Текст книги "Сказка о царевиче и семи девицах (СИ)"
Автор книги: Dmitry Belov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Сказка о царевиче и семи девицах
Dmitry Belov
1
***
Случилась эта история в тридевятом царстве, тридесятом государстве. Жили-были царь с царицей, не плохо так жили, по-королевски. И дворец у них был белокаменный, и царство-государство немаленькое, и поля-леса необъятные. Только детей не было, как ни старались. А потом надоело царю супружеский долг выполнять в темноте да под одеялом через отверстие в ночной рубашке. И снарядился он в путь-дорогу с инспекцией по селам и весям, чтобы посмотреть, как простой люд в его королевстве живет-поживает.
Только вот не пропали его усилия всуе. Промелькнули девять месяцев, как один миг. И родила царица в ночь, только сына, а не дочь.
Как получил новоявленный папаша голубя сизокрылого с посланием о сей чудной вести, сразу бросил крестьянок инспектировать. Вышел он в чистое поле, да как гаркнет: «Встань передо мной, как лист перед травой». Земля немедля задрожала – то конь скачет вороной златогривый. Порода редкая, по наследству от царя Ивана-I досталась. Сел он на спину горбатую, за уши ухватился, и понеслись они быстрее ветра. Но все равно где уж коню с новомодными коврами-самолетами соперничать, подзадержался глава семейства в дороге.
Но воротился-таки издалече царь-отец. Как жена в глаза гостя долгожданного взглянула, тяжело вздохнула – сразу поняла, что грешен муж. И не выдержав такого расстройства супруга немедля преставиться изволила.
Что делать, похоронил вдовец неутешный супругу, объявил траур на все царство-государство. А младенца нарек Елисеем и отдал на попечение нянек.
Погоревал царь какое-то время, да и пошел новую жену себе искать. А тут как раз у окна три девицы сидели, типа пряли. Одна хвасталась, что поварихой была бы отменной, кабы царь ее в жены взял. Другая, что ткачихой непревзойденной. А младшая никаких талантов особых не имела, вот и высказалась, что сына-богатыря родить может от венценосного супруга. Вошел царь в светлицу и выбрал себе в жены самую красивую да молодую из девиц. Сын-то у него уже был, готовили еду и шили одежды слуги.
Вскоре и свадьбу сыграли. Закатили пир на весь мир. И стали жить-поживать, да добра наживать.
А Елисей тем временем рос, рос, и вырос в парня статного, прекрасного ликом аки ясный день. А как же иначе? Принц же, по статусу положено прекрасным быть и на коне белом скакать.
Зимним деньком сидела королева под окном и думала, как бы ей от пасынка избавиться. Все ее надежды родить конкурента наследнику престола пошли прахом. Зато родился в ее голове коварный план...
То была присказка, а сказка впереди.
У всех под Новый год корпоративы, а у царей вот балы. Зато те же танцы-шманцы и всяческие закуски и запивки. И начинаются они также задолго до искомой календарной даты. Только выпал первый снежок и можно праздновать. Неважно, что до самого события еще больше месяца сроку. Главное вовремя начать, а насколько уж там растянется народное гуляние – никому неведомо.
Слуги расторопные украсили дворец хвойными ветками вперемешку с цветочками аленькими. В соседнем королевстве как раз семейная чета наладила выращивание этих чудо-растений с тех пор, как принц тамошний нашелся, да на дочери купеческой женился.
Загодя разослали всем, кто побогаче, приглашения на бал. А чего бедных-то приглашать? За их счет казну не увеличить, да расходы на празднество не восполнить.
По случаю праздника приглашенные дамы одели эротичные панталоны до колен, украшенные кружавчиками ручной работы. Жаль заценить некому, платьями пышными скрыт сей притягивающий помыслы мужские предмет одежды. Зато реклама возможностей молокопроизводства во всей красе. Бюсты настолько приподнимались корсетами, что так и норовили выскочить из декольте. Да и кавалеры не отставали: парики напудренные, рубашки с оборками, штаны зауженные, достоинства демонстрирующие, а недостатки скрывающие – красота, да и только.
