Текст книги "Безумия любви (СИ)"

Автор книги: Дита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть I. Наваждение ==========

– Сюда, ваша светлость!

Толчок был довольно сильным. Споткнувшись о корень, Гай пролетел вперед и с размаху упал на колено. Попытался было обернуться, но в загривок уперся острый наконечник, заметно прибавив терпения. Гай поднялся, медленно развернулся и с ненавистью взглянул на толстого монаха, держащего в одной руке арбалет, а в другой – грязно-зеленое тряпье. За спиной у того возник рослый йомен в зеленом одеянии и залихватски заломленной набок шапочке с пером. Забрав у толстяка арбалет, он повел им перед носом Гая.

– Ваша одежда, сэр Гисборн! – толстяк швырнул лохмотья в руки рыцарю, повернулся и вразвалочку направился к дружкам, орущим и веселящимся на поляне.

Гай смотрел в улыбающееся красивое наглое лицо, испытывая острое желание сомкнуть пальцы на горле негодяя.

– Ты заплатишь за это, проклятый ублюдок, – прорычал он, сжимая тряпье и мысленно представляя, что это глотка гаденыша Гуда.

– Как-нибудь в другой раз, – бандюга весело ухмыльнулся. – А сейчас давай-ка снимай свой богатый наряд. Он куплен на деньги бедняков и саксов.

Арбалетный болт смотрел в грудь. Гай медленно взялся за ворот, стараясь, чтобы не дрожали пальцы. Его затрясло, когда Гуд ногой отпихнул сброшенные на землю плащ и котту и шагнул к нему.

– Признаться, я удивлен, – заявил наглец, продолжая держать Гая на прицеле. – Не ожидал, что ты будешь настолько глуп, чтобы так легко попасться.

Гай закусил губу. Горячая ладонь разбойника легла ему на грудь, опалив кожу даже через рубаху.

– Красивая камиза, Гисборн… но она сшита из ткани, отобранной у старой вдовы, что живет на окраине деревни, – жестко произнес Гуд. – Так что давай, снимай и её тоже. И всё остальное.

Гай прерывисто вздохнул и зажмурился. Перспектива предстать нагишом перед чертовым саксом внезапно заставила его покраснеть до ушей. С трудом взяв себя в руки, он стянул камизу через голову и застыл, держа перед собой тонкую ткань, словно последнюю защиту от разбойничьего произвола.

– Продолжай, – голос Гуда отчего-то стал хриплым, и Гай не мог заставить себя взглянуть проклятому отщепенцу в лицо.

– Нет, – едва слышно произнес он, отступая и опуская руки. – Можешь убить меня, если хочешь.

– Убить… – Гуд резко выдохнул сквозь зубы. – Слишком просто!

А потом случилось то, чего Гай совершенно не ожидал. Сильные руки крепко обняли его, перехватили запястья, завели локти назад. Он оказался прижатым к большому мощному телу, в ноздри ударил запах травы, земли, здорового мужского пота. Голова закружилась, и он бы упал, если бы Гуд не держал его. Рука, стиснувшая правое запястье, разжалась и спустя миг оказалась уже на его затылке. Пальцы зарылись в волосы, больно сгребли их в горсть, потянули, заставляя запрокинуть голову и поднять пылающее лицо. Гай успел увидеть горящие темные глаза и ощутить теплое отдающее элем дыхание. В следующий миг его поцеловали – жадно, яростно, почти жестоко. Потрясенный рыцарь глухо ахнул, попытался оттолкнуть свободной рукой обнаглевшую лесную тварь, но неожиданно осознал, что сам уже перебирает волосы Гуда.

За деревьями послышались голоса. Будто ушат холодной воды выплеснулся на две горячие головы. Они отшатнулись друг от друга. Робин нервно облизнул губы. Гай, ошеломленный собственным падением, опустился на выступающий корень и уставился в землю.

– Одевайся, – велел Робин, подбирая с травы камизу и швыряя рыцарю. – Накинь… чтоб тебя, Гисборн…

Он развернулся и скрылся за деревьями. Гай продолжал сидеть, всё ещё чувствуя на своих губах губы заклятого врага. Потом медленно натянул рубаху и поплелся к веселящимся лесным стрелкам.

