какое тут вообще может быть оправдание? Говорить надо было раньше, а сейчас – сейчас она его прогонит вон.

– Давай поговорим. Ксения…

– Давай позже. Не сейчас. Иди… Правда… Всё нормально.

«Так и знал…»

Юра размышляет еще некоторое время, но затем все же разворачивается, отходит метров на десять и прислоняется к дубу, теперь наблюдая за ней издали. Она все также сидит, спина также напряжена, также прямо держит голову. Он не имеет ни малейшего понятия, что теперь делать, как налаживать контакт, как ей объяснить, почему именно всё это произошло. Он себе-то толком объяснить не может. Может, конечно, но для этого надо многое в себе признать… Врач надеялся, что прошлое осталось в прошлом, но реальность показала – прошлое живее настоящего. Прошлое прибыло в отель, сверкая голубыми глазами, и всё живое вновь умирает. Если бы он только мог повернуть время вспять и всё исправить… Но чудес не бывает. Бывает – жизнь. Жизнь, очень сложная штука, в которой есть место не только счастью и любви, но и боли, обиде, сожалению, недоверию, всякому. Он мстил ей за «предательство», а по итогу предателем оказался сам. Иногда жизнь любит посмеяться. Чувство юмора у нее хорошее. Чёрное. Как никогда остро врач ощутил собственную вину за этот непомерный груз на плечах хрупкой девушки. Раскаивался ли он? Каждую минуту с того самого момента, как правда о Зуенке вскрылась. Показал ли он ей свое раскаяние? Нет, не показал. Наоборот, бил в ответ цинизмом, сарказмом, прячась от собственных эмоций, от боли, от чувства вины, все глубже и глубже – назад в свою раковину. Он не мог себе опять это позволить, не мог допустить. Он не хотел их снова испытывать, эти чувства, но они оказались сильнее – правду люди говорят, сердцу не прикажешь. Она тихо плакала на веранде, держа спину так же прямо, а голову – так же высоко, как сейчас, и ему хотелось в тот момент просто перестать быть. Юра тогда понял – это бесполезно, себя не обманешь, душу не обманешь, а ты – полный мудак. Он почувствовал: это зрелище пробило в нем брешь. Нужно что-то делать, выносить невозможно. Но отодрать с лица маску оказалось не так просто, вовсе непросто. Каждое мало-мальски ощутимое движение сопровождалось страхом, осознанием, что снимая её, оставляешь себя беззащитным, буквально голым, открытым всем ветрам. Он выбрал быть беззащитным, голым и разрешить себе любить. Но так сосредоточился на собственных эмоциях, что забыл подумать о ней. Они так и не поговорили.

А теперь… А что, собственно, теперь?

***

Ксения полчаса просидела на этой злосчастной лавке, шестым чувством ощущая его присутствие где-то рядом. Кадры видео, сто лет назад удаленного, мелькали перед глазами, бесконечно повторяясь. Она думала, всё позади, думала, что простила его.

Нет, кажется, она все же просто сама перед собой притворилась, что простила. Время же лечит, вот и её, как казалось, подлечило. Это проще – головой «простить», когда душа все равно к человеку рвется, что бы ты не делала. Проще – желая быть рядом, оправдать его, найти для себя объяснения, найти слова. Проще – увидеть что-то в его поступках. Что-то, что будет говорить о том, что он сожалеет, что хочет быть с тобой. Проще – попробовать разрешить себе отпустить прошлое и жить настоящим, убедить себя, что сможешь переступить, сказать себе, что именно этот человек заслуживает второго шанса. Но простить душой – душой простить не проще. Забыть и никогда не возвращаться к этому мыслями – фактически невозможно. В памяти – всё, как вчера.

