сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
Мы познакомились, когда нам обоим было по семь лет. Переехав из провинциального городишки в столицу, я на тот момент ещё не завела себе друзей, ведь в детстве я была такая стеснительная.
Но ты не был таким.
Увидев меня, одиноко сидевшую на лавочке в детском дворике, ты, наверное, задался вопросом, почему же ко мне никто не подошёл? Иначе я попросту не понимаю, зачем так поступил ты. Ведь ты играл в компании с друзьями, вас было, наверное, человек пять-шесть, вы смеялись, играя друг с другом, вам было хорошо и без меня. Но, бросив на меня несколько любопытных взглядов, ты вдруг сказал им что-то, а после подскочил ко мне.
— Ты почему одна сидишь? — с присущей всем детям непосредственностью спросил у меня ты, встав напротив и уперев руки в бока. — Почему не играешь ни с кем?
Я помню, как удивилась тогда. Это был четвёртый день, когда мама, торопясь найти работу, приводила меня в этот двор и усаживала на лавочку, прося дождаться её здесь и, по возможности, найти друзей. Она просила других родителей приглядывать за мной, чтобы я никуда не ушла, а сама бежала искать варианты, куда можно было бы устроиться. Но взрослым не было дела — думаю, они бы не заметили, если бы я сбежала. Злясь на маму, тогда я действительно хотела уйти куда-нибудь, потому что ненавидела саму идею сидеть здесь и дожидаться её. Я не понимала, почему она выгоняет меня из дома, ведь хоть сейчас и лето, сидеть всё время на улице попросту необязательно.
Ну и что, что там ещё нет мебели, да и вообще тогда наша новая квартира была похожа на руины? Ну и что, что я могу пораниться? Я же взрослая девочка, почему нельзя меня оставить там? И вообще, зачем нам вдруг понадобилось переезжать, если папа в командировке? Мы никогда так не делали, он же теперь не будет знать, куда вернуться. Мамочка, почему ты так поступаешь? Почему даже не возьмёшь меня с собой? Работу нельзя найти, если приходишь к возможному начальнику с ребёнком?..
Но эти вопросы я ни разу не озвучила, а потому, естественно, не получила ответа. Я вообще в те дни мало разговаривала, даже с мамой. А ты стал первым ровесником, который заговорил со мной.
— Не с кем, я тут никого не знаю, — просто ответила я, пожимая плечами. Мне стало приятно, что ко мне подошёл мальчик, но когда-то давно папа говорил, что нельзя сразу давать понять ему, если он тебе интересен. Нужно было «играть в недотрогу», хотя в таком возрасте я не то что не понимала значения этого слова — даже не запомнила его. Но чётко понимала, что вот он мальчик, значит, мне нужно показать, что он мне абсолютно неинтересен.
— Меня Миша зовут, — вдруг сказал ты, протягивая мне руку. И ты так ярко улыбнулся, что мне даже показалось, будто вокруг всё стало ещё ярче. Твои светлые волосы из-за лучей солнца казались почти белыми, а улыбка настолько дополняла образ, что я тут же мысленно окрестила тебя Солнечным мальчиком, ведь таким ты и был. На контрасте со мной — брюнеткой со слегка бледноватой кожей, которая не становилась другой, сколько ты ни загорай. — Теперь ты знаешь меня. Поиграем?
И я уже готова была согласиться и пожать руку в ответ, как вдруг слова папы ещё раз прозвучали в ушах. Наверное, даже для семилетней девочки я воспринимала всё чересчур серьёзно.
— Мама просила меня не говорить своё имя всяким незнакомцам, — вздёрнув нос, гордо сказала я, плохо выговаривая букву «Р», после чего отвернулась и посмотрела в сторону, куда ушла мама. Я знала, что она скоро вернётся, но впервые так не хотела этого — мне хотелось ещё поговорить с этим мальчиком. Мишей.
— Но как же тогда знакомиться? — искренне удивился ты, почесав затылок, прищуривая свои ярко-голубые глаза, которые тоже так отлично подходили к твоему образу. Это выглядело так мило и комично, что я еле сдержала улыбку, ведь папа говорил, что нужно немного помучить, если хочешь заинтересовать. — Все незнакомые тебе люди незнакомцы. Как ты найдёшь знакомого, если не говоришь с незнакомцами? — вдруг выдал ты глубокую мысль.