========== Часть II. Отчаяние ==========

Безмолвие сумрачных галерей Ноттингемского замка нарушалось лишь тихим журчанием воды вдалеке. Холодные камни хранили странные и страшные тайны, многие из которых не были известны даже нынешнему шерифу. У стен, как известно, есть уши, а зачастую и глаза, но эти стены на своем веку слышали и повидали слишком много, и не выдали бы того, кто преступал закон под самым носом толстобрюхого глупца. Того, кто, пристально вглядываясь в переплетение теней, ждал прихода врага.

Горячая ладонь зажала рот. Гай вздрогнул, но заставил себя стоять спокойно. Гуд был позади, правая рука его обхватывала талию рыцаря, левая накрывала губы. Гай стиснул челюсти, подавив желание податься назад, окунуться в тепло, исходящее от разбойника. В тепло, которого он никогда не ощущал ни в родном Гисборне, ни здесь, в проклятом Ноттингеме.

– На тебе её запах, – сказал он, как только ладонь убрали ото рта. – Решил заглянуть напоследок ещё и сюда?

– Мэриан здесь не причем, – дыхание Гуда, отдающее олениной и мятой, обожгло ухо и шею. Гай прикрыл глаза, стараясь унять бешено заколотившееся сердце.

– Бегаешь к ней, а потом ко мне, – он криво усмехнулся и отстранился. – Определись уже, кто тебе нужен.

– Не знаю, – Робин сжал кулаки, в карих глазах читалась растерянность. – Я не знаю, какого дьявола пришел сюда. Не знаю! Но с тех пор, как ты… как я… после того случая в лесу я себе места не нахожу.

В другое время Гай был бы доволен, что хваленая невозмутимость Гуда дала трещину, а с ненавистного лица исчезла насмешливая улыбка. Но сейчас у него самого земля уходила из-под ног. “Ледышка”, – так его часто называли. Женщины произносили это с обидой, соратники и завистники – с восхищением. Он давно научился подавлять взрывной характер. Тот, кто неспособен держать эмоции в узде – слаб духом и не сможет подняться высоко. А Гай был на вершине, дальше которой уже только корона. Он ухаживал за Мэриан, одерживал в её честь победы на турнирах, надевал ее цвета на пирах, оказывал ей знаки внимания. Этот брак был выгоден обоим. Трезвый расчет и умасленная гордость, приправленные каплей чувства – леди Фитцуолтер была красива, а красоту Гай ценил. Но вот появляется этот саксонский пес… И все катится в преисподнюю. Один взгляд. Одно прикосновение. Один, будь он тысячу раз проклят вместе с Локсли, греховный поцелуй… Отстраненность и сдержанность, которые стали второй натурой, вплавились под кожу невидимой несокрушимой броней, разлетелись вдребезги.

– Ну так найди, наконец, и угомонись, – Гай прижался пылающим лбом к ледяным камням. Хотелось до жути, до боли очертя голову броситься в неукротимое пламя, именуемое Робином Гудом, позволить ему спалить себя. Что угодно, только не вечный вымораживающий изнутри холод!

Видимо, этот безмолвный вопль не остался неуслышанным. Он опомниться не успел, как его схватили за плечи, развернули. Твердые обветренные губы впились в рот, и Гая затрясло как в лихорадке. Остановиться было выше его сил, но он вынудил себя поднять руки и отшвырнуть Гуда к парапету.

– В лесу ты отвечал иначе, – сказал тот, потирая ушибленный локоть и хмуро глядя на рыцаря. – И готов поклясться, что не я один желал этого.

– Это грех, – Гай, задыхаясь от ярости и отчаяния, отступил под замшелый свод. – И мне стоит лишь крикнуть. Один крик – и тебе конец!

– Тогда кричи, – Робин метнулся вперед стремительно, как в бою, если не быстрее, и буквально впечатал его в стену. – Пока можешь.

Гай, ошалевший от такого напора и почти животной страсти, утратил остатки здравого смысла. Рассудок капитулировал перед зовом сердца и влечением тела.

Жестокие, до прокушенных губ, поцелуи в клочья рвут душу, жадные объятия выдавливают последние капли воли. И вот уже Гай из Гисборна, отважный рыцарь и верный вассал короны, стонет и извивается под бесстыжими ласками лесного бродяги.

– Сэр Гай!