Они так и не поговорили. Она не сказала ему, что на самом деле чувствовала, он не объяснил, почему это сделал. Не так страшна измена, как причины, ее повлекшие. Она не знает этих причин. «Маргарита меня обманула» – не причина. Возможно, Зуёнок стал лишь эдаким спусковым крючком. Возможно, он находит Риту привлекательной девушкой, возможно, она ему ночами снится. И уж точно теперь-то он знает, какова она в постели. Наверняка помнит вкус ее поцелуев. Им, судя по всему, классно было. Конечно же, какие могут быть сомнения? Он все помнит! Может быть, даже сравнивает их между собой.

Он трогал ее, обнимал, целовал, наслаждался ей, он был с ней, в ней, и теперь они снова смотрят друг другу в глаза. Теперь она окутывает его своим сладким голосом, снова распускает свои руки, свои сети… Боже… Вдруг… Вдруг он снова в них попадется? Вдруг он хочет туда попасть?

«Господи… За что? Ну почему!?»

В чужую голову ведь не залезешь, как ни старайся. А слова – это просто слова.

«Как я могу быть уверена, что это не повторится? Что он снова меня не предаст?»

Говорят, в паре очень важно доверие. Управляющая осознает: она хотела бы, очень хотела бы, как никогда хотела бы ему сейчас доверять. Но – то, что в ней в эти минуты происходит, говорит о том, что – нет, не может, не получается. Ничего у неё не выходит, как бы не старалась. Сейчас каждую клеточку её съедает, точит сомнение. Страшно и холодно теплым летним днем… Её бьет озноб.

Ксюша сидит на этой чертовой лавке, чувствует Юрино присутствие и понимает, что все его слова, вся его нежность и тепло прямо сейчас неумолимо теряют вес, нивелируются этой ожившей, набирающей силу болью. Как это просто, оказалось. Достаточно, чтобы прошлое встало перед тобой, нагло заглядывая в глаза, уверяя, что оно – самое что ни на есть настоящее.

Она ощущает себя обесточенной. Виски пульсируют. Сердце рвется.

Комментарий к Часть 1 // Они так и не поговорили

Жизнь иногда – боль. Страшная.

Измену очень часто невероятно сложно простить. Даже когда над вашей головой, казалось бы, уже светит солнце.

Вы сами догадываетесь, что вас здесь ждёт.

_____

В тексте: Ночные Снайперы – Бумерангом

========== Часть 2 // Самоубеждение ==========

Ксения вернулась к работе спустя почти час тяжелых размышлений на лавочке, предварительно 20 раз повторив себе, что если она хочет дать шанс их с Юрой отношениям, неизвестно как, но ей необходимо довериться ему, отбросить сомнения прочь; убедив себя, что врачом тогда двигало банальное желание отомстить и больше ничего, что он ей дорожит, и что ей нечего опасаться, угрозы нет. Расплачиваться за ошибки прошлого можно бесконечно долго, расплачиваться и не расплатиться. Лишить себя возможности быть счастливой. Надо оно ей, им? Нельзя позволить Рите все разрушить, слишком долгим и болезненным был процесс их сближения. Нельзя позволить эмоциям взять вверх, нельзя показывать миру свою слабость: она сильнее своей обиды, ведь уже «простила», она умнее своего врага. Она сможет.

Самоубеждение – штука такая. Работает. До поры до времени.

Остаток дня проходил как в тумане. Маргарита весь день мозолила глаза в лобби, делая страшное лицо каждый раз, когда их взгляды пересекались. В глазах читалось: «Песенка твоя спета. Я тебя уничтожу». И почему-то Ксения не сомневалась, что та приложит к этому все усилия. Рита обрушилась словно снег на голову, и конечно же, сделала это в «идеальный» для управляющей момент: отношения с Юрой несколько недель как начались, не успели окрепнуть. Отношения с Львом только-только стали налаживаться, а сейчас любая выходка дочери сведет все старания Ксюши «на нет». Только Маргарита так удачно умеет подобрать время. У нее чуйка какая-то, что ли? Как она это делает?

Зачем она вообще здесь? Ведь уезжала с такой помпой и таким скандалом, бросаясь громкими словами о том, что ноги ее больше здесь не будет, пока управляющая занимает свою должность. И вернулась. С какой целью? Папкины деньги закончились или дело в другом?