И вот, наконец, объявлено начало бала. Как водится, вышел царь-государь с супругой, дабы придворные могли их должным образом поприветствовать. Ну и отпрыск высокородный где-то там за их спинами скромненько притулился.
Слова медоречивые так и лились рекой, поднимая престиж главы государства. Но торжественная часть закончилась еще до того, как приглашенные успели заснуть стоя, монотонно кланяясь в нужных местах.
Дворяне немедля ломанулись к столам накрытым, снедью разнообразной заваленным. Дамы же в сторонку отошли, губы напомаженные недовольно поджав: диета же, куда деваться, после семи вечера ни-ни. Вот и вынуждены красавицы колонны подпирать, ожидая, когда кавалеры насытятся. Ведь дамы благородные да целомудренные знают, что через желудок проходит путь к сердцу мужчины. Правда кто хорошо учил картографию вкупе с анатомией, понимает, что наикратчайший путь находится несколько ниже. Но в те времена, когда детей находили в капусте и приносили аисты, начало трассы по завоеванию сильнополых являлось непроизносимым в приличном обществе. Будем и мы скромнее.
Насытившись и отведав хмельного вина из резных кубков, закружились гости дорогие под звуки играемых приглашенными музыкантами мелодий.
И тут объявляют прибытие еще одного неучтенного персонажа. В бальную залу, хрустя туфельками, выточенными из хрустальной глыбы, заходит незнакомка. Все озадаченно переглянулась, удивляясь такой вызывающей бестактности. Где же это видано, чтобы придворные заявлялись на праздник позже короля? Явно нечисто тут дело, присыпано золой подозрительных намерений. Уж не решила ли опоздавшая привлечь к себе таким образом внимание принца, чтобы женить на себе? Ай-яй-яй, как нехорошо.
Но только Елисей вознамерился слинять под шумок, как объявили парные танцы. Буквально чуть-чуть ему до спасительных дверей осталось, только вот мимо незнакомки прошмыгнуть и свободен.
Эх, не успел... Делать нечего, пришлось блондинку на танец приглашать. А она в него вцепилась и ни на шаг не отпускает. Хорошо хоть в двенадцать часов одумалась, сбежать решила.
И только Елисей вздохнул свободно, как подошел царь-отец с вопросом: «А сдала ли незнакомка деньги в общаг?». И только тут принц вспомнил, что все приглашенные скинулись на пополнение казны, а эта нахалка мало того, что опоздала, так еще и финансы зажала.
Побежал он за ней что есть мочи, чтобы хоть медный грош, да стрясти с пронырливой девахи. А ее и след простыл. На ступенях дворца только туфелька осталась, на которую принц чуть не споткнулся.
Повертел он обувь в руках, да и выкинул вон. Все равно продать не удастся. Кому нужна туфля непарная? Только одноногим, а они на каблуках скакать не будут.
Вернулся он обратно расстроенный, да и напился с горя. Ведь недостачу с него потом спишут. Его прямой обязанностью было отвести пришлую к казначею, если та сама не понимает, что халява требует восполнения за счет благотворительности.
А мачеха знай пасынку горячительного подливает, да рядом крутится. Муж то уже давно почивать физией в салате изволит. А с другими мужчинами венценосной супруге общаться по статусу не положено.
Наконец уровень алкоголя в крови поднялся до критической отметки. Чем предусмотрительная женщина тотчас воспользовалась, подхватив парня под локоток и поведя в опочивальню. Только вот незадача, перепутала пути-дорожки, да и привела к себе. Уложила на перины мягкие, пуховые. Даже от одежды помогла избавиться. Да и сама под бочок легла.
А тут как раз царь опомнился от сна похмельного, выпил рассольчику, да и решил воздать должное прелестям жены своей.
Шарит он в темноте под одеялом и никак понять не может, что за создание затесалось в их общую спальню. Уж больно непривычное тело под ищущими руками сластолюбца. Зажег он свечу восковую и осерчал дюже.
И была на то причина уважительная: сын окаянный, кровь от крови его, посмел занять его, отцово место!