Раздавшийся за дверью голос заставил их замереть. Гай дернулся было в сторону, но Робин не позволил, просунув колено ему между бедер, и только после этого оторвался от искусанных губ.

– Я вернусь, Гай. И клянусь своей бессмертной душой, не будет никакой Мэриан… – Робин слегка сдвинул колено, провел рукой по тонкой ткани шоссов, сжал напрягшееся естество. Гай задохнулся и закусил рукав камизы, той самой, которую Гуд столь великодушно оставил ему в лесу. – И никаких преград для меня.

Снова поцелуй, будто адова метка. Гай сам обхватил Робина за шею, кидаясь в это безумие, как в омут. А потом разбойник исчез, словно растворился среди арок, теней и промозглых переходов.

Гай дрожащими руками расправил одежду, затянул шнуровку рубахи. Его бил озноб, такой сильный, что зуб на зуб не попадал. Но более всего тревожило то, что неудовлетворенное желание было невозможно скрыть. Почему он сразу не надел котту? Теперь придется пробираться в спальню обходными путями. Проклятье!

– Сэр Гай! – снова голос стражника, чтоб его черти забрали в преисподнюю.

Гисборн в изнеможении сполз по стене, пытаясь загасить бушующий в теле огонь. Вдохнуть, выдохнуть. Господь милосердный, за что?! За что всё это?..

Гай вошел в зал и с невозмутимым видом проследовал на свое место. Котта благополучно скрывала возбуждение, а по припухшим губам он небрежно похлопывал перчаткой, притворяясь, будто зевает. Шериф что-то говорил принцу Джону, который нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику. И того, и другого рыцарь предпочел бы сейчас увидеть там же, где злосчастного стражника.

– Вы изволили посылать за мной, ваше высочество? – обычное холодное высокомерие сейчас давалось ему ценой неимоверных усилий. – Прошу меня простить, я задремал.

– Да, сэр Гай, – принц Джон махнул рукой и откинулся на спинку кресла. – Расскажите-ка мне еще раз, что произошло в Шервуде и как вы намерены исправлять свои промахи.

Нахлынула глухая, тянущая злость. Гай подавил желание опустить на макушку брата короля тяжелый кувшин, кивком велел пажу наполнить кубок, отпил вина и только после этого заговорил. Собственный голос показался ему чужим и звучал будто издалека. Идея, как заманить Гуда в ловушку и захватить его, возникла еще в лесу, но теперь слова застревали в глотке и приходилось через силу выталкивать их наружу. Голова раскалывалась от боли, а сердце – от противоречивых чувств. Перед глазами то и дело всплывал шалый взгляд Робина, губы всё ещё хранили вкус его поцелуев. Такой пытки и врагу не пожелаешь. Собрав в кулак жалкие крупицы контроля, Гай постарался как можно скорее покончить с рассказом, после чего, сказавшись больным, ушел к себе.

Близился вечер. Гай под предлогом того, что нездоров, не стал спускаться вниз, а велел слуге подать ужин в покои. Тот поспешил исполнить приказ, и вскоре по комнате поплыл соблазнительный аромат густо поперченной и сдобренной чесноком баранины. Однако аппетита не было, и к мясу Гай даже не притронулся.

Стащив котту, он рухнул ничком на кровать и со стоном уткнулся лицом в подушку. Кожа в тех местах, где ее касался Робин, до сих пор горела, словно его заклеймили. Хотелось стереть все воспоминания о сегодняшнем дне и о том, что грызло изнутри, как злой пёс грызёт кость. Со стороны окна раздался шорох. Гай вздрогнул, хотел подняться, но между лопаток легла сильная рука, прижала к постели.

– Тихо, не дергайся, – вторая рука скользнула по затылку, пальцы зарылись в волосы, то ероша, то приглаживая, и от этой осторожной ласки у Гая перехватило дыхание. – Не мог я уйти. Не мог не сказать тебе…

– Что тебе нужно? – ему хотелось плакать и кричать, как иной раз в детстве, но многолетняя привычка сдерживать эмоции взяла свое, и голос прозвучал ровно, даже безжизненно. Все-таки он уже давно не ребенок и не может позволить себе ничего такого. Хватит того, что уже позволил, подпустил, поддался. – Зачем ты пришел? Зачем терзаешь себя и меня? Мы враги, этого не изменить.