Девушка осушала бокалы с игристым один за другим, потихоньку пьянела, веселела и в целом чувствовала себя превосходно. Она источала уверенность и высокомерие в радиусе километра вокруг себя, приподнимала губы в приветливой или многообещающей улыбке – в зависимости от того, кому улыбалась. Язвительные улыбки, предназначенные Ксении, обещали скорую расплату. Томные улыбки, предназначенные врачу, обещали… Небо в алмазах. Риту совершенно не смущало, что Юра держался рядом с Ксюшей, при любом удобном случае демонстрируя всему отелю, что рядом с ним – его девушка. Всё это их ныканье по углам и кабинетам в одностороннем порядке решено было прекратить в день появления Федотовой. Врач так решил. Просто подошел, заключил в объятия и поцеловал на глазах у всего стаффа. Молча. Ксюша без особой готовности, но ответила, про себя отмечая, что испытывает вовсе не те ощущения, что вот буквально утром этого дня. Метания, растерянность, тяжесть на сердце. Осознание, что Рита всё видит, и она отвечает скорее для того, чтобы её позлить, а не потому, что хочет. Ксении было не очень ясно, откуда вдруг в Юре взялось это желание так явно демонстрировать их отношения. То ли он её хотел убедить, что появление Маргариты не имеет для него никакого значения, то ли сам хотел убедиться, что между ними все по-прежнему, то ли весь этот спектакль предназначался для глаз блондинки. Скорее всего, все вместе.

В общем, под ее наглым, любопытным взглядом Ксюша на Юрины попытки наладить контакт откликалась. Еще не хватало демонстрировать врагу свою уязвимость, свое шаткое состояние. Пусть видит – врач с ней. У них – все хорошо, они друг друга приняли со всеми своими таракашками, может ни на что не надеяться… Главное, не смотреть на нее, на её реакцию. Ксении противно на нее смотреть, внутри все тут же вспыхивает огнем, волнуется штормовым морем. Её тут нет. Она – пустое место. Женщина, затащившая ее мужчину в постель.

«Он же сам пошел… Никто его не тащил»

– Ксения..? – врач вопросительно заглянул ей в глаза, – У тебя довольно неважно получается играть равнодушие…

– Я знаю.., – девушка оглянулась по сторонам, пытаясь понять, нет ли поблизости кого-то, кто может услышать их разговор, – Потому что его очень сложно играть. Потому что мне не все равно, если ты еще не понял.

– Слушай, давай поговорим, а? – она почувствовала, как Юра легонько сжал её пальцы в своей ладони. – Я жалею, что раньше до этого не додумался.

– Давай.., – ответила Ксюша рассеянно, внутри всё перевернулось. Ему не всё равно… Она почувствовала, насколько на самом деле нуждается в этом разговоре, почувствовала, что он может принести с собой облегчение. – Не сейчас только, потом. Давай вечером. У меня, – она взглянула на смартфон, – встреча с поставщиками буквально через пять минут.

– Что за поставщики? – поинтересовался врач, скорее для того, чтобы беседу поддержать. По лицу его было видно, что волнует его сейчас вовсе не это.

– Декораторы, техники, флористы. У нас послезавтра мероприятие. Так что остаток дня будет загружен.

– Хорошо, тогда вечером. У меня. Или у тебя? Или где ты хочешь?

Ксения пожала плечами: какая разница, где, главное – каким он будет, этот разговор.

– Не знаю, Юр. Там видно будет.

– Хорошо, – врач кивнул, улыбаясь, – Надеюсь, мы расставим все точки и больше к этому вопросу возвращаться не придется.

– Я тоже надеюсь…, – прозвучало с таким сомнением… Она не хотела бы, чтобы это так прозвучало. Но он, конечно, уловил.

– Слушай, я совершил огромную ошибку, я жалею о ней каждый день. Дай мне возможность всё объяснить. Пожалуйста, – Юра нахмурился, но глаза не отвел. Его взгляд изменился, потяжелел. Она читала в нем страх.

