Текст книги "До самого неба (СИ)"

Автор книги: Дэви Дэви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

12. Враг

Уман Ик’Чиль решил избегать белых дорог, проложенных между городами и поселениями. Воинство Чак’Балама двигалось тайными тропами через сельву. Этот путь был несравнимо тяжелее: духи сельвы забирали свою дань, вытягивая силу, – как будто мириады невидимых жадных ртов присасывались к телам воинов и иссушали их… Но лишь так было возможно быстро добраться до переправы через Кехчунху. И, конечно, так их не заметят наблюдатели Имиштуна…

Вперед Уман Ик’Чиль выслал небольшой отряд разведчиков. Они вернулись, когда село солнце, и Уман Ик’Чиль отдал приказ остановиться и располагаться на ночлег. Разведчики привели с собой мальчика лет десяти. Судя по внешнему виду и тому, что он по своей воле и даже весьма охотно следовал за воинами, мальчик был из народа Красного Ягуара. Так и оказалось. Это был сын землепашца из поселения, расположенного неподалеку от Кехчунхи. На них недавно напали дикари, забрали весь урожай и перебили взрослых мужчин, даже стариков. И мальчик, который теперь считал себя главным кормильцем в семье, решил раздобыть немного еды. Прошел с этой целью до самой Кехчунхи, но приманить удачу не получилось. Хуже того: у реки он наткнулся на врагов. Попытался убежать, но его поймали. Мальчик думал, что дикари его убьют, но их вождь – «Он такой огромный, страшный, с черным лицом!» – велел отпустить… А маленький мужчина, тем временем, успел рассмотреть, что дикарей много, не меньше, чем воинов Чак’Балама, и что направляются они к заброшенному поселению возле переправы…

Уман Ик’Чиль похвалил смышленого и смелого мальчика, велел собрать ему еды из тех припасов, что были у воинов. Затем созвал наконов и объявил, что воины должны будут подняться и выступить, как только ночь перевалит за середину. Короткая тропа к переправе ведет через заброшенное селение, где их поджидают враги. Значит, нужно обойти засаду, что займет больше времени. Атаковать же лучше на рассвете – по всем признакам, утро будет туманным… И кроме того, Уман Ик’Чиль решил, что необходимо разделиться. Несколько отрядов поведет самый опытный из наконов, он выйдет к переправе со стороны больших валунов и первым вступит в бой. В это время другая часть воинства, возглавляемая Уман Ик’Чилем, атакует врагов со стороны водопада. И не позволит дикарям сбежать обратно за реку, если попытаются…

Наконы, выслушав приказания, разошлись, одобрительно усмехаясь: да, Творец избрал достойного, чей разум так же быстр, как и его оружие в битве.

А Уман Ик’Чиль, несмотря на усталость, не сразу сдался сну. Всё думал о вражеском вожде. Умён – хорошее место выбрал для засады. И дерзок – решил напасть на чужой земле. Но просчитался, отпустив мальчика… «Он не из горного племени» – размышлял Уман Ик’Чиль. – «Те убили бы чужого ребенка без раздумий». Да и сам Уман Ик’Чиль, если бы шел по земле врагов, а кто-то обнаружил его и мог помешать засаде… даже если это всего лишь мальчик… «Может, и не убил бы. Но уж точно не отпустил». Вдруг ему показалось, что он знает больше об этом вражеском вожде, но знание пряталось, ускользало беспокойной юркой змейкой. Как будто Уман Ик’Чиль пытался что-то вспомнить, да не получалось… Как ни старался, вскоре мысли начали путаться, усталость одолевала – всё же, сколько полётов стрелы прошли за день, а скоро опять подниматься в поход… И на рассвете в бой… Спать…

… Приметы не обманули: густой и вязкий туман скрыл от них утреннюю зарю. А их самих – от врага. И шум водопада сделал приближение неслышным.