Он наконец вывернулся из-под рук Робина, сел и натолкнулся на пронзительный взгляд, от которого внутри все сжималось. Будь оно проклято…

– Так что тебе нужно?

Вместо ответа Робин молча притянул Гая к себе и поцеловал, но на этот раз не зло и яростно, а нежно, как невинную девицу.

– Вот что сейчас важно, – голос его был болезненно спокоен, сродни умащенной и слабо ноющей ране. – Важно для тебя и для меня, Гай. Я ничего не делаю наполовину. И любить наполовину не умею. И ненавидеть тоже.

Он провел ладонью по щеке рыцаря, неотрывно глядя в серые глаза, обычно колючие, холодные, а сейчас подернутые дымкой от непролитых слез. Потом резко отстранился, вскочил с кровати и направился к окну.

– Гуд… Робин.

Тот замер, спина напряглась, словно в ожидании удара.

– Что, Гай?

– Не приходи на турнир лучников, – он одним выдохом рассек гордиев узел чувств. – Сам не приходи и людям своим запрети соваться в город.

Робин медленно повернулся и шагнул к нему. Гай выпрямился, кусая губы.

– Я приду, – пообещал Робин, и в его улыбке Гисборн прочел свой приговор.

========== Часть III. Исступление ==========

Лестница в преисподнюю, к самому жуткому кошмару его жизни. После бессонных ночей кружилась голова, и Гай несколько раз приваливался к стене, дожидаясь, пока перед глазами перестанут мелькать цветные пятна. Он трижды хотел повернуть обратно, но тело словно само двигалось вперед.

«Я приду, Гай!»

Он сжал кулаки. И ведь пришел! Пришел, лесной дьявол, чтобы неминуемо сдаться в руки того, кто честно сказал ему не появляться на турнире. Будь ты проклят, Локсли, за что ты так со мной!

Стражник при виде господина побледнел и поспешно сунул в карман флягу с вином. Сэр Гай держал своих людей в ежовых рукавицах, а за выпивку нарушителю светила дюжина плетей на конюшне.

– Все тихо, милорд, разбойник не буянит, – суетливо забормотал тот, пожирая рыцаря преданным взглядом. – Наконец-то вы избавите Ноттингем от этой напасти.

– Иди наверх и передай, чтобы никто не смел сюда соваться, – сухо приказал Гай. Он заметил флягу, но сейчас его больше заботило, чтобы охранник поскорее убрался.

Стражник чуть ли не бегом рванул по лестнице, мысленно обещая себе сегодня же пожертвовать шиллинг на алтарное покрывало. Про Гисборна ходили жуткие слухи, очень похожие на правду. Сэр Гай, конечно, рыцарь благородный и красивый, но как вспомнишь охоту, когда он остановил волка в броске и ударом латной рукавицы размозжил зверю голову… Или когда на пиру в честь его высочества голыми руками вырвал глотку убийце, переодетому менестрелем. Так что одними плетьми дело могло не закончиться.

Ключ со скрежетом повернулся в замке, и Гай толкнул дверь. Пахнуло затхлостью и вонью гнилой соломы. Он шагнул в каменный мешок, всмотрелся в сумрак, разгоняемый светом факела. Снова ступени – спуск в ад, где его ждет Сатана в обличье Локсли. Первая, вторая, третья…

– Здравствуй, Гай, – узник, сидящий в оковах у стены, даже не открыл глаз. – Зачем пришел?

Гисборн застыл, ноги будто приросли к полу.

В ночь перед турниром Гай не мог уснуть. Он ворочался, страдая от духоты, проклинал знойное лето и слуг, которые не сняли полог. Сбросив камизу, он нагим метался по мокрой от пота постели. Успокоения не находило ни измученное тело, ни томящееся тревогой сердце.

«Я приду, Гай!» – снова и снова раздавалось в затуманенном сознании. Мерещились чужие властные губы на губах, сильные руки на плечах, и это срывало последние оковы сдержанности.