«Огромную ошибку…»

Ксения растерянно кивнула. Вроде это те самые слова, которые ты жаждешь услышать, но где должный от них эффект? Где удовлетворение? Его нет… Слова – это просто слова.

Врач потянулся к ней, чтобы поцеловать на прощание. Девушка бессознательно подставила щеку. Сейчас, когда она больше не ощущает на себе чужих пристальных взглядов, – Рита куда-то смылась, – притворяться особого смысла нет. Ксюша знала, что он считал всё, как и следует считывать. Ничего она не может с собой поделать! Между ними – снова эта тонкая, невидимая черта, и чтобы её стереть навечно, усилий приложить придется значительно больше, чем казалось изначально.

***

Между встречей с декораторами и встречей с техниками у управляющей окно в полчаса, оставленное на случай каких-то форсмажоров, на случай, если обсуждение затянется. Но встреча прошла как по маслу. Никто не опоздал, Ксению ничего не отвлекало от беседы, все задачи были озвучены и, как она видело, четко поняты. Со всеми бы так! Приятно дело иметь. Можно позволить себе законный перерыв за чашечкой кофе с пирожным – для поднятия настроения и духа. Иногда сладкое можно. А в такие дни, как этот – жизненно необходимо. Пусть это будет «Павлова» с лимонным курдом и малиновым конфи. Девушка подняла руку, подзывая официанта.

Двери лифта разъехались, являя ее взору Маргариту Львовну. Вот что ей в номере своем не сидится? Почему она весь день тут торчит? Она вообще теперь – свободный человек, может шастать, где хочет. Что, тусовки надоели, захотелось отдохнуть в тишине и покое, развлечения ради устраивая всем вокруг веселую жизнь? Смотреть на довольную блондинку было неприятно, но взгляды пересеклись прежде, чем Ксюша успела отвести глаза. Неспешной походкой от бедра Рита начала движение в ее сторону, по пути натягивая на губы приторную улыбку, ровным счетом ничего хорошего не обещающую.

«Только не это!»

Ксюша уткнулась носом в телефон, делая вид, что страшно занята. Стук каблуков приближался, приближался и… Рита бесцеремонно отодвинула кресло и уселась прямо напротив, вынуждая управляющую поднять на нее глаза.

– У Вас какие-то проблемы, Маргарита Львовна? Чем могу быть полезна? – холодно поинтересовалась управляющая. Нужно держать лицо, у тебя нет слабых мест. Он выбрал тебя, не её. Он – с тобой. Ей не удастся вот так просто взять и все разрушить.

Та смерила Ксюшу надменным взглядом, улыбка схлынула с лица.

– Всё просто чудесно. Ладно, не волнуйся ты так, я просто приехала забрать твоё. Как ты моё забрала. Заберу и перестану мозолить тебе глаза. Сдалась ты мне.

– Зря потеряете время, Маргарита Львовна, – процедила Ксюша сквозь зубы, опуская глаза назад в свой смартфон. Ей хотелось куда-нибудь деться, присутствие Федотовой было неприятно, ее насмешливый и вместе с тем жалостливый взгляд заставлял нервничать, но виду подавать нельзя, нужно быть сильнее.

– Знаешь, а я почему-то уверена, что не зря. Любая женщина видит, когда нравится мужчине, если она, конечно, не слепая дура. Я это еще при первой встрече поняла и вижу, ничего не изменилось. Кстати, я смотрю, ты скучаешь? Хочешь, развлеку подробностями из первых уст?

– Избавьте меня от них, Маргарита Львовна. У Вас всё равно ничего не выйдет, – Ксения отодвинула кресло и встала, показывая, что разговор окончен. Желание пить кофе резко пропало, она почувствовала вдруг приступ тошноты. К горлу подкатывало. Ей срочно нужно в уборную!