Хоть сами они тоже пока не могли видеть и слышать сражение, но Уман Ик’Чиль заметил, как раздуваются ноздри у бывалых воинов: чуяли, будто звери, близкую кровь и особый запах боевой ярости… И верно. Едва миновали водопад, осторожно спустившись к переправе по скользким коварным камням, как им открылось: в рваных белых клочьях тумана кипела битва. Уман Ик’Чиль на ходу оценил происходящее. Дикари достойно отразили первый натиск и даже смогли потеснить воинов Чак’Балама – сине-красная волна, поредев, откатилась назад. Но второй атаки враги не ожидали: смешались, сбились в кучу… и потеряли решающие мгновения – драгоценные капли удачи достались воинам Красного Ягуара…

Уман Ик’Чиль ринулся в сердце схватки, там, где звучала музыка боя во всей её свирепой красоте. Оружие в руках воинов пело диким хором песню смерти: глухой ропот палиц мешался с тяжелым голосом копий и хищным криком ножей, рассекающих плоть…

Дрались враги храбро. Но скоро оскал ярости на их лицах стал уступать место отчаянию обреченности. И хор смерти стал постепенно замолкать, предсмертные крики сменялись горестными стонами плененных. Однако, Уман Ик’Чиль заметил, как горстка дикарей, сражавшихся особенно умело и дерзко, и явно не намеренных сдаваться, отступила к заброшенному поселению. «Ещё не кончено», – решил Уман Ик’Чиль и бросился за ними. Его воины смогли быстро окружить врагов, стремясь взять их живыми: чем выше доблесть противника, тем ценнее будет дар богам…

Вдруг раздался низкий гортанный крик, и сражающиеся остановились. От отряда дикарей отделился один и взмахнул копьем, призывая Уман Ик’Чиля. Вождь. Рослый, могучий, движется, будто хищный зверь. Его лицо окрашено черным, на нём шлем, похожий на клюв огромной птицы, и орлиные перья в головном уборе. Любуется Уман Ик’Чиль, взгляд не отвести – как хорош вражеский вождь! Только такой дар Творцу достоин нового халач виника. «Живым! Он обязательно достанется мне живым!» – решает Уман Ик’Чиль, принимая вызов.

Расступились воины Красного Ягуара и дикари. Те и другие затаили дыхание, следя за схваткой вождей. Пируют боги на войне. А что за пир без главного украшения – искусного яркого танца? Так пусть управители мира порадуются, глядя на лучший из танцев – поединок сильнейших.

Противники медленно и плавно двигались по незримому кругу, намертво сцепившись взглядами, пытаясь по движению глаз угадать готовность к атаке. Трепетали перья, вздрагивали копья в руках, бугрились мышцы под гладкой кожей… Ни один из поединщиков не обнаруживал явного преимущества. И хмурились самые бывалые из воинов Чак’Балама: опасный противник достался Уман Ик’Чилю.

И всё же – не хватило терпения вражескому вождю, он первым сделал выпад. Глухой удар копья о копье – отразил атаку Уман Ик’Чиль. И лишь немногие из воинов догадались, как тяжело ему это далось. А дальше – посыпались стремительные атаки и мощные удары с обеих сторон, и видно было, что каждый из противников достоин победы и славы. Но сила силу ломит. Хитрее и опытнее Уман Ик’Чиль. Он сделал вид, что стал уставать, замедлился в движениях. И подстерег противника на очередном смелом броске. Стремительно увернувшись, отскочил в сторону и нанес коварный удар по ногам вражеского вождя. Все, кому прежде доставался такой удар от Уман Ик’Чиля, валились на землю, но этот дикарь… лишь припал на одно колено, тяжело пошатнулся, но тут же вскочил и, яростно рыча, бросился в новую атаку. Он осыпал Уман Ик’Чиля градом ударов, и тот едва успевал отражать, отступая… Казалось, вражеский вождь так взбешен коварством противника, что начисто позабыл об осторожности – и снова открылся. Уман Ик’Чиль, изловчившись, смог нанести ему сильный удар тупым концом копья в грудь. Дыхание дикаря сбилось, он остановился. И теперь Уман Ик’Чиль ринулся в яростную атаку, а его противник был вынужден защищаться. Дикарь сперва уворачивался довольно неуклюже и казался растерянным – Уман Ик’Чиль решил, было, что победа близка… Но внезапно вражеский вождь с такой силой отбил очередной удар и резким движением отшвырнул Уман Ик’Чиля, что тот потерял равновесие…