Схватил он парня ничего не понимающего и велел казнить немедля, за то, что осквернил своим присутствием ложе супружеское. И сам чуть приговор не привел в действие путем отрубания головы мечом-кладенцом.
Но супруга жалостливая, из купальни тотчас появившаяся, с мольбами повисла на руке богатырской, не дав свершиться правосудию. Ведь коли прознает народ, что царь своего сына порешил, отвернуться от государя во веки вечные. А то и того гляди мятеж поднимут. Не видать тогда царице трона да правления.
Кликнул царь-батюшка стражу, чтобы сына подлого увела. Приказал в кандалы в темнице заковать до вынесения приговора царственного.
А как поостыл мнимый рогоносец малость, так и учинил супруге допрос с пристрастием. Та, естественно, в глухую несознанку. Не ведает, дескать, как развратник бессовестный в постели ее оказался. Не виноватая она, Елисей сам пришел.
Наморщил чело царь, разумея думу горькую. Не знал он, как поступить с изменником предавшим его доверие. А жена сладкогласая знай подзуживает:
– Изгнать надобно Елисея из царства. Дабы не мозолил очи ваши, негодяй эдакий. Выдать ему котомку, одежду походную и денег один золотой, и пусть убирается восвояси. А в провожатые служку послать, чтобы было кому проследить за изгнанием отпрыска неугодного.
Задумался царь над словами женщины участливой. Не введет во грех поступок такой, сыноубивцем не сделает. А ежели сложатся звезды надлежащим образом, завсегда можно обратно вернуть. Человек – не иголка, в стоге сена не затеряется.
На том и порешили.
А поутру, не дожидаясь мужнина дозволения, отправила мачеха пасынка в лес дремучий, навязав в провожатые служанку свою верную. А ей госпожа наказала завести сына царского подальше, да привязать его к дереву крепко-накрепко, оставив на съедение волкам.
Долго шли путники, в снегу глубоком утопая, пока не добрались до чащи непролазной, зловещей. Как раз стемнело, окрест шорохи да скрипы в лучших традициях ужастиков, волки воют невдалеке. Жутко стало царевичу. Хотел он обернуться к спутнице и спросить, куда она его завела. Но упал, как подкошенный, от неожиданного подлого удара по затылку.
Очнулся Елисей сидя под деревом хвойным, и к его стволу крепко привязанный. И взмолился он тогда, в карие очи глядючи:
– Не губи меня, девица! Я тебе еще пригожусь.
Задумалась служанка, ладного парня взглядом нескромным оглядывая. Уж больно соблазнителен был господин бывший таким вот связанным, доступным, покорным. И приникла дева к устам пленника, стремясь урвать и для себя кусочек счастья.
– Что ты собираешься делать? – вскричал принц, отшатываясь от озабоченной дамочки. – Совсем не на то он намекал, говоря о пользе своей потенциальной.
В плотских утехах принц не был новичком. Фрейлины царицыны подсуетились, научив науке интимной. Но не зимой же в чаще лесной, да еще и в таком оригинальном положении. Хотя…
– Фортуна переменчива, мой строптивый бывший господин, – молвила тем временем девушка. – Есть у аристократов новомодная забава. БДСМ называется. Охота и мне к делам знати приобщиться, вкусить запретного сладострастия.
И начала она в спешном порядке кушак на одежде принца развязывать, чтобы до телес вожделенных добраться. Не мог витязь беспределу воспротивиться, покамест руки его к ели вековой привязаны. Да и не стремился особо, поди плохо, когда все за тебя делают. А бесстыдница тем временем все пуще наглеет, уж и штаны стягивает с парня. Видимо доминирующая роль по вкусу пришлась служанке своевольной. Ухватила она мужское орудие воспроизводства себе подобных, приводя его в боевую готовность. Да и запрыгнула сверху, размахивая бельем нижним и оглашая лес сладострастными воплями.
Эх, непросто приходится принцам. Но хочешь жить – не так извернешься.
Наконец засобиралась довольная дева в обратный путь. Вот тут-то мужик и возмутился. Как так? Все, что хотела, получила, а его так и собралась привязанным оставить?!