– Отстань… – едва слышно пробормотал Гай и против воли скользнул ладонью вниз, обхватил наполовину вставший член. Тянущая темная жажда с каждым движением превращалась в сладостную судорогу. Представить, что это рот Локсли, мягкий и влажный, его горячий язык, представить, что это он там, внизу… Гай закусил край подушки, чтобы заглушить стон, царапал свободной рукой покрывала и волчьи шкуры. От сумасшедшего болезненного наслаждения мутилось в голове, а в груди разливалась омерзительная легкость. Потом было ощущение бесконечного взлета и безумного падения, а много позже – липкая теплая влага на животе, он нащупал её дрожащими пальцами.

Звяканье кандалов выдернуло Гая из оцепенения. Он одолел оставшиеся ступени и вставил факел в держатель. Вытер вспотевшие ладони о бедра.

– Ты всё-таки явился, – ледяной тон давался ценой неимоверных усилий.

– Да ты в бешенстве! – Робин криво усмехнулся, дернул плечом. – Что, хочешь меня убить?

Гай скрипнул зубами.

– Не имеет значения, что я хочу, – он опустился на колено и, сжав подбородок пленника, заставил его поднять голову. – Ну, почему? Почему ты пришел, Робин?

Теперь в его голосе была такая боль и тоска, что улыбка сползла с губ Локсли. Гай смотрел в темные глаза, и часть его души безвозвратно тонула в этой шальной мгле.

– Я же тебя предупреждал, – пробормотал он, поднимаясь и расстегивая пояс. Чтобы избавиться от искушения, победить грех, нужно ему поддаться. Гисборн швырнул пояс на солому. Сейчас проклятый демон получит сполна.

– И что ты сделаешь? – прошептал Робин, облизнув губы. – Что сделаешь, Гай?

Тот не ответил. Сжав цепь, которой были скованы руки разбойника, он грубым рывком вздернул его на ноги, развернул спиной. Но неожиданно для самого себя уткнулся горящим лицом ему между лопаток. Робин сдавленно охнул и внезапно подался к нему.

– Так вот зачем ты пришел? – нервно засмеялся Гай. Рука невольно скользнула Робину на грудь, он даже через одежду почувствовал, как напряглись под ладонью литые мышцы. Эта его мощь, прекрасная и притягательная… Какая ирония: единственный, кого он готов признать равным, и с кем мог бы позволить себе проявить слабость – враг. Гай горько улыбнулся.

– Нет, – глухо отозвался Робин. – Я пришел, чтобы увидеть тебя. Дышать без тебя не могу, будь ты проклят!

У Гая потемнело в глазах.

– Чего ты хочешь? – он, уже не в силах сдерживаться, потерся членом о зад Локсли, опустил руку к его промежности, накрыл внушительную выпуклость.

Тот судорожно вздохнул.

– Ну, говори, – ещё движение.

В ответ новый хриплый вздох.

– Говори!

– Тебя, Гай, тебя я хочу, понял? – наконец простонал Робин.

Гай провел языком по пересохшим губам. Мысли путались. Он помедлил, стараясь унять колотившееся сердце, затем выпустил Робина и решительно притянул уже лицом к себе. Поцелуй был осторожным, почти невесомым. Они едва касались друг друга приоткрытыми ртами, смешивая дыхание, заново пробуя на вкус.

– Черт, какой же ты красивый… – Робин пробрался пальцами Гаю под котту, растянул завязки на штанах и сжал твердую плоть. Потом медленно провел дрожащей ладонью от мошонки до головки, осторожно оттянул большим пальцем нежную кожу. Гай задохнулся от этой откровенной ласки, вцепился ему в плечи и, уже ничего не соображая, запрокинул голову. Робин прикусил ему кожу на горле и сильнее обхватил горячий ствол, задвигал рукой резко и быстро. Зажмурившись, Гай подавался ему навстречу, а Робин стонал сквозь зубы и терся возбужденным членом о его бедро. Никого в жизни Гисборн не целовал так, как своего врага, и тот отвечал столь же исступленно.

– Робин, Робин… – выдохнул он, изливаясь в его ладонь, и почти сразу же Локсли вздрогнул всем телом, кончая следом.

Гай уронил голову ему на плечо, с трудом переводя дыхание. Робин на несколько долгих мгновений прижался губами к мокрой от пота шее, гладя закаменевшую спину. Наконец, он вытер ладонь об узорчатую ткань котты и заставил себя отстраниться.