Драгоценные капли удачи растаяли в сжатом кулаке, когда увидел Уман Ик’Чиль перед собой острый наконечник копья – словно орлиный клюв – готовый пронзить ему горло… Решающие мгновения… вырваны дерзкой рукой врага…

Но что же не торжествует мрачный Владыка Черепов? Дрогнула рука вражеского вождя, ушла ярость из орлиного взора, шевельнулись губы… Один лишь миг у Уман Ик’Чиля – чтобы вернуть удачу себе, отобрать у внезапно ослабевшего противника. Что ему за дело до странной нерешительности дикаря. Есть бой. Есть Чак’Балам. Есть путь, с которого он не свернет. Ловкое движение – и копье выбито из рук противника. Прыжок – и, оглушенный ударом в голову, дикарь падает на колени у ног Уман Ик’Чиля…

Мгновения торжества. Уман Ик’Чиль срывает вражеский шлем и убор из орлиных перьев, властно хватает за волосы своего пленника… и замирает. Вокруг слышны ликующие крики воинов Чак’Балама. Бой закончен. Красный Ягуар победил. Уман Ик’Чиль победил… А он смотрит, смотрит на свою добычу… Память – беспокойная юркая змейка, которую он так и не успел поймать ночью – теперь вернулась, чтобы посмеяться над ним. Вот он, загадочный вражеский вождь, который упустил удачу, пощадив мальчика. Упустил победу, не найдя в себе сил убить Уман Ик’Чиля. «Потому, что твой дух слишком мягок».

На сильной руке, что так и не нанесла смертельный удар, на широком запястье – драгоценный нефритовый браслет. И зажато в кулаке Уман Ик’Чиля плененное темное пламя волос.

– Шанук?

– Чиль…

13. Выбор

За всё время обратного пути Уман Ик’Чиль ни разу не подошел к пленникам. Смотреть даже не хотел.

А вот взгляд Шанука то и дело дотягивался до Уман Ик’Чиля осторожными прикосновениями. И можно было почувствовать, что смотрит пленник виновато и растерянно, совсем как тогда… «Шанук не хотеть сделать Чиль плохо…» На этот раз он прав – вышло плохо. Уман Ик’Чиль перестал видеть путь, будто потерял его в тумане у переправы…

Скрытое под тяжелыми бусами из яшмы и нефрита, под нагрудным знаком, жгло кожу ожерелье из клыков. Зачем не вернул подарок Шануку… Зачем делил с ним змея видений, зачем смешал свою кровь с его семенем… Поздно. Боги приняли их союз и переплели дороги. И что бы ни делал с того дня Уман Ик’Чиль – он шел навстречу Шануку.

Как же теперь?.. Казалось бы, ясно: халач виник должен заботиться о своём народе, он один между богами и людьми. Он обещал щедрые дары Творцу. Но как только Уман Ик’Чиль прикрывал глаза – видел Шанука на жертвенном камне… «Его дух слишком мягок» – эта мысль не давала покоя, лишала уверенности. Что, если ужаснется сын Севера, увидев занесенный над ним нож, если испугают его грозные лики богов, которые, как говорят, являются в миг смерти… Тогда страх захлестнется на нём петлей, утащит в нижний мир, в мрак Шибальбы, где дух Шанука будет вечно блуждать, гонимый ужасом, холодом и болью… Такую ли участь заслужил Шанук? Тот, кто вытащил Уман Ик’Чиля из реки, залечивал его раны. Тот, кто смешил, изображая кролика. Тот, кто врывался в него ураганом – так, что тело Уман Ик’Чиля никак не забудет эту необузданную ласку…

Он не хотел, чтобы Шанук страдал в Шибальбе. Это не казалось Уман Ик’Чилю правильным. Но если не отдаст вражеского вождя Ицамне… «Оставить себе», – подкрался, стелясь мягким пухом, вездесущий голос алчности. – «Никто не оспорит волю халач виника. Есть много других пленников, можно всех их положить на жертвенный камень. И своей крови не жалеть, приносить её богам почаще. Неужели, видя такую щедрость и усердие, не позволит Ицамна своему избраннику взять что-то для себя…»