– Час кувыркались, – протянула Федотова мечтательно, глядя в окно, пропуская мимо ушей её слова, – Насилу вырвалась, не хотел отпускать. Всё остаться просил.

Кадр. Кадр. Кадр. Кадр.

Кадр: Юра, понурив голову, сидит над стаканом с виски. Может, это из-за её отъезда, а вовсе не из-за…?

– А я, дура, зачем-то сбежала. Зачем, когда вот оно, твое счастье, в твоей постели, лежит и блаженно улыбается? Смотрю в его глаза и вижу…

– Профукали Вы свое счастье! – перебила управляющая. На большее Ксении не хватило, пол под ногами снова плыл, голова кружилась, она не желает знать, что там Рита в его глазах видит, – А сейчас извините, но у меня много дел! Всего хорошего!

Схватив со стола свой планшет, девушка рванула в сторону уборной. Её действительно тошнит.

За спиной раздалось Ритино беспечное:

– Официант, шампанского!

***

Все валится из рук! Сосредоточиться на работе не получается, сосредоточиться на проекте клиники не получается. Не думать не получается. Ксения не отвечает на сообщения. Может быть, конечно, забегалась, но что-то подсказывает врачу, что дело не в этом. Сегодня с ней не так абсолютно все. На лице – маска, в глазах – сомнение, улыбки – искусственные, тело – напряженное, она вроде и дается в руки, а вроде и не хочет этого делать. Кажется, это скорее представление для Федотовой. Она – не горит. Скорее тлеет…

Что он будет ей сегодня говорить? Юра не знает. Перебирает в голове слова и отметает каждое, каждую гребаную мысль – одну за другой. Оправдываться – глупо. Ты уже это сделал и оправдания тебе в этой ситуации нет. Единственное твое оправдание – «У нас с Вами был просто поцелуй» – звучит настолько нелепо, что ты сам в него не веришь. Ляпнул, чтобы защититься, крыть-то не чем было. Даже ежу понятно, что все там с самого начала было непросто.

Врач надеется на то, что в нужный момент сердце подскажет, что говорить. А пока – пальцы малость подрагивают и в голове пустота. Отсутствие мало-мальски дельных мыслей нервирует: нужно хоть как-то подготовиться, откуда-то стартовать. Всё это будет звучать как бред, Ксения не поверит. Неужели он снова может ее потерять? Нет, немыслимо, невозможно, недопустимо!

Юра не замечает, как за окном темнеет, а он так и сидит, расфокусированным взглядом уставившись в монитор, экран которого давно ушел в спящий режим, скрыв от глаз план клиники. В кабинете полнейшая тишина, телефон не подает признаков жизни. Сколько он ей за сегодня отправил сообщений? Пять? Семь? Больше? На некоторые пришли односложные ответы, некоторые вовсе остались без ответов. Ксения не идет на контакт.

Что он должен сделать, чтобы она поверила ему, чтобы перестала сомневаться?

«Сам виноват. Во всем виноват ты один…»

И ведь даже посоветоваться не с кем. Интересно, что бы сказала ему мама, приди он к ней с этим, будь она сейчас жива? Одно Юра знает точно: судить его она бы не стала. Вздохнула бы тяжело, с укором заглянула бы в глаза. А дальше бы – только по делу. Но что именно сказала бы, какой бы дала совет… Если бы он мог знать…

Мозг, не способный выдать ни одной дельной мысли, закипел. Врач встал и начал мерить шагами кабинет. Остановился у стены и прислонился к холодному камню лбом. Его мучали нехорошие предчувствия: Ксения не простила и, видимо, не стоит надеяться, что простит.

Юра себя ненавидел в этот момент всеми фибрами души. Прямо сейчас он теряет второго близкого человека в своей жизни, сейчас, в режиме реального времени. Второй раз – по своей вине. Это он во всем виноват. Совершенно неважно, какие обстоятельства его на это толкнули. Он – виноват! И она сейчас что-то очень важное о себе понимает. Врач ждет этого разговора как казни, с каждой минутой укрепляясь в мысли о том, что его «последнее слово» ни к чему не приведет. Там, где нет доверия – не может быть любви. Она просто не выживает.