Я скривилась, понимая, что моя тактика провалилась, но отступать было нельзя.
— Мой папа сказал мне, что нельзя просто так знакомиться с мальчиками, нужно заставить их интересоваться тобой, — честно выдала я. — Ну как, ты заинтересовался?
— Мне всё ещё интересно твоё имя, — буркнул ты, насупившись. Очевидно, моё признание не понравилось тебе. — А где твой папа?
— В командировке. Он уехал три месяца назад, но почему-то до сих пор не вернулся. Потом мы с мамой переехали сюда и, если честно, я очень волнуюсь. А вдруг папа не найдёт дорогу в наш новый дом?
Ты смешно хмурился, когда пытался думать о серьёзных вещах. Мне тогда действительно казалось, что это очень мило. Как и положено мечтательным семилетним девочкам, я уже представляла, как сейчас ты придумаешь что-то, чтобы я сказала тебе своё имя, к примеру, скажешь какой-то комплимент, я растаю, признаюсь, как меня зовут, а потом мы будем играть и станем лучшими друзьями. Но вместо того, чтобы одаривать меня комплиментами, ты вдруг сказал то, чего я никак не ожидала.
— Возможно, твоя мама не хочет, чтобы папа нашёл дорогу домой. Так было у меня: мама и папа поссорились, а потом папа сказал, что мы переезжаем, а маму не берём с собой, потому что она плохо поступила и ей нужно подумать о своём поведении. И моя мамочка ещё не нашла дорогу домой.
— Но мой папа не поступал плохо! — взбеленилась я, соскакивая со скамейки. — Он уехал в командировку, мама не оставляла его, чтобы наказать, потому что он хороший!
— Тогда может он уехал в командировку, из которой не возвращаются? Папа рассказывал…
Несмотря на то, что этот Солнечный мальчик поначалу понравился мне, такого терпеть я не могла. Не дав договорить, я залепила тебе пощёчину, да такую сильную, что ты, не ожидав, рухнул на землю, больно ударившись пятой точкой и выставленной вперёд рукой, отчего тут же вскрикнул.
— Мой папа вернётся, ничего ты не понимаешь! Дурак! — в сердцах крикнула я, топнув ногой.
Я помню, как со всех углов к нам слетелись непонятно откуда взявшиеся взрослые. Твоя мама подлетела к тебе и подняла с земли, начав вытирать скопившиеся в уголках глаз слёзы, тогда как остальные принялись ругать меня, какая-то женщина даже дёрнула за косу, требуя немедленно принести свои извинения. Я молчала, сама с трудом сдерживая слёзы. Вот как ты мог такое сказать? Как мог предположить, что мой папа может не вернуться? Он вернётся, я знала это!
— Не буду я извиняться перед ним, пусть этот дурак сам извиняется! — крикнула я, сжимая руки в кулаки и готовясь драться со всеми этими мамами, если понадобится.
Пожалуй, так и пришлось бы поступить, поскольку женщины (а на площадке были только они) словно с ума посходили — начали галдеть и спрашивать, где мои родители. И именно в этот момент появилась моя мама, которая буквально побледнела, стоило ей увидеть происходящее. Я помню, как женщина встала между мной и остальными, как спрятала за собой, защищая. Она ничего плохого не сказала обо мне, а просто много-много извинялась. Схватив меня за руку, она вывела меня из толпы, уводя домой как можно скорее.
— Что произошло? — спросила мама, когда мы оказались поодаль. — Что с тобой случилось? Ты никогда раньше не дралась. Что вы не поделили с тем мальчиком?
— Он сказал, что папа не в обычной командировке, а в той, из которой никогда не возвращаются! — возмущённо воскликнула я. — Сказал, что он никогда не вернётся! Дурак, самый настоящий дурак!
Я ждала, что мама со мной согласится. Я была уверена в своей правоте, поэтому думала, будто сейчас она согласится с тем, что этот Миша — дурак, причём самый настоящий.
— Не ругайся больше, — растерянно пробормотала она вместо этого, а её хватка на моей руке стала крепче.
Сначала я хотела спросить, почему я не могу назвать тебя так, если ты действительно дурак, если ты не прав? Я открыла было рот, чтобы спросить это, но мама сжала мою руку ещё сильнее, поэтому я промолчала. Хотя после перепалки с тобой мне внезапно захотелось говорить больше.