Оставить Шанука, взять его себе… И ночи станут жарче дней, даже в сезон дождей не придет грусть… По телу Уман Ик’Чиля пробежала дрожь возбуждения. Он почти решился, не находя в себе воли устоять против такой алчности – сладкой, пряной. Ведь и прежде случалось, что халач виник брал себе кого-то из пленников. Он даже вспомнил… Тогда Уман Ик’Чиль был ещё мальчиком. Воины Красного Ягуара вернулись с победой из долгого трудного похода. На главной площади развернулось празднество. Уман Ик’Чиль впервые видел подобное торжество, он с восторгом и любопытством смотрел на своего отца – прославленного накона в грозном боевом облачении, на других воинов и, конечно, на халач виника, приносившего дары богам. У ног Сак Йуана лежал ничком один из знатных пленников. Уман Ик’Чиль спросил про него у старшего брата, и тот объяснил: «Всё, что халач виник захватил в бою, принадлежит ему. Часть надо пожертвовать богам, как велит обычай, а остальным… можно по-всякому распорядиться. Если Сак Йуану приглянулся пленник – на то его право…»

Всё так. Право халач виника… Вот только боги благоволят щедрым, и обычай требует жертвовать самое ценное. А Шанук, без сомнения, был самой ценной добычей в нынешнем походе… Но это было не единственное, что тревожило Уман Ик’Чиля, что не позволяло алчности взять над ним верх. Уман Ик’Чиль помнил, что тот пленник Сак Йуана прожил недолго – его дух вскоре угас, будто священная птица кецаль, не выдержав неволи. То же будет и с Шануком – «большой зверь», простодушный и вольный, не сможет измениться… и уйдет даже быстрее, чем пленник Сак Йуана. Да и не захочет Уман Ик’Чиль его изменить. Одна только мысль о том, чтобы унизить Шанука, бросив его себе под ноги, казалась отвратительной. Дух Шанука так красив, так чиста его сила… Как можно искалечить, изуродовать его принуждением… «Неправильно!» Понял Уман Ик’Чиль, как безобразен истинный облик его алчности, а в пряной сладости желания таится гнилостный смрад.

И всё же… Как поступить, не исказив ни его, ни себя? Как сделать правильно? Как вернуть себе уверенность и снова увидеть путь?..

… Усталое воинство вступило в один из небольших городов на пути в Чак’Балам, где расположилось на ночлег. А Уман Ик’Чиль сразу направился в здешний храм Ицамны, жрецы которого без промедления приготовили всё необходимое для жертвования крови. Когда окровавленная бумажная лента упала в огонь, Уман Ик’Чиль глубоко вдохнул курения, и змей видений сжал его в своих кольцах-объятьях…

Но видел он только Шанука. Шанука, от которого всю дорогу старательно отводил взгляд… Они снова были вдвоём в шалаше. Уман Ик’Чиль касался губами пальцев, пахнущих костром, слушал шепот заклинаний на неведомом языке, извивался в крепких руках, принимая в себя дикую неистовую силу…

Очнувшись, он тяжко вздохнул: впервые в жизни Уман Ик’Чиль не понимал, что за знаки подал ему Творец, впервые не мог разгадать танец змея видений. А раз так… Он не хочет и не будет решать судьбу Шанука. Пусть боги поступят по своему усмотрению. А Уман Ик’Чиль, как видно, слаб оказался для такого испытания. И недостаточно щедр, чтобы получить Циновку Ягуара.

… Вернувшись из храма, он велел развязать пленного вражеского вождя и привести к нему. А когда приказание было исполнено, Уман Ик’Чиль отослал воинов, оставшись с пленником вдвоем. По-прежнему не глядя на Шанука, он повел его к темнеющим невдалеке зарослям. И там сказал:

– Уходи! – махнув рукой в сторону сельвы.

И сам повернулся, чтобы уйти. Чтобы оставить Шанука. Навсегда. Своей собственной волей разорвать их союз.

Но Шанук… Так и стоял, не шелохнувшись, у кромки сельвы. И Уман Ик’Чиль стоял, будто к земле прирос…

Сын Севера заговорил первым. И его голос – разве что ниже стал, совсем уже мужским, но звучал так же уверенно… будто они и не покидали маленький шалаш у реки.