– Нечего возмущаться, – ему служанка говорит, – сама судьба к вам благоволит. Послала бы царица псаря в провожатые – пуще бы вашему высочеству пришлось.
Представил принц перспективы и ужаснулся. А мороз тем временем крепчал, это уже совсем не морозко, а настоящий морозище. При такой погоде и волков не дождешься.
– Холодно ли вам? – елейным тоном поинтересовалась служанка.
– Нет, блин, жарко! В особенности после того, как меня тут отжарили против воли.
Сжалилась над пленником девушка после этих слов, развязала и отправила на все четыре стороны. Но не разорваться же ему? Подумал принц, да и выбрал из всех возможных путей один, его и решил придерживаться.
Долго ли, коротко ли, шел путник по снегу глубокому. Да и вышел он к зданию сказочной красы. Шпили высокие в небо упираются, башни резные белокаменные архитектуру дополняют. Прямо дворец в миниатюре посреди чащи дремучей в окружении елей вековых.
Подивился царевич диву-дивному, да и ломанулся к крыльцу. А куда ему еще направляться? Не в окно же лезть. Но только взялся за кольцо – дверь немедля отворилась, как будто приглашая войти. Насторожился Елисей, но порог все ж переступил, оказавшись в горнице.
Уютно, прибрано в хоромах. Все на своих местах, ни пылинки, ни соринки. Внутри помещения подготовлены к предстоящему празднику. В гостиной зале стояла большая ель, увешенная самодельными игрушками. Да и остальные комнаты оказались по-новогоднему украшены.
Дом царев сын обошел, все везде пораскидал, а то уж больно чисто и красиво вокруг. Стоит добавить диссонанса в окружающую гармонию. Только вот хозяев Елисей так и не нашел, хоть и под лавку заглянул, и на чердаке порылся, и в печку нос сунул.
Но более всего царевича удивило помещение разительно отличающееся от остальных. Стены зала с высоченными потолками были разрисованы изображениями змея, а в центре возвышалось каменное изваяние самого чешуйчатого, выполненное в мельчайших подробностях. Каждая чешуйка на теле выточена с огромным мастерством. Как будто змей только замер перед нападением, вперив в наблюдателя недобрый взгляд желтых глаз с вертикальными зрачками. Рот рептилии приоткрыт, так что видны ядовитые зубы и раздвоенный язык. Мужчину даже оторопь пробрала от данного соседства, и он поспешил убраться восвояси, покинув опасное место.
Пока Елисей обходил дом, похожий на дворец, нашел кухню и вспомнил, что несколько дней нежрамши. Подошел наглый гость к дверцам шкафа и приказал звучным голосом: «Сим-сим – откройся!» Если бы кухонный шкаф был живым – наверняка показал в ответ неприличный жест, а так просто проигнорил приказ. Пришлось избалованному товарищу самому рыскать в поисках снеди, но всего-то и нашел, что скатерку сложенную, да горшок пустой. «О, это я знаю», – обрадовался начинающий повар. – «Горшочек вари!» – последовал новый приказ. Тут же из-под крышки полезла странная розовая субстанция вперемешку с шишечным вареньем. Почесал принц в затылке и вспомнил контрзаклинание: «Горшочек не вари!» тем самым спася помещение от розового взрыва.
Расселся царевич на самом лучшем месте, наложил себе в тарелку варева и откушал от пуза. Потом покачался на стуле, раздумывая о том, куда попал. Единственное чего он уяснил четко – жили в здании семеро, поскольку все предметы обихода и мебель были в семи экземплярах.
Мерные действия разморили, и отправился гость вздремнуть чуток в спальню, найденную при осмотре мини-дворца. А комната эта была весьма примечательна. В большом помещении рядком стояли семь кроватей с белоснежным постельным бельем. Стены украшены еловым лапником, что создавало впечатление, что опочивальня находится в лесу под елками.
Разделся принц догола, как полагается. Котомку да вещи рядом сложил и заснул сном праведным богатырским. И приснился Елисею сон.