***
Через несколько дней после того инцидента у нас с мамой состоялся серьёзный разговор. И хоть тогда я этого не осознавала, но теперь понимаю, насколько нелегко ей было на это решиться, как сложно было подобрать слова. Не зная, как смягчить удар, она тогда сказала, что ты был прав. Мой папа уехал в командировку, из которой больше никогда не вернётся, он больше не придёт домой.
Ты был прав. И это было так паршиво.
Я не помню толком своей реакции на эти слова. Не помню, плакала ли я, не помню, насколько больно мне было. Словно кто-то взял и ластиком стёр всё происходящее из моей памяти, лишь бы я никогда не вспоминала об этом. Единственное, что я чётко помнила – то, как начала тебя ненавидеть.
Я ненавидела тебя сразу за всё. За то, что ты сказал мне это; за то, что оказался прав; за то, что ты даже не понял, как я тебя ненавижу. Наверное, мне попросту необходимо было найти козла отпущения, коим ты и стал для меня. Тогда, когда я начала ходить в школу, я начала строить тебе козни, хоть мы и не учились вместе. Мы часто возвращались домой в одно время, иногда даже шли по дорожке рядом. А я всё пыталась поставить тебе подножку, толкнуть в лужу, засыпать за шиворот снега, испачкать новые ботинки грязью.
Когда я ненавидела тебя, твой отец, считая меня хулиганкой, в свою очередь, ненавидел меня. Почти каждый день он приходил к нам домой, чтобы ругаться с моей мамой, просил заняться моим воспитанием. Её это, понятное дело, огорчало, поэтому дальше шли крики, ссоры, наказания. И я стала ненавидеть тебя ещё сильнее. Теперь за то, что тебе нельзя было даже толком отомстить, но даже из-за этого я не отчаивалась. Нужно было просто стать хитрее, нужно было перейти со своими уловками на новый уровень, что я и сделала.
Не оставлять следов. Когда я однажды прижала тебя к стенке, ты клялся, что ничего не говорил своему отцу. Он якобы понял всё из-за грязи на ботинках, поэтому заставил тебя признаться. Значит, мне нужно было действовать по-другому.
Только сейчас я начала удивляться, почему ты не давал мне отпор. Молча сносил все мои издевательства, действительно не рассказывал ни о чём отцу, терпел насмешки своих товарищей из-за того, что проигрываешь девчонке.
И когда-нибудь я обязательно спрошу тебя, почему ты так поступал.
***
Мы оба становились старше, ты становился мудрее, я — хитрее. Мы по-прежнему не учились вместе, лишь встречались на улице, во дворе, а я по-прежнему не сказала тебе своё имя, хотя понимала, что ты, должно быть, уже знал его. Но ведь я сама так и не представилась, что грело душу, тешило самолюбие. Ты мог знать, как меня зовут, знать что-то обо мне, но это не значило, что я подпустила тебя к себе. И откуда у четырнадцатилетней девочки были такие мысли?..
В то время ты начинал появляться у дома со своими подружками. Не очень часто, но бывало. Я сама не знала, почему, но это бесило меня ещё больше, заставляло ненавидеть тебя ещё сильнее, поэтому я пакостила тебе в твоих отношениях так, как только могла. Доходило даже до того, что я окатывала их водой, заявляя, что ты мой. Всегда знала, что ревность поможет вам расстаться как можно быстрее. И вы расставались.
Ты терпел это, долго терпел. Не говорил мне ни единого слова, позволял мне отгонять от тебя девушек, как назойливых мух. Мне всерьёз начало казаться, что ты непрошибаем. Взрослея, я уже подумывала о том, чтобы остановиться, ведь я не такая. В школе все считали меня доброй девочкой, которая и жука не обидит. Я даже смогла справиться со своим крутым нравом, поэтому с мамой, несмотря на переходный возраст, ссорилась нечасто. Я действительно не была такой, какой была с тобой.
И я не понимала, почему вела себя так жестоко по отношению к тебе.
Но я не могла остановиться, пока мне казалось, будто тебе всё равно. Наверное, я продолжала только потому, что тебе было всё равно. Я хотела добиться от тебя какой-то реакции, хотела выбить тебя из колеи. Я так отчаянно этого хотела, что упустила момент, когда это случилось, упустила момент, когда тебя всё это, наконец, достало.