– Когда вода принесла Чиль, Шанук хотел быть вместе. Всегда быть с Чиль. Просил Великий Дух. А Чиль?.. Хочет уйти? Опять оставить Шанук?

Уман Ик’Чиль молчал, отвернувшись. Но и не уходил. Его держал голос Шанука. Держал испытующий взгляд. Держал вопрос, на который Уман Ик’Чиль не находил в себе ответа. Долг требует отдать Шанука Ицамне. Желание плоти – оставить себе. А сердце… Нет, не одарит Уман Ик’Чиль Творца самой ценной своей добычей. И откажется от Циновки Ягуара – чтобы не навлечь несчастья на свой народ. Откажется от всего, к чему стремился с рождения, для чего пришел в мир… Всему своя цена. «Уходи же! Уходи скорей… иначе решимость откажет мне…»

Наконец, шаги… Но Шанук не скрылся в сельве, он приблизился к Уман Ик’Чилю, обошел, встал напротив него.

– Нет, Чиль не хочет уйти от Шанук. Зачем делает, что не хочет?

Не мог Уман Ик’Чиль на него смотреть… Не должен. Стоит поднять глаза – вот он, рядом совсем! – алчность снова заговорит сладким голосом, и уже никому не отдаст Уман Ик’Чиль эти глаза, эти скулы, и не отпустит, не пощадит…

Шанук тихо рассмеялся – будто ветер принес горечь трав. Вздохнул.

– Шанук не годится вождь. Плохо заботится о свой народ. Не как Чиль. Но Шанук может позаботиться о Чиль.

И неожиданно схватил за руку, стиснул запястье. Уман Ик’Чиль попытался вырваться, да не смог. И тогда вынужден был посмотреть на Шанука… Как же он вырос, сын Севера. И сколько решимости в открытом взгляде.

– Шанук знает, как сделать хорошо, – он уверенно улыбнулся и положил руку Уман Ик’Чиля себе на грудь. Где сердце. Где запретный знак птицы с огненными крыльями. – Теперь можно.

И зашептал тайные заклинания… Вздрогнул Уман Ик’Чиль – словно ожил знак под ладонью, забился, обжигая кожу горячими толчками. Но Шанук не позволял отдернуть руку, наоборот, крепче – до боли – вдавил ладонь Уман Ик’Чиля.

– Твоё! – произнес, глядя в глаза.

Как только Шанук освободил его руку, алчность оставила Уман Ик’Чиля, и пришло долгожданное спокойствие. Он хотел, чтобы пленник решил сам. И Шанук решил. Сын Севера ясно видел свой путь. А Уман Ик’Чиль – по-прежнему нет… Но всё уже решено.

– Ты выбрал, – сухо сказал Уман Ик’Чиль.

Твердым шагом он направился обратно, к своим воинам. И пленник, не отставая, последовал за ним.

14. Тайное Слово

Заря цвета крови едва занялась, а площадь перед храмом Ицамны уже полна. Из самых дальних поселений собрался народ Красного Ягуара на большой праздник. Вернулся с победой доблестный Уман Ик’Чиль. Сегодня день его славы. И сегодня, принеся великие дары Творцу, воссядет он на Циновке Ягуара. И все земли Чак’Балама назовут его халач виником. Отныне Уман Ик’Чиль и его род будут хранить священный обычай и вести народ Красного Ягуара.

… Уже облаченный в праздничные одежды, он стоял, скрестив руки на груди, у входа в паровую баню. Темнота коридора скрывала его – негоже мешать обряду омовения. Он смотрел…

Только самые красивые и чистые девы могли прикасаться к тому, кто будет дарован Творцу. Гордые выпавшей им честью, прекраснейшие из дочерей Чак’Балама кружили вокруг пленника, словно подхваченные ветром яркие перья. Нежные руки старательно расчесывали гладкие волосы с огненным отсветом, омывали и натирали благоухающими маслами кожу, которая слишком светла для этих земель, украшали стройное сильное тело – не по-здешнему рослое и широкое в кости…

Уман Ик’Чиль наблюдал издалека – невидимый, неслышный. Смотрел, не отрываясь, точно желая наверстать упущенное. Это не была алчность – он знал, что не подойдет и не прикоснется. И сожалением это не было – Уман Ик’Чиль уже отдал, в мыслях и в сердце.