– А теперь уходи, – велел Робин, глядя в серо-синие глаза, еще подернутые дымкой наслаждения. – Увидимся завтра, на площади. Хочу, чтобы ты был одет, как сейчас.

Гай молча поднялся, оправил одежду, выдернул факел из держателя и вышел, не оглядываясь. Но если бы он все же обернулся, то увидел бы, с каким отчаянием смотрит ему вслед Робин.

========== Часть IV. Безумие ==========

Любовь – недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды.

Мой разум-врач любовь мою лечил.

Она отвергла травы и коренья,

И бедный лекарь выбился из сил

И нас покинул, потеряв терпенье.

Отныне мой недуг неизлечим.

Душа ни в чем покоя не находит.

Покинутые разумом моим,

И чувства, и слова по воле бродят.

И долго мне, лишенному ума,

Казался раем ад, а светом – тьма!

Уильям Шекспир, 147 сонет (перевод С. Маршака)

В замке царила тишина, только стража на галереях время от времени бряцала оружием. Гай метался по комнате словно дикий зверь в клетке. Несмотря на усталость, сон не шел. Как можно заснуть, зная, что человек, который стал ему дороже самой жизни, завтра умрет? Да еще в петле! Повесить лорда, пусть и объявленного вне закона! Проклятие! Видеть его на виселице, как он медленно задыхается… Картина представилась столь ярко, что Гая замутило.

Он перебрал множество способов спасти Робина. Даже хотел убедить принца, что Гуда нужно казнить как представителя благородного сословия, мечом. Тогда его отправили бы в Вестминстер – ведь в Ноттингеме нет лобного места для дворян. А по пути разбойники наверняка отбили бы предводителя. Однако именно это было слабой частью плана – его высочество далеко не глуп и подумает о том же. К тому же можно и на себя навлечь подозрения.

– Что же ты натворил, Робин…

Гай не заметил, что простонал это вслух. Никогда прежде он не испытывал такого безысходного отчаяния, не подозревал, что способен на подобные чувства.

Гай ударил кулаком по стене и сильно ссадил кожу на костяшках. Физическая боль выдернула его в реальность. Он посмотрел на медленно стекающие к запястью красные капли. А может, дьявол с ним, с замком, с властью, со всем миром? Безумие, да… Лишиться всего, стать изгоем. С другой стороны, на что ему это самое «всё», если не будет лесного бродяги, так нежданно ворвавшегося в его жизнь и сердце?

Гай опустил руку в таз с водой, смыл кровь, натянул перчатки, дернув щекой, когда замша проехалась по ссадине. Прицепить меч, сунуть за пояс и в рукав по кинжалу было минутным делом. Окинув взглядом покои – уже бывшие – он шагнул через порог.

Однако судьба повернулась к нему спиной. По приказу принца охрану у входа в подземелье утроили. Стражники исподтишка бросали на господина странные взгляды, но ни один не осмелился посмотреть ему в глаза.

– Всё тихо? – Гай заложил руки за спину. Пальцы дрожали.

– Да, милорд, – ответил стражник с нашивками десятника. – Его высочество…

– Его высочество пожелал, чтобы я проверил посты, – ледяным тоном отозвался Гай. – Как твое имя?

– Джайлс, милорд.

– Ты лично головой отвечаешь за пленника, – Гай положил ладонь на рукоять меча. – И если я утром обнаружу, что кто-то из вас выпил хоть глоток вина… – он обвел стражников тяжёлым взглядом, задержавшись на оттопыренных карманах двоих, – то каждый получит тридцать плетей. А ты, Джайлс, – пятьдесят. Тебе все понятно?

– Д-да, милорд, – пробормотал побледневший десятник, думая, что не к добру он сегодня согласился подменить приятеля.

– Не слышу, – тон Гисборна стал еще холоднее.

– Да, милорд, – громче произнес стражник.

Гай удовлетворённо кивнул, развернулся на каблуках и направился вверх по лестнице. Внутри всё обрывалось и было тяжело дышать. Он сжал пораненную руку в кулак. Перчатка натянулась, причиняя боль, за которую Гай уцепился, как за спасительную соломинку. Чтобы не вызывать подозрений, он обошёл еще несколько постов, заглянул в караулку, где устроил разнос за игру в кости, и только после этого вернулся к себе.