Солнечный мальчик перестал мне улыбаться.
***
Я заметила это не сразу, хотя раньше замечала все мелочи, которые так или иначе касались тебя. К примеру, по утрам ты был настолько сонный, что часто выходил из дома с развязанными шнурками. Пару раз мне хотелось тебя окликнуть и сказать об этом, но к тому моменту, как я решалась сделать это, ты уже спотыкался.
Ещё ты всегда был очень эмоциональным. Каждый день, встречая тебя, я по твоему лицу могла понять, удачно ли всё прошло сегодня или же что-то пошло не так. Ты любил делиться со всеми радостью, поэтому о твоих хороших оценках, выигранных олимпиадах и соревнованиях знал весь двор. И я в том числе. Знала я и то, что ты отлично сдал экзамены, поступил в хороший университет, что ты хорошо устроился. И я радовалась этому.
Знала я ещё и то, что ты не любил слушать музыку, когда шёл по улице, но всегда носил с собой наушники. Долгое время я задавалась вопросом, зачем ты это делаешь, но потом заметила, что ты просто теребишь их в руках. Всегда. Куда бы ни пошёл. Странная привычка, но она казалась мне милой. Такой же милой, как и твоя мимика при нашей первой встрече. Как и твоя мимика сейчас.
Ты хмуришься и забавно надуваешь губы, когда задумываешься над чем-то. Широко улыбаешься, демонстрируя свои зубы, когда счастлив. Кстати, два передних у тебя больше, чем остальные, как у кролика. И даже это кажется мне милым.
Ты не любишь кофе — всегда отказываешься от него, когда предлагают. У тебя много знакомых, но мало друзей — наверное, только те двое, с кем я вижу тебя чаще всего. Ты любишь играть в футбол, но не интересуешься чемпионатами или какими-то известными футбольными командами — никогда не поддерживаешь разговор на эту тему. Ты любишь боевики и комедии, но я слышала, что иногда ты ходишь в кино со своей мамой, с которой не перестал общаться даже после развода родителей, на мелодрамы. Ты ненавидел их, но благодаря ей полюбил.
Ты мало слушаешь музыку, но мечтаешь сходить на концерт какой-то группы. Твой любимый цвет — коричневый, любимая еда — пицца. Всё кажется банальным, но перестаёт быть таким, когда речь идёт о тебе, и это так странно. Странно то, что я тебя ненавидела, но продолжала подслушивать твои разговоры с друзьями, стараясь узнать о тебе что-то новое. Странно то, что меньше всего хотела тебя видеть, но постоянно наблюдала за тобой. Странно то, что продолжала доводить тебя даже тогда, когда поняла, почему всё это происходит.
Ты мне нравишься.
Но в этом нет смысла. Потому что ты Солнечный мальчик, который дарит своё тепло всем. Но после стольких лет моего террора ты ни за что не подаришь его мне.
***
Осознание того, что же произошло, приходит слишком поздно. И я понимаю, что уже влюбилась, даже не поговорив с тобой толком ни разу, только тогда, когда ты и видеть меня не хочешь. Раньше ты спокойно мог идти со мной вместе по одной дорожке, теперь же ждёшь, когда я уйду, пропуская вперёд. Раньше ты замечал, что я за тобой наблюдаю, но только теперь я поняла, что ты позволял мне это делать, теперь же ты уходишь, едва обнаружив это. Раньше, оказывается, ты делился радостью от своих оценок и побед не со всеми, а со мной. Ты просто позволял мне узнавать, что происходит в твоей жизни. А сейчас я не знаю, как ты учишься. Раньше ты приводил девушек к себе и разговаривал с друзьями на эту тему. Теперь же я даже не знаю, интересует ли тебя кто-то.
Оказывается, всё это время ты со мной общался, только я этого не понимала или даже не хотела понимать. И всё, что я знала о тебе, ты позволял мне узнать, теперь же ты больше этого не делаешь. И от этого я чувствую себя странно — слишком привыкла узнавать всё новые и новые твои привычки и отмечать избавление от старых.
И я пытаюсь это исправить, но ты не даёшь. Пресекаешь все попытки заговорить, избегаешь встречи, не попадаешься так часто на глаза, как делал это раньше. Неужели тогда и это было не просто так?..