Это было… Он смотрел – и будто незримый мастер высекал на каменной стене: глаза, руки, волосы, губы… Каждую черточку, ничего не упуская. Наносил краски, что не сотрутся, не поблекнут. Прекрасная роспись останется на стене храма памяти… Уман Ик’Чиль не знал названия этому чувству. Но принимал его – как и всё, что давал Шанук.

…Били барабаны. Пели раковины. Главная площадь Чак’Балама – раскрывшийся бутон праздника-цветка. Глаза – сверкающая россыпь взглядов, восхищенных, изумленных, почтительных, любопытных – устремлены на вершину пирамиды. Голоса – звонкий дождь, танцующий на камнях – сплелись в единый ликующий крик.

Смотри, народ Чак’Балама, доблестный Уман Ик’Чиль, первый из воинов, занял место на Циновке Ягуара. И встала рядом прекрасная Шочикель, и подле неё – двое сыновей. Вот кровь, что станет управлять землями Чак’Балама, что свяжет богов и людей. Сегодня. Сейчас.

Уман Ик’Чиль… Верховный правитель Уман Ик’Чиль, величественно-неподвижный, с гордой осанкой и полным достоинства взором, восседал на священной Циновке Ягуара. Перед ним внизу раскинулись земли Чак’Балама, храмы и дворцы, поселения и поля, дороги и зеленый ковер сельвы… Халач виник видит всё со своей недосягаемой высоты. Так показал ему когда-то самый первый змей видений. Сбылось. Но нет радости, даже простого довольства нет: всё видит Уман Ик’Чиль, кроме своего пути… Возможно, лишь всесильное время излечит слепоту его духа…

Он подал знак к началу церемонии. И тут же признался себе, что хотел бы отдалить этот момент. Неуместное желание для халач виника, долг которого – искать благоволения богов, для себя и своего народа… Он надеялся, что всесильное время поможет ему и в этом – избавит от опасных желаний…

Смолкла музыка, затихли голоса, будто повелительный жест Уман Ик’Чиля разом оборвал все звуки праздника. Жрецы – помощники Текум Таша вывели Шанука… И многоголосое восхищение, в один миг утопив тишину, заплескалось волнами у подножия пирамиды. Даже у жрецов блестели глаза – поистине, богатый дар приготовил Творцу Уман Ик’Чиль. Красив пленник: статью подобен молодой сейбе, так же высок и строен, и полон силы. В глазах – глубокая тьма обсидиана. Солнечный свет, лаская, струится по гладкой светлой коже. Уверен и тверд его шаг, а взгляд свободен от смятения и страха.

Он улыбнулся Уман Ик’Чилю – открыто и доверчиво. И тот устыдился: как можно было сомневаться в мужестве Шанука! Нет, не поглотит его мрак Шибальбы, не утащит в нижний мир тяжесть страха – дух сына Севера взлетит лёгким перышком прямо к Творцу. И ждет его край достойных, что раскинулся в тени Великого Дерева. Там прохладные дворцы, сады с душистыми цветами и сладкими плодами, прекрасные девы поют и танцуют… Там нет конца беззаботной юности. Там Шанук будет счастлив и навсегда забудет об Уман Ик’Чиле. А Уман Ик’Чиль будет здесь. И будет помнить Шанука.

Впервые он не задавался вопросом, правильно ли это. Просто знал, что день, к которому он шёл все годы, навсегда останется для него днем печали.

Но неподвижно лицо Уман Ик’Чиля, и весь он будто каменное изваяние. Никто не узнает печаль халач виника, его мысли и чувства. Тот единственный, кому он хотел бы открыться, лёг сейчас на жертвенный камень.