Закрыв дверь и заложив засов, Гай рухнул в кресло и стиснул виски, борясь с рвущимся из груди воем. Казалось, что на месте сердца судорожно дергается полумёртвый комок истерзанной плоти. «Я приду… Тебя, Гай, тебя я хочу… Увидимся завтра, на площади…» В ушах звучал голос Робина, а перед глазами как наяву стояло его лицо – то насмешливое, то серьёзное, то искажённое желанием.

Что же делать? Может, неудавшийся побег – это знак господень, расплата за греховную страсть? Гай никогда не отличался набожностью, но сейчас готов был поверить во что угодно. Если так, он заплатит, пусть только Гуд уйдет живым.

Не в силах оставаться в спальне, наедине с воспоминаниями, Гай снова спустился вниз, в общую залу, и у самого выхода столкнулся с леди Мэриан. Она напряглась и подобралась, словно кошка перед стаей собак, и стало понятно, что дело нечисто. По сердцу резануло, словно кинжалом. Да, если и спасется Робин, то не для него. Неожиданно Гая захлестнула ледяная ярость.

– Миледи, мне кажется, вам не пристало бродить по замку в столь поздний час, – ему пришлось прилагать усилия, чтобы голос звучал ровно. – Пойдёмте, я провожу вас до покоев.

– Отпустите меня, сэр Гай, – девушка охнула от боли, когда он сдавил её запястье. – Вы сломаете мне руку!

Гай по одному разжал пальцы, неотрывно глядя в голубые глаза, в глубине которых плескался страх. Хотелось бросить ей в лицо, что его, а не её Робин любит, что ради него пришел сюда. Словно мальчишка, хвастающийся подстреленной птицей, он желал выставить напоказ свою добычу.

– Мне не спится, и я хочу пройтись, – вызывающе вздёрнув подбородок, произнесла Мэриан. – Не знала, что это запрещено.

Гай видел, как у нее на шее бешено бьётся жилка, как она нервно стискивает пальцы. Несложно догадаться, что это за «прогулка», и с какой целью. Снова выбор… Можно взять с собой солдат, проследить за Мэриан и схватить разбойников. Её наверняка обвинят в измене. Конечно, родственницу короля вряд ли казнят, но в этом нет необходимости – монастырские стены станут надежной тюрьмой. А Робина повесят. Или позволить ей уйти, спасти его. Отдать его… ей.

Гай еще несколько мгновений смотрел на Мэриан, затем кивнул.

– Что ж, ступайте, – он постарался загнать клокочущую ярость поглубже. – И прихватите с собой вашу драгоценную кормилицу. Красивой молодой леди не стоит в одиночестве гулять ночью по городу. Ведь банда Гуда ещё на свободе, – Гай обернулся. – Мадам, довольно прятаться. Вы так громко дышите, что вас не услышит разве что глухой.

Из тёмного прохода неподалёку выскользнула Бесс, напуганная не меньше, чем госпожа. Глаза её отчаянно блестели – она явно готова была защищать свою девочку даже ценой собственной жизни. Гай криво усмехнулся. Неужели они надеются с ним справиться? Да захоти он – и свернёт обеим шеи, как цыплятам. Такие тонкие, хрупкие шеи… Достаточно всего лишь схватить за горло, тряхнуть хорошенько… Или ударить затылком о стену, размозжить кости… Только лучше не здесь, а за стенами замка, чтобы вина легла на разбойников… Господи, о чем он думает? Гай мотнул головой.

– Идите, – сквозь зубы произнес он и отступил, освобождая дорогу. У Мэриан расширились глаза, на этот раз от изумления. Она сделала шаг и замерла, ожидая, что сейчас её опять остановят, и Гай повторил: – Ну же, идите, быстро!

Мэриан почти бегом бросилась наружу. Бесс замешкалась, и Гай сгреб её за плечо, вытолкал следом за госпожой. Оставшись в одиночестве, он схватил со стойки алебарду и швырнул с такой силой, что лезвие до половины ушло в дубовую дверь. Потом упёрся руками в стол и хрипло рассмеялся. Его трясло, мир вокруг застилала кровавая пелена, в ушах словно набат грохотал. Слишком много всего. Ледяная броня трещала по швам, готовая окончательно развалиться от малейшего толчка, осыпаться мелким крошевом, оставив его душу беззащитной, а разум – во власти безумия. Того тёмного, пьянящего безумия, насытить которое можно лишь чужой смертью. Что же ты сделал со мной, Робин?