Происходит действие в том самом зале со змеем, похожем на храмовый. Только сейчас он не пуст. У стен замерли семь фигур, одетых в платья, представляющие собой синие корсеты с рукавами-фонариками и желтые расклешенные юбки длиной значительно выше колена. Осмотрел царевич персонажей сна и остался доволен: ничего так девицы собрались, симпатишные. Все как на подбор брюнетки с кожей белее снега, распущенными волосами до плеч, украшенными красной лентой с бантом. А на жертвенном алтаре на тарелочке с голубой каемочкой сгрудились округлые да румяные яблочки наливные. И все это светом множества свечей озаряется, мистичности действу придавая.
Зыркнул злобно змей каменный глазом желтым и раздалась откуда ни возьмись музыка странная, ритм танца ритуального задающая. И закружились вокруг статуи семь женских фигур, призывно бедрами вращая. Да так задорно, что аж сам Елисей в такт во сне пяткою подергивал, стремясь пуститься впляс за развратными девицами. Ведь где ж енто видано, чтобы дамы благородные ноги открывали по самую задницу. Нет, явно не тяжелого поведения сии красотки.
А танец тем временем все жарче становился. И все выше вздымалось пламя свечей, озаряя движения соблазнительниц. А они и рады стараться: то назад прогнутся, контуры груди волнующей тканью обрисовав, то ножку стройную выставят пикантно, или рукой взмахнут призывно. Весь изворочался царев сын от картины такой. Но, увы и ах, недоступны красотки сном навеянные.
А девы пуще прежнего разум мужской смущать взялись. Уж шнуровку корсетов развязывают. Зажмурился было скромник. Секунд так на несколько... Да любопытство верх взяло над воспитанием строгих нянюшек. Приоткрыл охальник левый глаз, да чуть не окосел от удивления. Жрицы потаенного культа уж одежки поскидали, тела аппетитные явив. В неровном свете свечей груди пышные колышутся, как яблочки наливные полны да округлы. Бедра кренделя неописуемые выделывают, взгляд приковывая. А между ног-то (ой, срам-то какой!) только листочком то самое место прикрыто. А листочки фигОвые, все отклеиться норовят! В отчаянии накрыл принц голову подушкой, а в ушах так бубны с лютнями да свирелями и звучат, и звучат. А перед глазами черти скачут в образе дев прекрасных – искушают, стало быть.
Но только настроился царевич из-под подушки подглядывать, что дальше девы обнаженные делать будут. Аж в жар его бросило от предположений неприличных. Как новое потрясение на неокрепший разум!
Заскрипел змей скрипом жутким. Да взвил кольца тела своего к потолку каменному, нависнув над жрицами беспечными, в неистовстве религиозном не замечающих опасности. Захотел зритель крикнуть, чтобы спасались несчастные, да горло как обручем железным сковало. А змей головой крутит: примеряется. И из пасти его язык раздвоенный показывается, страха на зрителя еще пуще навевая. Как будто так и хочет ползучий спросить:
– Молились ли вы на ночь, бандерлоги?
А глупышки знай себе танцуют, все уже круг смыкая вокруг божества ожившего. Как будто не чуют рептилии страхолюдской, не ждут ничего дурного. Сжал Елисей кулаки в бессильной злобе, да и стукнул по подушке что есть мочи. Перья по всей светелке разлетелись, а змею проклятому хоть бы что! Молниеносно рванулась голова плоская к жертвеннику и в тот самый миг протянули девы руки свои вперед в жесте умоляющем. И каждой в ладони опустил змей-искуситель по яблоку спелому, да сочному. И вкусили девы от плодов древа добра и зла. Открылись им тут же все тайны мира грешного самые сокровенные. Передан жрицам дар вершить судьбы человеческие, род людской преумножая.
И закружились красавицы вновь, уже в танце благодарения успокоительном, замедляя свои движения плавно-плавно. Изящно одежды на места им приличествующие возвращая. И заскучал змей, не видя отрады глаз мужских, превращаясь опять в камень хладный, неодушевленный.
Так крепко ушел в свое странное сновидение уставший путник, что даже не слышал, как вернулись домой хозяева.