На часах 21:01.

«Может, она уже освободилась?»

Повесив на вешалку халат, Юра выключил свет и вышел из кабинета. Каждая минута приближала его к этому разговору, с каждой минутой становилось все страшнее за его исход. Неужели ты мог подумать, что так легко отделаешься? За все в жизни нужно платить, и, очевидно, что твой час расплаты настает… Он готов заплатить за свои грехи чем угодно, но только не ею. Ставки непомерно высоки. Непомерно!

В лобби Ксюши нет. Зато причина всех его бед на настоящий момент, очевидно, решила здесь поселиться. Федотовы устроили семейный ужин. Интересно, сколько шампанского она влила в себя за день? Что его в ней тогда привлекло, сейчас и не вспомнить. Миловидное лицо? Фигура? Что? Сейчас, глядя на Маргариту, врач испытывает лишь отвращение. К ней, потому что она во всей красе продемонстрировала истинную свою сущность, и к себе самому. Как он мог так повестись?

Нужно уносить отсюда ноги, пока его не заметили.

Юра отвлекся буквально на пару секунд.

21:08 Кому: Ксения: Ты освободилась?

– Эй, Юрец!

«Нет…»

Поднял глаза от смартфона.

Лев Глебович испытующим взглядом уставился на врача. Не день, а наказание какое-то. Вздохнув, Юра направился к столику.

– Юрец, ты же у нас первоклассный массажист, говорят? – он сразу почувствовал неладное. Достаточно было посмотреть на довольное лицо Риты.

– Кто говорит, Лев Глебович? – начал врач осторожно. Это не та информация, которую он распространяет на каждом углу. Прежде всего, он терапевт.

– Ну приехали! А кто жене министра такой массаж делал, что стоны на весь отель стояли, и дело чуть смертоубийством не кончилось? Память у меня хорошая, Юрец, – рассмеялся Федотов.

А, ну да… Было дело. Черт! Твою мать!

– Так вот, Ритузик жалуется на боли в спине, даже, говорит, на Бали помочь не смогли. Давай-ка, займись.

«Вы что, сговорились тут все?»

По спине пробежал холодок. Никаких дел, никаких контактов с Федотовой быть не может. Один на один он с ней не останется. И Ксения не поймет, это точно. Как это ей изволите объяснять? «Лев заставил?». Взрослого мужика? Смешно.

– Ну если уж на Бали помочь не смогли, Лев Глебович, то боюсь, и я тут бессилен. Здесь, возможно, к остеопату обращаться нужно, – нужно попытаться как-то выкрутиться, попробовать. А если нет, то…

– Давай-ка ты возьмешься, а если не поможет, обратимся, да, Ритузик? – ухмыльнулся Лев. – Я тебе что, зря деньги плачу?

Девушка еле заметно приподняла уголки губ в знак согласия. Нет, он будет стоять на своем до последнего. Она его не разведет.

– Лев Глебович, здесь в SPA-салоне работают отличные массажисты. Почему бы Маргарите Львовне не обратиться к ним? Совместит приятное с полезным.

– Юрец, хочешь совет? Не борзей! – было видно, что Лев начинает злиться, – Совсем страх потерял – начальству перечишь? А если уволю?

«Значит, так тому и быть…»

– Извините, Лев Глебович, но я не могу. Право Ваше. Увольняйте.

Не дожидаясь ответа, врач развернулся и зашагал в сторону выхода. В спину раздалось:

– Юрец, а ну стоять! Ты куда намылился?

– Видимо, чемодан паковать, Лев Глебович. Хорошего вечера.

Юра не знал, чего ждать дальше. Возможно, на этом его карьера здесь закончена, о клинике тоже можно забыть. Лев вспыльчив, любит пригрозить увольнением. Может, к утру он отойдет, а может и нет, посмотрим. Если нет, ну… Будет приезжать к Ксении в свои выходные. Отношения на расстоянии строить сложно, но некоторые справляются. Если, конечно, она найдет в себе силы действительно его простить и отпустить эту ситуацию.