Вдохнуть. Выдохнуть. Оттолкнуться от стола. Сто шагов от стены к стене. Только бы никто не вошел… На глаза попался кувшин с вином. Гай схватил его, сделал большой глоток. Часть пролилась на грудь, окрасив бордовым серебряное шитьё котты. Он глотнул ещё. Дышать стало легче, алый туман перед глазами начал таять.

Возвращаться в спальню не хотелось. Гай опустился в кресло, устремил взгляд в камин, где на поленьях весело плясали языки пламени. В них чудилась бесшабашная улыбка и насмешливый прищур тёмных глаз. Гай горько усмехнулся, оперся локтями на колени, уткнулся лбом в сложенные руки. И впервые за много лет с губ сорвалась молитва. Что ж, пусть не для него, но Робин будет жить.

А утром наступил его личный ад, в котором Робина вели на эшафот. Гай сидел по правую руку от принца Джона, улыбался в ответ на шутки, в душе мечтая, надеясь, молясь всем святым, чтобы ночная авантюра леди Мэриан увенчалась успехом. Она тоже была здесь, вместе с кормилицей, – смеялась, угощалась сладостями из шкатулки его высочества. Однако Гай прекрасно знал цену этому напускному веселью, и представлял, что она сейчас чувствует. Мэриан взяла засахаренный орех, и в этот миг принц отпустил очередную остроту насчёт того, что плясать на виселице – это не по деревьям прыгать. Рука девушки дрогнула, орех выпал, и Гай подхватил его, не дав коснуться пола.

– Прошу, миледи, – он вложил лакомство в её ладонь и незаметно сжал дрогнувшие тонкие пальцы. – Не волнуйтесь, скоро всё закончится.

Мэриан подняла на него лихорадочно блестящие глаза. Гай ободряюще кивнул ей и отвернулся.

Принц поднял руку, собираясь отдать приказ о начале казни, когда из толпы и со стен полетели стрелы. Палач и с десяток стражников упали, сражённые насмерть. Гай вскочил, сжав кулаки, и с трудом подавил ликующий вопль при виде того, как ловко прыгнул в седло Гуд даже со связанными за спиной руками.

– Схватить его! – чуть ли не торжествующе рявкнул Гисборн и едва не расхохотался. Робин, его Робин теперь не попадётся так просто.

Вокруг царил хаос. Шериф бесновался, не смея высунуть нос из-за парапета, уже утыканного стрелами. Арбалетчики безуспешно пытались снять укрывшихся за выступами стен разбойников. Вокруг эшафота кипел бой – люди Гуда рубились со стражей. Несколько йоменов, похватав что под руку подвернулось, бросились на помощь лесной братии.

В столб рядом с головой принца Джона вонзилась стрела. Гай оттолкнул сюзерена, заслоняя собой, поискал глазами леди Мэриан. В такой суматохе попасть под шальной выстрел ничего не стоит. Девушка обнаружилась неподалеку. Верная Бесс стояла перед ней, белая от страха, но несгибаемая как скала. Ещё одна стрела в щепки разнесла резную шишечку кресла, следующая чиркнула рыцаря по волосам, срезав прядь.

– Уведите его высочество и леди Фитцуолтер, болваны! – прорычал Гисборн охранникам, которые жались за столбами, не рискуя высунуться под стрелы. – Запорю, мерзавцы!

Он видел, как Робин что-то кричит своим людям, но в адском шуме не слышал, что именно. Кто-то из разбойников рассёк веревки на запястьях предводителя, и тот подобрал повод, натянул, не давая коню сорваться с места. Гай перехватил брошенный в сторону их помоста взгляд и готов был поклясться, что смотрел Робин именно на него. И улыбался. Ну конечно, он ведь надел ту самую котту, в которой был в подземелье. Как и просил этот сумасшедший.

«Беги уже, дурень, ну! Чего ты ждёшь?!» Гай чуть не проорал это вслух и вовремя прикусил язык. Робин наконец-то ударил коня пятками по бокам, высылая в галоп. Позади него, прикрывая спину, тут же пристроился верзила на громадном рыжем жеребце.