– Кто сидел на моем стуле и сломал его? – возмутился женский голос.
– Кто ел из моей миски и не помыл ее? – вторил ему другой. – Да и вообще, что здесь так грязно, некрасиво? Видно гость дворец наш посещал, все везде пораскидал и даже нас не подождал!
А шаги от семи пар ног тем временем к спальне приближались.
– Кто ложился на мою постель и... – началась было новая отповедь, да оборвалась на полуслове.
Почувствовав направленные на него удивленные взгляды, мигом проснулся Елисей. Подскочил с кровати, зашарил спросонок в поисках меча верного. Да только тут и понял, что гол как сокол, только и смог котомкой прикрыться от взглядов чужих.
Елисей был дюже скромный,
Но с достоинством огромным,
Даже что кони поутру
Позавидуют ему.
А вокруг него, смеясь и весело переговариваясь, стояли те жрицы из сна. Черноволосые да белокожие, одетые непотребственно в платья развратные. И нагло тыкали пальцами в походную суму. Может документы проверить хотели? Да откуда ж они у принца, который выжил? Уши, ноги и хвост между ними – вот и все документы. Впору и самому становиться «тем, которого нельзя называть».
Прикрыв место причинное, почувствовал себя мужчина увереннее. Лучше бы, конечно, одеться. Да вот все одежды путника невезучего как в воду канули. Как уж тут не расстроиться бедолаге.
Но делать нечего, притулился Елисей на краешке мебели им дюже помятой, заведя речь великосветскую:
– Кто ж вы, девицы красные? – а они как раз покраснели аки маков цвет, узрев пришлого во всей красе. – Будьте сестрами названными, раз уж я тут к вам пришел. А взамен готов вам честь отдать... Да и в пояс поклониться (чтобы ножки оголенные получше разглядеть).
– Кто ты, добрый молодец? – спросили хором красавицы.
– Елисеем меня кличут. И не добрый я совсем, – ответствовал он, плотоядно хозяев сей постройки оглядывая.
– А как ты попал сюда? – допытывалась из-за чужих спин самая низкорослая.
– Через дверь! – последовал резонный ответ. А как еще-то? Через трубу дымохода что ли? Каков вопрос – таков ответ. – Лучше представьтесь сами, и расскажите, что в лесу делаете.
– Да живем мы здесь, – логично ответила одна из девушек, в то время, как остальные рассаживались по койкам. – Мы с сестрами воспитывались отцами, когда маму королевич увез. Она даже попрощаться не успела. Зато мы все в нее красотой да статью пошли, ну и способностью к танцам. Вот и построили отцы нам храм посреди леса дремучего, чтобы могли мы дань отдавать вершителю чужих судеб. Так и живем здесь всемером. Звери лесные нам нестрашны, поскольку знаем мы язык их. Люди пришлые редко заглядывают, а со злыми намерениями еще реже, да и ненадолго.
Как раз в этот момент мелькнула за окном фигура серого волка зубастого, дозором двор обходящего. И порадовался парень про себя, что страж злобный в момент его прихода по делам своим волчьим отлучался. А то явно не миром бы разошлись они, коли пришлось сходиться в поле ратном.
А хозяюшки тем временем начали представляться:
– Берислава (значение имени: избранная славой) – назвалась избранная для разговора девица в сильно декольтированном платье.
– Властислава (владеющая славой) – переняла эстафету красотка, владеющая короткой желтой юбкой.
– Любислава (любимая славой) – высказалась сестрица с квадратным вырезом в платье, любвеобильно подчеркивающем выдающиеся достоинства.
– Милослава (милая славе) – мило проговорила девушка вообще без юбки, но зато в черных чулках на подвязках.
– Переслава (впереди славы) – изящно вытянула вперед руку прелестница с вызывающим рисунком по декольте.
– Радислава (радость славы) – радостно выдала спрятавшаяся за сестриц девушка.
– Ярослава (блистающая славой) – сказала последняя, блистая белыми труселями.
– Да уж, славные вы девушки, – ответил Елисей. – И я безмерно рад, что набрел в лесу на ваше жилище. Еще бы вы мне намекнули, где моя одежда – был рад еще безмернее.