Четверо помощников Верховного жреца крепко держали Шанука, и Текум Таш занес над ним жертвенный нож. А сын Севера повернул голову к огню в каменных чашах, шевельнулись губы – и дым понёс к богам Тайное Слово… последнюю просьбу… о чём?.. Чем бы это ни было, но Шанук успел сказать богам, что хотел. Даже успел опять посмотреть на Уман Ик’Чиля и спокойно улыбнуться. Прежде, чем острый обсидиан вспорол его грудь, и рука Текум Таша, неумолимая, как судьба, вторглась в рану. Ни крика, ни стона – Шанук молча терпел муку, лишь выгнулся, запрокинул голову…

Смотрел Уман Ик’Чиль… Не смог бы оторвать взгляд, даже пожелай он того… Смотрел – как металось по камню темное пламя, как горели ночным пожаром широко распахнутые глаза, как запертый в горле стон исказил приоткрытый рот, вырываясь опаляющим хриплым дыханием. Шанук отдавался смерти, будто страстным ласкам. Всего на миг – он стал желаннее любого из живущих. Ни одна красота не сравнится с этой…

Из жизни в смерть. Краткий миг. Текум Таш поднял руку, в которой пульсировало солнце, вырванное из груди Шанука. Жертвенные чаши наполнились горячей кровью. Вздрогнуло в последний раз тело на жертвенном камне… Радуйся, народ Чак’Балама! Прольётся дождями Чаак, вдоволь напитав землю. Взойдет добрым маисом Юм-Кааш. Солнечными лучами согреет мир Кинич-Ахав. Из смерти в жизнь. Краткий миг.

…До ночи длился праздник. Люди расходились довольные, оживленно обсуждая, как ярко полыхнуло сердце пленника в огненной чаше – словно восход солнца. Хороший знак. Удача ждёт халач виника Уман Ик’Чиля. Процветание ждёт Чак’Балам.

Нежная Шочикель лишь взглянула на мужа – и поняла, что эта ночь принадлежит не ей. Халач виник в одиночестве удалился к себе.

В его комнате расшитый занавес, ковры из мягких перьев и яркий огонь. В его комнате тишина – бьётся о стены, тонет в коврах, горит и не сгорает в огне… Сегодня Уман Ик’Чиль не любит тишину. Не любит огонь, ковры, стены… Он гонит от себя сон и всё думает о церемонии.

Когда тепло жизни покинуло Шанука, Уман Ик’Чиль догадался… Запоздало понял, что задумал сын Севера… Он смотрел на свою ладонь – и видел, как огненнокрылой птицей бьётся в ней солнце из груди Шанука. До порога смерти этот жар не покинет его руки. «Всегда быть с Чиль… Просил Великий Дух… Как сделать хорошо…» Сын Севера знал, на что решился. Не Ицамне он отдавался на жертвенном камне – Уман Ик’Чилю. Ему, как богу, дарил землю и воду, и солнце. И щедростью своего духа вознес Уман Ик’Чиля высоко. До самого неба.

Да только тяжел был Уман Ик’Чилю этот дар. Никогда не стать ему первым из людей. Высоко восседает халач виник. Но выше его стал дикарь из кочевого северного племени. Он самый сильный, самый мудрый, самый смелый. Самый щедрый. Не боги так рассудили – Уман Ик’Чиль…

… Так он сидел, погруженный в размышления, глотая последние мгновения своего одиночества. Ждал… Он знал теперь, о чем Шанук попросил богов. Хотел ли Уман Ик’Чиль того же?.. Наверное, даже боги не знают в точности, чего он хотел. Только дикарь из северного племени…

Едва ночь сгустилась плотным покрывалом, как вздрогнул узорчатый занавес, шелохнулись перья ковра под невесомыми шагами, и весело встрепенулся огонь, приветствуя вошедшего… Ицамна Творец принял дар Уман Ик’Чиля. И услышал Тайное Слово Шанука. Теперь каждый из них получит то, чего больше всего желает. По цене и награда.

Науа – дух-покровитель – занял своё место подле Уман Ик’Чиля, выкинув за порог постылую тишину. Незримая ладонь легла на лоб, даря покой, а шепот, предназначенный лишь ему одному, прогонял сомнения и тревоги. Прохладным ручьём струились слова чужого языка – теперь Уман Ик’Чиль их понимал. Шанук – тот, кто станет беречь его, отныне и навсегда – заботливо укутывал заклинаниями сна.