21:30 От кого: Ксения: Юр, извини, давай не сегодня. Голова раскалывается. Приняла таблетку и пошла спать.

========== Глава 3 // Слова ==========

Не сегодня… Сердце пропустило пару ударов, звон в ушах отключил внешний мир. Не сегодня…

Отчего-то не очень верит Юра в ее больную голову, просто видеть его не хочет, да и всё. Или не может. Не хочет слушать его. Казнь отсрочена на неопределенный срок… Пойти ломиться к ней в дверь, заставить выслушать? Это слишком. Напор и агрессия лишь хуже сделают, она закроется окончательно. Оглохнет.

Врач надеется на завтра. Если дело с работой совсем дрянь, то несколько часов в первой половине дня у него точно есть, все равно. Не сказав ей всё, он отсюда не уедет, Лев может орать и возмущаться, сколько угодно. Ну а дальше – видимо, уже только от нее зависит, что дальше. Если Ксении настолько тяжело принять, если для нее это невозможно и эти отношения обречены, то, вероятно, лучшее решение – уехать отсюда, не мозолить ей глаза, не мучиться самому, глядя на её. Люди говорят, что время лечит, может, и ему повезет.

Юра, действуя, скорее, как-то бессознательно, достал чемодан, оглянулся вокруг, открыл шкаф. Да тут собирать-то нечего. Как приехал сюда с полупустым, так и уедет. В медкабинете, правда, какие-то вещи. Йорика своего отелю на память оставит, но халат, документы, журналы и книги нужно всё же забрать.

22:05 Кому: Ксения: Спокойной ночи. Отдыхай. Завтра так завтра.

Сел на кровать и уронил голову в ладони. Каким невозможно нежным было сегодняшнее утро и какой невозможно жуткой обещает быть ночь. В памяти один за другим проносились отдельные кадры. Вот она стоит в медкабинете в своем ягодном платье и мягко улыбается, а он отсылает ее «управлять»; вот она бесится, обвиняя его в проституции, и это так смешно, что он невольно задумывается, что за подарочек ему достался; вот она готова, спасая его жизнь, огреть министра по голове вазой; вот она в ящике фокусника, и липкий страх охватывает нутро; вот он начинает подозревать, что попал; вот он понимает, что если ее уволят, он больше ее не увидит, и приходится применить всю свою смекалочку, чтобы вытащить ее из этой передряги; вот он уже лезет ради нее в канализацию, вот ему сносит крышу в медкабинете и он, не в силах контролировать порыв, целует ее, а она сбегает; вот она, наконец, отвечает на поцелуй в утренний сонный для остальных час. Дальше – катастрофа: Зуенок, «взаимно», «предательство, виски, Рита, желание мстить, постель; стена высотой с Останкинскую телебашню. Вот он понимает, что Ксения всё про них знает, а он, похоже, не знает про нее ничего: оказывается, он идиот, каких поискать. Вот они бьют друг друга, кто как умеет. Она сидит и плачет, а он чувствует, насколько перестарался, выпуская свой яд. Вот он чувствует ревность, чувствует, что ей грозит опасность, а она смотрит на него с презрением и там же, в этих глазах, просьба оставить в покое. Следом к нему приходит понимание, что она не верит ни одному его слову, что доверия не было и нет, понимание, что хуже быть просто не может, что она – одно его неоправданное ожидание, с самого начала и до самого конца. Похищение, опиоидный бред, осознание того, насколько непредсказуема жизнь, и очень много времени, чтобы обо всем подумать. Вот она прижимает его к себе, убаюкивая, а сама волнуется; Вот это заветное «Юр, прости, что сразу тебе не поверила» и невозможная радость в душе от того, что все-таки она верит, что не все потеряно. Вот он решается на третью попытку, и, черт возьми, он все правильно понял – она согласна, она дает ему этот шанс!