Мужчина королевских кровей чувствовал себя явно неуютно в девичьем обществе, находясь в чем мать родила.
Только вот незадача, пока шастал путешественник по лесам да весям, форменная одежда принца обыкновенного залесного пришла в полное непотребство. Прохудилась, да изгрязнилась, весь лоск придворный подрастеряв. Пришлось девицам-затейницам из своего гардероба одевать гостя дорогого, покуда имущество его стиралось и в вид надлежащий приводилось.
Подошел Елисей к зеркалу волшебному на результат поглядеть и вежливо молвил: «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи...», а потом очи поднял и как заорет: «Ах ты, мерзкое стекло! Все ты врешь-то мне назло!». Поскольку отражался в полированной поверхности какой-то мужик в желтой набедренной повязке, ноги волосатые неэстетично открывающей, да в шали синей на плечи накинутой, чтобы из общего колера не выбивался. Ведь с ткачихами в том царстве напряженка. Последняя, как царь ее другой предпочел, заделалась советницей. Когда ж ей полотно ткать на целый мир?
Но делать нечего, пришлось смириться со своим внешним видом и к столу поспешить. Может чем посерьезнее угостят, чем его недавнее кашеварение. Хозяюшки как раз в кухонную залу прошли, перья светящиеся по стенам развесили для лучшего освещения, скатерть на столе разложили и сели все вокруг, молча на пустую тряпку вышитую уставившись. «Что за фигня?» – подумал принц и тут же и выдал вслух продолжение мыслей своих крамольных:
– Так-то вы гостей встречаете? А где яства различные: гусь праздничный с яблоками, икра черная, красная, заморская баклажанная?
Не успел слова договорить, как появились на ткани означенные кушанья. Вытаращился парень на диво-дивное, слова не может вымолвить. А Перислава вперед руку вытянула, обвела пространство стола и пояснила:
– Так то скатерть-самобранка, что ей не закажешь – все выполнит.
– Хорошо устроились, – крякнул от удовольствия голодный мужик, лапу гусю жареному смачно отрывая. – Прямо переносной личный повар, да еще и жалования не требующий.
– Эх, Елисей, не так все просто в волшебном мире, – воскликнула Берислава. – Ничто нигде не убывает бесследно. Это сейчас ты с трапезы батюшки-царя пищу умыкнул.
Но гость только по-барски махнул голяшкой птичьей, приглашая всех к пиршеству. А там и разошелся не на шутку, все новые и новые блюда вытребывая, да кубки лучшим спиртным с царских запасов наполняя. Ведь сам там был, мед-пиво пил, да так, что по ушам (за неимением усов) текло и в рот попадало.
Просидели они за столом до самого вечера. Вроде пора и честь знать. Только вот все чаще захмелевшие глаза царевича останавливались на глубоких декольте красоток, да мысли в голову его закрадывалась одна неприличнее другой. Не до знаний о чужой чести мужику. «Вот бы в каждой из семи кроватей по часику переспать», – мечтал охальник, плотоядно соседок по столу оглядывая.
Спальня в замке только одна, поскольку помещений прилегающих к печи больше не имелось, а на улице не месяц май. Все кровати к полу прибиты, так что сдвинуть никак не получится. А ночевать-то парню где-то надобно. Пол ведь каменный, застудит еще себе чего-нибудь важное.
Только все со стульев встали, как скатерть сама сложилась, погребя под складками ткани остатки пищи. Тут, откуда ни возьмись, музыка зазвучала, да такая задорная. У принца ноги заплетаются не хуже языка, но все же он не преминул выдать коронную фразу:
– Танцуют все!
И сам первым пустился в пляс вприсядку, вокруг замерших в нерешительности девушек. Но тут и они пришли в себя, закружились, завертелись, аппетитно бедрами покачивая. Прямо как в недавнем сне. А там и черед парных танцев настал. Со всеми принц потанцевал, прелести еле одеждой прикрытые пощупал. И так раздухарился, что чуть было не сделал непристойное предложение всем сразу. Поди, выбери кого-то одного, ежели все красотки румяные, да раскрасивые.