И он смирился, не стал противиться. Отдался весь во власть шепота, что делал веки тяжелее, мысли легче, а ложе – теплее и мягче. Он уснул, обнимая ночь цвета темного пламени, касаясь губами невидимых пальцев, пахнущих огнем и ветром. Слушал… прозрачный, как дыхание, шелест слов, уверявший: «Мой Чиль… больше не будет один…» Разливалось по телу снадобье сна, исцеляло раны духа, прогоняло печаль. Беззаботной улыбкой вернулись к нему знание и решимость. А солнце в ладони ярко осветило путь.

15. Мудрость

Потерпев сокрушительное поражение, коварный Имиштун признал власть Красного Ягуара. И стал частью земель Чак’Балама. А после воцарился мир, лишь изредка нарушаемый набегами диких племен.

В Чак’Балам пришло невиданное доселе изобилие. Всего было в достатке: маиса на полях, зверья в сельве, а в домах – веселья и радости. Пышные праздники хвалились богатством украшений и яркостью одежд. И люди славили халач виника Уман Ик’Чиля. Далеко разнеслась весть о его силе и мудрости, об удаче, что сопутствует во всех делах. Стали прибывать в Чак’Балам посланники из далеких земель, и они дивились богатству народа Красного Ягуара, восторгались величием Верховного Правителя… Большие города и плодородные земли на севере, прекрасные острова в море – очень скоро они пожелали принять власть Чак’Балама. Чтобы вел их Уман Ик’Чиль, любимец удачи, избранный богами…

…Шанук всегда был с ним. Отгонял всевозможные недуги, хранил от ран в бою, а случалось – отводил руку тайного убийцы, подосланного недругами.

Поначалу это было непривычно, иногда даже доставляло беспокойство: Шанук оказался ревнив и не хотел пускать Шочикель на ложе к Уман Ик’Чилю, по-всякому отпугивал её, так, что женщина убегала в слезах. Пришлось Уман Ик’Чилю уговаривать своего науа, убеждать, что нельзя пренебрегать обязанностями мужа, иначе богиня Иш-Чель, покровительница семьи, может оскорбиться и жестоко отомстить. Шанук, в конце концов, послушал и не стал больше препятствовать Шочикель. Хоть и выражал недовольство: каждый раз, как жена приходила к Уман Ик’Чилю, перья ковров начинали сердито шуршать…

Урожай за урожаем… Постепенно Уман Ик’Чиль настолько свыкся с постоянным присутствием Шанука, что стал думать «мы» вместо прежнего «я», а потом и вовсе – забывать то время, когда они были не вместе.

Дожди за дождями… Шочикель родила ему третьего сына. Народ его процветал и был всем доволен. И власть Красного Ягуара простиралась на земли, о которых и не слышали его предки.

Ветры за ветрами… Когда прошло его время, и сила оставила его, Уман Ик’Чиль не захотел для себя ни украшенной драгоценностями усыпальницы, ни погребальной маски из нефрита. Однажды на рассвете он покинул дворец и Чак’Балам, и тайными тропами ушел в сельву… Говорят, у одного народа на холодном Севере есть такой обычай…

Сильный добьётся победы. Смелого не покинет удача. Мудрый обретёт знание. Решительный пойдёт по прямому пути. А щедрому – улыбнётся счастье. Всё в мире устроено правильно.

…Он шел на восход, туда, где занималась заря цвета крови. Непроходимые заросли расступались перед ним, а яркокрылые бабочки – глаза предков – кружили, указывая путь. И каждый его шаг становился легче, и уже видел он впереди Великое Дерево, в тени которого достойные обретают радость и покой. Скоро он придёт туда. В краю, где исполняются желания, он не захочет ни дворцов, ни садов. Только маленький шалаш у реки.

– А первым делом, – улыбаясь, говорил он тому, кто шел рядом с ним, – мы пойдём на реку и поймаем рыбу. Да. Большую рыбу.

И тот, кто шел рядом с ним, улыбался в ответ.

© Copyright: Дэви Дэви, 2009

Спасибо, что скачали книгу в