Но не дали гостю слова молвить, как отправили его к колодцу за водой, чтобы лохань для омовения вечернего наполнить. Да он и не сопротивлялся. Негоже немытому в опочивальню отправляться. Может и должен быть мужик могуч и волосат, но пахучий женскому полу явно не понравится.
А чтобы не замерз гость дорогой, накинули на плечи тулуп заячий, на голову шапку-ушанку нахлобучили, а на ноги валенки дали.
Источник воды Елисей нашел сразу. Трижды закинул он невод... тьфу, ведро. С третьего раза попал. Вроде булькнуло что-то внизу, начал мужик барабан крутить у колодца. Вот и ведро появилось, а ведре рыбка. Не, не золотая, а всего лишь щука. Только рыбак об ухе наваристой подумал, как говорит она человечьим голосом:
– Отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
– Что и минет сделаешь? – обрадовался развратник, вспомнив словечко заморское. Потом глянул на зубы рыбьи и закручинился. Что-то расхотелось ему излишеств сексуальных. – Даже и не знаю о чем тебя просить. Корыта мне не надо, дворец вроде и так есть, старуха нафиг не уперлась. Если только воблу к пиву.
– Сжалься, добрый молодец, – запричитала рыбина. – Может ты захочешь, чтобы ведра сами домой пошли? Или дрова без твоей помощи рубились и в печь складывались? А возможно и на печи, как на коне, ехать. Стоит только сказать «По щучьему веленью...
– Ишь, развелелась тут! Что ж я дурак что ли на печи разъезжать?
И вылил царевич воду вместе с уловом обратно в колодец.
Много ведер пришлось перетаскать, пока лохань наполнилась. Но вот баня топится, вода кипит, аки гром гремит. Баншицы в банны шайки, в медны тазы позванивают. Цельный час Елисея скоблили скобелем, песком терли, прокатывали мылами семи сортов, полоскали, брили, чесали, гладили, завивали, душили, помадили.
И как показался этакий джентльмен на публику, никто его не узнал. Явился, как написанный: бравый, красный, очень завлекательный. Сестры аж ахнули, красавца такого увидевши.
Только вот все мужские чаянья были обломаны самым жесточайшим образом. Вместо того, чтобы тут же штабелями упасть к его ногам, девушки начали наперебой совсем неважные сейчас вещи выяснять, типа:
– Не хочешь ли ты приглядывать за нашим домашним обиходом? – с надеждой спросила Владислава.
– Стряпать? – сексуально облизнулась Любислава.
– Стирать? – обрадовалась Радислава, видимо эта обязанность лежала на ней.
– Шить? – отдернула короткую юбку Властислава.
– Вязать? – сымитировала вязание на спицах Ярослава.
– Постели постилать? – смутилась Милослава, видимо продолжив логическую цепочку дальше.
– А если ты все это будешь умело и опрятно делать, – подытожила старшая сестрица Берислава, – то ни в чем не будешь терпеть недостатка.
Подумал принц и ответил твердо, по-мужски:
– Нет!
Но последняя просьба заронила-таки сомнение в его душу. Все же не просто так ему дали выспаться, накормили, напоили, вымыли. Можно и самому что-то сделать в ответ хорошее на такую заботу. Постели постелить, к примеру. Но только он вознамерился в спальню прелестниц пригласить, как они сразу куда-то засобирались на ночь глядя. И главное, куда и зачем не сказывают. А ему претензии вроде предъявлять не с руки. Кто он девицам, брат, сват, муж? Просто гость залетный. Сегодня здесь, а потом кто ж его знает.
Так что как только сестры дружною толпою ломанулись погулять, пошел он в светлицу спальную. Сидит один, скучает, не спится ему. Да еще и совсем не светло вокруг. Перья жар-птицы обратно в ларец хозяева поубирали. И за окном темень, только луна светит немного. Порыскал мужик под подушкой, нашел свечку длинную и толстую, повертел в руках, да и убрал обратно. Мало ли как девушки их пользовали. Одни же живут, без крепкого мужского... плеча.
